Глава I. «ЗРИ В КОРЕНЬ!»[601]
Итак, что же все-таки означает все вышеизложенное?!
Одним из первых ознакомившийся с содержанием мемуаров Жукова ближайший соратник Сталина Вячеслав Михайлович Молотов, как уже отмечалось, заметил, что «Жуков снимает с себя ответственность за начало войны, но это наивно. И не только снимает, он путается»! А потом, имея в виду прежде всего байку Жукова о том, что-де Сталин «назначил» украинское направление главным для вермахта, добавил, что этого не было и потому «тем более на Жукова надо осторожно ссылаться…»
Правильно, как не быть более осторожным при ссылках на Жукова, если он путается? А попутно запутывает и других, но при этом пытается снять с себя ответственность за такое трагическое начало войны, за тот «безграмотный сценарий» вступления в нее, который он на пару с Тимошенко незаконно протащил в жизнь ценой таких немыслимо гигантских потерь!
Да и как ему было не путаться, коли он прекрасно осознавал, — во всяком случае в момент «написания» мемуаров точно осознавал, иначе не «петлял» бы как заяц, — что трагедия 22 июня 1941 г. грянула в точном соответствии с положениями концепции пограничных сражений Тухачевского, в точном соответствии с планом поражения, который разработали Тухачевский и К° (особенно в части, касающейся определения направления главного удара вермахта) и при полной подмене основополагающего принципа обороны, указанного в официально действовавшем плане отражения агрессии, т. е. «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г., а также и самого замысла этого плана!
…Один малейший штрих, и вам сразу станет понятно, как он «путался» — сознательно ведь путался…
Концепция Тухачевского называлась «концепция пограничных сражений» — именно под этим названием она фигурирует в его трудах.
Что сделал Жуков? А попросту взял и изменил название, и, посыпая голову со страниц своих мемуаров якобы пеплом покаяния, использовал термин «приграничные сражения»!
Вроде бы мелочь. Казалось бы, кому какая разница — пограничные ли или же приграничные сражения?!
Жуков «писал» свои мемуары (писал — потому что за него писали) в середине — во второй половины 60-х годов прошлого столетия. А в СССР, еще в 1964 г., т. е. на излете хрущевской «оттепели», были изданы труды Тухачевского, которые, естественно, разошлись в первую очередь среди военных. Не менее естественно, что были они и у Жукова, и у тех, кто за него писал мемуары.
Вот именно тогда-то, судя по всему, ему и подсказали, что лучше сменить термины — вроде бы и мелочь незаметная, даже для военных (в середине 60-х гг. действительно оперировали термином «приграничные сражения»), а все ж — подальше от «трудов» Тухачевского… А то, не ровен час, и ассоциации могут возникнуть!
А они и не могли не возникнуть, едва только стали пошире приоткрывать архивы — все, что есть в открытых для историков архивах и источниках, широко использовано на страницах этой книги. На то, что он сознательно шел на такие шаги, указывает и следующее: заговорив с середины 60-х гг. прошлого века о своем т. н. «гениальном плане» от 15 мая 1941 г., Жуков ни разу не вышел в этих байках за пределы жанра приватно распространяемых слухов на эту тему. И тактически, и стратегически ход был точно выверен — подсказчики были явно профессионалы в пиаре. Тактически ход был верный потому, что «аромат» и «шарм» приватных бесед с четырежды Героем Советского Союза, маршалом, который принимая Парад Победы, действовал безотказно, как самый настоящий наркотический дурман, напрочь отшибавший даже тень намека на осмысленное восприятие такой байки. Ни в одном случае рассказов об этой байке Жукова нет даже и иллюзорной тени намека хотя бы на профанацию осмысления того, что он говорил. Зато вовсю педалируется то, как Сталин якобы чуть башку не снес Жукову и Тимошенко за «гениальный» план! За что?! За никогда не докладывавшийся ему документ?!
Стратегически же ход был верным, потому как Жуков понимал, что, во-первых, после смещения Хрущева слишком много и открыто нападать на Сталина, тем более нагло лгать уже нельзя. Во-вторых, именно поэтому-то центр тяжести в байке был смещен на тезис о превентивном ударе — о направлениях этого удара он помалкивал, ибо это опять-таки прямая дорога к ассоциациям с «Планом поражения» Тухачевского. Ведь т. н. «южная логика» из т. н. «гениального плана» от 15 мая 1941 г. (а также от 11 марта) бьет фонтаном «стратегического мышления» «Плана поражения» Тухачевского! Жуков и те, кто за него писал мемуары, явно знали это!
При таких обстоятельствах только и оставалось, что приватно распространять слухи о якобы глупом Сталине, который чуть не посшибал «светлые головы» Жукова и Тимошенко за гениальный план. И никто из слушавших эту байку непосредственно из уст самою Жукова так и не призадумался над тем, а на кой же лях он ее распространял? Даже тогда, когда сам Жуков случайно, но открыто признал фактически преступность этого плана, заявив, что ежели, паче чаяния, санкция на его реализацию была бы получена, РККА была бы немедленно уничтожена.
Вот ведь в чем корень вопроса-то, ответ на который будет дан чуть ниже.
Что касается, например, подмены и основополагающего принципа обороны, и даже самой сути замысла официально действовавшего плана отражения агрессии, т. е. «Соображений…» от 18 сентября 1940 г., то, пожалуй, лучше и убедительнее, чем это сделал генерал М. А. Гареев, автору не проиллюстрировать. В одной из своих статей о войне главный военный историк современной России опубликовал таблицу «Задачи приграничным округам (фронтам) к 22.06.1941 г.», равной которой по убедительности показа процесса подмены едва ли можно сыскать в современной литературе (и да простит великодушно генерал Гареев автора книги за отдельные уточняющие включения в его таблицу и примечания к ней — все они отделены от текста Гареева жирным курсивом)[602].
Видите, как исчез принцип «активной обороны» и «активных действий по сковыванию сил противника», но появился принцип «жесткой обороны» в обличье «упорной обороны укреплений на госгранице»?! На самом же деле он появился уже 10апреля 1941 г. — об этом говорилось еще в главе III первого раздела.
Видите, как исчезла задача прочного прикрытия Минского (а следовательно, и в целом Белорусского) направления, поставленная Шапошниковым сразу двум округам?!
…Забегая вперед, следует отметить, что десятилетия спустя после трагедии 22 июня 1941 г. несусветно чудовищной ложью в адрес славного ГРУ Жуков обвинит военную разведку за то, что он, видите ли, по ее вине проморгал самый мощный удар гитлерюг, который наносила ГА «Центр», — т. е. на Белорусском направлении!
ГРУ, видите ли, что-то там недосмотрело в Польше! Гитлерюги знали, что Жуков знает о ГА «Центр» и направлении ее главного удара, а Жуков — нет?!
А ведь именно катастрофа Западного фронта, к глубокому сожалению, и предопределила появление нацистских супостатов едва ли не у стен Кремля…
Видите, как изменился характер задач? И, обратите на это особое внимание, название-то таблицы Гареева «Задачи приграничным округам (фронтам) к 22.06.1941 г.» — т. е. название перечеркивает его же примечание, что-де директивы по плану от 15 мая 1941 г. не доводились!
Самим названием таблицы генерал Гареев фактически признает, что такие задачи действительно стояли! Вывод тем более верный, если учесть все выше уже цитировавшиеся его (а также его коллег) «критические стрелы» в адрес военного планирования того времени, особенно по части отсутствия задач по стратегической оборонительной операции, особенно на Западном направлении!
И, наконец, видите, как при совершенно очевидной, но ничем не оправданной ставке на выстраивавшийся «узкой лентой» статический фронт изменились акценты по направлениям?!
Чтобы легче было уяснить это обстоятельство, привожу схемы контрнаступления по плану от 18 сентября 1940 г. (в северном варианте; одновременно, еще раз подчеркиваю, что оно планировалось после отражения и сдерживания первого удара, но, главное, по сосредоточении основных сил наших войск) и немедленного встречно-лобового контрнаступления с ярко выраженным «южным акцентом» в вариантах от 11 марта и 15 мая 1941 г.
Видите разницу в направлениях сосредоточения сил?! Парадоксально, но факт, что знавший обо всем этом Маршал Советского Союза А. М. Василевский (напоминаю, что перед войной он был заместителем начальника Оперативного управления Генштаба, т. е. входил в руководство главного «мозгового треста» ГШ) через два десятилетия после Великой Победы в так и не опубликованном при его жизни интервью от 2 августа 1965 г. (о нем говорилось еще в главе I раздела 1) написал следующее: «… Не в запоздалой разработке планов прикрытия надо обвинять Генеральный штаб, а в тойсерьезнейшей ошибке, которая была допущена в оперативном плане и своевременно не была исправлена при решении вопроса о порядке действительно надежного прикрытия наших границ от внезапного и мощного удара врага в условиях той военной обстановки, которая сложилась для нас в первой половине 1941 г.»[603]
Прекрасно, что один из выдающихся асов отечественного Генштаба затронул вопрос о некоей серьезнейшей ошибке в вопросе о порядке действительно надежного прикрытия наших западных границ.
Прекрасно, что адекватно фактам он откровенно увязал время жития этой ошибки с конкретными хронологическими рамками первой половины 1941 г., что означает период, когда Генштабом «рулила» «органическая ненависть» Жукова к штабной работе. Во всяком случае теперь абсолютно ясно, почему Жуков «зарубил» это интервью в своем ответе на запрос Политбюро ЦК КПСС…
И тем не менее, не слишком ли уж мило получается-то?! Ведь ни суть этой серьезнейшей ошибки Василевский не назвал, ни время ее происхождения — то, что он ограничил время ее жизни первым полугодием, оно, конечно, хорошо, но ведь это еще не исчерпывающий ответ!
Ведь в мемуарах-то своих он описывает все это следующим образом: «…В феврале — апреле 1941 г. в Генштаб вызывались командующие войсками, члены военных советов, начальники штабов и оперативных отделов Прибалтийского, Западного, Киевского особых и Ленинградского военных округов. Вместе с ними намечались порядок прикрытия границы, выделение для этой цели необходимых сил и формы их использования»[604].
В переводе с генштабовского на простой язык это означало, что вопросы оперативного построения войск обсуждались, так сказать, приватно, устно, тет-а-тет…
Форма решения таких вопросов не запрещенная, наоборот, вполне естественная. Только вот почему после войны, особенно после смерти Сталина, выясняется, к тому же в духе известной по фольклору «загадки» о том, что же мешало танцору, что обвинять надо Генштаб в какой-то серьезнейшей ошибке, которая не была исправлена своевременно, причем срок жизни этой ошибки строго ограничивается первым полугодием 1941 г.? А дата ее рождения? А кто родители»?..
Ведь по официальным-то бумагам все было гладко, однако после войны, после смерти Сталина, вдруг выясняется, что вопреки требованиям того же Сталина (от 18 ноября 1940 г.) — о создании могучи заслонов вдоль границ, а не на флангах, в ближнем, а не в ближайшем тылу, было выстроено некое подобие статического фронта «узкой лентой», и трагедия 22 июня 1941 г. произошла в дырках от бубликов вместо могучих заслонов, а сами они почему-то оказались не вдоль границ, а где-то на флангах. Да к тому же не там, где они должны были бы быть, если исходить из данных разведки.
Почему уважаемый Александр Михайлович избежал упоминания того, что только с 14 мая 1941 г., т. е. после того, как 13 мая Сталин санкционировал выдвижение войск из внутренних округов ближе к границе, в западные округа были направлены директивы внешне однозначно оборонительного характера?
Кстати, Жуков и того хлеще сделал. Упомянув о том, что с 13 мая было санкционировано выдвижение войск из внутренних округов, он тем не менее продолжал приватное распространение байки о том, как Сталин едва ли не доложил ему о своей переписке с Гитлером, факт чего Георгий Константинович умышленно перенес на 13 — 14 июня, хотя на самом-то деле, как то и было показано еще в главе I первого раздела, это произошло именно в мае 1941 г.
Но, распространяя эту байку, Жуков даже в ретроспективе не заметил, что тогда, в 1941 г., уже на следующий день за его же подписью в западные округа полетели директивы однозначно оборонительного характера, аж вплоть до указания о разработке мер на случай вынужденного отхода!
Однако при всем том, что оборонительные-то они оборонительные, тем не менее им же милостиво разрешалось, правда, только «при благоприятных условиях быть готовым, по указанию главного командования нанести стремительные удары для разгрома группировок противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей»![605] И при этом вызывающее акцентирование, что-де именно «всем обороняющимся войскам и резервам…» быть готовым к этому?![606] А какие еще у нас были войска, если по официальному-то? Только ведь обороняющиеся. Ведь по официальному плану готовились к отражению агрессии, из-за чего он в обиходе так и назывался, и, следовательно, войска обороняющиеся — тут мудрить нечего.
Тогда на кой же лях потребовалось такое несуразное подчеркивание? А вот на тот самый, что Рокоссовский указал в жестко купированных цензурой частях своей рукописи — для документального оправдания, ежели чего, особенно если молчаливые, но крепкие мужики с суровыми лицами прядут «нежно брать под микитки»…
Так что же выходит-то, что если нельзя, но шибко хочется, то можно? Выходит, что именно так! Обратите внимание вот еще на что. Сталин умышленно знакомит начальника ГШ с материалами своей переписки с Гитлером, дабы наглядно показать тому же Жукову, что война — вот она, грянет через месяц, и потому еще загодя дает санкцию на выдвижение войск из внутренних округов, а этот же прямо на следующий день и в точном соответствия с положениями концепции Тухачевского «выстреливает» совместно с Тимошенко директивы округам о необходимости быть готовым к немедленному встречно-лобовому контрнаступлению!
Причем в таком четком соответствия с концепцией и даже планом поражения Тухачевского «а-ля доктрина Дуэ», особенно для КОВО (№ 503862/сс/ов от 14.05.1941), что аж дух захватывает:авиации разрушить ж. д. мосты и узлы в Катовице, Кельце, Ченстохово, Кракове и, кроме того, действиями по группировкам противника нарушить и задержать сосредоточение и развертывание его войск, а войскам 5-й, 6-й, 12-й и 26-й армад КОВО в это же самое время предписывалось организовать оборонительные рубежи от западной границы и вплоть до Днепра!
Абсолютно точно по доктрине Дуэ, как ее скопировал для своих «нужд» Тухачевский — пока своя авиация долбает противника с воздуха, свои сухопутные войска в статическом фронте «узкой лентой» держат якобы жесткую оборону! Именно то, что и зафиксировал в рукописи своих мемуаров Рокоссовский, да цензура повырезала… «Правильно», что повырезала — видите, какой вывод получается при самом элементарном знании…
И вот после таких директив, опять-таки на следующий день, т. е. 15 мая 1941 г., Тимошенко с Жуковым якобы сунулись к Сталину со своим «гениальным планом»? Да за дураков, что ли, держали товарищи маршалы всех граждан СССР?!
Если беседы в Генштабе устные, приватные и вроде бы по делу, т. е. о прикрытии и обороне, а директивы письменные тоже вроде бы оборонительные, то, спрашивается, какого же черта, вплоть до конца мая — начала июня в прямом смысле поголовно все западные округа едва ли не до умопомрачения отрабатывали на всевозможных командно-штабных учениях разного уровня т. н. наступательные операции, которыми и планировалось отражать агрессию нацистских супостатов?! Неужели один пишем, два в уме, а три — за пазухой?! Да, именно так!
Вспомните хотя бы уже приводившиеся выше примеры по Прибалтийскому округу. Взглянем на них с позиций «один пишем, дав в уме, а три — за пазухой» Посмотрите, что получается.
В феврале 1941 г. в 8-й армии ПрибОВО, к примеру, проводится командно-штабное учение на тему «Оборонительная операция фронта с последующим переходом в наступление для уничтожения противника при равенстве сил и средств»[607]. Вроде бы план Шапошникова еще действует, ибо тема этих учений ему соответствует.
Однако уже в марте 1941 г. во время сбора комсостава в той же 8-й армии «отрабатывались вопросы организации прорыва укрепленной полосы, ввода в прорыв механизированного корпуса»[608], в апреле — полевая поездка на тему «наступательная армейская операция»[609].
14 мая 1941 г, за № 503920/сс/ов в ПрибОВО поступает директива сугубо, казалось бы, оборонительного характера, которую командование округа должно выполнить и к 20 — 30 мая отчитаться перед Генштабом за ее исполнение, т. е. представить план прикрытия и обороны, в т. ч. и противовоздушной. Если директива самого Генштаба, значит, «аллюр три креста» исполнять!
Как бы не так! Та же 8-я армия того же ПрибОВО занята отработкой на штабных учениях «варианта контрудара в тильзитском направлении»![610] И когда?! Чуть ли не в прямом смысле накануне нападения гитлеровской Германии![611]
Зато когда Генштаб с санкции Сталина приказывает вывести ближе к границе дивизии из глубины округов, причем только «в целях повышения боевой готовности», в мехкорпусах этого же округа объявляют (обратите внимание) в 23.00 16 июня — это что же, 4 дня директива шла до округа?! — уже полную боевую готовность, но затем ждут еще фактически два дня и под ночь на 19 июня, наконец, покидают места постоянной дислокации…
А если сие не связано с тем указанием от 12 июня, то чем тогда вызвано это странное объявление боевой готовности в этих МК? Ведь судьбами МК распоряжался Генштаб. Но тогда как понять приказ Военного Совета ПрибОВО от 15 июня 1941 г. об объявлении боевой готовности? Это-то откуда взялось?! Если с ним связано объявление боевой готовности в этих МК, то что это за боеготовность, если приказ самого Военного Совета исполняется только но следующий день, да и то под ночь на очередные сутки»?!
Покидают только после того, как опять-таки с санкции Сталина 18 июня было дано прямое предупреждение о нападении в ближайшие дни и о необходимости привести войска в боевую готовность!
Итого: 12 июня разрешено только «в целях повышения боевой готовности» начать выдвижение из глубины округов, но только 16-го спохватываются, да с явным перегибом — объявляется полная боевая готовность, потом два дня сбор в поход (и это боевая готовность мехкорпуса?!) и только к исходу второго дня после объявления боевой готовности двинулись в путь! Вы что-нибудь поняли?!
А в это же время в стрелковых войсках того же округа ситуация и того «веселей»: получив еще 14 мая 1941 г. директиву о необходимости разработки планов обороны госграницы и ПВО со сроком исполнения к 20 мая, в этом округе изволили спохватиться лишь после санкционированной Сталиным директивы ГШ, т. е. только с 18 июня, и, наконец, приказали командирам стрелковых дивизий разработать планы обороны своей полосы (интересно, все-таки, а полосы-то были «нарезаны»?)![612] А это как понимать?! Извините, но это похуже бардака! И это действительно было похуже бардака, потому что в то время, как командирам стрелковых дивизий приказывается разработать планы обороны отведенных им полос, саперным же частям округа командование ПрибОВО отдает приказ о подготовке средств для устройства переправ через реки, особенно через Неман[613]. Но ведь Неман — пограничная река: там гитлерюги — здесь мы! Выходит, что одной рукой дается приказ на оборону, другой же, причем одновременно, на подготовку к немедленному контрблицкригу! И при всем при этом также приказывается подготовиться к уничтожению всех мостов![614] Попробуйте разобраться в этом «тройственном стандарте» мышления командования округа! Если, конечно, это мышление, а не «мышление» в духе горбачевщины пополам с яковлевщиной, или того хуже…
…Мы столь часто задевали вопрос, были ли «нарезаны полосы обороны, что пора и ответить. А вот и ответ — черта лысого не желаете ли?! Фактически во всех округах полосы обороны не были нарезаны, и соответственно не было и реалистичных планов обороны!
Свидетельствует бывший командир 28-го стрелкового корпуса 4-й армии ЗапОВО, впоследствии генерал-полковник В. С. Попов: «План обороны государственной границы до меня, как командира 28-го стрелкового корпуса, доведен не был» (ВИЖ. 1989. № 3. С. 65).
Если план обороны государственной границы не был доведен до командира не просто абы какого-то стрелкового корпуса, а того самого 28-го стрелкового корпуса, что накануне войны был дислоцирован прямо на берегу р. Западного Буга, то это означает, что и на уровне корпуса никто полосы обороны не «нарезал»! А что же говорить о стрелковых дивизиях — они-то рангом ниже, чем корпус!
Вместо этого там же 21 июня проводилось командно-штабное учение на тему «наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды» (см.: Сандалов Л. М. Первые дни войны. М., 1989. С. 41. В связи с этим вновь обращаю внимание на то обстоятельство, что практически невозможно различить системы подготовки к блицкригу как таковому и к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, особенно если генералитеты обеих армий воспитаны и обучены на одной и той же доктрине).
Кстати говоря, не обращайте внимания на то, что приведенный пример относится к ЗапОВО — подобный преступный бардак царил во всех приграничных округах.
Попутно прошу обратить внимание на следующее: В. С. Попов написал об этом 10 марта 1953 г. Что за этим скрывается — см. в конце книги…
Но до высшей степени маразм «тройного стандарта» в этом же округе дошел в вопросе о минировании.
По приказу командующею округом от 18 июня 1941 г. войска обязали произвести… «заготовку» (дров, что ли?) противотанковых мин перед передним краем с таким расчетом, чтобы по особому приказу минное поле можно было бы установить в течение 3 часов![615] Ну и кого же объегорить-то собирались? Ведь это же означает, во-первых, прямое неисполнение директивы ГШ от 14 мая — там прямо говорилось о мерах по заблаговременному минированию и созданию противотанковых заграждений (включая и противотанковое минирование). Во-вторых, и это самое главное, в этом округе, как, впрочем, и в других, вопреки всем официально действовавшим документам по обороне Отечества, совершенно однозначно продолжалась, и ведь не без благословения Жукова и Тимошенко, полностью незаконная подготовка к столь же полностью незаконному немедленному встречно-лобовому контрнаступлению в формате контрблицкрига типа а-ля Тухачевский! Иначе эту дурь с «заготовкой» противотанковых мин с трехчасовым сроком их установки расценить просто невозможно![616]
Противотанковое заграждение, включая и минирование, снимают или вообще не ставят только перед какими-то наступательными действиями, то есть в данном случае четко готовились к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу. Выйдет — хорошо, не выйдет — авось за три часа заготовленные (как дрова!) мины успеем расставить! А на случай чего, особенно ежели придут мужики из Особого отдела, — так вот, бумажка есть, мы все предусмотрели, но то ли солдатики оплошали (у генералов-то ведь только солдатики всегда виноваты!), то ли супостаты шибко резво наступали и не дали, гады окаянные, мины-то поставить, а то бы мы их… у-ух!
В свете изложенных фактов о ПрибОВО разве можно удивляться тому, что, менее чем за три недели ликвидировав сопротивление РККА на северо-западном направлении, войска ГА «Север» вермахта оказались вблизи Ленинграда?
Именно тогда Сталин и задал Молотову вопрос: «Не кажется ли тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке?»[617]
Между тем подобная, с позволения сказать, «подготовка» к отражению агрессии могла происходить только с прямого, но негласного благословения Тимошенко и Жукова!
Подобное действительно творилось во всех западных округах. К примеру, в КОВО командармам 5, 6, 26 и 12-й армий еще 5 февраля 1941 г. приказом командующего округом № А/009 было предписано в первом полугодии отрабатывать только наступательные операции, что они и делали[618]. В марте — апреле — учения стрелковых корпусов на тему «Наступательная операция», на 7— 10 мая во Львове была запланирована фронтовая наступательная игра под руководством командующего округом генерала Кирпоноса (гитлерюги, между прочим, уже пару месяцев, как расшифровали подобные намерения нашего командования, в т. ч. и для Львовского выступа)[619].
Но вот из Генерального штаба 14 мая поступает вроде бы однозначно оборонительного характера директива № 5038627сс/ов, и что же, вы думаете, произошло в округе?! А ничего, — как готовились к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, так и продолжили то же самое: 12 — 17 мая командно-штабные учения армий и корпусов — опять-таки по отработке наступательной опереция, 25 — 30 мая — то же самое[620].
И только явно для отмазки в случае чего был составлен и утвержден план подготовки армейских управлений по управлению армейской оборонительной операцией с устройством полевой обороны с предпольем и с последующим переходом в контрнаступление[621]. Судя по тому, что произошло 1 июня 1941 г., это была ширма для иного…
1 июня 1941 г. начальник Генерального штаба РККА генерал армии Жуков по поручению наркома обороны маршала Тимошенко устроил разнос командующему КОВО генералу Кирпоносу, направив ему директиву следующего содержания: «1. Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими частями не занимать. 2. Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно отменить. Исполнение проверить и донести к 16 июня 1941 г. Жуков»[622].
Бдительные антисталинисты во всем клеймят за это якобы «вездесущего провокатора» Берию, который, видите ли, «подливал масла в огонь», поскольку, опираясь на соответствующий доклад начальника погранвойск НКВД Украины генерала Строкача, Лаврентий Павлович доложил об этом вопиющем факте Сталину, вследствие чего и произошел разнос[623].
Премного вам благодарны, «уважаемые» господа антисталинисты! Безмерной алогичностью своих клеветнических нападок на Сталина и Берию вы в первозданном виде сохранили одно из серьезнейших доказательств того, что подготовка к немедленному — по факту нападения — встречно-лобовому контрблицкригу действительно имела место и действительно негласно, с соблюдением мер маскировки и дезинформации высшего руководства СССР, а следовательно, незаконно и умышленно втайне, особенно от Сталина!
Потому как, если бы Сталин был в курсе планировавшегося дуэтом Тимошенко — Жуков немедленного встречно-лобового контрблицкрига и, тем более, если бы он сам же лично и одобрил заранее такай план, а Берия, которому подчинялись погранвойска, знал бы об этом плане по должности, ибо в этом вопросе без него нельзя было что-либо делать, то ни при каких обстоятельствах разнос по поводу занятия войсками КОВО предполья не состоялся бы!
Кстати говоря, обратите внимание, что этот фокус с предпольем был осуществлен именно в КОВО, на который согласно незаконно протащенному в жизнь «безграмотному сценарию вступления в войну» и возлагалась задача нанесения главного удара в рамках немедленного встречно-лобового контрблицкрига! Заметьте и то, что именно КОВО среди трек основных западных округов первым начал готовиться к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, по утвержденному его командующим плану № А/009 от 5 февраля 1941 г. А ведь еще не было даже «предшественника» гениального» плана от 15мая 1941 г. — такою же плана от 11 марта 1941 г.
Более того, учитывая, что 11 июня аналогичные строгие предупреждения о недопустимости занятия предполья без специального разрешения были направлены также и командующим других западных приграничных округов, то тем более выходит, что ни Сталин, ни Берия (как глава погранвойск) не были в курсе того, что негласно замышляло военное командование — от Тимошенко и Жукова до командующих округами!
В данном случае важна в первую очередь реакция и принципиальная позиция даже не столько Сталина, сколько Лаврентия Павловича Берии, которому тогда подчинялись все погранвойска.
Дело в том, что предполье — это для вояк, а вот для пограничников — это погранзона, т. е. строго режимная территория сугубо их ответственности, за которую они отвечают в прямом смысле головой. На то и пограничники.
Войти же в эту зону в мирное время войска регулярной армии могли только при наличии прямой согласованности таких действий между высшим командованием погранвойск, в данном случае Л. П. Берией, и высшим командованием РККА, в данном случае Тимошенко и Жуковым, т. к. они обязаны были точно указать, в каких конкретно местах регулярные войска должны войти в предполье, ибо обычно в таких случаях необходимо снимать погранзаграждения, а то и погранохрану. Причем согласованное между указанными этими двумя «силовыми» ведомствами решение должно было быть еще одобрено также и высшей государственной инстанцией, в данном случае И. В. Сталиным, как главой, с 6 мая 1941 г., Правительства СССР, ибо выход частей собственной регулярной армии на линию государственной границы в мирное время есть вопрос высшей международной политики! И вояки, ко всему прочему, должны были представить не вызывающее никаких сомнений обоснование целесообразности такого выдвижения войск в предполье.
А вот этого-то как раз и не было — был только «план подготовки армейских управлений по управлению армейской оборонительной операцией с устройством полевой обороны с предпольем и с последующим переходом в контрнаступление».
Вот под завесой этою плана Кирпонос и полез в предполье, да бдительный Строкач своевременно помешал несанкционированным действиям вояк, а Берия доложил Сталину…
А теперь обратите внимание на то, что же сделал Жуков, причем явно с ведома Тимошенко. Устроив 1 июня Кирпоносу вроде бы разнос за несанкционированный выход в предполье и потребовав немедленно отменить все распоряжения на эту тему, Жуков милостиво разрешил донести об исполнении его же директивы аж 16 июня 1941 г., т е. через 16 дней! Требует немедленно отменить все распоряжения по выходу в предполье, а об исполнении донести аж через 16 дней?! Как вы думаете, что это означает? А ничего, кроме того, что Жуков разрешил — с ведома Тимошенко — оставить войска КОВО в предполье до 16 июня, потому как на начало июня все еще «плыла» информация о том, что гитлерюги нападут вроде бы 15 июня.
А ежели и впрямь супостаты нападут 15 июня, то тогда аккурат с предполья КОВО и рванет в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг! И кто потом будет выяснять, исполнял ли Кирпонос директиву ГШ от 1 июня и донес ли об исполнении к 16 июня? Сами понимаете, что никто, особенно в случае все еще грезившейся дуумвирату Тимошенко — Жуков победы в контрблицкриге…
Явно с ориентацией на все еще «плывшую» тогда информацию о 15 июня как о дате нападения в этот же период решался и вопрос о переходе погранвойск в подчинение полевому командованию Красной Армии. К середине июня вопрос был согласован и при наличии одобрения Сталина Берия передал соответствующий приказ в подчиненные ему погранвойска — к 16 июня они уже располагали им. Как отмечалось выше, погранвойска могут перейти в подчинение полевому командованию регулярной армии только в оборонительных боях (в случае наступления, тем более с пересечением госграницы, пограничники остаются на линии госграницы и выполняют свои основные функции плюс задачи по охране тыла, поскольку это военное время).
А теперь сравните: Сталин в Берия решают вопрос о погранвойсках указанным образом, а к 16 июня пограничникам уже поступает такой приказ, а дуумвират Тимошенко — Жуков милостиво разрешают Кирпоносу сидеть в предполье аж до 16 июня (подчеркиваю, что 16 дней срока для исполнения немедленного приказа по-другому не расценить).
И в итоге выходит, что Сталин и Берия четко ориентировались на оборону, а дуумвират — на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг! (Уж не потому ли в послевоенное время, особенно после смерти Сталина, Жуков так взъелся на Берию? Да и не только он один, а многие маршалы и генералы.)
О том, что высшее советское руководство, т. е. прежде всего сам Сталин, никоим образом не помышляло ни о каких контрблицкригах, тем более немедленных, в т. ч. и встречно-лобового формата, свидетельствует и дальнейшее развитие этого сюжета.
10 июня 1941 г. Жуков вынужден был направить командующему КОВО генералу Кирпоносу телеграмму: «Донесите для доклада народному комиссару обороны, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такие действия могут немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чреваты всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение»[624].
Вот как?! А то не знали Тимошенко и Жуков, кто отдал такое самочинное распоряжение и на каком основании? Такие передвижения в округе возможны только по приказу командующего округом!
Сравните теперь: 1 июня тот же Жуков приказывает вывести войска КОВО из предполья, причем немедленно, но об исполнении доложить к 16 июня, а 10 июня — еще более грозная телеграмма и тоже с требованием немедленно прекратить это самочинство.
Это что же, выходит, если бы Сталин не «намылил холку» Генштабу и НКО, то они так бы и ждали до 16 июня?! Именно так! Но Сталин был Сталин, и уже 11 июня Жуков вынужден был направить аналогичную директиву командующим другими округами! А это еще более убеждает в том, что ни к каким контрблицкригам лично Сталин не готовился!
И вот еще что: разве нельзя было Жукову указать то же самое в телеграмме от 1 июня? Надо было обязательно ждать пинка из Кремля, чтобы разродиться такой же телеграммой в адрес всех командующих западными округами?
Но вот ведь в чем все дело — выше была приведена сварганенная Жуковым и рядом «толкователей» его лживых баек (например: Светлишин Н. А. Крутые ступени судьбы. Хабаровск, 1992. С 55— 56; газета «Красная Звезда» от 19.06. 2001 и т. п.) мифологическая версия того события.
Говора о факте рассылки 10 июня 1941 г. столь разносной шифровки, Жуков утверждал, что-де в тот день его и Тимошенко вызвал Сталин и в присутствии Берии якобы в крайне резких формах отчитал за то, что произошло в КОВО.
Берия действительно 10 июня 1941 г. был у Сталина — с 22 ч. 30 мин. до 00 ч. 15 мин, однако именно в этот момент там не было Жукова, как, впрочем, не было его у Сталина в течение всего 10 июня. У Сталина он был только 11 июня, но в тот день там и близко не было Берии!
Тогда в чем же дело? А в том, что попытки вывода войск в предполье действительно носили негласный характер и проистекали из «безграмотного сценария вступления в войну», диктовались им. Однако и Жуков, и Тимошенко явно опасались, что за эти стратегические художества их могут взять за очень чувствительное место — отсюда и идиотская ситуация: одной рукой дается распоряжение топать в предполье, другой — наоборот, немедленно смыться оттуда. Последнее в сущности являло собой алиби, ежели крепкие, но молчаливые мужики из контрразведки придут их вязать…
Но и это еще не все. Стремление рвануть в незаконный, немедленный встречно-лобовой контрблицкриг в соответствии с негласно протащенным «безграмотным сценарием вступления в войну» было столь велико, что начальникам приграничных УРов 9 июня все-таки был отдан приказ занять предполье по всей западной границе. Вот тут то и случилась осечка — 10 нюня 1941 г. Берия действительно побывал у Сталина и доложил об этом факте. Осечка не могла не случиться, потому что прежде всего сам Сталин ни в какие немедленные встречно-лобовые контрблицкриги и уж тем более блицкриги не стремился, а наоборот, на каждый микрон возрастания угрозы нападения стремился ответить ювелирно адекватно, в т. ч. и филигранно точно. В тот момент еще не было зафиксировано начало выдвижения войск вермахта на исходные для нападения позиции — читатели едва ли успели забыть, что первоначальные данные погранразведки на сей счет увязывали начало этого процесса с 13 июня 1941 г.
То есть в ситуации того крайне сложного и противоречивого времени вывод передовых частей РККА в предполье запросто мог быть истолкован как однозначное свидетельство того, что СССР изготавливается для нападения на Германию. В том-то и состояла провокационная суть этого приказа от 9 июня — ну прямо как то и предусматривал в своих теориях германский теоретик и практик фон Лееб еще в книге «Оборона» (1938 г)! Жуков, понятное дело, таких мудреных книг не читал — он и сводок-то да аналитических записок ГРУ не читал, ему то, видите ли, не нужно было!
Но даже не читая ничего подобного, приказам от 9 июня о занятии приграничных УРов по всей западной границе, а они находились именно в предполье, он фактически создал ситуацию, о которой мечтали все гитлерюги, начиная с фон Лееба — спровоцировать намеченную жертву очередной агрессии на некие действия, которые легко можно было бы представить как агрессивные по отношению к Германии, а вывод передовых частей РККА в предполье давал обильную пищу для всякого рода инсинуаций на эту тему, а вот свои, изначально только агрессивные действия выставить уже как сугубо оборонительные, в т. ч. и при фактическом нападении, т. е. оправдать их тем, что-де вынуждены были превентивно защищаться (в конце концов Гитлер так и сделал, хотя и бездоказательно — Сталин все-таки успел лишить его всякой аргументации на сей счет, тем более что ничего подобного сам лично не планировал)!
Однако 16 июня 1941 г. ситуация вокруг этого приказа от 9 июня резко осложнилась — в Москву поступили данные о «миттельшпиле» в переговорах Р. Гесса с англичанами, и Сталину стало известно и о факте подключения к этим переговорам лорда-канцлера Джона Саймона — того самого, что в бытность министром иностранных дел Великобритании еще в 1935 г. гарантировал Гитлеру «зеленый свет» его экспансии на Восток, и о содержании меморандума, который привез Гесс в Лондон. Вот почему Берия на ночь глядя и оказался в кабинете Сталина 10 июня — он докладывал данные разведки! Но одновременно он доложил и полученные им от подчинявшихся ему же пограничников сведения о том, что командование приграничных УРов получили 9 июня приказ занять предполье по всей западной границе.
Вот тут-то Сталин и взорвался — несанкционированный вывод передовых частей РККА в предполье запросто мог взрывным образом резко увеличить весомость аргументов Р. Гесса, который и так откровенно пытался вербовать Англию в союзники против СССР, в т. ч. и для совместного нападения на Советский Союз! Особенно якобы в «оборонительных целях»! Повод-то хоть куда — Советы выдвигают свои войска прямо к линии госграницы (у гитлерюг же, напоминаю об этом еще раз, аналогичное действие было запланировано первоначально на 13 июня 1941 г.)! Ведь никто же не знал— ни в Берлине, ни в Лондоне, ни даже сам Сталин, — что попытка вывода передовых частей Красной Армии в УРы предполья по всей западной границе была обусловлена незаконно и негласно протащенным дуэтам Тимошенко — Жуков «безграмотным сценарием вступления в войну» с помощью немедленного встречно-лобового контрблицкрига!
Соответственно, уже 11 июня Жуков оказался не только в кабинете Сталина, но и действительно вынужден был в тот же день дать соответствующую директиву, запрещающую «самовольный» вывод передовых частей в предполье. «Самовольный» — потому как командующие округами делали это с прямого согласия Тимошенко и Жукова, а не по собственной инициативе. То есть директива от 11 июня их же и выставила не только идиотами, но и провокаторами!
О том, что Сталин действительно не знал, чем на самом деле была вызвана внешне глупая, а в сущности-то очень опасная, провокационная затея с выводом передовых частей в предполье по приказу от 9 июня — вот уж действительно чудом тогда «пронесло» дуэт Тимошенко — Жуков, а то ведь заслуженной расправы было бы не миновать, — подтверждает содержание самой директивы ГШ от 11 июня: «срочно разработать планы вывода и занятия по тревоге Уровскими частями боевых сооружений укрепленного района, а полевыми войсками — сооружений предполья». Подтверждает, потому что здесь указана «технология» выхода в предполье — по тревоге, а ее мог объявить только Сталин как глава правительства! Следовательно, смысл этой директивы им же и был продиктован, когда Жуков навытяжку стоял перед ним 11 июня 1941 г. У самого Жукова на то ума бы не хватило — уж слишком сильна была в нем «органическая ненависть к штабной работе», без пинка из Кремля не мог даже додуматься до того, чтобы обязать командование округами разработать такие планы.
Ну так все-таки, какого же хрена начальники приграничных УРов именно 9 июня получили приказ занять предполье по всей западной границе?[625] Кирпоносу 1 июня за то же самое втык, а 9 июня та же история по всей западной границе? А того самого хрена, что ежели нельзя, но шибко хочется, то можно, но втихаря, негласно, во всяком случае от Кремля, а там — хоть трава не расти! А и в самом деле, как ей расти-то, на костях 27 млн. жизней?
Когда же дали по рукам и запретили лезть в предполье, но той же директивой от 11 июня обязали «срочно разработать планы вывода и занятия по тревоге Уровскими частями боевых сооружений укрепленного района, а полевыми войсками — сооружений предполья», то как вы думаете, чем занялись в округах? Правильно, во-первых, форменным идиотизмом и откровенной профанацией — одним дивизиям командованием округами был определен срок занятия УРов (по тревоге же!) в 30 часов, другим — в 9 часов! Стреляйте, немчики дорогие, сколько хотите, мы вам мешать не будем — «привет пошлем через сутки с лишним, в крайнем случае, не ранее чем через 9 часов) (см.: Сандалов Л. М. Первые дни войны. М., 1989. С. 12).
Во-вторых, разминированием, да так, что едва ли не все мосты через погранреки сохранились! Гитлерюги в своих мемуарах так и не смогли скрыть своего изумления…
А бывший начальник штаба 4-й армии ЗапОВО Л. М. Сандалов — четверть века после трагедии и, к сожалению, в унисон с недобитыми, но по-прежнему изумленными супостатами «недоуменно» вопрошал со страниц своих мемуаров. «А почему, собственно, в полосе 48 армии сохранялось так много мостов через Буг?»[626]
А куда его 4-я армия ЗапОВО собиралась-то? А все туда же, в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг, как и весь Западный особый военный округ! Сам Сандалов в тех же мемуарах, не моргнув глазом, совершенно откровенно написал, что «все предвоенные учения по своим замыслам и выполнению ориентировали войска главным образом на осуществление прорыва укрепленных позиций», что «командно-штабные учения и выходы в поле в течение всего зимнего периода и весны 1941 г., проводились исключительно на наступательные темы», что «в марте — апреле 1941 г. штаб 40 армии участвовал в окружной оперативной игре на картах в Минске», на которой «прорабатывалась фронтовая наступательная операция с территории Западной Белоруссии в направлении Белосток, Варшава», что «в мае 1941 г. уже е войсках 48 армии проигрывались наступательные действия 28-го стрелкового корпуса армии совместно с Пинской флотилией в том же направлении»[627]. Даже на последнюю неделю июня, например, штаб ЗапОВО запланировал очередную игру опять-таки на наступательную тему. Даже на утро 22 июня было запланировано учение подобного типа — «Преодоление второй полосы укрепленного района» (см.: Сандалов Л. М. Первые дни войны. М., 1989. С. 40 — 41, 57).
Вы только вникните в этот без сомнения преступнейший бардак! ! 8 июня объявляется боевая тревога по всей РККА, командующие округами обязаны привести войска в боевую готовность, а тот же Павлов, к примеру, 20 июня вновь просит разрешения на выход в предполье, что ему запретили («Красная Звезда», 24 июня 2001 г.). Тут важно то, что он свое прошение формально увязал с директивой ГШ от 18 июня, а ведь все учения проводились на наступательные темы (учения по контрблицкрига, тем более немедленным встречно-лобовым, тем и характерны, что хрен отличишь их от учений по сугубо наступательным действиям)!
Это уже даже и не преступное бездействие — это попросту откровенный преступный саботаж обороны Родины в особо угрожаемый период! И свой расстрел Павлов заслужил как никто.
Все верно, коли «светлые головы» дуумвирата Тимошенко — Жуков втайне от Правительства, но в соответствии со своим «безграмотным сценарием вступления в войну» умышляли отражать агрессию стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, т. е. немедленным встречно-лобовым контрнаступлением в формате одноименного контрблицкрига! Да к тому же подготавливавшегося в точном соответствии с концепцией пограничных сражений Тухачевского.
Между прочим, и, очевидно, сам того не желая, а, возможно, даже и не подозревая, это же подтвердил в своих мемуарах, например, и другой участник тех мартовских (1941) игр в Минске, где отрабатывалась именно Фронтовая наступательная операция, — командир 3-го дальнебомбардировочного корпуса Н С. Скрипко (впоследствии маршал авиации). В частности, он отметил, что во время этих учений на его корпус была возложена «выброска воздушно-десантного корпуса (в тыл противника. — А. М.) в интересах фронтовой наступательной операции, которая должна была проводиться одним рейсом при прикрытии выброски десанта захватом господства в воздухе![628]
Откройте главу III настоящего раздела и посмотрите сравнительную таблицу «красного» и «коричневого» блицкрига, и вы срезу увидите 100%-ную аналогию между тем, что «придумал» Тухачевский, и сутью этих игр! То же самое вы увидите и в приводившейся выше цитате из докладной Тухачевского Ворошилову еще в 1934 г.[629]
Только при такой подготовке именно к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу мосты обязаны были уцелеть!
Да вот и уцелевший гитлерюга Блюментритг, генерал, между прочим, в полном обалдении от случившегося написал в своих мемуарах (а он, кстати, и наступал 22 июня против 4-й армии ЗапОВО): В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь… И затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила… Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу р. Буг. Переправлялись танки (а переправляться они могли в первую очередь по уцелевшим мостам. — А. М.), наводились понтонные мосты, и все это почти без сопротивления со стороны противника… Не было никакого сомнения, что застали русских врасплох… Наши танки почти сразу же прорвали полосу приграничных укреплений русских и по ровной местности устремились на восток»[630].
Итог этого «чуда — немыслимо гигантские потери в живой силе и ликвидация Западного фронта (быв. ЗапОВО) как такового менее чем за неделю боев…
А суть же «чуда», как уже отмечалась выше, в том, что готовящиеся для немедленного встречно-лобового контрблицкрига войска находятся в состоянии крайней неустойчивости с точки зрения обороны и даже собственного прикрытия.
А уже на это всем своим негативом наложился еще и хорошо известный бардак в этом округе и… катастрофа грянула не только молниеносно, но и в самых коллапсовых формах именно на этом фронте! Какие уж тут чудеса, хотя бы и в кавычках?
Когда же стали разбираться по поводу причин, способствовавших катастрофе Западного фронта, то член Военного Совета ЗапОВО корпусной комиссар А. Фоминых в своей докладной записке от 17 июля 1941 г. указал, что на всех предвоенных учениях «всегда давались задания прорабатывать варианты наступательной операции при явном несоответствии реальных сил. Но откуда-то появлялись дополнительные силы и создавался, по-моему, искусственный перевес в пользу нас. Теперь при анализе совершившихся событий стало ясно, что отдельные работники Генерального штаба, зная, что в первый период войны превосходство в реальных силах на стороне Германии, почему-то проводили и разрабатывали главным образом наступательные операции и только в последнее время (в конце мая 1941 г.) провели одну игру по прикрытию границы, тогда как нужно было на первый период войны, с учетом внезапности нападения, разрабатывать и оборонительные операции»[631].
Как уже отмечалось выше, реального превосходства в силах, тем более такого, чтобы устроить такую трагедию, у вермахта не было, — корпусной комиссар Фоминых тут здорово перегнул палку. Понять его можно — надо же было как-то объяснять происшедшее! Но и сказать, что гитлерюги оказались всего-то искусней в военном деле, он ведь не мог!
Ну и как тут не вспомнить, что тот же нарком обороны Тимошенко еще в октябре 1940 г. заявил: «Мы до того избаловались сверху до низу, что ложно воспитывали себя в обучали бойцов, то есть ложно подготавливали нашу армию для борьбы с врагами. Допускали сплошь в рядом такие условности, которые иначе как преступлением назвать нельзя»![632]
А что, миль пардон, изменилось к 22 июня, и кто в таком случае «преступник, кормившийся условностями»… от концепции пограничных сражений Тухачевского да еще и в гибриде с его же планом поражения?!
Совершенно очевидно, что в соответствия с какими-то неведомыми указаниями Генерального штаба и «отдельных товарищей из Генерального штаба» во всех западных округах проводились учения и игры только в целях подготовки к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, хотя по документам должно было выходить все наоборот, особенно начиная с 14 мая 1941 г., когда в округа были направлены директивы внешне однозначно оборонительного характера.
Проще говоря, устно — одно, письменно — другое, но исполнялись-то только устные предписания, иначе чего они все шушукались-то в Генштабе в течение февраля — апреля…
А вот на тот случай, ежели чего, особенно если придут за ними, — вот, все бумаги «справные», к обороне да к прикрытию готовились!
В этом смысле даже сами номерные майские директивы до известного «уникальны». В феврале — апреле все шушукались, но как только Сталин показал Жукову переписку с Гитлером, т. е. ясно показал, что война явно грянет через месяц, почему, собственно говоря, он и санкционировал выдвижение войск из внутренних округов, так тут же пошли директивы однозначно оборонительного характера! Но даже в них все равно милостиво разрешалось быть готовыми рвануть в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг.
А округа и этого-то, как говорится, в упор не видели — как готовились к контрблицкригу, так и продолжали, и только под самый занавес прикрылись какими-то бумажками. Как, впрочем, и сами ГШ и НКО, когда выдали, например, директивы о маскировке для ВВС.
Жуков же весьма «оригинально» объяснил, о чем же они шушукались все это время. По его словам выводит, что все это время они только и были заняты тем, что недоучитывали практически полностью особенности ведения современной войны в ее начальном периоде — так ведь и брякнул в своих мемуарах: «При переработке оперативных планов весной 1941 г. практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде»[633].
Проще говоря, письменно расписался в том, что до их «светлых голов» попросту не доходила та до примитивности сверхэлементарная истина, что ежели внезапному блицкригу ответить немедленным встречно-лобовым контрблицкригом, то неминуемо, неизбежно получится предрешенно жутко-кровавый пшик в самых трагически коллапсовых формах…
Но расписался он не только и даже не столько в этом — сие, как говорится, и так понятно, — а прежде всего в том, что они сознательно не учитывали полностью особенности ведения современной войны в ее начальном периоде, потому как они, эти самые особенности, хорошо были известны им — достаточно даже и беглого взгляда на содержание доклада Жукова и заключительной речи Тимошенко на декабрьском 1940 г. совещании высшего комсостава РККА, чтобы полностью убедиться в этом.
Так что, возвращаясь к словам А. М. Василевского, за какую же такую безымянную и якобы своевременно так и не исправленную серьезнейшую ошибку, по мнению Александра Михайловича, следовало обвинять Генеральный штаб периода правления Жукова?
Ошибка-то, как видите, отнюдь не безымянная — ее имя: подготовка к немедленному встречно-лобовому контрнаступлению в формате контрблицкрига в точном соответствии с положениями концепции пограничных сражений Тухачевского и при поразительнейшем совпадении, в т. ч. и а первую очередь по направлениям и особенно по последствиям, с планом поражения «стратега»! Это во-первых.
Во-вторых, исходя из того, что уже удалось установить, то была не просто серьезнейшая ошибка, а именно та, что из разряда хуже, чем преступление!
В-третьих, эта серьезнейшая ошибка не то чтобы и впрямь не была своевременно исправлена, не говоря уж о том, что она вообще не была допущена в оперативном плане, который действовал официально; к сожалению, А. М. Василевский почему-то счел возможным валуном «засветить» в память о своем блестящем учителе, мудром Б. М. Шапошникове, который этой ошибки не допустил.
Будучи из разряда тех, что хуже преступления, эта серьезнейшая ошибка совершенно сознательно и в тайне от высшего советского руководства насаждалась дуумвиратом Тимошенко-Жуков в первом полугодии 1941 г. при полном «взаимопонимании» с командующими основными западными округами!
И все обстоятельства четко указывают на то, что насаждение этой ошибки началось где-то в феврале 1941 г., т. е. фактически сразу же после назначения Жукова начальником Генерального штаба, о чем, как уже указывалось выше, хлопотал лично Тимошенко.
Во всяком случае все данные — как наши, так и гитлерюг,— сходятся на феврале 1941 г.: именно тогда началась негласная подмена и основополагающего принципа обороны, и самой сути замысла официального действовавшего плана отраженна агрессии, то есть «Соображений…» от 18 сентября 1940 г.
В анналах истории славного ГРУ сохранился теперь уже в общем-то известный, поскольку официально предан огласке, но тем не менее не слишком уж и привлекающий к себе внимание факт.
Едва только Жуков заступил на пост главы Генштаба, как в период с 23 января по 22 февраля 1941 г. в Москве прошли сборы начальников разведотделов западных военных округов и армий, главной целью которых была организация деятельности этих отделов в период перехода с мирного на военное время. Руководил этими сборами начальник 7-го Отдела ГРУ (отдел пограничной разведки) полковник И. В. Виноградов
Среди массы конкретных и дельных предложений, прозвучавших на этих сборах со стороны профессионалов военной разведки, особо выделяется следующее: «…организовать базы на своей территории на глубину до 400 км на случай вынужденного отступления»[634].
С аналогичной мотивировкой прозвучало и предложение об организации резервных агентурных сетей на ту же глубину[635].
Обратите особое внимание вот на что: начальники разведотделов округов и армий, тем более в приграничных областях в западной части СССР того времени — это не просто высококвалифицированные профессионалы военной разведки: прежде всего это самые доверенные «глаза» и «уши» командующих этими округами, их самые приближенные «правые руки».
И если они, эти самые доверенные «глаза» и «уши», самые приближенные «правые руки» на таком уровне открыто поставили вопрос об организации тайных баз и резервных агентурных сетей на такую глубину — ведь до 400 км же, что, к слову сказать, и являлось глубиной эшелонирования нашей обороны на западном ТВД в то время — значит, это неспроста!
Не особо упирая на то обстоятельство, что тогда не те были времена, чтоб вот так открыто говорить о подготовке к возможному отступлению (а то, что разведка обязана предполагать различные варианты событий, само собой разумеется), прошу обратить внимание на следующее. Во-первых, это означает, что все они были осведомлены о сути плана отражения агрессии и обороны страны, т. е. о сути «Соображений…» от 18 сентября 1940 г., но, естественно, в пределах осведомленности самих командующих приграничными округами и армиями об этом плане. Начальники разведотделов именно потому были в курсе этого, что они обязаны были знать об этом по должности — не зная планов командования, военная разведка (округов) не может строить свою работу.
Это было отнюдь не случайное предложение, т. к. все дело в том, что «… опытнейший маршал Б. М. Шапошников предлагал основные силы… округов (западных. — А. М.) сосредоточить на рубеже старой государственной границы за линией мощных укрепленных районов (фактически это и есть предложенная разведчиками глубина до 400 км. — А. М.), которые не были ликвидированы и полностью разоружены. А в районе новой госграницы (в освобожденных областях Западной Белоруссии и Украины, а также в Прибалтике) содержать лишь части прикрытия, способные обеспечить (подчеркиваю, что именно же «активной обороной». — А. М.) развертывание главных сил в случае внезапного нападения германских войск»[636].
Напоминаю, что УРы на «линии Сталина» никто не разрушал и не взрывал, как то было весьма модно, но крайне лживо утверждать еще со времен окаянного кукурузника.
К тому же после снятия с поста начальника Генерального штаба (о причинах этого — см. в след главе) Б. М. Шапошников, оставаясь заместителем наркома обороны, направлял деятельность Главного военно-инженерного управления и Управления строительства укрепленных районов. Т. е. он знал, что рекомендует, а будучи исключительно ответственным человеком — естественно, и почему…
Не произнося вслух и особо не акцентируя на этом внимание, Шапошников, как выдающийся ас Генштаба и свято чтящий бесценный опыт предков подлинно русский офицер, откровенно допускал вариант М. Б. Барклая-де-Толли от 1812 г., т. е. отступление в условиях «активной обороны» до линии старой границы с ее мощными УРами.
Это означает, что и, во-вторых, до конца этих сборов ни о какой подготовке к немедленному встречно-лобовому контрнаступлению речи не велось, в т. ч. и среди командующих приграничными округами и армиями!
Это коррелирует также с данными В. М. Молотова, который в полутора десятках бесед с писателем Ф. Чуевым в период с 1969 по 1983 г. неоднократно однозначно признавал, что высшее политическое руководство СССР, т. е. в первую очередь Сталин, а также он, Вячеслав Михайлович, еще до войны ясно понимало, что отступать-то придется, и весь вопрос для них упирался лишь в одно — до какого рубежа; до Смоленска или Москвы? Молотов открыто и неоднократно признавал также и то, что перед войной этот вопрос обсуждался в руководстве страны![637]
Совершенно очевидно, что, не слишком афишируя это, однако же самой системой мер, предусматривавшихся и «Соображениями…» от 18 сентября 1940 г, а также дополнительными предложениями самого Шапошникова, планировалось использовать суть основного замысла М. Б. Барклая-де-Толли от 1812 г., естественно, с поправками на особенности «века моторов», т. е. ХХ в.
Даже сама постановка вопроса о том, до какого рубежа можно отступить — до Смоленска или Москвы — уже свидетельствует о том, что в основе замысла Сталина, Молотова и Шапошникова по отражению агрессии и обороне страны лежал бесценный опыт прошлого, хотя, вновь это подчеркиваю, и не афишируемый столь явно сугубо по политическим соображениям. К слову сказать, понимали это и гитлерюги.
Однако к концу вышеупомянутых сборов произошел резкий перелом в умонастроениях высшего командования, прежде всего наркома обороны Тимошенко, но особенно — недавно назначенного начальника Генштаба Жукова и его первого заместителя, начальника ГРУ Голикова. И выразилось это в том, что умные, дельные и конкретные предложения профессионалов были похерены «органической ненавистью» Жукова «к штабной работе» — представленный ему на утверждение план мероприятий по созданию в приграничных округах тайных баз с запасом оружия, боеприпасов и иного военного имущества иностранного образца и резервных агентурных сетей на своей территории ограничивался глубиной всего лишь в 100 — 150 км! Сие означает, что в его тогдашнем понимании у гитлерюг хватило бы ума и сил только на прорыв его статического фронта «узкой лентой» только на 100 — 150 км вглубь![638]
По сути дела, 22 февраля 1941 г, можно считать последней датой, когда дуумвират Тимошенко — Жуков окончательно перешагнул через официальный план и взял курс на подготовку к отражению агрессии по построенному на предписаниях концепции пограничных сражений Тухачевского собственному, но «безграмотному сценарию вступления в войну» (напоминаю, что это слова самого Тимошенко).
Что касалось «южного направления» этого «безграмотного сценария, то грань была перейдена и того ранее — в начале февраля, иначе командующий КОВО Кирпонос не утвердил бы приказ № А/009 от 5 февраля 1941 г., согласно которому войскам округа предписывалось в первом полугодия 1941 г. готовиться к отражению агрессии немедленным встречно-лобовым контрблицкригом, т. е. отрабатывать только операции наступательного характера.
Стоит ли после этого удивляться тому, что гитлерюги уже в феврале 1941 г зафиксировали сосредоточение главных сил РККА в КОВО, не говоря уж о том, что в течение февраля— марта супостаты вообще весьма резво уяснили себе не только и даже не столько характер наших группировок в западных округах, сколько в первую очередь расшифровали саму суть втайне от руководства СССР вынашивавшегося дуумвиратом Тимошенко — Жукова «безграмотного сценария вступления в войну», который с начала февраля уже начал претворяться (во всяком случае в КОВО) под ширмой исполнения официального плана?
А одновременно начался и процесс окончательного исчезновения фактора особого значения центрального, сиречь Минского, а следовательно, и в целом Белорусского направления из обихода управляемого «органической ненавистью» Жукова к «штабной работе» Генерального штаба. На почему и это должно было столь четко совпасть со всеми предписаниями Тухачевского, в т. ч. и с его Планом поражения, в котором и была указана такая проюжная переакцентировка сил по направлениям?
Пытаясь хоть как-то ответить на этот вопрос хотя бы самому себе, Жуков после войны дошел до того, что облил несусветной ложью и грязью и Сталина, и ГРУ. В отношении последнего, в частности, он заявил: «Наша агентурная разведка, которой перед войной руководил Голиков, работала плохо, и она не сумела вскрыть истинных намерений гитлеровского Верховного командования в отношении войск, расположенных в Польше.
Наша агентурная разведка не сумела опровергнуть лживую версию Гитлера о ненамерении воевать с Советским Союзом… Наша разведка также не сумела вскрыть и подтвердить конкретную подготовку немецких войск к войне против Советского Союза»[639].
Вот это «приплыли»! Каким же образом агентурная разведка ГРУ, если верить Жукову, но исходить все-таки из реальных фактов, должна была что-то там вскрыть, тем более намерения Верховного командования Германии, если сам начальник Генштаба ориентирует ее на Германию менее чем за месяц до нападения последней на СССР?! Да и то, судя по всему, под прямым воздействием Сталина, который именно 24 мая официально предупредил всех, что в ближайшее время возможно внезапное нападение!
Как она должна была сделать это, если «автограф» на том самом плане мероприятий разведотделов округов и армий по итогам вышеупомянутого сбора Жуков соизволил поставить лишь в конце мая 1941 г. — суля по всему, 24 мая 1941 г, когда на расширенном заседании Политбюро Сталин совершенно откровенно заявил, что похоже, что в самое ближайшее время СССР может подвергнуться внезапному нападению Германии
«Судя по всему» — потому, что согласно именно этому плану только с 24 мая 1941 г. агентурная разведка западных приграничных округов и армий была сориентирована на Германию[640].
Потому что только с указанной даты 10полков воздушной разведки западных приграничных округов наконец-то стали пополняться квалифицированным летным составом и новыми самолетами с задачей завершить комплектование к 1 июля 1941 г.[641]
Потому что только с этого момента началось комплектование кадрами 16 радиодивизионов ОСНАЗ, занимавшихся радиоразведкой[642].
Так вот, каким же образом столь чудовищно лживое заявление маршала должно соотноситься с тем, что все сводки ГРУ и Лубянки были переполнены подробными сведениями обо всех группировках вермахта от Балтийского до Черного моря, на глубину до 400 км, их количестве, составе, местах дислокации армий, корпусов, дивизий, полков и даже батальонов гитлерюг по всей западной границе СССР, в т. ч. против каждого из наших западных округов?!
Как это должно соотноситься с тем, что Сталин лично сам ознакомил его со своей перепиской с Гитлером, в которой выражалась особая обеспокоенность сосредоточением гитлеровских войск именно в Польше (кстати, если верить Жукову по поводу данного факта, то ведь и он тоже, сам же высказывал Сталину озабоченность сосредоточением гитлеровских войск в Польше)?!
Как это должно соотноситься с тем, что гитлерюги знали, что Жуков знает об их планах, в т. ч. и об ударе с польского плацдарма, а он, видите ли, — цистерну дерьма на голову славного ГРУ: недосмотрела, мол, разведка?!
И разве не возникают основания усмотреть в вышеприведенном его пассаже, особенно о том, что-де «наша агентурная разведка не сумела опровергнуть лживую версию Гитлера о ненамерении воевать с Советским Союзом…», едва ли не полную аналогию с заявлением Тухачевского на Лубянке, что-де задача полного разгрома СССР с походом на Москву есть фантастика для Гитлера, а следовательно, и фантастика, что он двинет именно по Белорусскому направлению?!
Однако допустим, что мы оставили все эти вопросы в покое, но как тогда это должно было соотноситься с тем, что графически отображено на карте-схеме его «гениального плана» от 15 мая 1941 г?! Ведь на ней же четко показано, что он намеревался за раз прихлопнуть аж 100 дивизий вермахта аккурат в Польше! Что, опять ГРУ чего-то недосмотрело?!
Как в свете всего этого необходимо понимать более чем странное отношение наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова к вопросу об особом оборонительном значении Западного особого военного округа во главе с генералом Д. Г. Павловым?
Что за полоса обороны у каждой из трех (3-й, 10-й и 4-й армий прикрытия ЗапОВО была: по 150 км[643], в то время как в вермахте участок прорыва для группы армий определялся в 100 — 150 км, а для армии — 25 — 30 км. Неужели было непонятно, что гитлерюги в мгновение ока сомнут такое «прикрытие», что, к глубокому сожалению, и произошло в действительности…
О том, что против ЗапОВО концентрируется самая мощная группировка вермахта, знали не только Тимошенко и Жуков, но и сам командующий этим округом — генерал Д. Г. Павлов.
Причем в отличие, например, от того же Жукова, получавшего, как правило, обобщенные сводки, Павлов зачастую знал больше именно в деталях, т. к. в поток информации разведотдела штаба ЗапОВО вливались и сводки погранразведки, и данные местных НКВД и НКГБ — в части, касавшейся военных вопросов, что тогда являлось стандартной практикой взаимного информирования. Об этом убедительно свидетельствуют спецсообщения о подготовке Германией войны против СССР, которые Разведотдел ЗапОВО направлял в ГШ и ГРУ ГШ.
И вот этот самый Павлов, как свидетельствовал Главный маршал авиации А. Е. Голованов, лично слышавший тот его разговор со Сталиным накануне войны, нагло пытался убедить Иосифа Виссарионовича в том, что на границе тишь да гладь, да божия благодать, а окаянные супостаты, сиречь, значит, гитлерюги, — так и вовсе сидят тихо, чуть ли не как мыши в клетке![644]
И это в то время, когда гитлерюги усиленно завершали последние приготовления к агрессии, которые, к слову сказать, пограничники и без биноклей, невооруженным глазом наблюдали со своих вышек, о чем непрерывно и докладывали, в т. ч. и командованию ЗапОВО, не говоря уже о Москве.
Однако со времен дурдомовской хрущевской «оттепели» Павлов среди прочих был назначен «священной коровой», сиречь «безвинно убиенной жертвой сталинизма» и, соответственно, всякие разговоры о его персональной ответственности за немыслимый успех гитлеровского блицкрига в полосе компетенции его округа начисто возбранялись. Но кто-то же должен был стать «козлом отпущения» за невероятную катастрофу возглавлявшегося им Западного фронта!? В итоге все свалили на «нехорошего» Сталина и якобы что-то недосмотревшее ГРУ.
Но кто бы тогда объяснил, почему, зная о том, что Павлов нагло пытался «впарить туфту» самому Сталину, Жуков тем не менее холку зарвавшемуся командующему одним из важнейших тогда округов не «намылил», тем более «по-жуковски», чем он так «прославился» в нашей армии?
Почему того же не сделал и нарком обороны маршал Тимошенко — ведь просто обязан был по должности и по званию? Не говоря уж об обстановке кануна войны, что и так обязывало быть особо строгим.
Почему тот же Тимошенко хорошенько не «взгрел» того же Павлова и Военный Совет ЗапОВО за хамское неисполнение личной директивы наркома обороны от 11 июня 1941 г. о немедленном приведении в должное состояние и полную боевую готовность вооруженных сооружений первой линии укрепрайонов ЗапОВО, о чем Павлов обязан был донести[645].
Почему вообще только накануне войны — в первых числах июня 1941 г. — вдруг выяснилось, что оперативная плотность огневых точек укрепрайонов ЗапОВО в первой линии составляла всего-то 3 единицы на километр фронта?[646] Кого этим пугать-то собирались, особенно если учесть, что значительная их часть была оснащена пушками калибра 45 мм?[647] Надеюсь, теперь понятно, что за дырки от бубликов были в этом округе?!
Неужто опять не знали, что гитлерюги перед нападением на СССР резко усилили лобовую броню своих основных тогда танков Т-III и Т-IV, и что легендарная впоследствии «сорокапятка» попросту не пробьет ее? Неужели не знали о плотности танков вермахта в прорыве, что выставили по три огневые точки на километр?![648]
Все знали: рискуя жизнями разведчиков и агентуры, зубастое ГРУ и тогда цепко вырывало у гитлерюг нужную информацию.
А как могло случиться, что даже во второй линии вооруженных сооружений укрепрайонов ЗапОВО из 876 их единиц подавляющая их часть была оснащена только пулеметами?[649] Кого щекотать-то собирались? Танки Гудериана?!
И это на направлении главнейшего из всех главных ударов вермахта — Минск — Смоленск — Москва, о чем Генштаб знал, НКО знало, а гитлерюги знали, что они знают!
Ну так ведь и это еще не все со странным отношением Тимошенко и Жукова к ЗапОВО. Оба они почему-то молча проглотили и другую, еще более дерзкую, еще более хамскую выходку Павлова непосредственно накануне войны.
Речь идет о следующем. Как уже отмечалось выше, по указанию и с санкции Сталина, 18 июня 1941 г. Генштаб дал в округа директиву о приведении войск в состояние боевой готовности в связи с возможным внезапным нападением Германии в ближайшие дни. Все хоть как-то, пусть, в основном, через пень колоду, для отмазки, но исполнили и немедленно отчитались перед Москвой. И только один Павлов внаглую проигнорировал сверхнаиважнейшую директиву Высшего командования, санкционированную к тому же Сталиным! И ведь не просто сверхнаиважнейшую директиву, а прямое предупреждение о возможности внезапного нападения и необходимости в этой связи срочно привести войска в боевую готовность!
Ведь ни одного документа во исполнение этой директивы не было издано ни штабом ЗапОВО, ни тем более самим командующим округом![650] Все устно! Почему? На что надеялся-то?
И ни Жуков, ни Тимошенко никак не встревожились по поводу даже не столько хамского, сколько откровенно преступного неисполнения командующим ЗапОВО сталь архиважной директивы! Ведь и пальцем не пошевелили, чтобы привести в чувство не просто какого-то там генерала Павлова, а командующего одним из наиважнейших в западной части СССР округов! Того самого округа, напротив которого, т. е. на направлении Брест — Минск — Смоленск — Москва, развернулась к нападению самая мощная группировка вермахта. Но ни Жуков, ни Тимошенко никак не проконтролировали исполнение сверхнаиважнейшей директивы в самом важном округе.
А ведь разведка Лубянки в первых числах июня передала мало чем отличавшийся, если исходить из развединформации того периода, от реально действовавшего в вермахте картографический сценарий прототипа плана «Барбаросса» и даже письменно предупредила, что гитлерюги планируют захватить Минск аж на 5-йдень агрессии (не говоря уж о других данных).
Как отмечалось еще в первой главе, представитель Лубянки услышал в ответ иронически-скептическое хмыкание! А сообщение Зорге об ударе левым крылом — так и вовсе утаили от Сталина.
Но едва лишь это «сверхнелепейшее» игнорирование НКО (Тимошенко) и Генштабом (Жуковым) особого стратегического значения Белорусского направления в системе первоочередных мер по защите Отечества превратилось в факт фантастической катастрофы Западного фронта, как тут же, прямо с середины дня 22 июня, самым бесстыжим образом заговоривший о какой-то внезапности дуэт Тимошенко — Жуков ничтоже сумняшеся быстренько доставил на плаху голову Павлова, причем именно руками Жукова.
Так почему же Белорусскому направлению было уделено так мало внимания? Почему даже оборонительного характера директивы Центра так откровенно игнорировались в округах, а НКО и ГШ не контролировали их исполнение даже в последние перед войной дни?
Парадоксально, но ведь явно же потому, что намерение вдарить по внезапному блицкригу немедленным встречно-лобовым контрблицкригом, причем именно на Юго-Западном направлении, почему-то стало проявляться еще до утверждения «Соображений…» от 18 сентября 1940 г.
Судя по имеющимся данным, первым за вермахт главный его удар на Юго-Западное направление стал переносить именно Тимошенко. При докладе Тимошенко еще только проекта «Соображений…» от 18 сентября 1940 г. он изволил выразить недовольство тем, что в документе главенствующее (по политическим соображениям) значение было придано группировке вермахта севернее Варшавы, а также в Восточной Пруссии, и стал настаивать на том, чтобы был разработан вариант, по которому основные силы гитлерюг развернулись бы южнее Варшавы»[651].
Что послужило первоначальным импульсом для такого «пожелания» наркома, понять весьма трудно, потому как во всех последних предвоенных планах и проектах планов РККА содержится прямая оговорка: «документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по Западу, так и по Востоку Генеральный штаб Красной Армии не располагает»[652].
В то же время, руководствуясь прежде всего политическими соображениями, тогдашний начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников уже дважды настаивал на особой предпочтительности северного варианта развертывания главных сил вермахта (т. е. на Прибалтику и Белоруссию), что подтвердилось и трагедией 22 июня 1941 г., и впоследствии трофейными документами, а также исследованиями историков, в т. ч. германских.
Образно говоря, прогнозируя подобный сценарий событий, Шапошников, по сути дела, точно воспроизвел старинный замысел П. Гинденбурга, о чем говорилось в предыдущей главе.
И когда ГРУ осенью 1940 г. стало фиксировать тщательно маскируемые переброски гитлеровских войск в Восточную Пруссию и Польшу, то это и означало, что прогноз Шапошникова начал сбываться. Оно и понятно почему: Гитлер еще 31 июля 1940 г. определил первые два (фактически же три) направления удара — на Прибалтику и Белоруссию (а также на Украину), а к середине сентября появился и северный вариант главного удара, изложенный в известном «этюде Лоссберга», затем, 26 ноября, практически с дословной аргументацией, что и в предыдущем случае, появился проект Генштаба вермахта, излагавший также северный вариант главного удара.
Конечно, едва ли все это было известно нашим военным в полном объеме, однако же «Соображения…»-то от 18 сентября 1940 г. были утверждены именно в том виде, в каком их представил Шапошников и в каком они были опубликованы в 1992 г., т. е. с развертыванием главных сил вермахта к северу от устья р. Сан. В соответствии с этим округам и были поставлены задачи по обороне и прикрытию.
В части же, касающейся будущего контрнаступления по плану Шапошникова, т. е. после сдерживания и отражения первого удара, но, главное, по сосредоточении основных сил РККА, единственно принципиальным новшеством при утверждении «Соображений…» от 18 сентября 1940 г. явилось объективное для организации такого контрнаступления решение об увеличении численности войск КОВО (с началом военных действий — Юго-Западный фронт) на 31,25% по дивизиям, на 300% по танковым бригадам и на 59% по авиаполкам[653].
Многие из этого делают вывод, что-де так произошла переакцентировка по ожидаемым направлениям главного удара вермахта или якобы было принято решение о направлении нашего главного удара для внезапного наступления[654].
Ни то, ни другое! Это решение в пользу схемы контрнаступления по плаву Шапошникова, а вот что из этого сделали Жуков и Тимошенко — другой вопрос, ибо естественное решение они незаконно трансформировали в направление главного удара незаконно же замышлявшегося ими немедленного встречно-лобового контрблицкрига! Разница есть, к тому же принципиальная!
Но вот что любопытно, особенно в свете утверждений Жукова и Мерецкова о том, что-де Сталин «назначил» Южное направление главным для вермахта.
В начале сентября 1940 г. в КОВО, а в это время командующим там был Жуков, прошли учения 6-й армии округа по сценарию (немедленного) превентивного встречно-лобового контрблицкрига на Юго-Западном направлении да еще и с Львовского выступа[655].
Сценарий этой игры заключался в следующем: упреждающие наши войска в развертывании «западные» планируют нападение на «восточных» с утра 12 сентября 1940 г. Введя план прикрытия, «восточные» с 10 сентября осуществляют сосредоточение и развертывание, занятие исходного положения, с 13 сентября ведут разведку полосы прикрытие противника путем наблюдения с линии границы (обретите внимание на то, что в самом «сценарии» уже бессмыслица: если по условиям игры нападение ожидается 12 сентября, то какого же… спрашивается, только с 13 сентября планируется разведка противника?!).
Более того, по условиям игры, с утра 14 сентября 6-я армия переходит в наступление и к 16 — 17 сентября, уничтожив части прикрытия противники, — а это по сценарию-то 14 — 16 дивизий вермахта (обратите внимание на эту беспрецедентную глупость — за три дня уничтожить 16 дивизий врага одной армией?? Курей, что ли, они собирались давить? Откуда у 6-й армии такая мощь да прыть?!), — создает условия для ввода в прорыв конной армии (а эта на кой лях нужно против танков-то и артиллерии?!) и во взаимодействии с ней, а также 5-й армией (по игре 15-й) наносит поражение аж целой Томашевской группировке противника и выходит на рубеж Замостье — Белгорай — Жешув — река Сан. Начиная с 17 сентября и по 22 сентября войска развивают успех и, громя резервы противника, выходят на р. Вислу, «имея прочный заслон на р. Сан». Затем, через пару суток, «восточные» форсируют Вислу и, «гремя огнем, сверкая блеском стали», наступают на Запад![656]
Зачем и кому нужно была эта бессмыслица?! Что за дурь-то такая планировать по условиям игры удар противника, но на следующий после его удара день вести разведку противника, а через день начинать «внезапный» контрблицкриг превентивного характера, никак не пояснив е условиях игры, а что, собственно говоря, два дня делали наши войска (т. е. «восточные»). Противник 12-го собирается ударить, а наши только 14-го с криком «Ура!» двигают вперед, да и то в превентивный контрблицкриг?!
А что, за эти два дня ни «западные», ни «восточные» ни одного «гостинца» не послали друг другу, т. е. ни разу не выстрелили?! Да и вообще, хоть как-то, но должна же была быть предусмотрена ну хотя бы минимальная оборона у «восточных»?! Не говоря уж о невесть откуда взявшейся удивительной мощи чересчур прыткой 6-й армии…
Ежели всем рулит «органическая ненависть к штабной работе», то… Но это были еще «цветочки»…
По сути дела, то был армейский прототип будущего «безграмотного сценария вступления в войну» (т. е. «гениального» плана от 15 мая 1941 г.).
Заметьте при этом, что подготовленный Шапошниковым проект «Соображений…» еще не рассматривался — это произойдет только 18 сентября 1940 г. И Сталин тоже еще не рассматривал этот проект, а Жуков уже собрался в контрблиц-«Дранг нах Вестен»-криг!
И в это же время начинается бурчание Тимошенко насчет определения направления главного удара вермахта — маршал требует, чтобы супостаты наступали на южном и Юго-Западном направлении, т. е. против КОВО. Супостаты же, пораскинув мозгами и ссылаясь на успехи абвера на Украине, уже фактически склонялись к отказу от нанесения главного удара на этом поправлении и в конце концов утвердили северный вариант в качестве основного, а на юге всего лишь одно из трех направлений. А чуть позже и ГРУ стало фиксировать переброски войск согласно утвержденному гитлерюгами северному варианту развертывания вермахта.
Но за супостатов чего-то ради забеспокоился все тот же Жуков — в декабре 1940 г. в Генеральный штаб из КОВО наступает записка, в которой утверждалось, что основные силы Германии будут нацелены против КОВО (ЮЗФ), а значит, «здесь следует ожидать главный удар противника»…[657] С чего в КОВО так решили, почему Жуков пришел к такому выводу — пойди разберись теперь. Центральный аппарат ГРУ еще толком не знал, что конкретно замышляет противник, а Жуков уже знал? К слову сказать, эти «данные» КОВО чуть позже были включены в доклад ГРУ от 20 марта 1941 г. (см. главу II первого раздела).
Не будем гадать, на каком основании в КОВО пришли к такому мнению, лучше посмотрим, какие выводы в плане обороны сделал тот же Жуков, коли «установил», что окаянные супостаты будут наступать главным образом именно там. А вывод у него был такой — в конце 1940 г. начальник штаба КОВО подготовил план действий округа, в котором уже проступали контуры будущего «гениального плана» от 15 моя 1941 г.
По указанию командующего округом Жукова начальник штаба КОВО подготовил в конце 1940 г. план военных действий войск округа. Ближайшей стратегической задачей войск Юго-Западного фронта был «разгром, во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта, вооруженных сил Германии в районах Люблин, Томашув, Кельце, Радом и Жешув, Ясло, Краков и выход на 50-й день операции на фронт р. Пилица, Петраков, Оппельн, Нейштадт, отрезая Германию от ее южных союзников. Одновременно округ должен был прочно обеспечить госграницу с Венгрией и Румынией. Ближайшая задача — во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта окружить и уничтожить противника восточнее р. Висла и на 10-й день операции выйти на р. Висла и развивать наступление в направлении на Кельце, Петраков и на Краков». Соответственно Западный фронт имел задачу «ударом левофланговой 4-й армии в поправлении Дрогичин, Седлец, Демблин содействовать Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника и на 15-й день операции выйти на р. Висла. В дальнейшем наступать на Родом»[658].
Операция Юго-Западного фронта была разбита на три этапа. Первым этапом была «оборона на укрепленном рубеже по линии госграницы» с задачей «не допустить вторжения противника на советскую территорию, а вторгнувшегося уничтожить и обеспечить сосредоточение и развертывание армий фронта для наступления», то есть операция прикрытия. Вторым этапом было наступление для выполнения ближайшей задачи фронта на глубину 120 — 130 км. Предусматривалось «начать наступление с утра 30-го дня мобилизации»[659]. Третьим этапом операции было «завершение выполнения ближайшей стратегической задачи фронта» на глубину до 250 км, на что отводилось 20 дней. В этом случае главный удар наносился силами 6-й, 12-й, 26-й и конно-механизированной армий в направлении Катовице — Краковского района. Остальные армии фронта обеспечивали это наступление с фронта Варшава — Лодзь и вдоль границ Чехии, Словакии, Венгрии и Румынии, где должен был быть создан новый фронт. «При разгроме главных сил противника восточнее р. Висла фронт переходит к преследованию в общем поправлении главных сил в район Катовице — Краков. В первом эшелоне фронта подвижные соединения. Стрелковые соединения, усиленные танками и артиллерией, в свою очередь наступают во вторых эшелонах в готовности отразить контрудары и сломить попытки к сопротивлению».
В плане были подробно расписаны задачи армий фронта. Так, 5-я армия должна была «форсировать р. Буг разбить противника и к исходу 3-го дня выйти на фронт — Михельсдорф, Завадувка, Войсловице, подвижными частями захватить Люблин. В дальнейшем, наступая в общем направлении через Люблин, па 10-й день выйти на р. Висла. 19-й армии следовало «с началом наступления главных сил фронта нанести удар в направлении Томашув, Замостье. Используя успех 5-й и 6-й армий, на 12-й день операции выйти на р. Висла па участке Солец, Завихост». Войскам 6-й армии предписывалось «ударом на Тарногруд прорвать фронт противника, пропустить в прорыв конно-механизированную армию. К исходу 3-го дня операции овладеть северными выходами из таневских лесов в районе Билгорай и районом Ежеве. Подвижными частями захватить переправу у р. Сандомир, на 10-й день операции выйти на р. Висла». 26-армии следовало форсировать р. Сан и, нанося удары обоими флангами в общем направлении на Жешув, к исходу 3-го дня операции овладеть Жешув и рубежом р. Вислок, а подвижными частями захватить переправы через Вислу и Дунаец. В дальнейшем, наступая через Радомысль, на 10-й день операции выйти на фронт Щуцин, Опатовец, Тарнув». 12-я армия должна была «обеспечить ударную группу фронта с юга со стороны Венгрии и Словакии для чего, нанося главный удар в направлении Кросно, Ясло, разбить противостоящего противника и на 3-й день выйти в район Кросно, а на 10-й день операции выйти на фронт Тарнув, Грыбув». 18-я и 9-я армии получили задачу прикрывать границу с Венгрией и Румынией и быть в готовности среагировать на вступление Румынии в войну. В частности, 9-я армия должна была немедленным ударом через Тульча на Меджидив и Констанца занять северную Добруджу и выйти на границу с Болгарией, отрезав Румынию от моря»…[660]
И хотя в этом плане штаба КОВО частично, но в минимальном объеме еще сохранялась логика плана Шапошникова, но тем не менее уже четко проглядывали элементы будущего немедленного встречно-лобового контрблицкрига, на «сценарий» которого и будет подменен замысел официального плана.
Короче говоря, вы видите, откуда «ноги растут» у «безграмотного сценария вступления в войну». Но главное во всем этом то, что Сталин тут ни при чем — если не все, то многое изобреталось «органической ненавистью к штабной работе» тогда еще командующего КОВО — генерала Жукова. Но и это еще не все. В декабре 1940 г. «южаком», т. е. сторонником Южного направления главного удара вермахта, почему-то заделался также и начальник ГРУ генерал Голиков, да так, что с тех пор информация о том, что гитлерюги планируют нанести наиболее сильный удар «левым крылом» (т. е. по северному варианту, сиречь силами ГА «Север» и ГА «Центр»), странным образом попросту утаивалась от Сталина! А когда Сталина не стало, то у Жукова виноватыми оказались Голиков и агентурная разведка ГРУ, а у Голикова — Жуков, которому направлялась вся информация! А Тимошенко молчал-молчал, а потом о «безграмотном сценарии» брякнул! Но те миллионы, чьи жизни уже никогда не вернешь, едва ли отказались бы узнать, почему сценарий вступления в войну был не только безграмотным, но и полностью бессмысленным, без какой-либо стратегической цели, просто «гениальным» ударом контрблицкригом в никуда, в пространство…
Ведь именно так оценивают «гениальный план» Жукова— Тимошенко объективные и независимые военные эксперты «Принципиальный недостаток «Соображений» — отсутствие жесткой структурированности. По сути дела, в одном документе фактически замешаны: общестратегическая часть плана (детально разработанные предложения по применению Вооруженных сил на карте с пояснительной запиской — текстовой частью плана), план стратегического развертывания, планы первых операций, справочный материал (по боевому составу группировок войск противника и своих Вооруженных сил, расчеты соотношения сил и средств и др.). Об отсутствии последовательности в изложении и внутренней логики ярче других говорит пункт 1 «Соображений»: сразу за размытой оценкой противника, которая является не столько прогнозом действий германских Вооруженных сил, сколько перечислением их боевого и численного состава, в этом же разделе наблюдается попытка сформулировать стратегические задачи РККА в предстоящей войне».
Отметим, что «Соображения» перенасыщены цифрами, за обилием которых с трудом видна суть документа. Лишний раз это говорит о том, что в текстовых документах стратегического характера необходимо излагать только основополагающие идеи и принципы, а цифровые показатели, как правило, должны содержаться в соответствующих приложениях.
Вчитаемся в строки «Соображений»: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это и разгромить немецкую армию, считаю, ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».
Вот этими несколькими предложениями и обосновывается в целом необходимость превентивной войны с Германией — упредить в развертывании. Никаких других политических и стратегических целей в документе — и это по меньшей мере не только удивительно, но и в определенной мере поразительно — не прослеживается. Только упредить в развертывании — и белее ничего. А ведь речь идет ни много, ни мало о том, чтобы ввязаться в крупномасштабную (по существу, мировую) войну[661].
Между тем упредить вермахт в развертывании 15 мая 1941 г. было уже невозможно — германская армия завершала в эти период последние приготовления к своему блицкригу. Таким образом, данная посылка изначально неверна. Что касается формулирования политических целей войны, то это, конечно, прерогатива руководства государства, однако в столь важном документе их упоминание, ссылки на них должны быть, поскольку стратегические цели войны органически вытекают из политических.
Читаем «Соображения» дальше. «Первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее Демблин, и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Кройцбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью иметь: наступление из района Катовице в северном и северо-западном направлении, разгромить крупные силы Центра и Северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии».
Если нанести на карту Польши упомянутую в документе линию, то получится довольно странный рубеж, начертание которого вряд ли что-либо скажет о каких бы то ни было стратегических намерениях военно-политического руководства СССР. Причем что характерно, в качестве географических пунктов упоминаются названия населенных пунктов, которые надо еще потрудиться найти на карте. Например, Остроленка, Лович, Кройцбург (см. схему плана).
Последующая стратегическая цель — предполагаемое наступление из района Катовице — не менее удивительна. Район Катовице находится в тылу в сравнении с линией Лодзь — Кройцбург — Оппельн — Оломоуц. Стало быть, теоретически надо отступить, а потом снова наступать из района Катовице. Непонятно.
Читаем дальше: «…ближайшая задача — разгромить германскую армию восточнее р. Висла и на Краковском направлении, выйти на р. Нарев, Виса и овладеть районом Катовице, для чего;
а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезая Германию от ее южных союзников;
б) вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в направлении Седлец, Демблин с целью сковывания Варшавской группировки и содействия Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника;
в) вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии и быть готовыми к нанесению удара против Румынии при благоприятной обстановке».
Вот если нанести на карту главный удар сил Юго-Западного фронта, то даже дилетанту сразу станет ясно — ни от каких южных союзников Германию этот удар отсечь никак не мог даже при самом значительном оперативном воображении. А это означает, что никакой стратегической цели у этого удара нет. Удар планируется ради удара, в пространство (не говоря уж о том, что и войска ЗапОВО, и войска КОВО откровенно подставлялись под фланговые удары вермахта, соответственно ГА «Север» и ГА «Центр», а также ГА «Юг». — А. М.).
Если отобразить на карте удар в направлении Седлец — Демблин, то получается достаточно странная изогнутая линия, мало что поясняющая в замыслах советского командования. Непонятно, из каких соображений для планируемых ударов выбраны провинциальные населенные пункты Седлец и Демблин (последний особенно часто упоминается а «Соображениях»). Это что? Варшава, Кенигсберг, Бреслау?
В четвертом пункте «Соображений» ставятся более детальные задачи Юго-Западному фронту, в отличие от соседних несколько конкретизируются, и, кроме главного удара на Краковском и Сандомирско-Келецком направлениях, добавляется сложнейшая операция на окружение: «концентрическим ударом армий правого крыла фронта окружить и уничтожить основную группировку противника восточнее р. Висла в районе Люблин».
Несмотря на достаточно мощный состав Юго-Западного фронта (с точки зрения количества соединений), успех этой операции более чем сомнителен даже при хорошо подготовленных войсках. Только планируемая операция на окружение в районе Люблина потребовала бы концентрации всех усилий штаба и командующего ЮЗФ, задействования всех подвижных соединений фронта. Однако помимо этой, весьма сложной операции ему ставится задача нанести главный удар в направлении Катовице.
Одновременное осуществление двух ударов силами одного, даже мощного оперативно-стратегического объединения представляется нецелесообразным и ведущим только к распылению сил и средств. С достаточными на то основаниями можно предполагать, что ни одна из этих двух задач в действительности не была бы выполнена.
Наконец, с точки зрения военного искусства территория между линией Лодзь — Кройцбург — Оппельн — Оломоуц я государственной границей СССР не представляет собой так называемого единого оперативного пространства. Почти пополам она делится широкой водной преградой — Вислой. Даже в январе 1945 г. РККА не стала форсировать эту реку с прорывом обороны, а нанесла удары с двух плацдармов — Сандомирского и Магнушевского. Можно с достаточной долей уверенности предполагать, что в 1941 г. Висла стала бы непреодолимым рубежом для Красной Армии.
Таким образом, к шедеврам стратегии «Соображения» от 15 мая 1941 г. отнести никак нельзя. После их внимательного прочтения остается неясным ни стратегический замысел войны в целом, ни то место, где авторы плана видят ключ к победе над противником. Нет и никакой изюминки, свидетельствующей о яркой стратегической индивидуальности разработчиков. Нельзя и сказать, чтобы этот «план» опирался на какие-то всем понятные стратегические идеи и установки. При взгляде на карту иногда может возникнуть впечатление, что «Соображения» напоминают зеркальное отображение плана Альфреда Шлиффена, но копии в стратегии неуместны, и успешных повторений планов войск в истории еще не зафиксировано. Наконец, план Шлиффена базировался на предельно ясном осознании германских интересов в возможностей, чего никак нельзя сказать об отечественных «Соображениях».
В заключение следует сказать, что попытка хотя бы частично осуществить «Соображения» в реальной боевой обстановке (печально знаменитая директива главного военного совета № 3 от 22.06.41, до известной степени воспроизводящая амбициозные предвоенные замыслы) привела к жестокой военной катастрофе все три советских западных фронта. А по количеству это были немалые силы и средства. Следовало только правильно ими воспользоваться в конкретной военно-политической обстановке. Но этого не произошло»[662].
А этого и не могло произойти в силу всех выше указанных причин! Тем более, что и прототип-то зеркальной копии плана А. Шлиффена дуумвират Жукова — Тимошенко почему-то стал разрабатывать еще до официального рассмотрения и утверждения «Соображений…» от 18 сентября 1940 г.
Уважаемый эксперт прав — ключа к победе там нет. Потому как ключевой смысл этого «гениального плана», как, впрочем, и «сородича» от 11 марта 1941 г., заключался, осмелюсь это серьезно предположить, только в одном: де-юре узаконить уже де-факто негласно протаскивавшийся в жизнь «безграмотный сценарий вступления в войну» с Юго-Западного направления и тем самым заранее спихнуть на Сталина всю ответственность за последствия, катастрофические масштабы которых дуумвират стал осознавать только накануне агрессии!
Ни тот, ни другой план не были подписаны даже самими Тимошенко и Жуковым и никогда не покидали стен Генштаба. Они и не могли их подписать, потому что, как указывалось еще в первой главе, к началу марта 1941 г. ГРУ и ГШ располагали информацией о плане «Барбаросса», в т. ч. и о трех направлениях главных ударов вермахта и его трех соответствующих группировках.
Соответственно, при наличии такой взаимоподтверждающейся информации следовало думать об организации вооруженной борьбы с тремя группировками вторжения, и на известных уже направлениях, а не устраивать незаконное усиление «южного» и «Юго-3ападного» акцентов и уж тем более не пытаться протаскивать идею немедленного встречно-лобового контрблицкрига с Юго-Западного плацдарма в первую очередь.
Так что, подпиши они эти документики и, тем более, сунься они с ними к Сталину, то уж наверняка максимум через час писали бы чистосердечные показания на Лубянке, потому как документики-то открыто, документально и однозначно свидетельствовали бы о реальной попытке вредительства в военном планировании отражения агрессии!
Гитлерюги-то планируют напасть тремя группировками, а дуэт, видите ли, протаскивает идем усиления только «южного» акцента! А с остальными группировками что же делать?
Если бы Сталин и впрямь приказал считать Южное направление главным для вермахта, миф о чем так упорно распространяли Мерецков и Жуков, но верить во что нет абсолютно никаких оснований, особенно если твердо помнить, что за вермахт решал Гитлер, а не Сталин, в Молотов настойчиво призывал не доверять словам Жукова по этому вопросу, то подписали бы да пришли бы к Сталину со словами: «Вот, Иосиф Виссарионович, мы выполнили Ваше мудрое указание об усилении «южного» акцента! Утвердите!»
Однако они ни того, ни другого не сделали! Значит, и указания как такового в помине не было, а следовательно, и цель этих документиков была только в том, чтобы списать ответственность на Сталина! С учетом же всех изложенных выше данных выходит, что явно хотели заранее спихнуть ответственность за возможное поражение.
Небезынтересно обратить внимание на изысканно завуалированное объяснение маршала Василевского, почему нельзя верить этой байке.
На одной из страниц книги своих мемуаров он, в частности, написал следующее: «Вернемся, однако, к плану по отражению агрессии. Как нам рассказал К. А. Мерецков, при его рассмотрении И. В. Сталин, касаясь наиболее вероятного направления главного удара потенциального противника, высказал свою точку зрения. По его мнению, Германия постарается направить в случае воины основные усилия не в центре того фронта, который тогда возникнет по линии советско-германской границы, а на Юго-Западе, с тем чтобы прежде всего захватить у нас наиболее богатые промышленные, сырьевые и сельскохозяйственные районы. В соответствии с этим Генштабу было поручено переработать план, предусмотрев сосредоточение главной группировки наших войск на Юго-Западном направлении.
Требовалось в предельно сжатые сроки выполнить весь объем той колоссальной работы, который был связан с этим. Маландин, Анисов и я были обязаны не позднее 15 декабря закончить разработку всех соответствующих вопросов, касающихся Наркомата обороны и Генерального штаба, учтя при этом проблемы, связанные с Наркоматом путей сообщения а также определить задания соответствующим военным округам, с тем чтобы с 1 января 1941 г. командование и штабы округов могли приступить к разработке окружных планов»[663].
Обратите внимание, что, во-первых, Василевский не утверждал, тем более категорически, что Сталин приказал считать главным для вермахта Юго-Западное направление. По его признанию, Сталин всего лишь высказал свою точку зрения. Согласитесь, что какая-никакая, но разница есть, к тому же принципиальная. Более того, основания для высказывания такой точки зрения у него были, и в порядке обмена мнениями при обсуждении наиважнейшего общегосударственного плана обороны сие была более чем естественно. Во-вторых, отметив, что это произошло во время рассмотрения проекта плана, т. е. «Соображений…» от 18 сентября 1940 г., Александр Михайлович указал, что-де Генштабу было поручено переработать план к 15 декабря 1940 г. Однако переработать в такой ситуации можно было только проект, ибо план — это уже официально действующий документ. Ведь уж кто-кто, но сам-то Василевский как один из главных разработчиков этого плана прекрасно знал, что 14 октября 1940 г. «Соображения…» от 18 сентябри1940 г. были утверждены Сталиным. Следовательно, о какой же переработке плана к 15декабря могла идти речь? Извините, но Сталин не был легкомысленной девицей, чтобы каждые пять минут менять свое мнение, тем более изменять только что подписанный документ. Тем более по столь наиважнейшему вопросу, как подготовка к защите государства от вероятной агрессии. Не говоря уже том, что он вообще отличался особо тщательной проработкой всех документов, тем более такого уровня и значения. И уж если то ему и в самом-то деле было бы нужно, то он попросту приказал бы считать Юго-Западное направление главным для вермахта. Но он-то всего лишь высказал свою точку зрения — это более чем естественно при рассмотрении таких особо важных документов.
Более того. Сталин прекрасно знал, что «Соображения…» от 18 сентября 1940 г. разрабатывались под руководством глубоко уважаемого им самим Бориса Михайловича Шапошникова, мнение которого после советско-финляндской войны он стал ценить еще более высоко. Не говоря уже о том, что сам образ и суть стратегического мышления Сталина были идентичны позиции Шапошникова. С какой же стати он должен был так игнорировать мнение сталь уважаемого им аса Генштаба, если всегда любил приговаривать: «А ну, послушаем, что скажет нам шапошниковская школа!» (слова Василевского, кстати сказать).
К тому же, когда в 1992 г. эти «Соображения…» от 18 сентябри 1940 г. были полностью рассекречены и преданы гласности, то их публикация была осуществлена именно в том виде, в каком они были утверждены тогда, в 1940 г.
Вот и спрашивается — на каком же основании происходила эта переработка плана, если, конечно, она происходила официально! Ведь если бы то было все официально, то Генштаб обязан был бы руководствоваться не рассказом К. А. Мерецкова, а постановкой задачи, которую обязан был сделать нарком обороны Тимошенко: в военной иерархии, тем более того времени, субординация соблюдалась жестко, особенна в таких вопросах. Да и Сталин действовал бы только через наркома обороны, ибо он отвечал в т. ч. и за Генштаб. Так что, при чем тут сказки К. А. Мерецкова?! Единственное, что могло произойти и явно произошло, так это высказывание Сталиным пожелания об определенном дополнительном усилении обороны на Юго-Западном направлении ввиду громадного военно-экономического значения Украины. Пожелание вполне естественное и нормальное. Последовавшее вскоре решение о дополнительном усилении КОВО является подтверждением этого. А вот что произошло неофициально — об этом выше уже много говорилось.
Я вот еще что. Обратите внимание на явно не случайное совпадение: ведь Василевский со ссылкой на Мерецкова утверждал, что-де Генштабу было поручено к 15 декабря переработать план на предмет переакцентировки усилий на Юго-Западное направление, и в том же декабре 1940 г. из КОВО в Генштаб за подписью Жукова приходит докладная, что именно на КОВО придется главный удар вермахта, а чуть позже, но все в том же декабре штаб КОВО разрабатывает окружной прототип будущего «гениального плана» от 15мая 1941 г. А это что такое?! Что это за сверхнеобъяснимая прозорливость командования КОВО, т. е. Жукова, на редкость «удачно» совпавшая со сроками исполнения сказочного указания Мерецкова?
Поскольку на фоне и в свете всего, что изложено на страницах этой книги, едва ли найдется иное объяснение, то, очевидно, должно быть совершенно ясно, почему Жуков распространял байку об этом плане и особенно о том, как Сталин чуть головы не свернул ему и Тимошенко! Потому что этой байкой он явно хотел показать, что Сталин все-таки выдел этот план, а следовательно, несет часть ответственности! А, в свою очередь, байка Мерецкова, якобы как авторитетное подтверждение первоисточником (Тимошенко-то не зря помалкивал) истоков происхождения этой затей с переакцентировкой усилий на Юго-Западное направление, должна была и длительное время действительно играла не только эту роль, но прежде всего являлась своего рода «громоотводом» от Жукова, относя эти истоки столь дорого обошедшейся авантюры на осень 1940 г., когда он был всего лишь командующим КОВО. Корпоративная маршальская «солидарность», понимаете ли…
Ну так и на здоровье, что называется, вот только нас-то не надо держать за дураков!
Георгий Константинович до конца дней своих так и не понял, что если бы Сталин хоть одним глазком видел эпи планы, то у миллионов граждан СССР и постСССР не было бы никакого шанса прочитать его «Воспоминания и размышления», ибо после той жуткой катастрофы список «невинных жертв» сталинизма мгновенно пополнился бы сразу Тимошенко и Жуковым!!! Да и Мерецковым тоже — он и так был на грани этого!..
P. S. Если вы думаете, что история с «безграмотным сценарием вступления в войну» ограничилась только трагедией 22 июня 1941 г., то вынужден сильно вас разочаровать.
Невеселая русская пословица испокон веку гласит, что беда никогда не приходят одна. Так было и в этом случае, в подтверждение чего привожу наиболее важные примеры.
Во-первых, при проведении в 1942 г. под Харьковом крупной наступательной операция с Барвенковского выступа Тимошенко, по сути дела, не только реанимировал «сценарий» 22 июня, правда, в меньших масштабах, но и опять-таки самой сутью своего командования подставил вверенные ему войска под удар именно по хордовому направлению дуги наступления. Начав операцию «за здравие», Тимошенко завершил ее «за упокой» — кровавый итог этой операции хорошо известен…
Во-вторых, Жуков с чего начал войну — тем же ее и завершил: под его непосредственным ажиотажно-нервозным, непродуманным руководством Берлинская операция (16.04 — 08.05.1945 г.) превратилась в очередную жутко кровавую мясорубку для лучших в тот период времени солдат и офицеров в мире — советских солдат и офицеров: среднесуточные безвозвратные потери в Берлинской операции составляли 15 712 чел.[664]
Напомню, что в битве под Москвой среднесуточные безвозвратные потери составляли 10 910 чел., на Курской дуге— 11 313 чел., в операции «Багратион» (освобождение Белоруссии) — 11 262 чел., в Сталинградской битве — 6392 чел.![665]
В Берлинской операции Жуков не менее «исправно» укладывал, теперь уже в землю Германии, более чем по одной дивизии в день. Подчеркиваю, что лучших в тот период времени солдат и офицеров в мире! Наших солдат и офицеров, коими он додумался разминировать сильно укрепленные гитлерюгами Зееловские высоты, пустив пехоту впереди танков! И это несмотря на то, что Сталин с конца 1944 г. особо требовал как можно тщательней беречь людей для мира, для мирной жизни, для мирного труда!
Тем не менее в Берлинской операции погибли 361 367 чел.! Это ведь 65% общего числа погибших (включая и умерших от ран в госпиталях) за первые полгода Великой Отечественной войны! За такой короткий промежуток времени — с 16 апреля по 8 мая — такие немыслимо гигантские потери при несоразмерно, по сравнению с 22 июня, возросших и огневой мощи наших войск, и особенно их ратного искусства! Но никуда не денешься от этих цифр — в 2003 г. Генеральный штаб России рассекретил ряд материалов по Берлинской операции…
А все из-за того, что в очередной раз и во всей красе показала себя «органическая ненависть к штабной рабате». Потому как, оседлав с 1939 г. принесший ему тогда небывалый успех и громкую славу план наступления с двух направлений (независимый эксперт, чье заключение цитировалось выше, слегка польстил Георгию Константиновичу — не о зеркальной копии плана А. Шлиффена надо было говорить, а о копии плана халкингольской операции, в связи с чем и высказывалась выше просьба удержать в памяти план-схему той операции), Жуков и в Берлинской операции не слез со своего «конька».
Как и перед 22 июня, опять были реализованы постулаты концепции пограничных сражений Тухачевского — концентрация войск на флангах, в данном случае пехоты, достигла 1282 чел. на 1 км фронта, да плюс еще по 280 артстволов на тот же километр! И опять сверхстранное пренебрежение к мнению Генштаба![666] И когда, после крайне скоротечной артподготовки — всего-то 30 минут вместо не просто обычных, а положенных 1 — 2 часа — пехота пошла в наступление с такой плотностью, то гитлерюги не замедлили — в который-то раз за войну — воспользоваться промахом нашего командования. Быстро отступив на вторую линию своей обороны — прямо на Зееловских высотах, — гитлерюги с ожесточенным упорством принялись расстреливать наши войска прямой наводкой!
Видя захлебывающиеся атаки наших войск, Жуков вопреки своему же и без того кровавому плану поспешно ввел в действие две танковые армии, которые полезли вверх по Зееловским холмам прямо по коммуникациям своей же пехоты. В результате начался кровавый хаос, в котором под шквальным огнем гитлерюг, стрелявших прямой наводкой, наши танки давили нашу же пехоту под аккомпанемент яростных бомбардировок нашей же авиации (до того яростной, что чуть было самого Жукова не разбомбили, пришлось зенитками отгонять)!
«Органическая ненависть» Жукова «к штабной работе» ценой жизни З61 367 человек реанимировала трагедию 22 июня 1941 г.
Да-да, слышал, что победителей не судят, но все-таки, в 1941 г. за шесть месяцев 556 000 чел., а в 1945 г. всего-то за 22 дня 361 367 чел. (65% от уровня безвозвратных потерь 1941 г.)…
В-третьих, едва ли кто-либо всерьез задумывался над тем, что приведший к массово-похабному якобы переосмыслению истории Великой Отечественной войны гнусный миф «Ледокола небезызвестного Резуна-Брехуна (он же «В. Суворов») построен на точном знании того, что «безграмотный сценарий вступления в войну» не только основывался на концепции пограничных сражений Тухачевского, но и был поразительно схож с его же «Планом поражения»!
К глубокому сожалению, в британской разведке, где сочинили миф «Ледокола», прекрасно знали об этом. Как и почему — это предмет отдельного разбирательства, об этом в следующей книге.
В МИ-6 очень ловко воспользовались своим знанием и руками поддонка-предателя Резуна-Брехуна устроили вселенскую вакханалию варварского осквернения Истории Великой Отечественной войны, Великого Подвига Великого Народа. Настолько ловко, что обошлись всего лишь снятием с термина «контрблицкриг» — «контрнаступление» всего пяти букв: «контр-»! И все! Все остальное в этом мифе — антураж дымовой завесы!
Но посмотрите, какой оглушительный, вселенский же эффект! Попробуйте в такой ситуации даже не доказать, а хотя бы просто объяснить или по меньшей мере всего лишь рассказать, что у СССР и лично у Сталина не было намерений устраивать какие бы то ни было немедленные встречно-лобовые контрнаступления — контрблицкриги, особенно, если еще и снять эти самые пять букв: К, О, Н, Т и Р — то есть «контр-»!?
«Безграмотный сценарий вступления в войну» по Тимошенко — Жукову и сегодня приносит непоправимый ущерб.
Однако же попробуй, разберись теперь, зачем они это устроили: то ли просто в Наполеоны захотелось, коли планировали за раз прихлопнуть чуть ли не весь вермахт, то ли и впрямь собирались сделать то, о чем разведка предупреждала Сталина еще в 1935 г. (и раньше) и что подтверждалось на всех основных процессах 1937 — 1938 гг.?! Точного ответа нам никогда уже не узнать…
Но одно ясно точно: вне какой-либо зависимости от той конкретной цели, которую дуумвират Тимошенко — Жуков тогда ставил перед собой, войска оказались подставлены под такой разгром именно их «безграмотным сценарием» вступления в войну.
А вот виноват, как всегда, почему-то Сталин, который, как увидим из завершающей главы книги, планировал совершенно иное…
Глава II. «СЛАВА ВЕЛИКИХ ЛЮДЕЙ ДОЛЖНА ИЗМЕРЯТЬСЯ ТЕМИ СПОСОБАМИ, КОТОРЫМИ ОНА БЫЛА ДОСТИГНУТА»[667]
(А ЧТО ЖЕ СТАЛИН?!)
«В конце декабря 1940 г. военная разведка (НКВД. — А. М.) обратила внимание советского руководства на поступившие из берлинской резидентуры сообщение о выступлении Гитлера 18 декабря (дата утверждения Директивы № 21, она же — план «Барбаросса». — А. М.) по поводу выпуска из военных училищ пяти тысяч немецких офицеров. В этом выступлении Гитлер резко высказался против «несправедливости, существующей на земле, когда 60 млн. великороссов (т. е. русских; Адольф, как всегда, сбрехнул изрядно, ибо в 194,2 млн. чел. предвоенного населения СССР великороссов насчитывалось в два с лишним раза больше. — А. М.) владеют 1/6 частью земного шара, а около 90млн. немцев ютятся на клочке земли. Гитлер призвал молодых офицеров к устранению этой несправедливости»[668].
Никогда не оставлявший без жесткого и многозначительного ответа ни одного выпада против СССР, с чьей бы стороны и в какой бы форме он ни был бы, Сталин в традиционной для него манере четко выраженной адекватности — чувство политической меры у него было очень сильно развито — через некоторое время дал свой, сталинский ответ.
Дождавшись от разведки дополнительных данных и уяснив себе, что этот выпад Гитлер допустил в связи с принятием плана нападения на СССР — как уже отмечалось выше, первые сообщения о плане агрессии стали поступать е самом конце декабря 1940 г., — Сталин дал свой ответ: в середине января 1941 г. ярко выраженный коренной представитель великороссов — генерал армии Жуков — был назначен начальником Генерального штаба РККА.
Однако это всего лишь видимая часть ответа. Еще более существенная заключалась в том, что высшие ключевые посты в советской военной иерархии оказались замещенными двумя отличившимися в боевых действиях против союзников Германии военачальниками: Тимошенко проявил себя при разгроме Финляндии, Жуков — на Халхин-Голе, при разгроме японской армии.
По-восточному элегантно тонким намеком Сталин ясно дал понять Гитлеру, что не следует «скалиться» на Восток: мол, побили твоих союзничков — отлупим и тебя!
Этот намек был тем более важен, если учесть еще и его, ныне, к сожалению, едва различимый в сумерках ушедших с той поры десятилетий этно-геополитический аспект: Берлину ясно дали понять, что Москва полностью отдает себе отчет в глобальности грядущего именно этно-геополитического столкновения, в его острейшей цивилизационной направленности и потому на высшие командные посты назначены именно два ярко выраженных представителя двух главных славянских народов — русского и украинского!
Тот факт, что в своей основе советский генералитет представлен выходцами из самых глубин прежде всего славянских народов, населяющих СССР, действительно дошло до гитлерюг лишь накануне краха поганого Третьего рейха. В опубликованных в № 5 за 1992 г. (стр. 213) журнала «Новая и новейшая история» фрагментах из дневника Геббельса имеется следующая запись: «Генеральный штаб прислал мне книгу с биографиями и фотографиями советских генералов и маршалов. Из этой книги можно вычитать много такого, что мы упустили сделать в предшествующие годы. Маршалы и генералы в среднем чрезвычайно молоды, почти ни одного старше 50 лет. За плечами у них богатая политико-революционная деятельность, все они убежденные коммунисты, весьма энергичные люди и по лицам их видно, что вырезаны они из хорошего народного дерева. В большинстве случаев речь идет о сыновьях рабочих, сапожников, мелких крестьян и т. п. Короче говоря, приходишь к досадному убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса получше, чем наша собственная… Я рассказал фюреру о просмотренной мной книге Генерального штаба о советских маршалах и генералах и добавил: у меня такое впечатление, что с таким подбором кадров мы конкурировать не можем. Фюрер полностью со мной согласился».
Не поняли они и другого намека, точнее, серии намеков Сталина, о некоторых из них, ввиду их особой важности, следует все-таки сказать.
Это были в своем роде уникальные ответы Сталина Гитлеру — ответы, которые и сегодня выглядят достойными подражания образцами того, как нужно элегантно бить врага!
Речь идет о назначении 6 мая 1941 г. Сталина главой Правительства СССР и о его знаменитой речи перед выпускниками военных академий на приеме в Кремле 5 мая 1941 г.
К сожалению, за редкими исключениями, оба факта и поныне трактуется вкривь да вкось. А некоторые трактовки — так и вовсе способны внушить опасения за психическое состояние их авторов, ибо добровольно инфицировавшись «заразой» забугорных или «демократических» мифов, пытаются усмотреть в этих фактах признаки подготовки к агрессии!
На самом же деле оба факта свидетельствуют о проведении Сталиным блестящей разведывательно-политической блицоперации по оказанию стратегического влияния на руководство нацистской Германии в целях удержания его от попытки вооруженного нападения на СССР.
Дело в том, что 4 мая 1941 г. Гитлер выступил в рейхстаге с программной речью, в которой даже и не упомянул СССР[669]. Как будто занимающего 1/6 часть суши земного шара государства, с которым у Германии Договор о ненападении, не существует!
Естественно, что немедленно проинформированный об этом Сталин всерьез встревожился — информация свидетельствовала о крутом переломе, вынуждая заподозрить, что Гитлер уже вышел на финишную прямую в подготовке агрессии против СССР (так оно и было, к слову сказать), тем более что на тот момент еще не до конца отмерла одна из фигурировавших в то время дат агрессии — 15 мая.
И вот ответ Сталина: 5 мая 1941 г. прозвучала та самая знаменитая речь Сталина на приеме в Кремле в честь выпускников военных академий.
Несмотря на то что споры об этой речи не утихают до сих пор, а у некоторых, лаже объективно и трезво мыслящих историков порой можно встретить перегибы в оценках этой речи, на самом же деле все обстояло куда проще.
При всей постоянно приписываемой ему т. н. «византийской хитрости» (а что тут плохого-то, к слову сказать?!) Сталин не был склонен мудрствовать лукаво — его речь 5 мая 1941 г. была прямым ответом на речи Гитлера от 18 декабря 1940 г. и, конечно, от 4 мая 1941 г.
Гитлер призвал своих гаденышей-бандитов с оружием в руках «исправить несправедливость», т. е. напасть на СССР, которого вроде бы и не существует, ну а Сталин совершенно ясно и четко объяснил своим воякам, что пора и могилы пошире для тевтонов организовывать, т. е. дать соответствующий мощный отпор и разгромить агрессора!
Все четко адекватно, паритетно, причем как по форме, аудитории и даже антуражу, так и тем более по содержанию! И не зря гитлерюги так всполошились, что все время пытались узнать, что же конкретно сказал Сталин, а во время войны чуть ли не всех военнопленных допрашивали по этому вопросу (напускная секретность и двойственность версий этой речи были неотъемлемыми компонентами той операции)[670]. Вот как он их озадачил этой речью!
А чтобы до «коричневых» мозгов лучше дошло, что к чему, назначением прямо на следующий день, т. е. 6 мая 1941 г., Сталина главой Правительства СССР фюреру вдобавок популярно разъяснили, что не следует пытаться в потугах делать вид, что СССР не существует, коли его Правительство возглавил всемирно известный политической и государственный деятель Сталин(А ежели есть какие-то проблемы, то, что называется, «битте шён», давай их решать за столом переговоров, тем более что именно Сталин занял ключевой государственный пост в СССР. Ну в если нет, то лично Сталин и возглавит отпор агрессии!
Однако, прекрасно зная, с какой сволочью приходится иметь дело, Сталин, естественно, развернул эту операцию в серию крупных, но, как и вышеуказанные ключевые звенья, тесно взаимосвязанных между собой синхронно-последовательных акций.
Всего через три дня — 9 мая 1941 г. — последовало Сообщение ТАСС, в котором в жанре полунедоуменного опровержения — тоже ведь уметь надо! — открыто, но особо было подчеркнуто истинное предназначение всеми заинтересованными сторонами зафиксированный, однако же специально не скрывавшейся Москвой переброски войск к западным границам (в действительности она началась еще в апреле 1941 г., так что можете попутно еще раз оценить уровень «объективности» мемуаров Жукова): Гитлеру опять популярно объяснили, что нечего рассчитывать на легкую добычу, что он столкнется с грозной и мощной силой и что лучше всего, пока не поздно, сесть за стол переговоров![671]
Гитлер опять не захотел понять и на следующий день отправил Р. Гесса за высочайшим разрешением Лондона напасть на СССР.
Тогда ему вновь популярно разъяснили… демонстративно крупными учениями ВДВ и не менее демонстративным призывом примерно 800 тыс. резервистов (потом еще 300 тыс. чел.)[672].
Одновременно советские послы за рубежом стали открыто говорить о большом сосредоточении войск на западных границах СССР[673], а разведка (НКГБ), также по указанно Сталина, специально предоставила харбинской резидентуре германской разведки в Китае возможность «перехватить и расшифровать» некий «циркуляр из Москвы», которым всем советским представителям за рубежом предписывалось предупредить Германию, что Советский Союз подготовился к защите своих интересов»[674].
А на пике этой серия акций влияния, тоже в мае (а затем и в июне) 1941 г., Германия услышала и вполне внятные угрозы Москвы, что в случае нападения на СССР последний в долгу не останется и нанесет массированные удары возмездия по Берлину и другим германским городам, а при необходимости не остановится а перед применением химического и бактериологического оружия[675].
Вот как решительно, смело им искусно, с применением всех доступных средств, аргументов и каналов влияния пытался предотвратить войну гнусно и подло оболганный всеми Иосиф Виссарионович Сталин!
Дверь для возможного диалога с Берлином, кстати говоря, осталась открытой. Более того, параллельно осуществлялся тонкий зондаж насчет будущих союзников в войне против Германии, причем именно такой зондаж, который одновременно использовался и как средство давления на Германию в целях вынудить Гитлера к отказу от нападения на СССР или по крайней мере к переносу срока нападения на более позднее время.
В этих целях, в частности, в первых числах июня 1941 г. советской разведкой была «обеспечена возможность» поступления в Берлин информации о начавшихся советско-американских консультациях[676].
И как только стало ясно, что в Берлине нервозно восприняли эти сведения, 8 июня 1941 г. началась вторая фаза этой операции. Под видом «Сообщения ТА СС» Посол СССР в Румынии А. Н. Лаврентьев в этот день направил миссиям США, Китая, Турции, Швейцарии и нунцию (представителю) Ватикана в Бухаресте послание, в котором, в частности, говорилось, что «СССР не потерпит политического, экономического и военного диктата в условиях, когда в мировой политике имеются независимые факторы (подразумевались США. — А. М.), которые хотят вступить в союз с СССР и что этот союз будет представлять собой величайшую военную и экономическую силу в мире». Кроме того, там же специально подчеркивалось, что «Красная Армия готова защитить свою страну и увеличить свою современную мощь», а также то, что посол А. В. Лаврентьев приступил к консультациям с дипломатическими представителями названных стран[677].
Это было сделано в расчете на то, что текст послать попадет в руки германской разведки — оно так и вышло[678]. Одновременно в расчете на то, что устно сказанное также дойдет до ушей германских представителей в Бухаресте, посол Лаврентьев как бы невзначай высказал вслух мысль о том, что-де войны скорее всего не будет, а будут переговоры, которые, однако, могут сорваться, если немцы выдвинут неприемлемые условия[679].
Таким образам проводился комплексный зондаж с целью оказания влияния: с одной стороны, выказывается готовность к диалогу, но только на равных условиях, с другой — подчеркивалась абсолютная неприемлемость какого бы то ни было диктата, с третьей — делался намек на союз между США и СССР, против которого Германия ни при каких обстоятельствах не устроит, с четвертой — сто при всех обстоятельствах СССР настроен крайне решительно и даст самый мощный отпор агрессору, с пятой — все заинтересованные стороны открыто извещались, сто, не унижаясь перед кем бы то ни было, СССР готов приложить максимум усилий в поисках мира[680].
Это была прелюдия Сталина к знаменитому Сообщению ТАСС от 13 июня 1941 г.
И вот все это свора забугорно-доморощенных отпетых подонков от истории пытается выдать за агрессивные приготовления Сталина?! И СССР тоже?!
До какой же степени надо быть пораженным кретинизмом, чтобы утверждать такое? Ведь еще Наполеон предупреждал, что «все должно иметь предел — даже ненависть»!
Правда, сам Бонапарт понял это не сразу, во всяком случае, находясь в зените славы и могущества, явно не очень-то задумывался над этим, пока реализовывавшая свой уникальный план борьбы с его нашествием Россия не скинула его с мирового пьедестала.
План был непростой, и он сохранился в истории. Что касается взаимосвязи между этим планам и замыслом советского руководства по отражению агрессии нацистской Германии, то тут все значительно сложнее.
Прежде всего потому, что после того, что произошло 22 июня 1941 г., Сталин даже в ближнем кругу так никогда и не признал, что он планировал использование бесценного опыта войны 1812 г., естественно, с глубокими и всеобъемлющими поправками на «век моторов».
Всего лишь один-единственный раз — во всяком случае автору книги не представилась возможность отыскать следы хотя бы еще одного такого случая — Сталин вынужденно заговорил на эту тему. В дни контрнаступления под Москвой в декабре 1941 г. посол СССР в Великобритании И. Майский (вместе с английской делегацией он тогда прибыл в столицу для участия в англо-советских переговорах по вопросам сотрудничества двух стран в борьбе против гитлеровской Германии) во время аудиенции задал Сталину вопрос: «Можно ли считать, что основная линия стратегии в нашей войне и в войне 1812 г. примерно одинакова, по крайней мере, или брать события вашей войны за первые полгода?»
Ответ Сталина (после некоторой паузы): «Не совсем. Отступление Кутузова было пассивным отступлением, до Бородино он нигде серийного сопротивления Наполеону не оказывал.
Наше отступление — это активная оборона, мы стараемся задержать врага на каждом возможном рубеже, нанести ему удар и путем таких многочисленных ударов измотать его.
Общим между отступлениями было то, что они являлись не заранее запланированными, а вынужденными»[681].
Лукавил Верховный Главнокомандующий, пожалуй, даже слишком!
Ему ли было не знать, что Кутузов всего лишь продолжил осуществление еще да начала нашествия Наполеона разработанного другим, не менее выдающимся российским военачальником —Михаилом Богдановичем Барклаем-де-Толли — плана, утвержденного самим Александром I?
Сталину ли было не знать, что отступление было умышленным — такова была избранная тогда стратегия, основывавшаяся на тщательнейшем учете данных русской военной разведки?
Ему ли было не знать, что на первых порах функцию активной обороны исполняли частично арьергард русской армии, частично (но в большей мере) специально организованные мобильные партизанские отряды?
Несколько комично и то, что эту круто лукавую «туфту» Сталин на полном серьезе «впаривал» такому же искусному знатоку истории, как и он сам, — посол И. Майский был большой «дока» по части истории…
Однако понять это необычное лукавство Сталина не столько можно, сколько нужно; на фоне уже разверзшейся трагедии — ведь почти вся Европейская часть СССР была оккупирована гитлерюгами, а потери РККА были просто жуткими — само признание, что-де таков был изначальный план, означало бы акт политического самоубийства.
Склонностью же к политическому суициду Сталин никогда не страдал, но и трагедии такой, естественно, не планировал, хотя прекрасно понимал, что война — штука очень жестокая, потому, собственно говоря, и пытался предотвратить ее всеми мерами.
Тем не менее признать схожесть и тем более прямую аналогию с планом 1812 г. — ведь именно к этому откровенно подталкивал вопрос И. Майского — Сталин не мог. Уж слишком велики были жертвы. Да и, откровенно говоря, то, что случилось фактически, действительно не имело прямой аналогии с планом 1812 г. — отступление было, мягко говоря, частичным, зачастую паническим, неорганизованным, нередко принимало формы бегства.
Однако это вовсе не означает, что до 22 июня у него и в мыслях-то не было такого плана. Напротив, и он сам, и Молотов, и Шапошников действительно рассчитывали применить — именно применить, а не просто повторить! — бесценный опыт войны 1812 г., но, подчеркиваю это особо, при очень глубоких и всеобъемлющих поправках на специфику «века моторов», т. е. применить этот опыт в серьезно модифицированном виде.
И поскольку на это указывает большой комплекс прямых и косвенных признаков — как известных, так и малоизвестных, а то и вовсе никогда не привлекавших к себе внимание, — то по прошествии стольких десятилетий, очевидно, пора уже назвать все своими именами.
Сразу же отметим, что одним из первых, если не самым первым среди полководцев той войны, заговорить на эту тему, правда, с очень дальних подступов, попытался маршах К. К. Рокоссовский. Но цензура… ох уж эта цензура, будь она трижды неладна… Чего только она нас не лишила?!
Так вот, в купированных цензурой частях мемуаров Рокоссовского есть следующие строки: «Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов, в 1812 г. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам «стоять насмерть» (что особенно привилось у нас и чем стали хвастаться некоторые полководцы!) Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело а том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком. Главное же — подравнять силы и создать более выгодное положение. Поэтому, не ввязываясь в решительное сражение, отводили войска в глубь страны.
Сражение у Бородино, данное Кутузовым, явилось пробой: не пора ли нанести врагу решительный удар? Но, убедившись в том, что противник еще крепок и что имевшихся к этому времени собственных сил недостаточно для подобной схватки, Кутузов принял решение на отход с оставлением даже Москвы.
В течение Первых дней Великой Отечественной войны определилась, что пограничное сражение нами проиграно. Остановить противника представлялось возможным лишь где-то в глубине, сосредоточив для этого необходимые силы путем отвода соединений, сохранивших свою боеспособность или еще не участвовавших в сражении, а также подходивших из глубины по плану развертывания.
Войскам, ввязавшимся в бой с наседавшим противником, следовало поставить задачу: применяя подвижную оборону, отходить под давлением врага от рубежа к рубежу, замедляя этим его продвижение. Такое решение соответствовало бы сложившейся обстановке на фронте. И если бы оно было принято Генеральным штабом и командующими фронтами, то совершенно иначе протекала бы война и мы бы избежали тех огромных потерь, людских, материальных, которые понесли в начальный период фашистской агрессии»[682].
Как видите, Рокоссовский, что называется, «прямой наводкой» «врезал» по Жукову как начальнику Генерального штаба, по сути дела обвинив его в неспособности даже по факту уже случившегося избрать самим ходом событий откровенно напрашивавшийся тогда вариант активной стратегической обороны, а заодно и за неуместность применения «жесткой обороны» тоже.
Немного смущает, что Рокоссовский почему-то не упомянул, что за Генштаб это сделал Сталин — может, не знал или просто запамятовал, а может быть, что скорее всего, опять не обошлось без бдительной цензуры…
Но то, что великий полководец попытался осмыслить уже после войны, — кстати говоря, по личному убеждению автора, будь Рокоссовский главой Генштаба перед войной, он именно так и спланировал бы оборону родного Отечества, — Сталин осознавал задолго до войны, как минимум лет за 7 — 10 точно! И не только осознавал, но и открыто, хотя и очень осторожно показывал свое видение характера и масштабов грядущего столкновения и, естественно, путей противодействия и отпора агрессии. Как уже отмечалось выше, еще в конце 1925 г., т. е. по факту подписания рядом западных стран пресловутых Локарнских соглашений, Сталин был вынужден окончательно признать неизбежность Второй мировой войны (принципиально это обстоятельств он осознал, как и многие в мире, еще в 1919 г., когда был подписан Версальский т. н. «мирный договор», который во всем мире расценили всего лишь как временное перемирие, к тому же на 20 лет, что и произошло — Вторая мировая война началась ровно через двадцать лет), но и неминуемость втягивания в нее СССР помимо воли последнего.
Не случайно, что «дух Локарно», в угаре которого тогда пребывала вся западноевропейская сволочь, Сталин открыто расценил именно как «дух войны».
…Хотя это и относится к теме другой книги, тем не менее уместно было бы еще раз отметить, кто Сталин совершенно точно знал о существовании Плана Перманентной Мировой Войны против России (в тандеме с социальной революцией), которую Запад официально объявил ей еще под Рождество 1890 г.![683]
Именно в этом, до сит пор действующем Плане Перманентной Мировой Войны четко был прописан сценарий Первой мировой войны, включая и конкретную причину, из-за которой она разгорится (с общепринятой в истории не имеет ничем общего), определен механизм взращивания будущего нацизма (без названия, хотя СС уже тогда придумали, но не в Германии) через широкомасштабное и интенсивное культивирование круто замешенного на романтизированном мистицизме оголтелого германского национализма, показан механизм провоцирования Второй мировой войны, и, конечно же, была поставлена конечная цель: превратить Россию в «Русскую Пустыню»!
Прекрасно знавшие тайные пружины и механизмы мировой политики британские политические деятели охарактеризовали тот же Версальский мирный договор следующим образам: «С точки зрения людей, планирующих новую войну, ничего не могло быть лучше такого договора»[684]. Правильно, потому как в этот договор было заложено все то, что было предусмотрено еще Планом Перманентной Мировой войны!
И вовсе не случайно, что на вопрос «где родился Гитлер?», те же деятели невозмутимо отвечали: «В Версале»![685]
И это правильно, потому как механизм «зачатия» нацизма (без названия, естественно) был четко прописан все в том же плане…
Вот почему еще в ноябре 1925 г. назначенному начальником Штаба РККА Тухачевскому вскоре и было поручено спрогнозировать характер будущей войны и представить в Правительство соответствующие рекомендации по укреплению обороноспособности страны.
Что он в итоге сделал — уже было показано. Однако ко всему сказанному следует добавить, что именно тогда; в середине второй половины 20-х гг. ХХ в. благодаря действиям Тухачевского и К° в военной элите страны произошел сильный раскол на сторонников наступательной доктрины — их и возглавил Тухачевский, и сторонников доктрины первоочередности стратегической обороны, которую отстаивали бывшие царские генералы и офицеры. Лидером этого крыла был известный русский военный теоретик А. Свечин. Завершился же спровоцированный Тухачевским и К° раскол репрессиями против бывших царских генералов и офицеров (А. Свечин, к примеру, изрядно пострадал тогда) — позорное дело «Весна» на совести лично «стратега». И обратите внимание, что эти репрессии были спровоцированы им в момент, когда на рубеже 20-х — 30-х гг. прошлого столетия вновь обострилась угроза нападения Запада на СССР. Выходит, это было сделано умышленно, т. к. из армии изгонялись лучшие военные кадры, блестяще знавшие стратегию и тактику европейских армий!
А в конце 1925 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретное постановление «Об активной разведке», в котором были поставлены задачи по своевременному вскрытию агрессивных планов Запада (чуть позже добавилась и Япония), проведению операций влияния для предотвращения вооруженного столкновения с Западом, а также по созданию разветвленной и глубоко законспирированной агентурной сети в ряде западных стран на случай войны, в т. ч. и для осуществления разведывательно-диверсионной деятельности. Именно ради этого, например, и была создана Особая группа разведки при руководителе Лубянки во главе с Яковом Серебрянским, который подчинялся только руководителю органов госбезопасности, а вся его группа действовала совершенно автономно от ИНО ОГПУ — НКВД.
К началу 30-х гг. Сталин осознал глобальность масштабов неизбежно грядущего вооруженного столкновения — глобальность как политико-экономическую, так и особенно геополитическую (не говоря уж о численности желающих напасть на СССР).
Было совершенно очевидно, что неизбежно грядущее столкновение, как и встарь, будет носить характер религиозно-цивилизационного вооруженного противоборства сугубо этно-геополитического характера (под термином «религиозно-цивилизационный характер» не следует понимать религию в прямом смысле, во всяком случае на тот период, хотя и это реально подразумевалось; в первую очередь следует понимать мировоззренческо-цивилизационный характер многовекового противоборства по оси Запад — Восток).
Именно поэтому, хорошо зная к началу 30-х гг. прошлого столетия о разрабатывавшихся планах вооруженного нападения на СССР консолидированными силами всего Запада (в т. ч. даже и при определенном содействии Японии в целях организации двухфронтового нападения на СССР), Сталин и заявил 4 февраля 1931 г. (т. е. за 10 лет до войны): «Задержать темпы роста — это значат отстать. А отсталых бьют… Мы отстали от передовых стран на 50 — 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»![686]
Это либо-либо было сказано не для «красного словца». Сталин знал, что, во-первых, Запад поставил задачу — Россия, СССР должны быть физически уничтожены прежде всего как геополитический фактор!
Во-вторых, не менее точно он знал и о четвертьвековом шаге в развязывании очередного «горячего этапа» Перманентной Мировой Войны против России, до истечения очередного срока которого в оставалось всего 10 (максимум 12) лет!
Объективности ради следует отметить, что некоторое время Иосиф Виссарионович слегка «плавал» в вопросе об определении точки отсчета «четвертьвекового шага» — то ли его нужно было отсчитывать от начала предыдущего «горячего этапа», то ли от года его завершения.
С этим отчасти связана и некоторое время жившая в его сознании убежденность в том, что война грянет в 1942 — 1945 гг. (т. е. либо через 25 лет после 1917 г., когда Россия вышла из Первой мировой войны, либо через 25 лет как последняя завершилась, т. е. от 1918 г.).
Вторая мировая война грянула, как известно, в 1939 г., т. е. ровно через 25 лет после начала Первой мировой, а нападение на СССР произошло через 24 года после выхода России из нее, но на 25-м году…
Кстати, небезынтересно одновременно отметить, что и знавший об этом «Плане…» и «четвертьвековом шаге его «горячих этапов» фюрер также слегка «плавал» в вопросе о том, когда нужно попасть на СССР[687]. Так, в меморандуме от 20 августа 1936 г. «Экономическая подготовка к войне», в преамбуле которого речь шла только об уничтожении России, вследствие чего Германия была названа «острием всего западного мира», Гитлер обозначил срок общей готовности экономики к войне в четыре года, т. е., грубо говоря, к концу 1940 — началу 1941 г. экономика Германии должна была быть готова к войне. Но в то же время Гитлер прямо указал в его тексте, что «целью этого меморандума не является предсказание времени, когда нетерпимая ситуация в Европе перейдет в стадию открытой войны»[688]. Однако, несмотря на это, еще сам толком не звавший, когда нужно нападать на СССР, тевтонский баран осенью того же года на всякий случай ляпнул, что Германия готова в любое время осуществить это!
А вот годам позже, как якобы свидетельствует известный всем историкам «протокол Хосбаха» с записью содержания выступления Гитлера на совещании с генералитетом 5 ноября 1937 г., в качестве одного из временных рубежей для начала войны Гитлер обозначил 1943 год …[689]
Как видите, хотя и с принципиально разными целями, но и Сталин, и Гитлер ориентировались примерно на одни и тот же срок. Именно так и вышло бы, если бы, конечно, не заговор Тухачевского.
Да-да, именно, если бы не заговор Тухачевского, который, как свидетельствуют факты, являлся ключевым звеном в тройственном евразийском военно-геополитическом заговоре с целью создания трансконтинентального геополитического альянса военных диктатур по оси Берлин (без Гитлера, которого его генералы собирались убрать) — Москва (в постсоветском варианте, в результате свержения Сталина) — Токио (где должна была сложиться военно-политическая диктатура во главе с теми силами, которые имели тесные связи с оппозицией в Германии и СССР).
Заговор представлял колоссальную угрозу независимости, суверенитету и безопасности СССР, особенно его «станового хребта» — России, т. к. планировалась не только полная реставрации капитализма, но и расчленение территории постСССР, и превращение постсоветского пространства в богатую неисчерпаемыми природными и иными ресурсами дойную корову, опираясь на которую и используя территорию которой в целях маневрирования силами, Германия и Япония намеревались вести свою борьбу за мировое господство (как уже указывалось выше, догитлеровский военный клан уже мечтал об этом еще с 1922 г., что весьма откровенно изложил в одном из документов ближайший сотрудник Г. фон Секта — уже упоминавшийся выше подполковник Клейст (кстати, фон Сект рассуждал точно так же).
Однако как ключевое звено глобального тройственного заговора не менее колоссальную угрозу заговор Тухачевского представлял и для геополитических интересов Великобритании, особенно для ее империи. И ей совершенно не хотелось, тем более в открытом противоборстве, столкнуться с решительно настроенными к глобальными мировым разборках военными диктатурами Германии и Японии, опирающимися к тому же и на бесконечные ресурсы постсоветской России.
В Планы Великобритании, а ведь это именно она от имени англосаксонского центра сил Запада, который она же и олицетворяла в конце ХIХ в., объявила России Перманентную Мировую Войну на полное уничтожение, входило совершенно иное — уничтожение СССР (в т. ч., естественно, и России) руками Гитлера при содействии злобно русофобствовавшей японской военщины. Противоречия здесь с вышеуказанным нет, т. к. против СССР была настроена большая часть командования Сухопутных войск, в то время как командование ВМФ Японии целиком было настроено просоветски). А затем, когда Германия и Япония измотают и ослабят себя в борьбе с СССР, раздавить и их, и тем самым укрепить британское мировое господство.
Единственное, чего недоставало по этим планам Великобритании, так это должной экономической мощи Германии и Японии, без чего, естественно, они и не могли напасть на СССР. Сталин понимал это еще в начале З0-х гг. — вот откуда проистекает его жесткое требование к ускоренной индустриализации.
Осознавая стратегическую важность для реализации своих русофобских планов резкой интенсификации в первую очередь военно-экономического развития Германии, но не желая даже участвовать в том открыто и не без оснований рассчитывая повернуть вермахт под управлением Гитлера против СССР, достоверно знавшая о заговоре германской и советских генералов Великобритания преднамеренно, но сугубо в своих корыстных целях завалила советскую часть этого заговора во главе с Тухачевским. И, надо отдать должное изощренному коварству британского искусства борьбы за мировое господство, проделала это весьма оригинальным способом: конвертировала его «заваливание» в т. н. «экономическое умиротворение» Гитлера в целях скорейшего наращивания милитаристских мускулов нацистской Германии!
Если в результате филигранной работы британской разведки до Москвы была доведена подробная и достоверная информация о заговоре Тухачевского и его связях с германскими генералами (правда, чего-то особенно нового эти сведения не несли — они просто совпали с теми, которыми располагал и Сталин и НКВД), то вот Гитлеру на первых порах ничего не сообщили о заговорщической деятельности его генералов[690].
Колебавшемуся на рубеже 1936 — 37гг. перед выбором — идти на реанимацию германо-советского торгово-экономического сотрудничества, как то было до его прихода к власти, или нет — Гитлеру популярно разъяснили, что на СССР в этом смысле нечего рассчитывать, ибо там скоро произойдет военный переворот и еще неизвестно, что будет потом, но если он откажется от экономических и колониальных претензий к странам-победительницам в Первой мировой войне, то чуть позже получит взамен не только столь вожделенные для него чешские Судеты, но и всю Чехословакию. Причем и как ближайший к границам СССР удобный плацдарм для нападения на Советский Союз, и как мощную военно-промышленную базу, ибо Чехословакия в те времена являлась одним из крупнейших в мире производителей и экспортеров оружия, на долю которого приходилось тогда до 40% мирового смертоносного экспорта.
Тайная сделка на сей счет состоялась в самом начале февраля 1937 г. во время конфиденциальной встречи в Баденвейлере (Германия) между главным в то время финансистом Гитлера, выдающимся «гроссмейстером финансово-экономических шахмат» Ялмаром Шахтом и таким же асом в этой области, главой экономического департамента МВД Великобритании Ф. Лейт-Ростом.
В результате в 1937г. был не только завален сам заговор Тухачевского, но и прежде всего был в корне подорван с большим трудом созданный СССР базис системы коллективной безопасности в Европе, опиравшийся тогда на взаимоперекрещивающиеся франко-советский, франко-чехословацкий и советско-чехословацкой договоры от мая 1935г. о взаимопомощи в случае агрессии, а Генеральные штабы Чехословакии и, особенно, Франции с тех пор попросту носы воротили при одной только мысли о военном сотрудничестве с СССР (хотя и не прекращали его полностью). Именно поэтому-то, как якобы свидетельствует «протокол Хосбаха» от 5 ноября 1937г., Гитлер безапелляционно заявил, что летом 1936 г. ожидает крутого изменения ситуации в Европе, в результате которого откроется дорога к войне[691].
Путь к агрессии действительно был открыт, тем более что двумя неделями позже после того совещания министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс подтвердил это (по каналам разведки Сталин точно знал о содержании ноябрьских 1937 г. англо-германских переговоров).
А в 1938 г. в результате Мюнхенской сделки, суть которой кок раз и покоилась на двух «китах» — создании системы пактов о ненападении Германии на западные страны (особенно на Францию, Англию и страны Бенилюкса) и сдаче Чехословакии «в аренду» Гитлеру и как ближайшего к границам СССР плацдарма для нападения на Советской Союз, и как мощной военно-промышленной базы (весь смысл в том и заключался, чтобы «сдать» ВПК Чехословакии целехонькими — Гитлер действительно получил все, что ему обещали мерзавцы с Даунинг-стрит, 10.
И если теперь взглянуть на цифры роста вермахта именно в этот период, то, как говорится, и слепому станет ясно насколько же «конвертация» заваливания заговора Тухачевского в «экономическое умиротворение» Гитлера ускорила приближение войны: на 1 января 1938 г. численность вермахта достигала 800 тыс. чел., а к 1 октября того же года, т. е. к дате вступления Мюнхенского створа в силу — уже 2 200 000 чел., а к моменту подписания Договора о ненападении от 25.08.1939 между СССР и Германией — так и вовсе 4 233 000 чел. А в ноябре того же 1939г. вермахт насчитывал уже 5 млн. человек! РККА в тот же период увеличивалась куда более скромно, невзирая на абсолютную несоразмерности масштабов территорий и численности населения: в 1937 г. — 1 100 000 чел., 1938 г. — 1 513 400 чел., на 19.08.1939 — 2млм чел., т. е. в два с лишним раза меньше, чем вермахт!
Оно и неудивительно, потому как в результате Мюнхенского сговора Гитлер, во-первых, получил возможность только за счет запасов Чехословакии одномоментно создать, вооружить иобмундировать 45 дивизий. Во-вторых, один только перешедший под германское управление чехословацкий концерн «Шкода» с 1 октября 1938 г. по 1 сентября 1939 г. произвел оружия и боеприпасов больше, чем вся военная промышленность Великобритании за это же время. В-третьих, по-прежнему в бешеном темпе работает и собственно германская военная промышленность.
Причем британские покровители были настолько любезны с Гитлером, что по первому же требованию коричневого шакала отдали ему даже золотой запас Чехословакии, который она по дурости решила укрыть в подвалах Английского Банка — шесть млн. фунтов стерлингов, что по нынешним временам примерно — 600 млн. фунтов стерлингов[692].
В соответствии со своей принципиальной решимостью никому не давать спуску за любой выпад против СССР Сталин вернул-таки «должок» Западу.
Во-первых, исчерпав всякие возможности убедить Запад в необходимости организации коллективного отпора агрессии, в ответ на Мюнхенскую сделку СССР подписал Договор о ненападении сГерманией. И это был абсолютно верный шаг![693]
Во-вторых, что еще более важно, — Сталин знал, что Великобритания активно использовала заваливание заговора Тухачевского для экономического умиротворения милитаристских амбиций Гитлера— аж золотой запас Чехословакии отдала фюреру!
Но Сталин знал и то, что золотой запас Чехословакии в основе своей являл уворованное в годы Гражданской войны в России чехословацкими легионерами золото из золотого запаса России (эти «доблестные защитнички дерьмократии» сперли тогда несколько вагонов золота и платины, причем, к примеру, последней, если в ценах 1918 г. на сумму примерно в 118 млн. долларов[694]; правда, не все это богатство Запад оставил Праге — значительную часть забрал себе в качестве платы за признание ее независимости и суверенитета).
А теперь посмотрите, что же сделал нещадно оболганный всеми Сталин. Прежде чем подписать Договор о ненападении с Германией, знавший обо всем этом Иосиф Виссарионович обусловил свое согласие на это необходимостью эвентуального подписания германо-советского договора о торгово-экономическим сотрудничестве[695]. При этом потребовал по этому договору предоставления СССР кредита в размере 200 млн. марок, причем кредита именно несвязанного, т. е. чтобы советские торговые представители могли закупать все, что им было нужно, что они и сделали, закупив массу новейшего промышленного оборудования двойного назначения, образцы новейших вооружений и боевой техники вермахта и т. д. и т. п.[696]
Кроме того, обусловил оплату по этому договору именно так, что СССР поставлял в Германию главным образом только отходы в прямом смысле слова: пух, перья, рыбой пузырь, жмыхи и железную руду из отвалов, потому как поставки руды с 36%-ным содержанием железа по-другому назвать нельзя! С таким содержанием железа руду в черной металлургии не используют, ибо сначала ее надо еще и обогатить хотя бы до 50%. Кстати, когда гитлерюги спохватились и попытались было предъявит претензии на сей счет, то Сталин невозмутимо ткнул их мордой в текст договора, где никак неоговаривалось содержание железа в поставляемой руде, а затем столь же невозмутимо объяснил тевтонским болванам, что у СССР якобы нет возможности поставлять обогащенную руду, т. к. он якобы не имеет обогатительных предприятий! Тевтоны убрались восвояси, что называется, несолоно хлебавши — Сталин был Сталиным![697]
Ну а в целом же получалось, что специально создававшуюся упорным, злоумышленным нежеланием Запада договариваться с СССР о коллективном отпоре агрессии опасность вооруженного столкновения с Германией уже в самом конце 30-х гг. Сталин изящно и не менее глубоко, чем Великобритания, конвертировал в:
а) не только в Договор о ненападении, что позволило почти на два года отсрочить время этого столкновения, хотя и при его подписании Сталин ясно понимал, что для Гитлера этот договор — всего лишь временное явление и что он все равно нападет на СССР, о чем Иосиф Виссарионович прямо так и заявил И. фон Раббентропу на протокольном банкете по случаю подписания договора (говорят, что Риббентроп чуть не подавился шампанским от этих слов Сталина; если это так, то жаль, что чуть…), но и возможность полноценно защитить геополитические интересы СССР в Восточной Европе, которые были жестоко нарушены 3ападом же в 1917 — 1922 гг.;
б) не только в возможность, не применяя силу, отобрать у Гитлера то, что законно принадлежало СССР, т. е. уворованную чехословаками часть золотого запаса России, но и в возможность, обескровив германскую экономику на эти самые 200 млн. марок, провести коренную модернизацию своей промышленности, особенно оборонной, тщательно изучить новейшие методы промышленного производства Германии, новейшие образцы ее вооружений и боевой техники, и в итоге послать по известному всей России адресу вопрос об оплате этих самых 200 млн. марок[698], и так издевательски оплачивавшихся по принципу «на тебе, чудище коричневое, что нам негоже»!
Поскольку у нас очень любят стенать по поводу того, что-де нехороший Сталин отрывал у народа и посылал еще более нехорошему Гитлеру много всякого хорошего товара, вынужден хотя бы вкратце сказать, «что по торговому договору должен был поставить в Германию Советский Союз в течение 2 лет — в скобках стоимость в млн. марок: кормовые хлеба (22,00); жмыхи (0,40); льняное масло (0,60); лес (74,00); платина (2,00); марганцевая руда (3,00); бензин (2,10); газойль (2,10); смазочные масла (5,30); бензол (1,00); парафин (0,65); пакля (3,75); турбоотходы (1,25); хлопок-сырец (12,30); хлопковые отходы (2,50); тряпье для прядения (0,70); лен (1,35); конский волос (1,70); обработанный конский волос (0,30); пиролюзит (1,50); фосфаты (половина в концентратах) (13,00); асбест (1,00); химические и фармацевтические продукты и лекарственные травы (1,60); смолы (0,70); рыбий пузырь (Hausenblasen) (0,12); пух и перо (2,48); щетина (360); сырая пушнина (5 60); шкуры для пушно-меховых изделий (3,10); меха (0,90); тополевое и осиновое дерево для производства спичек (1,50). Итого на 180 млн. марок.
Что бросается в глаза сразу — СССР поставлял сырье в издевательски первоначальном его виде. Исключая нефтепродукты и масла, ничто не прошло даже первого передела. Что из земли выкопали, или что с курицы упало, перед тем как курицу, ощипав, отправить в суп, то и отправили немцам. Ни одной пары немецких рабочих рук немцам не сэкономили[699]. Обратите внимание на позицию «кормовые хлеба» — у нас расклонировались орды всевозможных «плакальщиков», громко причитающих, что-де нехороший Сталин эшелонами гнал еще более нехорошему Гитлеру отборное зерно.
Как видите, на все эти до беспредела тупые нападки Сталин ответил еще тогда, 65 лет назад — поставлялись «кормовые хлеба», т. е. ни крошки со стела граждан СССР не было взято! А всего было экспортировано чуть больше миллиона тонн кормового зерна — менее одного процента среднегодового объема производства зерна в 1939 — 40 гг.
Но еще более интересно то, за что Сталин платил перьями и рыбьим пузырем. В соглашении о кредите говорится конкретно: «…исключительно поставки для инвестиционных целей, т. е. преимущественно: устройство фабрик и заводов, установки, оборудование, машины и станки всякого рода, аппаратостроение, оборудование для нефтяной промышленности, оборудование для химической промышленности, изделия электротехнической промышленности, суда, средства передвижения и транспорта, измерительные приборы, оборудование лабораторий… Сюда относятся также обычные запасные части для этих поставок. Далее сюда включаются договоры о технической помощи и о пуске в ход установок, поскольку эти договоры заключены в связи с заказами, выдаваемыми на основании настоящего соглашения…»[700]
Интересно, что советское торгпредство бесконтрольно производило заказы. Предоставивший кредит «Die Deutsche Golddiskontbank» (и это оговаривалось соглашением) не имел права требовать от германских фирм-поставщиков никакой ответственности за этот кредит, то есть при общей инвестиционной направленности он не был «связанным» — германское правительство не могло нам «впарить» что-то по своему усмотрению. И вот как в итоге выглядел «список отдельных видов оборудования, подлежащих поставке германскими Фирмами»: «Токарные станки для обточки колесных полускатов. Специальные машины для железных дорог. Тяжелые карусельные станки диаметром от 2500 мм. Токарные станки с высотой центров 455 мм и выше, строгальные станки шириной строгания 2000 мм и выше, кромстрогальные станки, расточные станки с диаметром сверления свыше 100 мм, шлифовальные станки весом выше10 тыс. кг, расточные станки с диаметром шпинделя от 155 мм, токарно-лобовые станки с диаметрам планшайбы от 1500мм, протяжные станки весом от 5000 кг, долбежные станки с ходом от 300 мм, станки глубокого сверления с диаметром сверления свыше 100 мм, большие радиально-сверлильные станки с диаметром шпинделя свыше 80 мм.
Прутковые автоматы с диаметром прутка свыше 60 мм. Полуавтоматы. Многорезцовые станки. Многошпиндельные автоматы с диаметрам прутка свыше 60 мм. Зуборезные станки для шестерен диаметром свыше 1500 мм. Большие гидравлические прессы, фрикционные прессы, кривошипные прессы, разрывные машины, окантовочные прессы, ковочные машины свыше 5 т. Машинное оборудование; вальцы, ножницы, гибочные машины, машины для плетения проволоки, отрезные станки и др. (167,0)». И т. д., и т. п.
Что следует добавить к этому списку: в подавляющем числе закупаемых товаров стоимость собственно сырья (железа, меди, алюминия и т. д.) — мизерна. Основная стоимость — это труд инженеров, техников и рабочих, причем очень высококвалифицированных. Подавляющее число товаров несерийное и делается исключительно на заказ… В СССР в то время отсутствовали возможности его изготовления»[701]
Надеюсь, теперь понятно, как Сталин торговал с Гитлером…
Кредит в 200 млн. марок и означал те самые 6 млн. фунтов стерлингов, которые британский премьер Невилл Чемберлен столь любезно подарил Гитлеру!
Ни при каких обстоятельствах, никому и никогда Сталин не прощал даже тени намека на попытку выпада против СССР! И даже в самой сложнейше запутанной ситуации находил уникальный выход: это ж уметь надо — на деньги врага модернизировать свою промышленность, особенно ВПК, ознакомиться с его вооружением и т. д., и ничего не заплатить по существу! Да еще и вдребезги разгромить этого же врага!
Сможете ли вы припомнить кого-либо другого из руководителей нашего государства в ХХ в., кто столь же принципиально жестко, но элегантно защищал бы высшие интересы Родины?![702] Но вернемся, однако, к событием конца 20-х гг. прошлого столетия.
Никогда и ни при каких обстоятельствах Сталин не заблуждался насчет истинных целей планов Запада, которые лишь внешне прикрывались, казалось бы, идеологической формулой «Большевизм должен быть ликвидирован» ибо он прекрасно знал о геополитической подоплеке этой формулы (о ней уже говорилось выше).
Именно поэтому-то, начиная еще с предлокарнских интриг и маневров Запада, советская разведка только в догитлеровский период как минимум дважды предавала международной огласке планы Запада по развязыванию войны против СССР.
Характерно, что ни в одном из этих планов даже и близко речь не заходила об идеологической стороне большевизма — только о геополитических планах Запада. Так, вышеуказанная формула«Большевизм должен быть ликвидирован» взята из июньского 1926 г. англо-германского плана войны против СССР, в котором голая геополитика и алчное нетерпение к захвату природных ресурсов СССР.
4 февраля 1930 г. советская разведка предала огласке этот план со страниц германской газеты «Фоссише цайтунг», когда обстановка в мире в очередной раз накалилась до того, что даже формально далекий от мирских дел Папа Римский Пий XI и то призвал весь Запад к крестовому походу против СССР![703]
А в меморандуме министра иностранных дел Великобритании Остина Чемберлена (старший брат печально знаменитого по Мюнхенской сделке Невилла Чемберлена) от 20 февраля 1925 г., — с которого и началась подготовка как к Локарнской сделке, так и в целом к развязыванию Второй мировой войны, — преданном огласке советской разведкой в том же 1925 г., в разделе о России вообще начисто отсутствует какое бы то ни было упоминание о большевизме! В тексте этого меморандума непрошеные британские «радетели» за счастье России все только тревожились, что Россия, хотя бы и Советская, хочет все делать в своих собственных национальных интересах! То есть уже на ранней стадии сталинской «деленинизации» СССР Запад взбесился!
К началу 30-х гг. Сталину пришлось осознать не только глобальность политических, экономических и особенно геополитических масштабов неизбежно грядущего столкновения с Западом, но и признать его тотальность. Именно осознание совокупности этих обстоятельств навело Сталина на мысль о необходимости рационального использования для зашиты СССР бесценного опыта войны 1812 г.
Все началось с внешне неприметного факта. В 1931 г. в СССР была переиздана на русском языке (в рамках советского периода — впервые издана) книга выдающегося военного теоретика-аналитика, знаменитого в истории русской военной разведки друга России (в прямом смысле, без всяких кавычек), одного из основателей Военной академии России, генерал-майора русской армии Антуана Жомини — «Очерки военного искусства» в двух томах. Фигура самого А. Жомини и тем более его переизданный труд требуют некоторых пояснений, без которых будет затруднительно понять, почему Сталин избрал вариант защиты в духе 1812 г.
А. Жомини (1779 — 1869), во происхождению швейцарец, профессиональный наемник, военную службу начал еще в швейцарской армии, где был одним из организаторов национальной милиции (т. е. вооруженного ополчения). С 1804 г. перешел на французскую военную службу и участвовал в ряде наполеоновских походов. С 1803 г. стал разрабатывать вопросы военной теории и военной истории, оставаясь одновременно начальником штаба одного из ближайших сподвижников Наполеона — маршала Нея. В 1807 — 09 гг. издал «Трактат о больших военных операциях», который был написан на основе детального изучения опыта Семилетней войны 1756 — 63 гг. и первых кампаний Наполеона.
Из-за сильных трений с начальником штаба Наполеона — А. Бертье, в затем и ряда преследований с его стороны А. Жомини вступил в переговоры о переходе на русскую военную службу, что и осуществил после разгрома Наполеона в 1813 г.
В момент, когда А. Жомини вступил а переговоры о переходе на русскую военную службу, он, естественно, попал в поле зрения русской военной разведки, а вскоре блестящий русский офицер, военный разведчик и личный порученец Александра I Александр Иванович Чернышов установил с А. Жомини близкие, конфиденциально-доверительные отношения. Настолько близкие, что когда за несколько недель да нашествия Наполеона Чернышов возвратился в Санкт-Петербург, у него в руках был толстый портфель, до отказа набитый подробными планами развертывания «великой армии» Наполеона (Жомини к тому времени был уже лично при Наполеоне)! Так что Барклай-де-Толли, а именно он тогда был военным министром российской империи, отнюдь не на пустом месте разрабатывал свой знаменитый план обороны России.
Однако, несмотря всю колоссальнейшую важность для того времени привезенных А. И. Чернышевым документов, куда более важно иное. Как глубокий аналитик оперативного искусства французской полководца А. Жомини предложил русской военной разведке, а соответственно, и Высшему военному командованию России один из наиболее эффективных способов противодействия нашествию французской армии в случае ее вторжения с рубежа р. Неман (кстати, с этого же рубежа полез и коричневый шакал).
Вкратце суть этого способа заключалась в умышленном втягивании Наполеона вглубь России с тем, чтобы «растворить» в ее бескрайних пространствах ударную мощь его армии, одновременно дробя и распыляя ее также и активными действиями сильных маневренных частей на растянутых коммуникациях армии Наполеона, по которым бы осуществлялось снабжение армии вторжения, т. е. в переводе на язык военных терминов ХХ в. А. Жомини предложил именно активную оборону и лишь затем мощное контрнаступление.
В силу прежде всего двух основополагающих обстоятельств предложение А. Жомини было воспринято в России в режиме наивысшего благоприятствования.
Во-первых, потому, что рекомендации Жомини не только четко ложились на богатейший исторический опыт России по отражению агрессий, прежде всего с Запада, но и в первую очередь потому, что они органических увязывались с этим опытом: со времен самого первого — в 1018 г. — натиска Запада Русь отбивала агрессии, как правило; именно по этой «технологии».
Во-вторых, что еще более важно, — благодаря опиравшейся на уникальнейшую информацию, поступавшую русской военной разведке от А. Жомини, а также от знаменитых агентов «Мишель» (чиновник особой группы лично при Наполеоне) и «Анны Ивановны» (под этим странноватым для французов псевдонимом скрывался не кто иной, как тайный агент лично императора Александра I — экс-министр иностранных дел Франции, знаменитый Шарль-Морис Талейран!), высшее военно-политическое руководство царской России знало, что планировавшееся Наполеоном нападение на Россию не являлось обычной военной агрессией.
Руководству России точно было известно тогда, что планировавшееся вооруженное нашествие Наполеона консолидированными силами практически всей континентальной Западной Европы преследовало геополитические цели глобального характера в духе давно известной на Западе доктрины вооруженной экспансии на Восток — «Дранг нах Остен», начало которой было положено еще геополитическим основателем Запада Карлом Великим. И не случайно, что когда Наполеон готовил свое нашествие на Россию, вся Европа с умилением называла его «воскресший Карл».
Сей Карл и в XX в. «воскрешался». Коричневого шакала, например, вся западноевропейская сволочь с не меньшим умилением называла «воскресшим Карлом», не говоря уже о том, что с достойным лучшего применения энтузиазмом становилась под его знамена.
Не случайно поэтому, что в гитлеровской агрессии против СССР, а по сути дела — против России, как и во времена еще первого Вооруженного консолидированного натиска Запада на Русь — в 1018 г. па Русь напало польско-саксонско-венгерское сборище бандитов под предводительством известного сельского разбойника, впоследствии короля Болеслава Великого — участвовала вся западноевропейская мразь, что очень хорошо видно но национальному составу взятых Красной Армией в плен: из общего числа военнопленных основную массу — 2 546 142 чел. — составляли, естественно, германцы (немцы и австрийцы), 766 01 чел. принадлежали к другим европейским нациям, объявившим СССР войну, — всяким румынам, венграм, финнам, испанцам, итальянцам и т. п., но еще 474 147 чел. — это представители тех наций, которые формально не объявляли СССР войну — французы, бельгийцы, чехословаки и т. п.[704]
Этот сброд оказался в нашем тылу прежде всего потому, что против СССР воевали и составленные из самый отпетых западноевропейских подонков дивизии СС: «Нордланд» (скандинавы), «Лангемарк» (бельгийско-фламандская), «Шарлемань» (французская; кстати, Шарлемань по-французски все тот же Карл Великий), «Валлония», «Богемия и Моравия», «Галичина» (отличавшиеся даже зверям не ведомой жестокостью западные украинцы), «Викинг», «Гембез» и др.[705] Из 24 национальностей военнопленных, захваченных Советской Армией, более 83% — представители европейских наций.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОСТАВ ВОЕННОПЛЕННЫХ В СССР В ПЕРИОД С 22.06.1941 ПО 2.09.1945[706]
Немцы 2 389 560 чел.
Японцы 639 635 чел.
Венгры 513 767 чел.
Румыны 187 370 чел.
Австрийцы 156 682 чел.
Чехословаки 69 977 чел.
Поляки 60 280 чел.
Итальянцы 48 957 чел.
Французы 23 136 чел.
Югославы 21 822 чел.[707]
Молдаване 14 129 чел.
Китайцы 12 928 чел.
Евреи 10 173 чел.[708]
Корейцы 7785 чел.
Голландцы 4729 чел.
Монголы 3608 чел.
Бельгийцы 2010 чел.[709]
Люксембуржцы 1652 чел.
Датчане 457 чел.
Испанцы 452 чел.
Цыгане 383 чел.
Норвежцы 101 чел.
Шведы 72 чел.
Кстати, известные по истории прогнозные предположения Сталина о том, что Гитлер нападет в 1942 — 1943 гг., частично были связаны и со значением фигуры Карла Великого в политическом менталитете запада. Дело в том, что на 1942 г. приходилось 1200-летие со дня рождения «Карла-европейца», как его называют в Европе (гитлерюги, к слову сказать, весьма пышно отметили «юбилей» этого императора-бандита) и Сталин не без оснований полагал, что агрессия Германии может состояться как раз по случаю такого бандитского «юбилея»: склонность приурочивать различные действия в политике к определенным датам, несущим подходящую для того или иного случая смысловую нагрузку, присуща практически всем государствам мира.
Правда, как и всех неуместно «воскрешаемых», Гитлера понесло в «Дранг нах Остен» точно так же, как и первого «воскрешенного Карла-европейца» — Наполеона: ровно через 129 лет практически с того же рубежа Гитлер полез в свой блиц –«Дранг нах Остен»-криг — нет, чтобы призадуматься над тем, что у всех неуместно «воскрешаемых» судьбы одинаковы[710].
События в жизни или политической карьере претендентов на мировое господство Наполеона и Гитлера и хронологический промежуток между ними:
Приход к власти 1804 г. и 1933 г.: промежуток 129 лет.
Возраст прихода к власти: 44 г. и 44 г.
Захват Вены (как столицы в прошлом «Священной Римской империи — наследницы империи Карла Великого) 1809 г. и 1930 г.: промежуток 129 лет.
Нападение на Россию 1812 с. и 1941 г.: промежуток 129 лет.
Возраст при нападении на Россию: 52 г. и 52 г.
Итого;
— окончательное поражение в мировой войне 1816 г. и 1945 г.: промежуток 129 лет.
— возраст при окончательном поражении в мировой войне: 56 лет 56 лет.
А вот Сталин, между прочим, обратил на эти обстоятельства особое внимание (естественно, что до раздела «Итого»). Забегая слегка вперед, отметим, что когда в ответном письме Гитлер сбрехнул Сталину, что ориентировочно через месяц, т. е. 15 — 20 июня 1941г., он начнет отводить войска от советской границы, то Сталин уже и не сомневался, что нападение произойдет именно 22 июня — Гитлер был фаталист, веривший во всякую мистическую чертовщину и потому вычислить дату нападения в тех условиях можно было даже и без данных разведки Они нужны были главным образом для того, чтобы своевременно объявить боевую тревогу, не подставляя СССР под возможность обвинений в агрессивных намерениях.
Вторично в ХХ в. «Карла-европейца» «воскресили» католические попы в период холодной войны — кельтский кардинал Фрингс еще в 50-х гг. прошлого столетия прямо с амвона брякнул, что-де «холодная война» есть «реализация идеалов Карла Великого»![711]
Даже в самый разгар «холодная война» не имела ничего общего с борьбой против Советов и мнимой советской угрозы — уж кто-кто, а католические попы прекрасно знали, что говорят, ибо Ватикан исторически сверхкруто замешен в этом самом геополитическом бандитизме под названием «Дранг нах Остен».
Ныне мало кто помнит, что именно Папа Римский Пий XI еще в 1930 г. призвал весь Запад к крестовому походу против СССР — точно так же как в 1225 г. Папа Александр VI призвал к крестовому походу на Русь! Хорошо знающее об этом руководство Русской православной церкви не случайно категорически отказывается принимать Папу в России, и правильно делает!
Ватикан, например, «с известным облегчением и особым интересом» воспринял известие о нападении нацистской Германии на СССР. Во всяком случае именно так докладывали из Ватикана германская разведка и германский посол фон Берген[712].
А как свидетельствует документ № 2143/41 от 12 июня 1941г подразделения № 3 IIIОтдела абвера, еще перед нападением Германии на СССР Папа Римский заверял спецпредставителя США Титмана, что «на пороге войны между Германией и Россией (заметьте, не СССР, а Россией! — А. М.) Ватикан сделает все необходимое, чтобы ускорить начало войны между Германией и Россией и даже побудить к тому Гитлера путем обещания ему моральной поддержки»[713].
И тот же Ватикан устами Понтифика Пия XII ровно через 24 часа после капитуляции Германии «отпустил все грехи нацистов за всю Вторую мировую войну»![714]
И вот еще что. Из указанных в таблице двадцати европейских национальностей военнопленных абсолютное большинство — именно из тех стран, где католицизм либо господствует, либо является одной из господствующих конфессий (к примеру, в графе «югославы» было бы уместно такое примечание — «в основном хорваты как католики», ибо Хорватия официально объявила войну СССР)…
Благодаря бесценной разведывательной информации о планах и намерениях «воскресшего Карла» — Наполеона — руководитель далекого предтечи славного ГРУ, экспедитор 1-го стола секретной экспедиции Военного министерства, подполковник Петр Андреевич Чуйкевич представил 2 апреля 1812 г. подробную записку о мерах борьбы против нашествия Наполеона, в восьмом параграфе выводов из содержания которой говорилось (стиль речи оригинала сохранен): «Род войны, который должно вести против Наполеона».
«Оборонительная война есть мера необходимости для России. Главнейшее правило в войне такого роду состоит: предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает.
Наполеон, имея все способы к начатию и продолжению наступательной войны, ищет Генеральных баталий; нам должно взбегать Генеральных сражений до базиса наших продовольствий. Он часто предпринимает дела свои и движения на удачу а не жалеет людей; нам должно отдать их для важных случаев, соображать свои действия с осторожностью и останавливаться на верном.
Обыкновенный образ нынешней войны Наполеону известен совершенно и стоил всем народам весьма дорого.
Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык, и успехи свои основывать на свойственной ему нетерпеливости от продолжающейся войны, которая вовлечет его в ошибки, коими должно без упущения времени воспользоваться, и тогда оборонительную войну переменить в наступательную.
Уклонение от Генеральных сражений; партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, не допускания до фуражировки и решительность в продолжении войны: суть меры для Наполеона новые, для французов утомительныя, и союзникам их нестерпимыя.
Быть может, что Россия в первую кампанию оставит Наполеону большое пространство земли; но дав одно Генеральное сражение со свежими и превосходными силами против его утомленных и уменьшающихся по мере вступления внутрь наших владений, можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомительное, на что мы имеем перед ним важное преимущество в числе и доброте нашей конницы…
Из всего вышесказанного выводятся следующие правила:
1-е. Уклоняться до удобного случая с главною силою от Генерального сражения.
2-е. Не упускать случая, коль скоро Наполеон отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь.
3-е. Беспрестанно развлекать (т. е. отвлекать. — А. М.) внимание неприятеля, посылая сильные партии иррегулярных войск беспокоить (так в оригинале. — А. М.) его денно в нощно, в чем мы имеем неоспоримое и важное преимущество.
4-е. Иметь несколько отделенных летучих отрядов из легких войск по одной или по две тысячи человек, которые должны быть поручены в команду отважнейшим офицерам из регулярных войск. Дело их есть прорывать беспрестанно неприятельскую операционную линию и действовать на флангах и в тылу неприятеля истреблением того, что будет им по силе и возможности»[715].
Именно на основании этих, базировавшихся на идеях А. Жомини рекомендаций и был составлен утвержденный Александром I знаменитый по истории план Барклая-де-Толли, претворение которого впоследствии продолжил М. И. Кутузов.
Характерно, что глубинная суть этого плана четко была понята в русской армии (хотя, правда, солдатская молва и напутала с его авторством) и отразилась в одном из солдатских стихотворений того периода:
Хоть Москва в руках французов,
Это, право, не беда.
Нам фельдмаршал князь Кутузов
Их на смерть впустил туда[716].
Вот именно этот план в сочетании с рекомендациями русской военной разведки и привлек внимание Сталина, когда угроза войны из тенденции превратилась в постоянно нараставший в своем значении фактор, особенно когда на горизонте ближайшего будущего реально замаячил привод Гитлера к власти.
Кстати, повышенное внимание Сталина именно к этому плану было обусловлено также и тем, что в основе первоначального ассоциативного импульса, приведшего к этому, лежал еще и его собственный, личный опыт командования боевыми действиями по обороне Царицына (впоследствии Сталинград) в январе 1919 г. Этот его опыт был фактически аналогичен по духу и тем более по смыслу плану 1812 г.
К тому же, как блестящий знаток истории, в т. ч. военной, Сталин прекрасно знал, что еще в древности подобный прием — т. е. контрнаступление после успешного наступления противника, не давшего, однако, решающего результата, когда обороняющаяся сторона собирает силы для перехода в контрнаступление, — не раз успешно применялся (в частности, ему хорошо был известен такой случай, когда древние парфяне заманили подобным образом римского полководца Красса вглубь своей страны, а затем внезапно ударили контрнаступлением и разгромили войска римлян; любопытно, что именно этот случай из мировой истории войн Сталин напрямую увязывал с 1812 г., особо подчеркивая при этом, что именно так была загублена армия Наполеона)[717].
Когда же Гитлер был приведен к власти и тем более, когда Сталин не услышал от него вразумительного ответа на поставленный в лоб вопрос, отказывается ли он от своих агрессивных притязаний на Россию, то, естественно, поняв, что к чему, Иосиф Виссарионович стал четко обозначать свое видение пространственных контуров будущей войны, в т. ч. основного театра военных действий при нападении с Запада.
Уже в начале 1934 г. в отчетном докладе XVII съезду ВКП(б) Сталин впервые поставил вопрос о создании мощной базы для производства сельскохозяйственной продукции за Волгой, подчеркнув при этом, что сама постановка такой задачи обусловлена «всякими возможными осложнениями в области международных отношений»[718].
Тем самым он ясно дал понять, что руководство СССР вынужденно считается с тем, что Европейская часть СССР, а западные границы Союза тогда были значительно восточнее, нежели в 1941 г., может стать театром активный военных действий, и, возможно, придется отступать, но чтобы не было катастрофы, дублирующую базу по производству, в частности, продовольствия, следует создавать уже сейчас и за Волгой.
Обратите внимание на следующее: в то время как Гитлер и присягнувший ему на верность генералитет полностью перешли на тотальное исповедание стратегии блицкрига (для того периода более точным, конечно, будет термин «стратегия молниеносной войны»), Сталин самим фактом постановки задачи создания дублирующей базы для производства сельскохозяйственной продукции за Волгой тонко обозначил не только свое видение пространственных контуров будущей войны, но и, по сути дела, хотя и очень осторожно, свое намерение в случае неизбежного столкновения «растворить» ударную мощь агрессора в пространстве. В этом явно был намек военным, какую систему обороны следует выбрать
И столь же явно не случайно, что именно в это же время Троцкий дал своим сторонникам в СССР директиву готовить поражение Советского Союза в войне с Германией, потребовав от них разработать соответствующий план.
Именно в это время Тухачевский навязывает РККА сформулированную им под заказ Лейбы Давидовича концепцию пограничных сражений.
Все произошло в начале 1934 г., что, естественно, не случайно и уж тем более не случайно то, что уже в 1935 г. из-за границы впервые поступили детальные данные о готовящемся поражении.
Получается, что Сталин говорил одно, а оппозиция умышленно делала все наоборот, во вред СССР! И в первую очередь этим занимались в т. ч. и генералы![719]
Как бы сие не прозвучало для разных по взглядам на прошлое читателей, но приходится с сожалением констатировать, что вот это стремление, особенно генералов, делать все наоборот, будет продолжаться до тех пор, пока не грянет трагедия 22 июня, и даже во время войны…
Сталин говорил одно, генералы же на словах брехали другое, а делали — и вовсе третье, но гибли-то в первую очередь простые солдаты и офицеры!..
…Жуков, кстати говоря, то ли просто по недогляду, то ли и вовсе от явного непонимания того, что он несет, в одной из приватных бесед с тем же К. Симоновым собственным же языком признал сей факт, да еще и рассказал писателю, как Сталин постоянно укорял генералов за это[720].
В марте 1935 г., когда разведка представила документальные свидетельства того, что Великобритания впервые выдала Гитлеру карт-бланш на агрессию в восточном направлении, Сталин самым решительным образом поддержал выдающегося отечественного историка (впоследствии академика) Е. В. Тарле в его намерении написать глубокое исследование о Наполеоне[721].
Именно с его подачи с конца марта 1935 г. Е. В. Тарле приступил к этой работе и в течение нескольких месяцев сотворил этот блестящий труд — книгу «Наполеон», которая и поныне считается одним из шедевров в мировом наполеоноведении. Книга Е. В. Тарле сразу же была издана.
Как правило, об этой истории несут беспардонную чушь, что-де Сталину захотелось, видите ли, сравниться в своих амбициях с самим Наполеоном! Ну что можно сказать об этом, кроме того, что это традиционно тупая ложь кретинов от истории — хотя бы потому, что Наполеон известен прежде всего как выдающийся полководец и в этом смысле по состоянию на 1935 г. Сталину, даже если бы он и захотел того, нечем было сравниваться с Бонапартом, ибо сам Иосиф Виссарионович ни полководцем, ни, если так можно сказать, армиеводцем на тот момент не был. Сталин был реалист-прагматик, а не мечтатель-идеалист!
А вот что касается действительной причины, в силу которой он всячески поддержал Тарле, так она сама по себе открыто выпирает из самого существа того времени — ведь Гитлеру впервые был дан карт-бланш на агрессию в восточном направлении! И не отреагировать Сталин просто не мог, потому что реальность угрозы появления нацистов у кормила власти в Германии Сталин осознал еще в 1931 г., как, впрочем, и то, чем конкретно это грозит СССР.
И если тот же Троцкий в том же 1931 г., уже открыто разглагольствовал о войне как о возможности, по его представлению, почерпнуть из неминуемой в таком случае, как ему грезилось, слабости правительства реальный шанс для совершения в СССР государственного переворота, то хорошо изучивший к тому времени «Майн Кампф» Сталин прекрасно знал, чего следует ожидать от коричневой сволочи, о чем он и сказал в беседе в том же 1931 г. (13.XII) с немецким писателем Э. Людвигом[722].
Хотя это уже выходит за рамки книги, тем не менее уместно было бы сказать, что именно поэтому-то накануне привода Гитлера к власти — в декабре 1932 г. — начале января 1933 г. — но каналам личной разведки Сталин предпринял совершенно дерзкую, отчаянно решительную попытку предотвратить подобное развитие событий. К сожалению, очень сильно тогда помешала британская разведка, выполнявшая указание своею правительства по воскрешение очередного «Карла-европейца»…
Когда же стараниями Великобритании (да и всего Запада в целом) Гитлер превратился в угрожающий безопасности СССР фактор, то прямой поддержкой Е. В. Тарле в написании книги «Наполеон», а это обстоятельство специально не скрывалось, Сталин ясно показал, что в СССР прекрасно понимают глубинную суть геополитической подоплеки привода Гитлера к власти. И книга Тарле ясно напоминала, чем кончил Наполеон, напав на Россию. Да и без всякого содействия Сталина книга говорила бы о том же самом — историю-то сколько ни переписывай, но в основных своих фактах она незыблема. Просто самим фактом своей причастности к ее написанию и изданию Сталин придал глобальный политический вес научному труду — книга ясно показывала, что в Москве четко отдают себе отчет в исторических параллелях в вопросе о целях и методах действий Наполеона и Гитлера (об этом чуть ниже). Но, с другой стороны, то был намек и нашим военным — ведь «технология» нанесения поражения Наполеону не была секретом…
Однако ни Запад, включая Гитлера, ни наши «доблестные жертвы сталинизма» не захотели что-либо понимать. Сталин же в ответ инспирировал переиздание указанного выше труда А. Жомини, что произошло в 1936 г.
И опять, и Запад, и Гитлер, и наши «гениальные стратеги» сделали вид, что ничего не заметили, хотя последние, как отмечалось выше, именно в 1936 г. сдали гитлерюгам план поражения СССР, построенный на концепции Тухачевского и продиктованной гитлеровцами переакцентировке по направлениям концентрации сил. Именно тогда гитлерюги впервые, правда, пока еще на картах, смогли «взять» Минск на 5-й день агрессии!
После ликвидации заговора Тухачевского и в связи с приближением Мюнхенской развязки чехословацкого кризиса Е. В. Тарле также в кратчайшие сроки написал и при содействии Сталина издал книгу «Нашествие Наполеона на Россию». На момент выхода книги в свет это был, по сути дела, уже прямой ответ Москвы на Мюнхенскую сделку Запада с Гитлером, благодаря которой Гитлера, что называется, «за ручку» вывели на ближайший к границам СССР плацдарм, да еще предоставили невероятные возможности для мгновенного создания и вооружения громадного количеств дивизий и к тому же передали весь чехословацкий ВПК!
…Эту ситуацию Сталин предвидел давно. Еще в интервью от 1 марта 1936 г. Иосиф Виссарионович открыто заявил председателю американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» Рою Говарду, что речь идет о сдаче в аренду агрессору территории, прилегающей к границам СССР![723]
В 1939 г. Сталин вновь инспирировал переиздание упомянутого труда А. Жомини и еще весной того же года было принято Постановление ЦК ВКП(б) о создании за Уралом заводов-дублеров по производству оборонной продукции.
Даже столь краткий перечень его действий в 30-х гг. вполне однозначно показывает, что задолго до войны Сталин не только ясно представлял себе ее масштабы и пространственные контуры, но и единственно возможную в то время систему обороны, естественно, с поправками на «век моторов». Потому и стал готовиться к неизбежному столкновению еще в начале 30-х гг.
…Небольшой штрих на тему о том, как еще в начале 30-х гг. Сталин начал готовиться к неизбежному, по его провидческому мнению, столкновению. По свидетельству Ю. А. Жданова — сына А. А. Жданова — Сталин еще при жизни Кирова обсуждал с ним и Ждановым вопрос о развертывании широчайшей программы строительства новых школ. Сталин поставил эту задачу и как образовательную, и как оборонительную, то есть в том смысле, что новые школы должны строится и для учащихся, и как возможные госпитали на случай войны. Война, к глубочайшему сожалению, штука очень жестокая, и без раненых в том числе не обходится. Но в массовом-то порядке госпитали строить невозможно, ибо, во-первых, очень накладно, а у СССР тогда лишних денег не было, а во-вторых, скрыть такое массовое строительство невозможно, и, следовательно, будет расценено как особой признак и слабости государства, и его подготовки к войне, которую при желании легко выдать за подготовку к агрессии!
Вот и пошел Сталин по пути строительства школ как объектов двойного назначение (см.: Жданов Ю. А. Взгляд в прошлое. Ростов н/Д., 2004. С 150). Мудрое, государственное решение!
Военному командованию все более внятно намекалось, какую конкретно систему обороны необходимо избрать. По большей части именно намекалось, ибо вслух говорить о варианте 1812 г. политически было нецелесообразно — потому Сталин и говорил о необходимости для армии научиться отступать, чтобы не подвергнуться разгрому, но внешне никак не связывал это с вариантом 1812 г.
К глубокому сожалению, если кто и понял (точнее, захотел понять) Сталина из числа военных, то, за исключением нашего Б. М. Шапошникова, «пальму первенства» приходится отдать гитлерюгам.
Еще в первой главе первого раздела говорилось, что сразу же после подписания Договора о ненападении от 23.08.1939 германский Генеральный штаб заказал генералу П. Краснову аналитический обзор на тему «Поход Наполеона на Москву в 1812 г. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в ХХ в. и возможные последствия подобной акции», а в одном из примечаний в главе IV второго раздела вскользь было указано, что о конкретной причине такого заказа будет сказано отдельно.
Так вот, выходит, что не прошло и восьми лет, как гитлерюги сообразили-таки, что в конце концов означают эти перемежавшиеся между собой публикации исследований о Наполеоне и одних и тех же трудов А. Жомини.
Основным импульсом к такому заказу послужил в первую очередь все-таки выход гитлерюг на тот же рубеж, с которого Наполеон начал свое нашествие. И, как представляется, это предположение обоснованно — в конце-то концов ничто не мешало нацистским шакалам сделать такой заказ раньше. Ан нет, как только оказались на этом рубеже, тогда и заказали. Это явно было связано с упоминавшийся выводом по итогам командно-штабных игр 1936 — 1937 гг. — там же четко говорилось, что «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше». Но как только они появились у Гитлера, тут же был сделал этот заказ.
Но куда более поразительно то, что наши генералы и за десять-то лет так и не услышали ни намеков, ни тем более прямых призывов Сталина, особенно в период с 1938 по 1941 г., т. е. после ликвидации заговора Тухачевского. Кроме Шапошникова, никто даже и не задумывался над этим. А Тимошенко и Жуков, очевидно, даже и не обратили никакого внимания на это сообщение разведки 1941 г.
Сталин говорил о необходимости для армии научиться отступать, иначе ее постигнет неминуемый разгром — генералы, наоборот, в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг собирались!
Сталин говорил о могучих заслонах вдоль границы — эти же создали статический фронт «узкой лентой», понатыкав в нем дырок от бубликов при фланговых группировках, но при разрывах между эшелонами!
Сталин говорил о могучих заслонах в ближнем, а не в ближайшем тылу — генералы же настаивали на выдвижении чуть ли не всех войск к границам! Но когда дали санкцию, то так и не смогли ничего толком сделать!..
Поразительно и то, что даже спусти десятилетия после войны, когда о плане «Барбаросса» стало известно едва-ли не все в самых тончайших нюансах, маршалам и генералам и в голову не приходило, что, настаивая — в ретроспективе-то (!?) — на необходимости выдвижения всех войск к границам, они, по сути дела, не только четко подтверждали, что готовились именно же в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг, но и абсолютно точно воспроизводили в своих сетованиях решение Гитлера, который, как известно, согласился со своими штабными на расположение группировок вторжения в один эшелон (т. е. если зеркально откопировать, то это уже подвижный фронт, но все той же «узкой лентой», правда, с исключительно высокой линейной плотностью живой силы и техники), чтобы они наступала одновременно в едином порыве! Выше уже указывалось, что с 4.00 утра переход границы начали одновременно 103 дивизии, 57 — чуть позже. Наши генералы своими сетованиями фактически пытались обвинить Сталина в том, что он не дал им сделать точно так же, как и Гитлер! Неужели ни разу не читали хотя бы дневниковые записи того же Геббельса, который предвкушал невероятный разгром уже сосредоточенных у границ (на флангах же!) советских войск?! Не говоря уже о том, что обвинить-то — обвинили, но ведь тогда-то, в 1941 г., все делали вопреки своим же послевоенным сетованиям.
Сталин ясно и четко обозначал генералам главную геополитическую цель не только Гитлера, но и всего Запада — уничтожить СССР и Россию, для чего, особенно по условиям того времени, в чисто военном плане был только один путь: нанесение главного удара именно левым крылом, а они мало того что чисто по Тухачевскому все переакцентировали на Юго-Западное направление, так еще и в упор не желали понимать, на кой лях Гитлер сосредоточил две группировки из трех именно на левом крыле. И до того в упор не желали этого понимать, что даже спустя десятилетия пытались, да еще и в формулировках того же Тухачевского, обвинить Сталина в том, чего он никогда им не приказывал! А потом — Сталин да ГРУ виноваты?!
Между тем, неоднократно цитировавшийся выше выдающийся советский разведчик П. А. Судоплатов прямо указал в своей книге «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год», что Правительство СССР (т. е. прежде всего Сталин) сделало не только безошибочный вывод о неизбежности войны, но и о том, «что главным театром военных действий станет западное направление»[724].
Указывая на это обстоятельство, Судоплатов тем не менее подчеркнул, «что эти выводы были сделаны не на основе документальных данных о конкретных замыслах противника, а благодаря компетентной ориентире в военно-экономической и внешнеполитической обстановке»[725]. Трудно сказать, почему ныне покойный ас разведки пришел именно к такому выводу — ведь на самом-то деле имело место и то, и другое.
Сталин действительно располагал исключительно обширной, в т. ч. и документальной информацией, поступавшей к нему не только по каналам официальных советских разведслужб. Причем настолько разнообразной и из столь высоких сфер нацистской Германии, что выводы из такой информации только и могли быть безошибочными. Ведь почти вся верхушка Третьего рейха находилась «под колпаком» Сталина: Гитлер, Геринг, Геббельс, Гесс являлись, по сути дела, первоисточниками самых наисекретнейших сведений для Сталина, естественно, не подозревая об этом. Вы только вдумайтесь, какого высочайшего полета, какого ума и таланта выдающиеся люди того времени работали на обеспечение Сталина глобальной стратегической информацией:
Карл Хаусхофер на протяжении ряда лет направлял Сталину свои конфиденциальные геополитические обзоры политического характера
1. Легендарный в мировой политике и геополитике первой половины ХХ в Карл Хаусхофер (27.08.1869 — 15.03.1946).
Выдающийся германский геополитик, один из основоположников-классиков этой почти весь ХХ в официально не признававшейся в России науки, автор громадного количества трудов — научное наследие оставляет 40 томов и свыше 400 эссе по различным вопросам истории, географии, культуры, политики, экономики и естественно, самой геополитики. Нередко свои работы писал на стыке многих отраслей знаний. Профессиональный военный разведчик: с 1897 г. выполнял различные военно-дипломатические и разведывательные функции и поручения в Юго-Восточной Азии, Индии, Тибете, Монголии, Синцзяне (Китай), Маньчжурии, Японии. С 1908 по 1910 г. являлся германским военным атташе в Японии и с тех пор располагал в этой стране колоссальными связями во всех кругах японского общества. По состоянию здоровья в 1911 г. вынужден был возвратиться в Германию и с того момента и вплоть до своего самоубийства накануне допроса в Нюрнбергском трибунале (был назначен на 16.3.1946) прожил на Родине, изредка выезжая за границу. С того же времени сначала научный сотрудник, затем доктор, а с 1921 г. профессор Мюнхенского университета и одновременно основатель и бессменный руководитель знаменитого в те времена Института геополитики при том же университете.
Институт геополитики с самого начала своего существования широко использовался в качестве научно-журналистского прикрытия для германской военной разведки, а с момента провода нацистов к власти — также и нацистской внешнеполитической и партийной разведками. Институт являлся одним из главных аналитических центров, обслуживавших военно-политическую и деловую элиту Германии, а впоследствии также и нацистскую верхушку. Т. е., по сути дела, к Сталину поступала вся аналитическая информация из ведущего «мозгового центра» Третьего рейха…
С 1924 г. Хаусхофер — основатель и бессменный издатель знаменитого в первой половине ХХ в., обладавшего громадным авторитетом в международных политических, дипломатических, деловых, военных и разведывательных кругах журнала «Геополитика», впоследствии переименованного в «Zeitsghrift fur Geopolitik». Сотрудничать с этим журналом почитали за честь многие выдающиеся деятели политики, экономики, дипломатии, науки, военной разведки (в т. ч. Рихард Зорге, например, что составляло один из важнейших компонентов его журналистского прикрытия), ведущие корреспонденты мировых изданий и информационных агентств. Все это обеспечивало высочайший уровень именно аналитической осведомленности Хаусхофера по всем проблемам мировой политики.
Как незаурядный интеллектуал и профессиональный военный разведчик высокого уровня — имел звание генерал-майора — благодаря своим личным и деловым качествам, а также связям (Хаусхофер был женат на дочери одного из видных еврейских предпринимателей Германии, которую звали Марта) он был вхож в высшие круги как Германии, так и ряда других стран, особенно же Великобритании и Японии, лично был знаком со многими носителями очень громких фамилий. Был одним из крупнейших в то время германских специалистов па Дальнему Востоку и Азии в целом. Еще до Первой мировой войны Хаусхофер являлся личным советникам кайзера Вильгельма II по дальневосточным проблемам. Уже с тех пор являлся убежденным сторонником союза Германии и Японии при участии России, о чем свидетельствует его первый капитальный труд «Дай Ниппон» («Великая Япония»), изданный в Мюнхене еще в 1913 г. В период с 1916 по 1918 г. как авторитетный специалист по проблемам Японии и Дальнего Востока принимал активное участие в тайных сепаратных переговорах между Германией и воевавшей на стороне Антанты Японией с целью заключение с ней сепаратного мира (переговоры били зафиксированы русской военной разведкой).
Участник Первой мировой войны — с 1 августа 1914 г. был восстановлен на военной службе, командовал дивизией, в т. ч. и на Восточном фронте. Карл Хаусхофер великолепно разбирался в вопросах астрологии, оккультных наук, конспирологии, истории и современности различных тайные обществ, в т. ч. и особенно масонских, сам валялся членом «Германенорден» и созданного под его эгидой на манер масонской ложи «Общества Туле», в конце 20-х гг. уже сам создал «Ложу Врил» («Ложу Света»), в которую входили многие руководящие деятели нацистского рейха. Принял посвящение в буддизм в одном из монастырей Под Лхасой, был посвящен в члены японскою тайного общества «Зеленый Дракон», имел очень тесные связи с другими тайными японскими обществами — «Обществом Реки Амур», «Обществом Черного Дракона», «Обществом Черного Океана», «Великим Обществам Национального Духа», в т. ч. и особенно с их закулисным патроном, легендарным в японской конспирологии и геополитике тех времен Мицуро Тоямой, сам создал в берлине и Мюнхене Тибетское Общество. Себя называл не иначе, как «ученикам Восточной Империи».
И при всем при том Хаусхофер был теснейшим образом связан, являясь фактически ее членом, с одной из могущественнейших масонских лаж Великобритании и всего Запада — «Герметическим Орденом Золотой зари». Владел немецким, английским, японским, а также санскритом.
При всем том, что его идеи оказали сильное влияние на взгляды Гитлера, было бы по меньшей мере несправедливым видеть Хаусхофера в роли безусловного адепта правившего в те годы в Германии режима.
Карл Хаусхофер не был да и не мог быть ортодоксальным нацистом, тем более в его «высшей форме» — т. е. звериным по своей злобности русофобом и вообще славянолюбом. Его отношения с главарями нацистского режима всегда были неоднозначны, а с середины 30-гг. ХХ в. — и остро противоречивы. Кончилась это тем, что его старший сын — Альбрехт — принял активное участие в заговоре против Гитлера 20 июля 1944 г., за что был казнен гестапо.
В то же время не следует забывать, что К. Хаусхофер был типичнейший представитель западной науки, типичнейший мыслитель Запада, и, естественно, периодически это не могло не давать знать о себе в форме определенных, иногда даже и вынужденных — что поделаешь, человек Западе есть человек Запада — геополитических выпадов против СССР. Особенно если твердо помнить, что в основе геополитических конструкций К. Хаусхофера всегда лежал геополитический шантаж Запада по принципу «Германия с Востоком ровно настолько, насколько Запад не с Германией» (имелись в виду итоги Первой мировой войны). Потому-то и нет ничего удивительного в том, что, испугавшись запредельной агрессивности Гитлера по отношению к Западу, Хаусхоферы (отец и сын) в основу идеи полета Гесса в Англию заложили тезис о необходимости создания «федерации против Советской Евразии» на базе англо-германского сотрудничества, вплоть до слияния армий и флотов, предвосхитил тем самым и, заметьте, за шесть лет до фактического свершения, идею Североатлантического блока (НАТО).
И все же, как бы там ни было, именно Карл Хаусхофер сыграл одну из решающе ключевые ролей в том, что Сталин в совершенстве владел всеми нюансами системы геополитического мышления Гитлера и его ближайших сподвижников, а также системы геополитического реагирования Запада на политические шаги фюрера[726].
В первую очередь благодаря именно этому обстоятельству Сталину удалось заставить и США, и Великобританию стать союзниками СССР в борьбе против гитлеровской Германии, хотя союзниками они были, и это надо честно признать, весьма подлыми — Запад, что поделаешь…
Тут вот что следует иметь в виду. Сталин давно осознал высочайшую глобальную геополитическую эффективность принципиальной сути геополитического шантажа по Хаусхоферу — с середины 20-х гг. осознал, методично «вышивая» непробиваемый «бронежилет» для СССР а виде системы перекрещивавшихся между собой двусторонних Договоров о ненападении и нейтралитете со всеми основными государствами Западной Европы, а также соседями по периметру своих границ, особенно западных, северо-западных и южных, а затем и восточных.
Однако с приводом Гитлера к власти Сталин вынужден был осознать и то, что Запад умышленно помогает коричневому шакалу в пробивании этого «бронежилета» безопасности СССР.
Ответ с его стороны был чисто сталинский как до духу, так и особенно по смыслу. Применительно к новым задачам обеспечения безопасности СССР в условиях до крайности враждебного капиталистического окружения творчески была переработана суть формулы геополитического шантажа по Хаусхоферу. С 23 августа 1939 г., т. е. с момента подписания Договора о ненападении с Германией, в его «редакции» она приобрела, в совокупности с отточено наиточнейшими нюансами, следующий смысл: «СССР с Германией, — а по мере необходимости и также в интересах собственной безопасности, и с ее союзниками тоже, особенно основными, — ровно настолько, насколько западные демократии не столько не с СССР, сколько против него, но не более того, чтобы тем самым хотя бы оттянуть как минимум на какое-то время фатально неминуемое столкновение с Германией, неизбежность которого предрешало постоянное и целенаправленные провоцирование Западом Германии к нападению на СССР».
Только в рамках этой формулы и становится понятной вся внешняя политика Сталина в 1939 — 1941 гг. (по 22 июня).
Только благодаря этой формуле, которую он никогда не демонстрировал полностью — только поэлементно, отдельными, соответствующими тому или иному моменту и способными решить ту или иную задачу нюансами — можно понять все его действия в указанный период.
Ведь диапазон их трактовок, к глубокому сожалению, убийственно сумасшедший как по своей псевдонаучной «широте», так и, особенно, по своей беспрецедентной интеллектуальной убогости, уходящей своими корнями в конъюнктурно злобный, зоологический антисталинизм.
Между тем даже Черчилль — да-да, даже наш подлый «друг» по антигитлеровской коалиции — и то письменно подтвердил, что Сталин, особенно в отношении Запада, действовал именно по этой формуле!
В своих знаменитых и получивших всемирное признание — в виде Нобелевской премии за 1955 г. — мемуарах «Вторая мировая война» Черчилль указал, что «тот факт, что такое соглашение (т. е. Договор о ненападении от 23 августа 1939 г. — А. М.) оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет»![727]
Даже ему, прошедшему изумительную в своей эффективности школу «политического мордобоя» в британском парламенте, некуда было деться от «нокаута» сверхжелезных фактов — ведь такой вывод со всей очевидностью проистекал из негативного по своей результативности опыта Сталина в его попытках налаживания с западными демократиями хотя бы подобия сотрудничества в обеспечении мира и коллективной безопасности в целях обуздания агрессивных амбиций нацистской Германии еще в 30-х гг. ХХ в.
И вовсе не случайно, что в развитие этого тезиса тот же Черчилль и вовсе отвесил всему Западу редчайшую по своей звонкости оплеуху, заявив, что «в истории дипломатии западных держав, увлеченных западной демократией, легко проступает список сплошных преступлений, безумств и несчастий человечества».
Сталин же не желал, тем более от имени СССР, участвовать в этом. Именно поэтому он и действовал по указанной выше формуле — это очень хорошо видно на примерах подлинной подоплеки заключения Договора о ненападении с Германией, Сообщения ТАСС от 13/14 июня 1941 г., а также описанных еще в начале этой главы фактов.
Действовал именно так до тех пер, пока до Запада не дошло, что никакой антисоветский, в т. ч. антироссийский блок во главе с Гитлером, но с Западом за его кулисами, ни при каких обстоятельствах не сможет отвечать его же, Запада, коренным геополитическим интересам и, следовательно, «через не могу» надо поворачивается лицом к Москве! Вот так, например, и сорвалась у Гитлера хаусхоферовская «наживка» в виде идеи о создании «федерации против Советской Евразии», с которой Гесс пожаловал в Лондон.
А пока Запад тугодумно постигал эту элементарную истину в целом, Сталин, используя упомянутую выше формулу как обоюдоострый топор со «сменными топорищами», под корень срубил реальную в преддверии неминуемого столкновения с Германией угрозу трехфронтового нападения на СССР.
Т. е. нейтрализовал и Японию, и Турцию — она так и не посмели выступить с оружием в руках против СССР, хотя всю войну пакостили как уродливые коты, — но в то же время очень тонкими и искусными действиями по этой же формуле заблаговременно склонил на сторону СССР и США, и Великобританию, а вслед за ними и весь остальной мир!..
А на точное знание, в т. ч. и нюансов системы геополитического мышления верхушки Третьего рейха и системы геополитического реагирования Запада на внешнеполитические шаги нацистского руководства Германии, отлично ложилась бесценнейшая информация из самых высших сфер гитлеровской Германии, которая поступала Сталину от выдающихся агентов нашей разведки:
2. Ольга Константиновна Чехова-Книппер — выдающаяся, мирового значение актриса театра и кино в первой половине ХХ в., внесшая беспрецедентный вклад в Великую Победу.
Мы десятилетиями не ведали, что регулярно на стол Сталина ложились спецсообщения, подписанные очаровательным женским псевдонимом «Мерлин» (на самом же деле так звали одного из прорицателей далекого прошлого), а уж о том, что за ним скрывается великая актриса, — и вовсе предположить не могли.
Выдающаяся разведчица-нелегал, действовавшая под псевдонимом «Мерлин», она же Ольга Константиновна Чехова, работала на советскую разведку с 1922 по 1945 г. О масштабах ее разведывательной деятельности, объемах и особенно об уровне и качестве направлявшийся ею в Москву бесценной информации наглядно свидетельствуют следующие факты.
Во-первых, связь между О. К. Чеховой и Москвой поддерживали сразу три радистки в Берлине и его окрестностях. Случай беспрецедентный в мировой разведывательной практике того времени. Например, мощнейшая, использовавшая в качестве источника и подысточников информации свыше 100 иностранцев нелегальная резидентура легендарного Рихарда Зорге обслуживалась всего… одним радистом!
Выдающаяся актриса и разведчица Ольга Константиновна Чехова
Радистки О. К. Чеховой даже и не знали, чью информацию они предают, на говоря уж о том, что о ее содержании — тем более не ведали. Постоянное наличие в распоряжении Чеховой трех независимых друг от друга каналов радиосвязи неудивительно, ибо, во-вторых, первоисточниками стратегически важной информации у нее били сами главари Третьего рейка — Гитлер, Геринг, Гесс, Геббельс, Кейтель, Шпеер и прочие, а также их жены и любовницы, с которыми она поддерживала тесные дружеские связи Например, «дружбу» с той те Евой Браун Ольга Чехова завела но указанию Москвы еще тогда, когда Гитлер только рассматривал ее кандидатуру на роль постоянной любовницы — в начале 30-х гг. прошлого века)[728].
Гитлер же, что называется, души не чаял в Ольге Чеховой и, присвоив ей специально для нее же учрежденное звание Государственной артистки Третьего рейха, приглашал ее на самые престижные мероприятия, во время которых демонстративно оказывал ей знаки высшего внимания (например, неизменно усаживал ее рядам с собой).
Естественно, что Сталин едва ли не повседневно достоверно знал, что делает и что думает Гитлер, а заодно и его окружение.
А в поток этой информация, в в-третьих, органически вплеталась не менее бесценная информация от субагентов лично Ольги Константиновны — старших офицеров вермахта: Альбрехта фон Квирингейма (штаб ОКВ), Вернера фон Хефтена и Эберхарда Финка (штаб ОКХ)[729]. О. К. Чехова завербовала их, когда они были еще лейтенантами. К концу войны все трое были полковниками (первые два были казнены гестапо за участие в заговоре против Гитлера от 20 июля 1944 г. Тогда едва не пострадала сама О. Чехова)[730].
P. S. Читателям очевидно небезынтересно будет узнать, что история разведывательной деятельности О. К. Чеховой-Книппер очень но многом, а в ряде деталей вплоть до чрезвычайности схожа с историей разведывательной деятельности незаслуженно забытого выдающегося аса российской военной разведки начала ХIХ в. — генерал-майора Ивана Осиповича Витта. По прямому указанию Александра I сразу же после заключения известного по истории Тильзитского мира с Наполеоном (8 июля 1807 г.) И. О. Витт «внезапно вышел в отставку», уехал в Париж и поступил волонтером на службу к Наполеону. В Париже над ним шефствовал другой выдающийся ас российской военной разведки и такой же любимец императора Александра I — полковник Александр Чернышев (в то время и И. О. Витт был полковником). В кратчайшие сроки И. О. Витт при негласном содействии А Чернышева занял видное положение в ближайшем окружении Наполеона, а затем принял на связь как минимум двух особо ценных агентов разведки: «Мишеля» — служащего Военного министерства, и «Анну Ивановну», (она же… «красавец Леандр») — под этими странноватыми псевдонимами скрывался сам Шарль Морис Талейран, знаменитый министр иностранных дел Наполеона! Успех разведывательной миссии И. О. Витта был столь велик, что именно его посредничеству Наполеон вверял свою интимную переписку, в т. ч. и с женщинами (например, со знаменитой Марысей Валевской).Более того, доверие французского императора к русскому разведчику было столь необыкновенно высоким, что в 1811 г. И. О. Витт был назначен личным тайным агентом Бонапарта в Варшавском герцогстве, в результате чего он получил доступ к самым важным секретам Франции. Именно И. О. Витт в тесной координации с А И. Чернышевым обеспечил практически абсолютную осведомленность высшего руководства Российской империи и военного командования о стратегических планах французского императора, о его стратегии и тактике (в этом колоссальную роль сыграло доверенное лицо русской военной разведки — уже упоминавшийся выше А. Жомини). Именно Витт сообщил точную дату перехода Наполеоном российской границы что позволило нашему командованию и войскам не быть застигнутыми врасплох.
И все то время, пока И. О. Витт находился во Франции, он не только по-прежнему числился в русской армии, на что было прямое указание лично Александра I, но прежде всего значился в секретных документах резидентом военной разведки 2-й армии славного генерала Петра Багратиона! (НВО. 2005. № 23). Впоследствии, возвратившись в Россию, Витт по-прежнему занимался разведкой, принося исключительную пользу Родине. И тысячи раз прав писатель Владимир Шурыгин, написавший блестящую статью об И. О. Витте, завершив ее следующими словами: «Патриот Отечества, он всю свою жизнь посвятил служению России. Если вы, находясь в Санкт-Петербурге, придете в Эрмитаж и посетите Галерею1812, отыщите среди изображений героев Отечественной воины портрет генерала Витта, поклонитесь ему!» Точно так же мы обязаны склонять головы и перед портретом великой актрисы и великой разведчицы — Ольги Константиновны Чеховой-Книппер! А можно и добрым словом помянуть двух, пожалуй, самых выдающихся асов советской разведки — Иосифа Виссарионовича Сталина и Лаврентия Павловича Берию! Ведь и том и их заслуга, в первую очередь же!..
Выдающаяся актриса и разведчица Марика Рёкк
3. Марика Рёкк (урожденная Мария Керер) — выдающаяся широкого значения артистка театра, эстрады и кино в первой половине ХХ в.
Если ориентироваться на шкалу особо ценной агентуры, то разведывательный статус Марики Рёкк фактически равен статусу О. К. Чеховой. Ибо и ее источниками информации были все те же главари Третьего рейха (правда, она был все-таки ближе к Геббельсу).
Марика Реки принадлежала к агентурной группе советской военной разведки, носившей условное название «Крона». Ее создателем был один из самых выдающихся советских военных разводчиков ХХ в., легендарный Ян Черняк (к глубокому сожалению, ныне покойный).
Группа была создана еще в середине 20-х гг. ХХ в и действовала она около 18 лет, но ни один из ее членов не был раскрыт противником. Между тем в нее входило свыше 30 человек, большинство из которых стали важными офицерами вермахта, крупными промышленниками рейха.
По каналам этой группы, в т. ч. и лично от Марики Рёкк, шла столь же бесценнейшая для советского руководства и командования информация[731].
Недреманное око Сталина в оккультно-астрологических кругах Третьего рейха граф С. А. Вронский
4. Граф Сергей Алексеевич Вронский (1915 — 1998) — талантливый ученый-астролог и очень близкий к заместителю Гитлера по партии Рудальфу Гессу человек.
Особенность разведывательного статуса С. А. Вронского заключалась в том, что он с детства блестяще владел оккультными дисциплинами — астрологией, хиромантией, магией, обладал отличными способностями к гипнозу и психотерапии, был отличным экстрасенсом-медиком.
И, судя по всему, он использовался именно в этом направлении, так как был близко таком не только с верхушкой Третьего рейха, но и поддерживал близкие дружественные отношенья с личным астрологом Гитлера Карлом Эрнстом Крафтом.
Более того, Вронский, как это явствует из весьма скромных описаний его жизненного пути, был занят информационным освещением наиболее скрытой от посторонних глаз части нацистского режима — его связи с оккультными силам, в т. ч. и связи через оккультные каналы с и наиболее могущественными закулисными силами Запада.
Граф был вхож, в частности, в круг членов тайного общества «Врил», создателем и главой которого являлся уже упоминавшийся выше Карл Хоусхофер.
В тех скудных сведениям о его тайной работе на Советский Союз и Сталина, которыми ныне возможно располагать, есть (правда, весьма глухие) намеки на какое-то его участие в проекте рейхсфюрера СС Гиммлера — «Аненербе» («Наследие предков»).
С. А. Вронский был одним из тех, кто в числе первых установил дату вторжения — 22 июня 1941 г., и если исходить из его скупых с слов, то это произошло где-то весной 1941 г., скорее всего в начале весны, потому как на основании именно его астрологического прогноза Р. Гесс принял решение о полете в Англию, к которому ему еще надо было подготовиться.
Очевидно, именно это должно являться одними из возможных объяснении того, что, несмотря на упорно «плывшую» с начала весны 1941 г. дату агрессии 15 мая 1941 г., Сталин реагировал относительно спокойно — лишь санкционировал начало выдвижения войск из внутренних округов в приграничные, что произошло, как отмечалось выше, в середине апреля 1941 г.
С. А. Вронский, судя но всему, был наряду с Р. Зорге одним из первых разведчиков, которые еще о конце З0-х гг. проинформировали Москву об угрозе нападения Германии в 1941 г. Зорге, как уже говорилось выше, сообщил об этом в одной из январских 1937 г. телеграмм. А вот Вронский — явно весной 1938 г., т. к. тогда в Германии под контролем СС произошло особо секретное совещание астрологов, которое рекомендовало Гитлеру определить время нападения на СССР на 1941 г.[732]
Приводя эти явно малоизвестные (если вообще известные) широкой читательской аудитории сведения, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что обладавший всей этой информацией Сталин не мог не сделать безошибочных выводов и о неизбежности войны, и о масштабах грядущею смертельного столкновения, и тем более о его подлинной сути. Но дело не только в этом — дело также и в том, что, как говаривали в древности, случай помогает подготовленному уму. А тут ведь не случайности, а заблаговременно организованная система глубокой стратегической разведки — система, которая кок раз и была организована подготовленным умом.
Если искренне, от всей души наплевать на беспардонно лживые, но к глубокому сожалению, по сию нору модные своей тупостью утверждения различных щелкоперов от истории о том, что-де Сталин был всего-то недоучившимся семинаристам, то любой мало-мальски объективный человек обязан признать потрясающий уровень образованности, эрудиции и компетентности Сталина. Плюс мощный аналитической ум нещадно охаиваемого «мертвого льва» и, естественно, безукоризненная безошибочность тех выводов, о которых и поведал в своих мемуарах Судоплатов.
И оно действительно не могло быть иначе. Если, например, обратиться к авторитетного мнению специалистов, сиречь двух современных академиков Российской Академии образования Д. В. Колесова и В. А. Пономаренко, которые из 15 томов трудов Сталина проанализировали всего-то две статьи — «О политической стратегии и тактике русских коммунистов» (1921 г.) и «К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов» (1923 г.), — то к удивлению многих закостеневших в непролазном антисталинизме окажется следующее.
«Если оценивать содержание этих работ по общепринятым в науке критериям, — отмечают академики, — то выводов здесь больше, чем на очень сильную докторскую диссертацию по специальности «политология» или, точнее, «политическая технология». Причем своей актуальности они не утратили спустя много лет. Здесь нет «красивых» слов, ярких образов «высокого» литературною стиля — только технология политики»[733].
Сталин еще тогда, в начале 20-хгг. ХХ в., был более чем очень сильным доктором философии или политологии, а если еще точнее, то явно мог бы претендовать как минимум на звание хотя бы члена-корреспондента Академии наук.
Так вот, все изложенное выше — к тому, что поступавшую в Кремль бесценную разведывательную информацию оценивал не какой-то недоучившийся семинарист, что негодяи от истории усиленно пытаются вдолбить в массовое сознание, обусловливая этим причины трагедии 22 июня, — эту информацию по достоинству оценивал как минимум более чем очень сильный доктор философии/политологии. И звали этого ученого — Иосиф Виссарионович Сталин…
Потому-то и выводы из развединформации были безошибочны, т. к. компетентность Сталина в политических, военных и экономических вопросах была выше всяких похвал, что открыто признавали даже его недруги, в т. ч. и некоторые из зарубежных политических и государственных деятелей. Соответственно, и его вывод о том, что главным театром военных действий станет именно Западное направление, — тоже был безошибочным. И ни но каким параметрам не подтверждается в корне лживый тезис о том, что-де именно он, Иосиф Виссарионович Сталин приказал, видите ли, считать, Юго-Западное и Южное направления главными для вермахта[734].
Для того, что ли, он столь старательно обкладывал всю верхушку нацистского рейха своей агентурой, чтобы еще и за них же, гитлерюг, стараться?!
Право же, пора бы и в мифах знать предел…
Сталин, Молотов и Шапошников действительно намеревались творчески применить опыт войны 1812 г. — ведь упоминавшаяся выше история с совещанием начальников разведотделов округов и армий до чрезвычайности показательна: вопрос-то о 400-километровой глубине создания резервных баз и агентурных сетей на своей территории действительно не с потолка возник! Это одно из наиболее убойных свидетельств, что руководство СССР действительно рассчитывало на вариант обороны именно в духе плана Барклая-де Толли, естественно, с соответствующими поправками на «век моторов» и ту информацию, которую Кремль имел прямо из верхов рейха!
Предложение это было совершенно не случайным — оно явно вытекало из плана Шапошникова и в пределах компетенции командующих округами и армиями сия идея была известна войсковым разведчикам. Иначе они не поставили бы такой вопрос — не те были времена, чтобы просто так ставить вопрос фактически об отступлении!
Войсковые разведчики действительно знали об этом — и потому выдвинули такое предложение, но Жуков его «зарубил», затянув все до конца мая, вследствие чего не только ГРУ, но и разведка НКГБ не успели своевременно подготовиться, и всю эту работу пришлось осуществлять уже под бомбежками гитлеровской авиации…
Да и Шапошников, как уже отмечалось выше, даже после отстранения от должности начальника Генштаба все равно предлагал вариант 1812 г., т. е. оставить на границе силы только для прикрытия — прикрытия в прямом смысле, а не в духе концепции Тухачевского, основную же массу войск оттянуть на линию прежней границы, где сохранялись укрепрайоны.
Дело в том, что вчистую повторить опыт 1812 г. действительно было нереально, не говоря уж о том, что и нецелесообразно по политическим соображениям. СССР только-только воссоединил территории Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и тут же, ради копирования опыта 1812 г., отвести оттуда все войска, как тогда сделал Барклай?! Естественно, это было бы неверным решением. К сожалению, и Гитлер понимал, что СССР на это не пойдет (об этом говорилось еще в 1 разделе). А вот предложение Шапошникова отлично решало эту проблему. И не воспроизводя полностью ситуацию 1812 г., когда вторгшийся в Россию Наполеон пребывал в размышлениях на тему о том, куда же подевалась русская армия, весьма негостеприимной встречей с которой его все время стращали накануне, можно было бы именно активной обороной сдерживая натиск гитлерюг, постепенно, но организованно отступить вглубь своей территории, на линию старой границы, где к тому времени уже полностью развернулись бы основные силы РККА, и тогда наступавший в одном эшелоне вермахт был бы размолот в пыль, тем более что и Второй стратегический эшелон РККА успел бы подоспеть. Но этого не случилось — предложения Шапошникова были похерены Тимошенко и Жуковым.
О том, что Сталин на самом деле планировал творчески применить опыт войны 1812 г., говорит и следующая группа признаков. Прежде всего это касается вопроса о начальнике Генерального штаба.
Выше уже указывалось, почему Сталин назначил Жукова на этот пост. Но есть и еще одна, непосредственно связанная с 1812 г. причина. Дело в том, что когда началось нашествие Наполеона, а Барклай-де Толли стал претворять утвержденный Александром I план, то «пятая колонна» Наполеона в тогдашней российской элите (этого ли выражения заслуживает сей разношерстный сброд — пожалуй, больше подойдет то словечко, что начинается с четвертой буквы русского алфавита) — едва ли не на корню масонизированное дворянство вдруг, как по команде, завыло о том, что-де Барклай как нерусский по происхождению (что верно, то верно, шотландцем он был, глубокоуважаемый Михаил Богданович; потомки его рода и сейчас живут в Шотландии) нарочно отступает и сдает «узурпатору» (так тогда называли Наполеона) территории России! Попросту говоря, как по команде обвинили его в измене!
Вся эта шваль, пардон, элита, одновременно завыла и о том, что-де надо преподать урок супостатам, сиречь, значит, ринуться в бессмысленное контрнаступление (т. е. тем самым загубить армию)! В этих целях они требовали от императора назначить во главе действующей армии М. И. Кутузова (к сожалению, за Михаилом Илларионовичем давно тянется густой шлейф сильных подозрений в причастности к масонам).
На дух не переносивший Кутузова Александр I вынужден был пойти на уступку во избежание подрыва устоев самодержавия (т. е. государства). Однако и Кутузов самой логикой событий вынужден был продолжить исполнение плана Барклая — альтернативы не было, и Бородино ясно это показало (кстати, руководил этой знаменитой битвой Барклай-де Толли, а не Кутузов).
Так вот, предвидя, что при реализации замысла обороны в духе 1812 г. могут возникнуть примерно аналогичные осложнения, — в первую очередь из-за того, что Б. М. Шапошников являлся бывшим царским офицером, — и глубоко уважая его исключительную человеческую порядочность и высочайший профессионализм, Сталин умышленно и заблаговременно вывел Бориса Михайловича из-под возможных нападок не в меру «бдительных» коллег, отстранив его от должности начальника Генерального штаба.
И, заметьте, осуществил это накануне представления проекта «Соображений…» от 18 сентября 1940 г. на рассмотрение в Правительство, а при утверждении этого документа на нем стояла подпись уже иного начальника Генштаба — К. А. Мерецкова.
Это, естественно, не означает, что Сталин умышленно и заблаговременно подставлял голову Кирилла Афанасьевича — его арест в самом начале войны был вызван иными обстоятельствами — только тогда вскрывшейся его причастностью к заговору Тухачевского. Тем более это не должно создавать впечатления, что в представлении Сталина Мерецков не являлся великороссом — это было бы по меньшей мере глупо хотя бы потому, что Кирилл Афанасьевич родом-то был из ярославских крестьян. Причина его ареста в другом.
Перед войной картина компромата на большую часть командного состава Красной Армии действительно была более чем удручающая, и военная контрразведка не могла, не имела права не реагировать хотя бы только в плане углубленной проверки и перепроверки таким данных, в т. ч. и по каналам советской разведки, о чем говорил в своих мемуарах П. А. Судоплатов.
Да, это очень малоприятная процедура и, конечно же, в прокрустово ложе т. н. «общечеловеческих ценностей» не влезает. Прежде всего потому, что в канун войны, тем более такой смертельной схватки цивилизационного характера с ярко выраженным геополитическим подтекстом, безопасность государства превыше всего. Кроме того, не следует все шишки валить на Сталина и Берию — санкции на арест лиц высшего командного состава перед войной давало руководство Наркомата обороны, т. е. все те же Тимошенко и Жуков, тем более что и военная контрразведка тогда им же и подчинялась.
Собственно говоря, боевая стойкость советского генералитета в Великую Отечественную именно потому столь резко превосходила аналогичный показатель царского генералитета, что были предприняты в т. ч. и столь суровые меры. Еще раз подчеркиваю, что да, это жестоко, но в то же время крайне необходимо, ибо война — наука еще более жестокая, а на кону стояло будущее и государства, и страны, и особенно народов, ее населявших.
Что же до Жукова, то, утверждая его кандидатуру на пост главы Генерального штаба РККА, Сталин, естественно, прекрасно знал об «органической ненависти» Георгия Константиновича «к штабной работе» — его личное дело он не раз внимательно прочитал, не говоря уж об иных, обязательно сопутствующих такому высокому назначению материалах…
И, судя по всему, Сталин явно рассчитывал, что из-за присущей Георгию Константиновичу «органической ненависти к штабной работе» он не полезет что-либо радикально менять в официальном плане, но как исправный служака жесткого типа будет его исполнять с теми или иными, но необходимыми текущими корректировками.
Однако с Жуковым у Сталина вышла тяжелейшая ошибка — уж слишком сильно Иосиф Виссарионович недооценил сидящий в каждом генерале «комплекс Наполеона»: это когда до войны генералов одолевает зуд превзойти Наполеона или как минимум сравниться с ним — извините, но как иначе прикажете расценивать «безграмотный сценарий вступления в войну», в соответствии с «банальным замыслом» (от 15 мая 1941 г.) которого планировалось за раз прихлопнуть аж 100 дивизий самой сильной в тот момент армии Западной Европы, — а вот когда настигает закономерный провал, и люди гибнут в массовом порядке, за что отвечать, естественно, крайне неохота, то, как тому танцору… ну, в общем, и так знаете!..
Когда трагедия разверзлась во всем своем кровавом обличье, Сталин вынужден был признать свою ошибку — Тимошенко и Жуков вылетели со своих постов, а наркомом обороны стал сам Сталин, начальником Генштаба — Шапошников. Тем не менее Сталин и это проделал весьма тонко, не унижая их человеческого достоинства, проделал путем трехэтапных преобразований, хотя мог, тем более по условиям военного времени, особенно-то и не цацкаться с ними..
Другим и не менее существенным признаком того, что Сталин действовал в духе плана Барклая-де Толли, является совокупность тех мер, которые по его указанию принимались в целях дезинформации, в т. ч. и дезинформационного устрашения Гитлера, о которых много говорилось выше.
Если сравнить с тем, что делал Барклай в 1812 г, то получится полная аналогия. Тогда, как известно, через ротмистра русской армии Д. Савоне Барклай подсунул специально направленному Наполеоном в Россию шпиону, графу л. Нарбони дезинформацию о серьезных приготовлениях русской армии к незамедлительному отпору Наполеону прямо в приграничной полосе. «Историки отмечали, что Наполеон был сильно обескуражен, когда вместо ожидаемого отпора и генерального сражения с русской армией он не встретил на первых порах наступления никаких русских воинских подразделений, а тем более ожидавшегося контрудара».
Судя по всему, в планы Сталина входило воспроизведение этой же ситуации, но, естественно, с существенными поправками на ситуацию 1941 г., чем и занимались наши дипломаты и разведчики, потому как вчистую отводить войска было крайне нецелесообразно. Отсюда и вытекала поставленная Шапошниковым задача обеспечить прикрытие активной обороной и активными действиями по сковыванию сил противника.
Что сделал дуэт Тимошенко — Жуков — выше детально уже было рассмотрено: произведенная ими негласная подмена основополагающего принципа обороны и сути замысла отражения агрессии чрезвычайно дорого обошлась стране!
Как минимум следует признать, что Сталин допустил слишком серьезную ошибку, ибо при реализации таких планов, требующих филигранной согласованности действий всех исполнителей, контроль не только не должен ослабляться, а наоборот, резко усиливаться! А он, Иосиф Виссарионович Сталин, почему-то взял да отдал военную контрразведку в Наркомат обороны… И сколь бы ни были благими его намерения, то была грубейшая ошибка — с 3 февраля 1941 г. и вплоть до 22 июня 1941 г. контроль за деятельностью высшего командования и командования округов объективно оказался ослаблен.
Естественно, что последствия этого не замедлили сказаться самым трагическим образом…
Небезынтересно было бы отметить одну деталь, которая ясно показывает, к чему привела передача военной контрразведки в Наркомат обороны.
Как уже отмечалось выше, дуэт Тимошенко — Жуков незаконно готовился к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу. То, что это был «безграмотный сценарий вступления в войну»,— теперь уже ясно. Но вот ведь еще в чем дело-то — «эффективность» этой «безграмотности» почему-то оказалась усилена еще и серьезной нехваткой топлива именно для мобильных (ударных) частей, т. е. для танковых подразделений, в также авиации.
Во многих мемуарах, особенно принадлежащих перу тех ветеранов войны, которые служили в таких частях, а также в иных источниках полно признаний этого поразительно нелицеприятного факта. Генерал-майор авиации Г. Н. Захаров, например, вспоминает, что самолеты в большинстве своем гибли на земле именно потому, что «горючего было очень мало», т. е. боевые самолеты не могли выполнять свое основное предназначение — бить врага! Топлива-то нет[735].
Или, например, на допросах тот же бывший командующий ЗапОВО Павлов показал, что у него в округе было всего-то 300 тонн топлива, а этого, по его же словам, еле-еле хватило бы на одну заправку 400 — 600 танков![736] Значит, из 3332 потерянных этим округом танков 2732 — 2932 танка были потеряны без боя только из-за нехватки топлива! От 82 до 88% танков этого округа были потеряны без боя только из-за нехватки топлива!!!
И так практически везде. А ведь за обеспечение войск ГСМ в Генштабе отвечал лично сам Жуков!
Почему у войск, которые, если по официальному плану, должны были выполнять функцию прикрытия и помогать выбивать вклинившегося в нашу оборону противника, а если по безграмотному сценарию так и вовсе, «гремя огнем, сверкая блеском стали», нестись за бугор наказывать супостатов, не было топлива, за обеспеченность округов которым отвечал, подчеркиваю, лично Жуков (он сам об этом написал в своих мемуарах[737])?
Почему топливо этих округов оказалось за тысячи километров от того места, где оно было до крайности необходимо? Почему по плану именно Генштаба топливо для западных округов находилось вМайкопе? Тот же Павлов открыто заявил об этом следствию[738].
Кто бы в таком случае объяснил, почему и это столь важное в «век моторов» обстоятельство в точности совпадает с тем, что указал Тухачевский в своем «Плане поражения»: засылка горючего для авиации и механизированных соединений не туда, где это горючее требуется»[739].
Ведь только один ЗапОВО не смог использовать 2732 — 2932 танка, а это эквивалентно свыше 70% численности гитлеровских танков, не встретивших соответствующего «приема».
А кто бы объяснил и вовсе вопиющий факт. Лично отвечающий за обеспечение округов топливом Жуков, оказывается, документально точно знал, что в западных округах свирепейший дефицит топлива, что основная его часть находится во внутренних округах.
Если искосить из текста его т. н. «гениального» плана от 15 мая 1941 г., то он знал об этом уже к 15 мая и тем не менее никаких мер не принял!
И не из-за этого ли в том числе Жуков и Тимошенко вообще не рискнули представить Сталину свой «гениальный план»?! Наряду с уже указанными причинами. Уж за такой-то бардак Сталин точно снес бы «башни» обоим. Но они-то остались целы — значит, Сталин не знал ни от них, ни даже от военной контрразведки.
Но тогда что же должно означать следующее обстоятельство: на допросе бывший командующий ЗапОВО Павлов не только озвучил факты о наличии в округе всею 300 тонн горючего и пребывании остального топлива в Майкопе, но и совершенно однозначно подчеркнул, что все это соответствует плану Генштаба!
Что хотел сказать Павлов? Что Жуков знал об этом и ничего не предпринял? Похоже на это. Но дело-то вот еще в чем. Факт острого дефицита топлива в западных округах фигурирует только в «гениальном плане» от 15 мая 1941 г. Но ведь и Павлов-то прямо заявил, что все это по плану Генштаба?! Между тем «гениальный план», как известно, не был подписан даже самими Жуковым и Тимошенко, а уж Сталину-то тем более не докладывался! Тогда как прикажете понимать обоих, т. е. Павлова и Жукова?!
Один еще 15 мая 1941 г. документально точно знал, что в округе топлива нет, что оно в Майкопе, и тем не менее ни хрена не предпринял, чтобы исправить положение?! За пять недель-то?!
Другой же не менее точно знал — тоже к 15 мая 1941 г., — что у него в округе топлива нет, что оно в Майкопе, и тем не менее тревогу не забил?! И тоже, за пять недель-то?!
И при этом Павлов настаивал на допросе, что весь этот бардак — по плану Генштаба, а план-то, еще раз подчеркиваю, во-первых, ни Жуковым, ни Тимошенко подписан не был, а во-вторых, и Сталину-то тоже не докладывался!
Ну и что же в итоге-то должно выходить?! Что за спиной главы Правительства использовался какой-то иной, отличный от официального план? Так, что ли, должно выходить?!
В свете всего изложенного в предыдущих главах едва ли возможен иной ответ… особенно если учесть, что Павлова весьма быстро спровадили на плаху, аж лично Жуков подписывал ордер на его арест, а вот сами Тимошенко и Жуков остались живы, потому как если бы Сталин увидел тот план хотя бы один раз, то по факту трагедии действительно не сносить бы им головы. Надеюсь, теперь стало еще более понятно, почему этот «гениальный план» выше был назван «действовавшим» — он действительно был «действующим», т. е. негласно, незаконно.
А теперь представьте ситуацию, в которой военная контрразведка не была бы подчинена Наркомату обороны в лице Тимошенко и Жукова.
Естественно, она давным-давно забила бы тревогу по поводу того, что в одном из наиважнейших вопросов боеготовности ЗапОВО царил полный бардак — мобильные части не могут выполнять боевых задач, ибо нет топлива! Естественно, что информация из округа ушла бы в Москву, если и не Берии, то уж Меркулову-то точно как наркому госбезопасности с 3 февраля. Тот доложил бы Сталину, и проблема была бы мгновенно решена, а заодно и кому следует холку намылили бы как полагается…
Едва ли военная контрразведка округа не пыталась поднять этот вопрос — такие вопросы в ее прямой компетенции, но вот ведь в чем же дело: докладывала-то она с 3 февраля 1941 г. прямиком в 3-е Управление Наркомата обороны, а следовательно, все тем же Тимошенко и Жукову…
Вот еще один пример, как начальник Генштаба Жуков, лично отвечая за связь с войсками (об этом он сам написал в мемуарах), фактически угробил накануне войны всякую связь с ними.
18 июня 1941 г. в округа наступает та самая директива, согласно которой, по указанию Сталина, их командование не только предупреждалось о возможности нападения Германии в ближайшие дни но и обязывалось привести подчиненные ему войска в боевую готовность.
Между тем во время следствия, а затем и на суде над командованием ЗапОВО выяснилось, что войска связи в этом округе вообще не приводились в боевую готовность!
Так, начальник связи ЗапОВО генерал Григорьев прямо на суде произнес, что его «части не были своевременно отмобилизованы, не были своевременно отмобилизованы войска связи Генштаба»[740]. Прошу обратить внимание на то, что когда он делал это заявление, никто из судей его за язык не тянул, во всяком случае, в официально опубликованном Протоколе закрытого судебного заседания военной коллегии ВС СССР на сей счет нет даже и тени намека. А перед этим, к тому же без каких-либо оговорок тот же Григорьев однозначно подтвердил, что «и после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность»[741].
То, что всеобъемлющая вина за этот бардак ложится лично на Жукова и Тимошенко, полагаю, нет нужды особенно доказывать — это была их прямая обязанности проконтролировать исполнение наиважнейшей директивы. Причем на Жуково даже в большей степени, т. к., по его же письменным признаниям, он лично отвечал за связь[742].
Но вот попробуйте понять то, чем же был занят тот же Жуков, если за четыре дня не удосужился проверить, как действует связь в войсках, в которых объявляется режим боевой готовности в связи с возможным нападением. Ведь мало того, что это была его прямая, личная обязанность, так ведь еще и Генштаб без связи с войсками даже просто канцелярией не назовешь — это неизвестно «что» без связи-то!
Едва ли военная контрразведка округа не обратила внимание на этот бардак, однако же, по восходящей вертикали, тем более военной иерархии, она опять-таки подчинялась 3-му Управлению Наркомата обороны, т. е. все тем же Тимошенко и Жукову…
Но тогда кто бы объяснил, почему же и это должно было совпасть с положениями «Плана поражения» Тухачевского, где прямо указывалось, что нужно проявлять «слабую заботу об организации оперативной связи по тяжелым проводам (за нее и отвечали войска связи ГШ. — А. М.) что неизбежно вызывает излишнюю работу раций и раскрытие мест стоянки штабов»? Между тем, к слову сказать, ни начальник связи ЗапОВО генерал Григорьев, ни тем более начальник Генштаба Жуков даже и не почесались, чтобы хоть как-то обеспечить войска округа теми же радиостанциями — ведь Генштаб, как свидетельствуют материалы бедствия, располагал необходимыми возможностями для укомплектования войск округа радиостанциями в штатной потребности![743] А уж о проводной-то связи и вовсе говорить не приходится. В итоге на первом этапе войны Генштаб практически не владел обстановкой…
Подчеркиваю, что едва ли военная контрразведка не обращала внимания на подобные факты. Объясню, почему «едва ли».
В ходе судебного следствия бывший командующий ЗапОВО генерал Павлов словами «это совершенно правильно» подтвердил по просьбе председателя суда свои же показания от 9 июля 1941 г.: «В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца (застрелился утром 22 июня, едва только узнал, что вся авиация округа разгромлена в результате налета гитлерюг. — А. М.) и его заместителя Таюрского. Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на военных аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны»[744]. (Кстати, обратите попутно внимание на дурацкое объяснение — ведь выдвинули-то для целей контрблицкрига, о чем свидетельствуют приводившиеся выше данные и схемы, а как грянул гром, то под дурачков стали «косить»!)
А далее Павлов добавил: «В начале боевых действий Копец и Таюрский доложили мне, что приказ народного комиссара обороны СССР о сосредоточенном расположении авиации ими выполнен. Но я физически не мог проверить правильность их доклада. После первой бомбежки авиадивизия была разгромлена. Копец застрелился, потому что он трус»[745].
Во-первых, приказ был не о сосредоточенном расположении авиации, а, наоборот, о срочном ее рассредоточении. Тут то ли Павлов перестарался в военном косноязычии, то ли публикаторы протокола судебного следствия не доглядели за типографией…
Во-вторых, оставим в покое и то, почему об исполнении этого приказа доложили только при начале военных действий — что, за три дня, т. е. с 19 июня, времени не нашлось?! То, что это был беспрецедентный бардак, и так очевидно.
Ну и в-третьих очевидно, что о подобном бардаке с сосредоточением всей авиации на ограниченном количестве передовых аэродромов военная контрразведка срочно доложила в Москву, иначе Тимошенко не издал бы свой срочный приказ о рассредоточении самолетов и срочной же их маскировке! Всеобъемлющие данные на сей счет, тем более по всем приграничным округам, могли быть получены только от военной контрразведки!
Сами понимаете, чего командующие ВВС округов никогда не стали бы писать в Москву о своей же преступной халатности… Но дело в том, что это было не только преступной халатностью: как и все остальные, ВВС округов действительно готовились к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, тем более что авиации в нем отводилась роль «первой скрипки». Но контрразведка-то не знала этого и потому сигнализировала наверх о скученной дислокации авиации, а Тимошенко и Жуков, выходит, только бумажки сварганили, чтобы оправдаться, ежели чего…
Подобный бардак в ВВС ЗапОВО являлся хроническим, в том числе хронически покрываемым лично Тимошенко и Жуковым с непонятной их для высочайшего статуса на Олимпе советской военной иерархии заботливостью.
Соблаговолите ознакомиться с возмущенно-красочным описанием этого хронического бардака по состоянию на март 1941 г., составленным командующим авиацией Московского военного округа полковником (впоследствии генералом) Николаем Александровичем Сбытовым, тогда же, в марте сорок первого выезжавшим в Западный особый военный округ для инспекции его пограничных аэродромов[746]: «Помню, лечу на У-2 и вижу, что самолеты всюду не рассредоточены (и это еще в марте 1941 г., т. е. за три с лишним месяца до нападения Германии — А. М.), не замаскированы — стоят как на ладони! Приземлился на одном аэродроме — там новехонькие «пешки» (т. е. только-только начавшие поступать в войска фронтовые пикирующие бомбардировщики Пе-2. — А. М.) рядом выстроились. Проверял — а они даже горючим не заправлены[747]. Я хвост трубой и докладываю командующему войсками (МВО, т. е. по прямой своей подчиненности. — А. М.), тот — Щербакову (тогда 1-й секретарь МГК ВКП(б). — А. М.), Щербаков — Маленкову (Г. М. Маленков как кандидат в члены Политбюро в то время курировал ряд вопросов оборонного характера, в т. ч. и авиации. — А. М.). Так вот тогда был рожден документ о положении авиации на границе.
Подписали его Маленков, Щербаков, Тюленев и я (то есть Сбытов — А. М.) как член парткомиссии Главного Политуправления РККА (то есть выходит, что инициатором этой инспекции был ГлавПУР, во главе которого пресловутый Мехлис еще не стоял, ибо в то время он являлся наркомом госконтроля СССР, в ГлавПУР он вернулся только 21 июня 1941 г. — А. М.). А 4 мая (1941 г. — А. М.) состоялось заседание, на котором присутствовало все командование ВВС. И вот Сталин по той нашей бумаге издает приказ: «Немедленно привлечь к судебной ответственности…» Это было известно и наркому Тимошенко, и начальнику Генерального штаба Жукову. Короче, управление ВВС (а это в первую очередь Я. Смушкевич, являвшийся первым заместителем Жукова по вопросам авиации — А. М.) отправляет в пограничные округа комиссию. Та комиссия уже через пару дней вернулась и докладывает. «Все в порядке.» Ну, что ты скажешь!..» (см.: Грибанов С. Заложники времени. М., 1992. С. 102 — 103).
А и в самом-то деле, ну что сказать в этой связи?!
1. Сталин не знал об этом бардаке и узнал о нем вследствие инициативы ГлавПУРа РККА о проведении упомянутой выше инспекции. Не исключено, что и наркомата госконтроля, т. к. в его недрах скрывалась личная контрразведка Сталина. Предположение тем более имеет право на жизнь, если учесть, что инициатива ГлавПУРа отчетливо отдает «технологией» легендирования действий подлинного инициатора — ведь Наркомат госконтроля имел право контролировать любые органы власти в СССР, в т. ч. и военные, а уж скрывавшаяся в его недрах личная контрразведка Сталина — тем более. Им-то как раз и не нужно было светиться — вот и выставили все это как инициативу ГлавПУРа, в компетенцию которого вопросы характера дислокации авиации явно не входили…
2. Реакция Сталина достаточно убедительно свидетельствует, что в его-то планы — а они ничем не отличались от официального плана по отражению агрессии, т. е. были сугубо оборонительного характера, нападение, тем более превентивное, на Германию не входило!
3. Она же, то есть реакция Сталина, четко показывает и вторую — первая была указана еще в I главе I раздела книги — причину репрессий в отношении комсостава ВВС РККА накануне войны. За такой бардак действительно стоило жестко наказать господ генералов — война вот-вот грянет, а у них самолеты мало того что в передовом базировании, так ведь еще и не рассредоточены, не замаскированы и даже не заправлены горючим!
Письменные санкции на их арест выдали все те же Тимошенко и Жуков — таковы были тогда правила (Жуков, к примеру, лично санкционировал арест Я. Смушкевича).
И когда грянула невиданная трагедия, а началась-то она именно с разгрома авиации, прежде всего в ЗапОВО, вот тут-то судьба арестованных генералов ВВС РККА оказалась предрешена… Потому как до 22 июня, тем более при почти на нет сошедших чистках в армии, максимум, что им впаяли бы, — так это «четвертак», т. е. 25 лет колымских лагерей усиленного режима. Ибо до этой даты еще как-то можно было бы списать на халатность без отягчающих обстоятельств. Но к середине 22 июня подобное уже было невозможно — ведь еще в мае должны были исправить бардак, так нет же, ничего не было сделано. То есть бардак носил злостный системный характер. Вот, собственно, и объяснение того, почему командующий ВВС ЗапОВО генерал Копец так срочно и застрелился. Одно только может быть непонятно: почему к стенке не поставили Тимошенко м Жукова?!
Ведь это же их вина в том, что командующему ЗапОВО генералу Павлову и командующему ВВС этого округа генералу Копецу не был устроен свирепый нагоняй за этот бардак, совершенно отчетливо грозивший самыми страшными последствиями в случае внезапного нападения гитлерюг!
Да, этот парадокс может быть непонятен, но только до тех пор, пока не припомним, что 19 июня 1941 г., то есть на следующий день после того, как Сталин напрямую санкционировал приведение войск западных приграничных округов в боевую готовность, на дуэт Тимошенко — Жуков внезапно снизошло странное озарение насчет того, что там, в ВВС западных военных округов, в т. ч., естественно, и в ЗапОВО, далеко не все в порядке с дислокацией авиации, особенно передового базирования, и на командование этих округов (в т. ч. и командующих их ВВС) обрушился поток «ЦУ» о рассредоточении самолетов, посевной на аэродромах и открытии сезона малярных работ в целях маскировки, к тому же еще и со странно расхолаживающими в сравнении с директивой ГШ от 18 июня 1941 г. сроками проведения этих мероприятий!
Подчеркиваю, это внезапное озарение именно тем странно, что коли за месяц до этого бодренько отрапортовали, что с авиацией ВВС западных округов «все в порядке!», то какого же, миль пардон, … надо было выдавать на-гора такие «ценные указания»?! Ведь после направления директивы ГШ от 18 июня 1941 г., а она-то, напоминаю, была санкционирована лично Сталиным, в центре их именно особого внимания — ведь объявляется-то боевая тревога во всех приграничных округах — должно было бы быть исполнение этой директивы на местах, т. е. в войсках этих округов, но никак не объявление посевной и сезона малярных работ на аэродромах западных округов, да еще и с расхолаживающими против директивы от 18 июня сроками исполнения!?
А как трагедия громыхнула, то Павлова — на плаху, его генералов — судить как предателей и трусов, Копец сам(?) застрелился, ну а после войны — окаянный Сталин виноват, не разрешил, видите ли, творившим злостный, преступный бардак крутолобым да крутозвездным привести войска в боевую готовность?!
Конечно, виноват — без дураков, действительно виноват. Ему, Иосифу Виссарионовичу, поднять бы тот самый доклад ГРУ от декабря 1935 г., где говорилось о неизбежности поражения Красной Армии в первые же часы и дни войны, да другие материалы, особенно «План поражения» Тухачевского и иные материалы на эту же тему, особенно, что гитлерюги уже в конце 1936 г. запланировали взять Минск на 5-й день агрессии — уже столько до остервенения тревожно интересных совпадений узрел бы!.. Но он, к глубочайшему сожалению, не сделал этого…
И вот еще что. Как в свете изложенного выше прикажете понимать фактически дезинформацию Жукова, которую он изложил в своей докладной № 503727 от 11 апреля 1941 г. на имя Молотова, как главы Советского правительства, да еще и просил доложить ее Сталину?! Ведь формально опираясь на данные пограничников, он в сущности навязывал советскому правительству точку зрения Тухачевского, что-де Белорусское направление главного удара, мол, фантастика для планов Гитлера!
«Логика» этой его докладной оказалась воплощенной в трагически завершившейся 22 июня практике деятельности приграничных округов: на Львовском направлении зенитную артиллерию еще 20 июня срочно отозвали с дурной головы организованных учений (Первые дни войны в документах//ВИЖ. 1989. № 5 — 9), а в ЗапОВО, в т. ч. и на Белостокском направлении, всю зенитную артиллерию армий первого оперативного эшелона Первого стратегического эшелона, наоборот, отозвали на учения вглубь округа, в т. ч. даже и на 120 км восточнее Минска (Семидетко В. А. Истоки поражения в Белоруссии//ВИЖ. 1989. № 4, а также Интернет-сайт «Механизированные корпуса РККА», www.mechcorps.rkka.ru)! И это после той самой директивы ГШ от 18 июня 1941 г.? А ведь планы учений в округах испокон веку согласуются с Генштабом…
Но в таком случае, памятуя, сколь долго он да Тимошенко терпели весь этот бардак, немедленно отпадает выше поставленный вопрос: «А для чего они это терпели?» — ибо в таком случае уже и грудному младенцу станет ясен ответ на этот страшный вопрос, тем более если учесть еще одно, также «внезапно» снизошедшее уже лично на Жукова «озарение».
19 августа 1941 г., т. е. в самый разгар трагедии, уже месяц как бывший начальник Генерального штаба РККА генерал армии Жуков представил Сталину чистейшей воды донос во имя создания хоть какого-то алиби для себя. «Я считаю, — отмечал он в этом крупномасштабном доносе — что противник очень хорошо знает всю систему нашей обороны, всю оперативно-стратегическую группировку наших сил и знает наши ближайшие возможности. Видимо, у нас среди очень крупных работников, близко соприкасающихся с общей обстановкой противник имеет своих людей» (Русский архив. Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы, 1941 г. Т. 16. М., 1996. С. 361).
Даже в период особо разнузданного, оголтело подлого антисталинизма времен лысой твари Хрущева Жуков предпочитал помалкивать о том, как он усиленно пытался разжечь пожар шпиономании в условиях непрерывно разворачивавшейся и все более усугублявшейся трагедии. Оно и понятно почему — потому, что тогда он выглядел бы непосредственным инициатором репрессий против командования РККА: ведь «озарение»-то снизошло на него после вынужденно драконовского приказа Сталина № 270 от 16 августа 1941 г.! Но дело не только в этом. Суть прежде всего в том, что подобными докладными он вновь пытался, уже тогда пытался, отвести от себя подозрения в том, что это он, лично он да Тимошенко в первую очередь повинны в невероятной, неслыханной трагедии!
Искренне жаль, что, судя по всему, Сталин в основном лишь после войны обратил внимание на такие докладные Жукова. Конечно, слава богу, что тогда он не поддался на эту явную провокацию Жукова, преследовавшую цель спровоцировать крупномасштабные разборки с генералитетом в условиях непрерывной череды унизительнейших, тяжелейших поражений РККА в первые месяцы войны. А зачем еще нужна была такая провокация Жукову, помимо, естественно, отведения подозрений от себя? Ведь поддайся Сталин на эту провокацию и устрой он «1937 г.» летом 1941 г., т. е. в самый разгар трагедии и царившего тогда хаоса, то ведь и рукой-то было бы подать до… военного переворота! Точь-в-точь, как разведка докладывала еще в декабре 1935 г.
После войны, в речи на предвыборном собрании 9 февраля 1949 г Сталин заявил: «Говорят, что победителей не судят, что их не следует критиковать, не следует проверять. Это неверно. Победителей можно и нужно судить, можно и нужно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей» (цит. по: Жданов Ю. А. Взгляд в прошлое. Ростов н/Д., 2004. С. 136). И только тогда с новой силой было возобновлено аналитическое расследование причин трагедии 22 июня 1941 г., продолжавшееся вплоть до убийства Сталина (возобновление совсем точно, ибо оно не прекращалось, а на время затихло).
Очевидно, Сталин все припомнил и решил активизировать это расследование. Уж слишком много данных разведки и контрразведки, особенно же трофейных материалов свидетельствовало, что трагедия была очень даже явно неслучайной…
Жуков же не вспоминал впоследствии об этой своей докладной-доносе еще и потому, что в действительности-то она пальцем указывала на него же! Ну кто у нас среди очень крупных работников, кто соприкасался с общей обстановкой, мог столь досконально знать всю систему нашей обороны, всю оперативно-стратегическую группировку наших сил, наши ближайшие возможности?! Сам же себя и высек, а заодно и Тимошенко!
Конечно, и в помине не может быть даже и иллюзорной тени намека на какое бы то ни было подозрение, что противник мог иметь своих людей на таком уровне. Речь о другом. Вполне и даже очень вероятно, что уже значительно позже, т. е. и после войны, и тем более после убийства намеревавшегося разобраться-таки с победителями Сталина, до Жукова дошло, а, скорее всего, кто-то пообразованней разъяснил ему, что аналитическое расследование причин трагедии 22 июня 1941 г., возобновленное Сталиным, движется по руслу поразительнейших совпадений с «Планом поражения» Тухачевского. А на чем он был построен, и нам, хотя и с колоссальным опозданием, теперь уже, слава богу, понятно. Но ведь, к глубочайшему прискорбию, гитлерюгам-то это было понятно еще до 22 июня 1941 г. — Жуков столь внятно убедил их в том, что его и Тимошенко действия точно совпадают с концепцией «пограничных сражений» Тухачевского, на которой и был построен «План поражения», что им, собственно говоря, вовсе и не нужно было иметь своих людей среди наших крупных. Потому что они четко владели логикой стратегического анализа, позволявшей им высчитывать все, что угодно, предугадывать любые действия Жукова и Тимошенко. Ведь неслучайно же Жуков так отбрыкивался от неопровержимого факта того, что ему было известно о группировке вермахта в Польше, в то время как даже по документам германской разведки четко видно, что гитлерюги точно знали, что он точно знает об их планах, а он после войны всем лапшу на уши вешал, не знал — и все тут! Но как только Сталина не стало, так тут же стал петь различные осанны и дифирамбы «светлому гению» Тухачевского?!
Откровенно говоря, количество совпадений с положениями разработанного Тухачевским и К° «Планом поражения» просто до оторопи удручает: ну как могло такое произойти?! Как, если совпадения практически тотальные, всеобъемлющие?!
Вот, например, выше был затронут вопрос о связи с войсками в целом, однако же посмотрите, что творилось в этой же сфере, например, в авиации.
С 1934 г. Сталин постоянно требовал, чтобы все самолеты, особенно боевые, оснащались радиооборудованием. Конструкторы и заводы действительно оснащали самолеты, особенно истребители, радиостанциями[748].
Но когда наркомом обороны стал Тимошенко, то под совершенно идиотским, фальшивим, да даже просто оскорбительным по отношению к нашим ученым и конструктором предлогом радиостанции, особенно с истребителей, были сняты — мол, поскольку наши авиадвигатели были неэкранированы, то система зажигания создавала сильные помехи в наушниках, которые, отвлекая, мешали летчикам[749].
Что это — дикость или тупость, или глупость, или что-то иное?! Неужели надо было опускаться до мысли, что наши выдающиеся ученые и конструкторы не понимали такой мелочи?! Конечно же нет! Даже гипотетически такое предположение — уже оскорбление для наших ученых и конструкторов, и поэтому даже и не будем пытаться рассматривать подобное! Они все делали по уму и по науке!
Итак, радиостанции были, но их сняли. А теперь посмотрите, что было записано у Тухачевского в «Плане поражения»: «Плохая организация службы ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи — А. М.), что будет затруднять своевременный вылет и прибытие к месту боя истребительной авиации! Ведь сняли-то радиостанции именно с истребителей — точь-в-точь по «Плану поражения»! С истребителей, главная задача которых — категорически предотвратить господство противника в воздухе? Если в кабине самолета есть радиостанция, то пребывающему в состоянии полной боевой готовности и уже сидящему в самолете летчику достаточно короткого приказа по радио, чтобы взмыть в воздух на перехват.
Почему же система зажигания мешала только в истребительной авиации? Что, в бомбардировочной или разведывательной авиации система зажигания не должна была, если следовать этой кретинской логике, создавать помехи в наушниках?! Или, быть может, у наших летчиков-истребителей был нежнейший слух, как у музыкантов мирового уровня?! Позволю себе один пример насчет «нежности» их слуха: в середине войны Сталин вынужден был издать свирепый приказ, запрещавший жуткую матерную ругань, которая стояла в эфире во время воздушных боев! Наши летчики-истребители, по примеру знаменитого «загиба» Петра Великого, до того лихо матерились в эфире во время воздушных боев, что сбивали вражеские самолеты едва ли не без снарядов, одной только невероятно виртуознейшей матерщиной? Ну где уж гансам да фрицам было выдержать столь «крупнокалиберный обстрел», аж до «двадцать первого колена»?! Правда, при этом наши дорогие соколы изрядно мешали командованию руководить боем. Вот и вынужден был вмешаться сам Верховный — только его они и слушались. Как что слух у летчиков-истребителей изнежен не был…
Ну так и как же прикажете понимать вышеописанное совпадение с «Планом поражения» Тухачевского?
Особенно если учесть, что от очень горького смеха по поводу деятельности ВНОС и вовсе можно колики в животе заработать. В начале войны, когда гитлерюги перелетали линию фронта, оттуда шли звонки командованию ВВС, а уже от него шла команда на аэродромы, но взлетевшие советские истребители направлялись не к противнику, а сначала к посту ВНОС, где широкими белыми полотнищами на земле выкладывалось направление пролета гитлерюг, а узкими, поперек — высота их пролета (например, три полосы означали 3000 м), и только после этого наши «соколы» разворачивались и вприпрыжку неслись вдогонку за гитлерюгами, которые к тому времени отмахали как минимум по 150 — 200 км[750].
В п. 7 раздела «Недостатки в боевых действиях» своей записки на имя И. В. Сталина от 3 сентября 1941 г. — «О некоторых важных вопросах войны» — 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко указывал «Слабое маневрирование, а часто и использование авиации. Во многих случаях ей даже не ставят задач, их составляют командующие авиацией, очень часто со слабым учетом сложившейся оперативной обстановки. Целеуказания слабы и часто провокационно-паникерские. Во многих случаях авиация действует во целям независимо от действий наземных войск в по фронту маневрируется слабо.
В результате слабого взаимного понимания авиации и пехоты и обратно и забота о действиях друг друга слабая. Пехота не обозначает своего переднего края обороны, не обозначаются и колонны. Одним из главных обстоятельств, мешающих эффективной работе, является отсутствие средств радиосвязи в авиации. В результате запаздывания сообщений о целях и запаздывания вылетов на бомбежку («технология» этих опаздываний была показана выше. — А. М.), неэффективность действий авиации по переднему краю, так как самолеты являются часто с опозданием на цели, а определить — где передний край, свой и противника, не представляется возможным из-за изменений» (стиль и орфография оригинала сохранены; цит. по: Досье гласности. № 7/8(23). 2003. С. 11).
Но и это еще что! То, а чем речь пойдет ниже, даже «сверхдемократам», даже патологически неизлечимым, зоологическим алтисталинистам ни при каких обстоятельствах не удастся отнести под какую бы то ни было иную категорию, кроме как отпетое предательство, отягощенное злостно преступным саботажем и сговором с противником в особо угрожаемый период. Итак, извольте:
1. Из воспоминаний начальника кафедры тактики ВВИА им. Жуковского, Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта авиации Сергея Федоровича Долгушина, встретившего войну младшим лейтенантом в 122-м истребительном авиационном полку (ИАП) непосредственно на границе, в полосе ЗапОВО: «…накануне войны служил на аэродроме, расположенном в 17 км от границы (вот они, «авиарекомендации» Тухачевского в натуральном виде!— А. М.)… В субботу 21 июня 1941 г. прилетел к нам командующий округом генерал армии Павлов, командующий ВВС округа генерал Копец… Нас с Макаровым послали на воздушную разведку. На немецком аэродроме до этого дня было всего 30 самолетов. Это мы проверяли неоднократно (так что не одни гитлерюги вели воздушную разведку, о чем ревмя ревел в своем секретном письме Хрущеву от 19.05. 1956 Жуков. — А. М.), но в этот день оказалось, что туда было переброшено еще более 200 немецких самолетов…» (!!!)
То есть данные срочно проведенной в присутствии двух главных ответственных за боеготовность округа и его ВВС лиц воздушной разведки четко свидетельствовали об исключительной опасности нависшей над СССР и, в частности, над ЗапОВО: взрывное, более чем семикратное увеличение числа вражеских самолетов на приграничном аэродроме противника означало его полную готовность к нападению на Советский Союз в ближайшие же часы!
Тем более что эти данные строго укладывались и в рамки директивы Генштаба от 18 июля 1941 г. о реальности нападения в ближайшие же дни, в связи с чем и был отдан приказ о приведении всех войск всех приграничных округов в боевую готовность.
Как вы думаете, что же сделал командующий ЗапОВО генерал Павлов? При наличии-то таких данных и такого приказа из ГШ? А вот что: «Часов в 18 поступил приказ командующего снять с самолетов оружие и боеприпасы. Приказ есть приказ — оружие мы сняли. Но ящики с боеприпасами оставили. 22 июня в 2 часа 30 минут объявили тревогу, и пришлось нам вместо того, чтобы взлетать и прикрывать аэродром, в срочном порядке пушки и пулеметы на самолеты устанавливать. Наше звено первым установило пушки, и тут появились 15 вражеских самолетов…» (журнал «Мир авиации». 1992. № 1. С. 26; Интернет-журнал «Дуэль», 13 июля 1999. № 28/119), www.duel.ru).
Вы только вдумайтесь, что же за приказ был отдан! В особо угрожаемый период, при наличии неопровержимых данных о том, что вот-вот с непрошенным «визитом» нагрянут агрессоры, летчикам базирующегося всего в 17 км от границы истребительного авиаполка приказывается снять с самолетов оружие и боеприпасы! И кем? Командующими ВВС округа и самим ЗапОВО генералами Копецем и Павловым! Ни тот ни другой друг без друга такой приказ отдать не могли — он был четко согласован между ними!
Надеюсь теперь понятно, почему в первые же минуты агрессии летчикам — тем, что успели взлететь, — «пришлось идти на тараны в целях защиты своей Родины! Ведь у них на борту не было ни оружия, ни боеприпасов. По приказу командующего!
Надеюсь, теперь понятно, почему (якобы) застрелился генерал Копец — командующий ВВС ЗапОВО!? Многие грешат утвержденьем, что это было самоубийство. Другие грешат, что за ним, мол, приехали 22 июня молчаливые мужики со свирепыми рожами, как обычно рисуют «демократы» особистов. И то, и другое ложь. Копец был боевым летчиком, Героем Советского Союза (за Испанию), который не видел себя вне воздуха — он и передвигался-то даже не на машине, а на самолете. Для него пустить пулю себе в лоб да еще и в кабинете — нонсенс на все 100%! Такие обычно взмывают в небо и идут на лобовой таран врага!
Сотрудники же военной контрразведки 22 июня еще не могли приехать — Копец погиб днем, а особисты в то время еще не знали трагических итогов первого удара гитлерюг. Но даже если бы и знали, то все равно без санкции Москвы не могли его арестовать, а на ее получение требовалось время, как минимум полдня, да к тому же сначала надо было представить в Москву подробнейшее обоснование необходимости такой акции — такой тогда порядок действовал. А особисты, повторяю, в этот момент еще ничего толком не знали. Тогда кто же пустил пулю в лоб командующему ВВС ЗапОВО генералу Копецу?! Его ли рука? Ответ на этот страшный вопрос дал сам Павлов на следствии и суде, заявив, что-де «Копец — трус»!
Очевидно, Павлову так легче было объяснять свое предательство — трус Копец — и все тут! Но Копец, повторяю, был Героем Советского Союза, боевым летчиком, то есть о трусости речь идти не может. Тогда о чем она можете идти? А только о том, что генерала Копеца попросту явно шлепнули и ясно же по приказу самого Павлова! Тогда и концы в воду, а Копец — труп. И вали на него все, что угодно! Что и сделал Павлов на следствии и на суде. Вот уж действительно невинная жертва сталинизма!..
Наконец, теперь, надеюсь, стало понятно, почему авиация ЗапОВО понесла такой дико невообразимый урон? И дело не только в этом преступном приказе. Дело еще и в самых искренних и благородных намерениях летчиков, оставивших ящики с боеприпасами рядом с самолетами.
Это была как раз та самая чудовищная по своим последствиям, но не имевшая изначально преступного умысла инициатива. Дело в том, что когда началась бомбежка гитвелюгами их аэродрома, то стоявшие рядом с самолетами ящики боеприпасов, естественно, сдетонировали и эффект от бомбежки превзошел все ожидания даже самих гитлерюг; самолетов больше не было.
2. В 16.00 21 июня командир развернутой в районе Брест-Кобрин (ЗапОВО) 16-й САД полковник Белов получил шифровку из штаба ЗапОВО следующего содержания: приказ от 20 июня о приведении частей в полную боевую готовность и запрещении отпусков отменить!
То есть, как и в первом случае, командующий ЗапОВО генерал армии Павлов лично санкционировал — штаб округа без него ну никак не мог отдать такой приказ — об отмене директивы Генштаба от 18 июня 1941 г.!
Аналогичный же приказ получили и в 9-й САД (Белосток-Волковыск), который в 13-м БАП этой дивизии выполнили с превеликим удовольствием: командование авиаполка, летчики, техники уехали к своим семьям, авиагарнизон остался на попечении внутренней службы во главе с мл. лейтенантом Усенко. Хуже того, зенитную батарею, прикрывавшую аэродром, сняли и отправили на учение. Кстати, в ЗапОВО это было в массовом порядке.
И вот что поразительно: полностью оголенный аэродром 13-го БАП уже в первые часы агрессии голыми руками был взят гитгерюгами вместе со своими новехонькими и целехонькими самолетами Ар-2 и Пе-2! 13-й БАП испарился в мгновение ока! Неудобно даже говорить, что-де он был разгромлен. Неудобно, потому что то, что произошло в первые часы 22 июня 1941 г. с аэродромом этого 13-го БАП, в сущности однозначно свидетельствует о преднамеренной, умышленной сдаче этого аэродрома гитлерюгам, по сути дела в соответствии с еще в довоенное время достигнутой преступной договоренностью с противником!
В ситуации, когда из-за предательского приказа командующего округом об отмене полной боевой готовности все, включая и командование БАП, посмывались по домам, и на аэродроме остался только один мл. лейтенант К. Усенко во главе малочисленной внутренней службы, т. е. с охраной аэродрома, у которой была изъята даже зенитная батарея, этого самого бедолагу Усенко чья-то не в меру подлая голова отправила рано утром 22 июня на разведку в район Гродно — Августов. Константин Усенко приказ выполнил, слетал и не позднее полудня уже заходил на своем Ар-2 на посадку на базовый аэродром. А когда приземлился, то явно с изумлением обнаружил, что к его самолету развернутой целью бегут гитлерюги, а чуть поодаль увидел шесть транспортных Ю-52 (т. е. явно доставивших туда десант. — А. М.) и штук десять Ме-110!
Попросту говоря, под внешне целесообразным предлогом его, Усенко, удалили с аэродрома, чтобы не было даже видимости сопротивления, которое обязана была оказать охрана аэродрома! А еще проще — чтобы аэродром целехоньким достался гитлерюгам (факты см.: Цупко П. И. Пикировщики. М., 1987; любопытно, что эта книга издавалась в советское время дважды — в 1982 и 1987 гг. — А. М.)!
И напоследок — к этой же истории. Немецкая пехота, а пехота, как известно, закрепляет успехи всех остальные войск, дотопала до этого места всего лишь 24 июня! Едва ли все это можно расценить иначе, как еще в довоенное время достигнутый преступный сговор командования ЗапОВО с гитлерюгами!
Вместе со снятием радиостанций это ли не под копирку «затруднять своевременный вылет и прибытие к месту боя истребительной авиации» (и вообще авиации. — А. М.), что было указано в «Плане поражения» Тухачевского?! Да еще и в крупномасштабно развернутом виде!
Возьмите другое положение из плана Тухачевского: «Такая же опасная задержка проведена в вопросе широкого развертывания артиллерийского и танкового резерва главного командования» (см. приложение № 11).
Выше уже приводился пример с совершенно бесконтрольной со стороны НКО и ГШ реорганизации и зенитной и противотанковой артиллерии накануне войны. Что получилось в итоге — тоже говорилось. Однако кое-что добавить следует, ибо что касается артиллерии, это, к глубокому сожалению, еще далеко не все. Выдающийся конструктор отечественных артсистем Василий Гаврилович Грабин в своих очень долго (а почему, собственно-то говоря?) не издававшихся мемуарах указывает и вовсе на вопиющее положение дел с артиллерией. Оказывается, в результате прямых действий Главного артиллерийского управления (ГАУ) РККА был в начале войны спровоцирован острейший дефицит дивизионных пушек. Под предлогом того, что-де созданная В. Г. Грабиным пушка Ф-22 плохая, генералы втайне от конструктора сняли ее с производства. Узнав об этом через год, Грабин тем не менее представил новую пушку — Ф-22 УСВ. Но генералы и тут все тормозили — эта пушка была в производстве всего лишь год — в течение 1949 г. Когда же Грабин прознал, что и ее сняли с производства, то, обратившись к военному руководству с просьбой объяснить причины невыполненного правительственного постановления, великий конструктор получил по-генеральски идиотский ответ — мол, «мобилизационный план выполнен полностью (Грабин В. Г. Оружие Победы. М, 1989. С 331, 457). Но едва только началась война, оказалось, что и широко развертывать артиллерийский резерв попросту нечем, особенно что касалось противотанковой артиллерии, потому как не только способных пробивать башенную тевтонскую броню 57-мм орудий был просто зверский дефицит, но и вообще противотанковой артиллерии — в ряде армий едва наскребали четверть от штатно положенного количества орудий. (например, в 43-й армии из 1008 положенных стволов имелось всего 264). Отсюда и вызрел замысел реорганизации противотанковой артиллерии накануне войны. Да, создали противотанковые бригады, но 10 бригадами 4500 км не прикроешь ведь! Чем думали генералы — пойди пойми?! А главное, зачем так думали (ведь по 450 км на бригаду)? Девять из них так ничем себя и не зарекомендовали, ибо в реальности они не были сформированы! Только бригада под командованием Москаленко вошла в историю начального периода войны — она отлично дралась. Но почему одна-единственная, реально боеспособная бригада оказалась именно в КОВО?
И это должно было совпасть с планом Тухачевского (в части, касающейся определения направления главного удара)! Ведь как указывалось выше, Жуков еще в начале декабря 1940 г. Ошарашил Генштаб своей невесть на каком основании проявившейся у него прозорливостью, утверждая — по состоянию на начало декабря 1940 г., — что-де главный удар гитлерюги нанесут в голосе им же тогда возглавлявшегося КОВО. Еще раз напоминаю, что самые первые сведения о плане «Барбаросса» поступили в Москву лишь в последних числах декабря 1940 г. начиная с 28.XII.1940), а Жуков меж тем еще в начале декабря отличился своим невесть откуда взявшимся предвидением…
Невзирая на абсолютную невозможность даже предположить, что же послужило основанием для такого «предвидения» Жукова, допустим, что-де и в самом деле его посетило некое озарение.
Однако вот что дальше-то получается: вопреки всем данным разведки Жуков не столько даже убежденно, сколько именно уперто ожидал главного удара вермахта именно в полосе КОВО, воспроизводя тем самым наущения Тухачевского из «Плана поражения»! Более того, именно Жуков был главным «генератором» двух «гениальных планов» (от 11 марта и 15 мая 1941 г.) по нанесению превентивного контрудара по вермахту с плацдарма КОВО.
А теперь — внимание! Кто бы дал вразумительный ответ на ввергающий в оторопь вопрос: почему, уперто считая, что при нападении на СССР свой главный удар гитлерюги нанесут в полосе именно КОВО, еще совсем недавно возглавлявший этот округ начальник Генштаба Жуков палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то усилить артиллерию округа?!
Тут вот в чем все дело. Чуть менее чем за два месяца до войны, т. е. 29 апреля 1941 г., начальник штаба КОВО генерал-лейтенант Пуркаев М. А. отдал приказ иметь на каждую 76-мм пушку стрелковых дивизий по 6 (шесть!) бронебойных снарядов, а в мотострелковых дивизиях — по 12 снарядов. Почему?
Да потому, что практически за четыре месяца до этого, 2 января 1941 г., т. е. в период, когда Жуков был еще командующим КОВО, Пуркаев, воспользовавшись отсутствием командующего — Жуков в тот момент пребывал в Москве, где участвовал в декабрьском 1940 г. совещании высшего комсостава РККА, а затем и в стратегических играх на картах в Генштабе в начале января 1941 г. — обратился в Генштаб с письмом следующего тревожного содержания: «Мобзапас боеприпасов в округе крайне незначительный (это само по себе до оторопи удивительно, ибо сразу возникает вопрос, а что делали командующие этим округом? — А. М.) Он не обеспечивает войска округа даже на период первой операции. Значительные складские мощности пустуют… В округе совершенно нет мобзапаса материальной части артиллерии и ручного оружия. Нет никаких указаний по накоплению этих запасов для обеспечения первых месяцев войны.
Опыт войны говорит, что уже в первый месяц войны потребуется материальная часть артиллерии, винтовки и пулеметы для пополнения боевых потерь и новых формирований округа…[751]»
В ответ Пуркаев получил отписку ГШ, что-де боеприпасы и т. д. КОВО получит во второй половине 1941 г.? И это в то время, когда уже в самых первых сообщениях разведки о неумолимо надвигающейся агрессии прозвучали ориентировочные сроки нападения на СССР — весной 1941 г.! Вы понимаете, что сделал Генштаб?!
Тут вот что еще очень важно. На должность начальника штаба КОВО генерал Пуркаев прибыл с поста резидента советской военной разведки в Берлине. Хорошо зная вермахт, его тактику и стратегию, особую ставку германского командования на танковые войска, Пуркаев тем более ясно отдавал себе отчет в том, что при нападении Германии на СССР в первую очередь придется столкнуться именно с танковыми армадами противника. Более того, зная состояние танковых войск вермахта, Пуркаев понимал и то, что фактически единственным средством борьбы с ними является 74-мм пушка. Более нечем было пробивать броню тевтонов, ибо 45-мм пушки для этого не годились, а 57-мм в войсках было чрезвычайно мало.
Вот почему Пуркаев и забеспокоился еще в январе 1941 г., а затем, видя крайне пренебрежительное отношение ГШ к этой проблеме, приказал зарезервировать хотя бы самый минимум бронебойных снарядов.
Объективности ради готов допустить, что откровенно нарывающаяся на более серьезный эпитет, нежели только «идиотская», отписка Генштаба имела место не во времена Жукова, а в период, когда ГШ возглавлял еще К. А. Мерецков. Согласно всем маршальским басням именно Мерецков якобы услышал, что-де Сталин приказал считать Юго-Западное направление главным для вермахта. Но раз это якобы было так — на мгновение сделаем вид, что поверили маршальской лжи, — то спрашивается, какого же, пардон… после такого «указания» Сталина, которого якобы все до смерти боялись, не уделили повышенного внимания обеспечению КОВО артбоеприпасами и т. п. Как прикажете все это расценивать? В начале декабря 1940 г. ошарашить ГРУ и Генштаб своей невесть откуда взявшейся прозорливостью по части определения направление главного удара вермахта, но ничего в этой связи не сделать до такой степени, что начальник штаба округа, едва дождавшись отъезда командующего в Москву, тут же накатал слезную челобитную в Генштаб — «подбросьте бронебойных снарядов»! Итак, начальник штаба КОВО направляет в ГШ такую челобитную, а командующий округом там, в Москве. Естественно, последнего спрашивают: в чем дело, почему также письмо? Неизвестно, что ответствовал Жуков — известно лишь совершенно идиотская, фактически преступная отписка Генштаба (похоже, что все таки это произошло при Мерецкове). А теперь постарайтесь задать самим себе один простой вопрос: почему Жуков, который еще в начале декабря 1940 г. пытался убедить ГШ в том, что главный удар вермахт нанесет в полосе КОВО, посмел допустить столь неуместный, идиотский ответ Генштаба на очень обоснованную просьбу Пуркаева?
Раз уж якобы знаешь, что главный удар гитлерюги нанесут в полосе твоего округа и тем более пытаешься в том же убедить Генеральный штаб, то уж изволь поддержать своего начальника штаба — чай не леденцы с пирожными просил Пуркаев, а бронебойные снаряды?
Ну а как прикажете расценивать дальнейшее развитие этого очень серьезного сюжета, если с 15 января 1941 г. ГШ возглавил бывший командующий КОВО, который, уперто считая, что гитлерюги нанесут свой главный удар именно в полосе КОВО, и даже на основании этой необъяснимой упертости дважды планировал «врезать» по вермахту упреждающим ударом с центром тяжести с плацдарма КОВО, тем не менее мольбы Пуркаева так и не услышал?! Как прикажете понимать Жукова, если вместо удовлетворения более чем обоснованных заявок Пуркаева разрешил выдвинуть мобилизационные склады КОВО ближе к границе?! Ведь вопреки укоренившийся, но полностью лживой и бредовой легенде, пресловутый Лев Захарович Мехлис тут ни при чем, ибо не главный политработник РККА — подчеркиваю, что Мехлис вновь встал во главе ГлавПУРА только 21 июня, — а именно сменивший Жукова командующий округом генерал-полковник Кирпонос был подлинным инициатором столь дорого обошедшейся инициативы по выдвижению мобскладов ближе к границе.
29 апреля 1941 г. за подписью Кирпоноса (для вящей убедительности он и начальника штаба тоже заставил поставить свою подпись) в Генштаб на имя Жукова поступила жалоба КОВО, в которой говорилось, что «по существующему плану мобилизационные фонды размещены почти полностью в восточных районах Украины. В западных областях совершенно отсутствуют мобфонды основных продуктов… Такое размещение мобфондов вызовет в мобилизационный период и в первые же дни войны огромные железнодорожные перевозки продфуража, чрезмерную загрузку железнодорожного транспорта и ставит под угрозу нормальное и бесперебойное обеспечение войск». Красиво написано, не правда ли? Но за этой внешней красивостью два наиважнейших нюанса: во-первых, очевидно, что до начала мая еще действовали остатки логики официально утвержденного плана Шапошникова, т. е. расположение почти всех мобскладов в восточных районах Украины свидетельствует, что действительно планировалось (или по меньшей мере имелось в виду) отступление в рамках принципа активной обороны до указанных выше районов (это же и есть «линия Сталина») где и должны были встретиться и сомкнуться в непреодолимую оборону с боями отступающие части передового базирования и прикрытия, окружные резервы и передовые части Второго стратегического эшелона. Помните, выше анализировались некоторые сообщения Р. Зорге в последние полтора месяца перед войной, и тогда было указано, что к маю гитлерюги уже избавились от своих иллюзий, что РККА будет действовать по принципу «активной обороны»; то есть все это четко совпадает с только что описанным)!
Однако этого уже не могло случиться, т. к. если исходить из известных по истории фактов, в т. ч. и из факта беспрецедентной ошалелости гитлерюг от количества захваченных ими трофеев, разрешение на передислокацию мобскладов было получено. Наступавшим частям вермахта достались склады с оружием, боеприпасами, горючим, продовольствием и т. д. Естественно, что далее нечем было вооружать ни части Второго стратегическою эшелона, ни тем более спешно создававшиеся дивизии ополчения.
Вот истинная, лишь только внешне кажущаяся идиотской причина нехватки оружия в начале войны! Ведь с санкции Генштаба, т. е. Жукова, подобное устроили командующие всеми приграничными округами?
Но это же, во-вторых, означает, что в начале мая фактически была завершена подмена сути основного замысла официально действовавшего плана отражения агрессии — завершена с санкции Жукова и Тимошенко, ибо Сталин никакаго отношения к дислокации мобскладов окружного и армейского назначения до 22 июня не имел!
У этой истории с выдвижением мобскладов ближе к границе весьма любопытная своей незавидностью предыстория. Мало того, что поначалу всю ответственность за это спихнули на абсолютно непричастного к этой истории Л. З. Мехлиса — сколь одиозен в представлении некоторых историков он ни был бы, меру-то, очевидно, не грех бы и знать, особенно если учесть, что в ГлавПУР РККА он вернулся только 21 июня 1941 г., а до этого, с осени 1940 г., он был наркомом Госконтроля[752] (Ортенберг Д. Сталин, Щербаков, Мехлис и другие. М., 1995. С. 22). Мало того, что из выдвижения мобскладов лихо слепили одно из якобы доказательств того, что-де Сталин планировал напасть на Германию (?!). Мало того, что эта запредельно лживая байка забугорного «разлива» по сию пору шастает по страницам сотен и тысяч «трудов» и т. п. писаний, в том числе и отечественных авторов, особенно всевозможных профессоров всевозможных наук, коим вечно недосуг в чем-либо серьезно и объективно разобраться.
Так ведь еще и из предыстории обстоятельств, приведших к этому выдвижению мобскладов к границе, тоже сварганили очередное «доказательство» этой лживой байки.
Выше это самое «доказательство» уже приводилось — в начале I главы I раздела, правда, под несколько иным углом зрения. Напомню, о чем речь: «Наиболее весомым, убедительным и неопровержимым фактом подготовки к войне на чужой территории (в смысле что-де и сами планировали напасть на Германию. — А. М.) явилась переброска в течение двух лет (начиная с 1939 г.) стратегических запасов техники, вооружений, боеприпасов, продовольствия, ГСМ, фуража, обмундирования и тому подобного из районов Заволжья и Урала в тылы Первого стратегического эшелона Киевского и Западного особых военных округов и опять же таки на направлениях основных ударов (то бишь по рейху.— А. М.) в районах Проскуров, Винница, Бердичев, Житомир и Лида, Барановичи и Осиповичи, Борисов, Слуцк».
Преподнесший все это как «наиболее весомое, убедительное и неопровержимое доказательство якобы имевших место агрессивных намерений руководства СССР автор «изысканно филигранно» заточил оное «доказательство» между эвентуальным и арьергардным намеками на «гениальные» «планы Жукова — Тимошенко от 11 марта и особенно от 15 мая 1941 г. и далее», выражаясь языком военных, попытался выйти в глубокий тыл предысторий этих планов, дабы показать, что-де «ноги у них растут» аж с 1939 г.
Все бы ничего, если бы автор этого доказательства — кандидат военных наук, профессор Академии военных наук, полковник запаса — со свойственной в последнее время очень многим «профессорам всевозможных наук» безалаберностью и несостоятельностью всех их профессорских утверждений не пытался бы выдать последние за некую «истинную в истории древность». Искренне жаль, что невдомек ему оказалось, что его «наиболее весомое, убедительное и неопровержимое «доказательство» ну ни по каким параметрам не влезает в статус хотя бы более или менее сносного доказательства» чего-либо. Более того, нет даже и тени намека на какой бы то ни было шанс, чтобы хотя бы за уши подтянуть его «доказательство» под такой статус.
Прежде всего потому, что переброска, по его же словам, в чем — единственном! — он не ошибся (не удивляйтесь, и такое бывает с профессорами»), началась действительно в 1939 г., а его якобы тонкий намек на якобы толстые обстоятельства хронологически привязан к планам от 11 марта и особенно от 15 мая 1941 г.
Нелишне было бы услышать от «профессора Академии военных наук», каким таким явно сверхчудесным макаром в 1939 г. могли и предполагаться якобы направления якобы главный ударов по рейху именно в том виде, в каком он их использовал, т. е. по состоянию на весну 1941 г. Проще говоря, каким образом в 1939 г. должны были предполагаться те направления ударов, которые разрабатывались весной 1941 г.?!
Сколько же еще надо объяснять «профессорам Академии военных наук», что ни один из этих документов никогда не подписывался ни Жуковым, ни Тимошенко, никогда не покидал стен Генштаба, где в конце-то концов они и осели в спецархиве, никогда не докладывались Сталину, который ни при каких обстоятельствах не россматривал недоработанные черновики с грязными пометками?! Это же вам не вечно пьяный шут ЕБН., которому можно было подсунуть на подпись любую «филькину грамоту» и даже чистый лист бумаги.
До каких же пор «профессора Академии военных наук» будут оперировать как истиной в последней инстанции злостной маршальской ложью?! Ведь хотят они того или нет, но становятся соучастниками этой лжи, развешивая лживую маршальскую лапшу на уши нормальным людям!
До каких же пор «профессора Академии военных наук» будут не осознавать и не отдавать себе отчета в том, что если бы Сталин хоть одним глазком увидел эти «гениальные планы», то после того, что случилось 22 июня 1941 г., особенно после исполнения Директивы № 3, список невинных жертв сталинизма всенепременно «украсили» бы такие «мастера» от «безграмотного сценария вступления в войну», как Жуков и Тимошенко? Ведь мощные аналитический ум и память Сталина мгновенно ассоциативным образом установили бы связь между Директивой № 3 и планом от 15 мая 1941 г.
Ну и в заключение объяснил бы сей «профессор Академии военных наук», каким таким сверхрасчудесным макаром из его профессорского поля зрения резко упорхнуло то обстоятельство, что осенью 1939 г. было принято решение о строительстве новой оборонительной линии, вошедшей в историю как линия Молотова. И что причина этого решения проистекала из триады следующих фактов: а) вынесения границ далеко на Запад, но строго на линию исторически сложившейся западной границы ареала геополитического бытия России; б) образования советско-германской границы; в) возросшей угрозы гитлеровской агрессии, к чему привел не советско-германский Договор о ненападении от 23 августа 1939г г., а предательская Мюнхенская политика Запада, нейтрализовать которую, причем с ясным осознанием, что всего лишь на непродолжительное время, пришлось вынужденным подписанием этого договора.
И что количество оборонительных сооружений на этой новой линии должно было превышать аналогичный показатель старой, то есть «линии Сталина», почти в два раза, или, если уж точно, в 1,77 раза (5807:3279). Не говоря уж о куда более серьезных качественных отличиях оборонительных сооружений «линии Молотова» в сравнении с «линией Сталина»!
Однако если последняя строилась в течение 11 лет — с 1928 по 1939 г., — то для строительства «линии Молотова» такого количества времени уже явно не предвиделось — ни по каким, даже самым оптимистичным прогнозам!
Потому что еще весной 1938 г. Сталин уже точно знал, что даже астрологи Третьего рейха рекомендовали Гитлеру осуществить нападение на СССР в 1941 г! Но при всем при этом на тот период не исключалась вероятность вооруженного столкновения уже осенью 1939 г., к чему Гитлера едва ли не пинками под зад подталкивала Великобритания и лице Чемберлена еще в момент совершения Мюнхенской сделки. Это поразительно точно совладало с теми данными, которые личная разведка Сталина еще в конце 1937 г. умыкнула из досье британского МИДа под названием «Германская опасность» (это была уникальная информация, поскольку ее источником был лично австрийский канцлер, конфиденциально сообщивший одному, явно выполнявшему задание британской разведки корреспонденту знаменитой «Times», что со слов лично Гитлера и Геринга «война разразится к осени 1939 г.», что, в свою очередь, совпадало с информацией, полученной СИС по тем же каналам еще в начале 1933 г., о чем Сталин также знал[753]).
В самом конце 1938 г., как впоследствии засвидетельствовал видный французский журналист и сенатор, член Совета Республики Жак-Дебю-Бридель, Сталин располагал также и уникальной информацией о позиции Франции по отношению к грядущей агрессии Германии против СССР. Дело в том, что во время французской «премьеры» Мюнхенского сговора с Гитлером, то есть в момент заключения 6 декабря 1938 г. франко-германской декларации (фактически факта о ненападении, как и аналогичный пакт между Великобританией и Германией от 30 сентября 1938 г.), министр иностранных дел Франции Ж. Боннэ тет-а-тет открыто заявил своему германскому коллеге Риббентропу: «Оставьте нам нашу колониальную империю, и тогда Украина будет вашей»! (Эта информация также прошла по каналам личной разведки Сталина, однако во избежание недоразумений сошлюсь на открытый источник: Deb-Bridel J. L`Agonie de le Troisieme Republique. 1929 — 1939. Pariz ivre, 1948. Р. 511 — 512.)
Вскоре после этого, в самом начале 1939 г., в конфиденциальный контакт с советской разведкой вступил в прошлом ближайший соратник Гитлера, но впоследствии не только отошедший от него и нацизма, но и ставший их яро фанатичным противникам Вальмер Стеннес, возглавлявший в то время разведку китайского лидера Чан Кайши. На встрече 14 марта 1939 г. В. Стеннес («Друг») прямо заявил резиденту светской разведки, что он, В. Стеннес, «считает своим долгом предупредить, что Германия решительно рвется к войне против СССР» (Мотов В. НКВД против Абвера. М., 2005. С. 273). Кроме того, Сталин прекрасно знал и то, что для того, чтобы Германия Гитлера усиленно готовилась к войне с СССР и, более того, чтобы она всенепременно вспыхнула именно к осени 1939 г., Великобритания и Франция преднамеренно провоцировали Гитлера своими якобы гарантиями безопасности Польше, выданными в самом конце марта — начале апреля 1939 г. Цель этих гарантий в том и состояла, чтобы ускорить столкновение между СССР и Германией, потому как еще в самом начале 20-х гг. и Лондон, и Париж прекрасно знали, что «не на Рейне начнется наступательный маневр Германии, направленный к разрушению мира, построенного в Версале (какой к чертям западным мир — банальное перемирие, как они сами же его обозвали!)… На Востоке — вот где развернется атакаГермании» (Dokuments relatives aux negociations concernant les garanties de securite contre une agression de l`Allemagne». Paris, 1924. Р. 143). Как впоследствии отмечал известный английский военный историк Б. Лиддел-Гарт, «гарантии были наиболее верным способом ускорить взрыв и мировую войну, подстрекали Гитлера» (Liddel-Hart of the Second World War. New York, 1971. Р. 11).
Более того, Сталин прекрасно знал и закулисный механизм провоцирования войны с использованием этих самых гарантий. Потому как в мае — августе 1939 г. его личная разведка умыкнула целую серию особо секретных документов Великобритании и Франции, из которых было четко видно, что собираются делать т. н. «западные демократии», дабы в очередной раз и в избытке пополнить свой и без того на редкость громадный «список сплошных преступлений» перед человечеством[754].
Ну а концу осени 1939 г. у Сталина имелась столь обширная информация обо всех усилиях Великобритании любыми способами спровоцировать-таки войну между Германией и СССР и, естественно, о соответствующие мерах в том направлении, которые предпринимал Гитлер, что ему, Иосифу Виссарионовичу, уже ничего не оставалось делать, кроме как практически готовиться к отпору гитлеровской агрессии, тем более что образовалась совместная германо-советская граница.
Оттого-то он и заявил той же А. М Коллонтай, что пора готовиться к практическому отпору грядущей агрессии Гитлера, хотя в действительности-то эту подготовку сам он начал значительно раньше.
Так вот и спрашивается, в чем из вышеизложенного «профессор Академии военных наук» узрел направления основных ударов РККА по Третьему рейху, если Сталин говорил а сугубо оборонительном по смыслу и характеру действий?!
А говорил он именно так потому, что более, чем кто-либо, ясно понимал, что времени-то уже в обрез и такую, почти вдвое превышавшую по своим количественным показателям (о качественных уж и не говорю) линию оборонительных сооружений, как намеченная линия Молотова, просто так не построишь и уж тем более не оснастишь всем необходимым.
Потому-то и начались, фактически даже и в опережение, но в основном параллельно фортификационным работам эти самые переброски стратегических запасов. Ведь когда грянет война, а ее кровавое дыхание и грозно приближавшуюся поступь Сталин уже явственно ощущал, массированные перевозки стратегических запасов на столь присущие России громадные расстояния — ведь даже в наше время даже на современном авиалайнере от столицы Урала, то есть от Екатеринбурга, лететь четыре часа, так как надо преодолеть четыре тысячи километров (!), — станут нереальными, ибо железные дороги в первую очередь станут объектами ударов противника, особенно его авиации. Таковы были военные доктрины того времени.
По состоянию на 1 июня 1941 г. из 887 стационарных складов и баз Красной Армии лишь 340 (то есть 41%) находились в западных военных округах (Анфилов В. А., Голиков Ф. И. Загадка 1941 года. М., 2005. С. 130).
Так почему же «профессор Академии военных наук» не считает нужным хоть как-то учитывать эти обстоятельства?! Честно говоря, теряюсь в догадках…
Тем более трудно понять, каким образом из его профессорского поля зрения выскальзывает столь хорошо всем гражданам России известное обстоятельство, что в такой гигантской по территории стране — ведь самой большой в мире (!) — в одночасье ничего не сделаешь и что если не все, то очень многое истинные государи такой державы должны, обязаны же делать исключительно заблаговременно! А ведь Сталин-то всю свою сознательную жизнь именно этим-то и отличался: а) заранее думал, обдумывал и просчитывал варианты; б) заблаговременно реально планировал, жестко исполнял и других заставлял?
Или, быть может, его призыв 1931г. к ускоренной индустриализации, обусловленной им всего десятью годами, иначе СССР сомнут, тоже следует рассматривать как наиболее весомое, убедительное и неопровержимое доказательство того, что он уже тогда готовился ударить по тем самым основным направлениям, что представил «миру и граду» сей «профессор Академии военных наук»?
И если, паче чаяния, хотя, конечно, не Проведи бог, «профессор Академии военных наук» так думает, то тогда пусть не покажется ему обременительным взять на себя труд ответить на такой примитивный вопрос: почему в таком случае с середины 20-х гг. XX в. наши разведслужбы тоннами добывали убойные документальные данные, умыкая многие из них зачастую прямо со столов глав иностранных государств, свидетельствовавшие о непрерывной разработке странами Запада всевозможных планов нападения на СССР, в т. ч. и консолидированными силами Запада?! Проще говоря, почему у нас в архивах тонны таких сообщений, хоть сейчас вытаскивай и тыкай в наглую рожу Запада, а у самого Запада кроме мифов о «большевистской угрозе» (впоследствии советской угрозе) в архивах ни хрена нет?
Право же, не пора ли познать хотя бы элементарную меру в оценках политики Сталина?!
Да и вообще, что же это творится в нашей многострадальной исторической науке? Ну кто бы объяснил вразумительно, с какой стати какой-то кандидат наук, хотя бы и военных, пускай и числящийся профессорам Академии военных паук, полагает уместным на виду у всего общества шпынять, хотя бы и в ретроспективе, Верховного Главнокомандующего, Генералиссимуса Сталина, под чьим блистательным руководством сначала была создана невиданная экономическая мощь, позволившая выдержать бешеный натиск консолидированной мощи всей Европы, и под чьим командованием затем была одержана самая Величественная в Истории Человечества Победа?!
Перед одним только этим фактом надо коленопреклоненно чтить память в знак глубочайшей признательности, а не терзать имя давно усопшего льва беспочвенными нападками, тем более что они оскорбляют прежде всего Великий Подвиг Созидания наших Предков, сознательно и уверенно шедших за Сталиным!
Вот если бы столь важное дело, как практическая подготовка к отпору уже отчетливо приближавшейся агрессии Гитлера, Сталин отдал бы на откуп таким, с позволения сказать, профессорам Академии военных наук, так и вовсе защищаться было бы нечем!
Ведь при всей трагичности громыхнувшего 22 июля 1941 г. ужаса самой страшный в истории войны — а она, эта самая трагичность, вновь особо подчеркиваю, ну никак не вменяется в вину именно Сталину, потому что он-то действительно заранее готовился к отпору агрессии, и если бы не преступная генеральская дурь, вермахт действительно был бы размолот в пыль еще летом 1941 г. — Красная Армия очень даже сильно лупила всю эту тевтонскую нечисть. Иначе вся эта гитлеровская мразь не поредела бы к концу 1941 г. практически на миллион германских бандитов, посмевших поднять меч на Великую Русь!
Ну а ежели бы наши генералы не дурили бы преступно да втихаря, то что могло бы помешать нашей хорошо оснащенной Красной Армии увеличить счет отправленных к гитлеровской маме» тевтонских негодяев разов эдак в 3 — 4? То есть уничтожить всю группировку вторжения?
В том-то и дело, что ничто и не намешало бы, если бы не эта преступная генеральская дурь втихаря да в соответствии с преступными же наущениями расстрелянного еще в 1937 г. «врага народа»!
Имею нескромное желание быть верно понятым — в данном случае уважаемые читатели столкнулись не с рецидивом стародавнего шапкозакидательства, непонятно для чего и почему царившего в генеральский умах того времени, а с трезвым расчетом: если в тех, до безумия наитяжелейших условиях начального периода войны РККА уничтожила практически миллион фашистских гадов да еще и блестяще провела контрнаступательную операцию под Москвой, то неужели при своей кратно превосходившей вермахт мощи в танках, самолетах, артиллерии и т. д. она не передавила бы гитлеровскую мразь, не будь этой чертовой, преступной дури генералов?!
И вот еще что в связи с проблемой выдвижения мобскладов. Ну сверил бы наш «профессор академии военных наук» свой вывод о «наиболее весомом, убедительном и неопровержимом факте подготовки к войне на чужой территории» (то есть к войне агрессивной со стороны СССР) в лице факта переброски стратегических запасов в тылы Первого стратегическою эшелона с оценкой этого же факта начальником Генерального штаба Сухопутных войск вермахта генералом Ф. Гальдером. Он уже более полувека назад опубликовал свой военный дневник.
А там, между прочим, из записи от 24 июня 1941 г. четко видно, что он, начальник Генерального штаба Сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер, расценил «наличие многочисленных запасов» — причем, обратите на это особое внимание, даже в приграничной полосе, т. е. там, куда их выдвинули с санкции Жукова, как факт того, что «русские с самого начала планировали ведение упорной обороны пограничной зоны и для этого создали здесь 6азы снабжения» (Гальдер Ф. Военный дневник. М., 2005. С. 33). А означают эти слова Гальдера вот что:
1. Непосредственное подтверждение со стороны противника, что у нас действительно произошла негласная и незаконная подмена и принципа обороны и, самое главное, сути официального плана отражения агрессии. Ибо его слова суть свидетельство того, что вместо активной стратегической обороны, запланированной еще мудрым Б. М. Шапошниковым, у нос появилась упорная оборона на линии госграницы!
Гальдер, само собой разумеется, не знал и не мог даже предполагать, что же он должен вкладывать в свои слова «с самого начала». Он всего лишь зафиксировал сей факт наличия мобскладов в погранзоне, каким он и был описан в донесении командующему передовыми группировками выполнения, а те, в свою очередь, увидели то, что увидели.
Но мы-то с вами уже знаем, с какого времени царившая в натуре Жукова «органическая ненависть к штабной рабате» приказала дислоцированным в КОВО, ЗапОВО, ПрибОВО и ОдВО войскам «в основу обороны положить уборную оборону укрепленных районов и созданных по линии госграницы полевых укреплений»! Более того, мы уже знаем и то, что к маю 1941г. фактически завершился процесс негласной и незаконной подмены активной, в т. ч. и стратегической обороны, на упорную (жесткую) оборону на линии госграницы, а также и самой сути официального плана отражения агрессии.
Естественно, что Гальдер всего этого не знал — вот выпала на его долю обязанность как бы невзначай подтвердить своим пером противника наш вывод о факте состоявшейся подмены.
Но все дело в том, что общий вердикт Гальдера «органической ненависти к штабной работе», царившей в характере Жукова (да и Тимошенко тоже), звучит так: «Русское военное руководство потерпело крушение по самим принципам жесткой обороны»!
Правильно, все так и было — дуэт Жуков — Тимошенко потерпел крушение по самим негласно и незадолго протащенным принципам жесткой (упорной) обороны прямо на линии границы. Они и не могли не потерпеть этого крушения, потому как их жесткая (упорная) оборона основывалась фактически на неадекватном принципам обороны (тем белее жесткой, упорной!) и прикрытия (даже прикрытия) в прямом и точном смысле этих терминов военного искусства статическом фронте узкой лентой, состоявшем из дырок от бубликов. Более того, на крайних флангах этого статического фронта узкой лентой сосредоточивались группировки для немедленного встречно-лобового контрблицкрига, которые к тому же были еще фактически подставлены под удар по хордовому направлению определенных им «безграмотным сценарием вступления в войну» дуг вклинения в территорию рейха. А на вершине этого устроенного дуумвиратом Тимошенко — Жуков сверхбардака, учиненного «органической ненавистью к штабной работе» и отсутствием даже желания изучать опыт стратегических операций вермахта, царили глубокие разрывы как между оперативными эшелонами войск Первого стратегического эшелона — им, видите ли, четырех дней не хватило, чтобы занять сами позиции, с 18 но 22 июня, — так и между ПСЭ и Вторым стратегическим эшелоном, между оперативными эшелонами которого также царили аналогичные разрывы. Что, кстати, четко зафиксировал и Гальдер в той же записи от 24 июня 1941г., в чем убедимся чуть ниже.
Но вот что хуже всего, так это то, что разведка, особенно военная, открыто еще до войны предупреждала наше высшее военное командование, что гитлерюги видят весь этот бардак и от удовольствия потирают руки, предвкушая невероятный разгром Красной Армии.
Об этом сообщали наши мужественные Помощники в борьбе с фашизмом — Ильзе Штебе («Альта»), Герхард Кегель («ХВЦ»), Рихард Зорге («Рамзай») и другие. Каждый из них, как, впрочем, и иные их соратники в борьбе с коричневой чумой, сделал все, что было в их силах, чтобы наше командование знало бы, что к чему, но, увы — «органическая ненависть к штабной роботе» в упор ничего не желала ни видеть, ни слышать. Хотя тот же Р. Зорге, например, еще 1 июня четко проинформировал, что гитлерюги отчетливо видят ущербность нашей системы обороны, особенно на глубину, видят ставку нашего командования на статический фронт узкой лентой при разрыве между оперативными эшелонами. Ну а И. Штёбе и Г. Кегель так и вовсе предупреждали о готовящемся «варианте Канн»!
Но ни одно из этих предупреждений не было принято в расчет. Хуже того — даже не было доложено Сталину. Под разными предлогами их не доложили. Потому что если они были бы доложены Сталину, то ни Тимошенко, ни Жукову не миновать было бы самых суровых разборок в кабинете Сталина. Ибо уж он-то, тончайший знаток истории, в т. ч. и войн, точно отреагировал бы на вариант Канн. Как, впрочем, и на выражение Зорге о большой тактической ошибке СССР, которую ясно видели гитлерюги. Но этого не случилось — информация не была доложена Сталину…
Но вот ведь что особенно поразительно. Ввиду 100%-ной идентичности системы мер подготовки что к «коричневому» блицкригу, что к «красному» немедленному встречно-лобовому контрблицкригу (в варианте «безграмотного сценария вступления в войну», тем более якобы оборонительного характера), тень, например, «варианта Канн» витала не только над нашими войсками, но и над группировками вермахта, тем более что некоторые из них были расположены на аналогичных по характеру Львовскому и Белостокскому выступам плацдармах.
За неделю до войны в дневнике рейхсминистра пропаганды И. Геббельса появилась интересная запись: «В Восточной Пруссии у нас все так сконцентрировано, что превентивный удар русской авиации нанес ба нам тяжелые потери. Но им на это не хватит решимости» (Афанасьев А. В. Когда началась война // Комсомольская правда. 1991. 22 июня).
То есть колченогий ублюдок сообразил-таки ущербность дислокации войск вермахта в Восточной Пруссии, часть территории которой, хотя и меньшим, но все-таки таким же шилом вонзалась в территорию СССР. Единственное, на что у него ума, вполне естественно, не хватило, так это на то, чтобы понять, что СССР не решимости не хватает, а что он попросту не стремится в агрессоры и уж тем более к войне как таковой.
Но главное же, конечно, в том, что по ту сторону границы у нацистских главарей хоть на какое-то время возникли опасения насчет возможных негативных последствий такой концентрации войск на узком плацдарме, а у нашего дуэта Тимошенко — Жуков при наличии прямых предупреждений разведки даже тень мысли на сей счет не промелькнула?
2. Своим вердиктом Гальдер совершенно точно определил и всего в десяти словах описал суть произошедшего с РККА, хотя, естественно, не знал, что у нас произошла негласная и незаконная подмена и принципа обороны, и самой сути официального плана обороны.
Ознакомившись же с опубликованным дневником и тем более вердиктом Гальдера (скорее всего, присные маршала сообразили, что означает этот вердикт бывшего главного противника лично Жукова) и преследуя цель хоть как-то обелить, свалить с себя всю вину за негласно и незаконно протащенную ставку на жесткую (упорную) оборону на линии госграницы статическим фронтом узкой лентой, Жуков после смерти вождя коршуном налетел на Сталина из-за активной обороны. Да-да, именно из-за нее, потому что сказать напрямую, что это Сталин виноват в жесткой упорной обороне на линии госграницы он не мог — еще были живы те, кто знал, что Сталин тут ни при чем.
И вот что он сделал. В уже упоминавшемся выше секретном проекте его речи на Пленуме ЦК КПСС, датированном 19 мая 1956 г., наряду со странновато выдранными из дневника Гальдера цитатами (значит, уже до этого читал дневник Гальдера, а этот факт через несколько страниц ох как пригодится, особенно когда придется объяснять «странноватость» цитирования им Гальдера. — А. М.) содержатся следующие строки: «Неправильным является утверждение о том, что Сталин, разгадав планы немецко-фашистского командования, решил активной обороной измотать и обескровить врага, выиграть время для сосредоточения резервов, а затем, перейдя в контрнаступление, нанести сокрушительный удар и разгромить противника. В действительности такого решения не было, и «теория активной обороны понадобилась для скрытия истинных причин наших неудач в начальном периоде войны». Ну и ну? Это ж надо так лгать, хотя бы и в секретной речи? Ведь сам же еще при жизни Сталина вовсю пытался накатать аж целую статью для публикации в «Красной Звезде» о значении активной обороны в первые недели войны (см.: Анфилов В. А., Голиков Ф. И. Загадка 1941 года. М., 2005. С. 7)! Уму непостижимо, до чего мог опуститься Маршал Советского Союза, на тот момент уже трижды Герой Советского Союза (и все ведь от Сталина!)?!
Как же такого решения не было, если официальный план отражения агрессии был четко построен на принципе активной обороны?! Вместо того чтобы так нагло и лживо брехать, лучше объяснила бы «органическая ненависть к штабной работе», куда она изволила умыкнуть принцип активной обороны из официального плана отражения агрессии, да к тому же и в первую же очередь на самом главном и очевидном в своем исключительным значении направлении — Белорусским. И почему умыкнула, в т. ч. и вместе с самим официальным планом?? Но самое главное — почему это его действо столь сильно смахивает на постулаты «Плана поражения» Тухачевского?!
Как же такого решения не было, если уже 20 июля 1941 г. Сталин потребовал от главкома Западного направления маршала Тимошенко прекратить распыление сил и средств и собрать их в единый кулак, чтобы навязать противнику борьбу по своим правилам — правилам активной обороны? Напомню его слова: «Вы до сих пор обычно подкидывали на помощь фронту по две, по три дивизии. Из этого пока что ничего существенного не получалось. Не пора ли отказаться от подобной тактики начать создавать кулаки в семь-восемь дивизий с кавалерией на флангах? Избрать направление и заставить противника перестроить свои ряды по воле нашего командования… Я думаю, что пришло время перейти нам от крохоборства к действиям крупными группами».
Так ведь в том-то и вся суть, что осознанно исповедуемая и реализуемая активная оборона в реальности может осуществляться — тем более на таком громадном фронте, как советско-германский, — только или как минимум преимущественно большими группами войск. На что, собственно говоря, не выпячивая своих знаний, и указал Сталин Тимошенко.
Да и, в конце-то концов, как такого решения не было, если:
а) принцип сначала измотать и обескровить врага и только потом перейти в решительное контрнаступление для Сталина вообще «коронный номер», ставший таковым еще со времен обороны Царицына в 1919 г.;
б) приказ о переходе «к жесткой упорной обороне» Ставка Верховного Главнокомандования (т. е. Сталин) дала только 27 сентября 1941 г. (ЦАМО РФ. Ф. 132А. Оп. 2642. Д. 30. Л. 47);
в) а до этого одному только командованию Юго-Западного фронта Сталин четырежды подсказывал очень дельные варианты активной обороны, которые в сущности-то были попросту похерены, иначе не произошла бы дикая трагедия Киевского «котла»?!
Да и вообще, кто же тогда в ожесточенно свирепых арьергардных боях столь яростно лупил фрицев в режиме именно активной обороны, фактами о чем пестрят воспоминания гитлеровских генералов в начале войны?!
При таких убойных в своей неопровержимости фактах поневоле придешь к выводу о том, что Жуков — это высокопрофессиональная «унтер-офицерская вдова» уж с таким остервенением самого же себя сек, что было бы просто грех не воспользоваться этим. Он всегда этим занимался, когда чувствовал, что шапка-то начинает дымиться, а уж когда и значительно ниже шапки начинало пригорать, то лупил он самого себя с удвоенной энергией…
3. Прежде чем насмерть припечатать наше военное командование (т. е. дуэт Тимошенко — Жуков) за ставку на (жесткую) упорную оборону в пограничной голосе, тот же Ф. Гальдер не менее убойно пригвоздил наш бравый дуумвират за неведомую тогда ему, Гальдеру, подмену официального плана обороны: «Ясно, что русские не думают об отступлении а, наоборот, бросают все, что имеют в своем распоряжении, «навстречу вклинившимся германским войскам (сразу же напомню, что, как уже отмечалось выше, за то же самое, едва ли не в тех же словах Жукова «припечатал» и Рокоссовский, за что цензура и обкорнала свирепо его рукопись — А. М.). При этом верховное командование противника, видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск (вот это прямо в глаз — А. М.).Причины таких действий противника неясны (это тебе, хренова гитлерюга, были неясны, а нам-то теперь уже ясны как божий день — «безграмотный сценарий вступления в войну», коим дуэт Тимошенко — Жуков негласно и незаконно подменил официальный план, ни к чему другому привести и не мог, ни при каких обстоятельствах не мог, и крутолобо-крутозвездные вдрызг растерялись, а вслед за ними и командующие округами-фронтами! — А. М.) Полное отсутствие крупных оперативных резервов совершенно лишает командование противника возможности эффективно влиять на ход боевых действий».
Конкретно в тот момент — да![755] Ну так еще бы, коли, выражаясь словами Великого Полководца Рокоссовского, подивизионно «выжигались» наши резервы, коими пытались заткнуть многочисленные бреши! Да и откуда же было взяться-то в тот момент крупным оперативным резервам, коли за четыре дня до войны войска не были приведены в боевую готовность, как того потребовал Сталин еще 18 июня 1941 г.?! Ведь сколько же дивизий находилось в движении по состоянию на 22 июня, а по мере их прибытия их тут же и «сжигали» подивизионно в стремлении заткнуть бреши в статическим фронте узкой лентой!
Ведь если еще более внимательно отнестись к словам Гальдера о значении мобскладов в погранзоне, как свидетельства, по его оценке, намерения советского командования вести упорную оборону именно там, то нетрудно будет уяснить, что Гальдер фактически припечатал дуэт Жуков — Тимошенко не просто за жесткую (упорную) оборону на линии госграницы, а именно за жесткую (упорную) оборону статическим фронтом (по Дуэ) узкой лентой, состоявшей из дырок от бубликов, группировок вторжения для немедленного встречно-лобового контрблицкрига на крайних флангах (особенно во Львовском и белостокском выступах) и разрывов между оперативными эшелонами в рамках ПСЭ, а также между последиим и ВСЭ, что еще Уборевич в своих показаниях следствию прямо назвал вредительством!
Гитлерюги прекрасно видели все это еще до нападения, наша разведка откровенно сообщала о том, что они видят, а дуумвирату — все по фигу! У них ведь в сознании (?!) сидело лишь одно: даешь немедленный встречно-лобовой контрблицкриг!
Вот почему мобсклады и оказались выдвинутыми в погранзону, хотя им, особенно окружным, полагалось находиться в тылу округов, где их и формировали, два года кряду перебрасывая все необходимые стратегические запасы. Потому как с осени 1939 г., т. е. с момента образования советско-германской границы, тылы КОВО и ЗапОВО фактически и являли собой линию Сталина, куда, при активной-то стратегической обороне, и должны были в итоге отступить войска передового прикрытия, если бы они на самом деле выполняли задачи прикрытия в прямом смысле этого слова, а также второго оперативного эшелона и резервы ПСЭ, и куда подошли бы войска Второго стратегического эшелона.
Вместо этого, в соответствии с «безгромотным сценарием вступления в войну», целью которого был незаконно и негласно протащенный немедленный встречно-лобовой контрблицкриг в никуда, мобсклады и подтянули ближе к границе.
В результате РККА едва ли не мгновенно осталась без стратегических запасов и в действующей, ведущей наитяжелейшие оборонительные бои армии тут же начался фактически тотальный дефицит всего! Даже винтовок, коих, подчеркиваю это вновь, на 22 июня в РККА было 8 млн. штук на 5-миллионную армию! Почти 6 млн. винтовок в мгновение ока испарились оказавшись в руках у гитлерюг, не говоря уже о 30 млн. снарядов и мин, едва ли не абсолютная часть которых также досталась окаянным супостатам! А уж об остальном вооружении и технике и говорить-то не приходится! Вот что такое незаконно «греметь огнем, сверкать блеском стали» — сиречь негласно собираться в намеченный встречно-лобовой контрблицкриг а-ля Тухачевский!
Вот что законно должно быть действительно наиболее весомо, убедительно и неопровержимо! Тем более что сам «профессор Академии военных наук», правда, не подозревая об этом, безукоризненно точно показал в своем писании все признаки незаконной и негласной подготовки именно к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу, столь исключительно дорого обошедшемуся нашей Родине!
Вместо того чтобы выдвигать дивизии и уплотнить оборону, с санкции Жукова выдвигались мобсклады. Ну и как дивизии должны были вовремя поспеть на свои оборонительные рубежи, если начальник Генштаба под патронатом наркома обороны подменил суть плана отражения агрессии?!
Как, если вместо того чтобы, например, срочно подбросить бронебойных снарядов для успешной борьбы с танками вермахта, с санкции начальника ГШ и наркома обороны в КОВО на передовые позиции выступили 5 гаубичных артполков большой мощности (в каждом по 24 203-мм гаубицы), 5 гаубичных полков (в каждом по 48 152-мм гаубиц, для которых, как известно из истории, не хватало снарядов, ибо и промышленность, и Наркомат обороны систематически срывали эти поставки), 4 отдельных дивизиона особой мощности (в каждом по 5 орудий из числа 210-мм пушек, 280-мм мортир и 305-мм гаубиц, для которых также не хватало снарядов).
К слову сказать, сам факт выдвижения тяжелой артиллерии на передовые позиции очередной прекрасный повод вновь обратить внимание на 100%-ную идентичность методов подготовки как к «коричневому» блицкригу, так и к «красному» немедленному встречно-лобовому контрблицкригу.
Дело в том, что согласно сообщению от 19 июня 1941 г. очень ценного агента ГРУ «ХВЦ» — он же Герхард Кёгель, сотрудник германского посольства в Москве — командование вермахта также отдало приказ о выводе накануне нападения на СССР тяжелой артиллерии к советским границам со сроком его завершения 19 июня 1941 г. (см.: ЦАМО РФ. Оп. 7272. Д. 1. Л. 87 — 98, а также: Лота В. Секретный фронт Генерального штаба. Разведка: открытые материалы. М., 2005. С. 233).
Итого 380 стволов особой мощности, предназначенных прежде всего для прорыва укреплений противника (а также для осады). Т. е. сей факт со своей стороны подтверждает, что с санкции ГШ и НКО округ собирался в немедленной, встречно-лобовой контрблицкриг в соответствии с незаконным, но «безграмотным сценарием вступления в войну»! Да, в КОВО прибыли 5 противотанковых бригад, но это то же самое, что и 6 снарядов на орудие по приказу Пуркаева. Ведь обороне-то подлежало 780 км, т. е. по 156 км на одну бригаду, в которой, если даже и считать по штатной укомплектованности, должно было быть по 120 противотанковых орудий (чего, кстати, нигде не было), что означает по 0,8 орудия на км фронта. Даже если и исходить только из норматива плотности танков вермахта в прорыве — 20 — 22 танка на 1 км фронта прорыва, то превосходство получается в диапазоне 25 — 27,5 раза! Но если учесть обычную практику гитлерюг в первый месяц войны, когда в прорыв на 1 км фронта шло от 30 до 50 танков, а именно это с горьким сожалением и придется учитывать, то превосходство противника случается от 37,5 до 62,6 раза! И ведь это же не просто цифры превосходства, а превосходства в бронированной огневой мощи! Между прочим, если попытаться перевести это превосходство в русло превосходства в живой силе, то ведь придется увеличить эти цифры как минимум раз в двадцать. То есть получится превосходство в диапазоне от 750 до 1257раз!
А если еще и учесть, что многие ПТАБы еще только начинали свое формирование и в июне 1941 г. существовали по большей части на бумаге, то сами понимаете, что толку от них было еще меньше, чем от старой козы молока. Не случайно, что из всех ПТАБов в истории войны, особенно ее начального периода, зафиксирована только 1-я ПТАБ под командованием в будущем маршала Москаленко — остальные же попросту не могли выполнить возложенных на них задач.
Так вот, кто бы дал по-настоящему вразумительный ответ на вопрос: как же все-таки следует понимать Жукова и Тимошенко, если их по официальному плану, суть которого они подменили, ни тем более по своему «безграмотному сценарию вступления о войну» они не готовились хотя бы минимально адекватными методами и средствами?!
А после войны Сталин же и виноват?? А, впрочем, как ему не быть виноватым-то — ведь кто-то же должен был нести ответственность за «гениально безграмотный сценарий вступления в войну», коим Жуков и Тимошенко подменили официальный план?! (Факты для проведенного выше блиц-анализа взяты из трудов: Млечин Л. Иосиф Сталин, его маршалы и генералы. М., 2004. С 512 — 513; Анфилов В. Провал «Блицкрига». М, 1974. С. 127).
Почему должна была совпасть с «Планом поражения» плохая организация работы ремонтных организаций, что сыграло такую же роль, как и отсутствие топлива? Танки-то бросали сотнями в т. ч. и потому, что и отремонтировать-то не могли![756] А ведь огромная масса танков и так имела ограниченный моторесурс, что называется, на излете оного.
Или, например, почему задачи ЗапОВО по контрблицкригу, т. е. по «гениальному плану от 15.05.1941 г., должны были совпасть с тем, что написал Тухачевский: «Наступление Белорусского фронта(во времена «стратега» имелся Белорусский военный округ, который в случае войны и согласно плану преобразовывался в одноименный фронт. — А. М.) с приближением, а тем более с переходом этнографической границы Польши должно было стать критическим и с большой долей вероятности опрокидывалась ударом немцев или из Пруссии (т. е. Восточной Пруссии. — А. М.) в направлении Гродно, или через Слоним на Минск…» Как увидите из дальнейшего, все именно так и произошло 22 июня 1941 г.
ЗапОВО, как отмечалось выше, только к этому и готовился? И задача у него по «гениальному плану» от 15 мая 1941 г. была тоже именно такая (см. схему плана)?
Обратите внимание на следующую деталь в описании Тухачевского: ведь он фактически описал последствия «технологии» немедленного встречно-лобового контрнаступления, либо упреждающего контрудара по противнику, которую изложил в своей книге «Оборона» генерал фон Лееб. Несмотря на то, что фон Лееб издал книгу в 1938 г., его ранее опубликованные статьи на эту же тему были хорошо известны Тухачевскому — он вообще многое «передирал» у фон Лееба, особенно при составлении Полевого Устава РККА в конце 1936 — начале 1937 г.
А чем, например, объяснять, что тот же бывший командующий ЗапОВО генерал Павлов почему-то только в последнем слове на суде «прозрел» и указал, что одной из причин поражения частей Западного фронта является то обстоятельство, «что стрелковые дивизии в настоящее время являются недостаточными к борьбе с крупными танковыми частями противника. Количество пехотных дивизий не обеспечит победы над врагом». И хотя Павлов говорил только о своем фронте, но тем не менее он обрисовал проблему во всей ее широте — такая ситуация царила тогда везде.
Но кто бы в таком случае объяснил, почему и это тоже должно было совпасть с положениями «Плана поражения» Тухачевского?! Там ведь тоже говорилось о недостаточном количестве дивизий…
Почему, например, должна была совпасть и генеральная установка «Плана поражения» — не обеспечивать оперативный план достаточными силами? Железяк-то собрали на границе уйму, но не там, где надо, и вместо обороны или хотя бы прикрытия — статический фронт узкой лентой, дырки от бубликов и разрывы между эшелонами в рамках ПСЭ, а также между ним и ВСЭ!
Как вообще могла зародиться мысль о статическим фронте с переносом центра тяжести на укрепления вдоль границы? Помните, в третьей главе первого раздела цитировалась одна из майских директив ГШ и НКО: «В основу обороны положить упорную оборону укрепленных районов и созданных по линии госграницы полевых укреплений с использованием всех сил и возможностей для дальнейшего развития их». Вот это и есть «жесткая оборона» на почему-то грезившемся им статическом фронте «узкой лентой»!
Почему, например, природа происхождения разрывов между эшелонами в реальной трагедии едва ли не под копирку совпадает с тем, что «стратеги» проигрывали на стратегических играх в январе1937 г. Тухачевский, в частности, собственноручно показал, что «безусловно, неправильный пример использования успеха армии вторжения имел место на стратегической военной игре в январе месяце с. г. (т. е. 1937 г. — А. М.), когда Белорусский фронт пачками вводил в наступление эшелоны главных сил до окончательного из сосредоточения только для того, чтобы развить частный успех армии вторжения».
К глубочайшего сожалению, начиная с 4.00 22 июня 1941 г., если у кого-то и наблюдался успех вторжения, то только у гитлерюг. Наши же, к аналогичному сожалению, едва ли не с точностью домиллиметра воспроизводили тот самый «неправильный пример», который «стратеги» апробировали еще на январских 1937 г. Стратегических играх!
Только на этот раз наши были заняты тем, что, пытаясь рвануть в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг, стремились закрыть таким образом многочисленные бреши от всеобщего вторжения врага.
Именно эту-то ситуацию и описал в оригинале рукописи своих мемуаров Рокоссовский, но «хирургически» вмешалась вездесущая цензура — ничего не скажешь, с большим знанием дела поработала она скальпелем да ножницами!
Ну а чем объяснить такое, вгоняющее в оторопь совпадение. Тухачевский собственноручно показал в «Плане поражения», что он сам «предложил Якиру облегчить немцам задачу путем диверсионно-вредительской сдачи Летичевского укрепленного района».
Через четыре года командующий 12-й армией генерал-майор Понеделин (кстати, выдвиженец Жукова) вместе со своими войсками (13-й ск, 24-й мк и 96-я сд) в период со 2 по 17 июля 1941 г. занимал Летичевский УР. Так вот, в донесении от 16 июня 1941 г. на имя командующего Южным фронтом генерала армии В. А. Тюленева Понеделин письменно зафиксировал состояние этого Ура: «Ознакомился с Летичевским УРом, потеря которого ставит под прямую угрозу весь наш фронт. УР невероятно слаб. Из 354 боевых сооружений артиллерийских имеет только 11, на общее протяжение фронта 122 км. Остальные — пулеметные ДОТы. Для сооружения пулеметных ДОТов не хватает 162 станковых пулемета. УР рассчитан на 8 пульбатов (пулеметных батальонов. — А. М.), имеется 4 только что сформированных и необученных. Предполья нет. Между соседним правым УРом имеется неподготовленный участок протяжением 12 км»[757].
Между тем значение этого УРа было такого, что еще Тухачевский собственноручно указал, что «в случае сдачи Летичевского района немцы легко могли обойти Новгород-Волынский и Житомирский укрепленные районы с юга и таким образам опрокинуть всю систему пограничных с Польшей укрепленных районов КВО»[758].
Спрашивается, что же делали доблестные Тимошенко и Жуков, поочередно возглавлявшие этот округ незадолго до войны? Куда они смотрели? Куда смотрел тот же Жуков, который лично отвечал за строительство и обороноспособность УРов на «линии Сталина»? Куда глядели последний предвоенный комокруга Кирпонос и тот же Понеделин, получивший по протекции Жукова должность командующего 12-й армией накануне войны (кстати, для него это было понижение по протекции, т. к. до этого он был начальникам штаба Ленинградского округа)?
Увы, ответа на эти вопросы все равно не получим, так что обратим внимание на дату 16 июля 1941 г. В это время от 12-й армии осталось одно только название и ее командующий — генерал-майор Понеделин, который возглавлял всего лишь «батальонную группу» из остатков двух армий — 12-й и 6-й!
И хотя то, что он написал в своем донесении — сущая правда, но чего ради в состоянии полного разгрома надо было слать комфронта такие «предупреждающие» донесения?! Ведь если посмотреть на карту боев того периода, все так и было, как за четыре года до этого написал Тухачевский…
И, кстати сказать, еще об одном, связанном со взглядами Тухачевского на стратегию и тактику поразительнейшем обстоятельстве. Сохранившиеся в архивах материалы совещания высшего командного состава РККА 23 — 31 декабря 1940 г. совершенно однозначно свидетельствуют, что генерал П. Г. Понеделин был, что называется, ярым сторонником пораженческих «технологий» Тухачевского!
Не называя прямо его имя, генерал в своем выступлении на совещании ляпнул следующее: «Вы помните, наши руководители не боялись, идя на оголение целых больших пространств с тем, чтобы собрать нужные войска на нужном направлении фронта и в нужное время» (РГВА. ВК. 4. Оп. 18. Д. 60. Л. 45).
Поскольку этому непосредственно предшествовала страстная осанна опыту Гражданской войны, которую, не моргнув глазом, Понеделин лично пропел — оцените, опять-таки, твердолобость генерала, ибо Сталин к тому времени уже неоднократно призывал генералитет прекратить молиться на опыт Гражданской, а ему, Понеделину, все побоку (и явно не одному ему), — то в итоге получилось, что последовавшее за ней процитированное выше высказывание в исторической и очень хорошо понятной в то время ретроспективе прозвучало как глупая и неуместная филиппика в адрес расстрелянного в 1937 г. «врага народа» Тухачевского.
Не могу не подчеркнуть особо, что глупо и неуместно такое заявление было именно тем, что Понеделину как генералу прекрасно было известно, что Сталин неоднократно в последнее на тот момент время остро критиковал едва ли не в форме откровенного идолопоклонничества царившее в умах тогдашнего генералитета обожествление опыта Гражданской войны, требуя от него, генералитета, перестроиться наконец на рельсы современной (на тот период) войны. К примеру, 17 апреля 1940 г. Понеделин собственными ушами слышал эту резкую критику со стороны Сталина.
Глупо и неуместно это заявление Понеделина прозвучало еще и по следующей причине. Конечно, нет ничего плохого в том, что подразумевавшееся в его словах наступление Красной Армии на Варшаву в 1920 г. провалилось — ни на кой черт Польша не нужна ни в составе Российского государства, ни как союзник. Потому как даже сам пан Пилсудский относил поляков в разряд идиотов, а У. Черчилль был убежден, что польская элита — эго «гнуснейшие из гнусных». России же, между прочим, и своих доморощенных идиотов и «гнуснейших из гнусных» хватает — не убавляются они, к сожалению…
Но суть дела в том, что столь откровенно восхищавшими Понеделина «подвигами» в Красной Армии «прославился» именно Тухачевский, умудрившийся столь «смело», но безрассудно оголить фланги своего фронта при наступлении на Варшаву в 1920 г., что тут же был наказан невероятно позорнейшим разгромом, который немедленно и устроил ему «любезный» пан Пилсудский.
За эту безрассудную «смелость» Тухачевского, к слову сказать, 450 командиров и 206 887 солдат Красной Армии поплатились позорным пленом, причем о судьбе 76 800 чел. (по другим данным 83 500 чел.) из них «гнуснейшие из гнусных» до сих пор категорически отказываются говорить.
Теоретически же это заявление Понеделина являло собой неуместную лесть в адрес преступной по своему тайному умыслу концепции «пограничных сражений» Тухачевского, о чем уже говорилось выше. Напомню только, что предусматривавшаяся ею превентивная, т. е. еще в мирное время массированная концентрация войск прежде всего в виде ударных мобильных частей — армий вторжения — на крайних флангах будущей линии первого боевого соприкосновения с противником фактически означала реальное оголение флангов этих же группировок. 22 июня 1941 г. трагедия грянула именно из-за того, что был реализован этот безумно преступный «сценарий вступления в войну» — статический фронт не только «узкой», но и очень тонкой лентой, состоявшей к тому же в основном из дырок от бубликов, а на крайних флангах группировки вторжения, причем все это гитлерюги четко видели, а Р. Зорге и другие разведчики откровенно сообщали, что они это видят. Но в том-то и дело, что остальная часть границы между этими группировками являлась для них флангами, которые по сути-то были оголены!
Говоря об этом, не имею права пренебречь обязанностью исследователя вновь обратить внимание уважаемых читателей на уже отмечавшееся выше обстоятельство.
Позволю себе повториться… У нашего предвоенного генералитета что-то уж больно «странное» творилось со слухом: в последние предвоенные годы им неоднократно, с самых высоких трибун, в том числе и в очень резких формах говорили о срочной необходимости прекратить наконец молиться на опыт Гражданской войны, тем более как на всеобъемлющую панацею, — а они, болезные, все пытались затянуть старые песни о недопустимом, очевидном недопустимом!
С чего бы это?! Какая инфекция или «инфекция» так поразила их слух (или «слух»)?! И слух ли только?! С какой стати эта инфекция или «инфекция» обрела характер едва ли не эпидемии, но только в генеральской среде?!
Так вот, спрашивается — на фоне только что поставленных вопросов это более чем уместно — почему Жуков, к которому и так выше крыши хватает крайне острых, нелицеприятных вопросов по поводу поразительнейших совпадений его действий накануне и в первые мгновения войны с положениями «Плана поражения» Тухачевского, столь рьяно протежировал ярому поклоннику преступных идей расстрелянного «стратега», что назначил Павла Григорьевича Понеделина командующим 12-й армией во Львовско-Черновицком выступе, переведя его с более высокого поста начальника штаба Ленинградского военного округа на более низкий вышеуказанный. Почему и сам Понеделин без каких-либо препирательств согласился на это?
Чем, в конце-то концов, было обусловлено столь странное протежирование генералу с такими взглядами? Ведь испокон веку протежируют ради продвижения по службе и повышения в должности и в звании, а тут все наоборот!
Ведь если вспомнить, что же произошло в первые дни войны в полосе Юго-Западного фронта (до 04.00 22 июня КОВО), то в глаза бросится следующий факт: 50% трагедии наподобие Канн, о чем Жукова дважды предупреждала военная разведка, произошло именно во Львовско-Черновицком выступе (вторые 50% — в Белостокском выступе, что в полосе Западного фронта, до 04.00 22 июня — ЗапОВО)!
Произошло это в т. ч. под непосредственным командованием Жукова, который в первые дни войны был направлен в помощь командованию Юго-Западным и Южным фронтами и фактически в тот момент являлся командующим Юго-Западным направлением.
На совести лично Понеделина ужасающий разгром вверенной ему 12-й армии, на совести Жукова — лишение двух фронтов их ударного, мобильного бронированного кулака, то есть механизированных корпусов, которые он в безмерном избытке «доблестно» спалил прямо в начале войны: 6 мехкорпусов попросту спалил и еще четыре довел до плачевного состояния (имеется в виду встречное танковое сражение в районе Дубно, Луцк, Ровно).
И в итоге под командованием таких, как Жуков, Кирпонос, Понеделин и т. п. — самый мощный на западных рубежах СССР Киевский особый военный округ, он же Юго-Западный фронт, позволил гитлерюгам всего-то за неделю боев вгрызться в советскую территорию на 200 — 300 км!
И вот этот позорнейший разгром войск самого мощного на западных рубежах Советского Союза округа Жуков со ссылкой на дневник Ф. Гальдера попытался оправдать прямо с партийной трибуны, где разворачивалась инициированная им на пару с отпетым вражиной СССР Хрущевым омерзительно подлая вакханалия оголтело злобных, но до невероятия тупых нападок на Сталина!
В уже упоминавшемся секретном проекте своей речи от 19 мая 1956 г. № 17с (то есть секретно), направленном на имя безмозглого предателя-кукурузника Хрущева, Жуков не моргнув глазом ляпнул, что за 27 июня 1941 г. в дневнике Ф. Гальдера имеется запись, согласно которой «русское командование на Украине действует хорошо и энергично».
Да, у Гальдера в дневнике за 27 июня 1941 г. есть такие слова, но… В первозданном виде предложение Гальдера, из которого Жуков выдрал эти слова, звучит так: «Тогда все силы, которые русское командование на Украине (следует отдать ему должное, оно действует хорошо и энергично) может противопоставить группе армий «Юг», будут разбиты»!
Умышленно ли Гальдер столь тонко, с едким сарказмом «подколол» Жукова, но факт остается фактом: уж сталь хорошо и энергично он действовал на Украине, что все силы РККА, которые он бросил против ГА «Юг», будут разбиты! Хуже того. Следующая фраза Гальдера такова: «Мы получим возможность повернуть юг, чтобы вынудить части противника, удерживающие район Львов, Станислав, вести бой с перевернутым фронтом»! Уж столь хорошо и энергично действовала «органическая ненависть к штабной работе» Жукова, что Гальдер от удовольствия ладошки потирал — «мы получим возможность… вынудить части противника… вести бой с перевернутым фронтом»! Это «котел», в который «хорошо и энергично» загонял советские войска Жуков…
Ну и чтобы окончательно внести ясность насчет того, сколь «хорошо и энергично» действовал на ЮЗФ Жуков, позволю себе полностью воспроизвести запись Ф. Гальдера о боях между ГА «Юг» и ЮЗФ за 27 июня 1941 г.: «Группе армий «Юг» удалось не только отбить все атаки противника на южный фланг танковой группы Клейста, но даже продвинуться правым флагом танковой группы в Юго-Восточном направлении.
Теперь на этом участке находятся три танковые дивизии [11, 13 и 14-я], так что в ближайшем будущем здесь можно ожидать значительных успехов. Русские соединения, атаковавшие южный фланг группы армий Юг, видимо, были собраны наскоро. Житомирская группа противника, очевидно, атаковала танковую группу Клейста с фронта, а подвижная Черновицкая группа пыталась смять ее [танковой группы Клейста] южный фланг. Русская Тираспольская подвижная группа, отведенная несколько дней назад из южной Бессарабии, перебрасывается по железной дороге на северо-запад. Очевидно, в ближайшее время она появится перед правым крылом танковой группы Клейста и будет брошена в бой в качестве последнего резерва. Тогда все силы, которые русское командование на Украине (следует отдать ему должное, оно действует хорошо и энергично) может противопоставить группе армий «Юг», будут разбиты. Мы получим возможность повернуть на юг, чтобы вынудить части противника, удерживающие район Львов, Станислав, вести бой с перевернутым фронтом…
Перед фронтом группы армий «Юг» сопротивление противника ослабевает. Обнаружены явные признаки отхода противника перед фронтом 17-й армии. Поэтому командующий группой армий «Юг» еще в середине дня (27 июня. — А. М.) приказал 17-й армии немедленно перейти в наступление и организовать преследование противника. Командование 17-й армии наметило для преследования основное направление на Злачев. Командование 1-й танковой группы отдало приказ стремительным ударом выйти к реке Горынь» (Гальдер Ф. Военный дневник. М., 2004 С. 45 — 46).
Надеюсь, теперь объемно понятно, сколь же «хорошо и энергично» было советское командование на Украине во главе с Жуковым. Вы только вдумайтесь в то, что же написал Гальдер: к середине 6-го дня агрессии сопротивление войск самого большого Юго-Западного фронта (до 04.00 22 июня — КОВО) по всей полосе вторжения ГА «Юг» вермахта стало настолько ослабевать, что сей факт оказался письменно зафиксирован в дневнике начальника Генерального штаба Сухопутных войск Германии! Понимаете, в чем тут вся «фишка»-то?! Чтобы какой-то факт оказался зафиксированным как явление в дневнике начальника Генштаба, надо, чтобы об этом факте как о явлении сообщили практически все командиры передовых соединений и частей ГА «Юг»! И уж коли это действительно оказалось зафиксированным в дневнике Ф. Гальдера как начальника Генштаба, следовательно, так оно и было…
Вот как «хорошо и энергично» руководило командование советских войск на Украине во главе с Жуковым и его присными — еще неделя не прошла с начала агрессии, а противник уже зафиксировал ослабление сопротивления по всему фронту! А вообще-то первые признаки ослабления сопротивления наших войск на Львовском направлении, а именно этот участок контролировал протеже Жукова генерал Понеделин, Гальдер зафиксировал уже 23 июня (там же, с. 29).
Но вот что удивительно — Гальдер-то начал публикацию своего дневника только в 1962 г., а Жуков ссылался на него уже в 1956 году! Что бы это значило?!
Но что бы это ни значило, кровавый итог «хорошего и энергичного» руководства Жукова и ему присных на Украине в первую неделю агрессии был таков: имея 10-краткое превосходство над противником только в танках (о другом уж я не говорю), всего-то за пять с половиной дней с момента начала агрессии довести своим «хорошим м энергичным» руководством самый мощный округ до того, что его сопротивление стало ослабевать настолько, что даже Генштаб вермахта об этом проведал, — это надо уметь! Это под силу только «органической ненависти к штабной работе»— только она может столь «энергично» и в наикратчайшие сроки раздолбать собственную гигантскую мощь!
Только вот как бы достоверно проведать о следующей малости: чего ради сталь «энергично» и в наикратчайшие сроки раздолбавшие гигантскую мощь КОВО — ЮЗФ действия «органической ненависти к штабной работе» должны были потрясающе беспрецедентным образом уложиться в рамки всех сообщений внешнеполитической и военной разведок о неминуемости поражении РККА на начальной стадии войны — как тех, еще 30-х гг., сообщений, в которых говорилось о разработанном плане поражения и привязанном к нему плане военного переворота в СССР, так и тех, что поступали в последние перед войной полгода. Увы, едва ли удастся проведать об этом с абсолютной достоверностью. Но одно можно сказать совершенно точно — разработанный «органической ненавистью к штабной работе», безграмотный показал себя во всей красе!
Искренне жаль, что Сталин не мог тогда, 27 июня 1941 г., заглянуть в дневник Гальдера…
Ну так и это еще не все. Это ж надо было случиться такому совпадению, что Летичевский УР — тот самый УР, который прямо фигурировал в «Плане поражения» Тухачевского, — был прорван горным корпусом 176 армии вермахта, которой командовал генерал Штюльпнагель! Тот самый Штюльпнагель, который имел прямое отношение к германской части совместного заговора ряда германских и советских генералов![759] Генерал же Понеделин был захвачен в плен, стал «персонажем» сурового приказа Ставки № 270 от 16 августа 1941 г., а пережил войну в концлагере Вольфхайде, был освобожден американцами и 30 декабря 1945 г. был арестован советскими органами госбезопасности. 25 августа 1950 г. он был расстрелян по приговору суда[760]. Пять лет шло следствие по его делу. Заметьте — пять лет! Дело в том, что за годы войны в гитлеровском плену по разным причинам оказалось 83 советских генерала. 26 из них погибли (расстреляны, убиты охраной концлагеря, умерли от болезней). Из оставшихся к концу войны в живых 57 генералов 32 были репрессированы: 7 — повешены по делу предателя Власова, 17 — расстреляны на основании приказа Ставки № 270 от 16.06.1941, 8 — получили различные сроки тюремного заключения.
25 генералов, а это фактически 44% возвращенных из плена, после всего лишь полугодовой проверки оправдали[761]. Т. е. вопреки всем мифам ни Лубянка, ни тем более Сталин после войны не зверствовали.
Так вот, для оправдания чуть менее чем половины из оказавшихся в плену вполне достаточно оказалось полугода.
Понеделина же проверяли целых пять лет а расстреляли по приговору суда только 25 августа 1950 г.
Вот и попытайтесь теперь представить себе масштаб и глубину проверки, проведенной органами госбезопасности. Это к тому, что ныне раздаются голоса, что-де приговор был неоправданный, с гитлеровцами он не сотрудничал, а те фотографии, на которых он был изображен с солдатами вермахта и которые распространялись на советских позициях для разложения наших войск, — мол, были сделаны насильно, т. е. его силой принуждали[762].
Советская разведка и контрразведка за годы войны накопили такие обширные материалы, так вверх дном перевернули всю Германию, в т. ч. ее архивы, включая и архивы спецслужб, а заодно и пленных гитлерюг, что трудно сказать, что же могло ускользнуть от их внимания. Пять лет потратили на проверку, но, очевидно, нашли то, что искали (не говоря уж о самом факте особой тщательности следствия тех лет). Суровый приговор явно не из пальца был высосан — ничто ведь не мешало поставить его к стенке тогда же, в 1945 г., как тех 17 генералов!
Когда трагедия разверзлась, а тем более когда стало ясно, что предвоенное командование не в состоянии совладать с ситуацией, особенно с бегущими от противника войсками, Сталин вынужден был взять на себя всю полноту государственной и военной власти в стране. И его действия по организации обороны СССР с того момента практически полностью стали воспроизводить сценарий 1812 г., естественно, с поправками на условия войны в «век моторов» и конкретику тяжелейшей ситуации первых недель и месяцев войны
Это прозвучало и в его приказе о переходе на активную стратегическую оборону, и в знаменитой речи 3 июля 1941 г., а перед этим — в директиве от 29 июня 1941 г. для партийно-советских работников, во многих письменных и устных указаниях.
К исходу первых трех месяцев войны выяснилось, что по сравнению с первым ее этапом, когда боевыми действиями советских войск по отражению и сдерживанию натиска врага руководили Тимошенко как первый Главнокомандующий и Жуков как его заместитель, средний темп наступления нацистских супостатов был снижен:
— на Северо-Западном направлении — с 27 до 1,6 км в сутки или без малого в 17 раз!
— на Западном направлении — с 28 — 29 до 6,4 — З,6 км в сутки, т. е. в 4,4 — 8 раз!
— на Юго-Западном направлении — с 18 — 19 до 5 — 1,4 км в сутки или в З,6 — 13,6 раза.[763]
Остается только напомнить, что с 28 июня 1941 г. вся полнота государственной и военной власти была сосредоточена в руках Сталина, в т. ч. и руководство боевыми действиями РККА.
Если же брать от самого максимума первых нескольких дней, когда те же Гудериан и Манштейн «пролетали» на своих танках аж по 75 км в сутки — во дырки от бубликов были! — и до самого минимума в 1,4 км, то понижение в 53,6 раза!
Гитлеровский блицкриг не только был сорван, но и похоронен в самой своей сути, поскольку за три месяца ожесточеннейших боев вермахту так и не удалось взять ни Ленинград, ни Москву, ни овладеть всей Украиной, ни Крымом, ни Кавказом, вследствие чего наиболее дальновидные из гитлерюг к началу осени 1941 г. вынуждены были осознать, что война проиграна!
Так вот, произошло это не под руководством даже не подписывающего, как полагается, директивы Ставки командования[764] и буквально рвавшегося в отставку Тимошенко, не под руководством Жукова, не имевшего связи с войсками, но впадавшего в слезные истерики при жестких вопросах Сталина о том, что на самом-то деле происходит с нашей армией, а только под руководством опиравшегося на безграничное доверие народов вашей страны и исторически беспрецедентное мужество и героизм простых советских солдат и офицеров Иосифа Виссарионовича Сталина!
Сохраняя элементарную объективность, нельзя не отметить, что многократное понижение темпов наступления вермахта на крайних флангах советско-германского фронта было достигнуто не только под общим командованием Сталина, но и в т. ч. под командованием ныне также нещадно охаиваемых маршалов Ворошилова и Буденного, возглавлявших соответственно командование Северо-Западным и Юго-Западным направлениями. Но что бы ни говорили в их адрес т. н. «демократические историки», старые, испытанные рубаки в тяжелый час не подвели Родину.
Другое дело, что ситуация на фронте и вообще масштаб столкновения были таковы, что, по сути дела, этот их вклад в отражение фашистской агрессии фактически стал их «лебединой песней» как полководцев. Да, они еще немало пользы принесли Родине, но как полководцы выработали свой ресурс. К тому же, например, Кирпонос, мягко выражаясь, самым подлым образом подставил Буденного в глазах Сталина, выставив маршала чуть ли не главным паникером на ЮЗФ, хотя сам же лично просил Семена Михайловича походатайствовать перед Ставкой о разрешении на отход. Когда же Буденный это сделал, Кирпонос, как увидим из дальнейшего, заявил Сталину, что-де командование ЮЗФ и не помышляет об отходе[765].
Сумевший же резко снизить темпы наступления гитлерюг на Северо-Западном направлении Ворошилов тем не менее в какой-то момент проглядел опасное развитие ситуации и своевременно не разглядел угрозу блокады Ленинграда, во всякая случае в той мере, в какой это было необходимо. В то же время не исключено, что и его умышленно подставили и, возможно, не все ему докладывали или докладывали иначе, чем того требовала обстановка. Странного в этом предположении ничего нет, ибо, если уж втихаря пытались подставить самого Сталина и даже утаивали от него серьезную развединформацию, то, извините, что могло удержать от того, чтобы такой же номер выкинуть и в отношении Ворошилова?!
Сталин не случайно заподозрил, что кто-то — естественно, не Ворошилов — открывает дорогу на Ленинград (к слову сказать, при подготовке к прорыву блокады Ленинграда, т. е. перед началом операции «Искра», из войск, которые были задействованы в ней, по указанию Сталина были удалены все командиры выше комбатов, которые имели хоть какое-то отношение к боям за Ленинград летом 1941 г., когда гитлерюги смогли-таки установить блокаду города — Сталин ничего не забывал).
А Ворошилов, к слову сказать, вначале очень даже удачно командовал Северо-Западным направлением. Именно под его руководством всего-то через 5 дней после того, как он вступил в эту должность, 15 июля гитлерюгам был устроен один из самых первых, если не самый первый советский котел — под г. Сольцы (Новгородской области). Ворошилов в такое плотное кольцо взял тевтонскую сволочь в лице 56-го танкового корпуса ГА «Север», что для его снабжения Гитлер вынужден был организовать «воздушный мост», а для деблокады привлечь даже мотопехотную дивизию СС «Мертвая голова» (т. е. особых головорезов).
И знаете кого зажал в этом колье «серый», как ерничают «демократические историки», Ворошилов? Самого Манштейна, который на удивление всеми считается едва ли не гением вермахта по части оперативно-стратегического искусства!
Так вот, якобы серый Ворошилов так ущучил этого самого Манштейна, который в первую неделю агрессии пролетал сквозь тимошенко-жуковскую «жесткую оборону», что даже когда гитлерюгам все-таки удалась деблокировать кольцо окружения, 56-й танковый корпус Манштейна практически с такой же скоростью «летел» обратно, на запад, покрыв за сутки аж 50 километров, еле-еле оторвавшись от советских войск, да и то только после их 17-й атаки! Вот вам и «серый» Клим![766]
Кстати говоря, одним из колоссальнейших итогов этой операции Ворошилова было то, что в брошенном Манштейном штабе корпуса была захвачена совершенно секретная инструкции (наставление) к химическим минометам![767] Т. е., видя свирепое сопротивление советских войск, Гитлер уже тогда хотел применить химическое оружие!
Естественно, что Сталин немедленно предал международной огласке этот факт (последовала передача московского радио), дабы предотвратить такое развитое событий[768].
Именно тогда-то и начался первый этап задуманной Сталиным операции советской разведки для воздействия на Гитлера в целях удержания этого шакала от попыток применения химического оружия на Восточном фронте. Судоплатов как раз тогда и начал соответствующую работу с самим агентом — послом царской Болгарии в Москве Стаменовым, что хорошо видно по датам: Ворошилов прищучил Манштейна 15 июля, еще пять дней гитлерюги пытались вырваться из котла а где-то в начале двадцатых чисел июля им это удалось. А 25 июля Судоплатов уже приступил к исполнению упомянутой операции[769]. О второй же части этой операции говорилось еще в главе III первого раздела.
Естественно и вполне нормально, если любой мало-мольски помнящий историю родного Отечества человек не преминет, возможно, даже и с язвительной ехидцей, напомнить, например, о трагедии окружения и уничтожения наших войск под Киевом или о том же прорыве гитлерюг к Москве и т. п. Что ж, уклоняться от вызова негоже.
Но только те, кто его бросит, пусть не сочтут за труд хотя бы просто вникнуть в подлинные факты подлинной истории — увы, как показывает вся наша жизнь, это отнюдь не сталь уж простое дело… Итак, история с окружением наших войск под Киевом.
Со времен первого издания мемуаров Жукова, очередным «эталоном в законе» стало утверждение, что-де в том виноват Сталин, из-за упрямства которого войска попали в окружение и были уничтожены, а частью пленены. Что-де Жуков еще 29 июля предупреждал его, что Киев надо оставить, а Сталин за это выгнал его с поста начальника Генштаба. Может, и красиво, но совершенно неубедительно — так можно что угодно ляпнуть…
Что Жуков и сделал — ляпнул такое, да еще и в нескольких вариантах, но едва только приоткрылись архивы, как вся его ложь по поводу якобы имевшего место «крутого разговора» со Сталиным с треском лопнула.
Согласно хранящемуся ныне в Архиве Президента Российской Федерации «Журналу посещений И. В. Сталина в его кремлевском кабинете», нога крутозвездного «провидца», генерала армии Г. К. Жукова 29 июля 1941г. порог кабинета И. В. Сталина не переступала.
До этого он был у Сталина лишь 20 июля и вновь побывал у него на приеме лишь 5 августа 1941 г.
Что весьма симптоматично — ведь совершенно очевидно же, что Сталин не видел никакой необходимости в общении с таким «провидцем», для которого пребывание во главе «мозга армии», сиречь Генштаба, оказалось не то чтобы «не по Сеньке шапка», а и вовсе непосильной ношей…
Не было в тот день, 29 июля 1941 г., в кабинете Сталина и Г. М. Маленкова, и столь ненавистного Жукову Л. З. Мехлиса, которые согласно брехологическим «Воспоминаниям и размышлениям» якобы подпевали Сталину во время якобы имевшего место «крутого разговора» из-за Киева.
Не было в тот день, 29 июня 1941 г., в кабинете И. В. Сталина и Л. П. Берии, о якобы имевшем место присутствии которого во время никогда не имевшего место «крутого разговора» из-за Киева Жуков нагло брехал Константину Симонову. Ну а тот, приятное дело, с достойным куда лучшего применения прилежанием растрепал эту маршальскую брехню миллионам имевших несчастье искренне верить им обоим читателей.
Так что растиражированная печатно — в миллионах экземпляров, — но особенно же кинематографом глупая и подлая байка о «крутом разговоре» со Сталиным из-за Киева есть наглая ложь самого маршала Жукова!
Вот какие тайны Подлинной Истории и Подлинной Правды хранятся в Архиве Президента Российской Федерации (ранее «Особая папка Политбюро ЦК КПСС»)!
Так что стряхните «славную» маршальскую «лапшу» вперемежку с маршальской же «развесистой клюквой» со своих ушей — иначе уши отвалятся от перегрузки ложью!
Для выведенного выше блиц-анализа были использованы архивные материалы, хранящиеся в АП РФ Ф. 45. Оп. 1. Д. 412. Л. 155 — 190. Хотя, если честно, можно было этого и не делать — вполне достаточно было бы тихого упоминания малоизвестного факта: с 20 июля 1941 г. начальником Генерального штаба РККА вновь стал мудрый ас Борис Михайлович Шапошников. А пока вернемся к главной теме настоящих страниц…
Как прикажете понимать, например, такой парадокс: за полгода до Киевского «котла», в т. ч. и за четыре месяца до нападения на СССР, у гитлерюги Гальдера почему-то хватило ума попытаться спрогнозировать возможную ответную реакцию нашего Генштаба на глубокий прорыв ГА «Центр» — речь идет о содержании п. 3 выше уже упоминавшейся директивы Гальдера от 22 февраля 1941 г., в которой он предписывал не допускать никакого разрыва между ГА «Север» и «Центр» и быстро подтягивать все резервы за южным крылом последней во избежание угрозы флангового контрудара (т. е. со стороны КОВО — ЮЗФ). А у нашего «эталона в законе» даже через четверть века после войны всего-то духу хватило лишь на лживое ретроспективное предупреждение Сталина о необходимости оставить Киев!
Ведь то, чего так опасался Гальдер еще до войны, он, генерал армии, начальник Генерального штаба Жуков Георгий Константинович, обязан был сделать самое позднее 28 июня 1941 г., т. е. когда стало известно о захвате Минска гитлеровцами, что и означало фактическое появление той ситуации, которой так опасался Гальдер и ради чего он еще до войны дал соответствующую директиву ГА «Центр»
Но Гальдер зря столь заблаговременно опасался, потому что почти целый месяц начальник Генерального штаба РККА не только ничего не предпринимал, но и даже не ставил вопроса о срочном нанесении мощного контрудара по южному флангу ГА «Центр» силами группировки КОВО (точнее, Юго-Западного Фронта), хотя в тот момент силы для этого еще были — не ахти какие, но были. А ведь это могло коренным образом изменить ситуацию уже тогда, летом 1941 г. За него это сделал Сталин, чье указание Жуков приписал себе, позабыв, правда, изменить стиль речи — сам-то он никогда так не выражался. Чуть ниже текст этого указания воспроизведен.
«Органическая ненависть» Жукова к «штабной работе» даже десятилетия спустя не позволила ему разглядеть то, что охаиваемый им Сталин, в отличие от него, начальника Генштаба, узрел едва ли не мгновенно тогда же, в июне 1941 г. И узрел именно так, как того и опасался Гальдер. Более того, Сталин не мог допустить краха ЮЗФ и потому загодя создал Брянский фронт — чуть восточнее того места, где гитлерюги впоследствии нанесли свой удар в тыл Юго-Западного фронта и тем завершили окружение нашей группировки.
Подписанная лично Сталиным и Шапошниковым директива Ставки ГК «О формировании и задачах группы армий Резерва Главного Командования» с приказом о создании в Брянске группы армий ушла 25 июня 1941 г. в 20 ч 10 мин.[770] То, что должны были сделать Жуков и Тимошенко, вынуждены были сделать Сталин и Шапошников!
Сталин явно планировал совместными усилиями Брянского и Юго-Западного фронтов ликвидировать не только обозначившуюся, но и уже с ускорением нараставшую угрозу со стороны гитлерюг рвануть с Центрального направления на юг, в тыл ЮЗФ.
Когда же угроза гитлеровского прорыва в тыл ЮЗФ достигла своего пика, а поддержанное командующим Юго-Западным направлением маршалом Буденным командование ЮЗФ обратилось к Сталину с просьбой о разрешении отхода, то Иосиф Виссарионович предложил единственно возможный, а потому-то и единственно верный вариант действий. Сталин предложил часть войск ЮЗФ развернуть строго на север, чтобы отчаянным сопротивлением совместно с Брянским фронтом воспрепятствовать окружению всей группировки, а ведь это свыше 600 с лишним тысяч человек с громадным количеством оружия, и одновременно небольшую часть отвести восточнее — на рубеж р. Псёл, где срочно создать новый оборонительный рубеж, и уж только затем отводить туда основные силы группировки[771].
То было самое разумное, полностью адекватное обстановке (кстати, и опасениям Гальдера тоже, точнее, адекватно в пику им), исключительно достойное воина решение — спасение боем. А запретил Сталин всего лишь немедленный отход ЮЗФ, который неминуемо мгновенно превратился бы в паническое бегство с непредсказуемыми последствиями (к глубокому сожалению, у ЮЗФ к тому моменту уже был такой печальный прецедент)[772].
Постановка задачи на спасение основной группировки боем, подчеркиваю это особо, была единственно разумной в той обстановке, поскольку являла собой достойный стратегический ход, а соответственно и выход из положения.
Сорвали же возможность реального спасения группировки фактически два трагических обстоятельства.
Во-первых, наиподлейший обман командующего ВВС Жигарева, который, зная, что у него нет свободного истребительного полка в районе выгрузки войск Брянского фронта, бодро наобещал Сталину прикрыть войска Еременко с воздуха и даже умудрился еще и по телефону подтвердить Сталину исполнение этого приказа! В результате Брянский фронт был выбомблен гитлеровской авиацией[773]. В гневе от происшедшего Сталин едва не ударил Жигарева в своем кабинете, а затем выгнал его со словами: «Подлец! Вон!»[774] Однако даже абсолютно праведный гнев Сталина уже ничего не мог исправить — Брянский фронт ничем серьезным помочь ЮЗФ не смог. Да и Еременко был еще гот брехун — всю войну Сталин постоянно сомневался в нем, как в человеке, не способном отвечать за свои слова[775].
В своих мемуарах А. И. Еременко чуть ли не «всех собак» вешает на Сталина: «Это он не позволил привести войска в боевую готовность, это он не обеспечил армию современным оружием, это он не принял стратегическое решение на случай войны, не определил группировку войск в приграничных округах, не дал указаний о подготовке к активной обороне, недооценил вероломство Германии и т. д. Все эти упреки военачальника — не более чем попытка переложить ответственность с больной головы на здоровую (более того, это откровенная ложь — А. М.).
Поразительно другое. Постигшую нас трагедию в начальный период войны, в том числе «черный октябрь» 1941 г. он спустя 20 лет не заметил и написал в своей книге о том, что это были всего лишь «…некоторые погрешности стратегическую порядка, допущенные в начальный период войны… они носили не принципиальный, а частный характер и не были связаны с основой нашей стратегии». Это возмущение генерала Червова из книги которого только что был процитирован отрывок. А возмущаться есть чем, ибо выходит, что Еременко открыто подтвердил в своих мемуарах, что основой ихстратегии была ставка на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг при статическом фронте узкой лентой, нескончаемой череде дырок от бубликов в разрывах между эшелонами. И это он посмел назвать «некоторые погрешности»?
Во-вторых, командующий ЮЗФ генерал Кирпонос, получив вышеуказанную директиву лично от Сталина, отколол такой финт, что до сих пор все гадают — зачем?
После получения директивы лично от Сталина настаивавший на отходе и поддержанный ради этого Буденным Кирпонос вдруг категорически отказался ее исполнять, заявив Иосифу Виссарионовичу, что командование фронтом и не помышляло об отходе!?[776]
Ну, а всего через шесть дней после этою трагедия окружения Киевской группировки стала фактом: за беспрецедентно неадекватное (если не сказать похлеще) боевой обстановке решение дружка Тимошенко и Жукова — Кирпоноса — своими жизнями заплатили свыше 600 тыс. человек! Ведь в Киевской стратегической оборонительной операции участвовали, кроме ЮЗФ, три армии ЦФ и ЮФ, часть сил Пинской флотилии. Всего: дивизий — 44, бригад — 6, УРов — 12. Общая численность — 627 000 человек. Безвозвратные потери — 616 304 человека…[777]
А виноват, как всегда, Сталин… Да еще с подачи Жукова! Сталин, который четырежды за Кирпоноса и Генштаб разгадывал замыслы гитлерюг и давал Кирпоносу очень дельные указания! Первый раз еще 25 июня, когда стал создавать Брянский фронт, затем 4 августа — о спешном создании прочной обороны по Днепру севернее и южнее Киева, потребовав одновременно обеспечивать фланги от танковых ударов гитлерюг. Кстати, когда это было сделано, гитлерюги не смогли форсировать Днепр в полосе фронта Кирпоноса.
Третий раз — 19 августа, когда Сталин раскусил замысел гитлерюг ударить во фланг и тыл фронта, с тем чтобы обойти Киев с севера и юга. Тогда же от Кирпоноса потребовали удерживать Киевский укрепленный район и быть готовым к отражению удара с юга. Тем не менее Кирпонос пропустил удар со стороны Кременчугской группировки вермахта. И четвертый раз — 11 сентября — то, что уже выше было подробно описано[778].
Спасибо Маршалу Советского Союза Баграмяну И. Х., который лишь в 1977 г., т. е. спустя 3 года после смерти Жукова, смог, наконец, рассказать нам правду и приоткрыть тайну гибели Киевской группировки, хотя и не всю. И здесь важно то, что маршал Баграмян И. Х. сначала проверил свою память по документам и лишь потом опубликовал свои мемуары[779].
Спасибо также и Маршалу Советского Союза Москаленко, который в 1979 г. и тоже на основе документов примерно так же описал эту же историю, хотя и вплел в нее элементы антисталинизма[780].
И вот еще о чем хотелось бы сказать. Инициированная отпетым вражиной СССР и России Хрущевым практически сразу же после убийства Сталина оголтелая вакханалия тотальной фальсификации истории Великой Отечественной войны, особенно ее кроваво-трагического дебюта, как-то очень ловко погребло под собой ряд особо острых нюансов деятельности Жукова, Тимошенко и Хрущева в непосредственно предшествовавший трагедии Киевского «котла» период.
Во-первых, Жуков, как уже указывалось выше, попытавшись организовать немедленный встречно-лобовой танковый контрблицкриг на Юго-Западном фронте, совершенно закономерно потерпел сокрушительное фиаско. Бог бы с ним, если бы это фиаско было лично Жукова. Однако же этот бессмысленный встречно-лобовой контрблицкриг был осуществлен в соответствии с еще более бессмысленной, если не вообще преступной Директивой № 3 от 22 июня 1941 г., от которой, особенно начиная с 1969 г., Жуков открещивался и отмахивался, как черт от ладана, спихивая все на Ставку ВГК (см., например, его «Воспоминания и размышления». М., 1969. С 264). А ведь знал же и помнил же, что Ставка-то была создана только 23 июня, и что подписи-то под этой Директивой только его да Тимошенко, и также Маленкова — до кучи! Подписи Сталина под этим документом нет!
Смысл же всех этих его списываний всего и вся на Сталина понятен: коли в массовом общественном сознании Сталин — это Сталин, то пусть он и отвечает за все, ибо мертвые, тем более нещадно оболганные, сраму не имут.
Неизвестный же для массового общественного сознания смысл в том, чтобы отмыть в первую очередь, естественно, себя, а заодно и Тимошенко, а ведь именно он-то и стал первым Главнокомандующим и первым руководителем Ставки на войне, а также — до кучи! — и их совместного «кореша» Хрущева от неизбежно накатывающейся черной волной крайне острых и до остервенения нелицеприятных упреков. Правда, как и всегда, «органическая ненависть» не только к штабной работе, но и вообще к какому бы то ни было виду интеллектуальной деятельности вполне естественным образом привела к закономерному результату — опять позабыли что как ни старайся, но кое-кого отмыть добела нельзя!
Однако дело даже не столько в этом — в конце-то концов за Жуковым тянется такой густой шлейф сплошных «минусов», что одним больше, одним меньше — принципиальной разницы нет.
Суть дела в том, что в результате предпринятого Жуковым бессмысленного танкового контрблицкрига была угроблена основная, наиболее боеспособная часть танковых сил ЮЗФ. И фронт тут же лишился именно основной, наиболее боеспособной части своих ударных мобильных сил которые одинаково хороши и в обороне тоже. То есть, если перейти на язык образов, Жуков едва ли не в одночасье, собственными же руками проделал не столько даже дырку от бублика, хотя бы и очередную в той бесконечной их веренице, что он на пару с Тимошенко успел сварганить к 22 июня, а попросту гигантскую зияющую дыру в и без того якобы обороне ЮЗФ. А в сущности пробуравил гигантскую черную дыру, в бездне которой и вскоре трагически сгинула и вся Киевская группировка наших войск. А посланный в самый критический момент на тот же ЮЗФ Тимошенко, вместо того чтобы немедленно организовать спасение Киевской группировки — ведь б27 тыс. человек! — изволил четверо суток валандаться вместе с Хрущевым в доме отдыха обкома КП(б) Украины, что в 20 км от Полтавы! Видите ли, знакомился с обстановкой… четыре дня!
Гитлерюги прут как угорелые — как будто их хренов Адольф всем им зады скипидарам смазал, — Киевская группировка вот-вот попадет в неразрываемые тиски гигантского «котла», а он в доме отдыха да на пару с Хрущевым четыре дня знакомится с обстановкой! Отдыхать что ли приехал?!
Затем, как с печи свалившись, 16 сентября 1941 г. — до начала трагедии Киевского «котла» оставались считанные часы, — направляет к Кирпоносу И. Х. Баграмяна с устным приказом на отступление! И это после того, как в войсках уже был оглашен суровый приказ Сталина № 270 от 16 августа 1941 г, который однозначно подчеркивал, что за отступление без письменного приказа — расстрел неминуем. После того как в войсках стало известию о суровом, но закономерном приговоре командующему ЗФ генералу Павлову и ряду его подчиненных?!
Зачем надо было так подставлять командующего фронтом? Да и только ли самого комфронта, под командованием которого находились 627 тыс. чел., из коих 612 тыс. угодили в плен? Неужели столь трудно было напечатать приказ об отступлении — ведь включая всю атрибутику насыщенного военного приказа, это максимум полстраницы! Неужто при маршале не было ни одного адъютантишки, чтобы напечатать приказ?!
То есть, образно говоря, такими своими действиями Тимошенко самолично вогнал последний гвоздь в символический гроб для Кирпоноса и его войск — ведь отступать без письменного приказа он не мог и не смел, как, впрочем, и не мог не видеть, что трагический финал для возглавляемых им войск вот-вот грянет со страшной силой.
Хотя до такого положения дел дошел он сам, приведя за собой к краю пропасти свыше 600 тыс. человек! Великий Рокоссовский без малого сорок лет назад указал на то, что Кирнонос толи вовсе не знал обстановки, то ли попросту не хотел ее знать! А когда командующий фронтом ведет себя подобным образом, то, выражаясь словами Великого Полководца, «Горе Войскам, Ему Вверенным»!
Через два с небольшим дня «Горе Войскам, Ему Вверенным» грянуло со страшной силой — Киевский «котел» замкнулся!
Ежели теперь сопоставить только что изложенное с фактом описанного выше финта Кирпонаса да рассмотреть все это строго в ракурсе также уже приведенных выше оценок действий Кирпоноса Великим Рокоссовским — цензура-то не зря, ох не зря вымарала эти его снова из рукописи мемуаров, — то картина и вовсе выйдет очень уж удручающая: после всего того, что произошло на Юго-Западном фронте начиная с 04.00 22 июня Кирпонос ни при каких обстоятельствах не должен был остаться в живых и уж тем более выйти из окружения! Это явно не входило в планы Тимошенко, Жукова и Хрущева…
Как отмечает в своей статье «Мертвые сраму не имут и оставшись в живых не попрекнут» («Алфавит». 2000. № 14 (72), апрель. С. 17). историк Юрий Щеглов — одно название его статьи чего стоит — «Тимошенко и Хрущев бросили Кирпоноса на произвол судьбы…»
Но вот ведь что дальше-то получается: бросили на произвол судьбы злоумышленно, потому как на месте этого отточия у Ю. Щеглова стоят следующие слова: «и с помощью порученца попытались замести следы» — этого самого порученца Тимошенко куда-то посылал на самолете слетать на разведку не в ту сторону!
Следы чего? Ведь когда произносят «замести следы», подразумеваются следы преступления!
Особенно если еще и припомнить, что за сутки до того, как система особых отделов в лице 3-го Управления НКО СССР вернулась на Лубянку, то есть 16 июля 1941 г., Жуков и Тимошенко, а именно им и только им тогда подчинялось это Управление с 3 февраля и до 17 июля 1941 г., сподобил и начальника этого управления, майора госбезопасности Михеева накатать компрометирующую Кирпоноса справку по агентурным и иным данным особистов (откровенно говоря, компромат в основном объективный, ежели с ним внимательно ознакомиться — см.: ВИЖ. 1994. № 2. С 7 — 8).
Это что же выходит-то? Что Жуков и Тимошенко загодя стали готовить на плаху и голову Кирпоноса тоже, своего же дружка, который согласно их же «безграмотному сценарию вступления в войну» должен был, «гремя огнем, сверкая блескам стали», нестись за бугор в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг а-ля Тухачевский, то, как и сами авторы этого «сценария», обос…ся донельзя и потому живым уже не нужен был ни тому, ни другому..
С учетом всего сказанного выходит именно так, особенно если еще и вспомнить, что и Начальника ликвидированного 3-го Управления НКО СССР майора госбезопасности Михеева направили начальником Особого отдела Юго-Западного фронта, где он и погиб вместе с Кирпоносом…
Вот для сокрытия чего и понадобилась подлая и гнусное байка Жукова о якобы имевшем место 29 июля 1941 г. якобы крутом его разговоре со Стальным из-за Киева! Это чистейшая ложь в рафинированном виде — с 20 июня 1941 г. Генеральный штаб РККА вновь возглавил мудрый Б. М. Шапошников и, соответственно, 29 июля Жуков уже не мог разыгрывать каких бы то ни было бурных сцен в кабинете Сталина, тем более что и самого-то Георгия Константиновича в тот день, 29 июля, и близко не было рядом с кремлевским кабинетом Сталина?
Вот этой самой подлой, гнусной, чудовищно лживой байкой Жуков, если использовать слова Ю. Щеглова окончательно «замел следы» того, как трио Тимошенко — Жуков — Хрущев кинули Кирпоноса, Юго-Западный фронт и всю Украину? Во всяком случае, ему так кажется, что он «замел следы»…
Ну а когда Киевская группировка была ликвидирована, то у Гитлера вновь были развязаны руки, и он всеми силами устремился к Москве, докатившись до ее окраин. И опять «прозорливый» Жуков предлагал сдать — столицу уже, — однако Сталин решительно воспрепятствовал. Такая вот она, подлинная история, если не по Жукову…
…Возвращаясь к сценарию 1812 г., следует отметить, что, пожалуй, самую классическую роль рекомендации А. Жомини — П. А. Чуйкевича сыграли в переломе хода войны — в знаменитых битвах под Сталинградом и за Кавказ, славный 60-летний юбилей которых мы все праздновали совсем недавно.
Так уж сложилось в историографии Великой Отечественной войны, что описание всей красоты замысла Сталинградской битвы у нас ограничивается в основном описанием замысла окружения да еще и, как правило, в обрамлении зверски тупых нападок на Сталина из-за знаменитого приказа № 227 от 28 июля 1942 г., более известною как «Ни шагу назад!»
Кто только и как только не поупражнялся на эту тему! От маршалов до щелкоперов…
И потому у автора данной книги нет ни малейшего желания влезать во все эти туго переплетенные между собой склоки и сплетни. Скажу только одно — нет ни одного фронтовика, который не признал бы вслух, к тому же безоговорочно, исключительную целесообразность этого сурового приказа.
Цель совершенно иная — на документально подтверждаемых, подлинных фактах истории без прикрас показать, как рекомендации А. Жомини — П. А. Чуйкевича и сценарий 1812 г. стали не только фундаментом победы в Сталинградской битве, но и, наряду с Московским контрнаступлением, ярким прологом к Великой Победе 9 мая 1945 года. Более того, цель еще конкретней — показать истинную роль Сталина как выдающегося стратега и полководца, чей бережно-творческий подход к использованию опыта предков перевернул весь ход войны.
Старт подготовки к Сталинградской битве обычно датируют началом лета 1942 г. Это была характерно в прошлом, однако сие правило действует и поныне. Так, в своей нашумевшей книге «Убийство Сталина и Берия» блестящий аналитик и вдумчивый историк Ю. И. Мухин подчеркнул, что «немцы в своих работах отмечают, что после поражения Красной Армии под Харьковом («доблестно» проваленное Тимошенко и Хрущевым контрнаступление! — А. М.) характер последующих боев резко изменился, а ни один наш военачальник этого не отмечает! То есть изменение характера немцы не только не от них зависело, но они его и не заметили! Не заметили того, что отметили и Гальдер, и Кейтель. Последний писал: «Боевые действия русских во время крупного наступления на юге приобрели новый характер; число захваченных военнопленных в сравнении с прежними битвами на окружение, стало незначительным. Противник своевременно избегал грозящих охватов и в своей стратегической обороне использовал большой территориальный простор, уклоняясь от задуманных нами ударов на уничтожение. Именно в Сталинграде и прилегающем к нему районе, а также на горных перевалах он оказывал упорное сопротивление, ибо больше не боялся оперативных охватов и обходов».
«Иными словами, с начала лета 1942 г. немцев начали заманивать в глубь России! Заманивать, воспользовавшись стремлением Гитлера соединиться с турками. Но поскольку никто из наших историков и военачальников об этом не пишет (Тимошенко не оставил мемуаров), то, значит, весь этот план был задуман и оставался в голове Сталина» (конец цитаты из книги Мухина. — А. М.)!
И далее Ю. И. Мухин говорит, что «отступление советских войск на Волгу и Кавказ было осмысленным, а не вынужденным» и что об этом «свидетельствует много косвенных фактов»[781]. Да, свидетельствуют, и не только косвенные, но и прямые факты и доказательства.
В многочисленных беседах с писателем Ф. Чуевым Главный маршал авиации А. Е. Голованов неоднократно подчеркивал, что все основные предложения по ведению войны исходили именно от Сталина. И, к слову сказать, позицию Голованова разделяют едва ли не все, подчеркивая, что «зарождение идеи в Ставке и воля Верховного Главнокомандующего определяли успех сражения»[782].Естественно, что то же самое касается и Сталинградской битвы (хотя у Сталина был соавтор, о котором чуть ниже).
В отношении организации этой битвы следует отметить, что еще в разгар осени 1941 г. Сталину пришлось с горечью осознать, что сломать хребет фашистскому зверю удастся, к сожалению, только в глубине России. Подчеркиваю, что осознать это ему пришлось уже в разгар осени 1941 г., т. е. после того, как Кирпонос своим необъяснимым упрямством загубил всю Киевскую группировку РККА (к тому же и сам погиб), а вермахт на всех парах рванул к Москве.
Верный своей незыблемой традиции даже в самую тяжелую минуту смотреть далеко вперед[783] и опиравшийся на безупречные данные разведки, а также на свое стратегически безошибочное видение перспектив развития ситуации, Сталин уже в самом начале октября 1941 г. стал готовиться к битве за Сталинград и Кавказ!
2 октября 1941 г командующему Северо-Кавказским военным округом (СКВО) было передано следующее указание «Ставка Верховного Главнокомандования считает необходимым немедленно приступить к укреплению Таманского полуострова и занятию его войсками. План организации оборонительных работ, соображения по дислоцированию сообщить по телеграфу 5 октября. К работам приступить немедленно»[784].
А уже 9 октября Ставка указала Военному совету СКВО конкретные участки оборонительных работ:
«Народный комиссар обороны (т. е. Сталин — А. М.) приказал построить полевые укрепленные рубежи:
1. По линии — (иск.) Новохоперск, по р. Хопер да Усть-Хоперский, Машинский, ст. Суровикино, Нижне-Чирская, далее по р. Дон до Азов (вкл.).
2. По линии — Нов. Бирюзяк, по р. Кума до Величаевское, далее по южному берегу р. Маныч до Манычская (на р. Дон)— фронтом на северо-восток.
3. По линии — Красный Яр, по р. Медведица до Усть-Хоперский — фронтом на запал.
4. Обвод г. Сталинград по линии — Камышин, Зензеватка, Солодча, ст. Иловля, по р. Дон до Калач, ст. Ляпичев, Братский, выс. 150, Красноармейск[785].
5. Для прикрытия Керченского пролива и укрепления Таманского полуострова построить полевые укрепленные рубежи на линии: 1 — Фонталовская, Ахтанизовская, х. Комышана; 2 — Темрюк, Анапа.
6. Для прикрытия г. Новороссийск с моря и недопущения десантных высадок противника в этом районе построить оборонительный рубеж по линии Красно-Медведовская (ныне Раевская. — А. М.), выс. 540, Б. Цемесская, Шапсугская, увязав его строительство с Военным советом Черноморского флота.
На Военный совет СКВО возлагается проведение рекогносцировок. Рекогносцировки проводить в первую очередь первого рубежа и по окончании — переходить на остальные рубежи.
Рекогносцировки и строительство вести на глубину полковых участков.
В первую очередь вести рекогносцировки и строительство батальонных районов первых эшелонов полковых участков, после чего приступать к рекогносцировкам батрайонов вторых
эшелонов полков.
При проведении рекогносцировок руководствоваться указаниями Генерального штаба и примерной схемой батальонного района.
Строительство возлагается:
а) первого и второго рубежа на начальника Главного военно-инженерного управления Красной Армии силами формируемых армий, саперных частей и местного населения;
б) пятого и шестого рубежа на Военный совет СКВО. Кроме того, Военному совету СКВО формировать строительство обводов г. Ростов.
В первую очередь вести строительство противотанковых препятствий (рвы, эскарпы, контрэскарпы, надолбы и пр.) и сооружений по переднему краю.
При строительстве особое внимание обратить на постоянную готовность возводимых сооружений и артиллерийскую противотанковую оборону.
Военному совету СКВО мобилизовать для строительства необходимое количество рабочих из местного населения, инструмента, авто и гужтранспорта, материалов, продовольствия для всего работающего местного населения и передать все в распоряжение начальника ГВИУ КА в сроки по согласованию с начальником ГВИУ КА.
Строительным организациям разрешается порубка леса на месте в необходимом количестве.
Рекогносцировки закончить:
а) первого и второго рубежа — 25.10.41 г.
б) остальные рубежи — 10.11.41 г.
К строительству рубежа начальнику ГВИУ КА приступить 25.10.41 г.
Полный срок готовности рубежа 25.11.41 г.»[786]
Поскольку эти указания выполнялись медленно, то 22 ноября Ставка Верховного Главнокомандования вынуждена была обратить внимание командования СКВО на недопустимость медленных темпов оборонительных работ. Ставка также обратила внимание командования СКВО на необходимость вести оборонительные работы не только со стороны моря, но и с суши: «По имеющимся сведениям, оборонительные работы на Таманском полуострове и на территории Северного Кавказа (и в том числе 51 отдельной армии) ведутся недостаточно организованно и слабыми темпами.
Предлагаю:
1. Всеми мерами форсировать строительство оборонительных рубежей на территории армии, и в первую очередь на Таманском полуострове и в районах баз флота Анапа, Новороссийск, Геленджик, Туапсе.
2. Оборудовать долговременными сооружениями Коса Тузла (так «прославившаяся» ныне. — А. М.), Коса Чушка, Кордон, отметка плюс 6,0 (3 км зап. Батарейки), выс. 35,8 (3 км сев. Малый Куг, Голопузивка). Тамань, Рыб. пр., Гадючий Кут, усилив эти позиции минометами, средствами ПВО с целью не допустить форсирования противником Керченского пролива на плавучих средствах и по льду.
3. Оборонительные работы в районах портов Приморско-Ахтарская, Анапа, Новороссийск, Геленджик и Туапсе вести не только со стороны моря, но и с суши, согласовав систему обороны с представителями Военно-Морского флота.
4. Разгрузить порт Новороссийск от эвакуационных грузов Одессы и Крыма, используя наличие позиционного имущества в Новороссийской базе для оборонительных работ на территории армии.
5. Широко использовать возможности Новороссийска и Краснодара по поставке цемента и производству блоков долговременных огневых точек»[787].
Как видите, Мухин совершенно не ошибся в своем выводе, что отступление на Волгу и Кавказ было осмысленным и что план этот был в голове только у Сталина (возможно, правда, частично и у Шапошникова тоже). Позволю себе лишь маленькое уточнение — по состоянию на октябрь 1941 г. это был явно еще не цельный план, а, скорее всею, его истоки, точнее, истоки предпосылок замысла будущей Сталинградской битвы и битвы за Кавказ. Так, очевидно, будет правильней.
Прошу обратить внимание на даты выше всех перечисленных директив — ведь это было время, когда обстановка под Москвой все более и более обострялась и тем не менее Сталин уже думал а том, как сломать хребет тевтонской сволочи!
Небезынтересно также отметить, что и одна из самых значительных операций советской разведки, которой было суждено сыграть одну из ключевых ролей в двух наиважнейших операциях советского командования — операциях, которые переломили ход войны, т. е. в Сталинградской и Курской, — началась и того ранее, еще в июле 1941 г., причем в тесной координации двух разведок, т. е. Лубянки и ГРУ, а это означает, что Сталин не только с самого начала был в курсе операции, ибо в июле 1941 г. он уже стал и наркомом обороны; и председателем ГКО, а ГРУ — подчинялось ему (как, впрочем, и Лубянка тоже), но и точно причастен к разработке ее замысла. Чуть ниже об этой операции будет сказано отдельно.
И еще об НКВД. В конце 1941 — начале 1942 г. в преддверии битвы за Кавказ было создано большое количество истребительных батальонов: в Ростовской области — 70, в Осетии — 48, в Чечено-Ингушетии — 11, в Кабардино-Балкарии — 9. Меры, как это очевидно, не случайные, ибо основная задача этих батальонов заключалось в борьбе с парашютными десантами и диверсантами…
Мухин прав в том, что «укрепления и районах Сталинграда и Волги в виде четырех рубежей обороны начали строиться мирными жителями… — задолго до появления там немцев — и было построено 2572 км траншей и противотанковых рвов»[788].
Обозначенный многоточием пропуск означает следующее — Мухин указал, что строительство началось «в июне», однако совершенно очевидно, что на самом-то деле оно началось значительно раньше, к чему, в частности, обязывал п. 4 выше приведенной Директивы СВГК от 9 октября 1941 г. А после катастрофического провала Тимошенко и Хрущева под Харьковом в июне 1942 г. работы были резко интенсифицированы.
Сталин сконцентрировал там громадные саперные силы. Так, только саперные части из личного резерва Сталина (24-е Управление оборонительного строительство РВГК) вырыли 1448 км окопов и траншей, 57 км противотанковых рвов, построили 51 км эскарпов (противотанковое препятствие в виде крутой стенки наружного рва укрепления на стороне, ближайшей к обороняющемуся, или на скате местности, обращенном к противнику), 8 км надолб, 24 400 огневых тачек, смонтировали 1112 т металлоконструкций и 2317 кубометров железобетонных изделий[789].
Поэтому нет ничего удивительного в том, что уже к середине августа 1942 г. Сталин и войска были готовы достойно встретить врага. Описывая в своих мемуарах встречу со Сталиным 13 августа 1942 г., Черчилль указал. «Наконец я задал вопрос по поводу Кавказа. Намерен ли он защищать горную цепь и каким количеством дивизий? При обсуждении этого вопроса он послал за макетом хребта к совершенно откровенно и с явным знанием дела разъяснил прочность этого барьера, для защиты которого по его силам, имеется 25 дивизий. Он указал на различные горные проходы и сказал, что они будут обороняться. Я спросил укреплены ли они, и он ответил: «Да, конечно». Линия фронта русских, до которой враг еще не дошел, находилась севернее основного хребта. Он сказал, что им придется держаться в течение двух месяцев, когда снег сделает горы непроходимыми. Он заявил, что вполне уверен о том, что они смогут это сделать…»[790]
Соответственно, ввиду своей обоснованности, совершенно справедливы и выводы Мухина:
— во-первых, о том, что «задолго до подхода немцев к Сталинграду и Кавказу там было давно все готово к тому, чтобы остановить их на самом выгодном рубеже» — настолько готово, что туда заранее перебросили мощную группировку в составе 1,1 млн. чел. (10 общевойсковых дивизий и 1 гвардейская), 15,5 тыс. орудий (одних только артполков и отдельных дивизионов знаменитых «катюш» из резерва Верховного было сосредоточено соответственно 129 и 115), 1,5 тыс. танков (2-я и 5-я гвардейские танковые армии) и 1,3 тыс. самолетов[791];
— во-вторых, о том, что до этого рубежа «немцам позволяли наступать: все глубже втягиваясь в западню»! В западню, о создании которой Сталин задумался еще осенью 1941 г., потому как наступая на Кавказ, немцы удлиняли себе линию фронта как минимум на 1,5 тыс. км, а ведь этот фронт надо было защищать. Кем? Гитлер притащил в наши степи всех союзников, пополнивших чуть позже лагеря военнопленных, — от итальянцев до венгров. А итальянцы, кстати, оказались такой боевой силой, что среди немецких генералов нет ни одного, кто бы не плевался при напоминании о них.
Короче, Гитлер, поддавшись на неожиданную легкость наступления, влез в такие дебри, что, случись что, помочь своим войскам из Европы он практически не мог. И то, что ожидалось, то Сталин ему и устроил, а называлось это Сталинградской битвой. Точно по рекомендации подполковника Чуйкевича: «Не упускать случая, коль скоро Наполеон отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь»[792].
Но вот чтобы заполучить такой случай, сначала надо было объективно и ненавязчиво разделить войска вермахта на две неравные части и одновременно тщательно подготовиться к тому, чтобы с наиболее выгодного рубежа нанести этой отделенной части врага смертельный удар, и уж только потом начисто истребить ее в заранее организованной западне.
И вот тут мы оказывается лицом к лицу с теми событиями истории первого периода войны, за которые, как правило, историки берутся очень неохотно, а жаль, не говоря уж о том, что зря…
Речь идет о т. н. «загадках» Ржевских операций, которые с нелегкой руки отдельных похабников-журналюг превратились в «Ржевскую мясорубку». Т. е. подразумеваются:
Ржевско-Вяземская операция — 8 января — 20 апреля 1942 г.
Ржевско-Сычевская — 30 июля — 23 августа 1942 г.
Ржевско-Сычевская.— 19 ноября — конец декабря 1942 г.
Ржевско-Вяземская — 2 — 31 марта 1943 г.
Между тем никаких загадок-то нет и в помине, как, впрочем, не было и «мясорубки», в чем также убедимся. Загадки нет даже в том, почему еще при жизни пресловутый своей крайней одиозностью генерал от лжеистории — Дм. Волкогонов — вылил кучи дерьма на историю этих операций.
Уж очень не хотелось этому псевдоисторику в погонах признавать (да разве только ему одному?), что без этих операций не было бы славной Победы под Сталинградом да и перелома в войне, а главное — не хотелось признавать стратегическую мудрость и прозорливость Сталина.
Тогда ведь особым шиком «гласности, перестройки и демократии» почиталось поливать грязью и Сталина, и всю историю России!
Между тем беспристрастная история сохранила безупречные свидетельства того, что Ржевские операции, особенно первые три (1942 г.), не были «одной из самых крупных неудач советского военного командования в Великой Отечественной войне», как то пытался изобразить еще при жизни метко переименованный в народе в «Туфтогонова» генерал.
В попытках насаждения формулы «не в бой, а на убой» как генерального лейтмотива этих операций «Туфтогонов», к глубокому сожалению, был не одинок. Прискорбно, но на этой стезе засветились даже очень объективные исследователи. Так, 8 июня 2001 г. под аналогичным названием в «Независимом военном обозрении» была опубликована статья М. Ходаренка и О. Владимирова. Не до конца исследовавшие вопрос эксперты, к сожалению, пришли к печальным выводам. Да, погибших надо не только оплакивать, но и помнить — тут спору нет и быть не может. Но надо же и правду называть до конца, а она-то отнюдь не такая, как они ее представили, ежели, особенно, в полном объеме ее назвать.
Ржевские операции были одним из крупнейших вкладов советского военного командования и лично Верховного Главнокомандующего в Великую Победу, победоносный марш к которой доподлинно начался не только от берегов Волги и предгорий Кавказа, но и под нашу же артиллерийскую канонаду на Ржевском направлении.
Все операции имели строгую подчиненность единому замыслу и адекватные ему цели на каждом этапе. Сталин четко нацелился на то, чтобы сломать хребет фашистскому зверю именно в глубине России — к глубокому сожалению, иначе не выходило, тем более после того, что случилось 22 июня 1941 г., а также весной 1942 г. Но в то же время у него не было и права на ошибку. Здесь все зависело от того, насколько тщательно будет проведена подготовка, прежде всего военно-экономическая.
До чрезвычайности характерно, что цели, которые преследовал Сталин, были как бы опережающе зеркальными по отношению к целям Гитлера. Они сфокусировались главным образом на проблеме нефти. Дело в том, что еще с середины октября 1941 г. Сталину хорошо было известно, что в вермахте острый дефицит топлива, а контрнаступление наших войск под Москвой ясно показало, что милостиво сданных Францией Гитлеру 5 млн. тонн нефти только и хватило, что под мощными контрударами нашей армии откатиться от Москвы.
После этого дальнейшая судьба военной кампании на Востоке, а в конечном-то итоге, и самого Третьего рейха зависела от того, сумеет ли вермахт прорваться к нефти Северного Кавказа и Баку — советская разведка еще до контрнаступления под Москвой проинформировала Сталина о планах Гитлера осуществить весенне-летнее наступление в Южном направлении[793].
Очевидно, в том числе и этими данными было обусловлено согласие Сталина на контрнаступление под Харьковом, столь бездарно проваленное Тимошенко и Хрущевым, а также на Крымскую операцию, где чересчур «перестарался» ни хрена не смысливший в военных делах пресловутый Лев Захарович Мехлис.
Вообще для понимания сути предназначения всех Ржевских операций необходимо точно знать, какой разведывательной информацией руководствовался Сталин, принимая решения об их проведении. Только это способно в корне уничтожить оголтелый идиотизм тупого антисталинизма.
Как известно из истории 5 апреля 1942 г. Гитлер подписал Директиву № 41 — т. н. план «Блау» — план летней кампании на Восточном фронте на 1942 г. Согласно этой директиве германские войска при сохранении угрозы захвата Москвы и Ленинграда должны били сосредоточить основные силы на южном участке фронта, захватить Кавказ, особенно его нефтеносные районы и промышленные центры, Ростовскую и Сталинградскую области, выйти на рубеж Волги. В директиве прямо ставилась задача «окончательно уничтожить живую силу, оставшуюся в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества военно-экономических центров, захватить нефтяные районы Кавказа и перевалы через Кавказский хребет… попытаться достигнуть Сталинграда или по крайней мере подвергнуть его воздействию тяжелого оружия, с тем чтобы он потерял свое значение как центр военной промышленности и узел коммуникаций».
Так вот, задолго до того, как Гитлер подписал эту директиву, Сталин, благодаря, в частности, советской военной разведке, располагал едва ли не всеобъемлющей информацией об операции «Блау», при возможном благоприятном развитии которой Гитлер ко всему прочему планировал также и поворот своих войск на север для захвата Москвы.
Это был удивительный по своей фантастической результативности вклад и уже упоминавшегося разведчика «Кент», и нелегальной резидентуры военной разведки «Дора» (резидент Шандор Радо), «легальных» резидентур «Брион» и «Эдуард» в Лондоне, «Акасто» в Стокгольме, «Пак» в Анкаре, агента «Долли» и ряда других.
Это они заблаговременно, задолго до того, как Гитлер подписал Директиву № 41, вскрыли суть, цели и основные положения операции «Блау» (о том, как была вскрыта операция «Блау», см.: Лота В. «Плыть против «Барбароссы». М., 2004. С. 379 — 382).
Коленопреклоненно склоняя голову перед их выдающимся подвигом, мы тем более обязаны понять, почему сразу после битвы под Москвой Сталин принял решение об активных наступательных операциях чуть ли не по всем направлениям. Ведь это же не было каким-то там самодурством самого Сталина, как то пытаются выставить отдельные негодяи-щелкоперы от истории, опирающиеся к тому же на т. н. «маршальское непонимание» (т. е. жуковское) этого решения Сталина.
То было суровой необходимостью — в основе его решения лежала точная, многократно проверенная и переподтвержденная информация, начало которой положили еще «Кент» и «Старшина», к тому же еще осенью 1941 г.
Прежде чем охаивать Сталина, надо хотя бы точно знать, что лежало в основе побудительных мотивов тех или иных его решений.
В этом есть и достоинство историка, а облаять «мертвого льва» может любая собака — несть им числа, к глубочайшему сожалению!
Но и у Сталина едва ли не все сфокусировалось на нефти — ведь необходимо было гарантированно обеспечить топливом и производственные мощности предприятий ВПК, которые после тотальной эвакуации только-только начали разворачивать и наращивать производство, и весь тыл, и, конечно же, действующую армию. И какие бы то ни было сбои или перебои в обеспечении топливом должны были быть исключены.
Заранее и в безопасном районе следовало подготовить необходимые запасы топлива, но одновременно подготовить и забивку нефтяных скважин на случай возможного их захвата гитлерюгами и в то же время резко наращивать производство оборонной продукции, а также заранее организовать пути бесперебойной доставки топлива и иных военных грузов к фронту — стояли сверхархисложные задачи!
Именно в это время по указанию Сталина Берия и организовал срочное рытье котлованов-хранилищ нефти на Урале и в других местах, доверху заполнив их нефтью до того, как нефтеисточники Северного Кавказа временно попали к немцам[794].
Одновременно и также задолго до того, как гитлерюги подошли к нефтеносным территориям, нарком нефтяной промышленности Н. Байбаков лично от Сталина получил задание подготовить забивку нефтескважин Краснодарской области и Северного Кавказа непосредственно перед (возможной) оккупацией этих территорий[795].
Надо с низким поклоном отдать должное Байбакову — он настолько блестяще и технически грамотно осуществил забивку нефтескважин прямо на глазах у гитлерюг, что те так и не смогли их раскупорить и воспользоваться нашей нефтью (после освобождения этих территорий нефтескважины были раскупорены не менее блестящим образом)[796].
По указанию Сталина, параллельно Берия организовал снятие ж. д. полотна вместе с рельсами с уже тогда строившегося БАМа и в кратчайшие сроки построил рокадную (идущую вдоль фронта) железную дорогу Кизляр — Астрахань — Саратов. Именно благодаря этой железной дороге к началу контрнаступления под Сталинградом было подано 100 тыс. вагонов различных грузов — если умножить на 45 т, т. е. на грузоподъемность тогдашних нагонов, то получится 4,5 млн. т грузов![797] И, надо особо отметить, Сталин очень внимательно отслеживал движение каждого эшелона, их разгрузку, сурово взыскивая за любые срывы и нерасторопность[798].
Гитлер же, удлинив себе к концу лета 1942 г. линию фронта на 1,5 тыс. километров, повис вместе со своими рвавшимися к Волге и Кавказу войсками на единственной ветке, пролегавшей через единственный уцелевший мост через Днепр в Днепропетровске (была, правда, и вторая линия, через Запорожье, однако гитлерюги не смогли восстановить там мост, на что потом все жаловались в своих мемуарах, особенно Манштейн)[799].
Возвращаясь же в этой связи к Ржевским операциям, и, прежде всего первым трем, невозможно не заметить, что под их прикрытием одновременно и параллельно решались громадные комплексы сложнейших военно-стратегических и военно-экономических задач!
С одной стороны, это задачи по сковыванию и постепенному перемалыванию значительной части войск вермахта на Западном направлении при одновременном их удержании от искушения вновь рвануть на Москву, а с другой — одновременного пассивного провоцирования группы армий «Юг» на втягивание вглубь России на Южном направлении (под нефтяную приманку), в основном за счет не контролируемого холодным рассудком азарта преследования уклонявшихся по указанию Сталина от всяких решительных столкновений с врагом наших войск, о чем и писал Кейтель.
И в то же время это и максимально возможное выигрывание времени для решения колоссальнейших по своему значению и объему военно-экономических задач, прежде всего скорейшего развертывания и наращивания оборонного производства после тотальной эвакуации (кстати, частично она продолжалась еще и в 1942 г.), организации стратегических запасов, в т. ч. и нефти для обеспечения бесперебойного снабжения, включая и ГСМ для действующей армии и тыла. Сталин ясно понимал, что после победы под Москвой «момент внезапности и неожиданности, как резерв немецко-фюшистских войск, израсходован полностью. Тем самым ликвидировано то неравенство в условиях войны, которое было создано внезапностью немецко-фашистского нападения. Теперь судьба войны будет решаться не таким привходящим моментом, как момент внезапности, а постоянно действующими факторами: прочность тыла, моральный дух армии, количество и качество дивизий, вооружений армии, организационные способности начальствующего состава армии»[800].
В группе военно-экономических задач особое место занимала задачи воссоздания Красной Армии, ее оснащения и перевооружения кратчайшие сроки, создание необходимых запасов для борьбы с врагом под Сталинградом и на Кавказе. А среди сугубо военных особо выделялись задачи по осмыслению жестоких уроков первого периода[801], выработке рекомендаций по эффективному ведению боев и переобучению армии. Краснея Армия овладевала «наукой побеждать». Об этом, в частности, свидетельствуют директивы и приказы Верховного Главнокомандующего и наркома обороны, например, «О сущности артиллерийского наступления» (10.01.42)[802]; «Об организации взаимодействия между штабами Сухопутных войск и флота» (20.04.42), «Об улучшении радиосвязи» (18.05.42), «Осовершенствовании тактики наступательного боя и боевых порядках» (08.10 42), «О боевом применении бронетанковых и механизированных войск» (16.10.42) и многие другие.
А параллельно такой же выигрыш времени требовался и для организации жесткой стратегической обороны под Сталинградом и в предгорьях Кавказа.
Одновременно Ржевские операции 1942 г., особенно летняя и зимняя, решали задачи по категорическому воспрепятствованию попыткам переброски войск вермахта из-под Ржева на Южное направление, в т. ч и на помощь уже окруженным под Сталинградом гитлерюгам.
Подчеркиваю, что все эти задачи решались как одновременно и параллельно, так и непрерывно — последовательно, несмотря на то, что между самими Ржевскими операциями имелся временной разрыв.
…Кстати, такие же задачи имели и другие операции того времени, за что многие военачальники тех времен скопом охаивают Сталина, не желая даже чуть-чуть подумать над тем, а как он должен был организовать работу тыла, если гитлерюги поперли бы дальше на Восток без какого-либо сопротивления с нашей стороны…
Гитлеру вечем было ответить на «византийскую хитрость» Сталина: под Сталинградом и на Кавказе Адольф влип аки кур в ощип! Сталин загнал его в безвыходный капкан, точнее, в тот капкан, из которого выход всегда только один — только вперед ногами! 19 ноября 1942 г. капкан захлопнулся — начался перелом в войне!
И хотя нашим войскам пришлась, мягко говоря, очень даже несладко — бои в тех местах были до остервенения свирепо-жестокими, тем не менее они выдержали бешеный натиск гитлерюг.
А началось все, еще раз подчеркну это обстоятельство, осенью 1941 г. — после того, как Сталин впервые дал приказ о подготовке обороны в тех местах. После месяца нашего контрнаступления под Москвой первой же Ржевской операцией Сталин преднамеренно стал дурачить Гитлера и его генералитет, умышленно создавая у этих болванов ложное впечатление, что-де Западное направление является главным в планах Москвы.
Ради этого Сталин не очень-то и скрывал факт концентрации войск и резервов на этом направлении (например, из шести резервных армий, пять были около Москвы и лишь одна — в Сталинграде), но зато очень тщательно маскировал от гитлерюг свои приготовления под Сталинградом и на подступах к Кавказу. К глубокому сожалению, иначе тогда было невозможно. Преступная генеральская дурь в начале войны не оставила иного шанса — сломать хребет фашистскому зверю в тот момент можно было только в глубине страны.
Гитлерюги же настолько уверовали в какую-то особую приоритетность Ржевского направлению для советского командования, что тут же, еще в начале января 1942 г., состряпали лозунг, что-де«Ржев — ворога Берлина», в связи с чем каждый из воевавших на этом направлении гитлерюга лично подписывал клятву фюреру, что не сойдет со своего места под Ржевом![803]
Эта беспрецедентная уверенность не покидала их даже в послевоенных мемуарах. Бывший командир участвовавшей в тех боях 6-й пехотной дивизии вермахта генерал Хорст Гроссман, например, озаглавил свои мемуары на редкость неадекватно истине — «Ржев — краеугольный камень Восточного фронта».
До выживших гитлерюг даже после войны так и не дошло, что если Ржев и был чем-то краеугольным, то уж никак не камнем, но мощным тормозом-разделителем войск вермахта! Валь там сдерживалась 1/6 часть всех дивизий вермахта на Восточном фронте. Тот же. Х. Гроссман, не ведая, естественно, что к чему, приводит убедительнейшие доказательства именно такого замысла Сталина (об этом чуть ниже).
Объективности ради обязан указать, что и до многих наших тоже, к глубокому сожалению, не очень-то доходит истинное значение Ржевских операций. Если уж Жуков умудрился полностью очиститься от каких бы то ни было подозрений на свой счет в том, что он хоть как-то, но понимал значение этих, под его же командованием осуществлявшихся операций, то чего можно и нужно (и нужно ли?) ожидать от других?!
В «Воспоминаниях и размышлениях» он писал: «Верховный предполагал, что немцы летом 1942 г. будут в состоянии вести крупные наступательные операции одновременно на двух стратегических направлениях, вероятнее всего — на московском и на юге страны (т. е. в направлении Сталинграда и Кавказа. — А. М.) …Из тех двух направлений И. В. Сталин больше всего опасался за московское… я… считал, что нам нужно обязательно… разгромить ржевско-вяземскую группировку, где немецкие войска удерживали обширный плацдарм… Конечно, теперь, при ретроспективной оценке событий, этот вывод мне уже не кажется бесспорным». Но все дело в том, что от издания к изданию мемуары Жукова все «дополняются» и «дополняются».
И пойди теперь догадайся, кто и зачем так лихо взывал к духу покойного маршала, что аж с того света он вовсю правил свои мемуары, на редкость чутко улавливая политическую конъюнктуру мирской суеты, чем, к слову сказать, он никогда не отличался и, в общем-то, никогда в том замечен не был!..
Отчасти печальный комизм этой ситуации в том, что из оного явственно вытекает, что Жуков так и не понял, почему после летней Ржевской операции он стан замом Верховного Главнокомандующего, а после зимней первым получил звание маршала![804]
Тем не менее, несмотря на это и невзирая на все неправедные «критические стрелы» в адрес Ржевских операций 1942 г., никакого убоя там не было — была просто страшная война, как ни ужасно писать такие слова.
И поэтому, не обращая внимания на «феноменальные способности» Жукова как с того света править свои мемуары и не стремясь стращать общество на манер вдрызг охамевших псевдоисториков типа Резуна-Брехуна и иже с ним, надо всего лишь честно назвать все равно очень горькие, но подлинные цифры безвозвратных потерь в Ржевских операциях 1942 г.: количество павших в боях за Родину на ржевском направлении в течение 1942 г. вместе с попавшими в плен и без вести пропавшими составило не 1 109 149 человек[805], а 362 664 человека, т. е. более чем в три раза меньше![806]
А если к тому же ориентироваться на такой показатель, как среднесуточные безвозвратные потери — есть и такая горькая строка в военной статистике, — то, учитывая, что все три операции в 1942 г., продолжались в общей сложности 167 дней, это 2172 человека в сутки.
Да, хорошо понимаю, что и одна человеческая жизнь бесценнее любой цифири, но ведь, во-первых, и война-то, подчеркиваю, была страшная, особенно по целям агрессора. А во-вторых, это без малого в 7 (6,985) раз меньше того количества жизней, которые тот же Жуков «укладывал» в землю Германии каждый из 16 дней Берлинской операции 1945 г. Надо полагать, разница-то все-таки ощутима…
В Ржевских операциях Жуков сковывал и постепенно перемалывал не просто абстрактную 1/6 часть всех дивизий вермахта на Восточном фронте, а ударную мощь 31 пехотной и 11 танковых дивизий вермахта[807] (почти столько же рвалось к Москве в ходе гитлеровской операции «Тайфун»), т. е. ударную мощь как минимум 1 018 629 гитлерюг при 15 221 орудии и миномете (в т. ч. и 3875 противотанковых) и 5332 танках! Как можно было, тем более с того света, менять оценки их целесообразности — ведь, не приведи Господь, что было бы, ежели эта сила хлынула бы либо на Москву, либо на Юг?!
Что вообще это за страсть-то такая у некоторых историков охаивать подвиг предков, когда высшими законами сердца и памяти с седых библейских Бремен прописано стоя на коленях чтить память ушедших в Бессмертие ради нашей жизни?!
Неужели ни Жукову, ни другим было (а возможно, и есть) непонятно, зачем на ржевском направлении, особенно в ноябрьско-декабрьской 1942 г. операции, с нашей стороны были сконцентрированы громадные силы — 1,9 млн. чел., 24 тыс. орудий, 3,3 тыс. танков и 1,1 тыс. самолетов, в то время как под Сталинградом 1,1 млн. чел., 15,5 тыс. орудий, 1,5 тыс. танков и 1,3 тыс. самолетов?![808]
Ведь даже выжившие, к сожалению, гитлерюги, и те открыто называют подлинный смысл тех операций. Так, известный германский генерал Курт Типпельскирх накатал свои мемуары еще при жизни Жукова и четырежды Герой Советского Союза вполне мог бы поинтересоваться, сколь же положительно гитлерюга оценил его летнюю Ржевскую операцию (30.07.— 03 08.1942): «Прорыв удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на южный фронт, были задержаны…»[809]
Приводя эту цитату на страницах своей книги «Россия. Век ХХ. 1939 — 1964 гг.», к сожалению, ныне покойный В. Кожинов сопроводил ее таким комментарием: «Танковые дивизии врага потеряли во время тогдашних боев под Ржевом более 80% машин и уже не годились для переброски в направлении Сталинграда и Кавказа»![810] Неужто такое мажет быть непонятно?!
А тот же Х. Гроссман в своей указанной выше книге отмечал, что наступление советских войск под Ржевом во второй половине 1942 г., (июльско-августовское) «должно было помочь Южному фронту (нашему — А. М.) остановить наступление немцев на Сталинград — Кавказ, во всяком случае уничтожить немецкие военные части, которые могли бы быть переброшены на Юг», и что возникшие тогда очень опасные моменты немцам удалось предотвратить только доставкой к Ржеву тех самых трех танковых и нескольких пехотных дивизий, предназначенных для ГА «Юг»![811] Что, и это может быть непонятным?! Но ведь точно такой же смысл был и у ноябрьско-декабрьской операции!
Однако, к глубокому сожалению, выходит, что действительно может оказаться непонятным. Возьмите, например, точку зрения того же, выше уже цитировавшегося Ю. И. Мухина. При всей едва ли не феноменально редкостной по объективности оценке войны и особенно тяжелейших поражений первого ее периода Юрий Игнатьевич тем не менее совершенно необъяснимым образом сделал вывод, что наши военачальники даже и не заметили изменения характера войны, ибо сие и вовсе не от них зависело.
Частично оно действительно так, потому что изменение характера войны на самом деле не зависело от военачальников периода 1941 — 1942 гг. Оно не зависело от них даже и в 1943 — 1945 гг., о чем, между прочим, сам Жуков умудрился проболтаться все тому же «властителю душ К. Симонову. В одной из приватных бесед с писателем он проговорился, что, начиная с 1943 г., особенно после Курской битвы, Сталин все время требовал от генералитета поменьше увлекаться операциями на окружение и перенести основное внимание на операции по скорейшему изгнанию гитлерюг с родной земли, потому как надо скорей освобождать Родину для мирного труда, для созидания[812].
По сути-то дела, призывал их переориентироваться на стратегию фронтального вытеснения из страны всей этой тевтонской сволочи вместе с иными приблудившимися к гитлерюгам ходячими «нечистотами» со всей Западной и Восточной Европы в лице т. н. «союзничков» поганого Третьего рейха. И при этом прямо указывал генералам, что все эти их окружения на уничтожение надо делать на территории врага!
Фактически же это означает, что Жуков проговорился о том, что в основной своей массе генералитет попросту не понимал, что коренной перелом в войне уже свершился и теперь нечего из родной земли устраивать театр военных действий для операций на окружение, надо просто гнать эту сволочь из страны и добивать ее уже там, в зарубежной Европе! Как то и было определено в советской военной доктрине.
Более того, сие означает, что даже десятилетия спустя до многих из них просто не доходило, по какой такой причине и в силу чего они так лихо, всего-то за 2 года 4 месяца и 9 дней от берегов Волги и предгорий Кавказа, совершили невероятный, но закономерный марш-бросок в самое сердце Западной Европы, освободив от гитлерюг не только свои земли, но и фактически всю Западную и Восточную Европу! У Гитлера на все виды агрессии, т. е. от т. н. «мирной», но незаконной реоккупации Рейнской зоны в марте 1926 г., до вооруженной, вплоть до ее крайней точки, сиречь до берегов Волги, и предгорий Кавказа, ушло примерно 6 с половиной лет.
Нашим же, тем более после таких-то, беспрецедентно тяжелейших потерь и неудач, хватило всего 2 лет 4 месяцев и 9 дней, чтобы очистить от тевтонской погани не только свою родную землю, но и Восточную, Юго-Восточную, Центральную, большую часть Западной Европы, а также частично и некоторые территории других стран (Финляндия же попросту была выведена из войны дипломатическими средствами)!
Так вот, судя по всему, Ржевские операции не случайно были вычеркнуты государством и официальной наукой (как прошлого, так и настоящею) из истории войны и даже из истории страны (такова, например, точка зрения ржевского историка Светланы Герасимовой). И многие военачальники в немалой степени поспособствовали этому, сознательно поспособствовали — они понимали что делают. Потому что только путем навешивания всех без исключения «собак» за трагедию 22 июня 1941 г., за потери в неплохо подготовленных операциях 1942 г., в т. ч. и Ржевских, можно создать гнусный миф о якобы глупом Сталине, необъяснимым чудом поумневшим только после Сталинградской битвы! Маршалы хотели создать впечатление, что-де все плохое в той войне от якобы глупого Сталина, которого они, видите ли, с трудом научили военному уму-разуму, да и то после Сталинграда! Наивные люди: хотели все спихнуть на него, но получилось-то как всегда — что на поле боя терпели поражению от герров генералов, пока своими упоминавшимися выше директивами Сталин не вдолбил им, как нужно лупить фрицев, что в не от великого ума затеянной схватке с «мертвым львом» потерпели сокрушительное поражение! Не будь Сталина, хлебали бы они баланду в каком-нибудь из нацистских концлагерей да работали бы от зари до зари на господ «арийцев»! Тот же Жуков, к примеру, не очень-то распространялся об операции «Марс» (ноябрьско-декабрьская Ржевская операция 1942 г.), за которую, между прочим, ему первому из военачальников той поры присвоили звание Маршала Советского Союза. Соответственно и советская история «легально забыла» о ней[813]. Однако, если встать на позицию такой, в высшей же степени идиотской «слепоты» и «забывчивости», то ведь и вовсе выйдет оголтело патологический кретинизм: Великая Победа, включая и ее пролог в лице Славной Победы под Сталинградом, выходит, не только родом из ниоткуда, но и к тому же от дури Сталина (с этим связана также одна подлая фальшивка, о которой см. в гл. «К истории одной фальшивки»).
Неужели столь трудно понять, что не бывает Великих Побед родом из ниоткуда, да еще и от дури Верховного Главнокомандующего?! Неужели столь уж трудно понять, что, прежде чем с 5 августа 1943 г. по 9 мая 1945 г., т. е. менее чем за два года, прозвучало 363 салюта в честь побед наших войск[814], необходимо было провести фантастическую по своим масштабам предварительную военно-стратегическую, военно-политическую[815], военно-экономическую и военно-аналитическую работу! Работу исторически беспрецедентно архигромаднейших масштабов!
Работу, на которую ни каждый отдельно взятый генерал или маршал того времени, ни все они скопом, а это свыше тысячи человек, не были способны даже гипотетически! И хотя яркие полководцы среди них были, и мы их помним и чтим, тем не менее среди них не было ни одного, кто бы совмещал в одном лице не только выдающегося политического и государственного деятеля мирового масштаба, стратега, полководца, искусного дипломата и эффективного хозяйственника, но и на практике же реализовал бы все эти качества и в исторически наикратчайшие сроки переплавил бы невероятную трагедию в сияющую своим небывалым величием Победу!
Ржевские операции были одним из главнейших щитов, под прикрытием которого в бешеном темпе осуществлялась фантастически гигантская, но невидимая и, к глубокому сожалению, — из-за умышленного умолчания всеми заинтересованными в том сторонами, — так до сих пор и неосознанная именно в такой взаимосвязи Великая Работа — работа, только благодаря результатам которой наши отцы и деды дошли-таки от берегов Волги и предгорий Кавказа до Великой Победы!
В возникновении едва ли не до абсурда доводящей непонимание значения Ржевских операций ситуации в нашей истории отчасти «виноват», как ни парадоксально, сам Сталин. Причина кроется в реакции Сталина на трагедию 22 июня 1941 г.
Дело в том, что даже десятилетия спустя ни маршалы, ни генералы так и не смогли не только скрыть своей, по-ребячески неправедной обиды на Сталина, но и, что куда важней, даже осознать в большинстве своем, почему после того, что случилось 22 июня 1941 г., Сталин на длительное время утратил доверие к предвоенному генералитету. 19 мая 1956 г. Жуков говорил об этом даже на Пленуме ЦК КПСС, заявив на том шабаше недобитых троцкистов, что с самою начала войны «Генеральный штаб, нарком обороны… были лишены доверия Сталина».
Бог ему судья, если он так и не понял, что они были не лишены доверия Станина, а по причине немедленно же приведшей к трагедии фантастической безграмотности негласно протащенного ими сценария вступления в войну попросту сами лишили себя доверия главы Правительства!
Сталин-то, надо отдать ему должное, достаточно быстро разобрался в том, как генералы подставили всю страну под реальную угрозу кануть в полное небытие.
…На протяжении всей книги не раз подчеркивалось, в т. ч. и с приведением конкретных примеров, что безграмотный сценарий был протащен негласно. И прямо в первые же дни войны это было установлено, что называется, на практике — кровавой практике. Так, по дневниковым записям помощника маршала К. Е. Ворошилова — ныне покойной генерал-майора Л. Ж. Щербакова, который сопровождая Климента Ефремовича в его поездке на Западный фронт в качестве уполномоченного Ставки в первые дни войны, — четко видно, что очень многое в действиях командования и дислокации войск ЗапОВО накануне войны оказалось весьма неожиданным далее для такого осведомленного в военных делах человека, как Ворошилов[816].
Между тем далее после отставки с поста наркома обороны в мае 1940 г. Ворошилов был отнюдь не маленьким человеком в высшей государственной и военной иерархии СССР — с того же мая 1940 г. он являлся заместителем Председателя СНК СССР (то есть, если по-современному, вице-премьером) и Председателем Комитета Обороны при Правительстве СССР.
И если даже для такого, обладавшего исключительной информированностью в военных делах человека едва ли не все вдруг оказывается неожиданным, особенно в дислокации войск округа накануне войны, то, сами понимаете, все это поневоле вызовет ассоциации с теми событиями, из-за которых в 1937 г. Тухачевского и К° поставили к стенке. Естественно, что вспомнятся и предупреждения разведки от 1935 г., а также комбрига Жигура и многое другое.
Посудите сами. Из содержания дневника Щербакова со всей очевидностью вытекает, что Ворошилов был просто потрясен, увидев 22 июня на карте в Брестской крепости 6-ю и 42-ю стрелковые дивизии 4-й армии (командарм Коробков, которого Жуков торопился спровадить на тот свет), а вблизи еще и танковую дивизию. В первые же минуты войны все три понесли тяжелейший, невосполнимый урон[817].
Но ведь в данном случае главное, очевидно, не столько в этом, сколько в том, что даже Председатель Комитета Обороны при Правительстве СССР до 22 июня включительно не знал, что 4-я армия и ее дивизии — в Бресте! А ведь ее, 4-ю армию, перебросили туда решением Тимошенко и Жукова накануне войны. Более того, это та самая 4-я армия, начальник штаба которой, уже цитировавшийся выше Сандалов, открыто признал в послевоенных мемуарах, что готовились-то они в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг, да так, что даже мосты не заминировали (НКГБ СССР в лице выдающегося аса советской разведки Наума Эйтингона предлагал свое содействие в этом, но командующий ЗапВО Павлов отверг это предложение)[818]. Далее по этим записям видно, что Ворошилов был крайне возмущен тем, что танки, артиллерия и авиация не только не были замаскированы, но и даже не приведены в боевую готовность, хотя, например, та же авиация была сосредоточена на передовых аэродромах.
Более того, находясь на Западном фронте, Ворошилов откровенно недоумевал; что это за глупость такая — выдавать директивы на контрнаступление, когда нет ни малейшего представления ни о противнике (т. е. командование фронта, выходит, вообще ни хрена не знало, что и было-то на самом деле), ни о состоянии своих войск в приграничной зоне! Но особенно маршал был поражен странной затеей командования фронта по организации конно-механизированной группы под командованием зам. командующего фронтом генерал-лейтенанта И. В. Болдина, которая якобы выполняла Директиву № 3 Главного Военного совета по нанесению утром 23 июня совместно с Северо-Западным фронтом контрудара из Гродно на Сувалки с целью уничтожения Сувалкской группировки противника, обходившей правый фланг Западного фронта[819]. Мало того что Директива № 3 — это негласное эхо «гениального плана» от 15 мая 1941 г., так ведь налицо еще и точное совпадение с планом поражения Тухачевского, о чем говорилось выше в этой же главе. А это как прикажете понимать?! Идиотизм затеи с немедленным встречно-лобовым контрблицкригом тут же дал о себе знать — в считаные дни 44 дивизии ЗапОВО были разгромлены. Западный фронт попросту рухнул![820]
Естественно, что на основании всего увиденного Ворошилов представил Сталину подробный отчет. Располагая также и иной информацией — едва ли не с первого же дня агрессии и в глубокой тайне Сталин предпринял тщательное личное расследование причин чудовищных поражений РККА в дебюте войны, — Иосиф Виссарионович очень быстро разобрался в том, что же на самом-то деле произошло. Однако, поняв, что генералы нагло подставили под разгром всю державу, Сталин тем не менее не стал устраивать разборок с генералитетам наподобие 1937 г. — необходимо было сражаться с врагом, а поставить к стенке всегда успеется…[821] И Сталин преднамеренно сделал вид, что расценил случившееся всего лишь как преступную халатность должностных военных лиц. В процессе закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР 22 июля 1941 г. даже были переквалифицированы статьи уголовного кодекса, по которым обвинялось, например, командование ЗапОВО. Их арестовали по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 63-2 и 76 УК Белорусской ССР (аналог знаменитой ст. 58 в УК РСФСР), но суровый приговор[822] был вынесен на основании ст. 193-17/б и 193-20/б УК РСФСР со следующей формулировкой обвинения: «за проявленную трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допущение развала управления войсками, сдачу оружия противнику без боя, самовольное оставление боевых позиций частями Красной Армии и создание противнику возможности для прорыва фронта Красной Армии». Причем последнее вменялось только самому Павлову как командующему Западным фронтам. Сами уже знаете — было за что. С аналогичными же формулировками обвинения под суд пошли бывшие командиры: 41-го СК СЗФ генерал-майор Кособуцкий, 66-й и 50-й горно-стрелковых дивизий ЮФ генерал-майоры Селихов и Галактионов, а также их заместители, полковые комиссары Курочкин и Елисеев, о чем своим Постановлением № 169сс от 16 июля 1941 г. ГКО официально уведомил всю армию.
Сталин не дал втянуть себя в политические разборки с генералитетом в условиях войны, тем более поражений первого периода. Но, с другой стороны, он ясно дал понять, что вполне может обойтись и без 58-й статьи УК РСФСР. Более того, некоторых арестованных генералов и вовсе освободили, но не столько из-за недоказанности обвинения, сколько из-за того, что попросту им предоставлялся шанс на поле боя смыть позор серьезных обвинений. Так, был освобожден К. А. Мерецков, хотя он и подозревался в связях с заговором Тухачевского, имя которого немедленно выплыло на фоне чудовищных поражений первого периода.
Любопытно и то, что недоверие — недоверием, но тем не менее Сталин стремился прежде всего переубедить генералитет и лишь затем, и то если понадобится, принуждать. В этом смысле поучительна следующая история. В 1942 г. писатель А. Е. Корнейчук написал пьесу «Фронт», в которой речь шла об отношении к ведению Отечественной войны: заслуженному участнику Гражданской войны, закостеневшему во взглядах на способы ведения боевых операций, противостоял молодой военачальник, понимающий, что старыми методами ныне воевать уже нельзя (у пьесы, сами понимаете, были реальные прототипы). Сразу же оценивший достоинства пьесы И. В. Сталин рекомендовал ее для публикации в газете «Правда» где она и была напечатана в четырех номерах газеты — за 24 — 27 августа 1942 г.[823] Естественно, что она вызвала различные отзывы, в том числе и резко отрицательные. И вот надо же было такому случиться, что 28 августа 1942 г. командующий Северо-Западным фронтом маршал С. К. Тимошенко послал И. В. Сталину телеграмму, в который отмечал: «Опубликованная в печати пьеса тов. Корнейчука заслуживает особого внимания. Эта пьеса вредит нам целыми веками, ее нужно изъять. Автора привлечь к ответственности, виновных в связи с этим следует разобрать».[824]
И. В. Сталин ответил С. К. Тимошенко телеграммой следующего содержания:
«СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
МАРШАЛУ ТИМОШЕНКО
Вашу телеграмму о пьесе Корнейчука «Фронт» получил. В оценке пьесы Вы не правы. Пьеса будет иметь большое воспитательное значение для Красной Армии и ее комсостава. Пьеса правильнозамечает недостатки Красной Армии и было бы неправильно закрывать глаза на эти недостатки. Нужно иметь мужество признать недостатки и принять меры к их ликвидации. Это единственный путь улучшения и усовершенствования Красной Армии.
И. СТАЛИН»[825]
Как видите, оснований-то доверять генералитету, мягко говоря, было маловато…
Да и как можно было в такой ситуации доверять им, если, видя разворачивающуюся катастрофу, они все равно упорно лезли в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг?! Но затыкали-то всего лишь бреши! И то ненадолго!
Жуков таким макаром спалил шесть мехкорпусов на Юго-Западном фронте — во исполнение своей же Директивы № 3 (незаконного эха «гениального плана» от 15 мая 1941 г.) устроил в районе Дубно — Луцк — Ровно встречное танковые побоище. Итог. РККА лишилась 6 мехкорпусов и почти 4 тыс. танков.
Находившийся с первого дня войны на Западном фронте мудрый Борис Михайлович Шапошников уже к вечеру 23 июня рекомендовал Павлову срочно просить у Тимошенко разрешения на немедленный отвод войск из Белостокского выступа, пока не захлопнулась «братская могила», а Павлов все рекомендации представителя Ставки нахально побоку — даешь контрблицкриг! Ворошилов 26 июня поддерживает Шапошникова — Павлов опять ноль внимания.
Сталин 27 июня через Жукова передает Павлову директиву следующего содержания: «Имейте в виду, что первый механизированный эшелон противника очень далеко оторвался от своей пехоты. В этом сейчас слабость как оторвавшегося первого эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без танков. Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части, особенно танковые, то можно было бы нанести уничтожающий удар как по тылу для разгрома первого эшелона, так и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся, организуйте сначала мощный удар по тылу первого эшелона противника, двигающегося на Минск и Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться против пехоты. Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа»[826].
Павлов опять ноль внимания, точнее, в этот момент он уже терял даже остатки управления войсками. Что делал тот же Кирпонос — выше уже говорилось.
Действительно, кто бы объяснил, с какой стати Сталин должен был доверять таким генералам?! Ведь их «сценарий» вступления в войну был настолько безграмотен, что Сталину пришлось самому организовать Группу армий резерва Главного командования, из которой потом был создан Брянский фронт. Сталин создавал эту группу фактически чуть восточнее того места, где позже гитлерюги сомкнули кольцо окружения Киевской группировки. Подчеркиваю, что Сталин разглядел опасность такого поворота событий еще к вечеру 25 июня, а Жуков пытался развеселить нас байкой о своем крепком разговоре со Сталиным из-за Киева; который якобы состоялся 29 июля.
Как он мог доверять тому же, например, Тимошенко, если тот отказывался даже правильно подписывать директивы Ставки?! Являясь с 23 июня 1941 г. председателем Ставки Главного Командования (Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23.06.1941 г. К. Тимошенко ставил такую подпись — «От Ставки Главного Командования, народный комиссар обороны С. Тимошенко»?! И разве не понимал, что это собьет с толку командование на местах?!
Армейский генералитет, не говоря уж о Тимошенко и Жукове, настолько мало внушал доверия, «что уже в июле 1941 г. организация Фронта резервных армий, прикрывающих Москву, была поручена начальнику войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенанту И. А. Богданову (впоследствии он остался заместителем Г. К. Жукова). Из шести армий этого фронта четырьмя командовали генералы НКВД. Заместитель Берии по войскам генерал-лейтенант И. И. Масленников командовал 29-й армией, начальник войск Украинского пограничного округа генерал-майор В. А. Хоменко — 3-й, начальник войск Карело-Финского пограничного округа генерал-майор В. Н. Долматов — 31-й, начальник войск Прибалтийского пограничного округа генерал-майор К. И. Ракутин — 24-й. А генералы РККА в это время списывались в резерв или отправлялись на службу в тыловые округа»[827].
«После начала войны в РККА были сформированы 10 саперных армий. Характерно, что в этом вопросе довериться генералам было невозможно. Эти армии формировал один генерал-майор инженерных войск (1-я) один бригинженер (5-я), один военинженер 1-го ранга (6-я) один полковник (7-я), один без звания (8-я) и пять армий формировали фактически следователи НКВД (2, 5, 4, 9 и 10-я), 9-ю формировал старший майор госбезопасности Л. Д. Влодзимирский, он же строил в 1941 — 1942 гг. укрепления на Северном Кавказе»…[828]
Именно НКВД Советская Армия обязана гвардией. 18 сентября 1941 г. 100-я, 127-я, 153-я и 161-я дивизии 24-й армии генерала К. И. Ракутина были переименованы в 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю гвардейские дивизии![829]
Естественно, что в рамках поневоле сложившегося недоверия[830] Сталин не считал особо нужным раскрывать перед генералитетом свой замысел устроить гитлерюгам мощную западню и глубине страны. Подчеркиваю, что перед контрнаступлением под Москвой он уже ясно понимал, что, к глубокому сожалению, иначе просто не выйдет. Но говорить об этом вслух было нельзя — в условиях еще продолжавшегося отступления наших войск это дало бы командованию моральное право на дальнейшее отступление. А вот этого допустить было нельзя. Как, впрочем, нельзя было допустить и того, чтобы ранее наступавшая на Москву группировка вермахта зализала бы после такого разгрома свои раны и вновь полезла бы на Москву.
Судя по всему, именно поэтому-то и явно специально Сталин убеждал своих генералов, что-де, по его мнению, гитлерюги смогут вести и 1942 г. наступательные операции сразу на двух стратегических направлениях — Московском и Южном, хотя абсолютно точно знал, что Гитлер отдал приоритет наступлению на Юге. Данные разведки были безупречны.
Именно поэтому-то, едва ли не сразу после успеха контрнаступления под Москвой, началась и первая Ржевская операция, конечный смысл которой Жуков не знал, кроме того, что надо бить врага. И то же самое повторилось и в летней Ржевской операции.
Дело и том, что окончательный вариант плана Сталинградской стратегической наступательной операции был утвержден 30 июля 1942 г. Именно эта дата стоит на картах этого плана вместе с подписями тогдашнего начальника ГШ Василевского и подлинного автора идеи плана операции полковника Потапова из Главного Оперативного управления ГШ (впоследствии генерал-лейтенант). Судя по всему, идея этого плана зародилась во время одного из докладов Потапова Сталину — у Иосифа Виссарионовича была отличная привычка напрямую работать с офицерами ГШ, которые лично курировали то или иное направление. Так его давний замысел объединился с конкретной идеей операции[831].
Жуков же с разрешения Сталина был посвящен в замысел Сталинградской операции только 12 сентября 1942 г. А вот командовать этой летней Ржевской операцией Сталин назначил Жукова уже в конце июля.
Сталин преднамеренно скрывал отвлекающий характер летней Ржевско-Сычевской операции даже от командующего фронтом, который ее осуществлял, т. е. от Жукова! Скрывал даже от командующего Западным направлением, т. е. опять-таки от того же Жукова!
Еще более тщательно Сталин скрыл от Жукова отвлекающий характер ноябрьско-декабрьской 1942 г. Ржевской операции. Причем столь тщательно, что Жуков до конца сваей жизни так и не узнал, каким таким образом гитлерюгам удалось разгадать его замысел в той операции! Осуществленная им операция «Марс» имела успех всего лишь как сдерживающая, но не наступательная. Сталин был тверд в своей решимости претворить задуманное и потому стремился заранее избегать всех тех «неожиданностей», которыми его непринужденно «одаривали» генералы…
…Загадки в том, каким образом гитлерюги разгадали замысел той операции, — нет.
Дело в том, что по указанию Сталина разведка (НКВД) «помогла» немцам еще за две недели до того, как Жуков прибыл на это направление. «Помогла» в тои смысле, что довела до их сведения информацию о том, что начиная с 15 ноября 1942 г. советское командование предпримет наступление на этом направлении. Эту дату оперативной игры «Монастырь» (описана в мемуарах Судоплатова) осуществил еще в 1941 г. внедренный в агентурную сеть абвера наш агент «Гейне» — он же Александр Демьянов (в абвере числился под псевдонимом «Макс»)[832].
Небезынтересно в этой связи относить, что Сталин до конца разыграл карту мнимого значения операции «Марс». Да так, что на десятилетия вперед всех ввел в искреннее заблуждение. Дело в том, что после того, как, невзирая на все наступательные потуги Жукова, операция «Марс» именно как наступательная потерпела крах, но увенчалась успехом как сдерживающая 1/6 часть сил вермахта на Восточном фронте и потому сыгравшая одну из решающих ролей в нашей Победе в Сталинградской битве, Сталин как Верховный Главнокомандующий произвел Жукова в Маршалы Советского Союза — первым из полководцев той поры.
Не исключено, шло Жуков и сам недоумевал — за что? Едва ли чем-то иным, кроме этих недоумений, можно объяснить, что он не был склонен распространяться об операции «Марс», а вслед за ним такую же тактику избрала и официальная советские история.
В отличие от Жукова Сталин абсолютно точно знал, почему именно Жукова он первым на войне произвел в Маршалы Советского Союза.
При всем том, что та страшная война обрушилась на все народы Советского Союза, при всем том, что их сыновья и дочери сообща показали всему миру исторически беспрецедентные мужество, отвагу, героизм и храбрость, при всем том, что они сообща громили ненавистного врага, при всем при этом основную тяжесть войны выносил именно великий русский народ.
И именно как выносивший основную тяжесть той страшной войны на своих могучих плечах, великий русский народ обладал абсолютно законным правом — по столь же абсолютно справедливому разумению Сталина — иметь своего, исконно русского полководца — символа Победы, а с учетом всех идеологических наслоений того времени — полководца из самой гущи народной.
Более того Сталин смотрел шире, глубже и дальше. Ибо в геополитическом смысле тевтонов должен был победить именно великоросс — именно поэтому-то Берлинскую операцию Сталин и поручил Жукову, именно поэтому-то Жуков и принимал безоговорочную капитуляцию Германии, именно поэтому-то Жуков и принимал Парад Победы.
Вот так, собственно говоря, и начиналась немалая часть полководческой славы Жукова: — если по-современному, то вследствие заблаговременно предпринятых Сталиным пиаровских ходов.
К глубочайшему сожалению, Жуков явно так и не понял этого, и после смерти Сталина размашисто, по-жуковски облил грязью своего Великого Верховного Главнокомандующего. Ну, а если и понял, то, как говорится, все равно, в обоих случаях — Господь Бог ему судья!
Да и Сталину — тоже. Ибо он уже в 1945 г. сообразил, что перегнул палку с выдвижением Жукова в особые Национальные герои.
И именно и это же самое время — 19 ноября 1942 г. — под Сталинградом завершилась операция по окружению гитлеровских войск — начался Великий Перелом в Великой Отечественной войне!Кстати, чуть позже началась и операция «Искра» по деблокированию Ленинграда, приведшая, правда, к частичному тогда успеху.
Вот так в сражался за Родину всеми оболганный, нещадно оклеветанный, более полувека кряду охаиваемый Иосиф Виссарионович Сталин!
Ну так и на кой же лях маршалы да генералы будут признавать все это?! Тем более после смерти Сталина?! Заметьте, кстати говоря, что все до единого факты, сведения, информация взяты только из открытых источников.
На кой же лях они будут признавать, что якобы не слушавшему «умных советов умных генералов», но якобы дурному на голову Сталину пришлось в исторических беспрецедентно кратчайшие сроки — ведь год в истории меньше самого мимолетного мгновения — воссоздавать, а по большей-то части попрошу заново, с нуля создавать все то, что не в меру «умные» генералы с невероятным упорством гробили? Особенно людей. Ведь со счету же собьешься, подсчитывая, сколько раз Иосиф Виссарионович вынужден был как в письменной, так и в устной форме едва ли не буквально приказывать «умным генералам» особенно беречь людей!
И ведь началось-то это еще до войны. Выступая на совещании начальствующего состава РККА 17 апреля 1940 г., Сталин настойчиво, в жесткой форме указывал на необходимость принять меры к тому, чтобы уменьшить потери в надвигавшейся войне. Он говорил: «…Разговоры, что нужно стрелять по цели, а не по площадям, жалеть снаряды, это несусветная глупость, которая может загубить дело. Если нужно в день дать 400 — 500 снарядов, чтобы разбить тыл противника, передовой край противника разбить, чтобы он не был спокоен, чтобы он не мог спать, нужно не жалеть снарядов, патронов… Кто хочет вести войну по-современному и победить в современной войне, тот не может говорить, что нужно экономить бомбы. Чепуха, товарищи, побольше бомб нужно давать противнику для того, чтобы оглушить его, перевернуть вверх дном его города, тогда добьемся победы. Больше снарядов, больше патронов давать — меньше людей будет потеряно. Будете жалеть патроны и снаряды — будет больше потерь. Надо выбирать. Давать больше снарядов и патронов, жалеть свою армию, сохранять силы, давать минимум убитых — или жалеть бомбы, снаряды… Нужно давать больше снарядов и патронов по противнику, жалеть своих людей, сохранять силы армии… Если жалеть бомбы и снаряды — не жалеть людей, меньше людей будет. Если хотите, чтобы у нас война была с малой кровью, не жалейте мин»[833].
И вот еще что. У нас очень многие любят тыкать, что-де Сталину было наплевать на попавших в плен советских солдат и офицеров. Но вот подлинная правда о том, как Сталин пытался защитить их. То, что неумолимо надвигалась новая война и что, к сожалению, ни одна война не обходится без пленных, раненых и больных, Сталин понимал задолго до 1941 г. И потому, собственно говоря, еще 12 мая 1930 г. было объявлено, что СССР без каких-либо оговорок присоединяется к Женевской конвенции об улучшении участи плененных раненых и больных в действующих армиях от 27 июля 1929 г. (см: ЦГАОР СССР. Ф. 9501. Оп. 5. Ед. хр. 7. Л. 22; полное оформление присоединения к конвенции в соответствии с действовавшими тогда нормами международного права и Конституцией СССР произошло 25 августа 1930 г.).
Однако едва ли даже самый свихнувшийся на антисталинизме щелкопер-«демократ» посмеет вменить Сталину в вину объединенное решение руководителей спецслужб Третьего рейха и Высшего командования вермахта (июль 1941 г.), которое в постановляющей своей части гласило: «…большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение как с честными солдатами, в соответствии с Женевским соглашением» (имелась в виду именно вышеупомянутая Конвенция). Не вина Сталина, что Гитлер объявил войну на уничтожение всего и вся на Востоке. И уж тем более не его вина, что под выражением «честные солдаты» нацистская мразь подразумевала только всякую, не отказывающую ей никакого отпора западную сволочь. Так что если уж в чем и винить Сталина, так только за излишне гуманное отношение к немецким военнопленным — к глубокому сожалению, слишком много тевтонской погани выжило у нас в плену.
Сталин знал об изуверском решении нацистов и о том, что творится в лагерях для советских военнопленных, — именно поэтому-то уже в первые месяцы войны Правительство СССР через посредников обращалось к руководству нацистского рейха, пытаясь облегчить участь советских военнопленных. Так, 17 июля 1941 г. Народный комиссариат иностранных дел СССР официально напомнил шведскому посольству (Швеция в годы войны представляла интересы СССР в Германии), что Советский Союз поддерживает Гаагскую конвенцию (речь идет о конвенциях 1899 и 1907 гг.) и на основах взаимности готов ее выполнять. 8 августа того же года послы и посланники стран, с которыми СССР имел тогда дипломатические отношения, получили ноту Советского Правительства. В ней вновь обращалось внимание на то, что советская сторона признает Гаагскую конвенцию, и вновь выражалась надежда, что и другая сторона будет ее соблюдать. Однако бесчеловечное отношение к советским военнопленным не прекращалось. 26 ноября 1941 г. «Известия» опубликовали ноту Народного комиссариата иностранных дел СССР, врученную накануне всем дипломатическим представительствам. В ней говорилось: «Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявляемых в отношении содержания военнопленных международным правом, и, в частности, Гаагской конвенцией 1907 г., признанной как Советским Союзом, так и Германией». На протяжении всей войны Сталин пытался хоть как-то облегчить участь попавших в плен по «милости» не в меру «умных» генералов[834].
Но куда там — они же «умные», а Сталин только после Сталинграда «поумнел»! Вот и вышло, что даже в завершающей войну операции в землю Германии в сутки безвозвратно «укладывали» почти в 7 раз больше, чем даже в прозванных «мясорубкой» Ржевских операциях!
А всего в земли России и других стран безвозвратно «уложили» без малого 9 млн. полных сил и светлых помыслов жизней! А сколько гражданских убито гитлерюгами? А сколько изранено да покалечено?! А сколько вообще не родилось?!
Наконец, на кой же лях они будут это признавать, если из-за их не в меру «деятельного умничания» Сталину пришлось принять 9971 постановление ГКО, в т. ч. 2256 постановлений по военным вопросам, надеть солдатские шинели более чем на 30 млн. человек (включая и работников народного хозяйства), провести 9 кампаний, 51 стратегическую, 250 фронтовых и 1000 армейских операций[835], в ходе которых были уничтожены, разгромлены и взяты в плен 606,5 дивизии лютого врага[836], а также освобождены 1211 городов, в том числе 727 советских, 484 иностранных и бесчисленное количество иных населенных пунктов, чтобы не только ликвидировать последствия их умничанья», но и, ликвидировав в кратчайшие же сроки 2,6-триллионный ущерб (в рублях), а также дважды за неполные пять лет тотально перебазировав и восстановив экономику страны, сделать СССР Величайшей Державой Мира!
Разве признают они:
«…Как высоко вознес он державу,
И какую всемирную славу
Создал он для Отчизны своей!»
(Из песни 1945 г. великого русского певца А. Н. Вертинского)