КРЕСТЬЯНСКАЯ ДОЛЯ
К началу ХХ века наиболее невыносимым во всей царской России было положение крестьян Белоруссии. Здесь продолжало господствовать помещичье землевладение. К 1905 году дворянам принадлежало 80,2% частных земель, а в остальных губерниях европейской части империи — лишь 61,9%. Сильно возросла площадь земель, захваченных сельской буржуазией.
Это привело к тому, что большое число крестьян, особенно в восточных губерниях Белоруссии, оказалось безземельным и безлошадным. Для обработки земли применялись деревянные бороны в виде связанных еловых плах с длинными сучьями, заменявшими зубья.
Помещики старались сдавать в аренду сразу всю землю состоятельным арендаторам, использующим труд батраков. Годовой заработок белорусского батрака составлял в среднем 69,8% такового в европейской части России. Это связано с тем, что для большей наживы сельская буржуазия старалась нанимать не взрослых, а детей, которым платили значительно меньше. Если, скажем, в Орловской губернии пахать мальчиков учили на четырнадцатом году, в Белоруссии пахали сохой десятилетние батраки, надрываясь, преждевременно растрачивая здоровье. На долю отцов и матерей выпадала горькая судьба: безработица, ибо промышленность края была развита слабо и в рабочих руках не нуждалась. Результатом этого был постоянный голод. Хлеба не хватало у 98,2% крестьянских дворов Могилевской губернии, 97% — Витебской, 85,6% — Минской …
Выход был один: переселяться за Урал на свободные земли.. Но к началу ХХ века удобные земли в степной и лесостепной зонах в тех краях были уже заняты, и переселенцам стали выделять земли в таежной зоне.
Царское правительство пыталось ограничить переселение бедняков, чтобы не уменьшилось количество батраков и не пришлось бы их нанимать за более высокую плату. Кроме того, зажиточному переселенцу можно не платить ссуду на переезд и обзаведение.
Однако бедняки, стремясь получить разрешение на переселение, нередко шли на обман: в прошениях сообщали о наличии у них средств, которых на самом деле не имели, складывали средства нескольких переселяющихся семей и по очереди предъявляли их начальству. Многие переселялись вовсе без разрешения, что приводило к значительным столкновениям с полицией при посадке в поезда. Так что большинство переселенцев никаких ссуд не получало.
Не каждому суждено было доехать. От голода и болезней многие переселенцы умирали по дороге. Тысячами безымянных могил отмечен этот жуткий путь на восток, где светилась слабая звездочка надежды.
Но не все переселенцы были бедняками. Некоторые были весьма обеспеченными людьми и переселялись с целью разбогатеть еще больше, так как рассчитывали, что конкурентов на новом месте еще нет. Поэтому масса переселенцев делилась на богачей и бедняков. Большинство середняков не видело смысла в переселении.
В 1906 году значительная масса переселенцев, в основном из Витебской и Минской губерний, приехала в Кошукскую волость Туринского уезда Тобольской губернии и расположилась на указанном им месте верстах в пяти от озера Сатоково, прямо в тайге.
Начали валить лес, строить жилье. Выше всех поднялся двухэтажный особняк Андрея Пилипенко, самого богатого из приехавших. Нанятые мужики быстро выстроили не только добротный, хотя и без архитектурных излишеств, просторный дом для семьи Андрея, но и крахмальный завод, помещения для молотилки и других хозяйственных служб. Из города хозяин привез молотилку, которую приводили в движение четыре лошади, впряженные в крестовину и ходившие по кругу. К зиме у Андрея все было готово. Уже на следующий год, когда с освобожденного батраками от леса участка был получен урожай, потекла в его карман прибыль. Рядом с Андреем построился младший брат, Данила. У него усадьба была поскромнее, дом одноэтажный. Братьев Пилипенко было двое.
Большой родственной группой приехали Саковы: Герасим, Ева, Прохор, Петр, Григорий, Николай, Емельян с семьями. С помощью батраков они построили семь домов. Богатство и многочисленность Саковых обеспечили им большое влияние среди переселенцев, поэтому и деревню назвали Герасимовкой, в честь старшего Сакова.
Заметным влиянием обладал клан, связанный родственными узами с Морозовым Сергеем Сергеевичем, или, как его называли односельчане, дедом Морозом.
Дед Мороз, в отличие от остальных, не был крестьянином. Он работал до переселения надзирателем в Витебской тюрьме, где и скопил свое состояние. Видно, работенка была непыльная да денежная. Из этой самой тюрьмы он взял себе в жены Аксинью-конокрадку. Трудно сказать, — была ли она тогда красавицей, но, когда приехали они с дедом Морозом за Урал, брови у нее были длиннющие, дети в Герасимовке ее все боялись.
У деда Мороза и Аксиньи было два сына: Иван и Трофим, поставившие свои дома рядом с отцовским, по обеим сторонам от него. Рядом с Иваном поставил свой дом Кулуканов Арсентий, женатый на дочери Сергея, напротив Трофима — Силин Арсентий, женатый на другой дочери деда. Оба Арсентия были богатенькими. Небогатый Денис Попутчик, тоже зять Сергея и Аксиньи, построился ближе к центру деревни.
Основную массу переселенцев составляла беднота, которая тоже старалась ехать родственными группами. Девять дворов поставили Книги, приехавшие из Минской губернии: Давыд, Герасим, Александр, Григорий, Абрам, Ефрем, Леонтий, Василий с семьями. Ермаковы поставили пять дворов, Юдовы — четыре.
Были и одиночки или приехавшие с дальней родней. Например, Минай Волков, тоже бедняк, живший под одной крышей с сыновьями Иваном, Константином, Петром и Афанасием.
Следует указать на существенное отличие населения Герасимовки от населения сел и деревень Белоруссии и старожильческих сел Сибири. Там крестьяне, жившие в одном или нескольких селениях, совместно решали многие земельные, хозяйственные, налоговые и другие вопросы, составляли общину. В Герасимовке общины не было. Конечно, к этому времени община в прежнем виде уже не существовала и в старожильческих селах. При этом, чем восточнее, тем меньше была власть общины в вопросах землевладения. Здесь же этой власти не было вообще. Это давало возможность усиливать эксплуатацию бедняков с помощью юридических зацепок. Выше уже было сказано, что очень многие переселились, не имея официального разрешения. Это позволяло тем, кто имел «чертеж» своей земли, полученный от властей, дождаться, когда этот участок очистит от леса «дикий» переселенец. После этого через суд «законный владелец» сгонял с обработанного надела «дикого переселенца», получая таким образом практически без затраты труда и средств готовый земельный участок. В частности, так поступил Куцаков Иван, согнавший с обработанной земли Тита Попутчика. На судебном процессе Ивану помогали богатеи.
Население Герасимовки отчетливо расслоилось на два лагеря: кулаки, в среде которых ценилось богатство, независимо от его происхождения, и бедняки, которым только тяжелейший труд давал надежду на выживание. Это подталкивало бедняков к взаимопомощи и артельному объединению при решении отдельных крестьянских проблем.
Сохранился обычай организовывать помочи, когда крестьяне сообща выполняли тяжелые работы по очереди каждому члену подобного сообщества. Кулаки в помочах не участвовали. Они пользовались наемным трудом. Кто от случая к случаю, а кто и постоянно. Например, Григорий Саков. Его жена вообще не участвовала в работах, все выполнялось круглый год батраками.
У кулаков каждый вечер — пир, пляски под музыку. Бедняки задавлены непосильным трудом: надо и свои дома ставить, и участки расчищать, и деньги зарабатывать, нанимаясь к кулакам. Лентяев среди бедняков не было — лентяй в тайге просто не мог выжить.
Когда пришло время первого сева, бедняки сразу попали в вечную кабалу. Семена пришлось брать в долг у кулака, так как купить было не на что. За каждые пять пудов зерна должник обязан был отработать пять дней на поле кулака, а не возвращать зерно из нового урожая. Для посева на один гектар требовалось девять пудов. Следовательно, за каждый свой гектар должник отрабатывал девять дней на поле кулака. Засевать свои гектары беднякам приходилось после окончания засева кулацких полей. Запоздание с посевом резко снижало урожай. Поэтому хлеба от нового урожая хватало в лучшем случае до января. А там — снова бери в долг, снова отрабатывай… Короче говоря, — заколдованный круг, из которого беднякам уже никогда не вырваться, хоть круглые сутки работай.
Таким образом, кто приехал просто бедняком, тот стал настоящим рабом. Приехал середняком — стал беднейшим бедняком.
Лишь немногие переселенцы избежали этого замкнутого круга, подобно Василию Прокопенко из Витебской губернии, который три года батрачил на кулаков в старожильческом селе Гузееве. Ценой страшного напряжения он заработал зерна, немного денег и купил корову, лошадь, поставил маленькую хатенку.
Поскольку общины фактически не было, то наделы были постоянные. Применялась двухполка: после каждой культуры в поле следовал пар. Сеяли в поле пшеницу, рожь, ячмень, горох, овес. Средний размер наделов составлял 5-7 гектаров.
Поля были за деревней, среди тайги. Возле домов — огороды, где росли картофель, горох, лен, просо, гречиха, турнепс. Размеры огородов доходили до 96 соток. Палисадников не было — ни смородины, ни тополей, ни акации… Деревенская улица была голая. Сто семь дворов Герасимовки растянулись вдоль дороги на три километра.
Хозяйство у большинства крестьян было почти натуральным — почти ничего не покупали. Сами лен сеяли, сами пряли, ткали. И шили сами. Сукно сами делали из овечьей шерсти. Летом ходили босиком, зимой — в лаптях. Покупная обувь была только у кулаков.
Когда выдавалось время, свободное от полевых и строительных работ, молодежь деревни не собиралась вся вместе, кучковались тоже по имущественному признаку. Было четкое деление на три части: богачи, бедняки и те, кто считал зазорным быть с бедняками, но сам богачом не был признан.
Об уровне грамотности в то время говорит результат одного из обследований, проведенного в 1900 году: из 104 обследованных сел и деревень в 50 крестьяне читали, а в 54 не читали вовсе по причине отсутствия умеющих читать. При этом необходимо учитывать, что многие читающие писать не умели.
Все-таки перед первой мировой войной в деревне открыли школу, которая разместилась в доме Павла Божко.
Первая мировая война резко усилила расслоение крестьян Герасимовки. Большинство мужчин ушло на фронт, оставив семьи без кормильцев. Бабам, оставшимся во главе семей, практически был один путь: батрачить на кулаков. В результате петля нужды все туже стягивала шеи бедняков, все более алчными и необузданными становились кулаки.
Все дальше действительность отдаляла переселенцев от их мечты и попыток вылезти из крестьянской нужды. Оставались лишь легенды, скажем, о мужицком царстве Беловодье. Создано было Беловодье беглыми крестьянами в труднодоступных горных долинах по берегам рек Бухтарма и Уймон на Алтае в XVIII веке. Там имела место попытка возродить дофеодальную общину, основанную на совместной обработке земли и организации жизни на уровне коммуны. Эти легенды будоражили умы обездоленных крестьян и подталкивали их на этот путь в поисках выхода из нужды. Подобного рода попытки имели место в Ярославской, Псковской, Костромской, Саратовской и других губерниях, чему всячески препятствовало самодержавие. Относительно много сельскохозяйственных артелей образовалось после реформы 1861 года, о чем писал в своей книге «Письма из деревни» известный агрохимик, помещик Смоленской губернии А. Энгельгардт.
Многие бедняки, побывавшие в окопах первой мировой, общавшиеся с большевиками, возвращались домой, уверенные в возможности выхода из многовековой нужды. После Великой Октябрьской социалистической революции они стали поднимать крестьян на борьбу за свою лучшую долю. Бедняцкие массы белорусов-переселенцев снова оказались в более трудном положении из-за сплошной неграмотности по указанным выше причинам, чем крестьяне из старожильческих сел. Тем не менее, в среде бедняков переселенческих деревень Герасимовки, Кулоховки, Владимировки, Тонкой Гривки были активисты, хотя большевистской партийной организации, в отличие от старожильческих сел Городище, Гузеево, Чандырь и других, не было.
Судьба этих активистов оказалась трагичной. Все они погибли во время гражданской войны или кулацких мятежей. До нас не дошли даже их имена. Известно лишь, что бандиты зверски расправились с тремя сельскими активистами в Тонкой Гривке. Тела их похоронены в братской могиле на площади в г. Туринске. Кулаками были уничтожены первые крестьянские лидеры в этих краях.
И все-таки забрезжил свет среди мрака безысходности, рабства. В 1923 году в Герасимовке был создан сельский Совет. Председателем был избран Максим Юдов, секретарем — первый комсомолец Григорий Веселовский. В деревне была установлена настоящая Советская власть.
Бедняцкая власть постепенно стала налаживать жизнь. В 1926 году арендовали у Василия Лосева дом под школу. Построили избу-читальню.
Никаких особых нововведений не было. Даже батраков можно было нанимать. Хотя кулацкому произволу был поставлен некоторый предел. Жизнь налаживалась медленно. Правда, некоторым хотелось все получить сразу.
Известны достоверные случаи самоуправства со стороны деревенских властей. Например, вызывают Силина Ивана Николаевича в сельский Совет. Он идет. На нем — шуба, валенки, брюки домотканые суконные. Его там валят с ног, снимают шубу, валенки и суконные брюки и прогоняют домой. «Раскулачили». Сотворили это Волков Петро и Осип Маркович Прокопович.
Тем временем появился в деревне небольшой отряд содействия милиции (осодмил). В него вошли бедняк Варыгин Прохор и сын Дениса Попутчика, внук деда Мороза, Иван Попутчик, а также другие.
Был ряд активных крестьян-бедняков. Юдов Трофим, Коваленко Андрей, Юдов Карп… Вместе с осодмильцами в 1929 году они участвовали в раскулачивании Пилипенко Андрея, Сакова Григория, Силина Ивана…
В конфискованном кулацком хозяйстве была создана красная коммуна. В нее вошли семьи Галькова Петра, Коваленко Андрея, Юдова Трофима, Юдова Карпа, а также Волков Петро и Осип Маркович Прокопович. Двоих последних необходимо выделить особо. В судьбе коммуны они сыграли зловещую роль. На их совести — грабеж под видом «раскулачивания» Силина И. Н. и ряд других подобных дел.
Как должна работать коммуна, коммунары практически не знали. Некоторые семьи были многодетные. Например, овдовевший Коваленко Андрей имел своих детей, а его новая жена — троих от первого мужа. Едоков было много. Поэтому не обошлось без конфликтов, явно подогревавшихся теми, кто вступил в коммуну по наущению кулаков. В результате осенью 1930 года коммуна распалась.
Такой исход был закономерным, ибо, как писал товарищ Сталин, «образование и ведение коммуны — дело сложное и трудное. Крупные и устойчивые коммуны могут существовать лишь при наличии опытных кадров и испытанных руководителей» (т. 12. с. 223).
К этому времени изменилось положение и в сельском Совете. Ни Юдова Максима, ни Григория Веселовского уже не было. После М. Юдова председателем стал Байдаков Кондратий, затем — Ромачевский Николай, но и им кулаки не дали возможности долго работать.
На дорогах начали пошаливать кулацкие банды.
Выборы в сельский Совет проводились на общедеревенском собрании открытым голосованием. В 1930 году богатеи предложили избрать председателем сельского Совета Морозова Трофима. Они мотивировали это тем, что он был грамотным и вел ликбез. Выборы проводились на виду у кулаков и бандитов. Поэтому голосовать против крестьяне боялись.
К этому времени брат Трофима, Иван, вступивший в колхоз в деревне Киселево, был посажен в тюрьму за вредительство. Он воровал фуражное зерно, зарывал в землю семенное зерно и творил другие пакости. Сын Ивана, Данила, поселился у деда, Морозова Сергея. Тот внука в школу не пускал, говоря: «Без школы обойдешься, хозяином будешь, а щенки Татьяны будут у тебя батраками».
Татьяна — бывшая жена Трофима, которую он бросил, когда старшему сыну, Павлу, было лет восемь. Кроме Павла в семье было еще четверо сыновей: Алеша, Федя, Роман, Гриша. Вскоре Гриша умер. Фактически от голода.
Не раз и не два приезжали из Тавды уполномоченные агитировать крестьян организовать колхоз. Крестьяне соглашались, никто не возражал. Они знали, что в старожильческих селах и деревнях в первые же годы колхозники на трудодни получали столько, сколько никогда не видели, работая в одиночку. Но в колхоз никто не записывался — боялись мести кулаков, которые опирались на силу вооруженных банд, действовавших в окрестностях.
Ближайшую к деревне банду возглавлял Антон Клюев из Кулоховки. Его жена, Христина Симоновна, продолжала спокойно жить в Кулоховке. Банду составлял всякий народец. Были и такие, которые уклонялись подобным образом от отработки трудового налога. Кроме сдачи продовольственного налога, мужики должны были по известному графику в свободное от сельскохозяйственных работ время отработать два-три месяца на лесозаготовках. Работа эта оплачивалась государством. Уклонявшихся привлекали к принудительным работам. Некоторые и оттуда бежали в банду, на «вольготное житье».
Банда обложила крестьян постоянным оброком. От каждого хозяина бандиты требовали выставить на крыльцо в определенное время указанные ими продукты. И сколько. Антон Клюев называл это продразверсткой. Уклониться от нее — значит быть убитым. «Разверсткой» банда не довольствовалась. Бандиты насиловали молодых девушек, даже в собственном их дворе.
Возле Кулоховки у банды была землянка, вырытая зигзагом с двумя входами и окном наверху. В ней располагался склад, а также могли жить бандиты. Однако ночевать они ходили, как правило, домой.
Сама по себе банда долго не просуществовала бы. Но, как уже было сказано, на нее опиралось кулачество как на карательную организацию. Кулаки своевременно предупреждали бандитов о грозящей опасности.
Конечно, рано или поздно кто-то из очевидцев преступлений опознал бы того или иного бандита и его могли арестовать, так как большинство бандитов жило дома, а не в лесу. В подобной ситуации выручал Трофим Морозов. Он снабжал банду А. Клюева и отпочковавшуюся от нее банду братьев Пуртовых бланками справок Герасимовского сельского Совета. Опознанный бандит мог вписать в бланк свое имя и поехать на стройку, завербоваться. А там, скажем, и в партию вступить. Потом с партийной рекомендацией, бог даст, — в НКВД пролезть, чтобы уничтожать сторонников Советской власти «законными» методами.
Поскольку в бандах были обнаружены бланки и других сельских Советов, ясно, что бандами руководила организация, которой они были нужны.
Трофим Морозов окончил церковно-приходскую школу. Крестьянским трудом он никогда не занимался и не знал его. Трофим работал заготовителем корья, ягод, грибов от райккопсоюза. Вместо брошенной жены завел себе любовницу. Сначала жил с ней в доме своей сестры, затем снял отдельный дом. Кулакам Трофим старался всячески снизить налоги, перекладывая их на бедняков, и делал кулакам множество других поблажек. За эти махинации его, в конце концов, сняли с поста председателя сельского Совета.
Трофим ушел работать продавцом в магазин. Банды же продолжали пользоваться его услугами. Бланков Трофим похитил множество.
Зона расселения белорусских переселенцев примерно на 5-6 лет отставала от старожильческих местностей, где еще в 1927 году был обеспечен союз пролетарских масс с середняками и банд практически не было. Это создавало чувство безысходности у бедняков-переселенцев. Кулаки же чувствовали себя вполне уверенно, независимо от смены местной власти.
ДОРОГОЙ БОРЬБЫ
I
Брошенная Трофимом семья жила очень бедно. Мать и сыновья ходили оборванные, но жили дружно.
Симпатии всех бедняков были на стороне брошенной семьи. Крестьянское общество всегда старалось помочь семьям, в которых без отца росли малолетние сыновья — будущая опора крестьянской семьи. Без мужика в доме крестьянская семья обречена на вымирание.
После ухода отца старшим в доме остался восьмилетний Павлик, мальчик редкой красоты. Очень миниатюрный по сравнению с ровесниками. Кожа смуглая, волосы черные. Под высоким лбом — большущие глаза, широко открытые, глубоко посаженные, темно-карие, почти черные.
Рука у него была верная. Уже в 10 лет стрелял Павлик очень метко. В семье осталась старая берданка, с которой приходилось охотиться на глухарей. Именно приходилось, — убивать живое существо мальчику было ужасно жалко, но дома младшие братишки и мать жили впроголодь.
Павлик очень эмоционально воспринимал мир. Даже отправляясь в лес за ягодами или грибами, он, прежде всего, старался насладиться красотой окружающего мира.
Характер его был незлобивый, отходчивый.
Пахать семейный надел земли Павлику приходилось самому. Более того, семья имела не один большой надел, а кусочки по 40-50 соток в разных местах, что затрудняло работу. В этих тяжелых условиях Павлик стремился и умудрялся помогать родственникам в крестьянских делах. Придет, например, к Агафье Фокиной, двоюродной сестре матери, и скажет:
«Давай тебе снопочки поношу».
Даже когда не было работ в поле, день был загружен бесконечными крестьянскими делами: встать на рассвете, задать корму лошади и корове, напоить их, вычистить конюшню от навоза, натаскать из колодца воды, чтобы к следующему утру она отстоялась, согрелась. Только потом — завтрак. А к вечеру надо наколоть и натаскать дров.
Много внимания Павлик уделял братишкам. Очевидцы вспоминают, что он был очень ласковым, заботливым.
Когда Алеше исполнилось семь лет, он тоже стал пахать. Чтобы семья могла свести концы с концами, Алеша вместе с Павликом нанимался к кулакам батрачить. У Андрея Пилипенко они погоняли лошадей на его четырехоконной молотилке и наравне со взрослыми выполняли другие работы.
II
Алешина помощь была очень важна для Павлика, так как Павлик смог пойти в школу, когда часть работы взял на себя братишка. Одновременно с Павликом в 1928 году пошел в школу Алеша.
Сохранилась фотография того времени. Фотография групповая, на ней изображены ученики школы с учительницей Е. Поздниной-Безбородовой. Павлик стоит в последнем ряду. Изображение очень маленькое и недостаточно четкое. Но хорошо видно, что Алеша заметно крупнее Павлика. А разница — более двух лет.
В школе ученики сидели за столами по три человека. Когда школу перенесли в постоянное помещение в доме раскулаченного А. Д. Пилипенко, привезли парты. Электричества тогда в деревне не было. Пользовались керосиновыми лампами, а дома, иной раз, — светом от топящейся печи.
Каждый носил с собой в школу чернила, которые приходились варить самим. На подгоревших во время лесного пожара березах образовывались огарыши вроде дупла. Там содержалось вещество наподобие дегтя. Топором или ножом школьники эти огарыши вырезали, заготавливая на зиму. Варить чернила приходилось раз в месяц, варево процеживали и получали жидкость коричневого цвета.
Учеба сразу пошла у Павлика легко. Нет никакого сомнения, что его умственные способности и память были обусловлены, прежде всего, тем, что он с раннего возраста познавал в полном объеме премудрости крестьянского труда: когда и почему пахать, когда и что сеять, каковы сроки и признаки созревания тех или иных сельскохозяйственных культур… Переработка этого обильного объема информации сильно развивает мозг.
Павлик был бойким, находчивым и упорным. Его первая учительница Е. В. Позднина-Безбородова писала:
«С первых же дней поступления его в школу он был очень прилежным учеником и хорошим товарищем. По учебе, поведению его в школе, по выполнению домашних заданий и по общественной работе он всегда был первым, он умел организовать вокруг себя ребят на выполнение тех или иных задач, которые приходилось ставить перед ними». (Письмо хранилось в музее Павлика Морозова в Герасимовке). Павлик очень хорошо рисовал. Его рисунки «Деревня летом», «Деревня и город», «Тихое озеро» говорили о несомненном таланте.
В свободное время мальчишки играли в городки, в лапту. Здесь заводилой тоже был Павлик. Он собирал ватагу в 15-20 человек, особенно осенью, когда урожай был убран. Иногда уходили в лес на целый день. А там… На валунах — разноцветная накипь лишайников, между ветками — паутинки с каплями воды, переливающимися всеми цветами радуги. На лесных озерах можно было увидеть сказочно красивых птиц — лебедей.
Часть свободного времени Павлик использовал для того, чтобы помочь товарищам в учебе. Например, Яше Юдову постоянно помогал по арифметике — она ему трудно давалась. Амосову Лукерью подводило рассеянное внимание — она тоже была постоянно на «буксире» у Павлика. По всем предметам приходилось заниматься с Мишей Сильвестровым… Многие приходили к нему домой: Мотя Попутчик, Сакова Анфиса…
Всем Павлик был как брат: кому старший, кому младший. На лидерство Павлик не претендовал, хотя фактически его уважали как лидера не только ровесники, но и взрослые.
Деревенские дети редко имели возможность побывать за пределами своей деревни. Да и нынешний райцентр, город Тавда, в то время мало чем отличался от деревни: всего четыре улицы — Ленина, Советская, 9 января и Калинина. В центре города в сосняке — вокзал. Больницы не было. «Лечили» бабушки. Поэтому особенно высоким был интерес детей к рассказам Павлика о жизни за пределами деревни по прочитанному им в газетах. То, что в газете дано было несколькими сухими строками, в устах Павлика превращалось в увлекательный рассказ о геологах, которые намерены найти нефть совсем рядом, возле Шайтанки. А ведь многие до этого и слова того не знали — «нефть».
Особенно захватывали деревенских мальчишек рассказы Павлика в ночном, когда, собравшись человек по восемь, они пасли лошадей.
Павлик читал и подшивал в избе-читальне газеты «Колхозные ребята», «Всходы коммуны». Начитанность Павлика и его готовность поделиться своими познаниями были притягательны как для его ровесников, так и для взрослых.
Павлику было известно о существовании в стране пионерской организации. О ней он не раз читал в газетах, журналах. Ему очень хотелось, чтобы пионерский отряд появился и в Герасимовке. Павлик стал привлекать самых надежных товарищей к созданию пионерской организации в своей деревне. Когда было подобрано ядро, куда кроме самого Павлика вошло еще пять человек, он попросил учительницу Зою Александровну Кабину помочь им в этом деле. Пионерский отряд должен работать под руководством комсомольской организации. Ближайшая комсомольская организация была в Тавде. В Герасимовке в это время комсомольцев не было, кроме самой Зои Александровны.
После окончания полевых работ 20 октября 1931 года прошел учредительный сбор пионерского отряда. Сейчас уже никто точно не помнит имена всех первых пионеров Герасимовки. Известно лишь, что, кроме самого Павлика, это были Коваленко Яша, Юдов Яша, Ермакова Настя, Попутчик Мотя. Председателем пионерского отряда избрали Павлика. Яша Юдов вступил в пионеры против воли родителей. На первом сборе красных галстуков не было, они появились позже.
Сразу после сбора приступили к работе.
В то время кулаки продолжали уклоняться от уплаты продналога и агитировали всех крестьян срывать хлебозаготовки. Сверх налога государство покупало хлеб по твердым ценам, а кулаки старались продать дороже на рынке. Пионеры писали плакаты вроде «Здесь живет зажимщик хлеба» и ночью наклеивали эти плакаты на ворота кулаков.
Пионеры умели и развлекаться. Они делали и запускали змеев, чего никто из односельчан в жизни никогда не только не делал, но и не знал. Стали строить качели. До того местная молодежь их не видела никогда. Даже мячик у них появился невиданный: его накачивали насосом.
Отряд скоро вырос до 14 человек. В него вступили Юдова Марфа, Ермакова Физа, Ермаков Костя, Силивестров Михаил, Книга Миша и другие ребята. Комсомольская организация прислала в Герасимовку пионерским вожатым Валентина Анохова. Жизнь пионеров стала еще интереснее.
Пионеры оживили работу в избе-читальне, где и расположили свой «штаб». Здесь же пионеры выступали с концертами перед крестьянами. Тогда никто петь не стеснялся. Наоборот, умение петь всегда ценилось в деревне. Как будто свежим ветром подуло. Посветлели лица бедняков.
Но и враг не дремал. По деревне пошли подметные письма, угрожающие «божьей» карой тем, кто сотрудничает с Советской властью. Переписывали эти письма дети кулаков. Запуганные кулацкими угрозами, родители некоторых пионеров стали требовать от своих детей выйти из пионерского отряда.
Кулачье попыталось нанести основной удар по пионерскому вожаку, Павлику Морозову. Поздно осенью его вызвали в сельский Совет, где незнакомые люди грубо закричали на него: «Ты что же, активист, других агитируешь, а о своем отце скрываешь!» Дело в том, что Трофим не только снабжал банды бланками советских справок, но и приторговывал ими. Видимо, он с кем-то не сошелся в цене. Кто-то из раскулаченных доложил куда следует. Трофима осудили и отправили в тюрьму. Этим фактом воспользовались местные кулаки и их подголоски против Павлика Морозова, хотя Павлик жил без отца и о его «художествах» знать не мог.
Многие могли бы сломаться от такого удара. Но Павлик выдержал.
В 1932 году Павлик первым подписался на заем и через пионеров агитировал других крестьян последовать его примеру.
Летом того же года Павлика пригласили в село Городище на трехдневные кустовые сборы пионерского актива. Собралось около двадцати пионеров-активистов, в основном председатели пионерских отрядов. Поселили их в Городищенской школе, стоявшей над живописным озером-старицей реки Тавды. Ночевали ребята в классных комнатах на современных кроватях с чистым постельным бельем. В лагере иинструкторы-комсомольцы отрабатывали с активистами строевую подготовку, методы проведения пионерского сбора… Состоялся и обмен опытом Некоторые пионеры-активисты, в том числе и Павлик, рассказали о работе своих пионерских отрядов. Для большинства пионеров все это было ново.
Со сборов Павлик возвратился окрыленным. Голова была полна новыми планами.
IV
Однако Павлик общался не только со сверстниками. Наоборот, наиболее серьезные дела связывали его с некоторыми взрослыми крестьянами.
Наиболее близким к Павлику был молодой крестьянин Константин Игнатьевич Волков. Константин часто помогал Павлику в освоении приемов крестьянской работы. Вместе они ездили на озеро Сатоково ловить карасей. Иногда к ним присоединялись другие мужики, симпатизировавшие Павлику, особенно часто — молодой осодмилец Прохор Варыгин. Порою присоединялись и женатые мужики. Получалась целая артель. Пойманная рыба была существенной поддержкой для семьи Павлика. Тем более, что своей сети у него не было.
Константин Волков и другие крестьяне с особенным уважением относились к Павлику из-за его начитанности. Он читал не только пионерские газеты, но и «Крестьянскую газету», политические брошюры, поступавшие в избу-читальню. Крестьяне же в большинстве своем были неграмотными. Если парни лет 15-16 посещали ликбез, то взрослые 30-40 лет туда не ходили.
С давних времен у крестьян был обычай привлекать к чтению вслух школьников. Особенно, если речь шла о крестьянских проблемах. Как носитель информации Павлик мог рассчитывать на самое пристальное внимание и уважение, поскольку сказанное им подтверждалось известиями из более развитых старожильческих русских сел.
Мужики из бедняцких хозяйств любили слушать Павлика. Собирались прямо на улице. По старому крестьянскому обычаю полагалось предоставлять полноправный голос на сходке тем молодым, которые стали самостоятельными хозяевами. А Павлик таковым был действительно. При этом он с исключительным уважением относился к старшим. Это также притягивало к нему взрослых.
Павлик агитировал крестьян превращать временные артельные объединения в постоянные, постепенно объединяя их в одну артель. Это был практический путь к созданию колхоза. Доводом Павлика было не только то, что артельная работа вообще эффективнее, но и то, что с 1930 года в стране по рекомендации И. В. Сталина разворачивалась сеть МТС и в старожильческих селах в колхозах пахали уже с использованием тракторов. Это значительно облегчало крестьянский труд, повышало производительность и сокращало сроки посева и уборки урожая.
Постепенно вокруг Павлика стала группироваться постоянная группа крестьян. Кроме его друзей, К. Волкова и П. Варыгина, — женатые Юдов Трофим, Коваленко Андрей, пытавшиеся в свое время наладить работу коммуны, Гудимчик Николай, Парфенов Давыд, Лосев Фома…
V
Но чем больше уважала Павлика беднота, тем больше ненавидело его кулачье. Взрослые кулаки старались поиздеваться над ним и своих кулачат натравливали. Кулацкие недоросли смеялись:
«В таком рванье ходишь, а в галстуке! Ха-ха!»
Их отцы откровенно грозили расправой.
Активизировалась деятельность банды Антона Клюева. Бандиты отбирали муку, которую крестьяне везли с мельницы из Городища. Нередко забирали все, что вез крестьянин с базара. Случалось, что и куражились при этом. Например, у бедняка Василия Лосева, сторонника Павлика, забрали хорошую лошадь, а взамен дали еле живую клячу.
Практически бандиты установили блокаду Герасимовки. Уполномоченный из Тавды Аксенов с ног сбился, убеждая крестьян сдавать продналог. Все тщетно. Крестьянам страшно было выезжать из деревни. К февралю 1932 года хлебозаготовки были сорваны.
И тогда Павлик предложил реальный выход: не ездить по одному, а отправиться обозом. Банда не осмелится напасть на большое количество мужиков.
Мужики приняли доводы Павлика и решили действовать совместно. В основном это были те, кто уже давно тянулся к нему: Варыгин Прохор, Юдов Трофим, Коваленко Андрей, Парфенов Давыд, Книга Ефрем… Всего набралось восемь мужиков. Павлик запряг свою серую кобылку, водрузил на сани красный флаг и поехал впереди обоза.
Самое опасное место — Перейма. Это между Герасимовкой и Городищем. В этом месте с обеих сторон дороги тянулись болота. Дорога шла через мостик. Уклониться от встречи здесь было невозможно. Поэтому чаще всего банда ждала свои жертвы именно в этом месте.
Не исключено, что ждали и на этот раз, но десять подвод — крепкий орешек. Тем более, никто не знал, что обоз идет без оружия. А о меткости Павлика знали все в округе.
Обоз благополучно проехал Перейму, миновал Городище, Ваганово и мимо Сатокова прошел в Тавду. Позади осталось около 42 километров. Блокада была прорвана.
Таким образом, тринадцатилетний Павлик Морозов на деле состоялся как лидер крестьян-бедняков. Это стало ясно всем.
VI
Первая победа организованных крестьян-бедняков окрылила их. Надоело бояться кулаков и подкулачников, тем более такой малыш преподал урок смелости и мудрости.
Родственник Павлика, Николай Курбачев, живший в Кулоховке, уговаривал односельчан, участвовавших в безобразиях А. Клюева, уйти из банды. Некоторые послушались. Но банда продолжала бесчинствовать.
В июне 1932 года, на Троицу, собрался жениться Яков Иванович Кордецкий. Курбачев по опыту знал, что А. Клюев не упустит случая покуражиться, придет «гонять» свадьбу, демонстрировать свое всесилие. Николай предупредил об этом милицию. Ночью на машинах к нему приехали 12 милиционеров с винтовками и наганами. Машины уехали, а милиционеры спрятались в бане Курбачевых. И незаметно было, остался ли кто в деревне.
Все произошло, как предполагал Курбачев. Днем пришли трое бандитов, в разгар веселья, и, направив на гостей свадьбы оружие, стали их «гонять». Рассредоточившиеся за амбарами, деревьями, сараями милиционеры дали залп по бандитам. Все бандиты были ранены. Ошеломленные плотностью огня, не в состоянии определить направление, с которого велся огонь, они бросились бежать, не пытаясь отстреливаться. Во след — лавина огня и свинца.
Антон повис на заборе — рана в висок оказалась смертельной. Константин Зюзько успокоился после нескольких попаданий. Успокоили и Семена, фамилию которого старики уже не помнят.
Стихли выстрелы — молодые и гости свадьбы сбежались посмотреть на бандитов. Всех удивило, какие они были жирные, откормленные, словно хряки.
Составили протокол. Свадьбу спокойно доиграли.
Жены схоронили своих мужей-бандитов.
Крестьянам бояться стало некого. Путь к созданию колхоза был открыт.
Сейчас представить сложно, еще труднее показать в рассказе, какой громадный труд был проделан Павликом Морозовым по организации крестьян-бедняков своей деревни. Разобщенность бедняцких семей в Герасимовке делала их легкой добычей для кулаков-эксплуататоров.
Теперь всем стало ясно, что колхоз будет организован в 1932 году. У колхоза долгов перед кулаками не будет, а, следовательно, не будет и батраков в деревне.
VII
Для кулаков это — погибель. Подобно А. Клюеву и его дружкам они ожирели, к работе были неспособны. Тогда кулаки решились на отчаянный шаг, обычный для кулачья прием — убить Павлика, лишить крестьян лидера и тем самым запугать их.
Исполнителем этого преступления согласился стать Данила Морозов. Он подкараулил Павлика на озере, схватил его и утащил на глубину. Погрузив Павлика в воду, он стал держать его, ожидая, когда Павлик захлебнется. Но рядом оказался Константин Волков. Волков вступил в единоборство с Данилой и спас Павлика.
Но Данила не отступился. Он уловил момент, когда Павлик и К. Волков, пришедшие на рыбалку, крепко спали на берегу. Вынув из прогоравшего костра большую головню, Данила сунул ее под рубашку Павлику. Ожоги были сильными и обширными, но менее одной трети кожи и поэтому не привели к смерти.
В другой раз в отчаянии Данила начал избивать Павлика возле дома оглоблей. На крики выбежала из дома мать Павлика, Татьяна Семеновна, и отбила сына у озверевшего подкулачника.
Кулакам стало ясно, что убийство может быть успешным лишь в том случае, когда рядом не будет сочувствующих Павлику взрослых.
Разработкой плана убийства занялся самый жестокий и коварный из кулаков — Кулуканов Арсентий. Убийство наметили совершить, когда мать Павлика поедет в Тавду сдавать в счет госпоставок телку. Мальчики три дня будут одни. Надо выманить Павлика в лес. «За клюквой». Это было поручено Аксинье Морозихе. Непосредственно убийство должны были совершить дед Мороз и Данила. Кулуканов показал им пригоршни золота, которые пообещал дать в уплату за убийство.
Т. С. Морозова уехала…
Утром 3 сентября 1932 года Морозиха явилась к внукам и неестественно ласково стала уговаривать их пойти за клюквой на Круглый Мошок. Болото небольшое, недалеко от деревни, односельчане, мол, быстро всю клюкву соберут, а уродилась она ладная.
Естественно, тупая Морозиха, в отличие от Кулуканова и других кулаков, пошла на это преступление не только из классовых интересов. Одновременно ей хотелось отомстить строптивой невестке Татьяне за то, что та не стала со своими сыновьями батрачить на нее. Поэтому она поставила целью увести всех четверых внучат. Тогда Данила с дедом вынуждены будут убить всех, чтобы не было свидетелей. Однако Алеша и Роман идти «по ягоды» отказались. Пошли Павлик и девятилетний Федя.
Отведя внуков на Круглый Мошок, Морозиха потихоньку скрылась из виду и, прячась за деревьями, пошла домой, по дороге предупредив Кулуканова:
«Они на месте».
Дед и Данила, взяв нож, пошли в сторону Круглого Мошка. Примерно на половине пути они встретили Павлика. За ним шел Федя.
Увидев, что Данила выхватил нож, Павлик попытался перехватить его руку и вступил в борьбу, одновременно крича:
«Федя, братко, беги!»
Силы были слишком неравны: крупный девятнадцатилетний парень с ножом против безоружного малыша. Тем не менее, покончить с Павликом с первого удара не получилось. Первый удар Павлик отбил, при этом почти отрезал себе ножом большой палец на левой руке. Затем последовали два ножевых удара в живот и один — в грудь.
Федя в это время пытался убежать, но дед огрел его палкой по виску. Федя упал. Пока Данила добивал Павлика, дед схватил Федю, который уже начал подниматься. Когда подбежал Данила, Федя стал отбиваться из последних сил. Здесь тоже не обошлось одним ударом. Пытаясь ударить в шею, Данила почти вовсе отрезал Феде ухо. Затем нанес удар ножом в живот, а потом перерезал горло.
Убитых братьев преступники оттащили в разные стороны. Павлика сунули головой в муравейник. Федю закидали хворостом.
И дед, и Данила были залиты кровью убитых. В таком виде они явились домой, никем не замеченные, так как жили почти на самом краю деревни.
VIII
Стало смеркаться. Пес Китай, который ходил с Павликом, вернулся домой, а мальчиков нет. Алеша побежал к бабке Морозихе. На вопрос, где его братья, она отмахнулась:
«В Кулоховку пошли к бабе чай пить».
Вернулся Алеша домой, а на душе — тревожно. Кулоховка была далеко, да и идти туда братья не собирались. Тревога усиливалась еще и тем, что на одежде Данилы и деда он увидел кровь.
Мальчик пошел к тетке, сестре матери, Островской Меланье Семеновне. Она жила через 26 дворов. Было темно и страшно, но дома без пропавших братьев — еще страшнее.
Анисим Островский велел сыну Андрею седлать коня и скакать в Кулоховку к бабушке, матери Татьяны Семеновны и Меланьи. Уже ночью вернулся Андрей на взмыленной лошади. В Кулоховке мальчиков нет и не было. Стало ясно, что братьев убили.
Наутро пионеры и крестьяне-бедняки отправились на поиски. Прочесали местность всюду, где предполагали найти, но никаких следов не заметили.
Вернулась из Тавды Т. С. Морозова.
Племянник Андрей Островский сообщил ей, что Павлик и Федя не вернулись из лесу. Заплакала мать, сразу поняв, что детей убили. Неспроста перед ее отъездом дед и Данила шныряли мимо их дома и высматривали: уехала ли она.
Убитых братьев нашел случайно крестьянин Шатраков. Дмитрий Антонович пошел на охоту за глухарями, взяв с собой пса Букета. Вдруг пес стал жаться к ногам хозяина и скулить. Видит Дмитрий: ноги босые торчат. Шапка на голове зашевелилась от ужаса. Ноги у него подкосились. Дмитрий трижды выстрелил в воздух. Подождал. Никто не идет. Немного придя в себя, Шатраков побежал к деду Сергею Морозову. Морозиха как раз стирала. Вода была красная от крови. На сообщение Шатракова баба ответила:
«Вы зарезали, вы и нашли».
Павлика и Федю принесли в избу-читальню. Собрались все бедняки. Плакали в голос, не скрывая слез, потрясенные жестокостью убийц. Трупы детей были искромсаны, кишки вылезли. Одежда их была вся в крови.
Бедняки принесли для убитых кто рубашонку, кто штанишки. Одели в свежее. На ноги обули ботиночки без носочков. Живые Павлик и Федя ботинок не имели. В холод они ходили в лаптях.
Татьяна Семеновна прибежала к Аксиньи с криком:
«Мама, что вы наделали!»
Свекровь цинично ответила, не поведя бровью:
«Мы тебе мясо приготовили, а ты — ешь!»
Осодмильцы Прохор Варыгин и Иван Попутчик арестовали убийц и Кулуканова. При аресте изъяли белье — все в крови. Нашли нож со следами крови, спрятанный за икону.
На допросе дед с бабой уперлись. Они все отрицали, утверждали, что любят внучат, и к убийству непричастны. Они пытались свалить все на Шатраковых, объясняя это тем, что Павлик сообщил в сельском Совете, что те хранят незарегистрированное ружье. Мол, Шатраковы теперь и отомстили Павлику.
Подобного рода факт с ружьем имел место. Шатраковы утверждали в сельском Совете, что ружье продали, а Павлик Ефрему Шатракову при всех сказал, что это — неправда.
Ефрема и Филиппа Шатраковых, братьев нашедшего убитых Дмитрия, арестовали, но на очной ставке с ними Данила признал, что они непричастны.
Потом убийцы пытались свалить все на Силина Арсентия, но тот в это время ездил вместе с Т. С. Морозовой в Тавду и в убийстве не мог участвовать. Хотя он мог знать о готовящемся преступлении и состоять в сговоре. Его арестовали, но освободили в зале суда.
Суд состоялся в г. Тавде в клубе им. Сталина. Виновниками убийства были признаны Кулуканов Арсентий, Морозов Сергей, Морозова Аксинья и Морозов Данила. Вина их в ходе судебного разбирательства была неопровержимо доказана. А. Кулуканова и Д. Морозова в соответствии с приговором расстреляли. С. Морозов и А. Морозова умерли в тюрьме до приведения приговора в исполнение. Участкового Титова осудили на 5 лет как пособника убийц. Когда Данила избил Павлика оглоблей, тот пожаловался участковому, но участковый мер не принял, а только посмеялся.
СРАЖЕНИЯ ПОСЛЕ ГИБЕЛИ
I
Борьба на этом не завершается. Скорее даже обострилась. Могилу братьев Морозовых, похороненных на кладбище, стали систематически осквернять: жгли на ней хворост, оправлялись. Делали это те же, кому мешал живой Павлик. Кулацкие недобитки не только сами творили эти безобразия, но подначивали школьников, что бы те присоединились к кощунству. Продолжалось это не неделю, не месяц, а многие годы!
В 1938 году было принято решение о перезахоронении останков Павлика и Феди. Их мать, Татьяна Семеновна, к этому времени из Герасимовки уехала, но на перезахоронении присутствовала. Прибыли партийные и советские представители из Тавды, из Свердловска.
Была приготовлена общая могила в центре деревни. Старую могилу раскопали. Прогнившие гробы переставили в новые, большего размера, и понесли в центр деревни. Народу было много, но тишина была прямо-таки звенящая. Даже птиц не было слышно в это время. Природа как-будто замерла. И вдруг — сначала в одном конце деревни, затем в другом — завыли собаки. И вот уже целый хор собак воем сопровождает церемонию перезахоронения…
Даже звери выражали свою скорбь. Кулачье, осквернявшее могилу, было хуже зверей.
II
У некоторых бедняков убийство Павлика вызвало яростную решимость действовать. В результате произошло то, чего кулаки не ожидали: колхоз образовался раньше, чем это произошло бы при живом Павлике. Не дожидаясь окончания уборки урожая, 22 бедняка под председательством Ефрема Книги провели собрание. Колхоз был создан на девятый день после гибели Павлика — 12 сентября 1932 года.
Но многие крестьяне были деморализованы. Если раньше, когда действовала банда А. Клюева, они испытывали страх, то теперь страх перерос в ужас, сменив оптимистические надежды, зародившиеся в период между разгромом банды и гибелью Павлика Морозова. Эта часть крестьян о вступлении в колхоз боялась даже думать.
Однако жизнь не стоит на месте. Советская власть повсеместно нанесла по бандитизму сокрушительный удар. В 1933 году была разгромлена и банда братьев Пуртовых, базировавшаяся возле Гривеского озера. Оставшиеся кулаки, лишившись своего сильного карательного органа, сменили тактику. «… антисоветские элементы в ряде районов, где они еще не разоблачены и не разгромлены, — охотно идут в колхозы, даже восхваляют колхозы для того, чтобы создать внутри колхозов гнезда контрреволюционной работы» (И. В. Сталин, т. 13, стр. 228). В 1934 году с этой целью остатки кулачества вместе с бедняками Герасимовки пошли в колхоз, проведя в правление своих людей. Председателем колхоза стал П. Ефимов, один из приятелей Трофима Морозова. В свое время Трофим Морозов доверял Ефимову штамп и печать сельского Совета. Тот, вместе со своими приятелями-собутыльниками, Волковым и Ермаковым, изготовил большое количество бланков справок сельского Совета. Этими справками приятели торговали и продолжали приторговывать до сих пор.
Видя творимые безобразия, беднота стала уходить из колхоза. Одним из первых уехал в город Константин Волков, соратник Павлика. Круто разошлись его дороги с братом Петром. Уехали братья Галызовы Ефим и Петр, Юдовы Ефим и Карп и многие другие. Кулачье проводило политику выдавливания из деревни сторонников Советской власти. И не нашлось в деревне людей, подобных Павлику. Безобразия творились открыто и дерзко.
Однако Советская власть в стране уже крепко стояла на ногах, и никакие ухищрения кулацких недобитков не могли спасти их от полного разгрома. Был нанесен сокрушительный удар по остаткам кулачества и в Герасимовке. Хотя внешне это выглядит случайностью.
Приходит из Мостовки спецпоселенец Беляков, кубанец. Спрашивает мужиков, где можно справку достать. Ему советуют обратиться к Ефимову. Тот говорит, что может продать только бланк. За червонец. А на бланках стояла поддельная подпись уже сидевшего в тюрьме Трофима Морозова.
Кубанец с купленной справкой отправился на вокзал, не подозревая, что торговцы этими справками уже попали в поле зрения милиции.
Подходит к нему милиционер в штатском и говорит:
«Пошли ко мне домой, на вокзале ограбить могут…».
Однако он привел Белякова не домой, а в милицию. Там ему говорят:
«Сделаешь, как скажем — отпустим».
Белякову дали десятку и снова послали к Ефимову за новым бланком. На десятке специально иголкой был наколот узор.
Ефимов продал очередной бланк и с П. Волковым отправился в магазин к Ермакову. Стали выпивать. Вдруг в дверь раздался стук. Ермаков в ответ:
«Время не вышло!»
Стук — сильнее. Открыли — милиция. Милиция сразу потребовала предъявить кассу. В кассе оказалась «подкованная» десятка.
После расследования состоялся суд. П. Ефимову и П. Волкову дали по шесть лет. Ермаков сумел выскользнуть.
Председателем колхоза после осуждения Ефимова избрали Лосева Василия Демидовича. Того самого, которого в свое время ограбили клюевцы, выдав ему в насмешку клячу. Дела в колхозе пошли в гору. Из МТС пришли тракторы, жать стали комбайном «Комсомолец»…
В 1936 году партийные органы порекомендовали избрать председателем Толстого Ивана Ивановича. Не герасимовского. При нем колхоз заработал еще лучше. Бывшие бедняки познали, наконец, зажиточную жизнь. В 1937 году деревенские стали покупать велосипеды, о чем раньше мечтать не могли. К этому времени уже оформилась небольшая местная комсомольская организация. Жизнь стала налаживаться.
III
Созданный Павликом пионерский отряд не распался. Наоборот, он стал расти. Пионеры особое внимание уделяли укреплению колхоза: охраняли посевы и скот, собирали золу для удобрения колхозных полей, старались сделать интересным досуг колхозников, продолжив традицию устройства концертов и «живых газет».
В доме, где родился и жил Павлик, был организован музей. Однако Павлик Морозов, даже мертвый, был ненавистен, страшен и опасен для затаившихся недобитых кулаков и подкулачников. В 1946 году враги сожгли музей.
Тогда пионеры развернули экспозицию в школе.
По инициативе пионеров были собраны средства на памятник Павлику, который был установлен на Красной Пресне в Москве. Уральские комсомольцы собрали средства на памятник над могилой Павлика Морозова в Герасимовке. На открытие памятника 24 июня 1954 года собрались тысячи пионеров, комсомольцев, партийных работников. Присутствовал автор памятника, скульптор П. А. Сажин. Открытие памятника снималось на киноленту. Памятник в Герасимовке был самым удачным. В дальнейшем памятники Павлику Морозову были установлены во многих городах страны как пример активного борца за новую жизнь первых пионеров советской страны для мальчишек и девчонок будущих поколений.
В 1967 году в старейшем доме Герасимовки, где в прошлом размещалась школа, в которой учился Павлик Морозов, открылся новый музей. Его ежедневно посещали по 300-400 человек со всех концов Планеты. Особенно много среди посетителей было пионеров. Большую работу с посетителями музея проводила последняя учительница Павлика, Зоя Александровна Кабина.
IV
Позднее по навету кулаков был осужден на 14 лет младший брат Павлика, Алексей Трофимович. Но он не сломился, не озлобился на пролетарскую власть и остался верен своим убеждениям. Жизнь и героическая борьба Павлика придавали ему сил выдержать все невзгоды.
«Пусть мне покажут приказ о моем аресте, подписанный Сталиным, тогда я подумаю. А так Сталин для меня — вождь!»
Сына своего Алексей Трофимович в честь старшего брата назвал Павлом.
МАТЬ
Татьяна Семеновна, мать Павлика, всегда старалась поддержать его в стремлении самостоятельно осмыслить и разрешить многочисленные сложные крестьянские проблемы. Именно она привила своим детям уважение к труду и человеку труда. Эти качества определили развитие активной жизненной позиции Павлика Морозова. Мать всегда поддерживала своего сына в борьбе за лучшее устройство крестьянской жизни, в борьбе со всякой несправедливостью и злом. Она часто была активным последователем его начинаний.
Например, красный обоз, который провел Павлик в феврале 1932 года через бандитские кордоны, не оказался единственным. Следующий организовала и провела именно Татьяна Семеновна.
Гибель сыновей не сломила мать. Татьяна Семеновна старалась всеми силами продолжить большое дело своего сына, что стало для нее нормой и смыслом жизни.
В начале Великой Отечественной войны около Сталинграда она попала под бомбежку при переправе через Волгу. Татьяна Семеновна не побежала в укрытие спасать свою жизнь, а, организовав женщин, вместе с ними стала вытаскивать в безопасное место раненых. Она спасала раненых до тех пор, пока сама не получила ранение. Вместе со спасенными ранеными бойцами она была вывезена в тыл. После излечения Татьяна Семеновна приехала в Тавду, где выхаживала раненых, переданных населению на излечение.
Ее сын, Роман, ушедший на фронт добровольцем, вернулся с войны израненным и вскоре умер. Татьяна Семеновна не замкнулась в свое собственное горе и переживала свои потери вместе со всей страной.
Татьяна Семеновна приняла самое активное участие в послевоенном восстановлении колхоза имени Павлика Морозова.
Умерла Татьяна Семеновна в 1983 году в возрасте 87 лет.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ИСТИНА
Представление о жизни, борьбе и гибели Павлика Морозова в основном формировалось на основе ряда художественных произведений. К ним относятся, прежде всего, повесть В. Губарева «Павлик Морозов», менее известная повесть П. Соломеина «Павка-коммунист», повесть А. Яковлева. Эти произведения на примере Павлика дают нам в художественной обработке обобщенный образ героя и не могут быть источником информации о реально жившем Павлике Морозове.
Жизнь Павлика Морозова неразрывно связана с жизнью крестьян его деревни. Его особые личные качества способствовали выдвижению Павлика в качестве местного лидера крестьянских масс в обычной крестьянской жизни, но не являлись причиной становления Павлика Морозова героем. Революционная классовая борьба в стране, революционный подъем среди угнетенных крестьянских масс направили активные жизненные качества Павлика Морозова в русло общей революционной борьбы и подняли его до уровня классового лидера, героя местной деревенской бедноты.
Бытующая версия, что Павлик Морозов стал жертвой мести за разоблачение преступлений своего отца, не только не соответствует многим фактам, но и объективно полностью отрицается всем содержанием жизни Павлика и обострением классового противостояния в деревне в тот период. Эта версия выгодна классовым врагам и одновременно упрощенно понятна на уровне крестьянского сознания. Эта версия сводит все сложности классовой борьбы до уровня семейной драмы.
Изначально эта версия возникла в результате целого ряда причин:
Во-первых, в тот период разгромленный классовый враг перешел к скрытым формам борьбы с пролетарской властью. Поэтому в следственные, судебные и советские органы проникло значительное число врагов пролетарской власти, которые использовали свое служебное положение для ее дискредитации, расправы над советскими активистами и выгораживания своих сторонников.
Во-вторых, скрытые местные кулаки и подкулачники, спасая собственную шкуру, были заинтересованы перевести дело Трофима и его дружков из разряда классового преступления в разряд семейных разборок.
В-третьих, Трофим и его сообщники рассчитывали всю ответственность за преступление переложить на непосредственных исполнителей и самим уйти от сурового наказания.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
При сборе информации о жизни, борьбе и гибели Павлика Морозова мне довелось в 1993 году побывать в логове упыря, который был одним из осквернителей могилы Павлика. Этот факт подтвердился в процессе нашего разговора. Визиту предшествовало письмо с просьбой оказать помощь в сборе материалов по истории Герасимовки. 2 декабря 1998 года исполнилось бы 80 лет со дня рождения Павлика Морозова.
Из-за бронированной двери слышу голос, требующий объяснить, кто я такой и цель визита. Через дверь напоминаю о письме. Дверь открывается.
Желая покуражиться надо мной, хозяин с ухмылкой предлагает сесть у входа на грязную полку для обуви. Спокойно жду, когда ему самому надоест торчать в прихожей. Наконец, следует приглашение в комнату.
Инициатива начала разговора оказалась за ним. Он цинично признался, что всю свою жизнь угрозами и оскорблениями пытался заставить замолчать тех, кто рассказывал людям о героической жизни Павлика Морозова. Мне упырь не угрожал. Но почему он вообще разговаривал со мною? Почему он старался убедить меня, что Павлик Морозов пионером вовсе не был и вообще никаких пионеров в то время в Герасимовке не было, что его гибель — семейная драма?
Нельзя считать врагов круглыми идиотами! Они прекрасно понимают, что открыто и громко чернить Павлика Морозова, — значит, привлекать к нему внимание. Поэтому кулацкие последыши стали навязывать другую версию — не было героя, была жертва семейной драмы. Упырь надеялся дезориентировать меня в поисках исторической правды о жизни и борьбе Павлика Морозова и одновременно пытался найти активных и авторитетных проводников кулацкой идеи.
Спокойно привожу свидетельства других очевидцев о работе пионеров во главе с Павликом. Упырь опускает глаза, тихо говорит:
«Ну, не знаю…»
Почему же упырю и многим другим кулацким недобиткам удавалось избежать заслуженного возмездия за антисоветскую деятельность при диктатуре пролетариата?
Упырь учился в одном классе с Павликом Морозовым. Успехами в науках он не блистал и часто пользовался в учебе помощью Павлика. Живя в зажиточной семье, он, однако, через отдел народного образования получал материальную помощь. Например, ему выдали юфтевые ботинки. Не Павлику, которому ботинки на ноги надели только во время похорон и то — ношеные, чужие, дарованные односельчанами. А то, что денежки упырь имел, говорит хотя бы тот факт, что в день убийства Павлика он покупал себе в Тавде новое пальто. Уже тогда кулацкие покровители пролезали на руководящие посты и всячески радели за своих классовых сообщников. Классовый враг не исчез. Он «ушел в тень» и всячески лез наверх. Именно их интересы политически озвучивали бухаринцы в довоенный период и хрущевцы в период контрреволюции пятидесятых годов.
Когда дядю упыря раскулачили и выслали на Конду, то он вскоре вдруг оказался в Омске, крупном областном центре Сибири. Этот факт мне подтвердил упырь во время нашего разговора.
Когда раскулачили отца упыря, то родственнички пошли к Ивану Ворохобову, жившему на выселках Курманка за Тонкой Гривкой. Иван написал жалобное письмо «наверх» на имя М. И. Калинина, — пришло помилование. Кто-то порадел за своего человечка.
Даже тех, кому пришлось-таки посидеть в тюрьме, милость не обошла. Тот же Трофим Морозов, по словам упыря, благополучно осел в Тюменской области. Не где-то в глухой деревне, а в городе.
То есть действовала сеть связанных между собой врагов советской власти, врагов советского народа, которые в трудные для страны времена организовывали заговоры, кулацкие мятежи, убийства пионеров и взрослых активистов, всячески вредили народному хозяйству и тому подобное, а позднее, тщательно замаскировавшись, прорывались на руководящие посты и, используя свое положение, выгораживали сообщников и репрессировали честных людей.
Именно подобные кулацкие последыши открыто, нагло и вызывающе правят сегодня бал в нашей стране. Именно они обирают трудовой народ до нитки, грабят и разбазаривают колхозы и заводы, землю и недра,… Но все они — временщики. Дыхание новой пролетарской революции уже чувствует вся Планета. Пролетарская буря навсегда очистит Землю от подобных упырей, паразитов и разной нечисти.
* * *
Новое молодое поколение неизбежно даст новых революционных героев. В их борьбе и в их делах будет вечно жить имя и дело Павлика Морозова. Такие герои не умирают. Они — бессмертны!
МЫ — МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
О том, что было не допето,
Вздохнув, запел старик-баян,
И услыхала вся Планета
Слова, вновь сказанные где-то:
Мы — молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
***
От этой песни правдой веет,
Повержен ею в прах обман,
В душе, что ей внимать посмеет
Мрак долгих лет она рассеет.
Мы — молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
***
Как яркий луч из царства света,
Ворвется в темный вражий стан
Словами грозного ответа
Тем, кто страшится слышать это:
Мы — молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
***
До неба яростное пламя —
Старт новой эре ныне дан.
За свой народ, за тех, кто с нами
Вздымаем выше Правды Знамя:
Мы — молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
***
И наших душ огнем согрета
Земля, безумная от ран,
И то, что было не допето,
Теперь подхватит вся Планета:
Мы — молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
автор — Е. Яворская
При подготовке документальной повести «Бессмертие» автором использованы материалы газеты «Советская молодежь» и фрагменты рукописи «Сбитые на взлете» В.Н. Миронюка (г. Ульяновск).
Издательство РКПО «Русь». Адрес: 193168, Ленинград, Большой пр. В. О. д. 83, к. 88. Лицензия на издательскую деятельность ЛР №030522 от 21 апреля 1993 г.
Издано в Ленинграде. 1997 г. Издательский дом «Кириши». Тираж 5000 экз. Цена свободная.