Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? Правда Сталина. Раздел 1. НИТЬ АРИАДНЫ

---

Глава I. ЗНАНИЕ — СИЛА?!

Кровавая трагедия 22 июня 1941 г., ни в малейшей степени не связана с какой бы то ни было внезапностью. Тем более по вине Сталина. Особенно в силу его якобы каких-то просчетов, ошибок, недооценок или переоценок сложившейся накануне воины ситуации и намерений Гитлера. Хотя бы, например, потому, что первая же строка инициированной и санкционированной лично Сталиным и собственноручно изложенной начальником Генерального штаба Г. К. Жуковым и наркомом обороны С. К. Тимошенко Директивы № 1 от 21 июня 1941 г. гласила: 1. В течение 22 — 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев…»

То есть говорить о внезапности нападения для наших войск нет решительно никаких оснований. В какой бы то ни было трактовке военного аспекта внезапности.

Особенно в трактовке маршала Жукова, которую в середине 60-х годов прошлого столетия он изложил в одной из приватных бесед с известным писателем того времени и «властителем дум» того поколения — Константином Симоновым.

Растиражированная десятки раз переиздававшимися мемуарами Жукова, она стала едва ли не «эталоном» при описании причин тяжелейших потерь нашей армии в начальный период войны.

Вот что он тогда сказал «Что такое внезапность? Трактовка внезапности, как трактуют ее сейчас, да и как трактовал ее в своих выступлениях Сталин, неполна и неправильна.

Что значит внезапность, когда мы говорим о действиях такого масштаба? Это ведь не престо внезапный переход границы, не просто внезапное нападение.

Внезапность перехода границы сама по себе еще ничего не решала. Главная опасность внезапности заключалась не в том, что немцы внезапно перешли границу, а в том, что для нас оказалась внезапной ударная мощь немецкой армии; для нас оказалось внезанностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решаюших направлениях; для нас оказались внезапностью и масштабы сосредоточения их поиск и сила их удара.

Это и есть главное, что предопределило наши потери первого периода воины. A не только и не просто внезапный переход границы»^[5].

---

---

Феноменальный парадокс этой трактовки внезапности как главной, по Жукову, причины, обусловившей гигантские и тяжелейшие потери в начале войны, состоит в том, что — обратите на это особое внимание — в ней абсолютно нет даже намека на какую бы то ни было вину Сталина. Kак подчеркнул в своей недавно вышедшей в свет книге «Провокации против России» генерал Н. Ф. Червов,«внезапности нападения в обычном понимании не было, и формулировка Жукова была придумана в свое время для того, чтобы взвалить вину за поражение в начале воины на Сталина и оправдать просчеты высшего военного командования в этот период»^[6].

Все то, что на назвал маршал Жуков, без какихлибо исключений относится прежде всего к компетенции Генерального штаба, начальником которого он был, а также Наркомата обороны и лично наркома обороны, то есть маршала С. К. Тимошенко.

Более того, едва ли не в прямом смысле против каждого слова трактовки Жукова отличающаяся беспристрастностью подлинная История сохранила сокрушительные, в том числе и документальные опровержения, включая и такие, к которым в свое время маршал лично приложил руку, либо был причастен именно как начальник Генштаба, либо же в последствии собственным же языкам и пером обозначил свою сопричастность.

Что касается трактовки внезапности Сталиным, то маршал явно зря ее «лягнул» — как роз трактовка Сталина и была самой точной, потому как она в первую очередь была политической. Именно потому, что она была и к тому же и политически жемтко выверена, а вследствие именно этого полностью соответствовала действителности, именно потому-то ее безоговорочно и приняли лидеры США и Великобритании как главные союзники по антигитлеровской каолиции. Была бы хоть малейшая возможность улизнуть от этого признания — можете не сомневаться: и официальный вашингтон, и официальный лондон мгновенно проигнорировали бы ее. В друзьях у здравомыслящего Кремля они никогда не числились…

На протяжении всех послевоенные десятилетий, особенно после убийства Сталина, каким-то сверхъестественным образом из поля зрения исследователей выпадает одно важнейшее обстоятельство — никогда Сталин не говорит о внезапности, не предварив произнесение этого слова выражением вероломно разорвав пакт о ненападении, либо же как минимум для начала произносил слово «вероломно» и только затем «внезапно».

Между тем это нюанс особого стратегического значения, позволяющий — путем филигранно точного разделения политической составляющей от сугубо военной — абсолютно верно, без каких-либо оговорок и недомолвок четко уяснить исключительно обоснованную и оправданную высшими интересами СССР технологию вступления в войну его политического и государственною руководства (а соответственно и государства как такового), т е. прежде всего самого Сталина. Нюанс, о котором злоумышленно в основном умалчивают либо, что бывает чуть реже, злостно фальсифицируют — все зависит от характера «заказа, который исполняет тот или иной писака и, конечно же, от степени его интеллектуальной убогости.

Ведь речь-то идет о том, что ни Накануне Войны, ни тем более в первые ее мгновения Сталин никуда не пропадал (об этом см. также гл. II), не растерялся, не испугался, не впадал в прострацию, не скрывался от своих соратников и вообще не сделал ничего из того, о чем с дико злобным упоением, но ведь особо же подло на все лады лгут взбесившиеся om безнаказанности подонки от Истории — к глубочайшему сожалению, несть числа этим шакалам пера и эфира. Реальные, а потому-то и неопровержимые факты подлинной Правда свидетельствуют о том, что еще с раннего утра 21 июня Сталин уже находился на своем посту в Кремле и уже принимал все необходимые меры для приведения всех властных государственным структур, а также партийных органов в состояние палной боевой готовности (как убедимся в дальнейшем — повторно принимал эти меры).

Дело в том, что к утру 21 июня уже попросту не было никаких сомнений, что война грянет в ближайшие часы. Ранним утром 21 июня один из ценнеишик агентов ГРУ — «ХВЦ», он же Герхард Кегель, сотрудник германского пасольства в Москве — вызвал на срочную встречу своего куратора полковника ГРУ К. Б. Леонтьва и сообщил, что германский посол в Москве фон Шуленбург «получил телеграмму из Министерства иностранных дел в Берлине и что по его сведениям война Германии против СССР начнется в ближайшие 48 часов. Куратор предложил еще раз все внимательно проверить и встретиться в 19 часов того же дня. Информация «ХВЦ» немедленно была доложена И. В. Сталину, В. М. Молотову, С. К. Тимошенко и Г. К. Жукову.

Поскольку к утру 21 июня это было уже далеко не первое сообщение спецслужб о начале войны в ближайшие часы – утром того же дня от прорвавшегося на советскую территорию агента погранразведки Белорусскогог погранокруга поступили и данные о том, что война грянет на рассвете 22 июня (см. Попов А. 15 встреч с генералом КГБ. Бельченко. М., 2002. С. 121 – 122, аналогичные данные были получены органами погранразведки других округов). –Сталин немедленно присупил, особо подчеркиваю, к повторному оповещению всех властныхсоветских и партийных структур, в т. ч., естественно, военных, органов госбезопасности и внутренних дел об угрозе внезапного нападения Германии в ближайшие часы, требуя от них перейти в состояние полной готовности к этому (для – «силовиков», естественнно, в полную боевую готовность). Вот почему, как убедимся чуть позже, практически все высшее руководство страны, как партийное, так и, естественно, военное, уже 21-го знали о скором начале войны.

В 19 часов 21 июня состоялась повторная встреча «ХВЦ» — Г. Кегеля со своим куратором из ГРУ полковником К. Б. Леонтьевым, на которой агент сообщил, что «посол Шуленбург получил из Берлина указание уничтожить все секретные документы и приказал всем сотрудникам посольства до утра 22 июня упаковать все свои вещи и сдать их в посольство, живущим вне посольства переехать на территорию миссии». Агент также добавил, что «все считают, что наступающей ночью начнется война» (данные о «ХВЦ» см. ЦАМО РФ Оп. 7272. Д.1. Л. 97 – 98, а аткже Лота В. Сепкретный фронт Генерального штаба. Разведка: открытые материалы. М., 2005. С. 59).

Уже в 20 часов 21 июня Сталин, Молотов, Тимошенко и Жуков вскрывали особо секретные пакеты из ГРУ с грозной надписью: «Только адресату. Сотрудникам аппарата не вскрывать» — в пакете лежало спецсообщение, составленное по последним данным «ХВЦ»^[7].

Тут же Сталин приказал дать директиву (опять-таки подчеркиваю, что повторно, в чем убедимся из дальнеишего анализа) о приведении всех войск западных пригриничных военных округов в полную боевую готовность и занятии обороротельных рубежей. Оценивая впоследствии то, что произошло после этого nриказа Сталина — приказа не npоcmo товарища Сталина, а главы Правительства СССР тов. Сталина, — Главный маршал авиации А Е. Голованов с откровенной прямотой никогда не предававшего своего великого Верховного главнокомандующего честного солдата рубанул, как отрезал «Это, знаешь что, за одно место нужно подвесить за такие вещи!» (Подробно об этом см. во II главе настоящего раздела.) А дело-то в moм, что достославные Тимошенко и Жуков умудрилис или «умудрились» — это и попытаемся выяснить при последующем анализе — прваландаться с этой архинаиважнейшей дерективой аж до 0,30 мин уже 22 июня! И пока она дошла до войск, т. е. прошла все стадии написания, редактирования, зашифровки, nepeдачи, расшифровки в округах, зашифровки и передачи уже командующим армиями и т. д., ситуация из-за действий диверсионных групп абвера на советской тeppumopuu обострились до того, что по обычным каналам ее передать уже было невозможно и пришлось это делать по каналам радиосвязи, а это все те же зашифровка, расшифровка, подтверждение правильности полученного сообщения и т. д. Короче говоря, командующие армиями получили ее не ранее 2 — 3 часов ночи (см.: Попов А. 15 ecmpеч c генералом КГБ Бельченко. М., 2002 С 126) и пока они подняли командиров корпусов и дивизий, а те — вверенные им части, — грянула война!

Между тем это еще не все. Уже утрам 21 июня, точно зная, что война вот-вот грянет, Тимошенко и Жуков даже и не подумали о том, чтобы хотя бы заготовить черновик директивы войскам о том, как им действовать в случае нападения. Не подумали даже и о том, чтобы хотя бы тогда же, утром 21 июня, немедленно запросить командующих пригроничными округами с mpeбoванием срочно, «молнией» сообщить, как была выполнена первая директива о приведении войск в боевую готовность, тем более что и она была инициирована и санкционирована лично главой Правительлтва СССР И. В Сталиным!

А ведь это была их прямая обязанность! Более того, ини даже и не задумались пад тем, каким образом они будут вводить в действие общегосударственный пароль на случай войны — слово «Гроза», которое «с помощью» одного негодяя-предателя и при прямом попустительстве наших историков превратили в пресловутую «Операцию «Гроза» — по аналогии с планом «Операция «Барбаросса».

Между тем слово «Гроза» и тогда, и сейчас (в том смысле, что соответствующий документ в архиве coxpaнился) означал и означает сигнал, по которому — в случае прямой и непосредственной угрозы войны — в действие вводились «Красные пакеты», в которых, по идее-то, должны были находиться планы обороны (и прикрытия) государственной границы (ЦАМО РФ. Ф. 208. On 355802. Д. 1. Л. 1). Почему по «идее-то» — так об этом вся книга и речь о том еще впереди. Но одно могу сказать сразу же — именно потому «по идее-то», что в даннам случае принципиально верная идея на удивление никак не совпадала, обратите на это особое внимание, с потаенной сутью содержимого этих пакетов!

Ну и, наконец, хуже того. Вместо них пароль «Гроза» ввел в действие резидент советской военной разведки в Берлине «Арнольд» — он же советский военный атташе при посольстве СССР в Германии генерал-майор В. И. Тупиков: еще до paccвema 22 июня он направил в Москву свою последнюю радиограмму-молнию из Берлина, в которой было всего лишь одно слово — «ГРОЗА» (см.: Лота В. Секретный фронт Генерального штаба… С. 70)!

Уже одно только это неопровержимое обстоятельство обеспечивает гарантированно мгновенное понимание того факта, что пароль «ГРОЗА» означал прямое подтверждение абсолютной реальности нападения Германии на СССР! Резиденты разведки никогда не располагают паролями для введения в действие стратегических планов командования своей страны — они располагают только одним паролем и только для мгновенного оповещения своего высшего командования и особенно высшего руководства своего государства о начале нападения на свою Родину! Вот этим-то паролем и воспользовался генерал Тупиков (впоследствии геройски погиб в ходе Киевский оборонительной операции и сентябре 1941 г.)

Так что пора кончать с забугорной дурью негодяя-предателя Резуна-Брехуна, он же «В. Суворов», и ему подобных бандерлогов тупой клеветы и фальсификации — никакой «Операции «Гроза» и в помине-то не существовало! Существовал общегосударственный пароль «Гроза» для мгновенного оповещения в случае нападения на СССР (кстати, эmo слово и по смыслу-то могло выполнять только одну функцию — мгновенного оповещения о нападении («Гроза» же!)).

Так что резкость слов А. E. Галованова более чем простительна, тем более что как боевой генерал времен войны oн имел право наа нее.

Однако с того самого момента как Тимошенко и Жуков начали именноваландаться c написанеим этой дирекmuвы (всего-то на полстраницы), о чем, к сожалению, Cmалин не знал, в pезультате дейсвий самого Иосифа Buccаpuоновича произошло четкое разделение политической составляющей вступления в войну и военной. В отношении последней — эmo приказ срочно дать директиву поискам войскам приграничных районов о полной боевой готовности к внезапному нападению. А вот что касается политической, а ведь именно с ней-то и связано высшее стратегическоезначение этих его слов «вероломно разорвав договор а ненападении и внезапно и напав на СССР», mо mym дело посложней, но и поинтересней. К моменту получения из ГРУ дополнительных сведений от «ХВЦ» Сталин уже в 19.30 21 июня распологал неопровержимыми данными о том, что в случае нападения Германии Англия и США все-таки встанут на сторону СССР. Однако зналt и то, что Запод есть Запад, и понимал, что ecли он, паче чаяния, узрит хоть малейшую возможность избежать активного содействия СССР в борьбе с фашucmкой Германией, а оснований для таких серьезных подозрений у Сталина было, что называется, ве избытке, ecтественно лидеры Запада сделают все, чтобы поступитьь именно maким образом. Советы-то ониненавидели точно так же, кок и Гитлер. Вот именно noэтоиу-то в десятом часу вечера 21 июня Cmaин peшил до конца разыграть карту политико-дипломатической и военно-политической сдержанности СССР, оборотной стороной которой затем стало прямое, исключительно обоснованное обвинение фашистской Германии в вероломстве и внезапном нападении! Сталин жестко поставил перед собой глобальную политическую цель — абсолютно напрочь лишить и Гитлера, и кого бы то ни было на Западе даже иллюзорной тени намека даже на гипотетическое искушение истолковывать факт уже не вызывавшего никаких сомнений вероломного и внезапного нападения Германии в ближайшие часы иначе, нежели как только и только ничем не прикрытую вероломную и внезапную агрессию со стороны Третьего рейха!

Рассчитывая, что войска предупреждены о внезапном нападении, Сталин сделал следующее. Зная по донесению ГРУ, что германский посол Шуленбург получил какую-то срочную телеграмму из МИДа Германии, и уже фактически не сомневаясь в том, что послу был прислан текст ноты об объявлении войны, которую он обязан вручить Правительству СССР в момент начала агрессии, дабы у СССР не было ни малейшего шанса даже попытаться дипломатическими средствами сорвать ее начало — уразуметь это было вовсе немудреное дело, ибо с 1 сентября 1939 г. Гитлер всегда действовал по одному и тому же шаблону, — Сталин приказал Молотову (тогда наркому иностранных дел СССР) вызвать в Кремль Шуленбурга в 21. 30 21 июня и потребовать от него объяснений по поводу германской позиции, в т. ч. и в первую очередь о причинах отсутствия какой-либо реакции официального Берлина на Сообщение ТАСС от 13/14 июня 1941г. (о причине двойной даты — см. далее).

Задача стояла однозначно — через посла «намертво» npиnepeть Германию за грядущее уже в ближайшие часы вероломство!

Молотов, естественно, выполнил приказ Сталина, однако в ответ Шуленбург вынужденно юлил, заявляя, чт-де он не располагает какой-либо информацией на ceй счет, явно не понимал, что и Сталин, и Молотов уже знают о том, что он получил соответствующую шифровку из Берлина.

Естественно, что Шуленбург не знал не только этого, но и того, что в прямом смысле одновременно с его визитом в Кремль по требованию Молотова советский посол в Берлине В. Деканозов по прямому приказу Сталина направился в МИД Германии под предлогом вручения вербальной ноты о продолжающихся нарушениях границы СССР самолетами люфтваффе и стал требовать срочной встречи с министром иностранных дел рейха И. Риббентропом. Бывший торговец шампанским сделал вид, что его нет в Берлине, и Деканозова принял статс-секретарь МИДа Германии Вайцзеккер. Однако когда наш посол попытался было начать беседу по интересовавшим Правительство СССР вопросам, Вайцзеккер тут же свернул разговор, заявив, что-де сейчас лучше ни в какие вопросы не углубляться и что «ответ будет дан позже».

В результате мгновенно и одновременно проведенной и в Москве, и в Берлине разведывательно-политической блицоперации еще раз было подтверждено, что война грянет в ближайшие часы, а также установлено, что Гитлер намерен обставить факт ничем не спровоцированного, а потому-то и вероломного и внезапного нападения на СССР в соответствии с положениями Гаагской конвенции 1907 г. То есть как бы узаконить факт нападения ссылками на важнейший международно-правовой документ, позволяющий сделать вид, что-де «все нормы международного права соблюдепы»!

А вom этого-то как раз и нельзя было допустить, иначе и впрямь и у США, и у Англии могло бы появиться искушение не только отделался общими словами осуждения агрессии, но и все-таки попытаться сепаратно сговориться с Гитлером. И Сталин приказал Молотову, что как только Шуленбург ночью начнет требовать срочной аудиенции у него как у наркома иностранных дел для вручения ноты об объявлении воины, mo ни в коем случае не принимать его до особого распоряжения.

Сталин и Молотов с напряжением ждали звонка Шуленбурга. В третьем часу ночи 22 июня Шуленбург действительно позвонил Молотову на дачу — в НКИД ему так и сказали, что нарком на даче, ибо таково было требование Сталина, до конца разыгрывавшего карту открытой сдержанности СССР (аж нарком на даче!). Незаметно для посла его звонок переключили на Кремль, и он стал требовать немедленной аудиенции у Молотова для вручения советскому правительству важнейшего государственного документа. Расчет Гитлера и Риббентропа строился на том, что Шуленбург добьется приема у Малотова на 3.00 ночи 22 июня и в течение получаса зачитает ноту об объявлении войны, а равно в 3.30 ночи первая волна самолетов люфтваффе должна была пересечь воздушную границу СССР и приступить к бомбардировкам.

То есть они заблаговременно разработали сценарий этого фарса с разыгрыванием некоей законности своих действий, начисто исключив при этом даже тень намека на шанс для Москвы хоть как-то отреагировать на это дипломатическими cpeдствами.

По указанию Стачина Молотов оттянул время аудиенции до 3.30 утра, т. е до того момента, пока пограничники и военные не доложили о начале вторжения. То есть у Гитлера сразу же была вышиблена всякая основа для каких бы mo ни было утверждений что-де он поступил в coomветствии с нормами международпого права — сначала вручил ноту, потом напал. Продуманными действиями Сталин и Молотов умышленно поставили германского посла в положение негодяя, прикрывающего злостно преступные действия своего хозяина — коричневого шакала! Шуленбургу, кстати говоря, Гнтлер этого не простил..

Кроме того, Молотову и другим членам высшего советского руководства было запрещено до 12.00 22 июня делать какие-либо упоминания а том, что СССР и Германия уже находятся в состоянии войны.

Потому что тогда надо было бы открыто объявлять мобилизацию, а при небольшом временном разрыве да в суматохе первых мгновений войны запросто могло бы получиться так, что-де СССР своим объявлением мобилизации спровоцировал нападение. Поэтому-то вначале необходимо было однозначно уяснить, чmo, во-первых, действительно началось вторжение, во-вторых, намертво и но виду всего мира закрепить за нападением cmатус ничем не спровоцированной, вераломной и внезапной агрессии, в-третьих, только после этого официально объявить стране именно о вероломном, внезапном и ничем не спровоцированном нападении и, только в-четвертых объявить о всеобщей мобилизации. Ведь pacчem-mo Cmaлина строился на том, чmo войска-то приведены в полную боевую готовность — уж с двух-то раз должны были быть в такой состоянии! Ведь даже первоя же строка Директивы № 1 от 21 июня 1941 г., которую инициировал и санкционировал лично Сталин, но с которой Тимошенко и Жуков почему-то умудрились слишком далго проваландаться, так и гласила: 1) В течение 22 — 23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… И Сталин вправе был рассчитывать, что после двукратного предупреждения (а по большому счету — трехкратного, если вообще не пятикратного) войска западных приграничных округов самым что ни на есть достойным образом вcmpетят незваных пришельцев. И рассчитывая на это, создавал им политическое реноме для необходимого впоследствии возмездия! Вот почему центр тяжести действий Сталина в тот мамент был резко смещен на «во-вторых» — т. е. намертво закрепить на виду у всего мира статус ничем не спровоцированной, вероломный и внезапной агрессии Германии, хот я ни для него, ни для высшего и нижестоящего командования ни о какой внезапности речь не шла — подчеркиваю, что первая же строка Директивы № 1 от 21 июня начисто перечеркивает всякие разговоры о внезапности сугубо в военном смысле этого снова! Причем, как увидим, в последние четыре дня перед воиной — уже во второй раз перечеркнула.

Именно ради этого он приказал Молотову поддерживать с Берлином радиосвязь в открытом эфире и одновременно через японское посольство в Москве обратиться к правительству Японии с просьбой о посредничестве в организации переговоров СССР с Германией! Все это делалось демонстративно открыто, чтобы весь мир, особенно же официальный Вашингтон и Лондон четко услышали бы, чmo Советский Союз в прямом смысле до самой последней секунды самой последней возможности пытался спасти мир, но увы!

За кулисами этого факта стояли особые тактические соображения, обусловленные сталинским видением сценария вступления СССР в ниминуемую войну, который не имел ничего общего с теми безмозглыми, донельзя же лживыми, подлыми измышлениями антисталинского характера, коими по сию пору до отвала потчуют дебильное прогрессивное (демократическое) общественное мнение!

Имбецилы демократии патологически, физически, интеллектуально не могут понять того, что выдающийся агент советской внешней разведки «Старшина» понимал еще тогда, в тяжелейшие месяцы 1941 г. При встрече с представителем советской разведки в Берлине в октябре 1941 г. «Старшина», размышляя вслух о сложивнгемся тяжолом положении СССР, заявил, что иначе не сложилось бы антигитлеровская коалиция. «Старшина» сам был аналитиком разведки и потому прекрасно понимал, что же и во имя чего сделал Сталин (об этом было рассказано в д/ф «П. Веденяпина о «Красной капелле», который был показан по ОРТ 20.09. 1998).

Единственное, чего «Старшина», конечно же, не знал и не мог знать, так это то, что Сталин дважды письменно приказывал войскам перейти в состояние баевой готовности, а по большому-то счету — троекратно, если не более, но увы! И в итоге антигитлеровская коалиция оказалась создана ценой невероятной трагедии и РККА, и народов СССР, чего Столин, естественно, не предполагал, не планировол и уж никак не ожидал именно таких масштабов трагедии, хотя и прекрасно поннмал, что война — это не только очень жестокая штука, но и трагедия по определению!

Что же до того, кого Главный маршал авиации А. Е. Голованов предлагал «повесить за одно место», то есть до Жукова, mo в какой-то степени трактовку последнего можно «понять» — в 13.00 по московскому времени 22 июня 1941 г. И. В. Сталин «врезал» обоим полководцам, то есть Тимошенко и Жукову:

«Внезапность нападения, разумеется, имеет важное значение в войне. Она дает инициативу и, следовательно, бсыьшое военное преимущество напавшей стороне. Но Вы прикраваетесь внезапностью. Кстати, имейте в виду — немцы внезапностью рассчитывают вызвать панику в частях нашей армии»^[8].

И «врезал», как увидим чуть позже, в высшей степени обоснованно — ни Тимошенко, ни Жуков не имели права произносить это слово: ведь сами же писали директиву № 1, не говоря уже об ином.

Однако куда интересней одна пикантнейшая особенность этого феноменального парадокса трактовки Жукова; в момент, когда он ее излагал, маршал еще прекрасно помнил, и помнил до конца своей жизни, чему сохранились даже документальные подтверждения, что все положения его трактовки, мягко говоря, не способны претендовать даже на самый минимум адекватности подлинным фактам подлинной же истории…

Потому что по абсолютно обоснованному — в силу документальной выверенности по хранящимся в архивах секретным данным разведки — мнению многолетнего начальника ГРУ генерала армии П. И Ивашутина, «ни в стратегическом, ни в тактическом плане нападение фашистской Германии на Советский Союз не было внезапным»^[9]. В самом деле, о какой, например, внезапности в стратегическом, военном смысле слава может идти речь, если о той же стратегии так называемой «молниеносной войны», то есть давно всем известного блицкрига, все наши военные, особенно высшее командование, знали самое позднее с 1935 г., когда была опубликована книга известного еще со времен Первой мировой войны прошлого столетия германского генерала Э. Людендорфа — «Тотальная война» (Ludendorf E. Der Totale Krieg. Munchen, 1935). Именно на ее страницах наиболее полно описывалась столь прочно овладевшая умами нацистской верхушки и генералитета идея блицкрига (конечно, «творческое наследие» германского генералитета и военных теоретиков этим далеко не исчерпывается — герры генералы понаписали изрядное количество статей, монографий и книг, как, впрочем, и наши, и нам еще не раз предстоит вернуться к этому вопросу на страницах книги)^[10].

Между тем тщательное наблюдение за «полетом творческой мысли» генералитета страны наиболее вероятного противника является одной из приоритетных задач не только военной разведки, но и аналитических подразделений Генштаба любого государства, тем более крупного.

Впрочем, бог с ними, с книгами-то, хотя, конечно, они очень важны. Куда резонней сослаться на то, что с 1 сентября 1939 г. все воочию наблюдали, как идеи блицкрига «на деле», то есть огнем и мечом, воплощались в жизнь — ведь тогда началась Вторая мировая война.

…Во многих исследованиях нередко приводится такое признание Жукова, сделанное маршалом уже в послевоенное время: «Самым крупным пробелом в нашей военно-политической стратегии было то, что мы не сделали надлежащие выводы из начального периода Второй мировой войны»^[11].

Честно говоря, трудно noнять, что имел в виду маршал. Трудно потому, что он nonpocmy солгал, о чем свидетельствует содержание его же доклада на декабрьском 1940 г. совещании высшего командного состава РККА и исключительно в речи наркома обороны С. К. Тимошенко на том же совещании. Зато естественен mym же возникающий вопрос: а кто, собственно говоря, мешал-mo своевременно ликвидировать этот «самый крупный пробел», если, конечно, он был? Неужели Слалин?! Да нет, факты упрямо свидетельствуют совершенно об ином. Удивительно, но ведь и нарком обороны маршал С. К. Тимошенко на декабрьском 1940 г. совещании высшего командного состава РККА во есеуслышонис заявил: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового»?!^[12] Всего через полгода он такую новизну «в смысле стратегического творчества» узрит, что, едва ли не полностью потеряв управление войсками, начнет настойчиво проситься в отставку — это во время войны-то? — а впоследствии, аж да конца жизни, так и не рискнет написать свои мемуары.

…В книге Г. А. Куманева «Рядом со Сталиным» со ссылкой на дневниковые записи и воспоминания управделами СНК СССР Я. Б. Чадаева приводится поразительный телефонный диалог между Сталиным и Тимошенко:

— Я вижу, Вы недовольны мной, — слышался густой бас Тимошенко.

— А я вижу, Вы слишком раздражены и теряете власть над собой.

— Раз я плохой в Ваших глозах, прошу отставку.

Сталин отставил om yxa трубку и сказал про себя:

— Этот чepm орет во всю грудь, и ему в голову не приходит, что он буквально оглушил меня.

— Что? Отставку просите? Имейтес в виду, у нас отставок не просят, а мы их сами даем…

— Если Вы находите, дайте сами.

— Дадим, когда нужно, а сейчас советую не проявлять нервозности — это презренный вид малодушия»^[13].

И это говорил в недавнем прошлом нарком обороны?! Да к тому же первый Главнокомандующий Вооруженными силами СССР в Великой Отечественной войне?! До создания ГКО и Ставки Верховного главнокомандования во главе со Сталиным именно Тимошенко выполнял зти функции! В первые же часы агрессии попытался оправдаться внезапностью — это документально доказывается, а чуть позже уже нарывается на отставку?! А воевать-то кто будет?! Ну и как, по-Вашему, прав или не прав был Сталин?!

Ну а как прикажете понимать процитированные выше поcлевоенное «признание» Жукова, если тогда, в 194I г., вновь назначенному начальнику Генерального штаба генералу армии Жукову заботливое ГРУ представило подробнейший доклад «О франко-германской войне 1939 — 1940 гг.», в котором детально анилизировались причины молниеносного разгрома англо-франиузских войск германским вермахтом, а будущий маршал накатал буквально чеховскую резолюци:. «Мне это не нужно»?!^[14].

А потом — стенания — «мы не сделали надлежащих выводов…»», «самый крупный пробел в нашей стратегии…»?! А как этому «пробелу», да еще и самому крупному, с его же слов, не образоваться, коли нарком обороны и начальник Генштаба занимают солидарную, абсолютно идентичную позицию в важнейшем вопросе об изучении опыта стратегического творчества главного противника?! Как было не образоваться этому «пробелу», если даже доклад для совещания за него, генерала Жукова, писал полковник И.X. Баграмян (впоследствии маршал Советского Союза)?!^[15] Как можно было ликвидировать этот «пробел», если сам нарком обороны в своей заключительной речи на упомянутом выше декабрьском 1940 г. совещании высшего комсостава РККА ясно и четко показал (точнее — прочитал), что он точно знает, с чем придется столкнутся при нападении Германии, но ничего адекватного этому заявленному знанию не предпринял?!

Kcmаmu, было бы весьма интересно знать, кого же Жуков имел в виду, произнося «мы», «нашей» и т. д, если даже его блистательную операцию по разгрому японских войск на Халхин-Голе сами же японцы тогда же оценили всего лишь как факт получения ими «аттестата о среднем образовании»?!

Мало кому известно, чтона состоявшемся 1О августа 1940 г. совещании высшего командования Вооруженными силами Японии начальник Морского штаба принц Фусима в присутствии императора Хирохито и под громовой xoxom всех npucymcmвoвaвших на редкость остро саркастически «отделал» начальника японской разведки за призывы п агрессии npomuв СССР следующими словами «Мы получили начальное образование ни Хасане, среднее на Халхин-Голе, как люди азиатские с получением высшего можем подождать…»^[16]

Небезынтересно отметить, что начальник Морского штаба Японии принц Фусима фактически разделил мнение Сталина об этих же конфликтах, не зная, естественно, что Иосиф Виссарионович придерживается аналогичной позиции. На проходившем 14 — 17 апреля 1940 г. в ЦК ВКП(б) совещании начсостава РККА по обобщению опыта боевых действий в Войне против Финляндии Сталин выступил 17 апреля (на седьмом, вечернем заседании) с большой аналитической речью по этому вопросу, в которой, в частности, отметил, что «мелкие эпизоды в Маньчжурии, у оз Хасан или в Монголии (т. е. боевые действия на Холкин-Голе.— А. М.) — это чепуха, это не война, это отдельные эпизоды на пятачке, строго ограниченном»^[17] . То есть Сталин не считал те события чем-то особенным, тем более в военном смысле. И это действительно было именно так, потому что хотя пушки грохотали весьма серьезно, особенно на Халкин-Голе, тем не менее все-таки это были вооруженные стычки, конфликты сугубо местного, локального характера, а не настоящая война.

Но если командование Вооруженными силами, а вслед за ним и высшее руководство Японии в конечном итоге решили удовольствоваться «аттестатом а среднем образовании» — чему, к славу сказать, очень поспособствовало личное распоряжение Иосифа Виссарионовича о проявлении максимального уважения к воинским традициям японской армии, особенно к ритуалам погребения павших за императора (тем самым создавалось предпосылки для исключения Японии как фактора в планах Запада и Гитлера для двухфронтового нападения на СССР в будущем), то Сталин, ясно видевший, сколь откровенно Запад толкает Гитлера к нападению на Советский Союз, не мог позволить себе такой роскоши, сиречь довольствоваться таким же «аттестатом о среднем образовании» РККА

Именно поэтому-то в moй его речи 17 апреля непрерывно звучали откровенно сформулированные настойчивые призывы к командному cacmаву РККА овладеть искусствам современной на тот момент войны, то есть научиться одинаково хорошо обороняться и наступать (но с особым нажимом на первое, о чем он начал говорить еще с 1939 г.), прекратить беспардонное идолопоклонничество опыту Гражданской войны, едва ли не повсеместно царившее в умах комсостава, превратить бессмысленное шапкозакидательство и особенно болтовню о том, что-де РККА непобедимы, но сделать все необходимое, чтобы она действительно стала такой. Это столь часто звучало в той его речи, что даже ceйчас, спустя 65 лет, ocmpo чувствуется, как же подобная брехология «достала» Сталина. Кcmamu сказать, и ровно за год до этога — 17 апреля 1939г. — Сталин говорил воякам mo же самое, ибо уже тогда отчетливо видел ускоренно надвигавшуюся угрозу войны.

На вот что особенно поразительно. Говоря об искусстве современной на тот момент войны, в той своей речи 17 апреля 1940 г. Столин особый упор сделал на слаженное использование артиллерии, танков, авиации, на применение автоматического оружия пехотой и т. д. Более того, подверг резкое критике склонность ряда командиров водить полки в атаку на ура, без coomветствующей тщательной, предварительной подготовки атак.

Для привыкших считать несусветную ложь бандерлогов антисталинский пропаганды истиной в последней инстанции сильно шоковым откровением прозвучит тот факт, что Сталин еще тогда и к таму же отнюдь не впервые вновь жестко потребовал от комсостава РККА особенно жалеть и беречь людей! И это также столь часто звучало в той его речи, причем по столь разным поводам, что даже и сейчас, спустя более шестидесяти c половиной десятилетий, остро чувствуется личная, прямо из сердца идущая боль Сталина за неоправданные пomepu личного cocmaвa. Подчеркиваю, что жесткие требования особенно беречь и жалеть людей — из-за их частых повторений в его речи — явились по сути дела одним из наиглавнейших ее лейтмотивов. В сущности-то их и было всего два — овладеть наконец искусством современной войны и особенно жалеть и беречь людей!

Так что уж если сокранять хотя бы минимум честности и объективности, то из числа якобы попадающих в категорию не сделавших надлежащих выводов из итогов начального периода боевых действий РККА в 1938 — 1940 гг. Сталин всенепременно должен быть исключен.

Чmo же до его готовности к отпору именно гитлеровской арессии, mo и в этом вопросе не без удовольствия прибегну к «шоковой mepanuu» — для скореишего излечения от несусветной лжи гнусных бандерлогов антисталинский пропаганды.

Еще в ноябре 1939 г., но до советско-финляндской войны, в личном дневнике посла СССР в Швеции А. М. Коллонтай появилась запись, зафиксировавшая лично ею услышанные во время аудиенции в Кремле следующие слова Сталина: «Время уговоров и переговоров кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером»^[18].

Kcmamu заметьте, чmo Сталин говорил о войне оборонительной ибо подчеркнул, что «надо практически готовиться и оmnopy».

Еще раз подчеркиваю, что это было сказано в ноябре 1939 г., но до начала советско-финляндской войны, которая, кстати говоря, и рассматривалась им как органически неотьемлемый компонент его глобальной системы подготовки к решительному отпору уже отчетливо грядущей в самом скором будущем гитлеровской агрессии.

Очевидно, нелишне будет указать в этой связи, чmo острая проблема безопасности СССР, в частности, на северо-западном направлении, особенно же в ракурсе безопасности непосредственно Ленинграда, от которого советско-финляндская граница проходила в me годы всего-то в тридцати верстах под Сестрорецком, издавна всерьез беспокоила Сталина, о чем он неоднократно говорил еще С. М. Кирову при жизни последнего. Это беспокойство проистекало из того, что «незабвенный вождь мирового пролетариата» В. И. Ленин дать-то дал Финляндии независимость, и это было абсолютно правильно, нечего ей делать в составе России, но границу-то толком не оговорил, будучи занятым делами «мировой революции». А ведь за cmo с небольшим лет пребывания Финляндии в cocmaвe Российской империи — в coomвemcmвuu c Фридрихсгамским договором 1809 г. — финны как бы естественным образом привыкли считать ряд исконно русских земель своими, начисто позабыв, что либерал Александр I монаршим повелением попросту присоединил эти территории к Финляндии дабы она уютней чувствовала себя под скипетром русского царя. В результате при выходе из уже развалившейся Российской империи, да еще и в условиях Брестского договора от 3 марта 1918 г. финны прихватили эти территории как свои собственные, а чуть позже утвердили свое господство над ними с помощью Запада, Версальского договора 1919 г. и нескольких интервенций против России в 1920 — 1922 гг. Потому что к этому ее, Финляндию, откровенно толкали Запад и особенно Великобритания, с геостратегической точки зрения, — естественно, в своих, крайне русофобских целях, — считавшие, что при тех, в непосредственной близости от носившего тогда название Петроград Ленинграда проходивших границах, «Финляндия является ключом к Петрограду, а Петроград — ключ к Москве» (см. лондонскую «Times» от 17 апреля 1919 г.). Именно этот ключ по итогам Первой мировой войны Великобритания захапала себе, чтобы впоследствии, когда ее же, Англии, npomеже — А. Гитлер — окрепнет, втихаря отдать ему этот же ключ» как само собой ратумеющийся атрибут для грезившегося Лондону успеха при нападении Гитлера на СССР. По данным советской военной разведки, к этому Лондон стал практически готовиться с 1923 г. (см.: ЦАМО. Ф. 33 987. Oп.3 Д. 98. Л 73 — 76).

Как убедимся из содержания последующих глав, уже в начале 1938 г. Сталин фактически точно знал^[19], что война с Германией может начаться даже осенью 1939 г., правда, с меньшей степенью вероятности, или же, но с куда большей вероятностью — весной 1941 г. Ради оттяжки срока столкновения с Германией до указанного года он и пошел на подписание Договора о ненападении от 23 августа 1939 г.

А вот его же точка зрения всего год спустя — 18 ноября 1940 г., то есть за семь с лишним месяцев до 22 июня 1941 г. «Вопросы безопасности государства встают сейчас еще более остро. Теперь, когда наши границы отодвинут на Запад, нужен могучий заслон вдоль их с приведенными в боевую готовность оперативными группировками в ближнем, но… не в ближайшем тылу»^[20].

Именно в таких словах он и оценил итоги знаменитого визита Молотова в Германию и сделал соответствующие выводы. Кcmаmu, обратите внимание на то, о чем же конкретно говорил Сталин — о могучем заслоне вдоль новых границ, об оперативных группировках войск в ближнем, а не в ближайшем тылу. Ведь, что называется, и слепому, и даже ни бельмеса не сведущему в военном деле человеку должно быть coвepшeннo ясно, что он говорил о сугубо оборонительных мероприятиях — ведь заслон, тем более могучий, по его словам, к наступательным по характеру мероприятиям не отнесешь. Тем более что говорил он об оперативных группировках, а не о наступательных, особенно если к тому же учесть, что их дислокацию он видел как сугубо оборонительную, т. е. в ближнем, а не в ближайшем от границ тылу. Обратите на это особое внимание. Bom если бы наоборот, то тогда преспокойно можно было бы говорить о подготовке к наступлению, чем сколь безмерно, но столь же и беспочвенно грешат очень многие историки.

Но этого не было, ничего подобного он не произносил, даже в очень узком кругу — ведь выше процитированные его слова были произнесены им на заседании Политбюро, где, кстати, присутствовал и Тимошенко как нарком обороны.

Оно и не могло быть по-иному, так как к моменту произнесения им этих слов уже более месяца действовал им же утвержденный план обороны и отражения грядущей агрессии Германии, о котором речь еще впереди.

Однако Сталин — это прежде всего не только и даже не столько исключительно точное формулирование текущих и перспективных задач, сколько именно дело. И он, Иосиф Виссарионович, задолго до тех слов о подготовке к omпору агрессии с головой ушел в эту подготовку, изо дня в день ускоренно наращивая оборонные усилия СССР.

Вот, например, совершенно уникальный факт. В 1939 г. «он провел тайную операцию — о ней не знал даже Минфин (тогда Наркомат финансов. — А. М.) — по закупке на Западе стратегического сырья, которым в то время не обладал СССР. Это сырье все четыре гада войны удовлетворяло потребности СССР на 70 процентов». То есть в сущности он почти точно рассчитал даже длительность грядущей войны, коли заблаговременно прикупил более чем 3,5-летний запас такого сырья!

Приводя факт об этой тайной закупке, что называется, в прямом смысле во первых строках своего сборника уникальных документов из личного архива Сталина под общим названием «Запрещенный Сталин» (М, 2005. С 3), его составитель, полковник запаса ФСВ В. М. Сойма с явной горечью заключает: «Но в сознании людей сидит формула Хрущева о неготовности Сталина к войне».

Верно, сидит, но еще верней было бы сказать так — насильственно навязанная Хрущевым и его бандерлогами (а также их наследниками) антистолинской пропаганды формула. Ведь это именно они дo такой степени искорежили сознание нормальных людей, что, к несчастью последних, эта искореженность иx сознания уже явно грозит превратитьсл в генетическую наследственность! Вот же бандерлоги окаянные — к глубокому моему сожалению, нет пока на них ни управы, ни даже простенького альпенштока…

Да и как же сознанию нормальных людей не быть вдребезги искореженным, если даже сейчас, при всей невообразимой свободе слова, когда давным-давно нет не только ярого врага СССР и России — Хрущева, но и самого СССР, когда открыты многие архивы, все факты заблаговременной подготовки Сталина к omnopy гитлеровской агрессии злостно, злоумышленно, вопреки как столь любезной современной «демократии» и ее бандерлогам «общечеловеческой ценности», сиречь презумнции невиновности, так и даже самой элементарной логике расценивается только как якобы свидетельства сталинской якобы подготовки к агрессивному походу на Запад, к нападению на Германию!

К примеру, в 2005 г., накануне очередной годовщины трагической даты 22 июня, один профессор Академии военных наук, к тому же полковник запаса, то есть, по формальным-то признаком, явно не дилетант, особенно если честь еще и его ученую степень «кандидата военных наук», «осчастливил» и без того многострадальную отечественную историческую науку выводом, что-де начавшаяся в 1939 г. переброска в тылы первого стратегического эшелона западных военных округов СССР стратегических запасов техники, вооружения, боеприпасов, продовольствия, ГСМ, фуража, обмундирования и тому подобного из районов Заволжья и Урала ecmь не что иное, как наиболее весомый, убедительный и неопровержимый факт подготовки к войне на чужой meppumoрии, сиречь к войне агрессивной (см.: НВО. 2005. № 22)!

Ох уж эти mo ли профессора, то ли «профессора» — военных наук в частности! Великий Гете когда еще расчихвостил таких, с позволения сказать, «профессоров» своими убийственными строками:

Да и великий Гегель еще в «Философии ucmopuu» за то же самое припечатывал историков, предостерегая их от ошибки, когда историк подходит к историческому материалу «со своим духом, отличающимся от духа содержания этого материала.. Тот дух, которым проникнут историк, оказывается иным, чем дух этих эпох».

Ну и как тут вновь не вспомнить изречение Фонтенеля — «Исторя есть ложь, о которой договорились историки»?!

Договорились современные историки, пардон, «профессора», что ложь, извините, «вой дух и дух своих понятий» они будут некстати «за истинную древность выдавать, и вот вам, пожалуйста, — дослужиться до звания полковника заласа, до почетной (и явно прыбыльной) должности профессора Академии военных наук и так и не понять всем хорошо известной, всемирно беспрецедентной географической специфики государства, полковником Вооруженных сил которого он стал?!

Ну кто бы разьяснил, как это профессор Академии военных наук мохсет не нонимать беспрецедентного значения в военном деле фактора обширнейших пространств СССР (Poccuu), из-за чего любые, тем более массированные перевозки на расстояния свыше mысячи километров (а то и на меньшем плече) превращаются в проблему, зачастую даже в серьезную? В том числе и сейчас.

Как полковник, пускай и запаса, но ведь кандидат же ваенных наук может не понимать, чmo столь обширный театр военных дейcmeuu, как Европейская часть, общей площадью в 1 800 000 кв. км (4500-километровая протяженность западных сухопутных границ СССР х 400-километровую глубину стратегически необходимой для СССР обороны в его Европейской части), в одночасье не оборудовать и не обеспечить всем необходимым для успешной обороны в современной на тот момент войне?!

Трижды Слава Богу, что Столин не был «профессором Академии военных наук». Прекрасно памятуя, какой невообразимый бардак царил в перевозках войск, снаряжения и боеприпасов в царской армии в начальный период Первой мировой войны, и реанимация оного, к слову сказать, вовсе не входила в его планы — Иосиф Грозный это вам ну никак не Николай II, — но еще более прекрасно понимая, что в условиях начавшейся войны, тем более «эпохи моторов», полноценное обеспечение действующей армии всем необходимым будет до крайности затруднено, особенно действиями авиации противника, удары которой в первую очередь будут направлены именно по железным дорогам, Сталин и начал заблаговременную переброску стратегических запасов в тылы будущего театра военных действий! Потому что прекрасно осознавал, что без полноценных тылов невозможно создать могучий заслон вдоль границ на заладе, тем более новых, причем в ближнем, а не в ближайшем mылy!

А «профессор Академии еоенных наук» — здесь позволю себе воспользоваться вполне уместным для данного случая термином блистательного Александра Бушкова из его Последних книг «Крачный монарх» и «Ледяной трон» (СПб., 2005) — продолает «увлеченно дурковоть», относя к числу таких же «наиболее весомых, убедительных и неопровержимых фактов подготовки к войне на чужой территории, mo есть, к войне агрессивной, наступательной, следующее:

1. Принятие в СССР 1 сентября 1939 г. Закона а всеобщей воинской обязанности! Кто бы объяснил, что это за «профессор Академии военных наук» и за что ему дали ученую степень «кандидата военных наук», если он даже и не подозревает, что уж ежели и охота придраться к действиям Сталина на сей cчem, то критиковать его надо за то, что он опоздал с этим Законом на 4 года — ведь Гитлер-то ввел такой закон еще в середине марта 1935 ., а Франция, кстати говоря, даже его, Гитлера, умудрилась обскакать в этом вопросе, а та же Англия, к слову сказать, ввела воинскую повинность 27апреля 1939 г.?

Однако на всякий случай проинформирую «профессора Академии военных наук», что, прежде чем критиковать Сталина за это опоздание, явно нелишне будет вспомнить, что в omлuчue om приучившего-таки слепо верившux ему тевтонов жрать пушки вместо масла Гитлера Иосиф Виссарионович сначала думал, чем кормить, во что одеть и чем вооружить призывников, и только потом, ежели, конечно, расчеты доказывали это, призывал в армию ровно столько, сколько, согласно расчетам, СССР мог прокормить, одеть и вооружить. Да-да, понимаю, что в прокрустово ложе якобы имевших место наступательных намерений руководства СССР сия информация не лезет, но что поделать — подлинная Правда никогда не лезет в прокрустово ложе Лжи! Она просто ее разрушает!

2. Принятие постановления Совета народных комиссаров № 1355-279сс (то есть «совершенно секретно». — А. М.) om 2 сентября 1939 г. об утверждении плана реорганизации сухопутных войск на 1939 — 1940 гг!

И опять-таки, кто бы объяснил, почему «профессору Академии военных наук» даже в голову не приходит, что этот план появился отнюдь не с бухты-барахты. Возглавлявший с 1937 г. Генеральный штаб РККА мудрый ас генштабовской работы, подлинный мозг «мозга армии» — Борис Михайлович Шапошников давно его готовит, потому как время показало, что господствовавшая во времена Тухачевского система 7-тысячных по численности стрелковых дивизий — основы Сухопутных сил РККА — уже явно не соответствовала ни оборонительным, ни наступательных задачам (в смысле как одинаково характерных для любой армии).

А уж ежели охота в чем-то упрекнуть Сталина, то извольте — опять же за опоздание, ибо Гитлер эту реорганизацию начал еще в 1935 г., преобразовав peйхсвер в вермахт. Однако же и в этом случае не премину проинформировать «профессора», что, прежде чем критиковать за это Сталина, явно нелишне будет вспомнить, что до разгрома заговора военных во главе с Тухачевским якобы «невинно» убиенные стратеги нагло уверяли Сталина, что в РККА все «абгемахт» (т. е. есе в порядке, ежели на любимом ими немецком), что было, как выяснилось, отпетой ложью.

Вот и пришлось мудрому Б. М. Шапошникову с осени 1937 г. заняться этим вопросом наряду с разработкой нового мобилизационного плана (предыдущий «стратеги» ничтоже сумняшеся передали гилиерюгам)

3. Постановку задач различным отраслям промышленности о наращивании выпуска оборонной продукции, причем, и ведь это очень симптоматично для «профессора» Академии военных наук, сей «профессор», не моргнув глазам, ничтоже сумняшеся выводит — «в первую очередь — вооружения и боевой техники для ведения настунательных операций»!

Прежде всего, кто бы опять-таки разъяснил, каким это сверхъестественным макаром «npoфеccopy Академии военных наук» удалось не mo чтобы npocmo не вспомнить, но и даже не заметить хорошо известный по истории факт о том, что Гитлер подписал секретный меморандум «Об экономической подготовке к войне» еще 26 августа 1936 г.? Так что если и придираться к действиям Сталина на сей cчem, так только за опоздание с постановкой таких задач перед промышленностью.

Однако и в этом случае очень даже нелишне будет вспомнить, что у приведенного к власти Гитлера в наличии была одна из самых передовых в мире индустрий, лихо восстановленная Западом после Первой мировой воины. Уж столько «зеленых» закачали в германскую промышленность по «плану Дауэса» (1923 г.), а потом еще и оставили безвозвратно по «плану Юнга» (1929 — 1930 гг.), что если сравнивать (c учетом хотя бы минимальной ежегодной инфляции доллара в 3%) с чем-то понятным для современников, то придется назвать цифру как минимум в 100 млрд. долларов! Талько первая эмиссия займа для Германии по «плану Дауэса» составила 800 млн. тогдашних долларов США — «тогдашних» имеются в виду доллары 1924 г. Сейчас это 80 млрд. зеленых. Вторая эмиссия — еще 200 млн, ныне это 20 млрд. баксов!

Сталину же таких подарков никто не делал, как, впрочем, и всему тогдашнему СССР. Он все создавал с нуля, на пустом месте, и прежде чем ставить задачи по наращиванию выпуска оборонной продукции, тем более с учетом стремительно в mo время изменившихся под воздействием научно-технического прогресса качественных характеристик оружия и боевой техники, в первую о средь необходимо было иметь mex, перед кем можно и нужно ставить такие задачи. То ecть заводы и фабрики, квалифицированный инженерно-технический персонал, не говоря уж о высококвалифицированных конструкторах оружия и столь же высококвалифицированный рабочей силе.

Все это в необходимом для решения назревших задач модернизации вооружений РККА достатке появилось у Сталина только в конце второй — начале третьей пятилетки, то есть как раз к началу — середине 1939 г.

Вновь задаю тот же вопрос: кто бы обьяснил, что это за «профессор Академии военных наук» и за что ему дали ученую степень «кандидата военных наук», если его ученую голову даже тихим шелестом не задевает та простенькая мысль, что уже в те времена практически все виды тогдашнего вооружения и боевой техники были, как сейчас говорят, «двойного назначения», то есть и для обороны и для наступления? С какой стати пушки, танки, самолеты с ходу зачисляются в сугубо наступательные виды вооружений?! Их что, нельзя даже помыслить к использованию в обороне? Но тогда объяснил бы ceй «профессор Академии военных наук», каким макаром, к примеру, противотанковая пушка угодила, по его «профессорской логике», в наступательные виды вооруженый, если прямо в ее названии заложен оборонительный смысл?! Конечно, из нее можно лупить по врагу и в наступлении, но в первую-то очередь она для целей обороны! Да и не бегает противотанковая артиллерия впереди пехоты.

Или те же танки — они что, только для наступления и в обороне ни на что не годны?! Так сто-ли, г-н «Профессор Академии военных наук»?

Ну тогда можно Вас поздравить — Вы записали в круглые идиоты весь Генеральный штаб РККА, в официальном плане по отражению гитлеровской агрессии которого танковым частям РККА отводились крупнейшие задачи по обороне: совместно со стрелковыми частями выбивать вклинившиеся в нашу систему обороны танковые части противника!

Ну а, к примеру, истребители — тоже только наступательный вид боевой техники? Или все-таки хороши они и в обороне тоже?!

Ну объясните, пожалуйста, г-н «профессор Академии военных наук», как истребители противовоздушной обороны умудрились nonacmь в сугубо наступательные виды оружия? Как, если в названии их функции заложен в первую очередь оборонительный смыслс: во-первых, истребитель от слова истреблять, во-вторых, противовоздушной обороны!

Кстати, cyдя по всему, наибольшее неудовольствие «профессора Академии военных наук» вызвало решение руководства СССР об интенсификации производства в авиапромышленности, принятое, по словам «профессора», в феврале 1939 г. Согласно же подлинным фактам это решение было принято в июне 1939 г., а в сентябре того же года — еще одно, дополнительное; надо полагать, воспоминания бывшего наркама авиапромышленности СССР А. И. Шaxypuнa имеют право на большее доверие, нежели слова профессора. В начале же 1939 г. было принято решение о проектировании и создании новых типов баевых самолетов. Такова подлинная Правда.

Предыстория же этих постановлений такова. С 1937 г. к Сталину, который и так постоянно уделял особое внимание РККА, а авиация вообще была его любимым детищем, cmaлu nocmynamь различные предложения, в том числе и от военных, особенно летчиков, воевавших в Испаиии, об улучшении и модернизации, в чacmнocmu, советской боевой авиации.

Особую раль сыграли письма летчика Сергея Порфирьевича Денисова и летчика-иснытателя, начальника ЦАГИ, главного инженера НИИ ВВС РККА Ивана Федоровича Петрова (впоследствии генерал-лейтенанта) (см., например: Грибанов С. Заложники времени. М., 1992. С. 69.)

Вдоволь наевшись преступным равнодушием военно-промышленной бюрократии руководящего типа, они, поскольку терпение у них лопнуло, обратились нenocpедcmвeннo к Сталину, который мгновенно понял суть их очень дельных предложений — потому-то и были приняты такие решения. В те времена куда легче было добился приема у «тирана» Cmалинa, особенно ежели с дельным вопросом напрашивались на прием, нежели сейчас у какого бы mo ни было «демократа»-президента, не говоря уж о всякого рода дурных на голову «оттепельщиках» типа лысого кукурузника. Потому и появились у нас новые самолеты, новые танки новые пушки и т. д. и т. п.

А сколько вообще таких решений нринял в то время Сталин — и все ведь во имя усиления оборонной мощи, а не наступательной! Едва ли мы когда-либо узнаем их точное количество. Но дело-mo, конечно же, не в этом. Вся cymь в том, что Сталин действительно вел исключительно интенсивную подготовку к отпору грядущей агрессии Гитлера, лишь мизерная часть которой нам известна и еще менее того приведена здесь.

Как видите, свои выводы Сталин сделал — заблаговременно сделал. Он вообще все и всегда стремился делать заранее и обстоятельно, стремясь избежать опасных неожиданностей, дабы загодя обезопасить СССР!

Смеем ли мы, в том числе и неназванные здесь «профессор Академии военных наук» и ему подобные, хоть в какой-то мере упрекать его, Сталина, за столь беспрецедентную — особенно на фоне современного редчайше плачевного состояния обороны России — заботу об усилении обороны СССР накануне уже отчетливо надвигавшейся агрессии Гитлера?!

Нет и не может быть у нас такого права, как, впрочем, и оснований для таких упреков! Потому как заблаговременные выводы Сталина и предпринятые им меры для их реализации были абсолютно верны, в том числе и особенно с военной точки зрения!

А вот что сделали Тимошенко и Жуков — об этом еще еся книга впереди…

«Секретом Полишинеля» для высшего военного руководства страны накануне войны было и весьма специфическое понимание командованием вермахт варианта блиц«Дранг нах Остен»-крига.

Пикантной особенностью вышеотмеченного является то обстоятельство, что впервые данные о «специфике» понимания командованием вермахта варианта блиц-«Дранг нах Остен»-крига поступили в Москву еще в 1937 г., а вторично, по совпавшим данным из различных источников, они докладывались весной 1941 г., последний раз — в первых числах июня 1941 г.

Парадоксально, но факт, что знали и об особой ставке Верховного командования Германии на разгром основных сил Красной Армии именно в приграничных сражениях, что, как увидим, в принципе уже вытекало из самой стратегии блицкрига.

Впервые это стало известно еще в 1937 г., а непосредственно перед войной — в конце февраля 1941 г. — прошла серьезная дублирующая информация по этому же вопросу. Примечательно, что из содержания последней было очевидно, что очередной (второй) этап первичной проработки плана «Барбаросса» начался еще в середине осени 1939 г. А вот первому этапу начало было положено еще в 1936 г., о чем будет сказано ниже.

…Небезынтересно в этой связи отметить следующее. При сопоставлении содержания записи Коллонтай о ее беседе со Сталиным, в том числе и особенно выше уже приводившихся его слов а необходимости подготовки к omпopy гитлеровской агрессии, с опубликованными ныне данными из текущей развединформации того же периода становится совершенно очевидной мгновенная и точная реакция Сталина на данные разведки. Дело в том, что накануне его встречи с Коллонтай Сталин получил сообщение разведки, в котором его информировали о содержании выступления Гитлера перед своими генералами 23 ноября 1939 г. Фюрер тогда сказал: «Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе»^[21]. Но что особенно интереспо, так это тo, что со ссылкой на Мольтке Гитлер уже тогда вслух рассуждал о превентивной войне против Poccuu при блигоприятных условиях.

Мгновенную реакцию Сталина и зафиксировала Коллонтай, не подозревая, естественно, о конкретных причинах такого его заявления…

Как увидим из дальнейшего, с 1937 г. располагали и эпистолярным описанием сути прототипа замысла операции «Барбаросса» — в то время она называлась непритязательна просто: «Восточная кампания».

Более того, с начала того же 1937 г. располагали первичными данными о возможности нападения Германии на СССР в 1941 г., а к весне 1941 г. было уже очевидно, что, несмотря на все зигзаги стратегической мысли, с 1937 г. никаких особых принципиальных изменений в замысле агрессии не произошло, фиксировались лишь изменения в ряде тактических решений.

Схема возможных направлений немецкого наступления, составленная ГРУ в марте 1941 г.

В рамках этой информации, с того же 1937 г., было известно и о наиболее вероятных трех основных направлениях главных ударов вермахта.

С того же времени знали, что если боевые действия вермахта продлятся свыше двух месяцев, то война для Германии будет проиграна напрочь. А к весне 1941 г., конкретно в марте, уже было точно известно о трех основных группировках вторжения — «Север», «Центр» и «Юг», и, конечно же, имелись более чем весомые подтверждения относительно тех же самых направлений главных ударов.

В этой информации, правда, били некоторые неточности с фамилиями командующих этими группировками, что, конечно же, важно, но не принципиально. Жуков, кстати говоря, вначале наотрез отказывался признать, что был знакам с этим документом ГРУ, однако затем все-таки привел в своих мемуарах цитату^[22].

Достаточно взглянуть на приводимую фотокопию схемы возможных направлений немецкого наступления, которую ГРУ составило в марте 1941 г.

Она была составлена не только по данным советских разведслужб, и в связи с этим есть намерение привлечь особое внимание к в общем-то давно известному факту, что в марте 1941 г. американская разведка официально передала Советскому Союзу подробные сведения о плане «Барбаросса», совпавшие с данными советской разведки.

…В исторических исследованиях о войне в последнее время получила распространение точка зрения, што-де Москва не располагала текстом Директивы № 21 «Операция Барбаросса», причем с нажимом на то обстоятельство, сто им, мол, располагала американская разведка, но не поделилась с Москвой (см., например: Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2001. С. 443). Американская разведка (хотя ни ЦРУ, ни даже предшественника — Управления стратегических служб — тогда еще не было) действительно располагала и устной, и документальной информацией, в том чucлe и копией Директивы № 21 «Операция Барбаросса». В январе 1941 г. ее добыл коммерческий атташе nocольcmва США в Берлине Сэм Эдисон Вудс через свои связи в правительственных и военных кругах Германии. Информатор Вудса передал как саму копию документа, так и детали о плане наступления по трем главным направлениям ударов вермахта, а также сообщил, что все приготовления должны быть завершены к весне 1941 г.^[23]

Ввиду особой важности этой информации президент Рузвельт потребовал особо тщательной проверки. В течение февраля американская розведка была занята именно этим. Убедившись в ее достоверности, Рузвельт распорядился ознакомить с материалами С. Вудса советского росла в Вашингтоне К. Уманского, что и было осуществлено 1 марта 1941 г. По указанию госсекретаря Корделла Хэлла его заместитель — Сэмнер Уэллес — передал эти материалы Уманскому, причем, и это очень важно отметить, с указанием источника^[24].

Еcmecmвeннo, советский посол немедленно передал эту информацию в Москву. В связи с тем, что вскоре по указанию Москвы Уманский запросил новые данные по этому вопросу, 20 марта 1941 г. С. Уэллес не только еще раз подтвердил эту информацию, но и значительно расширил ее, так как к тому времени Вудс прислал дополнительные сведения.

Так что Москва была полностью в курсе содержания Директивы № 21 «Операция Барбаросса», причем зта информация не золежалась у Сталина, а была передана в ГРУ ГШ — та схема ocновных направлений немецкого наступления, составленная ГРУ в марте 1941 г., основывалось также и на данных американской разведки, хотя в ее основе — данные именно ГРУ.

Информация американцев явилась хотя и существенным, но тем не менее дополнением к обширной Информации разведуправления НКГБ и ГРУ, которые располагали в те времена куда более мощными агентурными сетями, чтобы самостоятельно быть в курсе германских планов агрессии и информировать об этом Кремль.

 Первая страница немецкого оригинала «Плана Барбаросса»

И вот еще что об информотивности сведений американцев в mоm период: даты 22 июня с тексте Директивы№ 21 нет и не было — там содержалась лишь дата завершения всех приготовлений к нападению — 15 мая 1941 г. Очевидно, именно с этой информации и «поплыла» версия о 15 моя как о дате нападения^[25].

Р. S. Информатор Вудса имел возможность получать сверхсекретные сведения на закрытых военных конференциях и соещаниях, где обсуждался план агрессии. Очен похоже, что информатором Сэма Вудса был оберштурмбанфюрер СС (подполковник) Рейнхард Шпитци. По происхождению австриец, выходец из семьи профессора наставника последнего австрийского императора Карла. С 1931 г. член НСДАП. Участвовал в попытке нацистского переворота в Австрии в 1934 г., причастен к убийству ее канцлера Дольфуса. После провала переворота бежал в Германию, где вступил в СС и стал сотрудником Бюро Риббентропа — одного из ведущих подразделений центрального аппарата НСДАП, занимавшегося вопросами внешней политики. Когда Й. Риббентропа назначили послом Германии в Англии, Р. Шпитци стал его личным секретарем. В этом качестве Р. Шпитци являлся участником ряда крупнейших дипломатических акцийТретьего рейха, и Мюнхенского сговора Запада с Гитлером

Из-за неприязненного отношения жены Риббентропа Шпитци вынужден был в 1938 г. покинуть своего патрона (во всяком случае о сегда объяснял это именно так). С того же времени являлся сотрудником военной разведки Третьего рейха и выполнял личные «конфиденциальные поручения шефа абвера адмирала Канариса, оставаясь при этом сотрудником разведки СС. После ухода от Риббентропа по протекции бригаденфюрера СС (генерал-майора) Веезенмайера Шпитци был устроен на работу в Бюро личного друга Риббентропа — Генри Манна, являвшегося представителем одного из крупнейших концернов США «Интернэшнл Телеграф энд Телефон» (ИТТ) в Берлине (одновременно Г. Манн представлял в Германии интересы ряда других крупных американских фирм).

Р. Шпитци свободно владел английским, французским и итальянским языками. Учитывая весьма специфическую служебную биографию в Третьем рейхе и принимая во внимание патронаж высокопоставленных членов СС, Шпитци несомненно представлял серьезный интерес для разведки любого крупного государства, США в том числе. И едва ли действовавшие в те времена в основном под коммерческими прикрытиями американцы не обратили внимания на такай внезапно свалившийся им на голову ценный подарок. Почти категорическая уверенность в этом предстает еще более обоснованной, если учесть то обстоятельство, что концерн ИТТ отродясь отличался (и отличается ярко выраженной склонностью к разведывательной деятельности и всегда был связан с американскими спецслужбами. Прежде всего это было обусловлена реальной возможностью ИТТ контролировать телеграфную переписку и телефонные разговоры, в т ч. международного характера. Да и основа для вербовки и даже «флаг» вербовки в этом случае были, что называется, едва ли не идеальными: американцы более всего склонны использовать материальную, особенно же финансовую, заинтересованность при вербовках агентуры, а в качестве «флага» вербовки — информационные потребности какой-либо крупной фирмы или банка.

Все это, подчеркиваю, чуть ли не идеально вырисовывалось в случае с Р. Шпитци, когда по протекции бригаденфюрера СС Веезенмайера он поступил на работу в Бюро Г Манна. К тому же следует иметь в виду, что Р. Шритци был австрийцем, а следовательно, не должен был испытывать каких-либо способных мучить совесть «истинного арийца» терзаний насчет предательства интересов Германии, тем более что и по характеру-то он был весьма ушлый. Так что работать с ним Сэму Вудсу было весьма с руки, ибо сам он являлся коммерческим атташе.

Однако, судя по всему, вербовку Р. Шпитци осуществлял явно не он — дело в том, что С. Вудс не знал своего информатора в лицо, что для всрбовщика исключается по определению. Его информатор никогда не вступал с ним в беседы, их встречи всегда носили заранее оговоренный по графику характер, являлись моментальными (происходил мгновенный обмен свернутыми в мини-трубочку сообщениями) и происходили в темных помещениях (как правило, в кинозалах во время сеансов), что по совокупности признаков с головой выдает то обстоятельство, что информатор сам был весьма oпытным разведчиком, особо заботившимся о своей личной безопасности.

То есть все складывается именно к тому, чтобы идентифицировать информатора С. Вудса в первую очередь именно с Р. Шпитци. При его-то личной информированности о делах в рейхе и политике его высшего руководства, его же еще более прекрасно информированных связях в верхнем эшелоне власти нацистской Германии, особенно в руководстве СС (P. Шпитци хорошо знал и высоко ценил сам рейхсфюрер СС Г. Гиммлер), добыть ту информацию, которая оказалась в руках С. Вудса, не представляло особого труда (для сравнения: занимавшие куда более низкое положение в иерархии Третьего рейха агенты советской военной разведки «Альта», «Ариец» разведки НКГБ — «Корсиканец», «Старшина» и другие практически одновременно добыли аналогичную информацию). В пользу вывода о Шпитци как об информаторе Вудса говорит, хотя и косвенно, также следующий факт. Последняя информация Вудса о плане «Барбаросса» поступила а Вашингтон накануне 20 марта 1941 г. (ибо 20-го она уже была передана советскому послу К. Уманскому). Далее идет обрыв связи, затем, в конце 1941 г., и США вступила в войну, что окончательно развело Вудса с его информатором. Дело в том, что весной 1941 г. Шпитци сломал ногу и весьма долго — полгода — лечился. Чем не причина для внезапного прерывания связи, особенно если учесть, что связь-то у них была по большей части односторонней — информатор сам вызывал С. Вудса на срочные встречи, а их срочность, судя по опубликованным, хотя и очень скудным данным, была обусловлена жесткой ориентацией информатора на особо важную, глобального характера информацию. А статус Р Шпитци и его возможности оправдывали такую ориентацию. (О Р. Шпитци см.: Безыменский Л. Разгаданные загадки Третьего рейха. М., 1981.)

Естественно, неоднократные ссылки на данные 1937 г. требуют развернутых пояснений. Ныне это нетрудно сделать: «Еще в 1937 г. нашей разведкой под руководством заместителя начальника ИНО НКВД Шпигельгласа были добыты важные документальные сведения об оперативно-стратегических играх, проведенных командованием рейхсвера (позже вермахта). Этим данным суждено было сыграть значительную роль в развитии событий и изменении действий нашего руководства перед германо-советской войной.

После оперативно-стратегических игр, проводившихся фон Сектом, а затем Бломбергом, появилось «завещание Секта», в котором говорилось, что «Германия не сможет выиграть войну с Россией, если боевые действия затянутся на срок более двух месяцев и если в течение первого месяца войны не удастся захватить Ленинград, Киев, Москву и разгромить основные силы Красной Армии, оккупировав одновременно главные центры военной промышленности и добычи сырья в Европейской части СССР»^[26].

Со страниц ставших мировым бестселлерам мемуаров под названием «Разведка и Кремль» (второе издание под названием «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 — 1950 годы») еще в конце прошлого века об этом поведал генерал Павел Анатольевич Судоплатов^[27].

Об этом же говорится и в третьем томе «Очерков Истории Российской Внешней Разведки». «В начале 1937 г. внешняя разведка информировала руководство страны об имевшем место в ноябре 1936 г. совещании высшего политического и военного руководства Германии, на котором обсуждались планы «восточного похода» Германской армии.

Совещание пришло к выводу, что никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше»^[28].

Совершенно очевидно, что вопрос о нападении Германии на Польщу ради создания соответствующего плацдарма для последующего нападения на СССР был предрешен еще тогда, в ноябре 1936 г., и тогда же «соответствующим образом» прорабатывался.

О реально усиливавшейся угрозе безопасности и суверенитету Польши, а следовательно, и усилении угрозы продвижения гитлеpовской экспансии к тогдашним западным границам СССР Сталин знал еще с осени 1935 г. Эти сведения были добыты с помощью известной французской журналистки Женевьевы Табуи и влиятельного банкира Танери. Именно тогда стали известны планы Гитлера, в частности, на 1938 г. — захват Австрии, затем Чехословакии, что и означало бы выход вермахта на исходные для нападения на Польшу позиции^[29].

Ослепленное патологической русофобией и советофобией тогдашнее польское руководство вплоть до 1 сентября 1939 г., к глубокому сожалению, не нашло в себе мужества хотя бы ради коренных интересов безопасности собственно Польши ответить взаимностью на фактически бесконечный ряд призывов и предложений СССР о сотрудничестве в военной сфере, прежде всего в целях отражения неумолимо надвигавшейся гитлеровской агрессии. С маниакальным упорством закоренелого самоубийцы (между прочим, многовековая «традиция» польского руководства!) Варшава делала все, что только возможно было желать вопреки элементарно здравому смыслу и собственным же интересам. Вплоть до того, что втуне лелеяла мечту о нападении на СССР и захвате, например, Советской Украины. Как можно было не понимать, что Гитлер ни при каких обстоятельствах не пойдет на это в союзе с «версальским ублюдком» — так Гитлер называл Польшу (и Чехословакию тоже — ну никак невозможно взять в толк! Одно слово — шляхта, пся крев!..

Судя по некоторым разведывательным данным, тогда же прорабатывался и вопрос об ориентировочных сроках нападения на СССР. Так, в одной из январских 1937 г. телеграмм в Центр легендарный советский разведчик Рихард Зорге со ссылкой на армянского военного атташе в Токио О. Отта сообщил, что Верховное германское командование планирует нападение на СССР на 1941 г.^[30]Небезынтересно в этой связи отметить, что в конце 1936 г. Отт находился в Германии, где присутствовал на осенних маневрах вермахта, плавно перешедших в командно-штабные стратегические игры, а те, в свою очередь, — в вышеуказанное совещание высшего военно-политического руководства Германии по вопросу о «восточном походе».

О том же совещании и его выводах говорится и в книге «Внешняя разведка России»: «Под непосредственным руководством «Дугласа» (оперативный псевдоним Шпигельгласа^[31].— А. М.) советская разведка добыла секретные материалы германского Генерального штаба, известные как «завещание Секта» и представлявшие военную доктрину Германии в отношении СССР»^[32].

…В мемуары П. Судоплатова вкралось небольшое несоответствие — рейхсвер уже в середине марта 1935 г. был переименован в вермахт. Сталь незначительная неточность вполне объяснима — от тех событий мемуариста отделяли 60 лет…

Что касается «завещания» генерала Ганса фон Секта, то оно как таковое было опубликовано еще в 1991 г., в книге Ю. Н. Дьякова и Т. Е. Бушуевой с крайне одиозным пазванием «Фашистский меч ковался в СССР», ставшей наглядной иллюстрацией того, как получившие доступ к секретным архивам разведки историки не смогли понять, что за документы они держали в руках (впрочем, не исключено и даже очень похоже, что военная разведка не без удовольствия элегантно и изящно «прокатила» историков-профанов, действовавших по приказу ЦК KIICC)^[33]. Генерал фон Сект никогда не былн ни заклятым врагом СССР, ни тем олее искренним другом Советского Союза. Он был прагматикам не просто западного, а именно германского типа и в своем завещании настойчиво призывал к сохранению мирных отношений с СССР по соображениям безопасности Германии, но не более того.

Несмотря на тo что во всех вышеприведенных цитатах говорится об одном и том же, в них содержится одна и та же неточность — то было не совещание и даже не оперативно-стратегические игры, а полномасштабные командно-штабные стратегические игры на картах с привлечением лидеров германского ВПК^[34].

Что конкретно подразумевали нацисты под Восточной Польшей? Речь шла о Западной Украине и Западной Белоруссии. Так сколь же прав был Сталин, воссоединив в 1939 г. эти ранее незаконно отторгнутые от Российского государства территории! Прав-то он был прав, но более всего он был прав в том, что последующие поколения отплатят ему черной неблагодарноcтью. Так оно и случилось…

Когда советские войска были введены в Западную Украину, то во львовской тюрьме был обнаружен крупный двойной агент германской военной разведки (абвера) и британской МИ-6, бывший офицер царской и белой армий, граф Александр Сергеевич Нелидов. Накануне нападения Германии на Польшу абвер направил Нелидова с разведывательной миссией в Варшаву, где он и был арестован польской контрразведкой. А до этого по заданию главы абвера адмирала В. Канариса А. С. Нелидов принимал участие в вышеупомянутых командно-штабных стратегических играх на картах и потому обладал ценной разведывательной информацией.

С Нелидовым работали выдающиеся асы советской разведки — Василий Михайлович Зарубин, Зоя Ивановна Воскресенская и Павел Матвеевич Журавлев, но основную работу с графом вела именно З. И. Воскресенская. Плотная работа с графом началась с середины 1940 г., а к концу весны 1941 г. обнаруживший «глубокое знание искусства управления войсками, отменную память на давние и недавние события, размещение армейских группировок, номера разного рода дивизий, калибры и число орудий граф А. С. Нелидов нанес все известные ему сведения на карты-схемы»^[35]. В итоге получился картографический сценарий прототипа плана «Барбаросса»

В первых числах июня 1941г 3.Воскресенская передала начерченные Нелидовым карты-схемы заместителю начальника Генерального штаба — начальнику ГРУ генералу Ф И. Голикову^[36].

В тоже время есть резон отметить, что, судя по всему, передача в ГРУ и Оперативное управление Генштаба полученной в результате допросов Нелидова информации началась значительно раньше, тем более что она точно «садилась» на информацию 1937 г., а на их совокупность отлично ложились сведения текущей развединформации начала 1941 г. Ныне это легко проследить по многочисленным открытым публикациям

В своей книге «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год» П. А. Судоплатов пишет: «В начале 1941 г. Меркулов приказал мне и начальнику военной контрразведки А. Михееву прибыть на совещание руководства Разведупра Красной Армии и Оперативного управления Генштаба, на котором обсуждалась военно-политическая обстановка в Европе в летней кампании. С этой встречи на Гоголевском бульваре начался масштабный обмен информацией о состоянии немецких и японских Вооруженных сил»^[37].

К сожалению, П. А. Судоплатов не указал тонную доту этого совещания, что, в общем-то, понятно — ведь столько десятилетий минуло…

Внимание к вопросу о дате обусловлено тем, что она позволяет хотя бы с относительной точностью установить точку omcчета об информировании двух главных накануне войны военных руководителей — Тимошенко и Жукова — о состоянии подготовки Германии к агрессии в первой наедине 1941 г. Данные же Нелидова были ценны тем, что раскрывали Процесс зарождения плана нападения на СССР.

Дату можно приблизительно установить с помощью служебной биографии Всеволода Николаевича Меркулова (1895—1953). Если это произошло до 3 февраля 1941 г., то Меркулов отдал такой приказ как первый заместитель наркома внутренних дел и начальник Главного управления госбезопасности НКВД, если после 3 февраля, то — как нарком госбезопасности, т. к. в этот день произошло официальное разделение прежнего НКВД на НКВД и НКГБ, а главой последнего был назначен именно он^[38].

Учитывая, что одновременно с Судоплатовым такой же приказ получил и начальник военной контрразведки А. Михеев, это произошло до 3 февраля. Дело в том, что во время этой реорганизации НКВД военная контрразведка была выведена из подчинения Лубянке и переподчинена Наркомату обороны, став его 3-м Управлением. После 3 февраля В. Н. Меркулов, естественно, не мог особенно приказывать А. Михееву — с указанной даты последний должен был выполнять указания наркома обороны и, coomвemcmвeннo, присутствовать на таком совещании по определению.

Скорее всего совещание проходило с середины января и до 3 февраля 1941 г. В пользу такою вывода говорит не только тематика совещания, но и наиболее реальные его повод и причина — ведь с 15 января 1941 г. начальником Генштаба был назначен генерал армии Г. К. Жуков, и для него как для вновь назначенного созыв такого совещания был вполне естественен, поскольку давал возможность ознакомится с данными сразу двух разведслужб, а также с мнением главного в Генштабе управления — Oпеpamивного.

В пользу такого же вывода говорит и mo, что с 23 января в ГРУ началась работа месячного сбора начальников разведотделов приграничнык военных округов и армий^[39].

Так вот, информация Нелидова не только подтверждала информацию 1937 г. и совпадала с текущей развединформацией — она была на редкость актуальной для того момента: ведь Нелидов дал и устное описание сути тех игр, и выводы из их итогов, и доже набросал картографический сценарий прототипа «Барбароссы» не зная, естественно, такого названия.

Вынужден заострить на этом внимание, потому что П. Судоплатов, мягко говаря, весьма странно представил историю с информацией Нелидова в своих мемуарах — на одной странице он говорит, что информации 1937 г. (т. е. добытой Шпигельгласом С. М.) суждено было сыграть значительную роль накануне войны, а ведь данные Нелидова и повторяли, и расширяли ее, а на другой — что-де спохватились только после первых поражений и лишь тогда подняли все материалы и ставка гитлеровцев на блицкриг стала понятной!^[40] А до этого, выходит, в разведке ничего не слышали о стратегии блицкрига?! Но кто в это поверит? Между тем работавшая с графом Нелидовым 3. Воскресенская указывает, что передача полученных от него материалов в ГРУ произошла в первых числах июня 1941 г.

Судя по некоторым фактам из истории ГРУ, относящимся как раз к началу 1941 г., а также документально зафиксированным некоторым действиям начальника Генштаба Жукова, о которых будет сказано отдельно, информация Шпигельгласа от 1937 г. и информация Нелидова наряду с иными сведениями аналогичного порядка из текущего на тот момент потока разведывательных данных так или иначе, но учтены были, судя по всему, весьма странновато…

Что касается данных 1937 г., то впервые они были учтены тогда же. Дело в том, что 29 ноября 1937 г. было подписано Постановление Комитета обороны М-8 (Мобилизационный план на 1937 — 39 гг.), которым вновь назначенному начальником Генштаба Б. М. Шапошникову было поручено составить «Соображения о стратегическом развертывании Вооруженных сил на случай войны»^[41]. Естественно, что начальник Генштаба не мог обойтись без таких разведданных…

В упоминавшейся выше книге «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год.» Судоплатов сообщает: «Пo мнению Василевского (тогда заместитель начальника Оперативного управления Генштаба, генерал-майор. — А. М.), доложенная нами разведывательная информация в целом соответствовала действительности и на основе ее было внесено на утверждение следующее решение: ограничиться активной обороной на Дальнем Востоке и развернуть на западном направлении главные силы и средства, которые были бы готовы не только отразить нападение на Советский Союз, но и разгромить протвника в случае его вторжения на нашу территорию»^[42]. (Выделенные жирным шрифтом слава прошу особо запомнить — А. М.)

Помимо общепонятной на тат момент угрозы агрессии, военные при принятии такого решения не могли обойтись без данных наподобие тех, которые сообщил Нелидов, а также аналогичных сведений из текущего потока развединформации.

В то же время, ссылаясь на Василевского, Судоплатов далее говорит следующее: «Несколько раз повторялась мысль о том, что наша группировка, отразив нападение, должна нанести поражение Германия и ее союзникам, обеспечить прорыв их фронта в южном ваправлении беспрерывными бомбардировками, сорвать работу румынских нефтепромыслов, лишить тем самым немцев горючего, а значит, и возможность вести длительную войну^[43]. Голиков^[44] поддержал эти соображения»^[45].

Но в том-то и дело, что «Нелидов рассказал, что немцы могут нанести вам поражение только в том случае, если война будет продолжаться два или три месяца. Но если в течение этого времени они не овладеют Ленинградом, Москвой, Киевом, Донбассом, Северным Кавказом и, конечно, Баку с его нефтью, немецкое вторжение обречено на провал. Огромное количество танков и моторизованных соединений, необходимых для блицкрига, могли эффективно действовать лишь на территории с достаточно развитой сетью дорог, а для ведения затяжной войны у немцев не было резерва топлива, особенно для судов германского флота, и в частности подлодок»^[46].

Как видите, налицо едва ли не полное совпадение по смыслу между тем, что было озвучено на том совещании, и тем, что рассказывал Нелидов (при одновременном совпадении его данных со сведениями 1937 г.). Разве такая информация могла быть не учтена?!

Необъяснимый, на первый взгляд, парадокс состоит в том, что Судоплатов почему-то отнес доклад и учет этих сведений на период после 22 июня, хотя сам же написал, что данным 1937 г. суждено было сыграть значительную роль накануне войны, а ведь данные Нелидова, подчеркиваю это вновь, по сути дела расширенно их дублировали.

Трудно не упомянуть в этой связи еще одну деталь. Дело в том, что в одном из сообщений агента берлинской резидентуры «Старшины»^[47] последний вполне резонно предлагал следующее: «советская авиация могла бы нанести бомбовые удары но румынском нефтепромыслам…»^[48]. В том виде, в каком сообщение «Старшины» было опубликовано в «Очерках Истории Российской Внешней Разведки», практически невозможно определить, когда оно было получено.

Но вот что интересно. Мило того, что это напрямую совпадает со звучавшими на упомянутом Судоплатовым совещании в Генштабе тезисами, мало того, что это вплотную примыкает к данным 1937 г. и графа Нелидова, та же мысль — о бомбежках румынских нефтепромыслов — звучала и в новом варианте плана стратегического развертывания РККА от 11 марта 1941 г., который, правда, не был подписан командованием Красной Армии и не был утвержден Сталиным^[49].

Любопытно, что это сообщение «Старшины» переполошило Центр, и он направил его в ГРУ, которое, выходит, ознакомило с ним Оперативное управление ГШ, которое и разрабатывало тогда новый вариант плана стратегического развертывания…

Однако к концу первой декады марта 1941 г. стало окончательно ясно, что немцы все-таки планируют три направления главного удара вермахта, и вариант от 11 марта не был подписан военным командованием и, соответственно, не был доложен Сталину…

Мысль о нанесении таких бомбовых ударов содержалась и в часто упоминаемом в различных исследованиях, но также не подписанном командованием РККА и не утвержденном Сталиным (потому как он ему никогда не докладывался) т. н. плане Жукова — Тимошенко от 15 мая 1941 г.

… Частые ссылки на информацию Нелидова, пускай и в сочетании с информацией 1937 г., не должны создавать впечатление какой-то их исключительности, в силу чего они-де стали нриоритетной основой для принятия важнейших решений. Подобное в разведке случается крайне редко — т е. принятие важнейших решений на основе данных одного источника, тем более решений высших государственных и военных инстанций.

Смысл авторитетного значения данных Нелидова в ином: фактически они были одними из тех наиболее редких в разведке сведений, которые раскрывали генезис основных положений плана «Барбаросса», а также особенностей стратегических подходов германского военного командования к решению ряда вопросов планировавшегося им блицкрига против СССР.

Соответственно и на страницах этой книги данные Нелидова фигурируют в том же качестве, тем более что это дает редкую возможность на одном примере проиллюстрировать едва ли не весь наиважнеиший тематический блок развединформации того периода. Странно, npaвдa, что такие данные, тем более столь четко совпадавшие с иными сведениями, воспринимались начальником ГРУс изрядным скепсисом — npu докладе сведений графа, как подчеркивает в своих мемуарах 3. Воскресенская, Голиков пренебрежительно хмыкал…^[50]

И вот еще что. По свидетельству Судоплатова, Жуков как начальник Генштаба знал о Нелидове и его сведениям. Однако Судоплатов почему-то и это знание Жукова отнес на период после 22 июня!

При всем глубочайшем личном уважении автора к выдающимся заслугам П. А. Судоплатова в это трудно поверить. Потому что тогда выходит, что 3. Воскресенская допустила, мягко выражаясь, неточность. А ведь ее мемуары были опубликованы раньше книг Судоплатова и к тому же она непосредственно роботала с графом и лично докладывала в ГРУ. Более того, выходит, что проинформированный ею по указанию руководства разведки НКГБ (т. е. самого же Судоплатова П. А. — именно он курировал германское направление в разведке НКГБ) начальник ГРУ генерал Голиков совершил должностное преступление, не проинформировав своего непосредственного начальнка, m. e. Жукова, о полученной сугубо военной информации, тем более картографической. Голиков, бывало, действительно не докладывал Жукову важную информацию, в т. ч. и от особо ценных агентов и нелегальных резидентур, но не вообще не докладывал, а сначала сообщал Сталину и лишь затем военному командованию. Но случай с данными Нелидова — не тот. Наоборот, именно ввиду картографического характера этой информации она была доложена Жукову явно своевременно — другое дело, как она была использована в самом Генштабе, т. е. прежде всего самим Жуковым, а тут, к сожолению, есть одна очень серьезная «закавыка», о которой будет сказано во II разделе книги. Забегая вперед, могу сказать, что это было связано субъективным отношением руководства Генштаба к определению направления главного удара вермахта.

О том, что же на самом деле происходило с разведывательной информацией, бывший многолетний начальник ГРУгенерал Ивашутин говорил: «Тексты почти всех документов и раднограмм, касающихся военных приготовлений Германии и сроков нападения, докладывались регулярно по следующему писку Сталину (два экзатилра), Молотову, Берии, Ворошилову, наркпму обороны и начальнику Генерального штаба»^[51].

Предвоенный глава ГРУ Ф. И. Голиков на одной из встреч c сотрудниками военной разведки еще лет сорок назад и вовсе прямо заявил, что вся информация, которая докладывалась Сталину, в копияхналравлялась Молотову, Ворошилову, Тимошенко и Жукову^[52]. Об этом же свидетельствуют и расчет рассылки, указанный на каждом таком документе^[53]. Однако данные Нсвидова, особенно составленный им картографический сценарий плана «Барбаросса», не были даложены Сталину…

Чmo же касается ситуации после начала войны, то, например, ma же 3. Воскресенская описывала ее следующим образом «…22 июля. Мы обсуждаем с Нелидовым концепцию генерала фон Секта — противника гитлеровского «Дранг нах Остен». Фон Сект считал, что война Германии npomuв Советского Союза обречена на поражение даже в том случае, если бы германская армия захватила территорию до Урала. Нелидов с карандашом в руке принялся на листе бумаги объяснять, что растянутые немецкие коммуникации потребуют огромного количества войск для охраны мостов и других военных объектов^[54], неимоверного расхода горючего, что связано с подвозом продовольствия, большого напряжения сил для подавления внутреннего сопротивления, которое в традиции русского народа. До Урала дойдут — и все. Это закончится позиционной войной. В ней Германия захлебнется и nomepпum позорное поражение» — утверждал генерая фон Сект»^[55].

И Судоплатов писал, что к тому моменту, когда первая фаза немецкого наступления уже к середине июля 1941г. захлебнулась, у него «наладился постоянный рабочий контакт с заместителем начальника Оперативного управление Генштаба генерал-майором А. Василевским. Он неоднократно приезжал в НКВД вместе с начальником Разведупра Красной Армии Ф. Голиковым. Одетые по распоряжению Жукова и Меркулова в штатское, они участвовали в допросах крупного агента абвера Нелидова как участника в немецких военно-стратегических играх. Нелидов заявил, что если немецкая армия не заняла в течение двух месяцев такие основные наши центры, какими является Ленинград, Москва, Киев, Ростов-на-Дону, то войну для немецкой стороны можно cчumamь проиграниой»^[56].

Обе цитаты свидетельствуют об одном — в середине июля с Нелидовым беседовали на тему «а что дальше-то будет — чего еще ожидать от камандования вермахта?» А это, как вы понимаете, совсем иное, нежели тематика допросов до 22 июня 1941 г. и получаемой в их процессе информации…

Что же касается полученных в конце февраля 1941 г. и названных дублирующими сведений, то речь идет о том, что один из проверенных агентов берлинской резидентуры НГКБ «Экстерн» — со ссылкой на свои связи в кругах белой эмиграции сообщил 24 февраля 1941 г. весьма интересную информацию. Оказалось, что вскоре после подписания 23 августа 1939 г. Договора о ненападении между СССР и Германией германский Генштаб заказал известному белоэмигранту генералу П. Краснову аналитический обзор на тему: «Поход Наполеона на Москву в 1812 году. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в ХХ в. и возможные последствия подобной акции». В этой информации было одно на тот момент сверхактуальное и важное обстоятельство.

Любому мало-мальски сведущему в истории человеку, тем более сотрудникам разведки, в данном случае ГРУ, не мог не броситься в глаза главный интересовавший тогда германский Генштаб вопрос — как предотвратить отступление (ocoбенно организованное) русской армии вглубь своей территории, чтобы осуществить разгром ее основных сил в приграничных сражениях. Ведь Наполеон, как известно, свернул себе шею в России именно на этом. Даже в наше время всеобщего неуважения к отечественной истории едва ли стоит напоминать читателям о том, как Барклай де Толли и Кутузов упорно заманивали Наполеона в глубь России, похоронив тем самым не только весь его завоевательный замысел, но и подавляющую часть его громадной по тем временам армии. Помните, у Пушкина есть такие строки:

Русь обняла кичливого врага,

И заревом московским озарились

Его полкам готовые снега…

Гитлер до такой степени опасался повторения подобной ситуации, что вставил требование о недопущении отступления советских войск вглубь сваей территории в качестве одного из основополагающих элементов общего замысла плана «Барбаросса»! Именно об этом говорилось и в информации, поступившей от американской разведки, и в данных 1937 г., и в сведениях Нелидова, и в массе текущей развединформации того периода. Естественно, что информация «Экстерна» немедленно была доведена до сведения ГРУ^[57].

В деталях было известно, например, об особой, фактически являвшейся неотъемлемым компонентом стратегии блицкрига, специфической тактике массированного таранно-штурмового пролома системы обороны государств, на которые нападала Германия, то есть о тактике создания предельных и даже запредельных оперативных плотностей войск на решающе ключевых участках направлений главных ударов при особой роли авиации, танковых и механизированных соединений в авангарде наступления.

С конца декабря 1940 г. об этой тактике знал весь генералитет страны, потому как об этом говорилось в докладах на совещании высшего руководящего состава РККА, которое проходило в Москве 23—31 декабря 1940 г. В 1993 г. материалы этого совещания были опубликованы официально, так что даже одного только беглого ознакомления с заключительной речью Тимошенко вполне достаточно, чтобы убедиться в этом. То есть знали едва ли не абсолютно все.

…Эта тактика естественным образом вытекала из существа стратегии блицкрига, то есть молниеносной войны.

Выступая в одной из военных академий Германии накануне Второй мировой войны, начальник Генеральною штаба сухопутных войск Германии генерал Ф. Гальдер сформулировал эту тактику как элемент стратегии следующим образам:

«— внезаиное вооруженное нападение, потрясающее своим массовым эффектом;

— захват атакованной ствраны врасплох;

— развал государственного тыла страны, подвергшейся нападению, путем террора, саботажа, убийства руководителей правительства и пр.;

— решительное безостановочное наступление, невзирая на потери и отсутствие резервов»^[58].

Трудно сделать однозначный вывод о том, получала ли наша разведка эти сведения именно в формулировке Гальдера, на в принципе это было хорошо известно нашим военным задолго до войны. Если исходить, например, только из развединформации последних шести месяцев перед войной, то по тем же опубликованным данным четко и однозначно видно, что поэлементно все эти положеения были известны до 22 июня. Практически все книги о начальном периоде войны, особенно вышедшие из печати в последние noлmopa десятилетия, буквально necmpam подобными данными. В этом можно убедиюься если, например, выборочно обратиться к информации той же берлинской резидентуры внешней разведки (НКГБ):

— из сообщения от 26 февраля 1941 г.: «…2. Гальдер, начальник штаба Сухопутных войск Германии, выражает уверенность в успехе молниеносной войны против СССР… При внезапном ударе Красная Армии не успеет прийти в себя om шока и не смажет ликвидировать запасы, остающиеся на вккунаровамной территории».

— из мартовских 1941 г сообщений:

а) «Пo мнению германского штаба, Красная Армия будет в састоялии оказывать сопротивление только в течение первых 8 дней, после чею будет разгромлена…»

А вот данные лондонской резидентуры НКГБ, опиравшейся на сведения, добытые британской разведкой (19 мая 1941 г.): «…В продвижении возможной атаки на Россию проводятся различные мероприятия по организации беспорядков на Украине и в Российских странах с тем, чтобы оттуда могли последовать обращения к немцам о помощи. Один из сотрудников Гиммлера заявил, что немецкий план будет (при публикации документа, очевидно, было пропущено слово «вкгючать». — А М):

1. Быстрый захват Москвы и создание там нового правительтва.

2. Организацию этим новым правительством гражданской войны против большевиков при матеральной помощи немцев.

3. Создание национальных правительств ни Украине, ви Белоруссии и в балтийских странах…»^[59]

Впрочем, достаточно и одной книги «Секреты Гитлера па столе у Сталина» (М., 1995), состоящей только из докладывавшихся Сталину, членам правительства, а также наркому обороны и начальнику ГШ документов разведки и контрразведки, чтобы убедиться в этом. Кстати говоря, об этом же много писалось и в советские времена.

Естественно, что эти данные и тогда, в 1941 г., позволили использовать метод воссоздания мозаики, а соответственно и иметь вполне определенное представление на сей счет, что, кстати говоря, и делалось во многих документах разведки и контрразведки, в чем легко убедиться даже при беглом просмотре документов, опубликованных на страницах книги «Секреты Гитлера на столе у Сталина»…

Прекрасно знали и о весьма специфической особенности такой тактики — широкомасштабном использовании разведывательно-диверсионных и иных подрывных мероприятий как обязательно предшествующих непосредственному авангарду наступления с запредельной оперативной плотностью войск.

Знали хотя бы потому, что с момента образования германо-советской границы в сентябре 1939 г. изо дня в день, по нарастающей фиксировали и, если доставали руки, а это как правило, удавалось, пресекали деятельность постоянно забрасывавшихся на советскую территорию разведчиков и диверсантов, в том числе и целых разведывательно-диверсионных групп.

Например, только с 18 по 22 июня 1941 г. и только на одном минском направлении органы государственной безопасности задержали и обезвредили 211 диверсионные групп и одиночных диeepcaemoв-террористов^[60].

Кстати говоря, поскольку такого размаха тайной войны не было ни на одном из уже известных ГШ направлений главного удара, то хотя бы в этот период можно было догадаться — вот оно, главное направление самого главного удара нацелено на Москву! Увы, получавший сводки погранвойск НКВД и НКГБ Генштаб, очевидно, даже и не обратил на это никакого внимания, как, впрочем, и командующий Занадным особым военным округом генерал Д Г. Павлов. Результат же известен: именно на этом направлении менее чем за неделю вермахту удалось добиться фантастического результвта: к исходу 5-го — началу 6-го дня агрессии захватить Минск!

0 положении на границе и накале борьбы со спецслужбами гитлеровской Германии и погранвойска, и территориальные органы НКВД, а с 3 февраля — и НКВД, и НКГБ постоянно информировали командование приграничных военных округов, и, естественно, Москву (в том числе и Генштаб), вплоть до Сталина.

Достаточно перелистать сборник документов и материалов «Пограничные войска СССР. 1939 — 1941 гг.» (М., 1970) или книгу А И. Чугунова «Граница накануне войны. Из истории пограничных войск. 1939 — 22 июня 1941 г.» (М., 1985), или недавно изданную книгу А. Попова «15 встреч с генералом КГБ Бельченко» (М, 2002 г.), чтобы убедиться в этом.

В упомянутой книге А. И. Чугунова содержится любопытный факт, свидетельствующий не только о том, что о тактике паступления с предельными и запредельными оперативными плотностями войск было известно. Так, после соответствующих совместных учений с передовыми частями Красной Армии в апреле — мае 1941 г. и пограничникам, и армейским было приказано тренировать личный состав на отражение атак превосходящих сил противника и маневр в сложных условиях^[61]. Но чего ради надо было тянуть до мая 1941г. — ведь об этом было известно давно??

Знали и об особой стратегической устремленности германского Верховного военного командования к провоцированию намеченной жертвы очередной агрессии на превентивный удар по развернутым к нападению германским войскам с тем, чтобы якобы в оборонительных боях разгромить основные силы очередной жертвы, а затем «на плечах» отступающих обратно на свою территорию их остатков ворваться в очередную страну-жертву и оккупировать ее как бы на «законных основаниях», т. е. якобы а порядке «возмездия» за агрессию!

Особая устремлеенность германского генералитета к подобному решению проблемы инициативного развязывания войны и оправдания очередной агрессии проистекала из иезуитской, в сущности, оценки выгодности господствовавших тогда в руководящих военных кругах практически всех более или менее крупных государсте Европы, в т. ч., естественно, и СССР, взглядов на некую особую целесообразность т. н. «операций вторжения», преимущественно превентивного характера. Этими операциями предполагалось срывать мобилизацию и сосредоточение войск у противника, но прикрывать аналогичные же действия у себя.

По всем своим основным параметрам mo было одно из самых трагических заблуждений военной мысли первой половины ХХ в. Несмотря на то что в последующих главах нам еще предстоит весьма подробно поговорить об этом, тем не менее, забегам вперед, уже здесь стоит отметить, что по большому-то счету корень трагедии 22 июня 1941 г. именно в этом заблуждении. Как известно, вначале всегда бывает Слово…

К глубокому сожалению, это трагическое заблуждение не только не было преодолено, не только не было нереосмыслено, но, что хуже всего, оно оказалось воспроизведено в одном из самых наинеумеснтнейших мифов в истории войны — мифе о том, как Жуков еще 15 мая 1941 г. докладывал Сталину якобы гениальный план по нанесению превентивного удара по Германии, а тот, видите ли, ему да Тимошенко чуть головы не посворачивал.

Едва ли не с пеной у рта некоторые исследователи и сейчас пытаются настаивать на некоей достоверности этого полноcmью беспочвенного, как увидим из дальнейшего, мифа.

Видать, невдомек любезным, что они не столько жукоеский миф тиражируют, — Георгий Константинович запустил его на орбиту в силу своих соображений, о которых будет сказано отдельно, — сколько воспроизводят чаяния гитлеровских генералов…

Что mym поделаешь — свобода мнений в науке, однако…

Наиболее полно об этом знали с 1938 г., когда в свет вышла книга будущего генерал-фельдмаршала и командующего группой армий «Север», большого авторитета в германской военной науке того времени Вильгельма Йозефа фон Лееба (на момент издания книги — генерал-лейтенанта) — «Оборона»^[62].

Как уже отмечалось выше, тщательное наблюдение за взглядами генералитета наиболее вероятного главного противника по вопросам стратегии и тактики является одной из приоритетнейших задач военной разведки и аналитических подразделений Генштаба.

Тем более что подобные взгляды германского генералитета были известны и до 1938 г. — например, труды того же фон Лееба переводились на русский язык и ранее, и даже использовались при составлении советского Полевого Устава в середине 30-х гг. ХХ в.

Именно потому, что все это действительно было хорошо известна, и не только генералам, Сталин и не разрешил подводить к границе все войска, на чем, между прочим, весьма рьяно настаивали Тимошенко и Жуков, а приказал рассредоточить их на глубину до 400 км вглубь советской территории.

В этой связи еще раз хочу напомнить, что Сталин за семь с лишним месяцев до войны ясно и четко определил суть дислокации наших войск на западных границах — «нужен могучий заслон вдоль их (т. е. границ. — А. М.) с приведенными в боевую готовность оперативными группировками войск в ближнем, но… не ближайшем тылу».

Эта и есть свидетельства того, что знавший о вышеуказанных взглядах командования вермахта Сталин со стратегической точки зрения абсолютно верно сформулировал суть оборонительной дислокации наших войск. Известно было об этом и Генштабу, и Наркомату обороны, так как глава последнего маршал Тимошенко присутствовал при том указании.

…Неисповедимы все-таки крутые зигзаги маршальской памяmи. Отдавая уже в послевоенное время должное этому решению Сталина, мвршал Жуков и в мемуарах, и в приватных беседах со многими известными людьми неизменно рассказывал всем о своих (совместно с Тимошенко) якобы безуспешных попытках получить разрешение на выдвижение войск к границам.

Так, на стр. 25 второю тома своих «Вестмннаний и размышлений» Жукав пишет: «В последние годы принято обвинять И. В. Сталина в том, что он не отдал указаний о подтягивании основных сил наших войск из глубины страны для встречи и ompoженля удара врага. Не берусь утверждать, что могло бы получиться в таком случае — хуже или лучше. Вполне возможно, что наши войска, будучи недостаточно обеспеченными противотанковыми и противовоздушными средствами обороны, обладая меньшей подвижностью, чем войска противника, не выдержали бы рассекающих мощных ударов бронетанковых сил врага и могли оказалось в таком же тяжелом положении, в каком оказались некоторы армии приграничных округов (к глубокому сожалению, войска и так их не выдержали, но в том их вины нет.— А. М.). И еще неизвестно, кан тогда в последующем сложилась бы обстановка под Москвой, Ленинградом и на юге страны.

К этому сюдует добавить, что гитлеравское кемандование серьезно рассчитывало на то, что мы подтянем ближе к государственной границе главные силы фронтов, где противник предполагал их окружить и уничтожить. Это была главная цель плана «Барбаросса» в начале войны»^[63].

Честно говоря, трудно утверждать, тем более однозначно,— зачем маршалу понадобилось писать такое, особенно в первой части вышепроцитированного. Ведь кому-кому, но ему-то, именно ему, моршалу Жукову, прекросно было известно, что направлленная им как начальником Генштаба директива от 13 мая 1941 г. о выдвижении войск внутренних военных округов в приграничные была санкционирована именно Столиным^[64] . Зачем на пустом месте бросать тень на Сталина? Уж если и нужно было затрагивать этот аспект, то речь должна была идти не о том, что-де Сталин якобы не дал указаний о подтягивании основных сил наших войск из глубины страны — это заведомая ложь, — а только о там, что речь тогда шла о том, где и как их размещать, то есть ближе к границе или подальше от нее. На первом варианте настаивали Тимошенко и Жуков. На втором — Сталин, оказавшийся, как и всегда, прав в своей обоснованной точным знанием дальновидности…

Дa и как понимать этот пассаж Жукова, если в 1956 г., он во всеуслышание обвинил Сталина, что тот якобы не ставил задачу отражения агрессии?! Уж слишком хорошо известно, сколь шибко «умнеют» генералы и маршалы в своих мемуарах…

В еще большей степени именно этой осведомленностью объясняются и постоянные взбучки Сталина военным за неосторожные, с точки зрения высших интересов государства, передвижения войск в приграничной зоне. Причем в направлении к линии госграницы.

Взбучки, которые явно не от великого ума до сих пор пытаются едва ли не инкриминировать Сталину, не ведая или, что не исключено, не желая ведать при этом ни вышеизложенного, ни тем более серьезной исторической подоплеки, связанной как с предысторией, так и с постисторией Первой мировой войны, когда на его же, Сталина, глазах чуть ли не всем миром усиленно пытались сделать Россию ответственной за нее. Нам еще предстоит вернуться и к этой проблеме.

Но тем не менее, сразу же отметим, что, прекрасно зная о царившей в зарубежной исторической науке вакханалии ничем не обоснованных обвинений Poccии в том, что она-де и спровоцировала Первую мировую войну, которые, кстати говоря, очень активно использовались именно в Германии^[65]. Сталин совершенно обоснованно опасался провокаций немцев на границе, которые действительно могли использовать буквально любой предлог.

Как восточный человек и выдающийся государственный деятель Сталин прекрасно знал старинную мудрость Востока: не начатый бой — выигранная битва, не начатая война — выигранное Будущее!

И в этом смысле едва ли найдутся хотя бы мало-мальски серьезные основания для серьезного же восприятия невесть почему — именно «почему», а не откуда — выплывшего на свет божий т. н. плана Тимошенко — Жукова от 15 мая 1941 г. по нанесение превентивного удара в целях упреждения развертывания группировок вермахта у границ СССР. Тем более в его новомодных нынче версиях о невесть откуда взявшемся, но якобы «упущенном» Сталиным «шансе» или, того хлеще, о «гениальности» этого плана^[66] .

Хотя бы потому, что, например, насчет «гениальности» оного, в т. ч. и в смысле якобы «упущенного шанса», все точки над i расставил сам Жуков, признав через четверть века, что план был ужасной ошибкой, в результате которой Красная Армия была бы немедленно уничтожена, получи она санкцию Сталина на его выполнение^[67].

Что касается этого признания Жукова, mo обратите, пожалуйста, особое внимание вот на что. План действительно не был санкционирован Сталиным, потому как, в чем еще не раз убедимся, никогда не докладывался ему. Но ведь и РККА-mo пomepneла фантастически беспрецедентное, сокрушительное, едва ли не молниеносное поражение в дебюте войны, причем, в чем также еще неоднократно убедимся, в соответствии именно с этим, никогда не докладывавшимся Сталину планом!

Вот где подлинная тайна mpагедии 22 июня 1941 г., на раскрытие которой и нацелена эта книга!

Однако суть дела не в том, что он признал этот план ужасной ошибкой, а в том, что самой главной и действительно подлинно ужасной — для него же — его ошибкой было предание огласке факта хотя и о разработанном, но ведь так никогда и не докладывавшемся Сталину плане.

В результате маршал Жуков собственным же языком породил едва ли не «букет» совершенно беспочвенных мифов, среди которых особо выделяются следующие

— миф о якобы «гениальном» плане;

— миф о якобы «упущенном шансе»;

— миф о якобы свирепой реакции Сталина на этот «гениальный» план, причем каким-то «сверхъестественным образом» из поля зрения маршала напрочь выскользнуло (не исключено, что и вовсе не попадало) то обстоятельство, что даже в рамках мифа реакция Сталина поражает своей в высшей степени мудрой, исходившей именно из знания обоснованностью,

— наконец, миф о том, что-де СССР и сам готовил (агрессивное) нападение на Германию! Уже один только факт, что в штормовом океане отечественной истории устойчиво плавают (а «плавает», сами знаете что) сразу три версии одного и того же события, к тому же взаимоисключающие, казалось бы, должно было насторожить историков. Так черта вам лысого! Как и всегда, наш исторический генералитет прет напролом.

И особенно неистово, по-генеральски же свирепо неистово прежде всего на тему о последнем мифе упражняется генерал-полковник в отставке, ныне, миль пардон, историк — Юрий Александрович Горьков. Полюбуйтесь на его неистовство: «Стратегический план, разработанный в Генеральном штабе Краской Армии и одобренный 15 мая 1941 г. политическим руководством государства (т. е. Сталиным — А. М.), занимает главенствующее положение по отношению к оперативным материалам округов» (ВИЖ. 1996. № 2 С. 2; то же самое годом ранее на с. 58 в кн. Война 1939 — 1945. Два подхода. М., 1995).

Объяснил бы сей отставной генерал-полковник от Истории, зачем, честно дожив до седин, нужно было вставать на опасную и скользкую тропу откровенной, скажем мягко, неправды?! Вам что, мало этих взаимоисключающих лживых версий, и так откровенно показывающих, что от «ать» до «ять» дело тут нечисто?! Неужто прах 27 млн. жизней не достоин более уважительного отношения?! Ну а коли так, то уж будьте любезны, как, впрочем, и иные, оперирующие этой же ложью «историки», не обессудьте и не взыщите за резкость подлинной Правды! Это Вам за Сталина!

Ведь «сколько бы раз ни заявляли о том, что проект оперативного плана от 15 мая 1941 г. был подписан Сталиным, Тимошенко и Жуковым или был принят к исполнению на основании устных распоряжений названных лиц, никаких документальных подтверждений этому нет. На разработке, подписанной Василевским, отсутствуют какие бы то ни было подписи, пометы и резолюции, сделанные Сталиным, Тямошенко или Жуковым. Нет также ни прямых, ни косвенных документальных подтверждений того, что эта разработка была вообще представлена главе Советского государства или Правительству. Думается, нелишне было бы задать вопрос, мог ли вообще этог документ в том виде, в каком мы его имеем (рукописный текст с многочисленными исправлениями и вставками, большинство из которых с трудом поддается прочтению), быть подан первому лицу в государстве? Заслуживает внимания, наконец, и тот факт, что этот документ долгое время (до 1948 г.) хранился в личном сейфе Василевского — не в бумагах Сталина, Тимошенко, Жукова либо начальника Оперативного управления Генштаба РККА Н. Ф. Ватутина, где ему, казалось бы, надлежало находиться, если бы он был утвержден или хотя бы рассмотрен, и именно из сейфа Василевского перекочевал в архив. Данный документ никогда не выходил из стен Генштаба. Он так и остался черновым рабочим документом»^[68].

Вот это и есть подлинная правда об этом «гениальным» плане или «упущенном шансе» — самая что ни на есть подлинная Правда! Точнее, ее лицевая сторона! О теневой — речь еще впереди…

Потому что в виде чернового, рукописного, с многочисленными исправлениями, никем из руководства НКО и Генштаба не подписанного и даже не датированного текста этот «документ действительно не мог покинуть стены Генштаба — Сталин не прощал Жукову куда меньшие грехи в письменном делопроизводстве…

В уже упоминавшейся книге К. Симонова «Глазами человека моего поколения» «властитель дум» того поколения приводит следующий рассказ Жукова о Сталине. «При своем грузинском диалекте^[69]он великолепно владел русским языком и, можно без преувеличения сказать, был знатоком его. Это проявлялось даже в мелочах. Однажды, еще в период моей работы начальником Генерального штаба, диктуя мне директиву и нетерпеливо заглядывая при этом через плечо, он вдруг сказал мне:

— Нy, а запятые я буду за вас расставлять?

И когда я полушутя сказал, что я не мастер на запятые, ответил совершенно серьезно:

— А неправильно поставленная запятая иногда может изменить суть сказанного»^[70].

И чтобы после такого замечания Жуков понес бы Сталину cтоль грязный документ, к тому же не подписанный ни им, ни наркомом обороны Тимошенко?! Да исключено!

Но дело не только в этом. Для любого желающего всего лишь объективно и беспристрастно разобраться в этой маршальской интриге об этом многое могла бы сказать и сама якобы дата этого «документа». Однако прав был старина Герцен, в сердцах однажды заметивший, что свобода слова требует еще и свободы cлyxa!..

В принципе нет никакой нужды доказывать очевидное — и так известно, что на «документе даты нет (см. фатокопию), — но ведь никто и слышать не хочет, о чем же буквально вопит эта якобы дата: ведь 15 мая 1941 г. — это всего лишь очередной, но не сбывшийся срок нападения Германии!

Только по данным военной разведки (ГРУ), их насчитывалось свыше десяти:

— 27 декабря 1940 г. — из Берлина: война начнется во второй половине следующего года;

— 31 декабря 1940 г. — из Бухареста: война начнется весной следующего года;

— 22 февраля 1941 г. — из Белграда: немцы выступит в мае — июне 1941 г.;

— 15 марта 1941г. — из Бухареста: войну следует ожидать через 3 месяца;

— 19 марта 1941 г. — из Берлина: нападение планируется между 15 мая и 15 июня 1941 г.;

— 4 мая 1941 г. — из Бухареста: начало войны намечено на середину июня;

— 22 мая 1941 г. — из Берлина: нападение на СССР ожидается 15 июня;

— 1 июня 1941 г. — из Токио: начало войны — вmopaя половина июня;

— 7 июня 1941 г. — из Бухареста: война начнется 15 — 20 июня;

— 16 июня 1941 г. — из Берлина и из Франции: нападение Германии на СССР — 22 — 25 июня;

— 21 июня 1941 г. — из посольства Германии в Москве нападение назначено на 3 — 4 часа утра 22 июня^[71].

Подчеркиваю, что это только по данныи ГРУ. А ведь еще поступала информация разведки НКГБ, НКИД и т. д. Короче говоря, по словам Молотова, в итоге их набралось примерно полтора десятка^[72].

Как ни относись к нашим маршалам, в т. ч. и когда они были генералами, но дураками они не были, во всяком случае настолько, чтобы после несостоявшегося нападения в тот же день лезть наверх с предложениями об упреждении того, что и так не состоялась!

Тем более что в соответствии с решением Главного военного совета, членом которого он сам являлся, 13 мая Сталин санкционировал выдвижение войск из внутренних округов в приграничные, а с 14 мая в последние были направлены директивы №503859, 303862, 303874, 503913 и 503920 (соответственно для Западного, Киевского, Одесского, Ленинградского и Прибалтийского округов) о подготовке планов обороны и прикрытия границы и противовоздушной обороны (которые, кстати говоря, все затянули с представлением: вместо указанного в них срока представления планов — 20 — 25 мая — все представили 10 —20 июня; естественно, что они не были утверждены ни ГШ, ни НКО, а между тем за этот бардак и неисполнительность обязан был отвечать Жуков, но, к глубокому сожалению, «ответили» своими жизнями сотни тысяч простых солдат и офицеров)^[73].

Кто же после таких мер полезет к главе правительства и фактическому главе государства с предложением не столько даже о превентивном ударе, сколько об инициативном развязывании войны (ну прямо по Леебу)?! Вот потому «документ» и лег на дно сейфа Василевского, чтобы затем, после войны, перекочевать в архив.

Так зачем же маршалу Жукову понадобилось создавать такие мифы?! И ему ли одному? И ему ли вообще? И рад бы обойтись без этих, возможно, и показавшихся, особенно на фоне выше употребленного выражения «маршальская интрига», резковатыми вопросов.

Но, увы, они отнюдь не случайны — едва ли не в прямом смысле к этому выводу подталкивают действия самих же маршалов, усугубляемые конъюнктурными действиями сонма всевозможных «толкователей» их действий из числа историков и публицистов, особо склонных к колебаниям в унисон с колебаниями «генеральной линии»…

Ну так и в самом-то деле, как прикажете понимать ситуацию, когда с середины 60-х годов прошлого столетия, то тут, то там выплескиваясь на страницы периодической печати и различных книг, распространяются слухи со ссылками на рассказы то Жукова, то Василевского, то Тимошенко, то еще кого-нибудь, что-де разработали они вот такой отличный план по нанесению упреждающего удара по Германии, а «нехороший» Сталин, видите ли, чуть не «посворачивал» им головы за это, если: во-первых, сам же Жуков, с указанного периода времени поговаривавший об этом только в приватных беседах, именно в это же самое время едва ли не наотмашь «врезал» своему соратнику Василевскому, письменно и начисто открестившись от этого плана, но, во-вторых, продолжал приватно поговаривать о нем и вдалбливал, в частности, Симонову вскоре ставшее «эталоном» свое видение внезапности, как главной причины разыгравшейся 22 июня трагедии, а при этом, в-третьих, прекрасно помнил, что в преамбуле никем не подписанного и никогда не докладывавшегося Сталину плана четко зафиксировано, что Генштаб был отнюдь не так уж и слеп, как он его выставлял в своих рассказах?! Ведь по содержанию преамбулы четко видно, что Генштабу многое было известно, а много уверенно и близко к истине прогнозировалось!

И зачем ему только понадобилось в разных байках на одну и ту же тему, которые он излагал разным людям, так противоречить в главном и самому себе, и фактам, даже не замечая того, что каким-то сверхъестественным образом из его же собственного поля зрения лихо упорхнуло то обстоятельство, что все его рассказы об этом плане суть свидетельства того, что он подбивал Сталина на инициативное развязывание войны прямо по Леебу?! Ведь что-что, но уж это-то к середине 60-х годов прошлого века должно же было быть понятно?!

Что же до того, как Жуков «врезал» Василевскому, то история эта такова. Когда Политбюро ЦК КПСС затребовало мнение Жукова насчет содержания предполагавшегося интервью А. М Василевского с преданием огласке факта разработки такого плана — запрос на получение санкции Политбюро датирован 20 августа 1965 г., то Георгий Константинович прямо на первой же странице текста оригинала предполагавшегося интервью соратника начертал следующее: Объяснения А. М. Василевского не полностью соответствуют действительности. Думаю, что Советский Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы накануне войны развернули на границе (в этом интервью А. М. Василевский почему-то пытался вменить Сталину в вину, что он не допустил развертывания всех сил прикрытия и второго эшелона, что, как увидим, не соответствует фактам. — А. М.), а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе госграницы… Тогда бы гитлеровские войска получили бы возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 г.»^[74]

Если это так, то зачем же было продолжать муссирование темы об этом плане в приватных разговорах?! Да и уважаемый Александр Михайлович Василевский, выходит, тоже хорош оказался — ведь явно же понимал, что отнюдь не самое благородное дело затеивал, коли у самого Политбюро просил санкции на разглашение факта никогда не докладывавшегося Сталину плана в обрамлении нападок на Верховного главнокомандующего, который имел, оказывается, неосторожность высоко ценить eгo, Василевского!

Ну ладно бы на том маршальские интриги и закончились бы. Ан нет, выходит так, что, по сохранившимся свидетельствам, «разговорчики» об этом плане начались еще лет за десять до того. Впервые Жуков и Тимошенко разгласили этот факт еще в 1955 г. во время разбора итогов учений в Белорусском военном округе^[75].

Но и это еще не все. Злобная в своем антисталинизме хрущевская «оттепель», подвигла их на дальнейшие «подвиги»: на учениях в том же Белорусском военном округе в 1957 г. Тимошенко изрек вообще какую-то несусветную чушь — якобы 11 мая 1941 г. Генштаб направил приграничным округам директиву быть в готовности к наступлению в случае начала массированного вторжения вермахта на Британские острова!^[76]

Боже мой! Ну как это всемирно известному, еще в мае 1941 г. приведшему весь мир в сильнейшее возбуждение и напряжение событию, в связи с которым ни издать такой директивы, нн тем более докладывать 15 мая свой «гениальный» план Сталину Генштаб не то что не мог, а попросту не посмел бы, удалось столь незамеченным пройти мимо внимания маршалов?! А заодно и «толкователей» их «славных» баек?!

Ведь 11 мая 1941 г. всему миру стало известно о полете заместителя Гитлера по партии — Рудольфа Гесса — в Англию. На горизонте замаячила угроза англогерманского сговора против СССР, которую Сталин воспринял всерьез.

Одной из наиболее серьезных причин, вызвавших такое резкое обострение и без того, подчеркиваю это особо, небеспочвенных на сей счет опасений Ствлина являлось то обстоятельство, что всего-то за месяц до этого в середине апреля британский посол в Москве вручил Советскому правительству меморандум, которым, по сути, шантажировал Москву возможностью сговора с Германией!

Там, в частности подчеркшивалась мысль о том, что в случае затягивания войны определенные круги в Англии могут положительно воспринимать идею о прекращении войны с рейхом на германских условиях, вследствие чего Берлину откроется простор для экспансии в восточнам направлении.

Борлее того, в тексте меморандума содержался и вовсе хамский, но донельзя характерный для Великобритании выпад против СССР: «Правительство Великобритании не заинтересовано столь непосредственно в сохранении неприкосновенности Советского Союза, как, например, в сохранении Франции и некоторых других западноевропейских стран»!

Не менее хамской была и концовка мемарандума: «Намерена ли Советское правительство улучшить отношения с Англией, или оно желает оставить их в таком состаянии, в какам они находятся сейчас?»^[77]

Даже сейчас, спустя шесть с лишним десятилетий после тех событий, невозможно без возмущения читать этот меморандум!

Кто мешал Великобритании поддерживать с СССР хорошие отношения?! Все 30-е гг. Москва настойчиво призывала к организации коллективного отпора Гитлеру. Так нет же, именно Лондон, наплевав на очевидность угрозы войны, предпочел укрыться за фактическим Пактом о ненападении с Гитлером — то есть Мюнхенской сделкой. Сталин же рассчитывал и, кстати, очень правильно, как увидим чуть позже, все-таки нормализовать отношения с Лондоном, но при содействии Вашингтона, от помощи которого Лондон тогда очень сильно зависел. Когда имеешь дело с Англией, всегда нужна третья узда, иначе не совладать с ее беспардонным коварствам — таким уж он уродился, этот Perfidious AIbion («Ковирный Альбион»)…

Когда же СССР сделал то же самое, то есть заключил в 1939 г. Договор о ненападении, mo, видите ли, беспардонно неправедная «обида» так пробрала Лондон, чmo он пошел на хамский шантаж Москвы! А что было делать Сталину, который еще с января 1937 г. точно знал, что Лондон ждет и жаждет войны в Европе (по данным советской разведки, еще на конец января 1937г. — не позднее 1938 г.)?!^[78] Bom mo-то а оно, что нечего было Лондону на Москву пенять, если у самого Лондона рожа крива была. Что же до Сталина, та он-то как раз хотел улучшить отношения с Лондонам, но не на лондонских усвовиях — уж слишком mom коварен в своей подлости

И чтобы в такой ситуации Генштаб — Жуков и Тимошенко как нарком обороны полезли бы к Сталину с предложением о превентивном ударе по Германии, что на фоне полета Гесса и давно известных им опасений Сталина насчет возможности такого сговора, и вовсе приобретало черты законченной провокации?! Да начисто исключено, даже теоретически, даже гипотетически!

Жуков прекрасно знал расклад позиций по внешнеполитическим вопросам в представлении Сталина и всего руководства, чтобы попусту не лезть с неуместными предложениями. В архиве конфиденциальной информации Госдепартамента США сохранилась запись состоявшейся 20 мая 1941 г. беседы югославского военного атташе в Москве с Жуковым, в которой начальник Генштаба, по словам атташе, заявил следующее: Советы через некоторое время будут воевать с Германией (вот и пойми после этого «концепцию» Жукова о внезапности — ведь сам не за месяц об этом говорит! — А. М.) и ожидают вступления в войну Соединенных Штатов, и что Советское правительство не доверяет Англии и подозревает, что миссия Гесса была направлена на то, чтобы повернуть войну против СССР»^[79].

Что же до озвученной Жуковым оценки подлинной цели миссии Гесса (по этому вопросу см. также гл. II), то здесь следует иметь в виду следующее.

Давно и с тревогой Сталин наблюдал за секретными, в т. ч. и зондажного характера, контактами и сугубо конфиденциальными переговорами Гесса и его наиболее доверенных эмиссаров с влиятельнейшими представителями высшего эшелона британской правящей элиты, например, с герцогами Гамильтоном, Бедфордским и Виндзорским (он же экс-король Эдуард VIII), теснейше связанным с британской разведкой газетным королем лордом Ротермиром, флигель-адъютантом английского короля капитаном Роем Фейесом и другими. Благодаря разведке Сталин был в курсе сугубо конфиденциальных переговоров между группой влиятельных британских политиков во главе с герцогом Бедфордским и уполномоченным Гесса — профессором Альбрехтом Хаусхоферам (старший сын легендарного германского геополитика первой половины ХХ в Карла Хаусхофера), состоявшихся еще в августе 1940 г., в Женеве. Англичане тогда изъявили готовность начать мирные переговоры с Германией, выставив предеарительным условием распоряжение советско-германского Договора о ненападении от 23.08. 1939. Было известно также, что Гитлер и Гесс в принципе были согласны на это условие, но хотели отложить дальнейшие переговоры до занятия Балкан. Kcmamu, судя по всему, это одна из главнейших причин того, почему Сталин в апреле вмешался в югославские события. И вот к началу мая Балканы заняты гнтлерюгами, а Гесс улетел в Англию. Значит, до сговора либо провокации вооруженного столкновения с Германией, что называется, рукой подать …^[80] Да и хамский меморандум бpumaнского посла в то время еще не был забыт…

Давно и хорошо известно, как британская разведка отчаянно пыталась спровоцировать вооруженное столкновение между Германией и СССР, в т. ч. и незадолго до 22 июня. Наиболее громкий случай длинной череды подобных провокаций описан П. А. Судоплатовым «От нашего полпреда в Baшингтоне Уманского и резидента в Нью-Йорке Овакимяна^[81] к нам поступили сообщения, что сотрудник британской разведки Монтгомери Хайд, работавший на Уильяма Стивенсона^[82] из Британского координационного центра безопасности в Эмпайр-стейт-билдинг, сумел подбросить «утку» в немецкое посольство в Вашингтоне. Дезинформация была отменной: «…если Гитлер вздумает напасть на Аиглию, mo русские начнут войну npomue Гитлера»^[83].

Сам Монтгомери Хайд в своей книге «Комната 3603» — именно в ней помещолась штаб-квартира указанного выше центра — суть операции по подбрасыванию совместно с ФБР США посольству Германии в Вашингтоне дезинформации описал следующим образом: «Из вполне достоверных и заслуживающих доверия источников стало известно, что Советский Союз намерен предпринять дальнейшие агрессивные военные действия, как только Германия будет втянута в крупные операции»^[84].

Вот и попробуйте теперь понять, чего ради через 16 лет после тех событий Маршал Советского Союза Тимошенко С. К. практически дословно воспроизвел текст британской «дезы» Гитлеру?! И это при том, что в архивах нет даже тени намека на какие бы то ни было следы директивы, о которой он приватио сплетничал.

Нелишне будет упомянуть и о том, что Уильям Стивенсон был одним из ближайших друзей тогдашнего премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля. Пользуясь колоссальным влиянием в США, У. Стивенсон спровоцировал силами ФБР даже арест разоблачившего британскую дезинформационную операцию Овакимяна, который был освобожден только после начала войны, и то при активном вмешательстве в этот вопрос Советского правительства, т. е. Сталина. Этим арестом британская разведка пыталась вбить клин в едва только наметившееся сотрудничество между США и СССР в рамках грядущей антигитлеровской коалиции.

Однако куда менее известно, что вся эта вакханалия постоянного подзуживания — зачастую якобы достоверно документального — то Берлина, то Москвы к вооруженному нападению друг на друга началась еще в декабре 1939 г.^[85] Сталин прекрасно знал об этом, т. к. обо всех таких случаях, а их были десятки, докладывали ему лично. Ну а точно вычислить, кто конкретный провокатор, — и вовсе проще простого, ибо всякий раз выяснялось, что за всем этим стояла не просто выполнявшая указания британского правительства британская разведка, а само высшее руководство Великобритании, по мере надобности привлекавшее свою разведку! Так, в 1940 — 1941 гг. МИ-6 выполняла прямой приказ премьер-министра (с 10 мая 1940 г.) У Черчилля от 22 июля 1940 г., звучавший так: «Теперь разожгите в Европе пожар».

Именно так он и приказал главе Управления специальных операций (УСО МИ-6. — А. М.) Хью Дальтону при вручении ему Хартии УСО (т. е. Положения об УСО)^[86]. Совершенно естественно, что вслед за этим, по свидетельству П. А. Судоплатова, в Москву по нарастающей стали поступать сведения (в т. ч. и в первую очередь от Кима Филби) о том, что «британский кабинет министров разрабатывает плааны нагревании напряженности и военных конфликтов между Германией и СССР», что «британские агенты заняты распространением слухов в Соединенных Штатах о неизбежности войны меясду Германией и Советским Союзом», что по этим слухам войну должен был начать СССР превентивным ударом в направлении южной Польши^[87], наконец, что «британская сторона нагнетает страх среди немецких высших руководителей в связи с подготовкой Советов к войне…», а также «об усилившихся контактах зондажного характера британских представителей с германскими в поисках мирного разрешения европейского военного конфликта»^[88]. За счет, естественно нанесения прямого ущерба СССР (России) — по другому Великобритания патологически не может^[89].

Практически одномоментно с информацией о полете Гесса и целях его миссии Сталин получил от разведки сведения и о том, что именно в мае, точнее с 12 мая 1941 г., англичане возобновили рассмотрение составленных еще во времена советско-финляндской войны планов по нанесению бомбовых ударов по Закавказью, в первую очередь по Баку^[90].

Этими же данными вызвано и то обстоятельство, что, санкционировав 13 мая выдвижение к границам войск внутренних округов, Сталин исключил такие действия в отношении Закавказского военного округа. Аналогичная информация прошла и по каналам ГРУ — у военной разведки также имелись неплохие позиции в Англии, да и не только там…

Интересна в этой связи оценка уже неоднократно упоминавшегося выше графа Нелидова — когда по указанию руководства разведки ему рассказали о факте полета Гесса в Англию, Александр Сергеевич тут же отреагировал: «Бесспорно, это война. Гесс вербует Англию в союзники против СССР»^[91]. Своих германских и британских «хозяев» граф знал досконально!..

Да в общем-то и без разведданных немудрено было всерьез и обосновано не только заподозрить, но и исходить из реальности угрозы англогерманского сговора^[92]. Особенно если учесть, например, такой простой, но сильно бросавшийся в то время в глаза факт, что именно с 11 мая 1941 г., т. е. с момента начала «миссии» Гесса, авиация Геринга прекратила массированные налеты на британские города, хотя еще накануне, 10 мая, буквально зверствовала. Соответственно и британская авиация на время прекратила налеты на Германию^[93]. Совершенно естественно, что и ГРУ, и внешняя разведка НКГБ не замедлили зафиксировать этот факт и сообщить об этом в Москву.

Между тем еще с начала мая в Москву стали поступать сведения о переносе срока нападения Германии с 15 мая на середину — двадцатые числа июня 1941 года.

Одним из первых, причем до поступления сведений о полете Гесса, еще 5 мая об этом сообщил один из ценнейших, но, к сожалению, незаслуженно редко упоминаемых в исторических исследованиях агентов ГРУ — «АВС», он же Курт Велкиш, сотрудник германского посольства в Румынии^[94].

Учитывая документально обоснованную и подтверждаемую предвоенным руководителем военной разведки Голиковым позицию многолетнего главы ГРУ генерала Ивашутина о том, что практически вся информация докладывалась также и начальнику Генштаба, Жуков, естественно, был ознакомлен и с этой информацией. Следовательно, информация «АВС» и аналогичные сведения от других источников также явились одной из причин, по которой «план» 15 мая не мог быть доложен Сталину, тем более, на фоне санкции последнего от 13 мая о выдвижении войск из внутренних округов.

Однако самая главная причина, по которой этот план вообще ни при каких обстоятельствах уже не мог покинуть стены Генштаба, выявилась 14 мая — Жуков прекрасно знал об этой причине, т. к. с ней его ознакомил лично Сталин, а такое не забывается. Она действительно не стерлось в памяти маршала, но туману насчет этой причины он подпустил изрядно, да к тому же если б только туману…

14 мая 1941 г. Сталин ознакомил его с содержанием своей личной переписки с Гитлером я особенно с ответом фюрера, в котором, в частности, говорилось: «При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, окало 88 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами. Уверяю Вас честью главы государства, что это не так.

Со своей стороны, я тоже с пониманием отношусь к тому, что Вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск.

Таким образом, без нашего желания, исключительно в силу сложившихся обстоятельств, на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками.

В подобной обстановке я совсем не исключаю возможность случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях такой концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт и остановить.

Я хочу быть с Вами предельно откровенным. Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на такой конфликт, чтобы спасти Англию от ее судьбы и сорвать мои планы^[95].

Речь идет всего об одном месяце. Примерно 15 — 20 июня я планирую начать массированную переброску войск на Запад с Вашей границы.

При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не дать им никакого повода.

Если же провокации со стороны кого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся по известному Вам каналу связи»^[96].

Формально, по внешним признакам, личное ответное послание Гитлера Сталину было связано с опровержением ТАСС от 9 мая 1941 г. и с аналогичным ему по содержанию посланием самого Сталина.

Именно с этими документами Сталин и ознакомил Жукова как начальника Генерального штаба. И именно поэтому ни начальник Оперативного управления Генштаба РККА генерал Н. Ф. Ватутин, ни тем более сами Жуков и Тимошенко так и не подписали черновой вариант плана с предложением по нанесению упреждающего удара по Германии и уж тем более не рискнули даже заикнуться о нем перед Сталиным! После этого вышеупомянутому черновику только и оставалось, что лечь на дно личного сейфа А. М. Василевского, а затем, в 1948 г., — перекочевать в архив.

Потому что после ознакомления с содержанием ответного послания Гитлера, тем более в условиях тогдашнего шквала информации о неумолимо надвигающейся агрессии Германии, не только генералам, но и любому фельдфебелю должно было быть ясно, что война грянет уже через месяц! И думать надо было не об упреждающих ударах, особенно в условиях полной неподготовленности РККА к подобным действиям, тем более как инициативного начала войны (в тексте т. н. «гениального плана» достаточно свидетельств на тему о неподготовленности, о которых, кстати говоря, Жуков почему-то вообще не докладывал Сталину, но которые потом «выплыли» в трагедии 22 июня 1941 г.), а о непосредственных и срочных практических мерах по ускоренной подготовке войск к отражению грядущего в самом ближайшем будущем нападения!

… Трудно понять, отдавал ли маршал Жуков хотя бы самому себе отчет в том, что содержание его приватных бесед и будущих мемуаров будут непременно, зачастую даже рьяно дезавуировать друг друга, а то и вовсе выставлять его в далеко не лучшем свете!

Если, например, сопоставить содержание бесконечно муссируемых в различных изданиях и публикациях сведений о т. н. «мудром» плане от 15 мая, из-за которого Жукову и Тимошенко Cmaлин якобы чуть головы не посворачивал, с тем, что они же заявили Сталину ровно через месяц, т. е. 15 июня — «В случаенападения мы не имеем на границах достаточных сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск»^[97], — то как прикажете все это понимать?!

По состоянию на 15 мая «гениальный план», за который якобы незаслуженно чуть холку не намылили, а по состоянию на 15 июня — нет сил даже для прикрытия границы?! А где же с санкции Сталина выдвигавшиеся с 13 мая войска внутренних округов?. .^[98] И вообще, что вы делали, товарищи Тимошенко — Жуков, целых полгада?!

Чуть более чем за неделю до начала войны, когда, как свидетельствует тот же Василевский, Генштаб уже дал согласованную со Сталиным директиву о выдвижении ближе к границе дивизий приграничных округов, тот же начальник ГШ заявляет главе Правительства, что-де не могут они, бравые вояки, организованно встретить германского cyпостата!^[99] А ведь Жуков именно так и налисал в своих мемуарах. Вы что-нибудь поняли?

При всем уважении к укоренившемуся в массовом сознании образу Жукова получается, что эти слова из его мемуаров невозможно расценить иначе, как попытку, хотя и задним числом, но оправдать себя (и Тимошенко в придачу) в глазах послевоенных поколений, свалив при этом всю без остатка вину на Сталина! Как же, мы же предупреждали «нехорошего» Сталина, что сил-то нет, что организованно обороняться не сможем! Вот и получилась та страшная трагедия 22 июня 1941 г!

Но кто бы действительно объяснил, а что же тогда делали Тимошенко с Жуковым, коли за неделю да войны ошарашили Сталина такими новостями?!

Сконцентрировать громаднейшие силы на границах и за неделю до агрессии ляпнуть Сталину такую белиберду?! Счастье Жукова, что язык у него развязался лишь через полтора десятилетия после убийства Сталина.

Но вернемся к ответному посланию Гитлера и для начала отметим следующее.

Судя по тому, что произошло ровно через месяц, Сталин располагал сведениями о содержании направляемого Гитлером письма еще 13 июня, если не ранее того. Чуть ниже объясню, почему пришлось прийти к такому выводу. А пока подчеркну, что в т. ч. и поэтому Сталин санкционировал 13 мая Генштабу издание директивы о начале выдвижения войск внутренних округов в приграничные, именно поэтому вслед были изданы уже упоминавшиеся номерные директивы Генштаба, а приграничным округам был отдан приказ «о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов» и т. д.^[100]

История с обменом посланиями между Сталиным и Гитлером именно тем привлекает внимание (помимо и так очевидной ее важности), что позволяет на одном, очень крупном и, без преувеличения, очень интересном примере, к тому же напрямую связанном с т. н. «планом» от 15 мая, показать, что же на самом деле было известно Москве, в т. ч. Генштабу, накануне войны, какова была подлинная реакция Сталина и соответственно, самого Генштаба на данные разведки и дипломатические шаги.

Дело в том, что маршал Жуков приватно поговаривал не только о своем «знаменитом» плане от 15 мая, но и о том, что он знаком с этой перепиской. Но суть-то в том, что, приватно поговаривая в одно и то же время и о том, и о другом, маршал явно понимал, что приватно же разглашаемая им история с обменом посланиями, с содержанием которых его познакомил Сталин, запросто может разрушить весь пиар вокруг т. н. «гениального плана».

Именно поэтому он и сдвинул всю эту историю с письмами на июнь, фактически увязав ее с известным заявлением ТАСС от 14 июня 1941 г.

Не знаю, кому и для чего все это могло понадобиться, зато знаю другое: в историю Жуков вошел как полководец, а не как ас стратегических операций пропагандистского влияния, а потому сам же и разрушил весь свой доблестный пиар вокруг плана от 15 мая! А некоторые «толкователи» его действий изрядно помогли ему, оказав медвежью услугу, — естественно, сами того не желая…

В литературе о войне фигурируют четыре случая разглашения Жуковым истории с обменом посланиями между Сталиным и Гитлером;

1. В беседах с писателем К. Симоновым, о чем тот и написал в неоднократно упоминавшейся выше книге «Глазами человека моего поколения». Писатель датирует те беседы 1965 — 1966 гг.^[101]

В изложении «властителя дум» того поколения рассказанная ему Жуковым история выглядит так: «В начале 1941 г., когда нам стало известно о сосредоточении крупных немецких сил в Польше, Сталин обратился с личным письмом к Гитлеру, сообщив ему, что нам это известно, что нас это удивляет и создает у нас впечатление, что Гитлер собирается воевать против нас. В ответ Гитлер прислал Сталину письмо, тоже личное и, как подчеркнул он в тексте, доверительное. В этом письме он писал, что наши сведения верны, что в Польше действительно сосредоточены крупные войсковые соединения, но что он, будучи уверен, что это не пойдет дальше Сталина, должен разъяснить, что сосредоточение его войск в Польше не направлено против Советского Союза, что он намерен строго соблюдать заключенный им пакт, в чем ручается своей честью главы государства. А войска его в Польше сосредоточены в других целях. Территория Западной и Центральной Германии подвергается сильным английским бомбардировкам и хорошо наблюдается англичанами с воздуха. Поэтому он был вынужден отвести крупные контингенты войск на Восток, с тем чтобы иметь возможность скрытно перевооружить и переформировать их там, в Польше. Насколько я понимаю, Сталин поверил этому письму». Такова версия Жукова по Симонову.

Насколько же Сталин — в представлении маршала — «поверил» Гитлеру и насколько тогда генерал армии Жуков имел возможность что-либо понять — об этом чуть ниже.

Однако, забегая вперед, отмечу, что у Сталина не было привычки раскрывать все карты, тем более сразу, особенно в тот период, что, очевидно, должно быть понятно априори, в конце концов как глава правительства и фактический глава государства он по определению имел на это право.

Возглавлявшийся небезызвестным А. Н. Яковлевым дуболомный агитпром ЦК КПСС запустил «в дело» записанные Симоновым вариант, в период особо бесстыжего и безмозгло псевдонаучного антисталинизма на волне предательской горбачевщины. 20 июня 1988 г. газета «Правда» опубликовала статью тогда еще здравствовавшего генерала от псевдоисторни Д. А. Волкогонова — «Накануне войны». В тексте статьи не только один к одному была использована запись Симонова. Вот что там было налисано: «Как стало известно, в начоле 1941 г., несмотря на принятые меры предосторожности, поток исходивших из разных источников сигналов о сосредоточении крупных соединений немецких войск в Польше возрос особенно сильно. Обеспокоенный этим И. В. Сталин обратился с личнымпосланием к Гитлеру, в котором писал, что саздаетсл впечатление, что Германия собирается воевать против Советского Союза.

В ответ Гитлер прислал И. В. Сталину письмо, тоже личного характера и, как он подчеркнул в тексте, доверительное. Гиmлер не отрицал, что в Польше действительно сконцентрированы крупные войсковые соединения, но при этом утверждал, что, будучи уверен, что это его откровение не пойдет дальше Сталина, что сосредоточение немецких войск на польской территории преследует иные цели и ни в коем случае не направлено против Советской страны. И вообще, он намерен строго соблюдать заключенный пакт о ненападении, в чем ручается своей честью главы государства.

В «доверительном» письме Сталину Гитлер нашел аргумент, которому, как говорил впоследствии маршал Г. К. Жуков, Сталин, повидимому, поверил: фюрер писал, что территория Западной и Центральнай Германии подвергается мощным английским бомбардировкам» и хорошо просматривается с воздуха. Поэтому он был вынужден отвести крупные контингенты войск на Bocmoк…»

Агитпроп не случайно был назван выше дуболомным — правая рука в нем действительно не ведала, что творит левая, ибо при Горбачеве царил полный маразм: как говорят, каков non — таков и приход…

Дело в том, что одновременно с Правдой» небезызвестный в те времена журнал «Коммунист» опубликовал еще один вариант этой же байки Жукова: «Как-mo при личном докладе Сталин говорил (интересно, кто кому докладывал? — А. М.), что он вчера получил от Гитлера личное письмо, который его заверяет, что сосредоточение в Польше войск ничего общего не имеет с подготовкой нападения на Советский Союз, что эти войска готовятся совершенно для другой цели, для более крупной цели на Западе. Авиация, сосредоточивающаяся в Польше, на польских аэродромах, также выведена из-под ударов английской авиации. И я вам скажу, что Сталин этой версии, конечно, поверил. Он был убежден, что Гитлер готовит, с одной стороны, вторжение в Англию, а с другой стороны, имел в виду усилить сваю африканскую группировку, где действовал корпус Роммеля. Но оказалось это, конечно, глубоко ошибочным. Ухватил ли я, как начальник Генерального штаба, глубокую ошибочность в мыслях Cmалина? Я бы соврал, сказав, что вполне понимал, что война неизбежна (?!— А. М.). Я тогда поверил, был вполне удовлетворен ответом Сталина (это что же, выходит, Сталин отчитывался перед Жукоеым?! — А. М.)… У Тимошенко также не было никаких сомнений»^[102].

Маршал Жуков дей ствительно сказал бы неправду, если бы утверждал, что он вообще что-либо понимал. Вышеприведенное свидетельствует о его неуемном и неуместном желании скрыть подлинную причину того, почему Сталин ознакомил его с этой перепиской! Кoк же теперь связать все его байки о том, что-де надо двигать к границе и претворять «гениальный план» с этим его «я бы соврал, сказов, nmo вполне понимал, что война неизбежна»? Удивительная есе-таки «логика» у маршала, не говоря уж о памяти — аж четыре варианта одного и того же эпизода обнародовал! Но самое «оригинальное», что за это свое знание того, что происходило в Польше, Жуков обвинил впоследствии ГРУ, заявив, что-де военная разведка якобы ничего не вскрыла в Польше и не проинформировала его! А вот это уже npocmo чудовищная ложь в адрес славного ГРУ, и вскоре мы убедимся в этом.

А насчет того, что-де Сталин поверил Гитлеру, позвольте воспроизвести выступление Сталина на заседании Политбюро 18 ноября 1940 г. при подведении итогов визита Молотова в Берлин. Лучше него самого никто не объяснит, верил ли он коричневому шакалу или нет. Вот что он тогда сказал (цитирую максимально полно, т. к. это имеет значение для всего содержания книги, тем более что эта заись сделана управделами СНК СССР Я. Чадаееым): «В переписке, которая в те месяцы велась между Берлином и Москвой, делались намеки на mo, что было бы неплохо обсудить назревшие вопросы с участием высокопоставленных представителей обеих стран. В одном из немецких писем прямо указывалось, что со времени последнего визита Риббентропа в Москву произошли серьезные изменения в европейской и мировой ситуации, а потому было бы желательно, чтобы полномочная советская делегация прибыла в Берлин. В тех условиях, когда Советское правительство неизменно выступает за мирное урегулирование международных проблем, мы ответили положительно на германское предложение о проведении в ноябре этого года совещания в Берлине (это решение было обусловлено точным знанием того, что Гитлер и Гесс ведут тайные зондожные переговоры в Швейцарии с представителями Великобритании по вопросу об англо-германском разделе мира, причем Лондон тогда выдвинул условие о предварительном расторжении советско-германского договора о ненападении, на что Берлин в принципе согласился. — А. М.).

Стало быть, поездка в Берлин советской делегации состоялась по инициативе Германии. Как нам известно, Гитлер сразу же после отбытия из Берлина нашей делегации громогласно заявил, что «германо-советские отношения окончательно установлены»!

Но мы хорошо знаем цену этим утверждениям! Для нас еще до встречи с Гитлером было ясно, что он не пожелает считаться с законными интересами Советского Союза, продиктованными требованиями безопасности пашей страны.

Мы рассматривали берлинскую встречу как реальную возможность прощупать позицию германского правительства.

Позиция Гитлера во время этих переговоров, ва частности его упорное нежелание считаться с естественными интересами безопасности Советского Союза, его категорический отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии — все это свидетельствует о том, что, несмотря на демагогические заверения по поводу неущемления «глобальных интересов» Советского Союза, на деле ведется подготовка к нападению на нашу страну. Добиваясь берлинской встречи, нацистский фюрер стремился замаскировать свои истинные нимерения…

Ясно одно: Гитлер ведет двойную игру. Готовя агрессию против СССР, он вместе с тем старается выиграть время, пытаясь создать у Советского правительства впечатление, будто готов обсудить вопрос о дальнейшем мирном развитии советско-герминских отношений».

Далее Сталин говорил о лицемерном поведении гитлеровской верхушки в отношении Советского Союза, о позиции Англии и Франции во время летних московских переговоров 1939 г., когда они были не прочь натравить Германию на СССР.

«Именно в mo время, — подчеркнул Сталин, — нам удалось предотвратить нападение фашистской Германии. И в этом деле большую роль сыграл заключенный с ней пакт а ненападении…

Но, конечно, это только временная передышка, непосредственная угроза вооруженной ягрессии против нас лишь несколько ослаблена, однако полностью не устранена. В Германии действуют в этом направлении мощные сплы, и правящие круги рейха не думают снимать с повестки дня вопрос и войне против СССР.

Наоборот, они усиливают враждебные npomив нас действия, как бы акцентируя, что проблема нападения на Советская Союз уже предрешена.

Спрашавается, а какой был смысл разглагольствований фюрера насчет планов дальнейшего сотрудничества с Советским государством?

Могло ли случиться, что Гатлер решил на какое-то время отказаться от плана агрессии против СССР, провозглашенных в его «Майн Кампф»? Разумеется, нет! История еще не знала таких фигур, как Гитлер.

В действиях Гитлера не было единой целенаправленной линии. Его политика постоянно перестраивалась, часто была диаметрально противопаложной. Полная путаница царила и царит в теоретических положениях фашизма. Гитлеровцы называют себя националистами, но фактически являются партией империалистов, причем наиболее хищнических и разбойничьих среди всех империалистов мира.

«Социализм», «национализм» — по сути это только фиговые листки, которыми прикрываются гитлеровцы, чтобы обмануть народ, одурачить простаков и прикрыть ими свою разбойничью сущность. В качестве идеологического оружия они используют расовую теорию. Это человеконенавистническая теория порабощения и угнетения народов…

Гитлер постоянно твердит о своем миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство. Он был связан договорами с Австрией, Польшей, Чехословакией, Бельгией и Голландией. И ни одному из них он не придал значения и не собирался соблюдать и при первой возможности вероломно их нарушил (обратите внимание на появление слова «вероломно» — это начало генезиса будущего выступления Сталина 3 июля 1941 г. и его трактовки внезапности, т. е. сначала вероломно разрываются договоры и вслед за тем внезанное нападение. — А. М.)

Такую же участь готовит Гитлер и даговору с нами. Но, заключив договор о ненапдении с Германией, мы уже выиграла больше года для подготавки к решительной и смертьельной борьбе с гитлеризмом.

Разумеется, мы не можем советско-германский пакт рассматривать основой создания надежной безопасности для нас.

Гарантией создания прочного мираявляется укрепление наших Вооруженных сил. И в то же время мы будем продолжать свою миссию поборников мира и дружбы между народами…

Гитлер сейчас упивается своими успехами. Его войска молниеносными ударами разгромили и принудили к капитуляции шесть европейских стран. Этот факт можно рассматривать не только как огромный стратегический успех фашистской Германии. Ведь в Европе не нашлось силы, которая могла бы сорвать агрессию гитлеровского рейха. Теперь Гитлер поставил перед собой цель рассправиться с Ааглией, араиудить ее к налитуллции. Сэтой целью усилилась бомбардировка Британских островов, демонстративно готовилась десантная операция (обратите внимание на использование Сталиным слова «демонстративно»— это ведь означает, что Иосиф Виссарионович ясно отдавал себе отчет в том, что вся эта подготовка к высадке десанта в Англии — блеф! Подчеркиваю: к ноябрю 1940 г. Сталин ясно осозновал это. — А. М.)

Но это не главное для Гитлера, главное для него — напаадение на Советский Союз.

Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии. Наряду с дальнейшим укреплением экономического и военною могущества страны наша партия должна широко разъяснять трудящимся нависшую опасность международной обстановки, постоянно разоблачать гитлеровских агрессоров, усилить подготовку советского народа к защите социалистического Отечества. Вопросы безопасности государства встают сейчас еще более остро. Теперь, когда наши границы отодвинуты на запад, нужен могучий заслон вдоль их с приведенными в боевую готовность оперативными группировками войск в ближнем, но… не в ближайшем тылу. (Прошу особо тщательно запомнить эты слова — А. М.)

Мы должны повести дело так, чтобы скорее заключить пакт о нейтралитете мсжду Советским Союзам и Японией. Германия нашла общий язык с Японией в своих великодержавных стремлениях. Япония признала право Германии вмешиваться а дела всех стран. Надо ее нейтрализовать. Вместе с тем надо усилить военно-экономическую помощь китайскому народу. Нам необходимо вести дело на ослабление гитлеровской коалиции, привлекать на нашу сторону страны-сателлиты, подпавшие пад влияние и зависимость гитлеровской Германии»^[103].

Еще роз приношу извинения за cmoль обширную цитату, но, во-первых, лучше самого Сталина действительно никто не объяснил бы, насколько он «верил» Гитлеру, а во-вторых, в этой цитате много такого, что крайне можно для содержония всей книги, в m.ч. и этой главы.

Что же касается Жукова, то Вы и сыми теперь можете оценить, чего стоят его пустопорожние байки о том, что-де Сmaлин поверил Гитлеру. УСталина всегда была четко принципиальная позиция, а в отличие om Жукова он не колебался в унисон зигзагам «генеральной линии», так что вопрос о том, верил или не верил — закрыт! Раз и навсегда! Не верил! Никогда не верил!

2. В 1966 г., т. е. параллельно с беседами с Симоновым, Жуков рассказал историю об обмене посланиями между Сталиным и Гитлером известному историку и публицисту Льву Безыменскому, который предал огласке этот факт в своей книге «Операция «Миф», или Сколько раз хоронили Гитлера» только в 1995 г.^[104]

3. В 1968 г. в беседе с писательницей Е. Ржевской Жуков вновь рассказал об этой же истории, а Л. Безыменский поведал об этом со страниц вышеупомянутой книги^[105].

Парадоксально, но факт, что Л. Безыменский собственноручно и, естественно, при помощи самого Жукова так дезавуировал все варианты, что не оставил даже камня на камне от самой истории!

Едва ли он того хотел, тем более в 1995 г., когда по случаю славного полувекового юбилея Великой Победы излюбленнейшим занятием многих интеллектуалов стало очередное оплевывание не столько даже самого Сталина, сколько через его имя всей истории России в ХХ в. Правда, получилось-то «как всегда», точнее, не просто «как всегда»…

Дело в том, что, сопроводив рассказанное ему Жуковым некоторыми ранее особо секретными документами, Безыменcкий, по сути дела, вставил запал во взрывчатку и, явно не ожидая от себя такого, собственноручно же подорвал ее. Получилось весьма эффектно, зрелищно… однако все по порядку.

Согласно Безыменскому дело обстояло так (далее цитируется его беседа с Жуковым): Основная речь у нас шла о битве под Москвой, но маршал не мог не говорить о предвоенном периоде, о его роли как начальника Генерального штаба Красной Армии. Было упомянуто и злополучное Заявление ТАСС, появившееся в советской печати 14 июня 1941 г.

В нем Советское правительство категорически опровергало «спровоцированные враждебными СССР и Германии силами» слухи о якобы готовящемся немецком нападении. Это заявление привело тогда советских людей в полное замешательство: с одной стороны, народ чувствовал, что в воздухе действительно «пахнет войной», с другой — привык верить сообщениям ТАСС как святому Евангелию.

— Но я воспринял его по-своему, — сказал маршал

— Почему?

Он объяснил это так:

— Где-то в начале июня я решил, что должен предпринять еще одну попытку убедить Сталина в правильности сообщений разведки о надвигающейся опасности. До сих пор Сталин отвергал подобные доклады начальника Генштаба.

Как-то он говорил по их поводу. «Вот видите, нас пугают немцами, а немцев пугают Советским Союзом и натравливают нас друг на друга». Вместе с наркомом обороны Семеном Константиновичем Тимошенко мы взяли подготовленные штабные карты с нанесенными на них данными о противнике и его сосредоточении (пойди пойми маршала — то все произошло внезапно, а концентрация войск явилась неожиданностью, то разведка все точно сообщила, аж на картах это отразила, то он и вовсе не понимол, что война нензбежна, а потом опять ГРУ было виновато, что чего-то там недосмотрело! — А. М.).

Докладывал я. Сталин слушал внимательно, но молча. После доклада он отправил нас, не сказав своего мнения. Настроение у меня было тяжелое. Прошло несколько дней, и меня вызвал Сталин. Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. Я подошел. Тогда он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. «Читайте», — сказал Сталин. Я стал читать. Это было письмо Сталина, адресованное Гитлеру, в котором он кратко излагал свое беспокойство по поводу немецкого сосредоточения, о котором я докладывал несколько дней назад.

«А вот и ответ, читайте», — сказал Сталин. Я стал читать. Боюсь, что не смогу столько лет спустя точно воспроизвести ответ Гитлера. Но другое помню точна раскрыв 14-го утрам «Правду», я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил те же самые слова, которые прочитал в кабинете Сталина. То есть в советском документе была точно воспроизведена аргументация самого Гитлера.

Жуков не оговорился, когда в беседе со мной рассказал о письме Сталина Гитлеру. Об этом упомянул он и на время своей встречи осенью 1968 г. с писательницей Еленой Ржевской.

Он ей прямо сказал, что перед началом войны Сталин писал Гитлеру^[106]. Говорил об этом маршал и Константину Симонову.

В архивах такой переписки не обнаружено. Но это ничего не значит В архиве Сталина следов нет, но они могли быть уничтожены»^[107].

Попробуйте понять, что в этой версии к чему?! Тем более в свете других версий, особенно же то, как так могло случиться, что в одно и то же время Симонову и другим рассказывается едва ли не все, да еще и в деталях, аж про Роммеля маршал вспомнил, а в беседе с Безыменским — эк как память-то отшибло?!

Разве столь маститому, размотавшему не один запутанный клубок загадок Третьего рейха ученому-историку, имевшему к тому же под рукой книгу Симонова «Глазами человека моего поколения» (Безыменский и Симонов были близко знакомы), не бросился в глаза сталь беспрецедентный разнобой в версиях одного и того же события из уст одного и того же человека в одно и то же время?!

Если Жуков не оговорился, то кто же тогда оговорился?! Кому в голову взбрело делать столь подло «тонкий» намек, что-де Жуков ознакомился с содержанием переписки как бы накануне Заявления ТАСС, то есть 13 июня 1941 г.?! Зачем? Чтобы лучше доказать, что-де Сталин якобы купился на гладкие речи коричневого шакала?! Ну так все равно ведь не получится! Никогда не получится!

Потому что Жуков действительно «оговорился», да еще как! И не просто оговорился! Он попросту лгал, стремясь унести с собой в могилу всю правду о кануне войны. Но вот не проколоться Жуков не мог, ибо это было закономерностью — четыре варианта одной и той же байки тому порукой…

Потому как все его т. н. «тонкие» намеки в редакции Безыменского на то, что-де он вроде бы накануне, т. е. 13 июня, ознакомился с этими посланиями, немедленно напарываются на сокрушительный удар со стороны… его же, Жукова, мемуаров! Потому что 13 июня 1941 г. ни он отдельно, ни Тимошенко отдельно, ни вместе они у Сталина не были!

«13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и настойчиво просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов (попробуйте понять эту просьбу, если ровно через два дня они оба ошарашивают Сталина заявлением о том, что и розворачивать-то нечего на границе, а через четверть века Жуков заявляет, что-де «он бы соврал, сказав, что понимал неизбежность войны» и при всем при этом помнил, что еще 12 июня с санкции именно Сталина было начато выдвижение войск из глубины приграничных округов к границе»! — А. М.).

И. В. Сталин сказал:

— Сейчас этого делать не следует, мы готовим сообщение ТАСС и завтра его опубликуем (попробуйте токже понять и то, где в этих словах Сталина категорический отказ?!м «Сейчос не следует» — это же не значит, что вообще не следует? — А. М.).

— Ну, что? — спросил я.

— Велел завтра газеты читать, — раздраженно сказал С. К. Тимошенко и, поднявшись из-за стала, добавил: — Пойдем обедать!»^[108]

Обед, надо полагать, был настолько хорош, что навсегда отшиб у обоих память о том, что более памятливый А. М Василевский описал тихо и скромно «12 — 15 июня этим округам (то есть пригроночным — А. М.) было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе» (что обосновывалось сооброжениями повышения боевой готовности. — А. М.)^[109].

Короче говоря, 13 июня «изба-читальня» в кабинете Сталина не работала! Да и лезть-то 13 июня к Сталину с просьбой о приведении войск в боевую готовность было не с руки — ведь еще 12 июня была дана команда о выдвижении к границе, причем с мотивировкой о дальнейшем повышении боеготовности войск.

Однако это еще далеко не все, ибо Лев Безыменский настолько точно и мощно «взорвал»все эти по-маршальски «тонкие» намеки, что просто грех этим не воспользоваться.

Как настоящий ученыйи-сторик он пошел на вполне логичный и закономерный шаг — предварил свое описание беседы с Жуковым документальными фактами истории: использовал записи состоявшихся в начале мая 1941 г. бесед посла СССР в Германии Деканозова с послом Германии в СССР графом В. фон Шуленбургом

При этом он не только сам «подорвался» на этой «мине замедленного действия», не только дезавуировал «тонкие» намеки маршала — ведь следы этой переписки между Сталиным и Гитлером сохранились, чему свидетельство — приведенный выше ответ Гитлера, — но и, что и есть самое главное, напрочь снес тот шлагбаум, который закрывал путь к подлинной Правде.

А она такова. Инициатива проведения этих встреч и бесед исходила от Шуленбурга — граф Вернер фон Шуленбург, не разделяя коммунистических убеждений, был (вроде бы) противником войны между Германией и СССР и, зная, что это вот-вот случится, решился на крайне неординарный для посла поступок: предупредил Советское правительство об агрессивных замыслах своего правительства.

Сам ли решился или нет — точно неизвестно до сих пор, но все расценивают этот его поступок чуть ли не как проявление антифашизма…

Использовав в качестве «исходной точки» факт их первой встречи и беседы 5 мая 1941 г. в Москве — всего встреч было три, т. е. 5, 9 и 12 мая — и слегка «лягнув» их, поскольку в середине 90-х годов прошлого столетия это было особым шиком оголтелого антисталинизма, Л. Безыменский тут же перешел к развернутому цитированию записи беседы двух послов от 9 мая 1941 г. Она была сделана личным переводчиком Сталина и Молотова В. Павловым и до 1993 г. хранилась в секретном архиве Молотова.

Согласно этой записи, оттолкнувшись от содержания их беседы 5 мая, в которой Шуленбург пытался продвинуть тезис о необходимости каких-то совместных советско-германских действий на высшем уровне в целях предотвращения войны между двумя государствами, Деканозов с санкции Сталина выдвинул следующую идею «Я продумал вопрос о мерах, которые можно было бы предпринять. Мне казалось, что поскольку речь может идти об обоюдных действиях, то можно было бы опубликовать совместное коммюнике, в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами»^[110].

И не посвященному в тайны высшей политики совершенно очевидно, что через Деканозова Сталин активно зондирует реальность возможности так повязать Гитлера совместным заявлением-коммюнике, чтобы в случае, если он и в самом деле посмеет в одностороннем порядке нарушить его, а главное — Договор о ненападении от 23.08.1939 г., всем в мире без объяснений была бы ясно и понятно, что именно он, коричневый шакал, и есть вероломный aгpeccop! Это, между прочим, вполне рутинная практика во взаимоотношениях между лидерами государств, тем более потенциальных противников, особенно по наиважнейшим вопросам политики, каковыми и являются вопросы войны и мира.

Естественно, что как опытный разведчик^[111] и дипломат Шуленбург мгновенно понял замысел Сталина, но, зная практику своего фюрера — по мере возможности избегать ситуаций связывания рук, тем более совместными публично-письменными заявлениями, — выдвинул совершенно противоположную идею.

Идею, которую спонтанной или даже сугубо личной, т. е. «домашней заготовкой» самого Шуленбурга, ну никак не назовешь.

В изложении Деканозова и записи Павлова, в точности которых сомневаться не приходится, идея Шуленбург прозвучала так: «В ответ на мое предложение Шуленбург заявил, что у него имеется другое предложение. Он полагал бы целесообразным воспользоваться назначением Сталина главой Советского правительства.

По мнению Шуленбурга, Сталин мог бы в связи с этим обратиться с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке (министр иностранных дел Японии — А М), Муссолини и Гитлеру, «может быть, — добавил Шуленбург, — и Турции», и указать в этих письмах, что, став во главе правительства (Шуленбург опять как бы ошибочно сказал — «государства»), заявляет, что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику.

Текст писем, адресованных указанным странам, мог бы быть одинаковым, но в письме, адресованном Гитлеру, во второй его части, могло бы быть сказано, например, что до Сталина дошли сведения о распространяющихся слухах по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. Для противодействия этим слухам Сталин предлагает издать совместное германо-советское коммюнике примерно указанного мною содержания. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Шуленбурга, был бы разрешен.

Передав мне это, Шуленбург добавил, что, по его мнению, мое предложение о коммюнике хорошее, но надо действовать быстро, и ему кажется, что можно было бы таким образом объединить эти предложения. В дальнейшей беседе Шуленбург отстаивал свое предложение, говорил, что недо сейчас очень быстро действовать, а его предложение можно очень быстро реализовать

Если принять мое предложение, то в случае передачи текста коммюнике в Берлин там может не оказаться Риббентропа или Гитлера, и получится задержка. Однако если Сталин обратится к Гитлеру с письмом, то Гитлер пошлет для курьера специальный самолет и дело пойдет очень быстро».

Далее в записи фиксируется, что Деканозов особо подчеркнул, что вопрос о письме Сталина Гитлеру является гипотетичным и что он предвидит трудности в его реализации, на что Шуленбург отреагировал так: «Было бы хорошо, чтобы Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру»^[112].

Такова предыстория обмена взаимными посланиями между Сталиным и Гитлером, если опираться на архивные документы.

Как видите, Сталин совершенно откровенно пытался использовать складывавшуюся ситуацию, чтобы хоть как-то, пускай даже и на весьма ограниченный период времени, но связать Гитлеру руки в целях выигрывания этого времени для более тщательной подготовки к отпору агрессии.

Толька этим-то, собственно говоря, и объясняются попытки действовавшего по поручению Сталина Деканозова всеми силами навязать идею о подписании и опубликовании для всеобщего сведения совместного советскогерманского коммюнике.

Кстати, обратите внимание, что действия Сталина протекали строго в русле протокольно обязательного паритета и уважения к статусу глав правительств и государств.

Однако того же явно не скажешь о предложении Шуленбурга — оно совершенно отчетливо попахивает грязной провокацией.

Особенно если учесть настойчиво озвучивавшуюся им идею об инициативно-спонтанном письме Сталина на имя Гитлера, не говоря уже о его не менее настойчиво продвигавшемся пожелании, чтобы в письме был сделан акцент на то, что впредь СССР будет проводить дружественную этим странам — т. е. Германии, Италии и Японии — политику.

И в данном случае совершенна неважно, по собственной ли инициативе действовал граф Шуленбург или же с ведома и согласия самого Гитлера, или как минимум по согласованию со своим прямым начальником — министром иностранных дел нацистской Германии И. Риббентропом. Провокация — она и есть провокация, тем более что в данном случае она явно преследовала далеко идущие цели. Ведь как бы ни было написано такое письмо, но в варианте именно Шуленбурга сам факт «спонтанной инициативности» со стороны Сталина давал бы возможность усмотреть, что до этого СССР проводил недружественную по отношению к ним политику, особенно по отношению к Германии^[113]. Повод можно было бы создать хоть куда — с начала мая 1941 г. СССР стал демонстративно передислоцировать войска на Запад, демонстративно провел крупные учения воздушно-десантных войск, демонстративно призвал около 800 тысяч резервистов. Причем настолько демонстративно, что все сообщения германских дипломатов и разведчиков буквально пестрели этими данными^[114]. А уж обыграть в этом же духе то самое, уже упоминавшееся выше опровержение ТАСС от 9 мая 1941 г.(кстати, Деканозов в беседе поинтересовался у Шуленбурга, читал ли он его) и вовсе не представляло никакого труда. Потому что его, Деканозова (Сталина), цель как раз в том и состояла, чтобы подчеркнуть неслучайность всех этих военных мер, особенно передислокации войск к западным границам, и тем самым оказать упрежцающее устрашение на Берлин.

Надо отдать должное германским дипломатам и разведчикам, они мгновенно просекли это, хотя Москва, как это уже ясно видно из изложенного выше, умышленно поступала подобным образом. Однако куда важнее иное. В предложении Шуленбурга просматривалось явное стремление Берлина заполучить у Москвы признание установленного нацистской Германией в Европе «нового мирового порядка и ведущей роли оси «Бepлин — Рим — Токио» в мировых делах, т. е. фактически заставить письменно расписаться в том, что от антизападничества в идеологии Москва решительно переходит к реальному (военно-) геополитическому антизападничеству чуть ли не как четвертый член этой оси! А отсюда менее полушага и до требований серьезных уступок в политической и экономической сферах в качестве реального доказательства искренности лояльной позиции Москвы па отношению к державам оси!

Однако и это еще далеко не все. Столь беспардонная, совершенно не характерная для очень выдержанного нацистского посла-разведчика настойчивость в явно не без ведома, а, скорее всего, по прямому указанию из Берлина выдвинутом предложении об очень срочной «инициативно-спонтанной» отправке Сталиным письма на имя Гитлера, при условии едва ли не от его же имени гарантий присылки специального самолета за этим письмом, физически не могла не вызвать у Иосифа Виссарионовича сильных подозрений в том, что это четко спланированная Берлином грязная провокация. Тем более в ситуации первой половины мая 1941 г., особенно в свете того факта, что всего лишь за пять дней до второй встречи между послами, т. е. 4 мая 1941 г., Гитлер выступил с программной речью в рейхстаге, в которой даже и не упомянул об СССР! Как будто занимающего 1/6 часть суши земного шара государства и не существует). И вдруг столь настойчивое пожелание об инициативно-спонтанном, срочном письме?!

То есть по складывавшейся тогда ситуации явственно выходило, что подобное Письмо было до крайности необходимо Гитлеру. И явно не в самых лучших по отношению к СССР целях. Так для чего же была затеяна такая провокация с участием даже посла?

Буквально через день и без того явно небеспочвенные подозрения самим ходом событий международной жизни были трансформированы в более чем обоснованное убеждение — стало известно о полете Гесса)

То есть обладай Гитлер таким «инициативно-спонтанным» письмом Сталина, то утверждая, что-де Англии более не на кого и не на что надеяться, ибо даже (даже!) Москва признала верховенство Германии, Гесс от имени фюрера с удвоенной энергией шантажировал бы Лондон, призывая (вынуждая!) его либо согласиться на почетный мир, естественно, на нацистских условиях, либо же присоединиться к его, Гитлера, броску на Восток под предлогом ликвидации большевистской угрозы!

А обыграть в любезном британским сердцу и слуху антисоветском духе хотя бы, например, то же самое опровержение ТАСС от 9 мая 1941 г. и иные перечисленные выше факты, особенно о передислокации советских войск к западным границам, для нацистской пропаганды было бы проще пареной брюквы^[115].

Однако лишь к 30 апреля 1945 г. до Гитлера наконец-таки дошло, что любые фокусы со Сталиным, тем более попытки его объегорить, плохо кончаются — ведь то был Сталин, а не какой-то захудалый австриячишко-маляр, еле-еле получивший армянское гражданство^[116].

Многократно превосходивший Гитлера в десятилетиями оттачивавшемся аналитическом искусстве политического поединка Сталин практически мгновенно разгадал неадекватно реалиям грезившуюся фюреру якобы возможность объегорить сначала Лондон, не столько вынудив его к почетному миру, сколько официально обеспечив себе относительно спокойный тыл на Западе, осуществить свой блицкриг на Востоке.

…Забегая вперед, следует отметить, что Perfidious Albion, естественно, в очередной раз «оправдал» свою кликуху — безнаказанность однофронтового разбоя на Востоке была негласно гарантирована Гитлеру аж до 1944 г.!

Однако еще раз хочу подчеркнуть, что то был Сталин — он и в этом случае, зная об этой наиподлейшей негласной договоренности, нашел-таки способ поставить на службу СССР все беспрецедентное коварство Лондона: Великобритания с 22 июня 1941 г. стала хотя и подловатым, но тем не менее официальным союзником Советского Союза в борьбе против гитлеровской Германии О том, как это удалось Сталину, речь пойдет чуть ниже…

Зная по донесениям разведки и контрразведки, что в мае нападения точно не произойдет, Сталин и послал возомнившему себя «мудрейшим из мудрейших» Гиллеру т. н. «инициативно-спонтанное» письмо, использовав в качестве его основы опровержение ТАСС от 9 мая в комбинации со всеми теми слухами, которые послы обеих стран «пережевывали» в своих беседах, указан одновременно, что ему известно о сосрсдоточении германских войск в Польше.

Колоссальную роль в том, что Сталин принял решение обратитьмя с таким письмом к Гитлеру, сыграло так же и сообщение от 10 мая 1941 г. одного из самых доверенных агентов ГРУ — «Альта» — мужественной Ильзе Штёбе. В этом сообщении она, в частности, информировала, что военное министерство (Германии — А. М.) разослaла дирекmивные письма всем своих военным атташе о необходимости опровержения слухов о том, что Германия якобы готовит военные действия npomue России. Военное министерство требует от военных amташе выступать с разъяснениями, что Германия концентрирует cвои войска на Востоке для того, чтобы встретить в готовности мероприятия с русской стороны и оказать давление ни Россию (cм. Лота В. «Альта» npomuв «Барбароссы». М., 2004. С. 305). T.е., nonpocmy говоря, по указанию Гитлера военные ammaшe Германии зa рубежом должны были подготовить почву для взрывного перебрасывания всей omветственности за развязывание войны на СССР в момент ее начала.

Бесноватому eфpeйmоpy казалось, чmo он вcex обдурил — что ж поделаешь, если якобы тевтонскими мозгами никогда не понять визатийской мудрости Сталина. Имея на руках пеопровержимые данные о всех нюансах подготовки агрессии, Сталин загнал ему письмо, вынудив этого австрийского барана во главе германского рейха сказать правду. И он вынужден был сказать ее — письменно сказать! Да еще какую!

Но не просто послал письмо в Берлин, а точно рассчитал, что в ситуации со ставшим известным всему миру фактом полета Гесса в Англию, когда весь мир более чем обоснованно распенил этот факт как отчаянную попытку Берлина договориться с Лондоном и убедить его присоединиться к блиц-«Дранг нах Остен»-кригу или, как минимум, не мешать в этом Германии, Гитлер, как загнанный в угол зверь, именно самой ситуацией будет вынужден ответить на один существенный вопрос: как долго еще будет продолжаться концентрация его войск у советских границ (по тексту письма Гитлера видно, как фюрер оправдывался за Гесса)?

То есть попросту выболтать примерный, но реальный срок нападения! Сталин не оставил ему ни малейшего шанса увернуться, как бы Гитлер ни лгал в ответном послании! Даже по времени и то не оставил никакого «люфта», потому что в ситуации со ставшим известным всему миру полетом Гесса Гитлер самим этим фактом принуждался к немедленному ответу.

Потому что было учтено — это со всей очевидностью вытекало из настойчивых просьб Шуленбурга — даже откровенное нежелание Гитлера как-то афишировать в тот момент свою переписку со Сталиным в расчете на то, что впоследствии, после якобы успеха блицкрига на Востоке, в вовсе никто не узнает, как и что он солгал.

Гитлер не без «аппетита» заглотнул на редкость продуманно и своевременно подсунутую ему Стальным «сыворотку правды», которая подействовала мгновенно: вследствие абсолютно безальтернативной, полностью безысходной вынужденности, смысл которой был указан выше, коричневый шакал сам же и выболтал реальное время нападения — не путать с понятием «точная дата», которую еще надо было окончательно определить, — подтвердив тем самым уже поступавшие в Кремль разведданные о том же самом (текст его ответного послания выше уже был приведен)!

… Что же до самолета, срочный прилет которого чуть ли не от имени фюрера гарантировал Шуленбург, то история эта заслуживает отдельного внимания. И вот почему.

Самолет — скоростной трехмоторный Ю-52 — действительно прилетел. Он якобы «вторгся» в советское воздушное пространство и, незамеченный, благополучно приземлился на центральном аэродроме в Москве возле стадиона Динамо.

Сообщая аб этом в своей знаменитой книге «Рзведка и Кремль», П. А.Судоплатов добавил такие строки «Это вызвало переполох в Кремле и привело к волне репрессий в среде военного командования: началось с увольнений, затем последовали аресты и расстрел высшего командования ВВС. Это феерическое приземление в центре Москвы показало Гитлеру, насколько слаба боеготовность советских Ваоруженных сил»^[117].

С сожалением вынужден констатировать, что, очевидно, из-за давности лет в памяти ныне покойного аса разведки произошел сдвиг в хронологии, обусловивший, в свою очередь, переналожение факта репрессий против командования ВВС на факт этого прилета.

В действительности же руководство ВВС РККА и прежде всего сам начальник ГУВВС РККА Рычагов был снят с должности по постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР om 9 апреля 1941 г. «Об авариях и катастрофах в авиации Красной Армии» и тогда же арестован^[118]. Самолет же, в т. ч. и по данным Судоплатова, прилетел в мае, так что нет ничего удивительного в том, что за давностью лет в памяти Судоплатова стерся разрыв в месяц.

Однако это обстоятельство очень важное, потому как, если ставить все точки над «i» строго по архивным документам, то Рычагова за решетку упекли именно Тимошенко и Жуков. Как свидетельствуют сохранившиеся в архивах документы, именно Тимошенко и Жуков в начале апреля докладывали Сталину о там, что «из-за расхлябанности ежедневно при аварии с и катастрофах гибнут в среднем 2 — 3 самолета. Только за неполный 1-й квартал 1941 г. произошли 71 катастрофа и 136 аварий, при этом убит 141 человек и разбито 138 самолетов» (а в год разбивалось от 800 до 900 самолетов)^[119].

Hem никаких сомнений в том, что эти страшные данные — правда, но подлинная правда прежде всего в том, что само высшее военное руководство, т. е. Тимошенко и Жуков, могли бы спокойно, без вмешательства ЦК и СНК навести порядок в ВВС Для этого у них были все властные полномочия. Однако оба предпочли переложить ответственность на партийные и государственные инстанции. И разве не понимали, что столь резкая смена командования ВВС накануне войны до добра не доведет? Ведь именно с трагедии авиации и началась трагедии 22 июня — 1489 самолетов были уничтожены в первый день агрессии только на земле. А виноват, как всегда, Сталин?!

Но вернемся к факту полета. Судя по всему, такой антураж прилета Ю-32 — якобы дерзкое нарушение воздушного пространства — являлся не чем иным, как дымовой завесой его истинной цели, т. е. вояжа за письмом (или с письмом).

Ни Гитлеру, и, особенно, справедливо решившему «подыграть» Адольфу в целях выяснения реального времени нападения Сталину вовсе не нужно было светиться — факт обмена посланиями в тот момент должен был остаться в тайне, особенно от британской разведки. Для Гитлера это было тем более важно, учитывая международный фон, т. е. полет Гесса в Англию. И если бы в мире стало известно, что одновременно с Гессом — говорю так, потому что если 9 мая возник разговор о пucьмe, а 13 — 14 мая его ответное послание читал уже Жуков, которого Сталин умышленно ознакомил с ним, то все должно было произойти в промежутке с 1О по 13 мая включительно — Гитлер направил самолет еще и в Москву, mo ничего хорошего на переговорах Гесса в Лондоне для него это не сулило бы!

Сам же повод — нарушение воздушного пространства — хоть куда, особенно если учесть постоянные протесты советской cmoроны по поводу подобных, непрерывно в то время совершавшихся самолетами люфтваффе нарушений, что хорошо было известно в дипкорпусе Москвы и потому не должно было вызвать чрезвычайного интереса со стороны заинтересованных разведок, прежде всего МИ-6. Для вящей же убедительности по Москве пустили слух о якобы переполохе в Кремле из-за этого перелета и даже предали огласке факт apecma Рычагова. На самом же деле самолет с ответным посланием Гитлера прилетел 15 мая 1941 г. А вот негласное уведомление о его прилете явно было 9 мая — именно в этот день «почему-то» именно нашими же воеинослужащими была нарушена линия связи между Белостокским аэропортом и 4-й бригадой ПВО и 9-й смешанной авиадивизией Западной зоны ПВО, по которой должно было быть передано оповещение о нарушении границы германским самолетом^[120].

Эmo самое «почему-то» поставлено в кавычки не случайно. Дело в том, что когда 10 июня 1941 г был издан приказ № 0035 наркома обороны СССР Тимошенко С. К. (кстати, Жуков его также подписал) якобы по итогам расследования этого инцидента, mo в постанвляющей его части с изумлением можно обнаружить беспрецедентно наимягчайшие по суровым, казалось бы, условиям того времени наказания для виновников, самое строгое — просто «обьявить выговор», далее «обьявить замечание» и, наконец, «обратить особое внимание»!^[121]

Едва ли нужно объяснять, что инициатором этой беспрецедентной для того времени мягкости наказаний был не кто иной, как Сталин.

И вот еще что. Выбор варианта с самолетом был обусловлен еще и тем, что, по данным советской контрразведки, Сталину хорошо было известно, что американская разведка имеет своего агента в германском посольстве в Москве — сотрудника посольcmea Г. Биттенфельда, псевдоним «Джонни», информацией от которого американцы делились с англичанами^[122]. Во избежание какой бы mo ни било утечки сведений об обмене посланиями Cmaлин и разыграл весь этот фарс с самолетом, якобы подыграв Гитлеру.

Так что в действительности Жуков читал эти письма не ранее 15 мая! Кстати, это-то и является одной из причин, по которой он не посмел даже и заикнуться перед Сталиным о своем «гениальном плане»!

Что же до Сталина, то он, судя по всему, еще до получения письма Гитлера знал о его содержании — шифром посла Гитлер вкратце сообщил о содержании ответного послания Шуленбургу, и тот — Сталину черезДеканозова (во время третьей встречи 12 мая; небезынтересно отметить, чmo, судяпо всему, Л. Безыменский явно понимал вышеуказанный расклад и именно поэтому предусмотрительно не стал цитировать запись беседы om 12 мая, поскольку тогда рухнули бы все его совместные с Жуковым «тонкие» намеки на никогда не существовавшие, но якобы толстые обстоятельства). Именно поэтому и последовали те самые директивы Генштаба, а чтобы его глава, т. е Жуков, лучше понял что к чему, чуть позже Сталин еще ознакомил его и с письмами…

Надеюсь, что теперь не составит труда согласиться с тем, что лично сам Сталин осуществил блестящую разведывательную блицоперацию по добыванию наиважнейшей в тот момент информации непосредственно от самого Адольфа Гитлера!

Операцию, которая, ввиду особой значимости участвовавших в ней адресатов в мировой политике того времени, а также, естественно, полученных результатов, выходила далеко за рамки даже разведывательно-политического характера — то был уже наивысший пилотаж в высшей же мировой политике!

Надеюсь также, что теперь окончательно стало ясно, почему Сталин ознакомил Жукова с этой перепиской — ведь в ответном послании Гитлера было указано время нападения на СССР! Что, кстати говоря, уже тогда подтверждалось данными и разведки, и контрразведки.

Надеюсь, что теперь окончательно ясно и то, почему:

— 13 мая была издана директива о выдвижении войск внутренних округов в приграничные;

— 14 мая командующим приграничными округами выше упоминавшимися номерными директивами был отдан приказ: «К 20 (25) мая 1941 г. лично Вам с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа разработать детальный план обороны государственной границы и планы ПВО», который, кстати говоря, ни один округ так и не выполнил в срок;

— 24 мая Сталин открыто предупредил все высшее советское руководство, в т. ч.,естественно, и военное, что в самое ближайшее время СССР может подвергнуться внезапному нападению Германии;

— 27 мая был отдан также приказ о срочном строительстве полевых фронтовых командных пунктов в приграничныхокругах (у него тоже сильная разведывательная подоплека, о которой говорится далее);

— и еще многое другое, что просто физически невозможно перечислить в одной книге, но одно-таки отмечу: именно поэтому «гениальный план» от 15 мая и не был доложен Сталину — в тот момент о нем даже заикаться было неуместно, и Тимошенко с Жуковым поняли это!

Но в том-то все и дело, что на этом история с посланиями не завершилась. Сталин был совершенно не тот человек по природе и уж тем более не тот политический и государственный деятель мирового масштаба, чтобы вот так, за здорово живешь, позволить какому-то Гитлеру столь откровенно нагло лгать в личной переписке между главами государств! Никому и никогда Сталин не позволял обращаться с собой подобным образом, не говоря уж о том, что он был принципиально беспощаден к врагам России!

А Гитлер так и не понял, что, угодив единожды в жернова железной логики Сталина, он откуда никогда и ни при каких обстоятельствах не выскользнет, тем более — живым.

А угодил он туда, кстати говоря, едва только был назначен рейхсканцлером Германии Тогда, в первой половине 1933 г., Сталин официально, от имени Советского правительства поставил перед фюрером вопрос — остается ли в силе его заявление об экспансии на Восток, сделанное им в «Майн Кампф»?

Имеются в виду часто цитируемые в различных изданиях следующие пассажи А. Гитлера из опубликованной в 1925 г. «Майн Кампф»: Мы, национал-социалисты, сознательно подводим черту под внешней политикой Германии довоенного времени (т. е. до Первой мировой войны ХХ в. — А. М.).

Мы начинаем там, где Германия кончила шестьсот лет назад. Мы кладем предел вечному движению германцев на Юг и Запад Ееропы и обращаем взор к землям на Востоке. Мы прекращаем, наконец, колониальную и торговую политику довоенного времени и переходим к политике будущего — к политике территориальных завоеваний.

Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то мы мажем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства. Сама судьба как бы указывает нам путь»^[123].

Естественно, omвeema тогда не последовало. По указанию Сталина Советское правительство в ответ на это молчание во всеуслышание, на весь мир констатировало: «По-видимому, это заявление остается в силе, ибо только при этом предположении становится понятным многое в теперешних отношениях Германского правительства с Советским Союзом»^[124]. Уже тогда Сталин сделал достоянием всего мира факт красноречиво агрессивного молчания Гитлера и его правительства.

Тогда Сталину удалось загнать Гшплера в угол и вынудить его ратифицировать протокол о пролонгации срока действия Договора о ненападении и нейтралитете от 24 апреля 1926 г. еще на пять лет. Дело в том, что этот протокол был парафирован еще 24 июня 1931 г., однако полностью контролирававшие Германию страны Запада, особенно Великобритания, всячески мешали его ратификации в расчете на использование еще догитлеровской Веймарской Германии в качестве ударной силы («пушечного мяса») в очередной раз планировавшемся тогда объединенном вооруженном нападении Запада на СССР…

Договор же от 1926 г. изначально предусматривал пятилетний срок действия, но с возможностью пролонгации по обоюдному согласию, что и удалось сделать 24 июня 1931 г. Вот именно поэтому и мешали ратификации парафированного протокола о пролонгации.

В связи с вышеизложенным необходимо отметить один малоизвестный, но нмеющий принципиальное значение нюанс.

Дело в том, что на протяжении десятилетий при цитировании вышеприведенной выдержки из «Майн Кампф» практически все отечественные историки весьма последовательно, пожалуй, даже принципиально не указывают, что перед этим Гитлер изволил глаголать о союзе с Англией и преимуществах этого союза. И что начало этой цитаты в действительности выглядит так: «Этим альянсом мы, национал-социалисты..» Нетрудно заметить принципиальную разницу, которая в ситуации прихода нацистов к власти с помощью Великобритании, а Сталину это было известно во всех подробностях, имела исключительное значение. Ведь, по сути дела, тогда сложились все основные предлосылки для реализации такого альянса на практике. А это таило неизмеримо большую угрозу для СССР, нежели даже сам факт назначения А. Гитлера на пост рейхсканцлера Германии.

Именно поэтому Сталин и пошел на такой неординарный шаг, как постановка перед Гитлером вышесказанного вопроса, использовав его фактически как ретранслятор для Лондона. В Лондоне же прекрасно поняли, что сделал Сталин; собственно говоря, Иосиф Виссарионович на то и рассчитывал. А поняв, вынуждены были пойти на попятную — Гитлеру разрешили ратифицировать еше весной 1931г. парафированный протокол о пролонгации срока действия Договора о ненападении и нейтралитете с СССР еще на пять лет. Иначе получилось бы, что Лондон открыто идет во главе всех агрессивных устремлений Гитлера.

Сталин очень ловко использовал упомянутую цитату из «Майн Кампф», заставив Лондон хотя и весьма относительно, но тем не менее дистанцироваться от Берлина, вынудив последний руками первого пойти на выгодный для СССР в тех условиях важный дипломатический шаг^[125].

Через восемь с небольшим лет, в т. ч. и ровно через месяц после получения ответного майского послания Гитлера, Сталин проделал фактически то же самое, что и в 1933 г., но на этот раз куда более жестко.

Речь идет о знаменитом Сообщении ТАСС от 14 июня 1941 г., которое, из-за особой важности его содержания, процитирую полностью:

«Cooбщение ТАСС.

Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же восле его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам: 1) Германия будто бы вредъявила СССР претензии территориального и экономического характера и теперь идут переговоры между Германией я СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредоточивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стаи будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.

Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширения войны.

ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место; 2) по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение па СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балконах, в восточные и северо-восточные районы (имеются в виду Восточная Пруссия и Восточная Польша. — А. М.) Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной г политики, соблюдал и намерен соблюдать условия совегско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, калшый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по меньшей мере нелепо».

За истекшие после его убийства полвека что только и как только не «лягал» Сталина за это Сообщение ТАСС! Это превратилось в своего рода языческий ритуал. Но отнюдь не случайно еще в самом начале книги было особо подчеркнуто, что любая попытка вступить в схватку с «мертвым львом» — не только явно не от великого ума, но и прежде всего всегда завершится абсолютно закономерным поражением посмевшего ее затеять!

Потому что, во-первых, никакого Сообщения ТАСС от 14 июня 1941 г., в природе не существовало и в помине! 14 июня 1941 г. на страницах Центральных советских газет, в т. ч. и прежде всего беспрерывно упоминаемых «Известий» от указанного числа, было опубликовано Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г.!

Потому как, во-вторых, текст Сообщения ТАСС от 13 нюня 1941 г., тогда же, 13 нюня 1941 г., ровно в 18.00 по московскому времени был озвучен и передан в открытый эфир московским радио, в том числе и в первую очередь на заграницу^[126].

Потому что, в-третьих, одновременно с передачей содержания Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г. во московскому радио, тогда же, примерно в указанное выше время, его текст был передан Молотовым германскому послу графу Шуленбургу!^[127] Но не только ему. В то же самое время посол СССР в Великобританни — И. Майский — вручил текст этого Сообщения премьер-министру У. Черчиллю^[128].

Ради чего Сталин так торопился озвучить сообщение ТАСС именно 13 июня 1941 г. и выпустить его в открытый эфир московского радио аж вечером того же дня и одновременно вручить его текст германскому послу фон Шуленбургу и британскому премьер-министру Черчиллю, а вот массовую публикацию перенес на следующий день?

Вопрос этот потому непрост, что ответ на него сокрушает последний «заградительный вал» на пути к подлинной правде об этом Сообщении, которая настолько перевернет все насильственно вдолбленные в массовое сознание представления о непосредственном кануне войны, что… впрочем, все по порядку.

Читатели, очевидно, помнят, что еще в самом начале анализа истории с майским обменом посланиями между Сталиным и Гитлером было особо подчеркнуто, что, судя по всему, точнее, судя по одному действию Сталина ровно через месяц, как минимум, рукой самого фюрера в его послании была проставлена дата именно 13 мая.

Едва ли забыто читателями и то, как Гитлер сам же, лично выболтал в ответном послании Сталину реальное время нападения (подчеркиваю, что не следует путать с понятием «точная дата» нападения, о чем речь пойдет ниже).

Письменно ляпнув тогда, что-де речь идет всего об одном месяце и что с 15 — 20 июня он начнет отвод своих войск от границы, Гитлер полагал, что ему удалось обмануть и усыпить бдительность Сталина. Однако Гитлер и не заметил, как сам же попал в капкан.

Ровно через месяц, в 18.00 13 июня 1941 г., на виду у всего мира (скорее, на слуху у всею мира, потому как следует учесть передачи по радио) Сталин захлопнул этот капкан, а 14 июня, и также на виду всего мира, наглухо заколотил его. В капкане сидел агрессор — Гитлер!

Потому что самим фактом такого Сообщения ТАСС, тем более содержавшим аргументацию самого же фюрера, Сталин напомнил ему, но во всеуслышание, что месяц-то прошел, так что или действительно отводи войска, или же делай заявление на весь мир об отсутствии у руководства Германии каких-либо агрессивных намерений, а если есть какие-то проблемы, то вырази готовность к диалогу. Дело тут еще и в том, что к 13 июня 1941 г. Сталин располагал данными погранразведки о том, что гитлерюги назначили начало выдвижения своих войск на исходные для нападения позиции именно на 13 июня 1941 г.^[129] Более того, как тогда же установили советские органы госбезопасности, едва только наш посол в Лондоне И. Майский передал 13 июня 1941 г. текст Сообщения ТАСС У. Черчиллю, как тут же из Лондона в британское посольство в Москве была направлена срочная телеграмма с приказанием немедленно приступить к эвакуации сотрудников британского посольства (находившийся в этот момент в Лондоне посол Криппс, например, срочной телеграммой приказал своей дочери немедленно выехать в Тегеран)^[130]. Тем самым Сталин проверял подлинную достоверность информации об угрозе нападения Германии в самое ближайшее время.

Но не только эту цель преследовал Иосиф Виссарионович. Главное было в том, чтобы заранее припереть Адольфа к стенке как вероломного и подлого агрессора!

По сути дела, Сталин вновь, но на этот раз очень жестко загнал коричневого шакала в угол, поставив его перед абсолютно неразрешимой дилеммой:

1. Либо официально, во всеуслышание разделить изложенную в Сообщении ТАСС позицию, т. е. открыто от имени германского государства подтвердить высказанную в нем беспочвенность слухов о нападении, что для Гитлера означало:

а) либо отказ от Нападения или же, как минимум, перенос даты нападения на более поздний, а следовательно, и более выгодный для СССР в плане подготовки к отпору врагу срок;

б) либо, оставив уже назначенную дату нападения в силе (а Сталин, как увидим чуть ниже, по состоянию на 13 июня 1941 г. уже точно знал о 22 июня), расписаться в том, что в случае нападения после такого, официально выраженного согласия с содержанием Сообщения ТАСС, а по сути-то — заявления Правительства СССР, именно он, коричневый шакал, и есть самый что ни на есть вероломный и подлый агрессор;

2. Либо никак не реагировать, что, в свою очередь, означало бы:

а) что он, Гитлер, так или иначе понял, что же сделал Сталин, и

б) что своим умышленным молчанием, а по сути-то, откровенно красноречивым игнорированием совершенно отчетливо прозвучавшего приглашения к диалогу, он, Адольф Гитлер, также собственноручно расписывается, но уже в том, что и военное, и особенно политическое решения о нападении 22 июня на СССР приняты окончательно и бесповоротно, и более того, соответствующе подтверждены командующим группировками вторжения (дело в том, что в этот момент Сталин уже знал, что Гитлер издал и направил в войска директиву о назначении даты 22 июня датой нападения)!

Любой из этих вариантов выставлял Гитлера именно вероломным агрессором, который заслуживал не только всеобщего осуждения, но и самого сурового возмездия.

Для Сталина же, особенно второй вариант давал ответ на главный вопрос — о дате нападения, в котором из-за масштабных дезинформационных мероприятий советская разведка если и не «плавала», то, к сожалению до середины июня 1941 г. не могла с абсолютно необходимой уверенностью и убежденностью категорически утверждать достоверность той или иной даты. Как уже отмечалось раньше, в итоге их набралось едва ли не полтора десятка.

Но как только Сообщение ТАСС было еше опубликовано, то в прямом смысле на следующий же день, т. е. 14 июня, в сообщениях разведки отчетливо и категорически прозвучала дата 22 июня! Решение от12июня1941г. вначале продвижения глубинных дивизий округов в сторону границы, а еще более решение о подготовке и обнародовании знаменитого Сообщения ТАСС наряду с уже указанными выше причинами в колоссальной степени были обусловлены поступлением в Москву именно 12 июня сообщения одного из самых проверенных и доверенных агентов ГРУ — «Альты» (Ильзе Штебе) в котором со ссылкой на находившегося у нее на связи блестяще информированного и всегда сообщавшего достоверную информацию агента ГРУ «Арийца» (Рудольф фон Шелия) указывался вероятный срок нападения 15 — 20 июня (об этом сообщении «Альты» см. в кн.: Лота В. «Альта против «Барбароссы». М., 2004. С. 309), что совпадало с выболтанным лично Гитлером сроком.

Сохраняя элементарную объективность, невозможно не признать, что у Гитлера почему-то хватило если и не ума, то по крайней мере интуиции сообразить, что же сделал Сталин, однако, к глубокому прискорбию, выходит, что у многих наших историков, мемуаристов и исследователей и по сию пору изрядные трудности на сей cчeт…

Ведь если, например, вернуться к истории с посланиями, особенно в т. ч. и в варианте Жуков/Безыменский, чему выше было посвящено немало страниц, то с большим сожалением придется констатировать, что даже в рамках умышленно сотворенного мифа о том, что вся эта история произошла якобы в июне, из поля зрения и маршала, и элитного мастера исторических расследований напрочь упорхнуло то обстоятельство, что, подчеркиваю это вновь, даже в рамках этого мифа совершенно очевидно, что Сталин тем самым проводил крупномасштабную разведывательно-политическую блиц-операцию стратегического характерна! Именно поэтому-то в тексте Сообщения и была воспроизведена аргументация самого Гитлера, о чем едва ли не с возмущенным придыханием поведал то ли сам Жуков, mo ли Безыменский, но от имени Жукова. А чего тут было возмущаться если принцип «бить врага его же оружием» известен с библейских времен, а у Сталина он был одним из главных в его искусстве политического поединка?

Не случайно уже 15 июня 1941 г. в дневнике колченогого министра пропаганды Й. Геббельса появилась очень красноречивая запись: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Ствлин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя всевозможные поводы для обвинений в развязывания войны»^[131]. Геббельс понял, а наши — нy никак!?

Как, очевидно, и ожидал Сталин, Гитлер избрал второй вариант — никакой официальной реакции Берлина не последовало. В тоже время через специально подставленного советской разведке дипломатической разведкой Риббентропа и гестапо агента «Петер» (у нас числился под псевдонимом «Лицеист») до сведения советского посольства в Берлине было доведено, что-де Сообщение ТАСС не произвело на немецкое руководство «никакого впечатления и что оно вообще не понимает, чего Москва хотела добиться этим сообщением^[132].

.. О «двойнам дне» «Лицеиста» в Москве знали — и внешнеполитическая разведка НКВД — НКГБ, и военная разведка СССР располагали настолько сильными агентурными позициями в МИДе Германии, что быстрое определение истинного лица «Лицеиста» не оставило никакого труда.

Достаточно сказать, что в непосредственном окружении Риббентропа действовала агент «Юна», с которой работала одна из самых выдающихся разведчиц того периода Елена Зарубина. Не говоря уже об окрещенном в omeчественной литературе нашим человеком в гестапо, знаменитом ныне агенте «Брайтенбахе» (Вилли Леман) и иных возможностях нашей разведки^[133].

Основная интрига в истории с «Лицеистом» в том, что ее используют, как правило, в качестве некоего убойного аргумента при доказательстве полностью беспочвенного мифа о якобы имевшей место едва ли не наивной доверчивости Сталина к исходившей от этого агента информации, в составлении которой принимал участие аж сам Гитлер.

Сколько ядовитых стрел было выпущено по этому поводу и все ведь впустую, ибо тем, кто этим занимался (да и занимается по сию пору), судя по всему, совершенно невдомек одно npocmoe обстоятельство. Оно и понятно — ведь круто замедленной на зоологическом антисталинизме заумью трудно сообразить, что ни Сталин, ни Берия законченными идиотами не были, тем более в политике и разведке. И уж если они решились на mo, чтобы на высокие посты в Берлине — посла и резидента — направить двух, вдрызг «засвеченных» перед германскими спецслужбами сотрудников советских органов госбезопасности, то как минимум неспроста. Так оно и было в действительности: бывший кратковременный начальник разведки НКВД СССР — Владимир Георгиевич Деканозов и бывший сотрудник территориальных органов безопасности и младший брат «правой руки» Берии — Богдана Кобулова — Амаяк Захарович Кобулов, совершенно не случайно попали на работу в Берлин.

В элегантно издевательской по отношению к гестаповской контрразведке, а также к самому Гитлеру манере Сталин и Берия профессионально изящно решили извечную задачу любой разведки — задачу массированною отвлечения внимания и усилий спецслужб Германии на ложные объекты, роль которых и исполняли В. Г. Деканозов и А. 3. Кобулов, явно зная или по меньшей мере догадываясь об истинном предназначении своих миссий в Берлине всего лишь частично.

В предвоенный период это было тем более важно, так как основном задача советской разведки в том и состояла, чтобы, восстановив по различным причинам ранее утраченную связь с агентурой^[134], наладить регулярное поступление достоверной разведывательной информации о планах и номерениях гитлеровского руководства Германии.

Поэтому-mo и Деканозову, и Кобулову были отведены такие роли — ни тот, ни другой не являлись профессионалами на своем nocmy, но своей блшостью к Сталину и Берии создавали ложное впечатление о какой то многозначительности своего пребывания в Берлине. Естественно, гестаповская контрразведка немедленно обратила внимание на это и занялась ими вплотную^[135]. Собственно говоря, и Сталин, и Берия ясно ожидали серьезной подставы со стороны гестапо — так и появился у Кобулова агент «Лицеист».

Находившийся в советском плену майор абвера Зигфрид Мюллер на допросе в мае 1947 г. показал, что в августе 1940 г. Кобулову был подставлен агент германской разведки латыш Берлингс («Лицеист» — А. М.), который по нашему (m.е. абвера — А. М.) заданию длительное время снабжал его дезинформационными материалами. Насчет подставы 3. Мюллер солгал, так как в момент вербовки советской разведкой в августе 1940 г. Берлингс не был гитлеровской «подставой» — просто сразу же после вербовки он помчался в гестапо и, сообщив там о факте вербовки, предложил свои услуги. Сей факт четко зафиксирован в архиве Риббентропа — РА АА Bonn: Dienstrstelle Ribbentrop. UdSSR — RC. 7/1. (R 27168). Bl 25899 — 25902. Так что 3.Мюллер на допросе пытался выставить абвер как некую сверхумную контору, но, увы, германские же архивы этого не подтверждают. Кстати, из-за этого же сами немцы не слишком-то доверяли берлинскому корреспонденту латвийской газеты «Брива Земе» Оресту Берлингсу, числившемуся у них как «Петерс».

На вопрос же следователя о том, действительно ли им удалось обмануть Кобулова, Мюллер не моргнув глазом заявил, чтo-де он «твердо уверен, что Кабулов не подозревал об обмане»! И mym же, сам того не подозревая, четко проиллюстрировал, что в действительности Кобулов, следуя указаниям Берии и Сталина, непринужденно обманул гитлерюг! Так, в подтверждение своей беспочвенной уверенности в том, что Кобулов якобы не подозревал об обмане, 3. Мюмер заявил: «Об этом свидетельствует тот факт, что в беседах с Берлингсом он выбалтывал ему некоторые донные о политике Советского правительства в германском вопросе… Сведения из бесед с Кобуловым… докладывались Гитлеру и Риббентропу». И тут же добавил, чтоде на встречах с Берлингсом («Лицеистом») Кобулов сообщал своему «агенту», что направляет его информацию лично Сталину и Молотову (Архивы рассказывают: Сборник статей. М., 1991. С 335; 1941 год. Т. 1. М., 1998. С. 384 — 385).

То есть обрисовал ситуацию целенаправленного продвижения информации советской разведкой (а за этим стояли Слииин и Берия) о политике СССР в германском вonpoce — ведь Сталину было крайне необходимо по возможности эффективнее влиять на Гитлера в плане максимально достижимого сдерживания его агрессивных стремлений и принимаемых мер для нападения на СССР. Ради этого Кабулов и «выбалтывал некоторые данные о политике Советского правительства в германском вопросе», сдабривая их привлекательной приманкой насчет того, что-де информация Берлингса-«Лицеиста» докладывается лично Сталину. Окоричневевшим мозгами тевтонам казалось, что они обдурили Лубянку, Берию и даже самого Сталина, и даже после войны до них не дошло, как, впрочем, и до абсолютного большинства наших историков, спекулирующих на этой истории, что истинными жертвами обмана были непосредственно сами же тевтоны!

Два могучих аса политической борьбы и разведки — Сталин и Берия — играли с болванистыми тевтонами как кошка с мышкой. И дело тут eom в чем. Едва только Берия возглавил Лубянку в конце 1938 г., а чуть позже, в мае 1939 г., Молотов сменил Литвиново на посту наркома иностранных дел, как сразу же были резко изменены и сильно расширены задачи внешнеполитической разведки: от крайне характерного в 20-е — 30-е гг. контрразведывательного направления в своей деятельности внешняя розведка обязывалась перейти к решению таких особо важных главных задач, как получение информации о намерениях правительств ведущих капиталистических государств, выявление политических планов последних и, говоря современным языком, осуществление наступательных активных мероприятий, то есть акций влияния как для эвентуального, так и параллельно-арьергардного сопровождения мероприятий внешней политики СССР (см. к примеру Судоплатов П А. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. М., 2001. С. 17; эта книга выдающегося аса советской разведки, в которой он раскрыл то, что при его жизни не могло бить опубликовано, вышла уже после его смерти). Уже одно это обстоятельство свидетельствует, что появление Деканозова и Кобулова в Берлине было неслучайным. В то же время ныне уже возможно на реальных примерах показать, что же на самом деле сделали Сталин и Берия, направив в Берлин maкue фигуры, как Деканозов и Кобулов.

Вот, к примеру; хранящееся в ЦА ФСБ РФ донесение Кобулова от 14 декабря 1940 г., составленное на основании «информации», полученной от Берлингса-«Лицеиста»: «…по сообщению «Лицеиста», внешняя политика Германии строится на следующих основных принципах. Единственный враг нашей страны (то есть Германии — А. М.) — Англия… Свои задачи политики Германии видят в том, чтобы… избежать войны на два фронта. При этом можно обеспечить хорошие отношения немцев с Poccueй…» (цит. по: Лота В. Секретный фронт Генерального штаба. Разведка, открытые материалы. М., 2005. С 49).

Это тонкая «деза» тевтонов с небольшим вкраплением доли правды — Германия действительно была крайне озабочена проблемой исключения войны на два фронта. А теперь сравните с тем, что ровно за месяц до этого сообщения говорил лично Сталин, вслух оценивая на Политбюро итоги визита Молотова в Германию.

Тогда он четко обрисовал угрозу, исходящую от гитлеровской Германии и, соответственно, пocmaвил перед военными зодачи по усилению обороны западных рубежей, тем более что непрерывным потоком шла информация о перебросках войск вермахта на Восток.

Естественно, получив данные «Лицеиста», Сталин и оценил их как «дезу», причем «взял на карандаш» некоторые ее элементы, дабы чуть позже ответить на них по-сталински.

Вскоре повод представился — в начале 1941 г., разведка доложила, что германский Генштаб проводит «учения по оперативно-стратегическому и материально-техническому снабжению на случай затяжной войны», и до этого — еще в конце декабря 1940 г.— берлинская резидентура НКВД успела сообщить о секретной речи Гитлера 18 декабря 1940 г., перед выпускниками военных училищ, в которой он фактически призвал их к нападению на СССР (пo этому вопросу см. также начало гл. II третьего раздела).

А вот теперь посмотрите, что сделал Сталин: он тут же отдал приказ немедленно ознакомить германского военного атташе (ВАТ) в Москве с индустриально-военной мощью Сибири. В начале апреля 1941 г. ему разрешили поездку по новым военным заводам, выпускавшим танки и самолеты новейших конструкций. И. о. германского ВАТ в Москве Г. Кребс доложил 9 апреля 1941 г. в Берлин: «Нашим представителям дали посмотреть все. Очевидно, Россия хочет таким образом устрашить вазможных агрессоров»^[136]. А днем ранее, т. е. 8 апреля 1941 г., посол Шуленбург отбил в Берлин депешу, в которой в точности воспроизвел слова главного конструктора 1-го авиационного завода Артема Микояна, произнесенные, как отмечал посол, «по поручению сверху»: «Вы видели грозную технику Советской страны. Мы мужественно отразим любой удар, откуда бы он ни последовал». Доклад германкой делегации, посетившей эти заводы, как стало известно чуть позже, произвел на Гитлера очень сильное впечатление. Одновременно, добы усилить впечатление, по поручению Сталина берлинская резидентура распространила слухи в министерствах авиации и экономики, что война с Советским Союзам обернется трагедией для гитлеровского руководства, особенно если война окажется длительной и будет вестись на два фронта (см. по данному вопросу: Below N. von. Аls Hitlers Adjutant 1937 — 1945. Mainz, 1980. S 187; Kostring Е. Der militarisce Mittler zwischen dem Deutsclten Reich иnd der Sowjetunion 1921 — 1941. Brankfutr а. М., 1966. Anhang. S. 297; РА АA Bonn: В ro der Stoatssekret г. Russland. Bd. 4 (R 29715) В). ЗВ5 (113277), РА АА Bonn: Dienststelle Ribbentrop. UdSSR — RC.7/1. (R 27168). Bl. 26067 — 26068, 26085; Вишлев О. В. «…Может быть, вопрос еще уладится мирным путем» // Вторая мировая война. Актуальные проблемы. М., 1995. С 39 — 53, иностранные источники — там же: Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. М, 1996. С 135).

Видите, сколь четко Сталин отделял зерна истины от гестаповско-гитлеровско-риббентропских плевел и сколь изумительно точно, целенаправленно реагировал, проводя блестящие операции влияния.

В то же время с явного согласия Столина Берия направил в берлинскую резидентуру хотя и молодых, но достаточно опытных сотрудников разведки, на плечи которых и легла основная тяжесть работы с агентурой.

Причем одному из них — Александру Михайловичу Короткову, на связь которому была передана особо ценная агентура, — Берия еще перед его отъездом в Берлин предоставил право прямого обращения лично к себе, миную всех начальников по восходящей.

Как минимум один раз Коротков воспользовался этим правом, и, обратите на это особое внимание, в ситуации, когда Берия после реорганизации НКВД СССР на НКВД и НКГБ, оставшись главой первого, одновременно был назначен на пост заместителя Председателя Совнаркома (Совета министров) СССР (с одновременным, наряду с еще шестью наркоматами, курированием также и НКГБ). 20 марта 1941 г. Коротков отправил на имя Берии подробное письмо с детальным анализом разведывательной информации о подготовке Германии к нападению на СССР. Обратите также внимание на дату — помимо того, что она свидетельствует, что в данном случае Коротков «перепрыгнул» через головы не только резидента и начальника разведки, но и самого наркома госбезопасности Меркулова, это ведь еще и тот самый момент, когда ГРУсоставило и представило Сталину свой ныне весьма знаменитый доклад от той же даты

Подчеркиваю, что это письмо было направлено Берии как заместителю главы Советского правительства, и в письме речь шла прежде всего о сроках нападения Германии на СССР. А следующий-то адресат — Сталин!

Кстати говоря, Берия и Меркулов весьма бдительно следили за тем, чтобы А. Кабулов не лез в оперативную работу с ценной агентурой. Всеволод Николаевич, к примеру, не раз устраивал Кобулову суровые выволочки за это, запретив в конце концов даже приближаться к этой агентуре. Более того, они явно следили и за тем, чтобы он не мешал другим оперработникам. Так, когда весьма заносчивый Амаяк Захарович однажды позволил себе весьма грубо ответить сотруднику резидентуры Борису Николаевичу Журавлеву, mo об этом, судя по всему, стало известно в Москве. Дело в том, ало в дальнейшем Амаяк Захарович уже держал себя в руках. Более того, в мае 1941 г. он вообще был отозван из Берлина.

Т. е. таким образом Сталин и Берия умышленно создали два основных канала поступления информации из Берлина: настоящий разведывательный и дезинформационный, что позволяло им с тем или иным успехом, но в осповпом успешно отделить зерна истины от гестаповско-гитлеровско-риббентроповских плевел. Это был уникальный процесс, и искренне жаль, что ничего, кроме лжи, о нем неизвестно, ну разве что самая малость. Но и этого, как увидим, оказалось вполне достаточно, чтобы заблаговременно определить и время нападения, и точную дату, и заблаговременно предупредить войска. Но, увы… Однако же вовсе не по вине Сталина произошла трагедия.

Так или иначе, на Гитлер и его окружение в конечном итоге уразумели, что же сделал Сталин, и даже то, почему он опубликовал то сообщение в прессе на следующий день. Ведь вся простенькая хитрость факта публикации была в том, что сообщение по радио и даже официально переданный германскому послу текст этого сообщения в анналы истории не подошьешь — такая мразь, как Гитлер, преспокойно сделал бы вид, что ничего подобного не видел, не слышал и даже не получал. А вот против публикации в прессе, тем более в сочетании с радиопередачей, которую слышал весь мир, и официально переданным послу текстом — тут уж против истины не попрешь. Вот это-то нацистские шакалы уразумели живенько.

Однако же уразуметь-то уразумели, но тем не менее сочли целесообразным пуститься во все тяжкие в целях провоцирования Москвы на новые, но изначально обреченные на безрезультатность инициативы в расчете на то, что пока Москва будет этим занята, сосредоточенным на западных границах советским войскам не будет отдан приказ о переходе в состояние полной боевой готовности.

Поскольку именно с 13 июня во всех сообщениях разведки окончательно и категорично зазвучала дата 22 июня, о которой он уже знал, Сталин произвел контрольную проверку того, насколько точно он понял ситуацию. Дело в том, что, как указывалось выше, разведка погранвойск располагала точными данными о том, что именно 13 июня 1941 г. начнется финишное выдвижение германских войск вторжения на исходные для нападения позиции, что, кстати, точно совпадало и с брехней самого Гитлера о месячном сроке и что в совокупности с другими данными как раз и послужило основанием для появления Сообщения ТАСС именно 13 июня 1941 г.^[137] Однако к вечеру 13 июня погранразведка получила немедленно доложенные Сталину данные, что гитлерюги внезапно перенесли начало выдвижения войск на исходные для нападения позиции на 18 июня — видать, Сообщение ТАСС в чем-то все-таки подействовало^[138].

15 июня погранразведка вновь получила документальное подтверждение срока 18 июня — населению приграничной с СССР полосы шириной от 3 до 20 км было приказано германскими властями покинуть места своего проживания к 4.00 утра 18 июня^[139].

И как только погранразведка подтвердила начало выполнения этого приказа, т. е. зафиксировала начало выдвижения германских войск на исходные для нападения позиции, Сталин немедленно произвел контрольную проверку для окончательного установления точности своего понимания ситуации, после чего принял наиважнейшее решение.

…Tym вот что еще очень важно. Во-первых, одновременно с донными погранрозведки 16 июня 1941 г. в Москву поступило срочное сообщение неутомимой «Альты», в котором со ссылкой на того же «Арийца» уточнялся срок нападения — 22 нюня 1941 г., причем «Ариец» в свою очередь уже прямо ссылался на штаб Верховного командования вермахта (см. Лота В. «Альта против «Борбароссы» М., 2004. С 310).

Во-вторых, считаю своей священной обязанностью особо подчеркнуть заслуги разведки погранвойск, а также районных и областных отделов и управлений НКВД и НКГБ СССР приграничных областей. Дело в том, что особенно в последние полтора месяца до нападения Германии, но более всего в последние полторы недели перед агрессией указанные выше подразделения советских органов госбезопасности исполняли фактически функции cmpатегической разведки, точно указывая и время нападения и даже дату нападения Германии. Более того, фактически стратегическая по своему значению информация этих органов, несмотря на всю незатейливость ее происхождения, сыграла колоссальную роль в проверке и подтверждении информации зарубежных резидентур разведки и, в совокупности с иной развединфармацией, послужила аснованием для принятия Сталиным особо важного решения накануне войны.

Это благодаря им внимание руководства страны было заострено на следующих фактах, имевших стратегическое значение:

— что с середины мая и до 18 июия 1941 г. погранразведкой безукоризненно четко, по всей линии западной границы фиксировалась работа многочисленных рекогносцировочных групп во главе с генералами и офицерами вермахта;

— что забрасывавшаяся в мае и начале июня 1941 г. на советскую территорию, но своевременно арестованная чекистами агентура германмской разведки не только не имела при себе радиостанций, но и, что было особенно важно в тех условиях, обязана была возвратиться в рейх 15 — 18 июня;

— что с середины июня началась заброска на советскую территорию диверсионных групп, в задание которых входили широкомасштабные диверсионные действия, к которым они обязаны были приступить, как только начнется война;

— что 21 июня 1941 г. погранразведка уже располагала абсолютно неопровержимыми данными о том, что нападение произойдет на рассвете 22 июня, т е. в 4.00 утра (см. Попов А. 15 встреч с генералам КГБ Бельченко. М, 2002. С. 121 — 122).

В сочетании с иной информацией разведорганов СССР эти данные сыграли колоссальную роль в принятии руководством СССР важнейших решений, прежде всего о заблаговременном выдвижении войск как из внутренних округов в сторону границы (как указывалась выше, оно было принято в середине мае), так и из тылов приграничных округов в сторону границы (оно было принято 12 июня).

Но более всего и также в сочетании с иной развединформацией эти данные сыграли роль в принятии Сталиным чрезвычайно важного решения, о котором речь пойдет ниже.

А суть контрольной проверки свелась к тому, что 18 июня 1941 г. Берлину было предложено принять Молотова с визитом, однако в ответ немедленно был дан «решительный отказ»!^[140]

…Из этого предложения в Берлине мгновенно поняли главное — в дневнике статс-секретаря Вайцзеккера 18 июня 1941 г. появилась следующая эапись: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь (т. е. в Берлине. — А. М.), — не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний период все карты»^[141].

И как только отказ был получен, больше никаких сомнений у Сталина не было — война грянет через 4 дня!

И именно в тот день, 18 нюня 1941 г., Сталин принял исключительно важное для восстановления подлинной правды решение. Решение, которое не то чтобы в корне переворачивает все насильственно вдолбленные в массовое сознание и историю представления о его действиях накануне войны, но и попросту не оставляет даже камня на камне от той чудовищной лжи, которой нас десятилетиями потчуют все мемуары, в т ч. и Жукова, а также всевозможные «исследования». Решение, о котором десятилетиями молчат, прямые следы которого в архивах, очевидно, уже уничтожили, позабыв, правда, что самая прямая линия между двумя точками — это кривая: сохранились хотя и окольные, косвенные, но письменные следы, которые мы воспроизведем чуть ниже.

Однако если с вопросом о дате агрессии теперь все ясно, то неясным остается другое.

Дело в том, что вопреки десятилетиями фигурирующей во всех исследованиях и мемуарах и никак не подвергаемой даже тени сомнения убежденности в том, что Сообщение ТАСС предназначалось Гитлеру, на самом деле это совсем не так: Гитлер как адресат этого Сообщения — в действительности не более чем на 10%!

А вот на 90% оно предназначалось прежде всего Вашинггону и Лондону, причем именно в этой последовательности — Вашинтону и Лондону.

Потому что от позиции Вашингтона, а следовательно, и очень сильно зависевшего от него в то время Лондона напрямую зависел и ответ на куда более важный накануне войны вопрос: каков будет реальный расклад глобальных геополитических сил на мировой арене в связи с неизбежной войной с Германней?

Проще говоря, Сталину до чрезвычайности важно было знать, с кем конкретно Советскому Союзу придется воевать: только ли с гитлеровской Германией и ее бандой фашиствующих холуев из числа мелкотравчатых европейских шакалят или же с консолидированным не столько даже на антисоветской, сколько на цивилизационно-геополитической по характеру и сути антироссийской основе Западом (включая США и Великобританию), в рамках коалиции которого гитлеровская Германия выступит как ударная сила авангарда. Соответственно прояснился бы и вопрос о будущих союзниках

Ко всему прочему следует иметь в виду также первоочередность японского аспекта ориентированности этого Сообщения ТАСС.

Дело в том, что как страна, подписавшая «тройственный пакт (Берлин — Рим — Токио), Япония была обязана во исполнение положений этого пакта оказать действенную военную помощь любой другой стране, подписавшей этот пакт, но только в том случае, если данная страна-подписант не сама нападет на кого-нибудь, а окажется жертвой агрессии.

Зная это, Сталин предпринимал отчаянно решительные меры во избежание двухфронтового нападения на СССР с участием Японии.

Опираясь на уже подписанный 13 апреля 1941 г советско-японский Пакт о нейтралитете, Сталин этим Сообщением ТАСС прямым текстом известил Токио, что СССР станет жертвой именно вероломного нападения Германии и тем самым дал влиятельным сторонникам соблюдения Японией нейтралитета в отношении СССР соответствующие козыри. В таком случае, не нарушая условий «тройственного пакта», Япония имела бы все основания не подключаться к войне против СССР, развязанной Германией. Что в итоге Япония и сделала, невзирая на нажим Берлина, хотя, конечно, всю войну изрядно пакостила СССР.

Выяснению именно этих, наисложнейших вопросов того времени и было в первую очередь посвящено знаменитое Сообщение ТАСС от 13/14 июня 1941 г.

И мы не вправе отказывать Сталину в исторически беспрецедентно мудрой дальновидности, с какой он не только провел эту блестящую, по сути дела глобальных масштабов разведывательно-геополитическую блиц-операцию, но и достиг важнейшего на тот момент для СССР результата! Результата, о котором, если и вспоминают, то уж больно странно…

Ведь к 19.00 21 июня 1941 г. Сталин уже абсолютно точно знал, что и США, и Великобритания станут на сторону СССР в случае вероломного нападения Германии. Именно после этого он вторично объявил о своем решении о приведении войск приграничных округов в полную боевую готовность, что произошло, как обычно указывают, примерно в промежутке с 19.30 до 20.00 по московскому времени.

Потому что в 19.00 он уже знал — из Лондона поступила «молния» от посла И. Майского, что Великобритания официально предупредила СССР о нападении Германии на СССР 22 июня на рассвете^[142]. Именно это и означало, что Великобритания становится союзником СССР в войне. Более того, Сталин знал и то, каким образам У. Черчилль — премьер-министр Великобритании — принял это решение.

Дело в том, что к тому моменту в Лондон возвратился посол США в Великобритании Джон Уайнант (между прочим, еще только по прибытии в Англию он сразу же изъявил желание поддерживать тесные отношения с советским послом), который привез Черчиллю сообщение от президента США Ф. Рузвельта, которое гласило, что «президент США поддержит любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника»^[143]. Майский знал об этом, т. к. Дж. Уайнант поделился с ним как с послом дружественной державы

А это, в свою очередь, означало прямой нажим США на Великобританию с целью заставить ее занять более дружественную по отношению к СССР как к реальному союзнику в борьбе с Гитлером позицию. И Лондон вынужден был прислушаться

Но вот чтобы Вашингтон занял именно такую позицию, между прочим противоположную позиции едва лн не недельной давности, — для того и потребовалось Сообщение ТАСС от 13/14 июня 1941 г.: Сталин чрезвычайно тонко чувствовал ситуацию в мире.

Чтобы до конца правильно, в точном соответствии с реалиями того периода понять, что сделал Сталин в расчете на воздействие на Вашингтон, необходимо помнить, что здесь важно буквально все — от предыстории до событий в самом прямом смысле последних мгновений перед началом войны, от общих оценок мировой ситуации до конкретных сообщений разведки и контрразведки. К тому моменту, когда появилось Сообщение ТАСС, но авансцену мировой арены со всей остротой вышел следующий глобальный вопрос: поскольку первый этап в противостоянии сложившихся в межвоенный период трех мировых центров силы, выразившийся в откровенном флирте Запада с Гитлером при изоляции СССР Западом в расчете на стравливание Берлина и Москвы еще в период 1938 — 39 гг., закономерно завершился переходом во второй этап, т. е к войне между англо-французским альянсом и Германией, то к середине июня 1941 г. было уже совершенно ясно, что теперь главным в повестке дня ближайшего будущего становится следующее — а чем завершится второй этап, какова на этот раз будет расстановка сил?

Это тем более беспокоило Сталина, поскольку он давно и со всевозрастающей тревогой отслеживал с помощью разведки суть негласных контактов и зондажных переговоров гитлеровского руководства, особенно Р. Гесса, а maкже его эмиссаров, с яро прогермански настроенными влиятельнеными силами Великобритании. От его внимания не ускользнуло, что с подачи теснейшим образом связанного с влиятельнейшими закулисными силами Англии легендарного геополитика Германии Карла Хаусхофера, при активном содействии его сына Альбрехта, круговорот русофобствующих идей между этими силами с лета 1940 г. стал концентрироваться вокруг тезиса о создании некоей «федерации npomив советской Евразии»^[144] вплоть до объединения в этих целях Вооруженных сил и даже флотов Великобритании и Германии^[145]. Чmo, кстати говоря, было не впервые — еще во второй половине 20-х гг. эта идея витала в политических кругах Западной Европы.

Но в то же время Сталину было ясно и другое: если в условиях идущей между этими странами войны секретно предпринимаемые обеими сторонами усилия для нормализации отношений начинают концентрироваться вокруг такого тезиса, mo с учетом того, что находившаяся в отчаяннейшем положении Великобритания чрезвычайно сильно зависела от помощи США, немедленно вставил вопрос — а какую позицию в этой связи в итоге займут сами США? Между тем и в США тоже, как это не менее xopoшo было известно Сталину, имелись достаточно влиятельные силы, весьма склонные к благоприятному восприятию таких идей и даже самого этого тезиса, в т. ч. и с позиций демонстративно изоляционистского нейтралитета.

В то же время еще с середины 30-х гг. во вcex mpex основных тогда мировых центрах силы — англосаксонском Западе, в Германии (в т. ч. и в оси с Токио и Римам) и, естественно, СССР — стало ясно, что в уже тогда отчетливо надвигавшейся второй за первую половину ХХ века мировой войне победа будет на стороне той коалиции, к которой примкнут США, но в которой будет и СССР^[146].

Однако демонстративно уворачиваясь от каких бы то ни было попыток втянуть США в вооруженные разборки в Европе, Рузвельт, с одной стороны, пока милостиво предоставлял Великобритании возможность потихоньку тонуть как империи, но при помощи американского лендлиза^[147]. С другой же, не слишком уж и торопился с формированием даже предпосылок будущих союзнических отношений в рамках антигитлеровской коалиции.

Понимая это, Великобритания совершенна отчаянными, на редкость дерзкими операциями своей многоопытной разведки и дипломатии, не гнушаясь даже наглой дезинформацией лично президента Рузвельта, пыталась вынудить Вашингтон поскорее влезть в войну на стороне «прабабушки». Ради этого и именно в это время Великобритания руками своей разведки проводила весьма подлую по отношенто к Вашингтону акцию, рассчитывая хорошенько взбеленить Америку против Германии. Суть операции заключалась в том, что-де Третий рейх якобы собрался устроить государственный nepeвopom в Боливии после успеха кomopoго эта маленькая страна якобы должна была стать плацдармом прогерманского антиамериканизма в Западном полушарии и, в т. ч., прекратить поставки стратегического сырья (вольфрама и т. д.) в США.

Англичанам давно и хорошо было известно, что нет лучшего способа разъярить Вашипгтон против кого-либо, нежели сказать про этого «кого-лuбo», что он якобы пытается подорвать позиции США в Западном полушарии, особенно в Латинской Америке. Вашингтон тут же становится похожим на разъяренного быка, готового крушить все и всех подряд. Лондон неоднократно прибегал к этому приему еще в Первой мировой…^[148]

Германия тоже отчаянно боролась за mo, чтобы, в свою очередь, не допустить вмешательства в европейские разборки уже тогда экономически очень сильных США. Гитлер даже запретил абверу операции на территории США!^[149]

Все это, не приведи Господь Бог, запросто могло кончится реальным сговором между Великобританией и Германией, в том числе и при участии США, которые сообща могли бы повернуть оружие против СССР (России).

Надо отдать должное Сталину — он абсолютно четко и ясно видел эту проблему и ее сложность, тем более на фоне «миссии» Гесса.

Выступая 24мая 1941 г. на расширенном заседании Политбюро, на котором, кстати говоря, выступал и Жуков, Сталин заявил: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похаже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… (Обратите внимание — почти за месяц Сталин всех открыто предупреждает об это! И как после этого воспринимать байки Жукова и К° об «упрямстве» Сталина?! Именно с этим выступлением Сталина связана, в частности, директива ГШ от 27 мин о срочной подготовке полевых командных пунктов. — А. М.)

От таких авантюристов, как гитлеровской клика, всего можно ожидать (а это к бойком Жукова и К° о том, что Сталин якобы еерил Гитлеру?! Чушь, да и только! Сталин никогда ему не верил! — А. М.), тем более что нам известно, что нападение фашистской Германии на Советскнй Союз готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии…

Они надеются, что после взаимного истребления Германии и Советского Союза друг другом, сохранив свои Вооруженные силы, станут безраздельно и спокойно господствовать в мире»^[150].

Сталин не только давно следил за шашнями гитлеровского руководства, особенно Р. Гесса, с правящими кругами Англии и в прямом смысле дословно точно знал, что творилось и говорилось на переговорах с Гессом в Лондоне, но и о неоднозначности позиции США.

Ему было известно, что Гесс om имени Гитлера предложил Лондону не только не препятствовать Германии одержать быструю победу над СССР, но и присоединиться к ее блицкригу, обещая взамен согласие Берлина на участие Лондона и Вашингтона^[151] в расчленении Советского Союза. Англии, в чacmnocmu, предлагалсе район от р. Оби до р. Лены, Америке — районы восточнее Лены, включан Камчатку и Охотское море. Ну а себе Германия «присваивала» meppumopuu до р. Обь. Про Японию Гитлер в горячке своего геополитического сумасшествия забыл. От Лондона и Вашингтона требовалось одно — официально npacoeдиниться к Гитлеру^[152]. Перед Лондоном встала проблема — что делать?

С одной стороны, по лондонскому разумению, вроде бы оно и неплохо, если Гитлер разделается с Советами, но кок быть тогда с Америкой — ведь Англия была еще жива только благодаря США! А Вашингтон и с Москвой вроде любезничает и в то же время однозначную позицию не занимает. С другов стороны, помощь США — помощью, но будут ли те же Соединенные Штаты вообще вступать в войну или же предпочтут отсиживаться за океаном?

Как стало известно Сталину из донесений шанхайской резидентуры НКГБ (а та, в свою очередь, опиралась на данные сотрудничавшего с советской разведкой начальника разведки Чан Кайши — Вальтера Стеннеса^[153], поддерживавшего тесные контакты с резидентами США и Англии в Китае), посол США в Лондоне Дж. Уайнант именно по этому вопросу срочно выезжал в Вашингтон для консультации с резидентом Рузвельтом. Причем англичане, судя по всему, поставили вопрос ребром — если США не вступят в войну, то Англия примет условия Гитлера и заключит с ним мир на предложенных им условиях^[154].

Но ведь mo был Сталин — перед ним и Черчилль, по собственным же его признаниям, вытягивался во Фрунт. Да и Рузвелыи в своей коляске приподнимался…

Обладая всей полнотой информации и прекрасно зная как позицию Англии в вопросе о соблюдении т. н. «равновесия сил», так и, особенно, логику геополитических конструкций К. Хаусхофера — мало кому известно, что по каналам своей личной разведки Cmaлин долгое время поддерживол с этим геополитикмом сугубо конфиденциальную связь^[155], стремясь через его взгляды на геополитику, которым он в изобилии «скармливал» нацистское руководство, понять алгоритм действий последнего, — Сталин обратил внимание на один коренной геополитический вопрос в предложении Гитлера.

Несмотря на то что ненависть официального Лондона по отношению к СССР и вообще России веками не знала (и не знает) пределов, тем не менее Лондону совершенно «не улыбалась» перспектива того, что опирающаяся на захваченные в России ресурсы и территории Германия станет не npocmo самой мощной державой в Европе, но и державой, контролирующей доступ в Хартлэнд с Запада, а с Востока, совместно с подписавшей «тройственный пакт» Японией, — и вовсе весь Мировой Остров.

(Небольшое пояснение: «Хартлэнд» (Heartland) — «Сердцевинная Земля» («Земля-Сердце») — есть подавляющая часть территории России, тогда СССР, т. е. ориентировочно от бассейна Печоры на Западе до бассейна Лены включительно на Востоке, или, грубо говоря, от 48-го до 132-го меридиана. «Мировой Остров» (World Island)— это Евразия, на большей части которой сосредоточена Россия).

Сталину было хорошо известно, что на англосаксонском Западе давно утвердилась формула идейного противника Хаусхофера — выдающегося британского геополитика Дж. Хэлфорда Маккиндера, — согласно которой, «кто господствует в Хартлэнде — господствует над Мировым Островом, кто правит Мировым Островом, тот господствует над миром».

А эта формула приводила коренные интересы Великобритании и США в жестко конфронтирующее противоречие с предложением Гшнлера. Настолько жестко, что всерьез заглушало неизбывный русофобский настрой Вашингтона и Лондона.

Потому что даже США в своем доступе в любезно раздаваемые фюрером территории СССР напрямую зависели бы от Японии. Между тем Сталину хорошо был известен точный прогноз аналитиков ГРУ о том, что США и Япония уверенно и даже с ускорением движутся к военной конфронтации^[156].

И Сталин сделал простой и мудрый вывод: при всей ненависти англосаксонского Запада к СССР а по сути-токл России, ни Лондону, ни Вашингтону не было накокого резона менять шило но мыло, тем более что безраздельного господства в cлучае успеха Гитлера явно не получилось бы, не говоря уже о призрачности самог успеха.

Проще говоря, сколь ни желали бы они разделаться с СССР, а в этом их позиции были идентичны целям Гитлера, тем не менее жажды увидеть едва ли не абсолютное мировое господство Гитлера у них явно не наблюдалось. А с Москвой, худо-бедно, но они всегда смогут договориться. И Сталин решил использовать этот уникальный шанс в борьбе за безопасность СССР, и вот каким образом.

Черчилль, как это хорошо было известно Сталину по донесениям посла И. Майского еще с начала апреля 1936 г., уже тогда отчетливо понимал, что взятый Гитлером на вооружение cmaринный план германской элиты по созданию Срединной Европы в случае его реализации означал бы смерть Британской империи. Объясняя эту мысль, Черчилль заявил тогда Майскому, что со времен Генриха VIII и Елизаветы I принцип «равновесия сил» в понимании Лондона означал, что Англия всегда боролась против moй державы на континенте, которая становилось слишком могущеcmвенной, и не ycnoкаивалась до тех пор, пока эта держава не была разгромлена. Как он тогда же разъяснил, хотя Англия постоянно имела возможность заключить выгодную сделку с гегемоном континента, политика «дальнего прицела» неизменно побеждала^[157].

Однако когда в Англию прилетел Р. Гесс, сама эта политика «дальнего прицела» оказалась под угрозой. Более того, как ни парадоксально, noд угрозой оказалась не столько даже сама политика «дальнего прицела», сколько жизненно важные интересы безопасности СССР (в преломлении этой политики) — отчетливо замаячила угроза англо-германского сговора.

Ведь подученные в свое время К. Каусхофером Гитлер и Гесс, «вникнув» в суть особых тревог Англии, нахально предложили ей мир на сверхпочетных условиях. В п.1 привезенного Гессом меморандума под названием «Основы соглашения» Англии предлагалось следующее «1. Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн, между державами оси (имелось в виду трио Берлин — Рим — Токио. — А. М.) и Англией должно быть проведено разграничение сфер интересов. Сферой интересов стран оси должна быть Европа, сферой интересов Англии — ее империя»^[158]. По сути дела, это был повтор условий, предложенных Англии Гессам и Риббентропом еще летом 1940 г., о чем Сталину было известно.

Искушение для находившейся в тяжелейшем положении Великобритании^[159] было огромным, ибо без своих колониальных владений Англия в принципе — ничто, и самостоятельно существовать не могла, во всяком случае как великая держава, а в то время — особенно.

Искушение было тем более велико, если учесть, что, с одной стороны, Черчилль был самым выдающимся и рьяным защитнн«ам интересов Британской империи за все врема ее существования, а с другой — не менее выдающимся и рьяным поборнтиком уничтожения Советов и России.

Налицо были факторы, способные при определенных обстоятельствах склонить прогерманска настроенные влиятельные силы Англии и даже того же Черчилля к более благоприятному восприятию и рассмотрению привезенных Гессам предложений Берлина, в том числе и в плане организации какой-либо стратегической игры антисоветского, антироссийского характера, вплоть до хотя бы устного сговора с Гитлером, особенно если вспомнить хамскую выходку Черчилля с апрельским меморандумом^[160].

Тем более что было видно, что сам факт прилета Гесса означал полное согласие Берлина с главным условием Лондона — немедленно порвать Пакт о ненападении с СССР. А ведь особо жестко это устоеие было выдвинуто Англией тогда, когда премьером был уже Черчилль.

Все это знал, понимал и помнил Сталин. Более того, он в самом прямом смысле дословно знал, что творилось и обсуждалось на переговорах с Гессом, т. к, все их содержание записывались знаменитым Кимом Филби на магнитную ленту и немедленно отсылалось в Москву (в сопровождении ряда других документов но moй же теме)^[161].

Правда, некоторое время Филби нодчеркивап в своей информации, чmo до мирных переговоров дело пока не дошло. Однако по мере развития войны Гесс может стать узлом интриги, направленной на заключение компромиссного мира, и может оказаться полезным и для «партии мира в Англии, и для Гитлера»^[162]. Как увидим из содержания гл. II этого раздела, выдающийся coвemский разведчик был абсолютно прав в своем прогнозе.

Однако 9 июня 1941 г. переговоры с Гессом достигли «миттельшпиля» — своего рода апогея: в них включился лорд-канцлер и член кабинета Черчилля Джон Саймон, который еще за 6 с лишним лет до этого, в бытность министром иностранных дел Великобритании, на берлинский переговорах в марте 1935 г. гарантировал Гитлеру зеленый свет в случае его разбоя на Востоке^[163].

10 июня о факте подключения Дж. Саймона к переговорам и о содержании его бесед с Гессом стало известно Сталину (в том числе и наряду с содержанием привезенного Гессом меморандума)^[164].

Тревога Сталина достигла в этот момент наивысшего накала: Великобритания была менее чем в полушаге от того, чтобы ради сохранения империи клюнуть на берлинскую наживку и за счет достижения компромиссного мира с Гитлером дать «добро» на его агрессию против СССР. Что, кстати говоря, она и сделала (об этом см. в гл.II этого же раздела). Тревога тем более понятная, если учесть, что к этому моменту Сталин располагал точными данными о том, что Гесс сообщил британскому правительству, что нападение на СССР Германия осуществит 22 июня. Судя по всему, это был «козырной туз» Гесса на переговорах: мол, соглашайтесь на наши условия, нападение и так уже нозначено!

Дело в том, что в это же время советская разведка отслеживала и неофициальной визит специального представителя президента США генерала Уильяма Донована в британскую разведку, куда он прибыл по пригеашению личного друга Черчилля — уже упоминавшегося выше У. Стивенсона, главы Британского координационного центра безопасности в США.

6 июня 1961 г. глава британской политической (дипломатической) рнзведки Реджинальд Липер пригласил У. Донована в Британской центр расшифровки германских военных сообщений в Блечли, где и заявил ему: «…премьер-министр поручил мне раскрыть вам тайну, известнуюю г-ну Черчиллю иначальникам штабов вот уже несколько недель. Он разрешил мне сказать вам, и только вам, с тем чтобы мы моти скоординировать наши планы,— Гитлер нападет аа Советскую Россию. Вторжение ожидается в середине июня, вероятно, 22 июня, через две недели и два дня»^[165].

Ничего не подозревавший об элементарном мухляже — все-таки бритты никогда не упускали (и не упускают!) случая щелкнуть по носу «прюинциальных», как они считают, американцев, ибо по состоянию на 6 июня такая информация не могла npойmu по каналам Блечли, поскольку директива oбутверждении 22 июня датой нападения была падписана в вермахте только 10 июня, а следовательно, все, что сказал Р. Липер, основывалось на данных Гесса, т. е. попросту напустили туману. У. Донован тут же omбил телеграмму Рузвельту. В ней он сообщал: «Если бы англичане переслали в Кремль перехваченные германские важные приказы, Сталин, быть может, уясиил бы истинное положение вещей. Однако англичане считают annapam Блечли совершенно секретным. Они используют перехваченную ими инфармацию в собственных целях»^[166].

Будущий основатель Управления стратегических служб, а затем и ЦРУ напрасно беспокоился за Сталина. Как раз именно с помощью annapama Блечли и МИ-6 он и уяснил-таки себе истинное положение вещей, потому как еся великолепная «кембриджcкая пятерка» лучших агентов советской разведки едва ли не чемоданами приносила документалдьную информацию, особенно же Дж. Кэрнкросс, К. Филби и А. Блант, своевременно обеспечивая Кремль актуальной информацией^[167].

Именно в этот момент Сталин и решил сделать Западу антигитлеровскую «прививку», m.e. соответствующим образом вмешаться, чтобы Вашингтон и Лондон не скоординировали свои планы вопреки интересам Москвы (а заодно предупредить и Токио, а чем уже также говорилось выше).

Дело в том, что с января 1937 г. Сталин абсолютно точно знал — советская разведка и тогда не дремала, — что США выступит на стороне СССР только в одном-единственном случае.

Тогда, в январе 1937 г., из сообщения нелегальной разведки о содержании переговоров Рузвельта со специальным представителем британского премьер-министра — сэром Рэнсименом — Сталин узнал, что «если СССР окажется под угрозой германских, чисто империалистических, т. е. территориальных стремлений, тогда далжны будут вмешаться европейские государства, и Америка станет на их сторону». Такова была позиция Рузвельта^[168].

Между тем на момент возникновения у Кремля и потребности в Сообщении ТАСС как в спецакции у нашей разведки (НКГБ) появились еще и данные из Госдепартамента США о предложении начать тайные мирные переговоры между Германией и Англией при американском посредничестве^[169].

По всему было видно, что некоторые влиятельные силы в США (в первую очередь изоляционисты) были явно не в восторге в связи с заключением между СССР и Японией Пакта о нейтралитете от 13 апреля 1941 г., считая, очевидно, что тем самым резко усилилась угроза американским интересам на Дальнем Востоке (собственно говоря, в т. ч. именно для этого Сталин и добивался подписания этого Пакта, чтобы вынудить США повернуться лицом к Москве). Не менее очевидно было и то, что Великобритания активно стремится сыграть на этом обстоятельстве.

Но в то же время из ближайшего окружения Рузвельта, прежде всего от входившего в него чрезвычайно влиятельного в американской администрации того времени министра финансов Генри Моргентау и его единомышленников, Москва стала получать ясные сигналы о том, что администрация Рузвельта склоняется к тому, чтобы видеть в лице Москвы реального союзника в борьбе с нацизмом^[170].

В свою очередь, это совпадало и с мнением Кремля, также склонившегося к мысли о необходимости поиска наиболее реальных и адекватных союзников в неизбежно предстоящей войне с Германией^[171].

Такова вкратце политико-дипломатическая предыстория, она же и подоплека аналогичного характера появления Сообщения ТАСС, особенно же его англосаксонской ориентации по адресатам.

Все свое искусство геополитика, полтика и государственного деятеля Сталин бросил на весы, чтобы, не унижаясь и не унижая достоинства представляемого им государства, заранее заручитьсясогласием США, а под их нажимом — и Великобритании, на установление союзнических отношений в случае нападения Германии на СССР.

Именно поэтому всеми особенностями содержания текста Сообщения ясно и четко было показано, что, во-первых, в Москве абсолютно точно знают, что процессом стравливания Берлина и Москвы в своих уэкокорыстных целях «дирижирует» именно Великобритания. Вот откуда эти самые нападки антибританского характера в тексте Сообщения!

Во-вторых, Москва не вступила и не намерена вступать ни в какие новые переговоры с Германией, ложью о чем, собственно говоря, и прикрывались Англия, ведя переговоры с Гессом, но при этом «втирая очки» Вашингтону. Хотя в mo же время из текста Сообщения вытекало, что Москва как бы и не захлопывала двери к диалогу с Берлином, что следует расценивать как определенную угрозу Западу с намекомс на то, что пора бы и одуматься.

В-третьих, Москва знает о содержание переговоров с Гессом — именно из-за этого-то бедолаге С. Криппсу, британскому послу в Москве, так сильно и «досталось» прямо в преамбуле Сообщения, потому как Криппса вызвали в Лондон как раз накануне «миттельшпиля» в переговорах с эмиссаром Гитлера, т е. для уточнения ситуации с СССР. Именно этим и обусловлен пассаж о том, что «еще до приезда английского посла Г. Криппса в Лондон, особенно же после его презда…», коим Сталин прикрывал свое знание о содержании переговоров с Гессом, взвалив все на голову бедного Криппса. Но послы-то, как известно, политику не вершат, это прерогатива руководства государств, а послы только осуществляют дилломатическое оформление политики верхов.

Кстати, в Лондоне все прекрасно поняли, и когда США оказали свой благотворный для СССР нажим, то с Даунинг-cmpum, 10, последовала команда направить именно Криппса к Майскому, чтобы сообщить о нападении Германии. Тем самым Лондон как бы «отмывал» своего посла в глазах Сталина, хотя по всем международным правилам такое сообщение обязан был сделать министр иностранных дел (в крайнем случае его заместитель) и с обязательной оговоркой, что действует по прямому указанию своего правительства. Американцы, например, именно так сообщили сведения своей разведки послу Уманскому. Но что поделаешь, Англия — есть Англия, Perfidious Albion, понимаете ли…

В-четвертых, СССР, выражаясь в терминах самого Рузвельта, «находится под непосредственной угрозой германских, чисто империалистических, m.е. территорнальных стремлений», что войска Германии сосредоточены у гранац СССР и ждут приказа о нападении.

В-пятых, если произойдет разрыв Договора о ненападении между СССР и Германией, то только по вине Германии, так как СССР не давал для этого никакого повода. Ко всему прочему Cmaлин заранее пригвоздил Германию именно за вероломное расторжение Договора, ибо уже не сомневался, чтo все произойдет именно так. Одновременно была предупреждена и Япония.

В-шестых, Советский Союз не сидит сложа руки, а перебрасывает свои войска к западным границам, что, однако, носит чucmo оборонительный характер, так как он не намерен omxoдить от своей политики мира.

В-седьмым, на виду у всего мира этим Сообщением Германии предлагается также на виду у всего мира высказать свое мнение, m.е. либо разделить позиции Советского правительства, либо не разделить, в зависимости от чего весь мир может объективно судить, кто на самом деле вероломный агрессор.

В Вашингтоне все прекрасно поняли и не случайно, что утром 14 июня 1941 г. именно аккредитованные при германском МИДе американские корреспонденты яростно атаковали заведующего отделом информации и прессы МИДа Германии П. Шмидта на пресс-конференции, однако mom, естественно, отказался даже хоть как-то прокомментировать Сообщение ТАСС^[172].

Короче говоря, Вашингтону все стало окончательно ясно и послу Уайнанту было приказано по возвращении в Лондон довести до сведения Черчилля, что Президент США поддержит любое заявление, которое может сделать nремьер-министр Великобритании, приветствуя Россню как союзника!

Черчилль подчинился, послал Криппса предупредить посла Майского, а 22 июня действительно сделал свое знаменитое заявление.

Но прежде чем послать Криппса с предупрежденаем, и mo буквально за несколько часов до вторжения, Черчилль фактически гарантировал Гитлеру куда больший, чем через Гесса просил Адольф, срок для полностью безнаказанного однофронтового вооруженного разбоя Германии на Востоке, аж до 1944 г.^[173]

И надо же, чуть позже — 4 сентября 1941 г. — у такого опытного интригана, как У. Черчигль, хватило ума самолично проболтаться об этом послу Майскому!^[174] Правда, новостью это уже не было — Сталин и до 22 июня знал об этом, поэтому с первых же дней агрессии яростно требовал от Запада открытия «второго фронта». Но, увы, для Черчилля важнее было сдержать данное Гитлеру слово! Запад есть Запад,, а Англия — Perfidious Albion, понимаете ли!

Вышеприведенный краткий анализ будет явно неполным, если не учитывать некоторые специфические особенности разведывательно-контрразведывательной составляющей политико-дипломатической предыстории — подоплеки Сообщения ТАСС.

Это необходимо хотя бы для того, чтобы как можно точнее рассмотреть весь процесс генезиса возникновения и реализации идеи о Сообщении ТАСС с преимущественной англосаксонской ориентацией.

Дело в том, что скаль бы парадоксально ни выглядел приводимый ниже факт, но впервые срок нападения Германии — «конец июня» — был озвучен британским послом в Москве С. Криппсом. Произошло это 28 февраля 1941 г. во время его неофициальной пресс-конференции в британском посольстве^[175].

Судя по всему, Криппс узнал об этом от американского посла в Москве Стейнгарда, который в порядке консультации интересолвался в феврале у британского коллеги тем, как лучше сообщать Кремлю добытые американской разведкой данные о плане «Барбаросса», чтобы Сталин поверил^[176].

Трудно, конечно, сейчас судить о том, умышленно ли так поступил Стейнгард и если да, mo no чьему приказу. Тем более трудно судить о мотивах такого разглашения, которыми руководствовался Криппс (заручиться можно только за то, чmo без традиционной британской «подлянки» против России, хотя бы и Советской, не обошлось — уж это-то точно!)

Тем не менее факт остается фактом — Криппс на сутки опередил Госдепартамент, который, как уже указывалось выше, информировал советского посла Уманского только 1 марта.

Естественно, прилива доверия к такой ситуации с наиважнейшей для СССР информацией в Кремле это не вызвало. Все спецслужбы СССР стояли на ушах, прилагая отчаяннейшие усилия для проверки и перепроверки информации, в т. ч. и о позиции Великобритании в этой связи.

Уже в марте с помощью работавшего на Лубянку и американскую разведку американского корреспондента в Москве Г. Шапиро, поддерживаешего близкие отношения с Криппсом, было установлено, что «англичане в случае военного конфликта между СССР и Германией в связи с развитием кризиса на Балканах ни в коем случае не пойдут на мирное соглашение с Гитлером»^[177].

Информация была важной, но касалась-то она только одного аспекта — балканского кризиса, что было вполне понятно: ведь Балканы имеют большое значение в мировой геополитике и политике, тем более для Великобритании. Конечно, Лондону было весьма выгодно, чтобы Берлин и Москва сцепились из-за Балкан, как в 1914 г.

В итоге выходило, что, каким-то образом зная об уже принятом Берлином плане «Барбаросса» и времени начала его реализации^[178], Лондон откровенно провоцировал досрочное вооруженное столкновение между СССР и Германией, дабы обезопасить и себя, и подступы к «жемчужине в короне своей империи» — Индии, а также, естественно, морские коммуникации в Средиземноморье, которые связывали метрополию с колониями в Азии.

К концу апреля — началу мая ситуация с датой нападения стала проясняться и для СССР. Германское отделение советской контрразведки успешно установило массу «жучков» в различных помещениях германского посольства в Москве, в том числе и военного атташата, и к тому же несколько раз тщательно «исследовало» содержимое сейфов военного атташе Кестринга и военно-морского атташе Баумбаха^[179].

В одном из добытых таким образом документов — донесении германского военноморского атташе Норберта Баумбаха Верховному командованию ВМФ Германия от 24 апреля 1941 г. — говорилось, что, по словам советника итальянского посольства, английский посол в Москве, т. е. Криппс, предсказал 22 июня как дату начала войны. Баумбах при этом сообщил, что он опровергает эти слухи (в т. ч. и о других звучавших в то время датах)^[180].

Долее поток всевозможной информации стал резко усиливаться, и все чаще в ней говорилось о времени нападения в конце июня. Это хорошо водно по опубликованным в книге «Секреты Гитлера на столе у Сталина» документам разведки и контрразведки, о некоторых из них выше уже говорилось.

Опираясь на эти данные, а также на выболтанный лично Гитлером факт об ориентировочном времени нападения 15 — 20 июня, же к 1З мая Сталин сделал свой вывод — была дана директива о выдвижении войск внутренних округов в приграничные (хотя на самом-то деле полуофициально оно началось еще в апреле), а также были даны некоторые другие указания.

В конце мая он только укрепился в этом выводе, о чем свидетельствует его выступление на расширенном заседании Политбюро 24 мая 1941 г. Однако даже 10 июня 1941 г., когда были получены вышеупоминавшиеся данные о переговорах с Гессом, абсолютной ясности с датой нападения, несмотря на все обилие информации, все еще не было.

Подчеркиваю, именно абсолютной, m.е. никак и ни под каким соусом не подвергаемой сомнению ясности с датой нападения до 12 июня не было. Потому что не было хотя бы моло-мальски документального подтверждения того, что Гитлер письменно отдал приказ осуществить пападеное именно 22 июня.

Тем не менее с санкции Сталина и «для повышения боевой готовности войск прикрытия 10 — 12 июня начальник Генерального штаба потребавал от командующих округами срочно разработать план вывода и занятия по тревоге специальными частями боевых сооружений укрепленных районов, а боевыми войсками — сооружений предполья»^[181].

Столь остро необходимая Сталину информация прошла только в промежутке с 10 по 12 июня, и к Сталину она попала явно не раньше 12 июня.

Дело в том, что начальник генерального штаба Сухопутных войск вермахта генерал Ф. Гальдер на основе указаний Гитлера издал распоряжение о назначении 22 июня датой нападения на Советский Союз только 10 июня 1941 г^[182].

В промежутке с 10 по 12 июн, когда это распоряжение не стали передавать командованию группировок вторжения, Британский центр дешифровки германских военных сообщении в Блечли, наконец, перехватил это сообщение и расшифровал его. Это, кстати, подтверждает и сам Черчилль, указавший в своих мемуирох, что именно к 12 июня британская разведка окончательно установила, что нападение действительно произойдет именно 22 июня^[183]. Tym уж сомнений не было.

По каналам «кембриджской пятерки», особенно Дж. Кэрнкросса, эта информация попала и в Москву. Именно в этот момент — с 12 по 13 июня — вышеописанные политико-дипломатические причины органично слились с часто разведывательной потребностью перепроверки полученных данных и решения всех mex вопросов, о козпорых говорилось выше.

Вот так и родилось знаменитое Сообщение ТАСС, которое именно тем знаменито, точнее, должно, наконец, стать по-настоящему знаменитым, что по сути оно было не чем иным, как блестящим образцом глобальной разведывательно-геополитическое операции, проведенной лично Сталиным в целях одновременного добывания еще раз подтверждающей дату нападения информации и оказания тотального влияния в выгодном для СССР ракурсе на глобальные процессы в мировой политике.

Но одновременно оно же явилось и прикрытием для военных для начала выдвижения войск уже к границам. Bom почему маршал Василевский и напишет в своих мемуарах, что именно «12 — 15 июня этим округам было приказано вывести дивизии, роспиложенные в глубине округа, ближе к государственной границе»^[184].

Приказать же могли только с санкции Сталина и только с 12 июня, когда он уже обладал данными британского перехвата распоряжения Гальдера.

Именно поэтому никто не вправе упрекать Спалина, тем более обвинять его за это Сообщение ТАСС — оно не только в высшей степени было продумано, но и никого не дезориентировало, особенно военных, на что так упорно намекали маршал Жуков и многие другие.

Не хуже Георгия Константиновича знавший непосредственную «кухню Генштаба в самый канун войны маршал А. М. Василевский счел своим прямым долгом в своих же не менее знаменитых мемуарах «Дело всей жизни» со всей откровенностью заявить: «В этой связи, думаю, уместно остановиться на известном Сообщении ТАСС от 14 июня (на самом деле от 11 июня А. М.)… (отточие означает пропуск за ненадобностью цитируемого Василевским текста этого сообщения. — А. М.). Это сообщение и сейчас нередко трактуется вкривь и вкось. Говорится, к примеру, что оно сыграло чуть ли не роковую роль в неудачном начале войны, так как дезориентировало страну.

Слов нет, оно вызвало в первый момент у нас, работников Оперативного управления, некоторое удивление. Но за ним не последовало новых принципиальных указаний относительно Вооруженных сил и пересмотра прежних решений о боевой готовности, и мы пришли к выводу, что это дипломатическая акция нашего Правительства и в делах Министерства обороны ничто не должно измениться. К тому же Н. Ф. Ватутин (первый заместитель начальника ГШ, начальник Оперативного управления.— А М) уже к концу дня разъяснил, что целью Сообщения ТАСС является проверка истинных намерений гитлеровцев. Поэтому считаю неправильным представить Сообщение ТАСС как документ, который якобы устроил и чуть ли не демобилизовал нас»!^[185]

Зачем же Жукову и другим понадобилось на пустом месте наводить несуществующую тень на тем бавее никогда не существовавший плетень? Коньюнктура? А что, Василевский на Марсе писал свои мемуары?!

Таким образом, Сообщение ТАСС от 13/14 июня 1941 г. действительно сыграло свою огромную роль в выяснении истинных намерений гитлеровцев, в проверке данных разведки о дате нападения и в решении вопросов как о союзниках и нейтралах, так и о прикрытии факта выдвижения войск к границам! Более того, оно свидетельствует о глобальном знании Сталиным реальной обстановки в мире!

Понимая абсолютную неминуемость войны с Германией, Сталин шел на продуманно отчаянные шаги и меры, дабы обеспечить, насколько позволяла ситуация, максимально выгодные для СССР стратегические условия втягивания его в неизбежную войну.

Если подвести итог всему вышеизложенному, то, пожалуй, лучше заместителя начальника Управления Генерального штаба генерал-полковника Г. А. Михайлова все равна не сказать. На пике «девятого вала» запредельно разнузданного и безмозглого антисталинизма финишного этапа предательской горбачевщины, генерал в 1989 г. честно заявил: «Вопреки некоторым бытующим представлениям в Центр регулярно поступала достоверная информация о подготовке фашистской Германии к нападению на Советский Союз. С большой точностью были переданы боевой состав, численность, группировка войск противника (к этому следует добавить, что «в мае 1941 г. удалось узнать не только количество стянутых к нашим границам дивизий, во и места их дислокации — вплоть до расположения батальонов, штабов частей. Уточнялись даже огневые позиции отдельных артиллерийских и зенитных батарей» («Красная Звезда», 16 июня 2001 г.), сообщено решение Гитлера о нападении на СССР (оно как раз и последовало 14 июня — Гитлер тогда политически подтвердил распоряжение Гальдера от 10 июня^[186]. — А. М.), поступала информация о первоначальных сроках нападения и о последующих изменениях в них. Исследования трофейных документов показали, что данные советской разведки о противнике были очень близки и реальным. Иными словами, информация была. Другое дело — как она использовалась»^[187].

Абсолютно верно! А главное — кем и как использовалась? Дойдем и до этого, но сначала о некоторых вершинах в знании о предстоящей агрессии.

Па праву к их числу следует отнести следующее

1. Знали добытые британской разведкой и тогда, естественно, не предназначавшиеся для передачи в СССР оперативные планы германского командовання по разгрому Красной Армии. Эту уникальную информацию нашей разведке передал Дональд Маклейн — выдающийся представитель великолепной «кембриджской пятерки лучших агентов советской внешнеполитической разведки (см.: Очерки Истории Российской Внешней Разведки. М., 2003. Т. 5. С. 78). Более того. Документально знали, что, например, Минск должен был быть захвачен вермахтом на 5-й день агрессии! И хотя, благодаря фантастически беспрецедентному героизму и мужеству простых советских солдат, по факту это произошло только под конец 5-го дня (в ночь на 6-й день) агрессии, тем не менее любого в столбняк и оторопь вгонит то обстоятельство, чго такой «график» агрессии был запланирован еще на рубеже 1936 — 1937 гг., когда не было лаже общей германо-советской границы!

И выяснилось это, как ни странно, только в 1941 г. — во время тщательной работы лучших асов советской разведки с уже упоминавшимся выше графом Нелидовым. Странность же заключается в том, что поскольку информация Нелидова дублировала информацию 1937 г., добытую еще С. М. Шпигельгласом, то такой «график» агрессии должен был быть известен еще тогда, т. е. по данным Шпигельгласа. Странным образом это нигде и никак не отражено…

Сообщая на страницах своих мемуаров, что этот «график» агрессии вместе с иной информацией Нелидова был доложен начальнику ГРУ генералу Ф. И. Голикову в начале июня 1941 г., выдающаяся советская разведчица Зоя Ивановна Воскресенская подчеркнула, что в порядке дополнительного доказательства она привела тогда и документальное свидетельство, полученное из берлинской резидентуры НКГБ. Дело в том, что один из агентов резидентуры — железнодорожный чиновник в Берлине — передал секретный пакет, который разведчики негласно вскрыли и обнаружили там«предписание Главного военного командования Германии, обязывающее этого чиновника прибыть на станцию Минск, начальником которой он назначался, и приступить к исполнению своих обязанностей на 5-й день после начала военных действий»^[188].

Попробуйте догадаться, какова же была реакция уже не столько начальника ГРУ, сколько в первую очередь первого заместителя начальника Генерального штаба генерала Голикова? Правильно, ироническое хмыкание…

Стоит ли после этого удивляться, что именно начальник Генерального штаба генерал армии Жуков лично, письменно утвердил постановление на аpecm и предание суду военного трибунала командующего Западным особым военным округом генерала Павлова Д. Г. — ведь кто-то же должен был своей головой ответить за ироническое хныканье руководства Генштаба насчет «графика» захвата Минска?!^[189]

Хотя, если честно, у Павлова и без того было предостаточно других грехов, свидетельствующих о фактическом предательcmвe…^[190]

2. Знали также и о том, что нападение произойдет без объявления войны, причем знали фактически за две недели, соответствующая информация поступала 7, 11, 16 A 18 июня 1941 г.^[191]

Кому же в голову взбрело и кто конкретно спустя 54 года, под 50-летие Великой Победы, «нарисовал» гнусную подделку в виде матерной резолюции Сталина на докладной записке разведки от 17 июня 1941 г. [имеется в виду записка наркома госбезопасности В. Н. Меркулова И. В. Сталину, В. М. Молотову и Л. П Берия — Берия в тот период одновременно являлся первым заместителем председателя Совета Народных комиссаров — с агентурным сообщением о готовности Германии напасть на СССР с указанием объектов бомбардировок и назначении начальников военнохозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории, № 2279/М от 17 июня 1941 г., сов. секретно (ЦА ФСБ. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 58. Л. 1914 — 1916)]?!

Ведь покойный к тому моменту предвоенный начальник разведки Лубянки П. М. Фитин еще при жизни описывал это же событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина). «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений». Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал (а обдумывать было что, так как к этому моменту Сталин уже знал, что министр иностранных дел Германии И. Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио, Бухаресте и Будапеште о проведении особой акции по дезинформации, смысл которой сводился к тому, чтобы до сведения правительств этих стран была доведена информация о том, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования»^[192]. — А. М.), а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: «Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить (хоть и с перехлестом сказано, но на тот момент, очевидно, по-другому и невозможно было, кстати, и это тоже можно расценивать как очередное подтверждение того, что Сталин ни на йоту не доверял Гитлеру, о чем старательно бубнил Жуков, а затем не менее старательно вторили толпы «толкователей» его лжи. — А. М.). Ясно?». Я ответил: «Ясно, товарищ Сталин». Далее он сказал нам: «Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне» (цит. по газ. Правда», 8 мая 1988 г.)

В чем из вышеприведенного со слов непосредственного предвоенного начальника разведки Лубянки П. М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! Ведь нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека!

Абсолютно идентично этот же случай описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 (сс), опубликованных на с. 232 — 233 превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина» (М., 1995). Но и там нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека на матерную резолюцию! Более того, это издание именно тем ценно, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», т. е. высокими профессионалами именно в архивном деле; во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина, в-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ (выше приводилась).

Если бы матерная резолюция действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то по крайней мере о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки» (3 т.). Ведь он-то выходил из печати в 1997 г., когда также никто и ничто не мешали публиковать что-либо очерняющее Сталина. Но и в этом солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека на матерную резолюцию.

Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах, к сожалению, ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила эти сообщения «Старшины» и «Корсиканца» для доклада Сталину.

Также абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ныне также, к сожалению, покойного ее предвоенного начальника в разведке такого же выдающегося аса советской разведки П. А. Судоплатова. Причем заметьте, этого нет в двух прижизненных изданиях его мемуаров — Разведка и Кремль». М., 1996, и «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 — 1950 годы». М, 1996 (Судоплатов, кстати говоря, абсолютно идентично вышеописанному излагает суть произошедшего в Кремле 17 июня, случайно, что, конечно же, простительно за давностью лет, сдвинув это событие на день ранее — на 16 июня).

Как видите, ни один источник, непосредственно соприкасавшийся с этим Фактом, не приводит абсолютно ничего, чтобы хоть как-то, хоть за уши притянуть да насильно подтвердить или по меньшей мере оправдоподобить якобы имевший место случай с матерной резолюцией^[193].

Но вот что абсолютно точно могу проконстатировать, так это следующее: синие карандаши, которыми пользовался Сталин, а подделка была «нарисована» именно ими (автор это видел собственными глазами) — сохранились! Эта действительно абсолютно точно! Как, впрочем, столь же абсолютно точно и то, что и умельцы по подделкам в России не перевелись!^[194] К глубокому сожалению…

Многократно же общавшиеся со Сталиным люди совершенно однозначно подчеркивали в своих воспоминаниях (например, многолетний министр иностранных дел СССР А. А. Громыко), что у Сталина не было склонности прибегать к нецензурным выражениям, тем более письменно^[195].

Если такая резолюция действительно имела бы место, то, уж поверьте, такой вражина, как Хрущев, давным-давно растрезвонил бы о ней. А в том, что она «всплыла» во времена печально знаменитых «политических проституток» — пресловутых «перестройщиков» Горбачева и Яковлева (Известия ЦК КПСС 1990. № 4. С. 221) — ничего удивительного нет, они еще и не такое могли «отморозить».

…Небезынтересно в этой связи отметить, что ознакомившийся с сотнями докладывавшихся Сталину документов разведки и иных ведомств ветеран внешней разведки, видный пнсатель и исследователь Игорь Анатольевич Дамаскин открыто признал, что ни на одном из них он не увидел хулиганской резолюции Иосифа Виссарионовича, да еще и с матерными виражениями.

Самая резкая пo содержанию резолюция Сталина, которую Дамаскину довелось увидеть, носила характер телеграфного ответа на запрос и имела следующее содержание: «Тбилисси, Козлову. По поводу предложения генерала Уэйвелла сказать, что вопрос может решаться только правительствами. От себя Ставка приказывает вам вежливо отшить Уэйделла и ему подобных и погнать их подальше. № 2220/321, 10.41. 5.15»

В этой телеграмме речь шла об omвeme на предложение британского генерала Уэйвелла о совместных действиях советских и английских войск^[196].

Единственное, что произошло во время доклада той информации Сталину, вполне естественно укладывается в столь же естественную его реакцию — Сталин всего лишь потребовал особо тщательно перепроверить всю информацию и доложить ему со всеми подробностями о самом агенте, что и было сделано^[197].

А вот какой вывод он сделал из этого — всего через страницу читатели узнают с огромным изумлением.

3. Знали не только точную дату нападения, но и точное время начала вторжения — 4 yтра 22 июня. Особо хочу подчеркнуть, что с 18 июня в этом уже не было никаких сомнений!

Потому как 18 июня по всем данным разведки и контрразведки, к результатам осуществленной лично Сталиным контрольной проверки, добавились еще и данные перебежчика — германского солдата.

Со времен мемуаров Жукова в нашей историографии как бы «эталоном в законе» стало упоминание только о перебежчике 21 июня, а вот о том, что произошло 18 июня — сверхъестественным образом исчезло из обихода свыше сорока лет назад.

Между тем ближайший сподвижник Жукова — генерал Федюнинский И. И., являвшийся накануне войны командиром 15-го стрелкового корпуса 5-й армии (командующий М. И. Потапов) КОВО — еще в мемуарах, изданных в 1960 г. под названием «Поднятые по тревоге», ясно и четко указал, что 18 июня на его участке появился немецкий перебежчик — фельдфебель, который показал, что в 4 часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы^[198].

В соответствии с существовавшими тогда (да и сейчас тоже) правилами пограничники немедленно доложили об этом в Москву по своей линии, т. е. Берии, а военные — по своей — в Генштаб Жукову и Голикову.

Естественно, что об этом немедленно было доложено и Сталину. В Кремле стало очевидно, что директива Гальдера доведена по сведения не только командующих группировками вторжения, но и непосредственно до их офицерского и рядового состава. Тем более что это совпадало и с данными погранразведки.

И вот, наконец, подлинный, без прикрас, тем более без какой-либо оглядки на какие бы то на было «зталоны в законе» финал того Знания, которое, по определению, доджно было бы означатьСилу: совокупность многократно и тщательно перепроверенных и переподтвержденных разведывательных и иных данных не только была воспринята высшим руководством СССР (т. е. Сталиным) серьезнейшим образом, но, и более того, из всей этой совокупности информации исключительно саоевременно и заблаговременно были сделаны самые серьезные выводы, главный из которых следующий:

ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ И О ПРИВЕДЕНИИ ВВЕРЕННЫХ ИМ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ, КОМАНДУЮЩИЕ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, А ТАКЖЕ БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМ ФЛОТАМИ С ПРЯМОЙ САНКЦИИ СТАЛИНА ОФИЦИАЛЬНО БЫЛИ ПРЕДУПРЕЖДЕНЫ ТЕЛЕГРАММОЙ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА Г. К. ЕЩЕ 18 ИЮНЯ 1941г., Т. Е. ЗА 4 (ЧЕТЫРЕ) ДНЯ ДО АГРЕССИИ!!!^[199] 

Обратите внешние, что за 6 дней, т. е. с 12 по 18 июня, Генштаб второй раз дал указание о приведеняя войск в боевую гатовность!

12 июня — это то, о чем говорил в своих мемуарах маршал Василевский и что имеет архивное подтверждение^[200], т. е. под прикрытием еще только готовившегося к опубликованию Сообщения ТАСС с санкции Сталина Генштаб дал указание о выдвижении дивизий ближе к государственной границе! Чего же тогда стоят сказки Жукова о том, как он и Тимошенко звонили Сталину и слезно просили разрешить принести войска в боевую готовность?! Ведь без санкции Сталина такие директивы не могли быть изданы — он лично и жестко контролировал движение войск к линии госграннцы! Уж с этим-то, надеюсь, никто спорить не будет?

Чего тогда стоят все полувековые вопли о «нехорошем и упрямом» Сталине, якобы не разрешавшим привести войска в боевую готовность?! Ведь всего через шесть дней, и тоже с санкции Сталина, Жуков издал директивную телеграмму от 18 июня!

Но вот в чем все дело-то. Из отечественной историографии всякое упоминание, даже намеки на существование такой диреактивной телеграммы от 18 июня исчезли примерно 40 лет назад и установить ее номер, а также координаты хранения в архивах сейчас едва ли представляется возможным. Если даже и исходить из чуда, т. е. из того, что она каким-то образом и сохранилась, то все равно ее не опубликуют!

Потому что это будет полный крах на редкость подлого и гнусного мифа о том, что-де в трагедии 22 июня виноват лично Сталин! Едва ли генералам и демократам захочется крушить такой удобный в своей неслыханной подлости миф!

Замолчать эту директивную телеграмму — замолчали, но ведь, как всегда, позабыли, что с Божией помощью подлинная Правда все равно пробьет себе дорогу к свету! Не в силе Бог — но в Правде!

Так оно и случилось: следы этой телеграммы остались, причем не только в письменном виде, но прежде всего там, где их менее всего жаждал бы увидеть маршал Жуков.

Они остались в протоколах следствия и судебного разбирательства по делу арестованных вместе с Павловым Д. Г. командиров Западного особого военного округа, санкцию на арест и привлечение к суду которых утвердил лично Жуков.

На 70-м листе 4-го тома следственного дела по их обвинению зафиксированы следующие слова начальника связи ЗапОВО генерала Андрея Терентьевича Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность»^[201].

Телеграмма, значит, была — в этом смысле особое значение имеет бывшая должность Григорьева: начальник связи ЗапОВО, т. е. телеграмма прошла через его руки! И на суде Григорьев подтвердил это следующими словами «Все это верно»^[202].

Выбить силой такие призбания невозможно — документ есть, документ, и это мгновенно тогда проверялось!

Но следы остались не толька там. В изданной в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 — 1945» на стр. 135 шестого тома содержится упоминание об этом же факте — то есть предупреждение было!^[203] Более того, в мемуарах отдельных, явно не потерявших честь и совесть генералов и маршалов есть достаточно прозрачные намеки на эту телеграмму. Упоминавшийся выше генерал Червов, в частности, указывает в своей книге «Провокации против России», что «на самом деле многие соединения и части приграничных военных округов и флотов по приказу командующих (с разрешения Генштаба^[204]) в боевую готовность были приведены 18 — 20 июня, что подтверждают И. Баграмян (маршал, перед войной служил в КОВО.— А. М.), П. Полубояров (перед войной начальник бронетанковых сил Прибалтийского округа — А. М.), П. Пуркаев (генерал, перед войной служил в КОВО. — А. М.), А. Головко (адмирал.— А. М.), другие высокие военные руководители войск военных округов и флотов, а также рассекреченные документы (некоторые из них ниже приводятся. — А. М.)»!!!^[205] Таким образом, очевидно, что Предупреждение было! За четыре дня!

Каким же образом этому наиважнейшему факту, в корне переворачивающему все не столько сложившиеся, сколько откровенно насильственно вдолбленные в массовое сознание за последние полвека представления о деятельности Сталина и Генштаба непосредственно в канун агрессии, удалось столь «неприметно ловко» на целые десятилетия напрочь выскользнуть из поля зрения не только многочисленных исследователей, во даже самого Жукова?! Ведь в его мемуарах — нн звука об этой директивной телеграмме! Впрочем, как видите, современный уровень знаний позволяет обойтись и без риторики. Куда важней, что, слава богу, этот факт вообще не канул в Лету бесследно!

Более того, в сущности-то предупреждение началось еще 16 июня, хотя по очень уместному в данном случае счету подлинный отсчет предупреждениям следует вести от упоминавшегося выступления Сталина на расширенном заседании Политбюро 24 мая 1941 г. — ведь Жуков там присутствовал и знал об этом!

Именно в тот день, 16 июня, пограничные отряды в западных округах получили письменное указание о том, что с возникновением военных действий они должны перейти в подчинение полевого командования Красной Армии^[206].

Не надо быть специалистом в сфере военного управления, чтобы уразуметь совершенно простую и очевидную истину: подобный приказ мог быть отдан только на основе прямой договоренности между командованием погранвойск СССР и руководством Наркомата обороны и Генштаба, и только при наличии прямой санкции Сталина! Погранвойска подчинялись Берии, и просто так он их никогда бы не отдал, не будь на то прямого указания Сталина!

Тем более не надо быть военным стратегом, чтобы уразуметь ту элементарную истину, что погранвойска могут перейти в подчинение полевого армейского командования только в одном-единственном случае — в оборонительных боях и сражениях! Такова природа погранвойск — природа защитников рубежей Отечества.

Но главное, конечно же, в том, что в промежутке с 12 па 18 июня высшее руководство СССР не занималось тем, что советовало Жукову и Тимошенко почитывать газетки, а действительно принимало реальные решения о переводе войск в состояние боевой готовности.

Более того, некоторые командующие, как, например, командуюший Киевским особым военным округом генерал Кирпонос М. П., были предупреждены еще и лично наркомом обороны маршалом Тимошенко С. К. 19 июня 1941 г! За 3 (три) дня до агрессии — вторично! Кирпоносу одновременно был передан приказ о выводе в этой связи управления округа в полевые условия — в Тернополь. В телеграмме Жукова от 19 июня командующему КОВО Кирпоносу говорилось: «Народный комиссар обороны приказал к 22.06.1941 г. Управлению выйти в Тернополь, оставив в Киеве подчиненное вам управление округа… Выделение и переброску управления фронта сохранить в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа»^[207].

К 19 июня аналогичные указания, то есть к 22 июня вывести фронтовые (армейские) управления на полевые пункты, получили и военные советы других западных приграничных округов. Естественно, что о принятых в связи с директивной телеграммой Генштаба от 18 июня мерах округа отчитались. Вот, например, какие меры были приняты штабом Прибалтийского особого военного округа:

ДИРЕКТИВА ШТАБА ОСОБОГО ВОЕННОГО ОКРУГА

18 июня 1941 г.

С целью быстрейшею приведения в боевую готовность театра военных действий округа ПРИКАЗЫВАЮ:

4. Командующим 8-й и 11-й армиями

а) определить на участке каждой армии пункты организации полевых складов, ПТ мин, и ВВ и противопехотных заграждений на предмет устройства определенных, предусмотренных планом заграждений. Указанное имущество сосредоточить в организованных складах к 21.6.41;

б) для постановки минных заграждений определить состав команд, откуда их выделять и план работы их. Все это через начинжов пограничных дивизий;

в) приступить к заготовке подручных материалов (плоты, бараки и т. д.) для устройства переправ через реки Вилия, Невяжа, Дубисса. Пункты переправ установить совместно с оперативным отделом штаба округа.

30-й и 4-й понтопные полки подчинить военному совету 11-й армии. Полки иметь в полной готовности для наводки мостов через р. Неман. Рядом учений проверить условия наводки мостов этими полкамси, добившись минимальных сроков выполнения;

г) командующим войсками 8-й и 11-й армий — с целью разрушения наиболее ответственных мостов в полосе: госграница и тыловая линия Шяуляй, Каунас, р. Неман прорекогносцировать эти мосты, определить для каждого из них количество ВВ, команды подрывников и в ближайших пунктах от них сосредоточить все средства для продрывания. План разрушения мостов утвердить военному совету армииэ

Срок выполнения — 21.9.41…

7. Командующим войсками армии и начальнику АБТВ округа.

Создать за счет каждого автобата отдельные взводы цистерн, применив для этой цели установку контейнеров на грузовых машинах, количество саздаваемых отдельных взводов — 4.

Срок выполнения — 23.6.41 Эти отдельные взводы в количестве подвижного резерва держать: Тлвьшай, Шяуляй, Кейданюы, Ионова в распоряжении командующих армиями.

д) Отобрать из числа частей округа (кроме механизированных и авиационных) бензоцистерны и передать их по 50 проц. в 3 и 12 мк. Срок выполнения — 21.6.41 г.,

е) Принять все меры обеспечения каждой машины и трактора запасными частями, а через начальника ОСТ принадлежностями для заправки машин (воронки, ведра).

Командующий войсками ПрибОВО

генерал-полковник КУЗНЕЦОВ

Член военного совета

корпусной комиссар ДИБРОВ

Начальник штаба

генерал-лейтенант КЛЕНОВ^[208]

ВЫПИСКА ИЗ ПРИКАЗА

ШТАБА ПРИБАЛТИЙСКОГО ОСОБОГО

ВОЕННОГО ОКРУГА

19 июня 1941 г.

1. Руководить оборудованием полосы обороны. Упор на подготовку позиций на основной голосе УР, работу на которой усилить.

2. В предполье закончить работы. По позиции предполья занимать только в случае нарушение противником госграницы.

Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и (в) основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности.

В районе позади своих позиций проверить надежность и быстроту связи с погранчастями.

3. Особое внимание обратить, чтобы небыло провокации и паники в наших частях, усилить контроль боевой готовности. Все делать без шума, твердо, спокойно. Каждому командиру и политработнику трезво понимать обстановку.

4. Минные поля установить по плану командующего армией там, где и должны стоять по плану оборонительного строительства. Обратить внимание на полную секретность для противника и безопасность для своих частей. Завалы и другие противотанковые и противопехотные препятствия создавать по плану командующего армией — тоже по плану оборонительного строительства.

3. Штабам, корпусу и дивизии — на своих КП, которые обеспечить ПТО по решению соответствующего командира.

6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия. Учитывать участившиеся случаи перелета госграницы немецкими самолетами.

7.продолжать настойчиво пополнять части огневыми припасами и другими видами сиабжения.

Настойчиво сколачивать подразделения на марше и на месте.

Командующий войсками ПрибОВО

генерал-полковник КУЗНЕЦОВ

Начальник управления

политпропаганды РЯБЧИЙ

Начальник штаба

генерал-лейтенант КЛЕНОВ^[209]

А вот действия штаба 8-й армии ПрибОВО во исполнение директивы штаба округа, действовавшего по указанию Генштаба от 18 июня:

РАСПОРЯЖЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА

8-Й АРМИИ ПРИБАЛТИЙСКОГО

СОБОГО ВОЕННОГО ОКРУГА

18 июня 1941 г.

Оперативную группу штаба армии перебросить на КП Бубяй к ympy 19 июня.

Немедленно готовить место нового КП. Выезд произвести скрытно, отдельными машинами.

С нового КП организовать связь с корпусами в течение первой половины дня 19 июня.

Начальник штаба 8-й армии

генерал-майор ЛАРИОНОВ^[210]

Удержите, пожалуйста, в памяти содержание первых двух документов и обратите внимание на то, что документы имеют даты их подписания 18 — 19 июня, но особенно на то, что в абсолютном большинстве случаев срок исполнения — 19 — 21 июня. Даже единственный выходящий за рамки cpoк — 23 июня — и то все равно подпадает под предупреждение Генштаба о возможном нападении в ближайшее время. Директива Генштаба вроде бы начала действовать…

Что касается Военно-морского флота, то при всем уважении к укоренившемуся в массовом сознании образу адмирала Н. Г. Кузнецова, возглавлявшего тогда Наркомат ВМФ, с сожалением вынужден констатировать, что никаких, тем более документальных признаков существования его, едва ли не легендарного и якобы вопреки воле Сталина отданного приказа о приведении флотов в боевую готовность накануне войны просто нет, как это ни печально для столь прочно укорененной легенды.

Флоты отчитывались не перед Н. Г. Кузнецовым и тем более не за исполнение якобы им отданного приказа, а перед командующими приморскими военными округами, у которых находились в оперативном подчинении и от которых они и получили указание Генштаба от 18 июня о приведении флотов в повышенную боевую готовность (№ 2), а также перед командующим погранвойсками СССР (т. е. перед заместителем Берии)^[211].

Вот подлинный текст отчетного донесения командующего Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирала Трибуца:

ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО КРАСНОЗНАМЕННЫМ

БАЛТИЙСКИМ ФЛОТОМ КОМАНДУЮЩИМ

ЛЕНИНГРАДСКИМ И ПРИБАЛТИЙСКИМ ОСОБЫМИ

ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, НАЧАЛЬНИКУ ПОГРАНВОЙСК:

20 июня 1941 г.

Части КБФ с 19.6.41 г. приведены в боевую готовность по плану №2, развернуты КП, усилена патрульная служба в устье Финского зоалива Ирбенского пролива.

Командующий КБФ

Вице-алмирал Трибуц^[212]

По аналогичной же схеме отчитались и командующие Черноморским и Северным флотами.

20 июня командующим Ленинградским, Прибалтийским и Одесским военными округами было приказано в двухдневный срок отработать вопросы взаимодействия с флотами в соответствии с планом прикрытия^[213].

Получил дальнейшее развитие и вопрос о переподчинении погранвойск полевому командованию РККА в случае возникновения военных действий, указание о чем пришло еще 16 июня. 20 июня 1941 г. командующий Черноморским флотом приказал командиру 7-й авиаэскадрильи пограничных войск перейти согласно мобилизационному плану в оперативное подчинение командиру Одесской военно-морской базы и привести авиаэскадрилью в полную боевую готовность — т. е., по сути, на местах дело дошло уже даже до практической реализации предписаний мобилизационного плана^[214].

Естественно, что аналогичные вышеприведенным директивы, приказы и донесения были изданы и представлены другими округами, армиями и флотами.

С той же санкции Сталина аналогичные предупреждения и указания о приведении вверенных им частей и подразделений в боевую готовность в период с 18 по 20 июня включительно получили также и командующие пограничными и внутренними войсками на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, территориальные органы НКВД и НКГБ (в т. ч. и резидентуры разведки), а также военная контрразведка, которая с 3 февраля 1941 г., была подчинена Наркомату обороны^[215].

Как видите, все без исключения элементы и компоненты силовых структур государства были заранее оповещены и получили указание о проведении в боевую готовность.

Причем все делалось сугубо в оборонительных целях, что и фиксировала германская разведка на всем протяжении границы — от Финляндии до Румынии.

Кстати говоря, руководители крупнейших партийных организаций также получили предупреждение Сталина о нападении Германии. И получили его тоже 20 июня 1941 г.^[216]

Не обошлось, конечно же, и без проявления одной из двух главных бед России при любых режимах — оказалось, что и при социализме чрезмерное усердие изрядно превозмогает рассудок: в Одесском округе 20 июня аж мобплан стали сгоряча выполнять (вышеприведенный пример с авиаэскадрильей связан именно с этим), в ПрибОВО — затемнение и светомаскировку учинили, в КОВО — ринулись было в предполье, круша погранзаграждения…

Естественно, что не дававшая таких распоряжений Москва не замедлила со взбучкой, и, надо сказать это прямо, в высшей степени резонной, потому как при столь глобальном характере грядущего столкновения малейшая неосторожность могла принести к тому, что в «агрессоры» угодил бы Советский Союз.

Прецедент же с предысторией Первой мировой у Сталина был, что называется, перед глазами, — в межвоенный период только с помощью в самом прямом смысле поминутного расследования того, кто, когда, в каких целях и какие меры по мобилизации принял, с большим трудом, но обоснованно удалось опровергнуть все нападки на Россию (кстати, весь этот анализ проделали зарубежные ученые)^[217].

Ну и конечно же не обошлось и без прямой дурости: кое-где объявили отпуска офицерам, а в иных местах двинули… в театры — наверное, из персональных лож в бельэтаже лучше было видно, что делают фрицы на границе…

Кстати говоря, печально прославившийся этим совершенно неуместным в столь угрожающее время походом в театр генерал Павлов, впоследствии объявленный «невинной жертвой» сталинизма, не издал ни одного приказа во исполнение директивы Генштаба от 18 июня! Там все делалось устно!^[218] И после этого он «невинная жертва» сталинизма?! Да в таком случае никак не проконтролировавшие его деятельность, но с удовольствием отдавшие его под суд Жуков и Тимошенко не иначе, как коллегиальный Папа Римский!..

К вечеру же 21 июня, когда окончательно стало ясно, что до нападения остались считанные часы, и уже было известно, что Великобритания и особенно США станут на сторону СССР, в 19.30 — 20.00 было принято решение, разумеется, опять-таки Сталиным, о приведении всех войск западных округов, а также флотов в полную боевую готовность. По некоторым данным, например, того же наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, который, в свою очередь. ссылался на командовавшего перед воиной Московским военным округом генерала Тюленева И. В. Тимошенко и Жуков были вызваны к Сталину еще раньше, в 17.00 21 июня, т. е. за 11 часов до агрессии и уже получили указание направить в войска директиву о приведении их в полную боевую готовность!

Похоже, что в данном случае Кузнецов прав, хотя обычно его озлобленность на Сталина и Жукова перехлестывает. Дело в том, что тот же Тюленев получил личный приказ Сталина о повышении боевой готовности Московского ПВО в 2 часа дня 21 июня. Сами понимаете, что сначала были предупреждены Тимошенко и Жуков, а уж потом Тюленев. Кстати говоря, пресловутый начальник ГлавПУРа РККА Лев Захарович Мехлис знал о предстоящем нападении Германии еще утром 21 июня — так и заявил тогда «Вот-вот начнется война. Немцы нападут на нас»^[219]. А вечером 21 июня к Сталину были вызваны московские руководители А. С. IЦербаков и В. П. Пронин, которым было приказано задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. Как впоследствии вспоминал В. П. Пронин, Сталин им прямо заявил «Возможно нападение немцев»!^[220]

Естественно, что первым долгом и в первую очередь Сталин предупредил Тимошенко и Жукова и дал им соответствующие указания о приведении войск в полную боевую готовность.

Здесь вот что особо необходимо отметить. Если исходить из содержания конфиденциального личного дневника Семена Михайловича Буденного, о котором стало известно лишь в 2004 г., то Тимошенко, Жуков и Буденный были вызваны к Сталину в 12.00 21 нюня. Сталин объявил им о нападении Германии 22 июня на рассвете. Затем потребовал от них высказать свое мнение о необходимых мерах и что они планируют сделать.

Оба крутолобых и крутозвездных бодренько гаркнули, что-де они устроят кровавую баню вермахту прямо на границе, а затем, «гремя огнем, сверкая блеском стали» понесутся за бугор наказывать супостатов (запомните это — ох как пригоднтся!).

Сталин категорически с ними не согласился. Кстати, оцените тут же всю фальшь всевозможных мифов о том, что-де Сталнн сам собирался напасть на Германию. Если бы собирался, то по меньшей мере согласился бы со стратегическим бредом крутолобых и крутозвездных. Ан нет, не согласился, категорически не согласился.

Затем высказался С. М. Буденный, предложения которого свелись к следующему:

1. Немедленно привести всю авиацию западных военных округов в полную боевую готовность (пожалуйста, запомните и это тоже — в последующих главах, особенно гл. II раздела III придется в шоковом состоянии ознакомиться с тем, что же в действительности произошло с авиацией).

2. Немедленно приказать командующим этих округов вывести подчиненные им вонска в укрепрайоны и занять их в оборонительных целях. Кроме того, занять танже иные определенные им оборонительные рубежи (и это тоже запомните — ox как потом приходится).

3. Объявить мобилизацию в этих округах.

Вот с мнением Буденного Сталин согласился, хотя и отнес мобилизацию на более поздний срок. Дело в том, что по тогдашним военным понятиям объявление мобилизации, пускай даже и частичной, в отдельных округах означало бы войну — войну, которую формально объявляет СССР! Сталин же категорически не желал давать кому бы то ни было хоть малейшей повод обвинить СССР в каких бы то ни было агрессивных намерениях или действиях. К тому же в тех oкругах было сосредоточено достаточное количество войск, чтобы не объявлять мобилизацию до начала нападения.

Их было вполне достаточно, чтобы под их же прикрытием быстро провести мобилизацию уже после нападения, т. е. как адекватную меру в ответ на агрессию.

Текст Директивы № 1 от 21 июня 1941 с. в точности воспроизвел одобренные Сталиным рекомендации Буденного:

ДИРЕКТИВА №1

ВОЕННЫМ СОВЕТАМ ЗАПАДНЫХ ПРИГРАНИЧНЫХ ОКРУГОВ О ВОЗМОЖНОМ НАПАДЕНИИ НЕМЦЕВ 22 — 23.6.41

И МЕРОПРИЯТИЯХ ПО ПРИВЕДЕНИЮ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ С ОГРАНИЧЕНИЯМИ, МАСКИРОВКЕ ВОЙСК,

ГОТОВНОСТИ ПВО

Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Нородному комиссару Военно-Морского Флота

1) В течение 22 — 23.6.41 г., возможно внезапное нападенние немцев на Фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2) Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3) Приказываю:

а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе.

б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать.

в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.

г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

ТИМОШЕНКО

ЖУКОВ

21.4.41

(ЦАМО. Ф. 48А. Оп. 1554. Д. 3. Л. 257 — 259)

Судя по документам, а также словам Н. Г. Кузнецова, который к полуночи по вызову прибыл к Тимошенко, Жуков и Тимошенко почему-то проваландались до ночи — директива в войска ушла только в 00.30 22 июня!

Два высших военных руководителя в течение как минимум 7 (семи!) часов почему-то не могли «родить директиву № 1 объемом всего-то в полстраницы! А если исходить из содержания дневника С. М. Буденного, то и вовсе выходит, что с 12.00 21 июня до 00.30 22 июня!^[221]

В результате единственные войска, которые действительно были приведены в полную боевую готовность, — это подчинявшиеся Берии пограничные и внутренние войска. Там она была объявлена уже в 21.30 21 июня, т е. за 6 часов до начала агрессии!^[222]

Одновременно полная боевая готовность была объявлена во всех органах НКВД и НКГБ. Из Вооруженных сил в полную боевую готовность были приведены только флоты!

Подчеркиваю, что Генштаб с Наркоматом обороны только через семь часов после принятия принципиального решения, т. е. в 00.30 мин. 22 июня, отправили Директиву № 1 в округа.

Вполне понятно, что ее расшифровку в округах осуществляли уже под варварские бомбардировки гитлеровцев…

«Боевые порядки» мирно спящих, в том числе и после культмероприятий, за четыре же дня до агрессии по личному указанию Сталина предупрежденных войск первого оперативного эшелона Первого стратегического эшелона в мгновение ока были смяты, раздавлены и уничтожены. Произошло то, что в этих условиях и должно было произойти!

Потому что «во исполнение» с колоссальным опозданием представленных и потому никем из высшего военного руководства не утвержденных, но ведь планов же обороны госграницы и противовоздушной обороны, за четыре дня предупрежденные командующие округами выставили в первом эшелоне всего 38 дивизий вместо 77 запланврованных! Да и то стрелковых, не полностью отмобилизованных, а попросту говоря, половинного состава^[223].

На весь фронт от Балтийского моря до Карпат в первые мгновения агрессии — всего 38 ополовиненных стрелковых дивизий, к тому же, как увидим из дальнейшего содержания книги, лишенных своей основной (ударной) силы — танковых батальонов, то есть по сути дела заранее обреченных смертников, лишь немногие из которых успели занять оборудованные позиции на границе.

И это при том, что только в авангарде наступления германское командование одномоментно двинуло вперед 183 полностью отмобилизованные дивизии! А всего — 190 дивизий!

Стоит ли удивляться тому, что, согласно записям самих же германских генералов, в первые мгновения вторжения они почти не ощущали coпpoтивления?!

Не стоит, потому как получилось, что совокупная мощь, с которой на рассвете 22 нюня 1941 г. фашистская орда обрушилась на Россию (СССР), в первые мгновения агрессии превосходила оборонительные возможности дивизий первого оперативного эшелона Первого стратегического эшелона в диапазоне от ста до тысачи с лишним раз!

…Не спешите крутить пальцем у виска и чертыхаться в адрес автора книги! Из дальнейшего содерожания книги вам с горечью придется узнать, как Тимошенко и Жуков умудрилась обеспечить вермахт такое фантастичесое превосходство из… воздуха?

И что могли в таком случае сделать герои-пограничники и такие же герои-стрелки со своими винтовками или даже ручными пулеметами против массированных авиаударов, артобстрелов и вторгающихся танковых армад в сопровождении идущих с запредельной плотностью полчищ осатанело злобных врагов?!

Только с честью выполнить свой долг и пасть смертью храбрых в беспрецедентно неравных боях!

В откровенно зашкаливавшее во многих случаях даже за этот уровень чудовищно беспрецедентное по любым, в т. ч. и современным, меркам превосходство была вложена практически вся силища отмобилизованного, великолепно вышколенного, обученного, оснащенного современными на тот момент оружием, военной техникой и средствами связи, высокомобильного, обладавшего победоносным боевым опытом, на редкость филигранно согласованно взаимодействовавшего флангами и поддерживавшегося широкомасштабными разведывательно-диверсионными мероприятиями превентивного характера вермахта!

Одномоментный удар 77% пехотных, 90% танковых и 94% моторизированных дивизий вермахта в 100% военной авиации люфтваффе^[224] фактически мгновенно набрал шквальную скорость неудержимого таранно-штурмового пролома всей системы обороны.

По России, сея смерть и разрушения, покатился всепожирающий смерч неудержимой кровавой трагедии…

Впереди были тяжелейшие в истории России ХХ в. 1418 дней до Великой Победы…

Спустя десятилетия после войны, в одной из бесед с писателем Константином Симоновым, маршал Жуков заявит: «Надо также признать, что немецкий Генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие»^[225].

Подлинный же Суворов Красной Армии и великий маршал Великой Победы — Константин Константинович Рокоссовский был нелицеприятно конкретен «Во всяком случае, если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжелое поражение наших войск в начальный период войны»^[226].

А основатель и первый командующий авиацией дальнего действия СССР, Главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов и вовсе был убийственно краток «Генеральный штаб войну проморгал»!^[227]

«Мозг армии» — Генеральный штаб — мог «проморгать войну» из-за неадекватности своего плана реальной обстановке только в одном случае.

Сколь бы силен, изощрен и подготовлен ни был враг., но на мгновенно растянувшемся на тысячи километров поле боя даже такими мощными наличными силами, как у германских группировок вторжения, достичь столь чудовищно немыслимого превосходства невозможно по определению! Для этого нужна до чрезвычайности специфическая ситуация.

Даже вся совокупность миллионнократно, вплоть до мельчайших деталей выявленных и научно очень добросовестно проанализированных недостатков, промахов, недочетов, упущений и ошибок в комплектования войск, в т. ч. и командными кадрами, их обучения, материально-техническою снабжения, даже в сочетании с хорошо известными расхлябанностью, недисциплинированностью, неисполнительностью и неустойчивостью войск не могла сама по себе сыграть столь зловеще роковой роли!

Вся эта совокупность лишь тогда могла сыграть свою невообразимо трагическую роль, когда как сверхэффективный катализатор сработал главный в избранной Тимошенко и Жуковым «технологии» реализации системы обороны порок. Только в этом случае и без того абсолютно негативная по своей сути совокупность недостатков и могла мгновенно достичь критического, а затем, практически так же мгновенно, и закритического уровня. И наложившись всей своей закритической массой негатива на главный порок, крайне резко обострить и без того разверзнувшуюся трагедию.

Из-за беспрецедентного давления «железных» фактов, о которых речь еще впереди, придется признать, что для того, чтобы сложилась такая трагическая ситуация, необходимо было, чтобы наши войска, вольно или невольно, но именно подставились противнику самыми уязвимыми сторонами своей системы обороны, прежде всего неадекватными угрозе нападения особенностями странностей дислокации войск, как бы даже их выпячивая! Подчеркиваю, что именно особенностями странностей, потому как сама дислокация и так была на удивление странная!

Как ни парадоксально, но своей, ставшей «эталоном в законе» концепцией сути внезапности Жуков, сам того не желая, хотя и эзоповским языком, однако же признал, что именно это-то и произошло 22 июня. Особо подчеркиваю, что сам Жуков этого отчаянно не желал, потому как вся вина в этом случае ложится именно на него и Тимошенко, но, увы, слово не воробей — вылетело, не поймаешь…

Для Жукова и Тимошенко внезапностью оказались: а) ударная мощь немецкой армии; б) шестикратное и восьмикратное превосходство на решающих направлениях главных ударов; в) масштабы сосредоточения войск; г) сила их удара.

Тезис о «внезапности» масштабов сосредоточения германских войск сразу же отвергнем, так как это чистейшая ложь, ибо о масштабах концентрации германских войск Генштабу было прекрасно известно — нет ни одной более или менее серьезной книги о войне, где бы ни приводились всевозможные цитаты из различных разведдокументов того времени, а то и сами документы, которые однозначно свидетельствуют, что было известна практически все как минимум на 99,99%.

Иное дело, однако, масштабы сосредоточения германских войск на решающих участках направлений главных ударов вермахта, во что еще можно было бы поверить, если бы не одно «но»: о главных направлениях ударов вермахта в Генштабе знали вполне определенно — об этом свидетельствуют, в частности, и вышеприведенная фотокопия схемы возможных направлений немецкого наступления, составленная ГРУ в марте 1941 г., и содержание доклада начальника ГРУ от 20 марта 1941 г., особенно изложенный в ней вариант № 3, и иные данные, в том числе и графа Нелидова, американцев и т. д., что еще будет показано на страницах этой книги.

В весьма характерно названном докладе от 20 марта 1941 г. начальника ГРУ генерала Голикова Ф. Ж — «высказывания (оргмероприятия) и варяанты боевых действия германской армии против СССР — о варианте № 3 говорилось следующее: «…Из наиболее вероятных вариантов действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания сведующие: Вариант № 3 по данным нашего агентурного источника на февраль 1941 г.,: «Для наступления на СССРсоздаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда (т е. Ленинграда. — А. М.), 2-я группа под камандованием генерал-фельдмаршала Рундштедта — в направлеинии Москвы и 3-я группа пед командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киев»…^[228]

Соответственно, коли все это знали, то в сочетании с остальными положениями концепции «внезапности» по Жукову выходит, что советские войска натурально подставились, и подставились именно особенностями странностей своей дислокации у границы, за что отвечали лично Тимошенко и Жуков! До 22 нюня Сталин лично контролировал движение войск только к линии границы, а не вдоль нее!

Масштабы концентрации войск вермахта на направлениях главных ударов, а о них знали совершенно точно, лишь тогда имели реальный шанс сыграть столь поразившую маршала роковую роль, если наши войска действительно подставились именно же особенностями странностей своей дислокации!

И вот еще что. Обратите внимание на следующее обстоятельство. из всего-то четырех «внезапностей» по Жукову, две — «ударная мощь» и «сила их удара» — не просто идентичны по сваей сути!

В таком случае две другие «внезапности» — многократное превосходство на решающих направлениях в сочетании с масштабами концентрации войск вермахта на этих же направлениях — как раз и объясняют подлинную природу происхождения столь поразившей маршала «ударной мощи немецкой армии» и «силы ее удара».

Ну так и в самом-то деле, откуда же было взяться столь чудовищному превосходству непосредственно на поле боя, если, например, общее соотношение в живой силе было примерно равным (у противника — 4 406 800, у нас — только в Первом стратегическом эшелоне 3 289 851), а по количеству тех же танков и штурмовых орудий всех видов на советской cтороне было почти 4-кратное превосходство (3,8:1; 15 687 против 4171), в артиллерии превосходство также на советской стороне — в 1,4 раза (59 787 против 42 601), в авиации — тоже на советской стороне, о чем свидетельствует соотношение 2,2:1 (10 743 против 4846)?!^[229]

Как это ни прискорбно, но один из наиболее точных ответов на вопрос, откуда же взялась сталь поразившая Жукова чудовищная ударная мощь вермахта, еще до агрессии дал колченогий Й. Геббельс. 16 июня 1941 г. в его дневнике появилась следующая запись: «Русские сосредоточились прямо у границы — лучшего просто нельзя было и ожидать. Будь они рассеяны шире, то представляли бы большую опасность.

…По этому скоплению в один прекрасный день мы и ударом из 10 тыс. стволов (стволов-то, как известно из истории, в совокупности было больше. — А. М.).

…Это будет удар величайшей силы. Такой, какого, пожалуй, еще не было в истории»^[230].

К глубокому сожалению, все именно так и получилось — удар действительно был величайшей силы.

Но вот в чем глубинная-то суть свидетельства Геббельса. Вновь, как ни парадоксально, это его свидетельство спустя десятилетия намертво стыковалось с мнением двух главных маршалов Победы — К. К. Рокоссовского и Жукова Г. К.

В черновике рукописи знаменитой книги Рокоссовского — «Солдатский долг» — есть следующие, собственноручно написанные великим полководцем строки: «Довольно внимательно изучая характер действий немецких войск в Польше (1939 г. — А. М.) и во Франции (1940 г. — А. М.), я не мог разобраться: каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев?(Рокоссовский описывает времена непосредственного кануна агрессии. — А. М.).

Судя по сосредоточению нашей авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперед, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали.

Даже тогда, когда немцы приступили к сосредоточению своих войск вблизи нашей границы, перебрасывая их с запада, о чем не могли не знать Генеральный штаб и командование КОВО (будущий великий маршал Великой Победы служил тогда командиром корпуса в КОВО. — А. М.), никаких изменений у нас не произошло.

Атмосфера непонятной успокоенности продолжала господствовать в войсках округа.

Правда, в звене высшего командного состава эта успокоенность не разделялась.

Наше мнение сводилось к тему, что мы находимся накануне войны.

В воздухе пахло войной, и только слепые и глухие этого не замечали или не хотели замечать… (последнее отточие принадлежит перу самого маршала. — А. М.).

…Во всяком случае, если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжелое поражение наших войск в начальный период войны^[231].

Партийно-военные «цензоры» от ЦК КПСС усмотрели в этих строках серьезную крамолу. Какую — об этом в главе III этого же раздела.

Со времен небезызвестного Хрущева Рокоссовский вообще был на «особом счету» в этой дубовой конторе. Дело в том, что только Рокоссовский да Главный маршал авиации А. Е. Голованов — всего только два маршала военного периода! — не унизились и не опустились до конъюнктурного охаивания своего Верховного главнокомандующего, под руководством которого выиграли ту страшную войну!

Прославленному, великому полководцу, перед одним только именем которого в страхе дрожала вся фашистская нечисть, в итоге дали по рукам — в его знаменитую книгу эти строки не попали.

0 них стало известно только в 1989 г., когда редакция «Военно-исторического журнала» в № 4 впервые опубликована купюры из бережно сохраненного родственниками маршала оригинала его рукописи. Слава богу, сейчас все они вошли в обновленное, полное издание его мемуаров.

То, что тогда так поражало в скором будущем великого полководца, сейчас открыто называют в различных исследованиях не иначе, как «построение войск Первого стратегического эшелона при внезапном нападении создает условия разгрома их по частям, как это и произошло…

Способность армий прикрытия обеспечить войска от возможного внезапного удара противника в оперативно-стратегическом масштабе являлась сомнительной…»^[232]

Что касается внезапности, то, как уже отмечалось выше, никаких оснований для рассуждений на эту тему нет. И потому об этом речь идти не может. Но вот что до чрезвычайности характерно высвечивается в этой связи.

В то время как в купированных цензурой частях оригинала рукописи своих мемуаров один маршал Победы — Рокоссовский К. К. — однозначно усмотрел причины тяжелого поражения РККА в начальный период войны в несоответствии дислокации ее различных частей какому бы то ни было плану обороны, а проще говоря — в бросающейся в глаза неравномерности их дислокации, то другой маршал Победы — Жуков Г. К. — так «изящно» обошел в своих мемуарах именно это обстоятельство, что полностью подтвердил точку зрения Рокоссовского!

Вот эти слова Жукова: «…никакой равномерной разбросанности вдоль всей нашей границы войск перед вражеским нападением у нас не было, и, конечно, не в этом следует искать причину поражения наших войск в начале войны»^[233].

Блестяще! Если равномерной разбросаннестн войск не было (а ее и в самом деле не было), следовательно, имела места неравномерность их разбросанности! Иного ведь не дано во определению!

Более того, если в не имевшей места равномерной разбросанности нет причины поражения, следовательно, ее должно искать именно в неравномерной разбросанностн! Потому как иного опять-таки не дано по определению! Вот где и надо искать ответ!

Сомнительность способности войск Первого стратегического эшелона обеспечить прикрытие от возможного внезапного удара врага при столь явной неадекватности плана отражения агрессии реально сложившейся к началу войны обстановке означала только одно — высшему военному командованию «не хватало…правильного понимания современного (на 1941 г. — А. М.)«сценария» начального периода войны», ибо «если стратегия вступления государства и армии в войну изначально ошибочна, то ничто — ни искусство генерала на поле боя, ни доблесть солдат, ни отдельные одноразовые победы — не могло иметь того решающего эффекта, которого можно было ожидать в противном случае.

Одной из важнейших причин поражения наших войск в начальный период войны явилась недооценка Наркоматом обороны и Генеральным штабом существа самого начального периода войны, условий развязывания войны и ее ведения в первые часы и дни»^[234].

Абсолютна все верно, кроме одного а было ли это действительно талько недооценкой?!

Глава II. РАЗВОДЯТ ОПИУМ ЧЕРНИЛ СЛЮНОЮ БЕШЕНОЙ СОБАКИ…^[235]

…Истина как моря глубина

Под пеной лживых притч порою

не видна.

I. Миф о том, что-де ГРУ в угоду Сталину ошиблось в определении времени нападения Германии на СССР.

Несмотря на то, что на протяжении всей первой главы наибольшее внимание было уделено именно детальному освещению уровня разведывательной информированности высшего политического и военного руководства СССР о подготовке Германии к нападению на Советский Союз, избежать отдельного, аналитического же «разбора полетов» в отношении знаменитого доклада ГРУ от 20 марта 1941 г. все же не удастся. И потому прежде всего приведем полный его текст по архивным данным (ЦА МО РФ. Оп. 14750. Д. 1. Л. 12 — 21; стиль оригинала сохранен, все подчеркивания — ГРУ):

 

ДОКЛАД

 

НАЧАЛЬНИКА РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ В НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ОБОРОНЫ СССР, В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ И ЦК ВКП(Б) «ВЫСКАЗЫВАНИЯ (ОРГМЕРОПРИЯТИЯ) И ВАРИАНТЫ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ ПРОТИВ СССР»

 

20 марта 1941 г.

б/н

 

Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 г., исходит из англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день несомненно является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией. Вместе с тем, исходя из природы возникновения и развития фашизма, а также его задач — осуществление заветных планов Гитлера, так полно и «красочно» изложенных в его книге «Моя борьба», краткое изложение всех имеющихся агентурных данных за период июль 1940 — март 1941 г. заслуживают в некоторой своей части серьезного внимания.

За последнее время английские, американские и другие источники говорят о готовящемся якобы нападении Германии на Советский Союз. Из всех высказываний, полученных нами в разное время, заслуживают внимания следующие:

1. Геринг якобы согласен заключить мир с Англией и выступить против СССР.

2. Японский ВАТ передает, что якобы Гитлер заявил, что после быстрой победы на Западе он начинает наступление против СССР.

3. В Берлине говорят о каком-то крупном разногласии между Германией и СССР. В связи с этим в германском посольстве говорят, что после Англии и Франции наступит очередь за СССР.

4. Турецкая газета «Сон поста» сообщает, что германский командующий войсками в Австрии, обращаясь к войсковым частям, заявил, что главным врагом Германии являются русские и что на германских солдат может быть возложена задача еще большего расширения границ Германии.

5. Американский посол в Румынии в своей телеграмме в Вашингтон сообщает, что Джигуржу имел беседу с Герингом, в которой последний сказал, что если Германия не будет иметь успеха в войне с Англией, то она вынуждена будет перейти к осуществлению своих планов по захвату Украины и Кавказа.

6. Германских ВАТ высказал, что после окончания войны с Англией немцы помогут Финляндии получить обратно потерянные территории.

7. Гитлер намерен весной 1941 г. разрешить вопрос на Востоке.

8. В беседе с югославским ВАТ в Москве последний говорил, что Финляндия — это зона интересов СССР. Недавно советник германского посольства в Москве Пильгер (так в тексте — правильно — Хильгер — А. М.) прямо сказал, что финны храбро дрались зимой и они их русским не отдадут. За последнее время немцы подстрекают финнов против русских. Финны также поговаривают о том, что «граница с СССР еще не окончательная, посмотрим, что будет после заключения мира в Европе».

9. Югославский ВАТ считает, что среди немцев имеются два течения: первое — СССР в настоящее время слаб в военном и внутреннем отношениях, и настаивают на том, чтобы использовать удобный момент и вместе с Японией покончить с СССР и освободиться от пропаганды и дамоклова меча, висящего все время над Германией; второе — СССР не слаб, русские солдаты сильны в обороне, что доказано историей. Рисковать нельзя. Лучше поддерживать с СССР хорошие отношения.

10. Английские и французские журналисты утверждают, что в Германии происходит какая-то расстановка сил. В Стокгольме велись переговоры между Германией и Англией, представителем от Англии был Ллойд Джордж, но эти переговоры ни к чему не привели. Греческий журналист сообщил, что в Мадриде в июле 1940 г. имели место переговоры между Германией и Англией и что Германия недовольна СССР, так как последний предъявляет какие-то новые требования.

11. Данные Германией и Италией гарантии о границе Румынии направлены исключительно против СССР. Эти гарантии дополнены военным соглашением между Германией и Румынией. Этими гарантиями проникновению СССР на Балканы будет положен конец.

12. Министр иностранных дел Румынии Студза старался убедить Гитлера внести предложение Рузвельту о мире между Германией и СССР. Гитлер хочет мира, так как его терпение к СССР почти истощилось и что СССР полностью будет готов к войне только в 1942 году. Он же сказал, что неофициально мирные переговоры ведутся в Стокгольме, Мадриде и Ирландии.

13. Среди немецких офицеров ходят слухи о том, что в феврале 1941 г. в своем выступлении в «Спортпаласе» на выпуске офицеров Гитлер сказал, что у Германии имеются три возможности использования своей армии в 228 дивизий: для штурма Англии; наступления в Африку через Италию и против СССР.

14. Столкновение между Германией и СССР следует ожидать в мае 1941г. Источником подчеркивается, что это мнение высказывается как в военных кругах и в кругах Министерства иностранных дел. Никто не реагирует одобрительно на эти планы. Считают, что распространение войны на СССР только приблизит конец национал-социалистического режима. Это мнение высказывает и племянник Браухича, который занимает пост в Министерстве иностранных дел.

15. Шведский ВАТ в подтверждение сведений о подготовке наступления против СССР весной 1941 г. подчеркнул, что сведения получены от военного лица и основаны на сугубо секретном приказе Гитлера, который известен ограниченному кругу ответственных лиц. Руководитель восточного отдела Министерства иностранных дел Шлиппе сказал, что посещение Молотовым Берлина можно сравнить с Посещением Бека. Единомыслия достигнуто не было ни в вопросе о Финляндии, ни о Болгарии (обратите на это внимание, а то обычно визиту Молотова в Германию приписывают попытки сговора с нацистами, чего не было и в помине, ибо имел место зондаж с нашей стороны позиции германского руководства. — А. М.). Подготовка наступления против СССР началась значительно ранее визита Молотова, но одно время была приостановлена, так как немцы просчитались в своих сроках победы над Англией. Весной немцы рассчитывают поставить Англию на колени, развязав тем самым себе руки на Востоке.

16. Для борьбы с Англией достаточно тех сил, которые сосредоточены на канале (имеется в виду пролив Ла-Манш. — А. М.), а остальные силы свободны для борьбы против СССР. Выступления необходимо для того, чтобы создать ясность на Востоке и ликвидировать постоянную опасность того что СССР могут выступить на стороне Англии а также захватом Украины обеспечить Европу продуктами питания

Из наиболее вероятных вариантов действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие.

1. Вариант № 1 по данным анонимного письма, полученного нашим полпредом в Берлине от 15 декабря 1940 г.:

…основное направление удара: а) от Люблина по Припяти до Киева; б) из Румынии между Яссы и Буковиной в направлении Тетерев, и в) из Восточной Пруссии на Мемель, Виллинг, р(ека) Березина и далее вдоль Днепра на Киев;

2. Вариант № 2 по данным КОВО (Киевского особого военного округа — А. М.)от Декабря 1940 г.: «Три главных направления удара: а) из Восточной Пруссии в направлении Литвы, Латвии и Эстонии. Этот удар имеет преимущества, что Литва, Латвия и Эстония сразу же становятся союзниками Германии. Кроме того, Финляндия сразу же присоединяется к Германии, чтобы отнять забранную территорию; б) через Галицию и Волынь. Эта Группа войск будет иметь поддержку украинцев и (войск) из Румынии, которая будет стремиться захватить отобранную у нее территорию.

Группа поиск 2-го и 3-го направления окружает войска противника в Мало-Польше. На остальном участке фронта наносятся вспомогательные удары на фронтальном направления с целью очищения всей остальной территории. На Востоке СССР будет связан с Японией, что является для Германии плюсом, так как противник должен создать сразу два фронта, а поэтому концентрация его сил против Германии невозможна».

3. Вариант № 3 по данным нашего агентурного источника на февраль 1941 г.: «Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда, 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рунштудт (так в тексте, правильно — Рундштедт. — А. М.) — в направлении Москва и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киев. Начало наступления на СССР ориентировочно 20 мая».

Кроме этих документов, по данным других источников, известно, что план наступления против СССР будет заключаться в следующем:

а) после победы над Англией Германия, наступая против СССР, предполагает наносить удар с двух флангов: охватом со стороны Севера (имеется ввиду Финляндия) и со стороны Балканского полуострова;

б) коммерческий директор германской фирмы «Тренча майне лимитед» заявил, что нападение на СССР произойдет через Румынию. Для этого Германия строит шоссе из Протектората через Словакию в Венгрию с целью переброски войск к советской границе. Венгрия и Румыния разрешили Германии пользоваться всеми путями сообщения для переброски войск, а также разрешили ей строить новые аэродромы, базы для мотомехчастей и склады для амуниции. Венгрия разрешила Германии пользоваться частью своих аэродромов. Все румынские войска и военно-технические сооружения находятся в распоряжении германского командования;

в) югославский в(оенный) ат(таше) Смидович заявляет, что, разрешая балканский вопрос, трудно представить, куда немцы направят свое острие, но он лично убежден, что все это предшествует нападению на СССР. Сам факт выхода немцев в Дарданеллы является прямым актом против СССР. Вообще Гитлер никогда не изменял своей программе, изложенной в книге «Моя борьба», и эта программа является основной целью войны. Дружбой Гитлер пользуется как средством, дающим возможность разрешить задачу переустройства Европы (никакой дружбы с нацистами не было и в помине, ибо речь идет о Договоре о ненападении — продукте голого прагматизма обеих сторон. — А. М.);

г) по сообщению нашего ВАТ от 14 марта, в Румынии упорно распространяются слухи о том, что Германия изменила свой стратегический план войны. В разговоре с нашим источником немецкий майор заявил: «Мы полностью изменяем наш план. Мы направляемся на Восток, на СССР. Мы заберем у СССР хлеб, уголь, нефть. Тогда мы будем непобедимыми и можем продолжать войну с Англией и Америкой. Полковник Риошану, бывший товарищ министра в Румынии, в личной беседе с нашим источником сказал, что главный штаб румынской армии вместе с немцами занят сейчас разработкой плана войны с СССР, начало которой следует ожидать через три месяца.

Немцы опасаются выступления СССР в тот момент, когда они пойдут в Турцию. Желая предупредить опасность со стороны СССР, немцы хотят предпринять инициативу и первыми нанести удар, захватить наиболее важные экономические районы СССР, и прежде всего Украину.

д) по сообщению нашего ВАТ из Берлина по данным вполне авторитетного источника начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 г.

Вывод;

1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действии против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки.

Начальник Разведывательного управления

Генерального штаба Красной Армии

генерал-лейтенант Голиков

 

Именно аналитического «разбора полетов» вокруг этого доклада ГРУ не удастся избежать в связи с тем, что на него завязана целая система мифов и клеветы как на ГРУ, так и на Сталина особенно. Дело в том, что содержащиеся в этом докладе выводы, не говоря уже о самих изложенных в нем разведывательных данных, десятилетиями едва ли не инкриминируют ГРУ в порядке так называемого «ретроспективного анализа», невесть на каком основании расценивают как якобы факт тем более непонятно откуда взявшегося угодничества военной разведки перед Сталиным, как якобы проявление страха перед ним (в том числе и в целом у военного руководства, а не только ГРУ), как якобы отдание известной дани культу «гениального вождя» и т. д. и т. п.

Каких только, в том числе и грязных, оскорбительных не только для Сталина, но и для ГРУ, эпитетов на сей счет не выдумали! Кто только не поупражнялся на эту тему, ни в малейшей степени не отдавая себе отчета в том, что внаглую глумятся и над подлинной Правдой, и над ГРУ, в том числе и особенно над подвигами его разведчиков, с риском для жизни добывавших уникальную информацию, и уж, конечно же, над памятью о Сталине!

Ну а если и осознавали и тем более осознают, а похоже, что именно так оно и есть, ибо, как тысячелетия назад говаривал знаменитый Лао-цзы, «голос истины противен слуху», то, соответственно, и того хуже выводит. Ибо в таком случае вина тех, кто этим занимался и занимается, как минимум во сто крат увеличивается, потому как в таком случае речь идет уже о злоумышленном, злостном дезинформировании общественного мнения.

Но не менее соответственно и то, что в этом же случае и как минимум в те же сто крат увеличивается и наша священная обязанность не только нанести сокрушительное поражение этой чудовищной лжи в адрес славного ГРУ и особенно Сталина, не только наголову разгромить ее, но и вообще стереть ее в пыль исторического небытия, навсегда развеять ее, дабы и следа не осталось от нее.

А то ведь из окаменевших в общественном сознании и многострадальной исторической науке остатков не в меру «щедро» разлитых тонн разведенного слюною бешеных собак опиума чернил в итоге вытесали чудовищного монстра лжи. Имя ему, подчеркиваю, комплексная система тесно взаимосвязанных между собой, разнообразных, до остервенения глумливых, однако же абсолютно беспочвенных нападок как на само ГРУ, которое-де не смогло добыть убедительных доказательств подготовки гитлеровской Германии к нападению на СССР, что-де и, в свою очередь, якобы негативно отразилось на подготовке к отражению фашистской агрессии, так и тем более на Сталина, которому беспардонно «шьют» все мыслимые и немыслимые грехи.

Как и всегда то имеет место в истории Великой Отечественной войны, «впереди планеты всей» маршал Жуков — его беспрецедентно «особо выдающийся» по своей уникальной подлости «вклад» в создание этого монстра лжи трудно не оценить «по достоинству». Ведь это именно с его нелегкой подачи в истории Великой Отечественной войны загуляло беспрецедентное оскорбление в адрес славного ГРУ: «Наша агентурная разведка, которой перед войной руководил Голиков, работала плохо, и она не сумела вскрыть истинных намерений гитлеровского Верховного командования в отношении войск, расположенных в Польше. Наша агентурная разведка не сумела опровергнуть лживую версию Гитлера о ненамерении воевать с Советским Союзом». (Стенограмма октябрьского 1957 г. пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 1957. С. 518). Еще не раз нам предстоит вернуться к этой чудовищной лжи, потому как именно в ее недрах зарыта стратегическая тайна невероятного поражения наших войск в дебюте войны.

Когда же ему, клеветнику-«златоусту» предъявили многочисленные донесения военной разведки о подготовке Германии к нападению на СССР, причем именно те, на которых он был указан как адресат и на которых стояла его же собственная подпись, свидетельствовавшая о том, что он ознакомился с их содержанием еще тогда, в 1941 г., то четырежды Герой Советского Союза, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков был не просто изумлен, не просто шокирован — он едва в кому не впал!.. Так ведь было же отчего — с поличным взяли! И об этой истории речь еще впереди.

Это именно он, маршал Жуков, всеми своими отнюдь не хилыми маршальскими силами так «вдарил по всем тормозам», дабы безальтернативно воспрепятствовать предвоенному начальнику ГРУ, тоже ведь маршалу — Ф. И. Голикову — в его намерении опубликовать подлинную Правду о действиях военной разведки накануне войны, что с тех пор Голиков был, как правило, нем как рыба, ну а если и открывал рот, то либо отделывался общими замечаниями или репликами, либо же грешил ложью конъюнктурного характера.

Между тем, прознав (глава ГРУ — он и в отставке глава ГРУ) о неслыханном оскорблении Жукова в адрес ГРУ и его, Голикова, персонально — оно было изложено в письме Жукова писателю В. Д. Соколову 2 марта 1964 г., Филипп Иванович, как свидетельствуют архивные данные (ЦА МО РФ. Оп. 29403. Д. 1. Л. 203 — 204), уже в июле того же 1964 г. попытался было получить разрешение ЦК КПСС (таковы были тогда правила) на подготовку и публикацию книги о военной разведке накануне войны, в одной из центральных глав которой он намеревался «в полной степени рассказать о том, как усилия советской военной разведки были… сконцентрированы на выявлении и раскрытии военных планов гитлеровского командования против СССР, как по срокам эта задача осуществлялась, что конкретно было достигнуто и какие конкретно данные давались по времени политическому и военному руководству нашей страны…».

Подчеркиваю, что за эту попытку «в полной степени рассказать о том, как усилия советской военной разведки были сконцентрированы на выявлении и раскрытии военных планов гитлеровского командования против СССР…» Маршалу Советского Союза (с 8 мая 1961 г.) Ф. И. Голикову так дали по рукам, что он вынужден был навсегда отказаться от этого замысла и впредь произносил только что-то общего характера, причем даже во время встреч с ветеранами и сотрудниками ГРУ, а также с отдельными историками, либо же произносил «ритуальную» ложь конъюнктурного характера, зачастую тут же противореча сам себе (нередко и при помощи отдельных, явно недалеких историков).

И в этом плане очень характерны ответы Ф. И. Голикова впоследствии очень известному историку В. А. Анфилову. В 1965 г. Анфилов сунулся к Голикову с таким вопросом (несмотря на то, что Анфилов десятилетиями воспроизводил этот диалог в различных своих писаниях, цитирование специально осуществлено по материалам его посмертной книги: Анфилов В. А., Голиков Ф. И. Загадка 1941 года. О войне под разными ракурсами М, 2005. С. 207^[237]):

«— Товарищ маршал! Помните ли Вы свою докладную записку (как указывалось выше, документ назывался «Доклад…», а не докладная записка, Анфилов тут ошибся по непонятной причине. — А. М.)Сталину от 20 марта 1941 года?

— Как же, хорошо помню. Ведь в ней были изложены факты, которые потом подтвердились (внимание! Здесь Голиков сказал абсолютную правду и далее это будет показано на реалиях того времени. — А. М.)

— Вот именно (обратите внимание на то, что реплика Анфилова пока соответствует Правде. — А. М.). А как Сталин отнесся к ним?

— Он их оценил так же, как и я (заметьте, что Голиков пока тоже произносит Правду, но обратите внимание на то, что коли речь идет об оценке, следовательно, имеются в вицу выводы, указанные в конце этого доклада; а вот тут уже закавыка выходит — за год до этого, в апреле 1964 г., Голиков с разрешения руководства ГРУ «освежил» свою память об этом документов, после чего произнес две взаимоисключающие как друг друга, так и последующее интервью Анфилову реплики — «все правильно изложено» и «выводы значения не имеют»; кстати, весьма примечательно, что в марте 1964 г. Жуков облил грязью ГРУ и Голикова, о чем уже выше говорилось, а в апреле того же года Голиков уже пошел в ГРУ «освежать» память; см. ЦА МО РФ. Оп. 14750 Д. 1 Л. 2. — А. М.).

— Почему Вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления изложенных планов Гитлера? Вы сами верили этим фактам или нет? (И да простит Господь Бог автору книги вынужденную резкость в адрес ныне, к сожалению, покойного В. А. Анфилова, но ничего поделать не могу — Божия Заповедь четко и однозначно гласит: не в Силе Бог, но в Правде! Анфилов же силой своего статуса обласканного прежней властью столько раз вбухивал этот диалог в историческое сознание нашего общества, что теперь он торчит там как особо опасная заноза. Потому что сорок лет назад этим своим вопросом он откровенно «сморозил» и форменную глупость, и грубую провокацию! Ведь Голиков ясно же ответил, что изложенные в докладе факты впоследствии подтвердились! Это во-первых. Во-вторых, на каком основании Анфилову могла прийти в голову мысль о том, чтобы именно так сформулировать свой вопрос, если в выводах ничего подобного и в помине-то нет, и, более того, если забежать вперед, все выводы доклада действительно безукоризненно подтвердились?! Чуть ниже это будет доказано неопровержимо и железно. Зачем же Анфилову понадобилось так глупить да еще и провоцировать Голикова, если он и так прямо ответил, что Сталин оценил содержание доклада, т. е. включая и выводы, так же, как и сам начальник ГРУ?! Уму непостижимо, на кой же черт Анфилову понадобилось озвучивать такую глупость вперемежку с провокацией?! Естественно, что он тут же нарвался на откровенно конъюнктурную ложь Голикова — ведь он-то еще не забыл того, как год назад ему дали по рукам! — А. М.).

— А вы знали Сталина?

— Я видел его на трибуне Мавзолея Ленина, когда стоял в парадных расчетах.

— Ну вот, а я ему подчинялся, докладывал и боялся его (последние два слова полная ложь! — А. М.). У него сложилось мнение, что пока Германия не закончит войну с Англией, на нас не нападет. Мы, зная его характер, подстраивали свои заключения под его точку зрения»(?!)

Вся последняя фраза Голикова — абсолютная ложь, которую он брякнул явно по конъюнктурным соображениям, ибо, подчеркиваю, на тот момент еще свежа была его память о том, как ему крепко дали по рукам за попытку «в полной степени рассказать о том, как усилия советской военной разведки были сконцентрированы на выявлении и раскрытии военных планов гитлеровского командования против СССР».

Но если Голикова еще можно как-то понять, подчеркиваю, именно же понять, а не оправдать эту его ложь, то вот историка Анфилова — никак нет. Ему-то, историку, тем более уже тогда, сорок лет назад сконцентрировавшему свой научный интерес на истории Великой Отечественной войны, должно же было быть понятно, что напускной ложью конъюнктурного характера в адрес Сталина Голиков сказал… подлинную Правду!

Ведь мнение Сталина на сей счет было провидчески изумительно точно! Он вообще крайне редко ошибался в оценках политической, в том числе и международной ситуации. Все, что было изложено в том докладе, включая и выводы особенно, которые Голиков якобы подделал под точку зрения Сталина, в обрамлении невероятных интриг глобального характера, железом и кровью подтвердилось — крайне трагически подтвердилось! И Сталин впоследствии не сказал Голикову ни одного слова упрека на сей счет. Потому что точно знал, что Голиков в выводах не ошибся.

Анфилов же вместо того, чтобы детально разобраться во всем этом, силой своего «статусного авторитета» писателя-исследователя сорок лет кряду тиражировал эту брехологию, судя по всему, даже и на йоту не понимая, что лжет вслед за маршалом! Как профессиональный историк, а впоследствии и многоопытный историк, доктор же исторических наук, мог столь лихо — ведь сорок же лет кряду (!) — не замечать, что без устали воспроизводит и абсолютную ложь маршала Голикова, и свою же абсолютную глупость, сдобренную к тому же неуместно хитрованной провокацией?! Ей-право же, ну никак в толк не взять. Особенно если учесть, что когда чуть ниже будет приведен наиболее убойный, смертельный аргумент, разоблачающий ложь Голикова и резко оттеняющий несусветную глупость доктора исторических наук, то его воистину общеизвестная элементарная простота, а потому и доступность многих ввергнет в неописуемо шоковое состояние, если не вообще в кому! Как доктор наук мог не знать того, что известно еще со школьной скамьи?!

Поймите автора правильно — у меня нет, абсолютно нет никакого стремления как-то унизить авторитет усопшего человека, хотя еще при жизни Анфилову приходилось выслушивать крайне нелицеприятные высказывания в свой адрес. Так, известный историк и публицист, автор нескольких солидных и солидно же нашумевших книг о Сталине, Берии, Польше, СССР и других, главный редактор газеты «Дуэль» Ю. И. Мухин вообще печатно обозвал Анфилова «подонком от Истории» (см. «Дуэль» № 32 (23), 10 августа 1999 г.), причем привел такую неопровержимо железную аргументацию, что даже если кто и не согласен с резкостью такого вывода, все равно безоговорочно признает его…

Так что дело тут в другом, а именно в том, что при жизни-то Анфилов сорок лет кряду нес форменную чертовщину, сбивая с толку и дезинформируя историческое сознание нашего и без того одураченного общества. А это абсолютно не прощаемое деяние, тем более что эта же чертовщина появилась на страницах даже его посмертной книги уже в ХХI в. Хуже того. На той же 207-й странице этой же его книги он вновь привел — в который-то раз за те же сорок лет — чудовищно глупую байку от Жукова, впрочем, лучше процитируем: «Характерно но факт (с чего это такой вывод, что-де это факт? — А. М.), что этих сведений (то есть изложенных в докладе ГРУ от 20 марта 1941 г.— А. М.) не знал тогдашний начальник Генерального штаба Г. К. Жуков. Увидев у меня (то есть у Анфилова. — А. М.) в рукописи будущей книги «Бессмертный подвиг» этот документ 26 мая 1965 г., он удивился. На мой (то есть Анфилова. — А. М.) вопрос «Почему?», он ответил, что Голиков ему не подчинялся, докладывал напрямую Сталину и некоторые материалы сообщал Тимошенко. Но об этом документе он, по-видимому, не сообщил и Тимошенко, так как нарком, как правило, делился с начальником Генштаба получаемой информацией, сказал Георгий Константинович».

Не сказал, а, как и всегда, нагло соврал Георгий Константинович — только наглой ложью он мог хоть как-то откреститься от тяжелейшего бремени исторической ответственности за неслыханную трагедию 22 июня 1941 г. Мы еще не раз вернемся к этому вопросу и не раз докажем, в том числе и документально, что он нагло врал.

Вполне готов допустить, что Анфилов не знал, а быть может, и не желал знать, сколь же нагло лжет зиц-толкователь предвоенных событий — маршал Жуков. Его к тому времени уже назначили главным вруном по этой части, но широко это не было известно.

Более того, также вполне готов допустить, что как доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, действительный член Академии военных наук, к тому же десятилетиями имевший как прямые личные связи с высшим генералитетом и маршалитетом СССР и РФ, так и прямой доступ ко многим секретным архивам Министерства обороны и Генерального штаба, но особенно же как специализирующийся на военной тематике (истории Великой Отечественной войны) исследователь, ныне покойный Анфилов самым что ни на есть объективным образом не ведал и даже никогда не слыхивал, что ГРУ испокон веку было и есть структура сугубо генштабовская — ее ведь так и называют «Главное разведывательное управление Генерального штаба» (во времена Голикова — Разведывательное управление Генерального штаба, так как аббревиатура ГРУ появилась лишь с 16 февраля 1942 г.). И что в связи именно с этим обстоятельством ГРУ находилось в подчинении Жукова как начальника Генерального штаба — ведь основная военно-административная должность Голикова называлась «заместитель начальника Генерального штаба» и только затем — «начальник Разведывательного управления Генерального штаба. А вследствие именно этого он ни при каких обстоятельствах не мог объехать» своего шефа и уж тем более не докладывать ему разведывательную информацию. Сотни документов, на которых Жуков указан как адресат и на которых стоит его личная подпись, что он с ними ознакомился, молча, но сурово свидетельствуют, что Жуков нагло врал, а Анфилов не без аппетита поглощал эту наглую ложь, отлично зная многие из этих документов лично.

Поэтому-то вполне естественно, что в том, что специализировавшийся на военной тематике, впоследствии доктор исторических наук Анфилов тогда, сорок лет назад, не без удовольствия проглотил эту наглую ложь Жукова, ничего удивительного нет — некоторые из отечественных докторов исторических наук еще и не такое могут!

Еще более того. Также вполне готов допустить, нет, просто уверен, что тогда, сорок лет назад, Анфилов не знал, что за год до его беседы с Жуковым тот собственной же рукой накатал в письме другому писателю-историку — В. Д. Соколову — что-де он лично организовывал оперативно-стратегическую разведку, то есть деятельность ГРУ, что, кстати говоря, было одновременно и правдой, и ложью. Ложью — потому что что-либо организовывать на данной стезе он просто физически не мог: как придется убедиться из дальнейшего содержания настоящей книги, не по Сеньке шапка была, а о его умопомрачительных потугах на сей счет речь еще впереди. Правда же состоит в том, что в его должностные функции как начальника Генерального штаба действительно входило руководство ГРУ. Ну он и «руководил» военной разведкой, посылая ее и ее доклады по известному всей России адресу.

Но вот чего ни допустить, ни тем более сообразить не могу, так это следующего: каким образом доктору исторических наук, профессору, заслуженному деятелю науки РФ, действительному члену Академии военных наук, лично знавшему Жукова, так необъяснимо лихо удалось не заметить — ведь за сорок же лет (!), — что даже Жуков и то вынужден был отказаться от своей наглой лжи на этот счет, то есть о том, что-де он не знал об этом докладе ГРУ от 20 марта 1941 г. Причем отказался уже в первом, 1969 года издания варианте своих «Воспоминаний и размышлений», на с. 248 — 249 которых он написал: «20 марта 1941 г. начальник Разведывательного управления генерал-лейтенант Ф. Голиков представил руководству доклад, содержащий сведения исключительной важности. В этом документе излагались варианты возможных направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз. Как потом выяснилось, они последовательно отражали разработку гитлеровским командованием плана «Барбаросса», а в одном из вариантов, по существу, отражена была суть этого плана».

Жуков физически не мог не признать того факта, что он был знаком с этим документом, тем более что в нем были использованы в том числе и те данные, которые он сам направил в ГРУ еще в декабре 1940 г. в бытность командующим Киевским особым военным округом (к этому мы еще тоже вернемся).

Так вот, кто бы все-таки, объяснил вразумительно, каким это сверхрасчудесным макаром доктору исторических, а впоследствии еще и действительному члену Академии военных наук, профессору удалось — за сорок же лет — ни разу не проведать о том, что же написал сам Жуков, дабы не тиражировать с маниакальной упрямостью и ложь самого маршала, и ложь другого маршала — Голикова, и собственную несусветную глупость, столь ярко обозначенную им же в беседах с обоими маршалами? Ведь к моменту ухода Анфилова из жизни количество официальных изданий мемуаров Жукова перевалило за двадцать и во всех процитированное выше имеет место быть напечатанным (например, в 10-м издании это помещено на с. 363 1-го тома, М., 1990)! Как же можно было столь упрямо тиражировать ложь сорок лет кряду вплоть до посмертной книги да еще и в обрамлении собственной же несусветной глупости?! Ну и ученые-историки у нас в стране, не приведи Господь Бог!

А что уж ожидать в таком случае от того же Жукова? Этот и вовсе через 28 лет после того доклада накатал в своих мемуарах, что-де «выводы из проведенных в докладе сведений, по существу, снимают всё их значение» (там же. М., 1969. С. 249) Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку, или — Анфилов в маршальской форме, с четырьмя звездами Героя Советского Союза?!

Разве удивительно после этого фактически перманентное пребывание многих историков в презренном «межеумочном» состоянии, вследствие чего они, видите ли, до сих пор удивляются выводам в этом докладе ГРУ? Разве могут быть в таком случае какие-либо основания для удивления тем, что даже некоторые маститые мэтры отечественной разведки, в том числе даже и военной, вовсю грешат утверждениями, что-де «соображения Голикова — это угодничество, дань культу «гениального вождя» и страху за свою судьбу» (см.: Лота В. Секретный фронт Генерального штаба. М., 2005. С. 65)?

Но если этим грешат даже маститые мэтры отечественной военной разведки, если сами некоторые маршалы, особенно же Жуков и даже сам Голиков еще при жизни погрязли в этом грехе, отдавая дань текущей политической конъюнктуре, если доктор исторических наук и действительный член Академии военных наук даже посмертно тиражирует невообразимую ложь маршалов и свою же несусветную глупость, то чего же тогда следует ожидать от вдрызг «задемократизированных» прощелыг от истории, коим, к глубочайшему сожалению, и без того несть числа?! Они ведь и так только и умеют, что «разводить опиум чернил слюною бешеной собаки»!

Однако же, кто бы из них взял на себя труд вразумительно объяснить всему честному народу, в чем же конкретно они видят ошибочность выводов этого доклада ГРУ или то же угодничество военной разведки перед Сталиным, или отдание дани культу «гениального вождя», или проявление руководством военной разведки страха за свою судьбу (естественно, без неуместных для геополитического анализа разведывательной информации ссылок на репрессии 1937 — 1938 гг. и тот факт, что пятеро предшественников Голикова были расстреляны, ибо это отдельная тема, предмет особого, исключительно тщательного разбирательств аналитического характера)?!

Да-да, пусть потрудятся объяснить, на каком основании они без устали талдычат об этом, полностью солидаризируясь с конъюнктурно лживыми оценками и Жукова, и Голикова, что-де выводы перечеркивали значение содержания этого доклада, а потому, видите ли, не имеют значения! В чем конкретно, к примеру, ошиблось (сугодничало) ГРУ, письменно указав в выводе № 2, что «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года (т. е. 1941 г. — А. М.) войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки»?!

Подчеркиваю свой вопрос, в чем конкретно все они видят ошибку, ученичество, дань культу «гениального вождя» и т. д. и т. п., если ГРУ ни на йоту не ошиблись? Ведь нападение-то произошло не весной, а летом — 22 июня 1941 года, в день летнего солнцестояния!

Ни аналитики ГРУ, ни сам его предвоенный глава Голиков, ни ГРУ в целом ни на йоту не ошиблись в выводе № 2. Во-первых, потому, что еще с осени 1939 г., то есть после подписания между СССР и Германией Договора о ненападении от 23 августа 1939 г., Великобритания буквально зашлась в диком приступе бешенства имперского гнева, который ничем, особо подчеркиваю, ничем не был обоснован, кроме как веками же яростно русофобствующей тупостью самого Perfidious Albion (Коварного Альбиона)!

И что именно с тех самый пор британской разведке официально была поручено не только демонизировать этот договор во вселенских масштабах, чем она и занимается до сих пор, в том числе и руками всякого рода негодяев-предателей (типа Резуна-Брехуна, он же не в меру известный «В. Суворов»— «достойный» продолжатель грязных инсинуаций еще одного поддонка-предателя — Вальтера Кривицкого, он же Самуил Гинзбург). Уже тогда ей было поручено организовать систематическое провоцирование как Берлина, так и Москвы на вооруженное столкновение в смертельной схватке, дабы Англия смогла вылезти из трясины мировой войны, куда вляпалась по собственной же тупости! А с 22 июля 1940 г. это поручение британской разведке было оформлено уже личным приказом британского премьер-министра У. Черчилля «разжечь пожар в Европе», чтобы он перекинулся в первую очередь на СССР)! Приказ был отдан главе Управления специальных операций МИ-6 Хью Дальтону, под началом которого работали и информаторы советской разведки, в частности, представитель всемирно знаменитого банкирского клана Ротшильдов — Виктор Ротшильд, ближайший друг и единомышленники великолепной «кембриджской пятерки» агентов советской разведки. Так что Сталин прекрасно знал об этом приказе У. Черчилля, от которого априори ничего иного, кроме подлости и коварства, ожидать не приходилось.

Что же до причины того дикого приступа бешенства имперского гнева, обуявшего Коварный Альбион, то она донельзя же банальна. Очевидно, именно потому-то ее и не желают, прямо-таки в упор не желают замечать. Однако в исключительно точной формулировке одного из самых державно мыслящих современных историков — в основанной на точном знании формулировке проницательной Натальи Алексеевны Нарочницкой, этот «договор демонизирован не потому, что способствовал войне. После Мюнхена и аншлюса Австрии она была в любом случае неизбежна (от своего имени посмею добавить к этим словам уважаемой Натальи Алексеевны, что именно для этого-то и были сотворены и Мюнхен, и аншлюс Австрии, а еще ранее и реоккупация Рейнской области, и все это дело рук не столько самого Гитлера, сколько Запада, особенно же Англии, ибо без ее «высочайшего дозволения» коричневый шакал никогда и не рискнул бы на такое — А. М.)… Договор поменял ее расписание, и, следовательно, послевоенную конфигурацию, сделав невозможным для англосаксов войти в Восточную Европу как в начале войны, поскольку надо было оборонять Западную Европу, так и после победы для ее изъятия из орбиты СССР. Пакт Молотова — Риббентропа 1939 г. является крупнейшим провалом английской стратегии за весь ХХ век, и его всегда будут демонизировать» (Нарочницкая Н. А. За что и с кем мы воевали. М., 2005. С. 53).

Да и как той же Англии было не демонизировать этот Договор (это его официальное название, а пактом его прозвали газетчики в сентябре 1939 г.), как ей было не зайтись в том диком приступе бешенства имперского гнева еще тогда, в августе 1939 г., если, грубо говоря, она не только обос…сь со всеми своими подлючими интригами, но и с размаху вляпалась во Вторую мировую войну, которую столь усердно и заботливо аж с 1925 г. без устали подготавливала для СССР! А все ведь веками русофобствующая тупость Коварного Альбиона! К слову сказать, Сталин еще в конце марта 1935 г. открыто предупредил Англию о серьезной вероятности именно такого поворота событий! Более того, об этом же Англию открыто предупреждали и ее собственная разведка, и дипломатическое ведомство, и дипломаты иностранных государств, и разведслужбы иностранных держав (союзных Англии), и проницательные журналисты-международники и т. д. Особенно же предупреждали в предмюнхенский период.

Но она, не столько «старая, добрая», сколько гнусно коварная и на редкость тупая Англия, и за четыре-то с лишним года после того предупреждения Сталина так и не соизволила понять, что же она натворила и что нельзя рыть яму и уж тем более могилу для одной шестой земной суши, ибо без нее никаких мировых проблем вовек не решить!

Однако едва только Иосиф Сталин дал достойный ответ, так тут же Коварный Альбион поставил перед собой уникальную по своей подлости геополитическую задачу: Восстановить График Войны в Первозданно-Британском Виде!

Вот что и являлось сутью дезинформации английской разведки с осени 1939 г. Вот почему доклад ГРУ от 20 марта 1941 г. и начинался с абсолютно точной констатации реалий того времени: «Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 г., исходит от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией». Без этого Англия просто не смогла бы выжить! И в ГРУ это прекрасно понимали, в связи с чем поражает тот максимум дипломатического такта, с которым оно подошло к изложению этой мысли — ведь речь-то шла о беспардонно грубых действиях английской разведки, стремившейся путем тотальных провокаций ускорить, елико возможно, вооруженное столкновение между СССР и Германией, ибо только это давало Англии шанс выжить в тех условиях, в которые она по своей же собственной тупости сама себя и загнала как в тупик!

Вот почему и вывод № 2 был сформулирован именно так, как сформулирован, а не иначе: «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской… Разведки…»

К тому моменту уже нарастал шквал неопровержимой информации внешней разведки НКГБ именно о таких действиях британской разведки — «кембриджская пятерка» лучших агентов советской внешней разведки работала не покладая рук, наиболее весомые результаты которой на сей счет были приведены еще в главе I.

А на пике этого шквала выдающийся советский разведчик Гайк Бадалович Овакимян документально разоблачил в мае 1941 г. самую крупную из серии дезинформационных акций операцию британской разведки, преследовавшую, на фоне «визита» Гесса в Англию, цель ускорить вооруженное столкновение между СССР и Германией, дабы отвести от Англии уже отчетливо маячившее поражение в единоборстве с Германией, в которое, подчеркиваю это вновь, она вляпалась совершенно добровольно, по собственной же тупости. Об этом также говорилось в главе I.

Так в чем же ошиблось или со страху перед Сталиным сугодничало ГРУ в выводе № 2?!

Неужто все, что было приведено выше, неизвестно даже сейчас, когда давно уже опубликованы мемуары разведчиков предвоенной поры, особенно Судоплатова, когда в наличии есть превосходные «Очерки Истории Российской Внешней Разведки», не говоря уже о многочисленной литературе о ГРУ? Разве столь уж трудно хотя бы из элементарного уважения к тяжелейшему и опаснейшему труду разведчиков той поры сначала сопоставить все факты и только потом, ежели, конечно, на то появятся основания, попрекать ГРУ?!

А оснований, как видите, нет и в помине, как, впрочем и для ёрничания насчет некоего отдания некой дани культу «гениального вождя», который, к слову сказать, не в пример его критикующим и впрямь был чертовски гениален, в чем еще не раз убедимся. А пока обратим особое внимание на следующий нюанс в выводе № 2.

Надо полагать, и без особых пояснений очевидно, что в отношении английской разведки тон вывода доклада ГРУ категоричный, а вот в отношении германской — смягченно вероятностный. Может быть, именно тут ГРУ ошиблось или сугодничало?

Да нет же, ежели по здравому-то размышлению. Тут все логично, не говоря уж о том, что и оправданно с разведывательно-аналитической точки зрения. Потому что для будущего агрессора куда важней усыпить бдительность запланированной жертвы своей очередной агрессии, нежели брехать на всех европейских, а то и мировых перекрестках о том, что вот-вот он нападет! Помните, как германский военно-морской атташе в Москве Н. Баумбах усиленно старался опровергнуть слухи о войне и даже о дате ее начала — 22 июня (кстати, небезынтересно отметить, что он и лгал, и говорил правду одновременно, так как ложь была в том, что-де Германия не готовится к нападению, а вот правда состояла в том, что по состоянию на начало последней декады апреля 1941г. дата «22 июня» официально еще не была утверждена Гитлером в качестве даты нападения, ибо это произойдет только 10 июня 1941 г., и, более того, она еще не была озвучена даже самим Гитлером, который сделает это только 30 апреля 1941 г.).

Вот то-то и оно, что по указанию Гитлера еще в начале 1941 г. были разработаны и введены в действие руководящие указания начальника штаба Верховного главнокомандования по маскировке подготовки агрессии против Советского Союза № 44142/41 от 15.2.1941, пункт первый которых так и гласил: «1. Цель маскировки — скрыть от противника подготовку к операции «Барбаросса». Это главная цель и определяет все меры, направленные на введение противника в заблуждение (см. приложение № 3 к сборнику документов под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина». М., 1995 С. 208—212).

Предположим, что тогда, в марте 1941 г., сие гитлеровское «цэу» по вопросам дезинформации не было известно советской разведке. Вполне вероятно, что так оно и было.

Но сейчас-то, когда этот трофейный документ уже лет десять как опубликован, можно же было воздержаться от беспочвенных упреков в адрес ГРУ»! Ведь она опять-таки не ошиблось, высказав свое мнение о причастности германской разведки к слухам о возможности войны весной 1941 г. в смягченно вероятностной форме, потому как если сопоставить этот вывод с тем, что было написано в том «цэу» № 44142/41 от 15 2.1941, то нетрудно будет заметить, что там была расписана вся дезинформационная брехология нацистов, кроме одной детали — ни в одной его строчке нет ни звука о дезинформации именно о времени нападения, то есть насчет весны 1941 г. и тем более 22 июня! Тем не менее все усиленно стремятся бросить в Сталина и ГРУ булыжник упрека, да поувесистей, не отдавая при этом себе отчета в том, что запускают-то бумеранг…

Что, и это тоже трудно было проанализировать? Так в чем же, отнюдь не любезные, ошибка ГРУ, которую она якобы допустило, видите ли, со страху да еще и сугодничав перед Сталиным? Нет ее, хоть тресните, но ее нет и не было в помине! Особенно если еще добавить, что с 12 мая 1941 г. началась вторая фаза германской дезинформационной операции — именно в тот день было подписано распоряжение № 44699/41 от 12.05.1941 начальника штаба Верховного главнокомандования Вооруженных сил рейха по проведению второй фазы дезинформации противника в целях сохранения скрытности сосредоточения сил против Советского Союза, в котором тоже нет ни звука о дезинформации по вопросу о времени нападения, тем более весной 1941 г., до конца которой в тот момент оставалось всего 19 дней!

Проще говоря, необходимо принять как непреложную данность, что дезинформация гитлерюг носила принципиально иной характер — преследовала цель усыпления бдительности СССР, а не будоражения его шквалом сообщений о грядущем уже весной нападении!

Ну и опять вопрос; так в чем же ошибка ГРУ, которую оно якобы допустило, видите ли, со страху, да еще и сугодничав перед Сталиным?! И все тот же ответ: а хоть тресните, но ее нет и не было в помине!

Но в то же время нет и не может быть никакого права не признать честно и открыто, что такой замысел — спровоцировать СССР на какие-либо упреждающие грядущую агрессию телодвижения своими Вооруженными силами, которые затем можно было бы преподнести «прогрессивному демократическому мнению» Запада как агрессивные по отношению к Германии и тем самым заранее оправдать свою агрессию, — тоже присутствовал. Это вообще входило в арсенал тактических уловок стратегии блицкрига, в чем еще убедимся.

Однако же гитлерюгам вплоть до самого нападения включительно пришлось едва ли не навзрыд все время сетовать на то, что Советский Союз ни так ни сяк не дает ни малейшего повода заподозрить его в каких бы то ни было «недружественных» (в кавычках потому, что никакой дружбы не было и в помине — был абсолютно голый прагматизм с обеих сторон) и уж тем более в агрессивных намерениях по отношению к Германии.

Потому что в том тяжелейшем психологическом поединке стратегического характера Гитлеру противостоял именно Сталин, а не какие-то там козлы «западной демократии» типа пациента лучших британских королевских психиатров Невилла Чемберлена или того же Уинстона Черчилля, также находившегося под пристальным наблюдением тех же медиков той же специализации, или «воклюзского быка с мозгами улитки», как с отвращением сами же французы называли приснопамятного Эдуарда Даладье, не говоря уже о «верной собаке бошей» — Жорже Боннэ.

Как убедимся из последующего содержания книги, особенно II главы III раздела, выдающийся ас политической борьбы — Иосиф Виссарионович Сталин — умышленно и едва ли не все — от демонстративных учений, демонстративного же показа новейших военных заводов до столь же демонстративных сообщений о концентрации советских войск на западных границах СССР, которые столь же демонстративно распространяли советские послы за рубежом, — осуществлял не только и даже не столько именно же открыто (кстати, настолько, что все оценки германских разведчиков из Москвы пестрели акцентом именно на это обстоятельства), сколько прежде всего строго дозированно и адекватно каждому витку возрастания угрозы нападения! Цель его в том и состояла, чтобы заблаговременно лишить Гитлера и вообще кого бы то ни было на Западе соблазна попытаться приписать СССР агрессивные намерения, коих и в помине-то не было.

В том тяжелейшем психологическом поединке Сталин вчистую выиграл у Гитлера — этот австрийский баран во главе тевтонского рейха под нажимом Сталина до того задезинформировался в соответствии со своими же идиотскими инструкциями, что в итоге письменно же выболтал Сталину практически точное время нападения (подчеркиваю, не путать с понятием даты нападения)!

Жаль, конечно, что гестапо не знало об этом — может вздернуло бы своего «горячо обожаемого фюрера» на первом же попавшемся суку за разглашение особо важной государственной тайны рейха. Всяко лучше было бы, в том числе и для самого гестапо — быстрее ликвидировалось бы…

Теперь обратим пристальное внимание на то, что ГРУ без обиняков назвало все сообщения о якобы неизбежности войны весной 1941 г. именно слухами. И тут никакой ошибки тоже нет — оценка аналитиков ГРУ и здесь абсолютно точна. А вскоре новые данные Лубянки вновь подтвердили это.

Однако же ГРУ именно потому точно оценило эти сообщения как слухи, что на тот момент, то есть по состоянию на 20 марта 1941 г., еще не было зафиксировано никаких данных, свидетельствующих хоть о какой бы то ни было реальности подобных утверждений. Любая военная разведка, тем более столь солидная, как ГРУ, при оценке угрозы нападения, особенно в те безъядерные времена, исходила (да и сейчас будет исходить) из двух фактов: из факта сосредоточения войск противника у своих границ и особенно факта завершенности этого процесса.

Так вот, именно в то время, то есть по состоянию на 20 марта 1941 г., ГРУ видело и четко фиксировало действия командования вермахта, связанные только с сосредоточением и развертыванием войск, но самое главное, что оно видело в то время, — так это то, что этот процесс еще не завершен и даже еще не переведен в режим финишного этапа, то есть в режим военного времени, когда начинается отсчет времени «Х».

Любая военная разведка, тем более столь многоопытная, как российская военная разведка, во все, в том числе и в советские времена располагала (и располагает, к слову сказать) уникальными системами индикаторов, позволяющих даже по косвенным признакам своевременно зафиксировать тот факт, что процесс сосредоточения и развертывания войск противника завершен либо уже явно близится к завершению. По состоянию же на 20 марта 1941 г. ГРУ еще не располагала такой информацией. Потому и расценило эти сообщения о вероятности войны весной 1941 г. как слухи, распускаемые именно англосаксонскими, особенно британскими, силами, задачей которых на тот момент действительно несомненно являлось практически никак не скрывавшееся желание поскорее стравить СССР и Германию в смертельной схватке, что и было чуть позже вновь четко подтверждено сотрудником нью-йоркской резидентуры НКГБ Г. Б. Овакимяном.

Так за что же изволите попрекать славное ГРУ и особенно Сталина в части, касающейся вывода № 2? Разве не очевидно, что и в самом-то деле не за что?! От сотворения мира вся история разведки откровенно и однозначно свидетельствует, что добывание неопровержимо точных данных о конкретной дате нападения противника — сверхпроблема для любой разведки. Это тем более фантастически сверхнаисложнейшая задача, ибо дату грядущего нападения в руководстве противника знает, как правило, очень ограниченный, а по обыкновению — крайне узкий круг лиц даже в самом высшем его звене.

Так за что же попрекать славное ГРУ, если вопреки всем послевоенным коварно неуместным посылам насчет репрессий 1937 — 1938 гг. и пяти расстрелянных предшественниках Голиков, оно, ни на йоту не потеряв в своем высочайшем профессионализме, а наоборот, резко усилив его, с изумительной точностью определило и то, что все эти сообщения о вероятности войны весной 1941 г. есть дезинформационные слухи британской разведки, а также, если уже сейчас затрагивать вывод № 1, и время нападения (еще раз подчеркиваю, что не следует путать с понятием даты нападения, хотя и ее ГРУ установило точно)? За что попрекать ГРУ, если, коли уж по большому-то счету, доклад ГРУ от 20 марта 1941 г. сыграл одну из решающих ролей в том, что уже в апреле началось выдвижение наших войск из внутренних округов в сторону границы на западе? Ведь совершенно же очевидно, что Сталин более чем серьезно оценил определенный ГРУ временной зазор и потому уже в апреле дал согласие на это выдвижение: Более того, не менее очевидно и то, что так же, как и ГРУ, оценив эти сообщения именно же как слухи, Сталин решил использовать возникший временной зазор также и в международном плане. Всем хорошо известно, что как раз в это время, то есть весной 1941 г., посредством разведки он активно вмешался в ситуацию в Югославии, дабы хоть и на короткое время, но отвлечь внимание Гитлера на Балканы, чтобы у СССР было больше времени для сосредоточения и развертывания своих войск, а также их обеспечения всем необходимым.

Это по праву классическое подтверждение того, что когда речь шла о высших интересах СССР — а что может быть выше безопасности Родины? — Сталин даже дезинформационные слухи использовал в интересах возглавляемой им державы!

ГРУ ни на йоту не ошиблось и уж тем более не сугодничало в своем выводе № 2 еще и потому, что по состоянию на 20 марта 1941г. ни одна из разведслужб СССР еще не располагала хоть какими-то данными о переводе графика военных перевозок вермахта на Восток в режим финишного этапа и тем более военного времени, или, если на немецком штабном языке того времени, о введении в режим максимально уплотненного графика движения эшелонов.

Этими исключительно умными данными однозначно индикаторного характера Москва стала обладать лишь в начале последней декады мая 1941 г., то есть в самом конце весны этого года. Именно тогда от своего ценного агента — крупного железнодорожного чиновника рейха — берлинская резидентура НКГБ получила неопровержимые данные о том, что этот график переводится в режим военного времени (максимально уплотняется) и, соответственно, выходило, что процесс сосредоточения и развертывания войск вермахта для нападения на СССР вступил в финальную стадию (в том числе было установлено, что командование вермахта приступило к выдаче предписаний ж.-д. чиновникам рейха об их обязанности прибыть на некоторые узловые ж.-д. станции в приграничной зоне СССР на пятый день с момента начала агрессии против Советского Союза).

А теперь сопоставьте: график военных перевозок вермахта был переведен в режим максимального уплотнения движения эшелонов 22 мая 1941 г., а уже 24 мая 1941 г. Сталин созвал секретное совещание членов Политбюро с участием высшего военного командования, то есть Тимошенко и Жукова, во время которого прямо так и заявил, что похоже, что в ближайшее время СССР может подвергнуться внезапному нападению со стороны Германии!

То есть о переводе этого графика в иной режим он знал заблаговременно и, судя по всему, явно еще и начале мая самое позднее, так как уже 13 мая он лично санкционировал выдвижение всех намеченных для этого войск к западным границам, насчет чего Жуков и Тимошенко и дали соответствующую директиву.

Кстати, оцените попутно дальновидность Сталина и Берии в организации отвлечения контрразведки гестапо на ложные объекты — ведь не будь этого, нашим разведчикам ох как трудно пришлось бы, во сто крат труднее, да и то как минимум. Едва ли они смогли бы поддерживать устойчивую связь с тем агентом, да еще и фотографировать запечатанное сургучом его предписание…

К 24 мая 1941 г. у Сталина на руках уже было подтверждение того, что график военных перевозок вермахта действительно переведен в режим максимального уплотнения. Потому-то и прозвучало его прямое предупреждение о вероятности нападения именно в ближайшее время!

А такие индикаторные данные особое значение имеют прежде всего для военной разведки и деятельности Генштаба, куда они и были переданы. Кстати говоря, абсолютно не сомневаюсь, что и ГРУ по своим агентурным каналам узнало о дате перевода графика военных перевозок вермахта в режим максимального уплотнения, потому как жесткое наблюдение за военными перевозками наиболее вероятного противника, тем более в особо угрожаемый период — это вообще особая прерогатива военной разведки. Просто пока ГРУ не раскрыло этой своей тайны, а жаль…

Ну так и что у нас в итоге получилось-то? А то, что в части, касающейся вывода № 2 доклада ГРУ от 20 марта 1941 г., ни ГРУ, ни Сталина попрекать не за что! Абсолютно не за что!

ГРУ ни в чем не ошиблось, не сугодничало, тем более из страха перед Сталиным, и никакого невесть откуда взявшегося отдания некой дани культу «гениального вождя» не было и в помине! Была тяжелейшая, кропотливая, сопряженная с колоссальным риском для жизней действовавших за рубежом разведчиков, но потрясающая своей изумительной эффективностью работа! Вот это действительно факт — факт подлинной Правды.

Так что в этой части пора кончать бесстыжие нападки на славное ГРУ и тем более на Сталина!

Но, быть может; ГРУ ошиблось или сугодничало, тем более из страха перед Сталиным, и даже отдало некую дань культу «гениального вождя» в выводе № 1 — «…наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира»?

Увы, для всех, кто абсолютно без каких-либо на то оснований вовсю «полощет» кровью и потом много поколений военных разведчиков заработанный высочайший авторитет ГРУ и тем более славное имя Сталина, ничего подобного и в этом случае нет! ГРУ и в этом случае ни на йоту не ошиблось — сама жизнь, весь ход последующих событий, сама трагедия 22 июня ясно показали, что ГРУ было изумительно точно в своем безошибочно провидческом, но столь трагически же подтвердившемся прогнозе. Вы только вдумайтесь в то, что же написало ГРУ в выводе № 1 — ведь военная разведка в сущности-то беспрецедентно точна, провидчески спрогнозировало ситуацию с так называемой «миссией Гесса»: заместитель фюрера по партии именно для того и рванул в Англию, чтобы как раз и договориться на почетных условиях с лидерами верхушки ее правящей элиты!

Разве это никому не известно? Разве не знают этого те, кто «слюною бешеной собаки разводят опиум чернил»? Разве не знал о миссии Гесса тот же Жуков, что посмел через 28 лет после того доклада вылить цистерну дерьма на ГРУ и Голикова, написав в своих мемуарах, что-де «однако выводы из приведенных в докладе сведений, по существу, снимали все их значение и вводили И. В. Сталина в заблуждение»?! Тоже мне «защитничек» Сталина сыскался! Что, не знал маршал, четырежды Герой Советского Союза, что нападение Германии на СССР произошло 22 июня, то есть после того, как Гесс прилетел в Англию в попытке договориться с ней на почетных условиях? Как же можно было так нагло врать, да еще и многомиллионными тиражами?!

Как эти выводы могли снять значение приведенных в докладе сведений и тем более ввести в заблуждение самого Сталина, если сама жизнь трагическим образом, но беспрецедентно точно подтвердила вывод № 1! доклада ГРУ от 20 марта 1941 г.? Да и Голиков тоже хорош оказался, ляпнув через 23 года, что-де «все правильно изложено», но вот «выводы значения не имеют»?!

Ну и маршалы же были у нас — один просто перепуганный в послесталинское время лгун, другой — так и вовсе четырежды вральман Советского Союза! Хороши, нечего сказать…

А что уж говорить о том же Анфилове, с потолка устроившего сорок лет назад неуместно хитрованную провокацию? Помните, чуть выше был приведен его наиглупейший — в силу абсолютной беспочвенности — вопрос Голикову: Почему Вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления изложенных планов Гитлера?

Вот уж действительного «у короткого ума длинный язык»! Поди пойми теперь, с какого бодуна будущий действительный член Академии военных наук, доктор исторических наук, профессор в конце-то концов порешил именно так сформулировать свой, повторю, наиглупейший вопрос, если ни в одном из всего-то двух выводов того доклада ГРУ ни в коей мере не отрицалась вероятность осуществления изложенных в нем планов Гитлера, а наоборот, точно указывалось время их осуществления, что подтвердилось самой жизнью. Или готовившийся тогда стать доктором исторических наук тоже ни бельмеса не ведал о том, что дядька Гесс сиганул в Англию, чтобы с ней договориться на почетных условиях? И это, подчеркиваю еще раз, на фоне абсолютно непонятно с какого такого потолка взявшегося у Анфилова утверждения, что-де в выводах того доклада ГРУ отрицалась вероятность осуществления Гитлером своих планов?! Текст доклада по архивным данным выше был приведен, так что можете еще раз проверить и себя, и автора, а заодно и убедиться в том, какие же у нас профессора-доктора исторических наук были — не все, конечно, но были и такие, что не приведи Господь… К слову сказать, если кто-то найдет хоть что-либо и хоть в какой-либо степени, пускай самой минимальной, но подтверждающей хотя бы минимум обоснованности того вопроса Анфилова, то уж будьте любезны, не сочтите за обременительный труд сообщить автору данной книги — премного буду благодарен.

А пока никто ничего подобного не сообщил и вряд ли когда-либо сообщит, потому как ничего на сей счет и не найдет в том докладе ГРУ, вновь подчеркну, что в реальности-то все получилось так, как и прогнозировало ГРУ: нападение на СССР произошла именно после того, как, во-первых, в Англию рванул Гесс, а во-вторых, что и есть главное, именно после того, как в до сих пор (и до 2017 года!) покрытых мраком тайны за семью печатями переговорах между высокопоставленными представителями Англии и Р. Гессом была достигнута некая по сию же пору официально неизвестная в полном объеме и особенно в не вызывающей сомнений и подозрений документальной точности договоренность, лишь только часть сути которой известна к настоящему времени! То есть что Гитлеру была гарантирована практически полная безнаказанность однофронтового разбоя Третьего рейха на Востоке, сиречь против СССР. Аж до 1944 г.!

Наши подлые «друзья» по антигитлеровской коалиции — англосаксы — так и протянули открытие второго фронта аж до 6 июня 1944 г»! «Джентльмены», мать их… Слово же дали своему дражайшему «мин херцу» Адольфу! Вот и держали оное, сколько могли, пока не убедились, что Сталин и его верные солдаты и без англосаксонской швали уничтожат нацизм в его же логове!

Когда-то великий Гёте в одном из своих стихотворений написал: «Не трогайте далекой старины, нам не сломить ее семи печатей…»

Гёте действительно был велик и гениален, но даже ему не было дано предвидеть, что со временем появится уникальная «технология» взламывания любых «семи печатей» и раскрытия любых тайн прошлого (и современности) — «технология», которая стояла на вооружении (именно так, без кавычек, потому как это действительно оружие — оружие Правды и Истины) лучшей в мире за весь ХХ в. разведки, личной разведки Сталина.

Слава Богу, мы располагаем этим уникальным оружием-технологией» разведывательно-исторического расследования и потому просто обязаны взломать те самые «семь печатей» тайны как самой «миссии» Гесса, так и интриг вокруг нее, дабы точно показать, что, во-первых, ГРУ не ошиблось и не угодничало из страха перед Сталиным, не подделывало свои выводы под его точку зрения, не отдавало никакой дани культу «гениального вождя», не снимало своими выводами значение приведенных в докладе сведений, не вводило в заблуждение Сталина не имевшим места отрицанием вероятности осуществления Гитлером своих планов, равно как и сам Сталин не пребывал в каком бы то ни было заблуждении, полагая, что пока Адольф не разберется с Англией, он на СССР не нападет.

Так что наплюем на то, что в том числе и по требованию британского королевского дома все данные о «миссии» Гесса засекречены до 2017 г. Нам-то что с этого? Нехай бритты секретят сколько хотят — это их проблемы.

…В данном случае, конечно, мы не будем касаться тех аспектов этой «миссии», которые затрагивают такие вопросы: как англичанам удалось спровоцировать Гесса но этот полет, англичанам ли вообще, кто конкретно прилетел в Англию, кто конкретно сидел после войны в тюрьме Шпандау и т. д. и т. п. Все это тема отдельного исследования…

Итак, в чем могло ошибиться или сугодничать ГРУ в части, касающейся вывода № 1, если дата 22 июня 1941 г. как дата нападения Германии на СССР четко, однозначно, а главное же, письменно впервые была указана в документах германского военного планирования только 10 июня 1941 г в документе под названием «Распоряжение главнокомандующего Сухопутными войсками о назначении срока начала наступления на Советский Союз» № 1170/41 от 10.6.1941 (см. приложение № 5 к сборнику документов «Секреты Гитлера на столе у Сталина». М., 1995. С. 214 — 215)?

Разве требует доказательств тот факт, что 10 июня — это ровно месяц после 10 мая, то есть ровно месяц после того, как Р. Гесс сиганул через Ла-Манш в Англию? В чем здесь ошибка ГРУ или ошибка, а то и заблуждение самого Сталина на сей счет, если почти за три месяца до письменного свершения факта определения Гитлером и времени, и даты нападения на СССР, ГРУ абсолютно точно их спрогнозировало, в том числе и особенно точно спрогнозировало ситуацию, в которой это решение будет принято, то есть в ситуации откровенных попыток Гесса достичь почетного мира с Англией?

В чем тогда вина ГРУ или того же Сталина? А ни в чем! Ее попросту нет, потому как нет и не было никакой ошибки — в помине не было, как, впрочем, и какого бы то ни было угодничества ГРУ перед Сталиным.

Ну а в чем могло сугодничать со страху перед Сталиным или ошибиться ГРУ в части, касающейся вывода № 1, как, впрочем, в чем же конкретно могла быть ошибка самого Сталина, предполагавшего именно такой сценарий развития событий, если издание упомянутого выше распоряжения о назначении 22 июня датой начала агрессии против СССР было осуществлено на следующий же день после того, как 9 июня 1941 г. на переговорах между Р. Гессом и высокопоставленными британскими представителями произошел своего рода «миттельшпиль» — в тот день по поручению У. Черчилля в переговоры включился лорд-канцлер Англии Джон Саймон? Тот самый Джон Саймон, который за шесть с лишним лет до этого, в бытность министром иностранных дел Великобритании, еще во время мартовских 1935 г. англо-германских переговоров с Гитлером в Берлине гарантировал коричневому шакалу «зеленый свет» его экспансии на Восток, подразумевая и первую очередь вооруженную экспансию нацистской Германии против СССР!

Документально точно зная — в этом легко убедиться, ежели взглянуть на опубликованные на с. 461 — 467 3-го тома «Очерков Истории Российской Внешней Разведки (М., 1997) записи бесед об англо-германских переговорах, проходивших во дворце канцлера в Берлине 25 — 26 марта 1935 г. — о чем «шпрехали» с австрийским акцентом и лондонским прононсом разномастные шакалы Запада, Сталин еще тогда, в самом конце марта 1935 г., совершенно откровенно предупредил Англию, что лично для нее это добром не кончится, ибо она не с тем партнером связалась, поскольку, когда Гитлер получит от Лондона все, что ему надо, он повернет пушки именно против Запада, прежде всего против Англии. Лондон предпочел тогда сделать вид, что ничего не слышал.

Когда же Сталин узнал от разведки, что в переговоры с Гессом включился еще и Джон Саймон, то, памятуя об особых антисоветских «заслугах» этого, с позволения сказать, «джентльмена», он тем более не мог ожидать ничего хорошего от этого события. Ясно осознавая, что Дж. Саймон включился в переговоры с Гессом по поручению. У Черчилля, а уж этого-то «гуся» Сталин вообще прекрасно знал со времен революции Гражданской войны, он, естественно, превосходно представил себе, что могут натворить эти двое против мира и безопасности СССР.

А когда, к тому же, по каналам «кембриджской пятерки» Сталину стало известно еще и о том, что британская служба радиоперехвата перехватила и расшифровала шифровку в адрес командующих группировками армий вторжения, где и была указана дата нападения — 22 июня (в шифровке передавалось то самое распоряжение от 10.6.1941), а произошло это 12 июня 1941 г., что впоследствии подтвердил и своих мемуарах сам У. Черчилль, и тем более, когда 13 июня ему стало известно от погранразведки как о начале выдвижения германских войск на исходные для нападения позиции, так и о практически немедленной приостановке этого процесса, то мощный аналитический ум Иосифа Виссарионовича не мог, во-первых, не сделать немедленного практического вывода, а во-вторых, не обратить внимание на специфические нюансы произошедшего.

Что касается «во-первых», то его вывод заключался в санкционировании выдвижения дивизий из глубины западных округов в сторону границы, что, как отмечалось в главе 1, полностью подтверждается архивными данными и мемуарами А. М. Василевского.

Что же до «во-вторых», то от его внимания не ускользнула одна важная деталь — несмотря на то, что в тексте упомянутого выше распоряжения (именно его-то и перехватила в шифрованном виде британская служба радиоперехвата) было прямо указана, что дату 22 июня назначила Верховное главнокомандование, а его с февраля 1938 г. олицетворял сам Гитлер, само это распоряжение было от имени главнокомандующего Сухопутными войсками Германии и подписано начальником Генерального штаба Сухопутных войск генералом Ф. Гальдером, но самое главное — оно содержало в себе контрольную дату — 18 июня, в течение которой должно было быть осуществлено либо окончательное подтверждение даты нападения, либо ее отмена. Более того, в тексте распоряжения было и последнее контрольное время для этого же — 13.00 21 июня 1941 г.!

В ситуации с данными о «миссии» Гесса сие могло означать только одно: невзирая на сам факт издания распоряжения о назначении 22 июня датой нападения на СССР, сама эта дата еще должна была быть политически подтверждена особым политическим решением Гитлера, окончательное формулирование и принятие которого явно зависело от результатов «миссии» Гесса! Сталин физически не мог не прийти к этому выводу, тем более что к этому же прямо подталкивал и другой факт. По полученным от разведки данным британского радиоперехвата и расшифровки выходило, что это распоряжение о назначении даты нападения на СССР было подписано сразу же на следующий день после того, как в переговоры с Гессом включился Дж. Саймон, но вот исполнение этого документа, то есть доведение его содержания до сведения командующих ГА вторжения гитлерюги почему-то начали 12 июня, и, более того, едва только 13 июня выдвижение германских войск на исходные для нападения позиции было начато, так чуть ли не немедленно же было приостановлено. Совершенно естественно возник вопрос: а в чем, собственно, дело?

Ведь немцы — известные всему миру педанты и аккуратисты, ярые поклонники строжайшей дисциплины, особенно в военном деле, даже если они и нацисты. И если есть письменное распоряжение главнокомандования, то они исполняют его без промедления. Это не наша армия, в которой при всей ее доблести испокон веку исповедуется незыблемое при любых формах государственного устройства правило — «поспешай не торопясь», особенно при исполнении приказов вышестоящего начальства.

А тут выходило, что гитлерюги даже начальную фазу и исполнения этого распоряжения, то есть передачу его содержания командующим ГА вторжения, и то осуществили лишь через два дня после его подписания! Более того, едва только командующие ГА вторжения начали выдвигать войска на исходные для нападения позиции, как тут же этот процесс был приостановлен. Приостановить же могли только по приказу из Берлина — таковы были правила в вермахте впрочем, они таковы в любом государстве — выдвижение собственных войск к линии границы с другим государством может осуществляться только с санкции высшего государственного руководства, а у Германии в то время, к ее глубочайшему несчастью, была ситуация как в рекламе — «три в одном флаконе», ибо Гитлер был един в трех государственных лицах: и рейхсканцлер, и президент, и Верховный главнокомандующий; соответственно, приказ о приостановлении выдвижения мог отдать только сам Гитлер).

Естественно, что, опираясь на свое десятилетиями упорной политической борьбы изумительно отточенное мастерство политического анализа, прирожденный аналитик-провидец Сталин мгновенно просчитал сложившуюся ситуацию и убедился в том, что его собственное видение сценария нападения на СССР в результате именно же тайного сговора Англии с Гитлером было обоснованно. Потому как привлекшие к себе его пристальное внимание заминки с исполнением распоряжения о назначении даты нападения на СССР открыто нарывались на сильные подозрения в том, что Гитлер чего-то ждал. Эти подозрения тем более обострялись, если учесть, что ряд известных к тому времени фактов и событий превращались уже не только в явно не случайные, но и, более того, в согласованно синхронизированные как со стороны Англии, так и со стороны Германии, показывая одновременно, что англичане оставили Гессу какой-то канал связи с Берлинам.

Оно так и было в действительности. Один канал был предназначен для личной переписки Гесса с женой — И. Гесс. Его контролировали: с английской стороны — британская разведка, с германской — лично Мартин Борман, пересылавший письма жены Гесса через шведских посредников, которые, в свою очередь, передавали полученные от англичан письма Гесса к жене. Но этот канал не мог кал-то использоваться, разве что самую малость, в виде особо тонких и едва заметных намеков, которые априори вызывали больше вопросов, нежели в чем-то информировали.

А вот второй канал был эффективный — германское посольство в Дублине (Ирландия). Вот туда-то и передавались кодированные лично Гессом короткие сообщения для Гитлера (см. по этому вопросу «Газетт Монреаль» от 4 августа 1941 г.).

Иначе прежде всего не было бы поразительно последовательного совпадения дат последующих событий: 9 июня 1941 г. к переговорам с Гессом подключился Джон Саймон (вся суть этого факта в том и состояла, что как раз именно он еще в 1935 г. гарантировал Гитлеру «зеленый свет» его экспансии на Востоке) а уже 10 июня Верховное главнокомандование Германии, то есть лично Гитлер, официально, письменно назначает 22 июня датой нападения на СССР.

Совершенно естественно, что ни Сталин, ни его личная разведка, особенно аналитики последней, ни в коей мере не позволили себе роскоши не обратить внимание на то, что 22 июня как дата нападения на СССР в категорическом тоне была заявлена бриттами специальному представителю президента США Рузвельта — Уильяму Доновану — еще 6 июня 1941 г. Мгновенный расчет показал, что коли по каналам радиоперехвата бритты узнали о 22 июня только 12 июня, следовательно, по состоянию на 6 июня они могли знать ее только от Гесса, а учитывая, что сообщивший об этом Доновану глава британской дипломатической разведки Р. Липер прямо брякнул, что эта дата — 22 июня — им известна уже несколько недель, то вывод о том, что они узнали о ней от Гесса, приобрел сугубо «категорическое значение». Ведь с 10 мая, то есть с того момента, как Гесс свалился на английскую территорию, и по 6 июня как раз и выходят те самые несколько недель!

Более того, немедленно последовал и другой блиц-вывод: британская разведка именно потому в мае 1941 года провела ту самую мощную дезинформационную операцию по ускорению стравливания СССР и Германии в смертельной схватке (как указывалось еще в предыдущей главе, ее осуществили личный друг У. Черчилля У. Стивенсон и ближайший сотрудник последнего М. Хайд), что она абсолютно точно знала об этой дате, причем явно не только непосредственно от Гесса.

Естественно, как оперирующему данными только из открытых источников, автору неведомо, знал ли Сталин о нижеследующем (некоторые косвенные признаки свидетельствуют, что мог и явно наверняка знал, и если еще раз да повнимательней взглянете на текст Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г., то без особых затруднений поймете, о чем идет речь), однако же в наши дни ко всему изложенному выше целесообразно добавить еще одно обстоятельство.

При сравнении сути осуществленный британской разведкой в мае 1941 г. многократно уже упоминавшейся дезинформационной операции и текста «Руководящих указаний начальника штаба Верховного главнокомандования по маскировке подготовки…» агрессии против Советского Союза (№ 44142/41 от 15.2.1941) однозначно выходит, что британская разведка благодаря своей агентуре располагала текстом этих указаний. Сравните:

— смысл британской дезинформации — «Если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера» (см.: Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1996. С. 136);

— содержание «Руководящих указаний…» — «…Необходимо принять все меры, чтобы среди наших Вооруженных сил сохранилось впечатление готовящегося вторжения в Англию, пусть в совершенно иной форме. Правда, в какой-то момент придется оттянуть с Запада предназначавшиеся для вторжения войска (убедительно прошу зафиксировать в своей памяти эти слов, ибо это ключевой момент для понимания сущности торга на переговорах с Гессом и тем более сути тайной сделки Англии с Гитлером с помощью Гесса. — А. М.)… Даже если войска будут перебрасываться на Восток, следует как можно дольше придерживаться версии, что переброска осуществляется с целью дезинформации или прикрытия меточных границ в тылу во время предстоящих действий против Англии…» (приложение № 3 к сборнику документов «Секреты Гитлера на столе у Сталина» М., 1995. С. 211; кстати, взгляните еще раз на последнюю фразу в п. 16 доклада ГРУ от 20.03.1941).

То есть выходит, что бритты располагали информацией на сей счет и, конечно же, чрезвычайно ловко обыграли полученные их разведкой данные, фактически ввергнув гитлерюг в состояние жертвы их же собственной (германской) дезинформации, обеспечив при этом даже некое подобие алиби для вскоре понадобившихся Гитлеру лживых утверждений, что-де он именно потому внезапно напал на СССР, вероломно расторгнув Договор о ненападении с ним, что хотел упредить якобы грозившую советскую агрессию против Германии.

Конечно, англичане великолепно владеют искусством дезинформационных интриг — как-никак, но пять же веков кряду шлифуют это свое мастерство. Однако ведь очевидно же, что и без серьезного вклада агентуры британской разведки тут не обошлось. Очень сильно англичанам в этом вопросе помог уже упоминавшийся в первой главе агент британской разведки «Фил», с середины октября 1940 г. являвшийся начальником Оперативного управления Генерального штаба (в любом ГШ это управление являет собой главный «мозговой трест» военного планирования) Сухопутных войск Германии (ОКХ) и одновременно заместитель начальника ГШ ОКХ, доверенное лицо Гитлера, генерал Адольф Эрнст Хойзингер.

Именно от него, Хойзингера — «Фила», англичане впервые узнали о 22 июня как о дате нападения на СССР. Для него — начальника ОУ ГШ — подобное было проще пареной репы, ибо он лично отвечал за планирование операций вермахта, не говоря уж о том, что пользовался особым доверием Гитлера. А фюрер, каким бы Верховным главнокомандующим ни был, без предварительного согласования именно с Оперативным управлением ГШ ни ориентировочного, ни тем более окончательного решения о дате нападения принять не мог — специфика сосредоточения и развертывания войск для нападения такова, что истинное положение дел в этом вопросе знает только Оперативное управление: Именно с этим связано и то обстоятельство, что впервые о 22 июня 1941 г. как о дате нападения на СССР бритты узнали как раз от А. Хойзингера. Помните, в начале третьей декады апреля 1941 г. британский посол в Москве в предположительном порядке озвучил эту дату, и тут же германский ВАТ ринулся это опровергать. А чуть позже, когда о 22 июня бриттам стало известно еще и от Гесса, то именно А. Хойзингер подтвердил своим британским хозяевам, что это достоверная информация, так как он лично присутствовал на том совещании высшего генералитета 30 апреля 1941 г., во время которого Гитлер впервые назвал эту дату.

Тут есть одна тонкость, на которую следует обратить внимание. Да, впервые Гитлер лично озвучил дату 22 июня только во время совещания 30 апреля. Но вот сама мысль об этой дате у него появилась раньше и связана она была с уточнением другой даты. Дело в том, что 31 января 1941 г. была утверждена Директива Генерального штаба Сухопутных войск Германии (ОКХ) № 050/41 от 31.01.1941. Так вот, именно там, в подпункте «в» п. 12 прямо было указано: «подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы наступление (день «Б») могло быть начато 21.6. (т. е. 1941 г. — А. М.; см. приложение № 2 к сборнику документов «Секреты Гитлера на столе у Сталина». М., 1995. С. 206). Эта директива — самая суть плана «Барбаросса», потому как она называлась Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск (план «Барбаросса)».

К концу апреля 1941 г, когда с Югославией было покончено, Гитлер решил, что необходимо уточнить дату нападение на СССР, и одним из первых об этом узнал «Фил» — А. Хойзингер, поскольку это непосредственно входило в его служебную компетенцию. Гитлер же без согласования с ОУ ГШ не мог принять такого решения. А теперь внимание: британской посол в Москве С. Криппс в предположительном порядке озвучил дату 22 июня в самом начале третьей декады апреля 1941 г., из-за чего уже 24 апреля германский ВМАТ Н. Баумбах е своем донесении е Берлин указывал, что он опровергает такие слухи.

Бритты явно проводили дезинформационный зондаж, преследуя сразу три цели — выяснить возможную реакцию Кремля, одновременно запутать его а если повезет, то и спровоцировать СССР на те действия, в ответ на которые Германия могла бы запросто напасть на Советский Союз. Бриттам ничего тогда не удалась достичь, кроме как усиления подозрений Кремля в причастности британской разведки к распространению этой информации, которую в Москве на тот момент воспринимали как дезинформационные слухи.

Кремль, как это стало понятно только в ноши дни, тогда был прав. Бритты узнали о 22 июня как о дате нападения от своей разведки, а источником этих сведений в апреле мог быть только «Фил» — А. Хойзингер, данные которого волею случая оказались подтвержденными в тот момент и данными американской разведки, так как к этому времени упоминавшийся выше коммерческий атташе посольства США в Берлине С. Вудс добыл новые данные о плане нападения на СССР, которые 20 марта 1941 г. были переданы не только Москве, но и Лондону, а тут и сообщение самого 2Фила» подоспело.

Убедившись же, что Москва никак не реагирует на эту болтовню С. Криппса, во всяком случае никаких видимых признаков этого не было, да и, собственно говоря, быть не могло, особенно если вспомнить хамский меморандум Британского правительства, который Криппс вручил Кремлю в середине того же апреля, бритты решили провести ту самую мощную дезинформационную операцию, которую разоблачил Г. Б. Овакимян. А теперь внимание: учитывая, что Овакимян был арестован ФБР при активном содействии бриттов, и принимая во внимание, что произошло это 5 мая 1941 г., а 7 мая 1941г он был освобожден до суда под залог в 25 тысяч долларов и далее, естественно, не мог активно заниматься разведкой, следовательно, разоблачение им британской дезинформационной операции по ускорению стравливания СССР и Германии в смертельной схватке произошло до 4 мая включительно.

Но дело-то еще и в том, что к этому времени завершалась и операция британской разведки по выводу Рудольфа Гесса на территорию Великобритании. То есть выходит, что бритты совершенно сознательно устроили проведение той дезинформационной операции в расчете на скорое появление в Англии Р. Гесса, прежде всего ради того, чтобы создать негативно давящую на планы Гитлера основу для торга с его эмиссарам. Ведь суть-то той «дезы» — «Если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера» — четко располагала к ожесточенному торгу по принципу свобода действий на Востоке в обмен на хотя бы видимость мирной передышки для Англии или по меньшей мере на резкое снижение активности боевых действий люфтваффе против Англии. Как показали последующие события и особенно их вдумчивый анализ ГРУ (ниже он будет приведен), все именно так и произошло…

Если теперь подытожить все сказанное выше, то получается следующее: Гитлер, которому ничто и никто не мешали еще до 10 июня письменно же назначить 22 июня датой нападения на СССР, в реальности почему-то стел действовать очень странным для такого не привыкшего с чем-либо или кем-либо считаться авантюриста-наглеца образом.

Вначале принял внутреннее (то есть для себя) решение о 22 июня как о дате нападения на СССР — насколько можно судить об этом, произошло эта самое позднее к концу второй декады апреля 1941 г. Ведь англичане-то хотя и в предположительном порядке, но озвучил же в Москве дату 22 июня уже в начале третьей декады апреля, знать о чем в тот момент они могли, подчеркиваю это вновь, главным обрезом от своего агента «Фила» — А. Хойзингера, поскольку сам Гитлер впервые озвучил эту дату перед своим Генералитетом только 30 апреля, а Гесс в то время был еще в Германии.

Кстати, последний раз он виделся с Гитлером 4 мая 1941 г. и во время многочасовой аудиенции у фюрера все спрашивал последнего, остается ли в силе тезис «Майн Кампф» о необходимости союза с Англией. Гитлер же, к слову сказать, каждый раз отвечал ему утвердительно. В связи с этим не премину еще раз напомнить, что именно из-за этого тезиса еще в первой половине 1933 г. Сталин осуществил массированную дипломатическую атаку на Гитлера, вынудив его в конце концов ратифицировать еще е 1931 г. парафированный протокол о пролонгации срока действия советско-германского Договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. еще на пять лет. С тех пор Сталин никогда и ни при каких обстоятельствах не позволял себе роскоши не обращать самого пристального внимания на любые, даже мельчайшие признаки, которые пускай даже и гипотетически, но могли-таки привести к реализации идеи этого союза на практике. Вот откуда у него совершенно обоснованная подозрительность в этом вопросе, которую столь глупо и ернически представляют на всеобщее обозрение явно недалекие умом, но обладающие не в меру длинным языком толкователи его действий.

Что же до обстоятельств последней в жизни Гесса и Гитлера беседы между ними, то о них во время допроса на Нюрнбергском процессе поведал один из нацистских преступников — гауляйтер Боле. Конечно, пока нет даже и малейшего основания хоть в какой-то мере предполагать, что Сталин знал об этой встрече между ними и тем более о содержании их беседы (впрочем, теоретически об этом мог, правда, со слов других сообщить агент «Брайтенбах» — «наш человек в гестапо», но это всего лишь догадка, лишенная пока, к сожалению, оснований, ток как в опубликованных материалах об этом агенте нет ни малейшего признака о том, что он что-то сообщал на эту тему; кстати, нет ни малейших сведений об этом и в официальных «Очерках Истории Российской Внешней Разведки»). Тем не менее одно можно сказать с абсолютной уверенностью: едва только Сталину стало известно о полете Гесса, упомянутый выше пассаж из «Майн Кампф» тут же «выплыл» из обширнейших запасников его могучей и очень цепкой памяти. Именно поэтому-то его тревога в тот момент достигла наивысшего накала — ведь мало того, что по факту получалось, что Гесс и в самом-то деле прибил в Англию для реализации на практике этого положения из «библии» нацизма, так еще и ГРУ за полтора месяца до этого события по сути с потрясающей точностью прогнозировало ситуацию с «миссией» Гесса. Естественно, что Сталину было от чего сильно взволноваться!

Затем через Гесса Гитлер конфиденциально сообщил об этом англичанам. И в то же время, несмотря на то, что ему действительно ничто и никто не мешали утвердить 22 июня и качестве даты нападения на СССР до 10 июня 1941 г., Гитлер более месяца тянул с официальным письменным оформлением этой даты. Тут уж и ничего не сведущему в делах высшей мировой политики, а не только ее знатоку Сталину стало бы ясно, что Гитлер именно потому так долго тянул с письменным утверждением уже давно определенной им даты нападения, что, во-первых, ждал принципиального британского «одобрям-с» своему принципиальному решению о нападении на Советский Союз и, во-вторых, самой дате агрессии — 22 июня.

В изложении британских мерзавцев и их пособников в контактах с Гитлером это «одобрям-с» прозвучало так: «Английские интересы в восточных и юго-восточных европейских областях (за исключением Греции) являются номинальными».

Заметьте геополитической точности ради, что речь шла о каких-то неведомых областях, а не о государствах в Восточной и Юго-Восточной Европе, что означало, что бритты всех посписывали со счетов к чертовой британской бабушке, и, следовательно, делай, Адольф, что хочешь в этих самых восточных и юго-восточных «областях», никто тебе не мешает! А поскольку часть из них уже и так была оккупирована, или же как грязные марионетки состояли на службе у Третьего рейха — откровенно фашиствовавшие тогда Словакия, Венгрия, Румыния, Болгария, то, естественно, понятие номинальности британских интересов однозначно распространялось только на СССР! Сиречь Англия совершенно открыто заявила Гитлеру, что ей и в самом-то деле наплевать, что он намерен делать против СССР.

Тут, честно говоря, нельзя не воздать должное исключительной «принципиальности» в скором времени нашего очень подлого «друга» по антигитлеровской коалиции — сэра Уинстона Черчилля. Помните, этот «гусь» еще в середине апреля 1941г. отморозил беспардонно хамскую выходку по отношению к Советскому Союзу, направив правительству СССР меморандум, в котором содержались и сегодня вызывающие глубокое возмущение строки «Правительство Великобритании не заинтересовано столь непосредственно в сохранении неприкосновенности Советского Союза, как, например, в сохранении Франции и некоторых других западноевропейских стран», но как раз это-то и есть в натуральном виде «английские интересы в восточных европейских областях номинальны»!

Просто сэр Уинстон Черчилль предпочитал изысканно британскую округлость выражений в переговорах с нещадно бомбившим Англию коричневым шакалом, но беспардонное хамство в отношениях с Москвой… Слава Богу, что в Кремле тогда сидел Сталин!

Приведенное выше выражение из того меморандума еще и тем характерно, что в одном предложении содержится и второе доказательство условий Англии к Германии на пути достижения так называемого «почетного мира». В п. 2 этих условий говорилось: «Ни одно английское правительство, считающее себя дееспособным, не сможет отказаться от восстановления государственной системы 3ападной Европы». Сравните с тем, что сэр Уинстон Черчилль соизволил «отморозить» в приведенной выше выдержке из того хамского меморандума в адрес советского правительства. Сравнили? Вот то-то и оно… Вот о чем шел торг на переговорах с Гессом.

И как только Гитлеру стало известно, что в переговоры с Гессом включился именно Дж. Саймон (а Гитлер, как показали на послевоенных допросах в советских органах госбезопасности его ближайшие сотрудники Гюнше и Линге,^[238] очень внимательно следил за всеми сообщениями своей разведки из Лондона), та фюрер тут же издал распоряжение о назначении 22 июня датой нападения на СССР. Потому как он понял, что коли подключился сам Дж. Саймон, который еще шесть с лишним лет назад от имени Англии гарантировал ему, Гитлеру, «зеленый свет» его экспансии на Восток, значит англичане держат свое слово («джентльмены», мать их…) и подтверждают, что их «интересы в восточных европейских областях» действительно номинальны!

Конечно, в действительности-то они не были номинальны. Англия и хотела бы «застолбить» там свои интересы (особенно в Юго-Восточной Европе, к примеру), что она и делала, точнее, пыталась делать (кстати, и в дальнейшем тоже, препираясь во время войны со Сталиным по этим вопросам), но тогда она вынуждена была, правда, с превеликой охотой, сделать «хорошую мину при плохой игре». И то верно: раз уж сидишь по уши в дерьме германской блокады, куда Коварный Альбион вляпался по собственной же дурости, то о каких уж интересах на Востоке Европе можно говорить?! Тем более что в Лондоне прекрасно понимали, насколько советско-германский Договор о ненападении от 23 августа 1939 г. поменял не только расписание второй мировой бойни, которую не в меру «добрая» Англия столь усердно готовила для СССР, но и конфигурацию Европы, о чем уже говорилось выше. Так что нехай Адольф нападает на Советы, представляющие для Англии «номинальный интерес» — она же не заинтересована в сохранении в неприкосновенности Советского Союза, который все 30-е годы без устали предлагал все той же Англии объединить свои усилию в системе коллективной безопасности для борьбы с угрозой фашистской агрессии. Тогда Англия предпочла не Гитлера и нацистскую Германию изолировать, а за счет Мюнхенского сговора с коричневым шакалом — Советский Союз. Правда, в итоге сама изолировала себя и, что самое обидное для той же Англии, в том самом дерьме, в которое она сама же и вляпалась по собственной же дурости, невзирая на все откровенные предупреждения Сталина.

А вот выбираться из него вознамерилась, как и всегда в истории, опять-таки за счет России, даром что Советской в то время, то есть путем предоставления Гитлеру свободы действий против СССР. И вот это-то как раз и составляло суть второго вывода Сталина и его анализе причин того, чего же ради Гитлер так долго тянул с письменным оформлением приказа о дате нападения на СССР — да в общем-то и не мудрено было прийти к выводу, что Гитлеру предоставили свободу действий против СССР. Англия есть Англия, не к ночи будь она помянута!

Однако куда больше обеспокоил Сталина третий вывод, к которому он тогда пришел: Гитлер именно потому так долго тянул с письменным утверждением даты нападения на СССР, что ждал серьезных гарантий со стороны Англии — в порядке, «естественно», установления «почетного мира» между «великой морской державой» Англией и «великой континентальной державой» Германией — гарантий полной безнаказанности однофронтового разбоя против СССР, то есть что Англия (тем более в союзе с США) не ударит в спину рейху на Западном фронте!

А вот их-то у него до середины второй декады июня 1941 г. не было — шел очень напряженный торг, и стороны еще не пришли к единой позиции на сей счет. Только отсутствием гарантий именно безнаказанности однофронтового разбоя против СССР объяснялась практически мгновенная приостановка едва только начавшегося выдвижения германских войск на исходные для нападения позиции, не говоря уж о нехарактерном для гитлерюг прежде всего как для немцев затягивании с передачей распоряжения о назначении даты нападения на целых два дня. Фюрер же тянул, ожидая столь необходимых ему гарантий именно безнаказанности однофронтового разбоя против СССР, так как он до остервенения опасался войны на два фронта.

Вот почему, приняв необходимые военные меры — санкционировав выдвижение дивизий из глубины приграничных округов в сторону границы, Сталин так торопился и с составлением самого Сообщения ТАСС от 13 июня 1941г., и особенно с его немедленным озвучиванием сразу по трем каналам — и по радио в 18.00 по московскому времени, и путем вручения его текста как официального документа Правительства СССР и англичанам, и немцам! Потому что он ясно видел, что решение о нападении не только принято Гитлером, но и внаглую согласовывается с Англией, и время стремительно приближается к той самой роковой черте, выболтать временные параметры опорой он заставил самого Адольфа.

Но столь же ясно Сталин видел и то, что пока Адольф никаких гарантий безнаказанности однофронтового разбоя не получил — хреновы «джентльмены» никак не могли договориться со столь любезным их сердцу «мин херцем» Гитлером! Шел ожесточенный торг, за счет, «естественно», ущемления коренных интересов СССР-России — проклятая Англия иначе просто не умеет!

Вот почему Сталин так сильно и «врезал» Англии в том Сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. Он пошел на отчаянно решительный шаг, пытаясь в упреждающем порядке нейтрализовать подлые в своей клокочущей яростной русофобии (антисоветизм для бриттов да и для Запада в целом всегда был дымовой завесой, скрывавшей звериную русофобию) потуги сидевшей в глубокой ж…е» Англии по-прежнему с апломбом играть столь бездарно утраченную ею роль мировой державы, неуместно пытающейся к тому же еще и определять, кому с кем и в каких условиях сцепиться в смертельной схватке, дабы эта чертова Англия уцелела!

Более того, он пошел на этот действительно отчаянный, но хорошо продуманный шаг еще и потому, чтобы хотя бы резко снизить статус, возможно, уже обещанной Англией Гитлеру свободы действий против СССР достаточно внятными обвинениями Коварного Альбиона в потворстве нацистской Германии. Так и в самом-то деле, ну не на пустом же месте Сталин уверенно предполагал, что Гитлер не рискнет пойти на войну на два франта — уж слишком хорошо в Германии помнили печальные итоги еще Первой мировой. И если бы не эти подлые гарантии Англии Гитлеру, то едва ли коричневый шакал рискнул бы напасть на СССР 22 июня 1941 года. Но Англия находилась уже при последнем издыхании: даже американская помощь не спасала ее, позволяя ей всего лишь в замедленном темпе, но вполне уверенно тонуть. И единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы дать Гитлеру гарантии полной безнаказанности его однофронтового разбоя против СССР, тем более что с геополитической точки зрения интересы Англии и нацистской Германии в вопросе об уничтожении СССР-России были абсолютно тождественны. Проще говоря, замысел бриттов прост, как и их традиционная овсянка на завтрак: нехай Адольф займется бандитизмом против СССР, лишь бы да хотя бы на время отстал от Англии!

Именно потому-то этим Сообщением ТАСС Сталин заранее и припер Гитлера к позорному столбу Истории как агрессора, готовящегося с санкции какой-то Англии вероломно и внезапно напасть на честно соблюдающего условия Договора о ненападении от 23 августа 1939 г. партнера по межгосударственным отношениям. Дело в том, что еще с августа 1940 года он абсолютно достоверно знал, что в качестве предварительною условия на пути к какому бы то ни было англо-германскому «почетному миру» бритты выставили ультимативное требование о превентивном по отношению к этому возможному «почетному миру» расторжении советско-германского Договора о ненападении от 23 августа 1939 г, на что в принципе Гитлер и Гесс уже тогда были согласны, но хотели осуществить это после занятия Балкан (вот почему, кстати говоря, Сталин и вмешался в события в Югославии весной 1941 г., преследуя одну-единственную цель — чтобы Гитлер увяз там, но, увы…).

Именно расторжение Германией этого Договора, причем не только в превентивном, но и в одностороннем порядке могло, по царившим в те времена в Лондоне туповатым убеждениям, как восстановить график Второй мировой войны в первозданно запланированном, сиречь исконно британском виде, так и изначально планировавшуюся бриттами конфигурацию в Европе, особенно послевоенную. То есть сделать возможным для них (и вообще для англосаксов в целом) вхождение в Восточную и Юго-Восточную Европу, поскольку при снятии проблемы обороны Западной Европы действительно был бы возможен не только возврат к Мюнхенскому статус-кво, когда Англия и Франция, невзирая на многочисленные резкие протесты СССР, предпочли укрыться за подлыми по своей сути так называемыми пактами о ненападении с Гитлером, не столько являвшимися пактами о ненападении, сколько о разрешении Гитлеру напасть на СССР, но и дальнейший розыгрыш геополитических карт на Востоке Европы к обоюдной для Лондона и Берлина выгоде.

Этот номер Лондон попытался выкинуть и с Польшей тоже, одной рукой подписав с ней в конце августа 1939 г. пресловутый пакт Галифакса — Рачиньского, а другой одновременно по аналогии с Мюнхенам готовил сговор с Германией за спиной Варшавы, которая, ничего не подозревая, готовилась вместе с Лондоном сдать Гитлеру «в аренду» Прибалтийские государства, дабы фюрер смог бы, наконец, дотянуться до СССР.

После Мюнхена мерзавец Н. Чемберлен чуть ли не в прямом смысле пинками под зад толкал Гитлера к нападению на Советский Союз, без устали втолковывая фюреру, что с аэродромов в Чехословакии он запросто достанет территорию СССР, а французский министр иностранных дел Ж. Боннэ, поставив свою подпись под таким же «пактом о ненападении», заявил Гитлеру: «Оставьте нам нашу колониальную империю, и тогда Украина будет вашей»!

В обоих случаях Сталин абсолютно достоверно знал об этих пассажах англо-французских негодяев. Помня об этом, а также о других перлах дипломатии западных стран, увлеченных в предвоенный период не столько западной демократией, сколько наращиванием и без того бесконечного списка сплошных преступлений против человечества, своим отчаянным шагом Сталин стремился прежде всего не допустить выдачи Гитлеру британских гарантий безнаказанности однофронтового разбоя против СССР. Потому как прекрасно понимал, что только в этом случае, сиречь при наличии таких гарантий, Гитлер пойдет на риск одностороннего расторжения Договора о ненападении, стремление к чему он и так стал проявлять с осени 1940 г., то есть после очередного раунда взаимного англо-германского зондажа, состоявшегося в августе того же года.

Вот почему Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г. столь однозначно точно показывало, что все слухи и сплетни о якобы грядущем нападении СССР на Германию — есть лживые слухи и сплетни, что СССР ни на кого нападать и тем более воевать с Германией не собирается, что Советский Союз честно и пунктуально выполняет все условия Договора о ненападении и не намерен их нарушать. Более того, хитрованным отрицанием за счет не менее хитрованного воспроизведения аргументации самого Гитлера из его майского письма Сталину — (якобы) имеющихся у Германии агрессивных намерений по отношению к СССР Сталин пытался удержать коричневого шакала от одностороннего расторжения Договора о ненападении под гарантии Англии о безнаказанности однофронтового разбоя Германии против СССР. Тем самым и Гитлеру, и Англии был дан последний шанс прекратить играть с огнем мирового пожара, тем более в попытках перекинуть его на СССР.

Однако, прекрасно понимая, с какой сволочью и с какими вселенскими интриганами приходится иметь дело, Сталин сориентировал Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г. не столько даже на Германию и ту же Англию, которой в тексте этого документа досталось по первое число, хотя речь-то формально шла именно о них, а на Соединенные Штаты Америки, от помощи которых в тот момент в прямом смысле зависела жизнь и судьба Англии. Потому что англо-германские тайные шашни против СССР в рамках усиленно скрывавшейся Правды о «миссии» Гесса и особенно о его переговорах с британскими представителями на основе идеи, что-де союз «великой морской державы» Англии с «великой континентальной державой» Германией якобы может обеспечить им обоим мировое господство, крайне резко противоречили глобальным интересам самих Соединенных Штатов, что превращало их в этом случае в объективного союзника Москвы. Сталин прекрасно понимал, что только США могут удержать Англию от ее же собственной подлости в выдаче Гитлеру гарантий безнаказанности его однофронтового разбоя на Востоке, против СССР.

Потому как, выражаясь языком страховых компаний, в противном случае наступил бы тот самый страховой случай, когда США автоматически стали бы на сторону СССР, в то время как Англия объективно оказалась бы в явных, открытых союзниках Гитлера. Как отмечалось в главе 1, Сталин еще с конца января 1937 г. четко знал, что в случае войны США встанут на сторону СССР только в том случае, если Советский Союз окажется под угрозой германских империалистических, территориальных стремлений, а выдача Англией Гитлеру гарантий безнаказанности его однофронтового блиц-«Дранг нах Остен»-крига как раз и означала бы, что СССР подставлен именно под такую угрозу и благодаря именно Англии! Потому-то и выходило, что удержать Англию от ее собственной же подлости могли только США, ибо с какой стати они должны поддерживать «на плаву» того, кто открыто записался в союзники Гитлера?

Вот почему первым делом Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г. было озвучено в эфире московского радио для заграницы именно в 18.00 московского времени — чтобы его услышали в США, где рабочий день еще только начинался. Ведь там-то было 9 часов утра, и, следовательно, Рузвельт с утра мог бы ознакомиться с текстом Сообщения, а соответственно, и наподдать как следует У. Черчиллю, чтобы не баловался со спичками-то!..

Надо отдать должное администрации президента Рузвельта — там тотчас поняли, что Сообщение ТАСС в первую очередь предназначено именно Америке. Более того, администрация Белого дома фактически немедленно отреагировала — американский посол в Москве тут же вылез с предложением об укреплении межгосударственных отношений накануне «величайшего кризиса, который СССР будет переживать в ближайшие 2 — 3» недели (см.: Документы внешней политики. Т. 23, кн. 2. Историко-документальный департамент МИД России. М, 1995. С. 726 — 727). Однако в связи с тем, что это предложение являло собой не свойственную американской дипломатии того времени очень тонкую провокацию с глобальными последствиями в случае его принятия Кремлем, Сталин дал решительный отказ. Почему — об этом см. ниже.

И, наконец, тем самым своим отчаянным шагом Сталин преследовал цель подкосить под корень сильный эффект майской дезинформационной операции британской разведки, из-за разоблачения которой Г. Овакимян стараниями бриттов угодил в американскую кутузку.

Но, увы, Англия есть Англия — уж сколько веков кряду только и знает, что доказывает абсолютную справедливость и объективность своей более чем обоснованной кликухи: Коварный Альбион может быть только Коварным Альбионом!

Наплевав даже на удерживавшие их «на плаву» Соединенные Штаты Америки и уж тем более на не представлявший для Англии даже «номинального» интереса Советский Союз, в сохранении в неприкосновенности которого она не была заинтересована даже номинально, всемирно известная сволочь по имени Коварный Альбион к исходу 14 июня 1941 г. все-таки выдала столь любезному ее сердцу «мин херцу» Адольфу Алоизовичу Гитлеру гарантии безнаказанности его однофронтового блиц-«Дранг нах Остен»-крига! Аж до 1944 г. гарантировала. И не просто гарантировала, но и весьма принципиально соблюдала эти гарантии, препираясь насчет открытия второю фронта не только со Сталиным, но и даже с теми же США.

Поразительно, но факт, что гарантии были выданы на следующий день после получения Сообщения ТАСС в качестве официального документа Правительства СССР. И фактически тут же — уже 16 июня 1941 г. — поверенный в делах Великобритании в СССР (посол С. Криппс в тот момент находился в Лондоне) полез сердобольничать, выражая Кремлю обеспокоенность грядущим нападением Германии на Советский Союз. То есть тем самым нападением, которое сама же Великобритания издавна подготавливала, откровенно провоцировала в целях его ускорения и которое к тому же еще и гарантировала в полной безнаказанности однофронтового разбоя против СССР аж до 1944 г. Вот уж действительно Коварный Альбион! Впрочем, и до омерзения Подлый Альбион!

И тогда же, 14 июня, Гитлер окончательно, политически подтвердил еще 10 июня положенное на бумагу свое решение о назначении 22 июня датой нападения на СССР.

Коричневый шакал явно не до конца осознавал, с кем имеет дело, — ведь всего через несколько дней под прямым нажимом США, инициированным, подчеркиваю это вновь, в том числе и целенаправленными усилиями Сталина, Коварный и Подлый Альбион скрежеща зубами вынужден был занять абсолютно противоестественную для себя позицию, согласившись с жестким требованием США приветствовать СССР как союзника. Так мы обрели нашего «подлого друга» но антигитлеровской коалиции — Коварный и Подлый Альбион во главе с несравненным Уинстоном Черчиллем!

Честно говоря, уж лучше иметь такого смертельного врага, как Гитлер, нежели такого подлого «друга», как Коварный Альбион да еще и во главе с У. Черчиллем!

А уже 15 июня, как отмечалось выше, наша погранразведка добыла неопровержимые документальные доказательства того, что Гитлер действительно политически подтвердил официально назначенную дату нападения на СССР, поскольку четко и однозначно было установлено, что выдвижение войск вермахта на исходные для нападения позиции возобновляется с 4.00 18 июня 1941 г!

Вот почему 18 июня Сталин экстренно осуществил блиц-проверку точности своего понимания складывающейся ситуации и достоверности получаемой разведкой информации, о чем говорилось еще в первой главе. А убедившись, в том числе и с помощью новейших на тот день данных стратегической разведки и погранразведки, что война действительно грянет через четыре дня, Сталин отдал приказ об оповещении командующих западными военными округами о грядущем в самые ближайшие дни внезапном нападении Германии и о необходимости в связи с этим приведения вверенных им войск в боевую готовность.

Формально Жуков и Тимошенко выполнили этот приказ — дали на сей счет соответствующую директиву в войска. Что из этого вышло — мы уже частично знаем, но в еще большей, откровенно повергающей в шоковое состояние степени узнаем из дальнейшего анализа. Но об одном хочу сказать сразу. Несмотря на то, что директиву Генштаба от 18 июня 1941 г замалчивают до сих пор — ну никак ни у властей, ни у военных историков не появится хоть капелька подлинного мужества, дабы в конце-то концов найти эту директиву в архивах если, конечно, она сохранилась, в чем, естественно, очень сильны сомнения) и опубликовать ее — все, что стало известно о ней, со смертельной для злобной антисталинской лжи и клеветы убойностью свидетельствует о следующем.

Помните, еще в первой главе автор просил удержать в памяти то обстоятельство, что приведенные в ее тексте некоторые документы округов о подготовке к отражению грядущей агрессии имели даты подписания 18 — 19 июня, а сроки исполнения абсолютного большинства намеченных ими мероприятий19 — 21 июня 1941 г. Вспомнили? Прекрасно, а теперь не сочтите за труд согласиться с выводом, что такие даты исполнения совершенно не случайны. И они именно потому совершенно не случайны, что в директиве Генштаба от 18 июня 1941 г. по указанию Сталина была указана дата грядущего нападения Германии на Советский Союз! Как минимум это было сделано в форме хотя и ориентировочной, однако же наиболее вероятной даты. Иначе, подчеркиваю это особо, не было бы столько коротких дат исполнения абсолютного большинства из запланированных во исполнение той директивы мероприятий. Наши генералы совершенно не та публика, чтобы просто так устанавливать фактически молниеносные сроки исполнения.

Так вот, все это и означает в очередной раз, что по состоянию на 18 июня 1941 г. у Сталина уже не было никаких сомнений, что нападение произойдет именно 22 июня. И в оставшееся время для него главной задачей было приведение войск в боевую готовность под прикрытием откровенной демонстрации исключительной военной и дипломатической сдержанности. А задача эта при наличии общей границы и беспрецедентной активности разведслужб Германии была, мягко говоря, отнюдь не из легких.

Вот почему, когда и временный поверенный в делах Великобритании в СССР, и американский посол в Советском Союзе сразу после Сообщения ТАСС полезли со всякого рода сердобольными беспокойствами и предложениями об укреплении межгосударственных отношений накануне «величайшего кризиса, который СССР будет переживать в ближайшие 2 — 3 недели», им, возможно, даже и в излишне резковатой форме был дан от ворот поворот.

Однако в данном случае необходимо четко и однозначно понимать, что, во-первых, Сталин вовсе не собирался предоставлять, тем более Гитлеру, хоть какие-то аргументы в пользу якобы обоснованности его нападения на СССР. Потому как, во-вторых, отреагируй он, Сталин, да еще и положительно на эти коварные в своей сущности предложения англосаксов, получилось бы, что не находящийся еще в состоянии войны с Германией Советский Союз в нарушение Договора о ненападении вступает в некий альянс (союз, коалицию) против Германии с государствами, одно из которых уже почти два года находилось в состоянии войны с рейхом, а другое совершенно откровенно помогало воюющему с нацистами государству. То есть в сущности выходило так, что ради укрепления межгосударственных отношений с англосаксами СССР фактически инициативно должен был объявить войну Германии уже хотя бы самим фактом вступления в переговоры о таком союзе «ради укрепления межгосударственных отношений»

Но ведь это же был Сталин, а не идиот Хрущев, за 11 лет своего ослиного правления умудрившийся шесть раз подставить СССР под реальную угрозу войны с Западом, в том числе и под угрозу глобальной ядерной катастрофы.

Более того, антигитлеровская коалиция действительно нужна была Сталину, однако же не до нападения Германии, так как в таком случае и в той конкретной ситуации она лишала бы СССР возможностей пускай и очень худого, но мира же, в ситуации которого шла напряженнейшая работа по подготовке к отпору гитлеровской агрессии. Эта коалиция нужна была ему именно по факту нападения нацистской Германии на СССР.

И дело тут в том, что образовавшаяся именно по факту нападения на СССР антигитлеровская коалиция, объединяя жертвы гитлеровских агрессий, хотя бы формально лишала будущих западных союзников соблазна и возможностей вмешиваться во внутренние дела СССР и тем более гадить исподтишка, в том числе и за счет тайных сепаратных переговоров с Гитлером. Уж кто-кто, но Сталин-то прекрасно знал, что может выкинуть англосаксонская так называемая «союзническая», но шваль — еще по истории Первой мировой войны прекрасно знал. Кстати говоря, и ни на йоту не ошибся, ибо в то время как донельзя же обрадованный нападением нацистской Германии на СССР У. Черчилль произносил 22 июня свою знаменитую речь якобы в поддержку Советского Союза, его посол в Анкаре (Турция) уже вел тайные переговоры с нацистами о заключении сепаратного мира за счет СССР. Однако бедолаге Черчиллю и его послу Хъюджессону отчаянно не повезло — советская разведка едва ли не мгновенно засекла и сам факт этих переговоров, и тем более их суть, причем документально.

Кроме того, следует иметь в виду, что в случае образования антигитлеровской коалиции по факту нападения на СССР сие автоматически перетягивало как симпатии всего мира, так и реальную экономическую и военную мощь стран Запада во главе с англосаксами на сторону СССР, превращая его фактически в неоспоримого лидера общемировой борьбы с фашистской чумой. Ведь в то время любому было ясно, что судьба мира будет решаться не в бомбежках какого-то Лондона, а на Восточном Фронте! А это уже был фактор столь глобального значения, что игнорировать его непреходящее значение было не с руки, тем более Сталину.

Тем более что он не собирался предоставлять и США тоже хоть малейшую возможность вмешиваться в дела СССР, потому как если бы он согласился с предложениями американского правительства об усилении межгосударственных отношений в тот момент, то получилось бы, что США оказались втянуты в мировую войну из-за СССР, к тому же на Европейском театре военных действий. Сталину же нужно было, чтобы США оказались втянуты в мировую войну на Дальневосточном театре военных действий, чтобы тем самым они сковали Японию, не давая ей шанса напасть на СССР, о чем так деятельно пеклись нацисты. Ради этого с его личной санкции еще с осени 1940 г. советская внешнеполитическая разведка в определенной координации с ГРУ начала осуществление стратегической операции «Снег» (об этом см. далее).

Кроме того, сам факт втягивания США в войну из-за СССР запросто мог подвигнуть недружественные СССР силы в самой Америке на действия по организации государственного переворота в Советском Союзе, тем более что еще до нападения Германии официальный Вашингтон стал активно разыгрывать карту А. Ф. Керенского (бывшего главы последнего Временного правительства в России в 1917 г.; укрылся на территории США). Керенский же, если по-современному, был агентом влияния Америки и ее последней ставкой в разрабатывавшихся Вашингтоном антисоветских планах, ибо после убийства Троцкого Западу более не на кого было ставить. Кстати, карту Керенского Запад, особенно США, пытались разыграть еще в период советско-финляндской войны (параллельно разыгрыванию карты тогда еще живого «беса мировой революции»).

Вот чем была обусловлена внешне кажущаяся излишней и даже амбициозной резковатость реакции СССР (Сталина) на предложения англосаксов накануне войны. Ну не та это публика, чтобы хоть на йоту поверить в искренность их заботы хоть об СССР, хоть просто России (чего в современной России ну никак не могут понять)!

Вот за все это и клянут беспочвенно Сталина, клянут злобно, злостно не желая даже на дух воспринимать мысль о том, что иного тогда не было дано. Ведь иначе СССР могли бы запросто обвинить в агрессивных намерениях и тогда… Впрочем, не приведи Господь, равно как и Слава Богу, что в Кремле тогда сидел Сталин!..

Такова подлинная Правда того времени, особенно последних предвоенных дней. Да, прекрасно понимаю, что она противна и слуху, и взору погрязших в непролазном, зоологическом антисталинизме. Еще более прекрасно понимаю, что такая Правда, тем более в силу ее подлинности, никогда и ни при каких обстоятельствах не влезет в прокрустово ложе многодесятилетней антисталинский лжи, но ничего поделать не только не могу, но и не собираюсь, ибо подлинная Правда такова, какова есть! И ее нужно знать невзирая ни на что!..

Так вот, зная теперь все это, зная, что все это происходило после того, как Гесс рванул в Англию за «почетным миром» с ней, а в сущности-то со всем англосаксонским Западом, кто-либо взял бы на себя явно нелегкий, а, скорее всего, явно неподъемный труд хотя бы попытаться вразумительно объяснить, в чем же все-таки в конце-то концов была ошибка ГРУ или его угодничество перед Сталиным, и, тем более в чем же была ошибка самого Сталина или его заблуждение (да и ГРУ тоже) на сей счет, если все факты совершенно однозначно свидетельствуют о следующем:

— В своих выводах № 1 и № 2, изложенных в докладе от 20 марта 1941 г., ГРУ ни на йоту не ошиблось. Уж сейчас-то это ясно как божий день!

— Этими выводами ГРУ ни на йоту и ни в чем не ввело Сталина в заблуждение, наоборот, точно обрисовало ему тот сценарий, которого более всего и следовало опасаться.

И кто бы объяснял, ну что плохого могло быть в том, что основанное на тщательнейшем анализе реальных фактов мнение ГРУ точно совпало с провидческой позицией Сталина, если это совпадение совершенно ясно означало, что аналитики ГРУ фактически вышли на тот же высочайший) уровень компетентности в вопросах мировой политики, каковым обладал лично Сталин?

— И сам Сталин ни в чем не ошибался и не заблуждался, особенно в вопросе о времени, дате и антураже нападения Германии на СССР.

Тем не менее, прекрасно зная неуемное стремление бандерлогов антисталинской лжи и клеветы и впредь лгать да клеветать, с превеликим удовольствием выставляю «сплошное неразминируемое минное поле», дабы ежели кто и рискнет опять лгать, то уж наверняка подорвался бы окончательно.

Уже после начала войны, 7 июля 1941 г., ГРУ направило Сталину и Молотову специальное сообщение подробного аналитического характера, в котором указывало, что «вооруженное выступление против СССР было предрешено задолго до перелета Гесса в Лондон для прощупывания почвы о возможности мирных переговоров между Англией и Германией, что подтверждается агентурными данными.

Перелет Гесса в Англию нужно рассматривать как попытку (отчаянную! — А. М.) Гитлера склонить Англию на заключение мира, поставив ее перед свершившимся фактом уже законченного сосредоточения основной группировки сил против СССР».

Все верно, хотя склонить Англию к прямому, тем более письменному заключению такого мира Германии и Гитлеру не удалось — не такой уж и болван был сидевший на Даунингстрит, 10, наш подлый «друг» по антигитлеровской коалиции. Однако веками целенаправленно нарабатывавшиеся навыки особо гнусного интриганства вселенского масштаба и ни на секунду не покидавшее Коварный Альбион с 23 августа 1939 г. демонически злобное бешенство по отношению к СССР — еще бы этой сволочи не быть бешеной, ежели Договор о ненападении между СССР и Германией так круто поменял не только график мировой войны, который Англия с невероятной «заботливостью» готовила именно для СССР аж с 1925 г., но и даже будущую послевоенную конфигурацию в Европе, о чем едва ли не в категорических дефинициях Сталин предупреждал тот же Лондон еще в конце марта 1935 г. — фактически беспрепятственно обеспечили тайный сговор с Гитлером по принципу так называемого «джентльменского соглашения»! Только вот в чем вопрос-то: а кто из этих вселенских негодяев джентльменов, если, конечно, среди них вообще были таковые?! Или, быть может, правильней будет сказать так: то было настолько грязное и подлое дело, что обтяпать его могли только англо-германские «джентльмены».

Не произнося вслух и уж тем более ничего не фиксируя письменно, тем более свое «одобрям-с» агрессии Гитлера пропев СССР — это был бы абсолютно неопровержимый и потому-то абсолютно не обжалуемый смертный приговор самому Коварному Альбиону — вселенское бандиты с обеих сторон действительно договорились между собой и действительно на почетных для каждого из них условиях: максимально возможное снижение угрозы разрушения и тем более уничтожения Англии, особенно за счет воздушных бомбардировок, в обмен на свободу рук на Востоке, против СССР при едва ли не абсолютных гарантиях безнаказанности однофронтового блиц-«Дранг нах Остен»-крига против СССР аж до 1944 г.!

Судя по современным данным, все-таки что-то на бумаге было зафиксировано. Иначе британская разведка не получила бы в конце войны личный приказ короля о еыкрадывании из поверженной Германии громадного количества документов, имевших прямое отношение к британской королевской семье. МИ-6 немедленно исполнила этот приказ короля, выкрав свыше 400 тонн документов, в том числе часть из них прямо под носом у американцев, захвативших их первыми. Оно и понятно, ибо когда речь идет о международном престиже британской королевской семьи, британская разведка, не взирая ни на кого, идет на любые шаги и меры.

И вот еще о чем. Не имеем мы права еще раз не отдать должное нашему подлому «другу» по антигитлеровской коалиции — У. Черчиллю. Как непосредственный очевидец британской же провокации е виде так называемого «джентльменского соглашения» между монархами Великобритании и Германии по стравливанию последней еще в Первую мировую войну против России, У. Черчилль, как истинный приверженец и ярый защитник британской монархии, фактически повторил «бесценный опыт своего давнего кумира — короля Георга V.

Тогда, 26 июня 1914 г, Георг V, принимая адмирала германского флота, брата кайзера Вильгельма II — Генриха Прусского, доверительно сказал ему, что в случае войны Англия могла бы придерживаться нейтралитета. «Зачем нам с вами проливать кровь!» — патетически воскликнул британский монарх. Прусский принц согласился с его словами, хотя оба держали камень за пазухой. А менее чем через неделю грянуло печально знаменитое 1 августа 1914 г., в бушующем племени которого дотла были спалены аж четыре монархии — германская, российская, австро-венгерская и турецкая (по данному вопросу см. Писарев Ю. А. Тайны Первой мировой войны. М., 1990. С 84).

Наш подлый «друг» по антигитлеровской коалиции — Черчилль — сделал практически то же самое, только вместо Генриха Прусского был безродный наци № 2 — Рудольф Гесс, а вместо британского монарха — сам сэр Уинстон! «Традиции» Коварного Альбиона, понимаете ли…

ГРУ так и указывало в том спецсообщении от 7 июля 1941 г: «По имеющимся данным, эта попытка склонить на мир Англию не увенчалась успехом (ну не дурак же был Черчилль, а всего лишь пациентом лучших королевских медиков-психиатров! — А. М.), но в известной степени получила отражение в дальнейшем ходе военных действий между Германией и Англией в сторону их ослабления. Для подтверждения такого вывода необходимо принести следующие конкретные факты:

а) Переброска всех родов войск немецкой армии ив Восток продолжается за счет ослабления группировки немецких войск на северо-западном побережье Франции…»

То есть совершенно откровенно осуществлялась переброска ранее дислоцированных там для боевых действий против Англии войск вермахта. До остервенения опасавшийся войны на два фронта Гитлер ни при каких обстоятельствах не рискнул бы осуществлять такие переброски, не будь у него британских гарантий того, что в ближайшие два-три месяца, в течение которых ему грезился успех его блицкрига против СССР, в спину рейху на Западном фронте не ударят!

ГРУ, к слову сказать, зафиксировано конкретные результаты англо-германского сговора еще до нападения на СССР. В начале того спецсообщення ГРУ прямо указало, что еще до нападения на СССР Германия оставила в оккупированной части Франции всего 14 — 15 дивизий!

Так вот, если бы англичане были порядочными и честными союзниками и открыли бы второй фронт еще тогда, летом 1941 г., как того особо яростно и требовал Сталин, то эти 14 — 15 дивизий вермахта были бы смяты и раздавлены в мгновение ока, а СССР была бы оказана существеннейшая помощь, вследствие которой даже в тех наитяжелейших условиях начального периода войны реально удалось бы избежать столь гигантских людских, территориальных и материально-технических потерь! Но, увы, подлому «джентльмену» У. Черчиллю важнее было сдержать слово, данное негодяю-«джентльмену» А. Гитлеру, нежели реально помогать союзнику по антигитлеровской коалиции.

Далее в том же спецсообщении ГРУ отмечало: «б) Усиление Восточного фронта германской авиацией продолжается. Захваченные пленные показывают, что их соединения за 3 — 4 дня до начала войны и даже в процессе войны переброшены из Франции». То есть ГРУ совершенно однозначно показывало ситуацию реального действия на практике достигнутого накануне агрессии против СССР англо-германского тайного сговора — гитлерюги, совершенно не опасаясь последствий, перебрасывали громадные силы из Франции на Восточный фронт!

Характерно, что ГРУ указало на то обстоятельство, что этот процесс начался за 3 — 4 дня до нападения Германии на Советский Союз — ведь именно это-то и означало, что к тому времени у Гитлера на руках уже были «железные» британские гарантии безнаказанности однофронтового нападения на СССР, и, соответственно, выдвижение войск вермахта на исходные для нападения позиции Адольф возобновил с 4.00 18 июня 1941 г., также уже располагая совершенно однозначным согласием Англии на его агрессию против Советского Союза.

Кстати говоря, ГРУ прямо назвало те части люфтваффе, которые были переброшены с Западного фронта на Восточный: 4-й, 5-й и 8-й авиационные корпуса, 38-я бомбардировочная эскадра, 25-я авиационная эскадра, 6-я дальнеразведывательная эскадра и т. д. А ведь это многие сотни боевых самолетов люфтваффе, которые затем безнаказанно сеяли смерть и разрушения на советской территории.

Однако самый поразительный по смыслу в спецсообщении был пункт «в»: «Для действий английской и германской авиации на Западном фронте характерно резкое снижение активности начиная с середины мая»!

Совершенно очевидно, что это резкое снижение активности боевой авиации двух воюющих государств, во-первых, произошло сразу же после прибытия Гесса в Англию, а во-вторых, носило явный характер авансового платежа с обеих сторон, одинаково нуждавшихся в практическом подтверждении намерения каждой из них пойти-таки на тайный сговор, тем более что со стороны Англии это вообще было ультимативным требованием, выполнение которого со стороны Германии эвентуально гарантировало как возможность самих переговоров с Гессом, так и особенно возможность достижения тайного сговора против СССР по указанной выше схеме.

В свою очередь, это означает, что уже с середины мая 1941 г. обе стороны стали играть в профанацию под названием «взаимные бомбардировки» для отвода глаз: по сообщениям лондонской резидентуры ГРУ, гитлерюги с того времени залетали в английское воздушное пространство одиночными самолетами. Кстати, и англичане, по тем же данным, тоже проводили свои налеты на Германию крайне незначительным количеством самолетов, потому как по сравнению с предшествовавшим перелету Гесса периодом их количество было снижено в 7,5 раза! Весьма характерно и то, что и те, и другие едва ли не в первую очередь снизили также и интенсивность налетов на важные объекты. Во «джентльмены», мать их..!

…Кстати говоря, англосаксы злоумышленно грешили соблюдением этого «джентльменского соглашения» фактически до конца войны, ибо их бомбардировки Третьею рейха если как-то и отражались на уровне военного производства Германии, так только в сторону его увеличения почему-то! Зато вот на гражданском населении Германии англо-саксы оттягивались по полной, что называется, программе — уж такие зверские бомбардировки устраивали, что никакой военной целесообразностью не оправдать. Так что задачу уничтожения военно-экономического потенциала Третьего рейка в корне решать пришлось советской бомбардировочной авиации — именно она своими действиями свела до нуля производство вооружений и боеприпасов в рейхе.

Приведя подлинную Правду об истинном значении выводов доклада ГРУ от 20 марта 1941 г., автор менее всего хотел содействовать формированию у уважаемых читателей мнения о едва ли не абсолютной безгрешности ГРУ накануне войны.

Ни одна разведка мира не может быть безгрешной. От сотворения мира она действует в условиях дефицита, как правило, острого дефицита и времени, и не вызывающей сомнений истины, с которой, как с эталоном, можно сверять всю добываемую информацию. Добавьте к этому жесточайшее противодействие контрразведки того государства, против которого ведется разведка, особенно если оно считается наиболее вероятным и тем более главным противником, и даже не посвященному в тайны невидимого фронта станет ясно, что без ошибок или заблуждений не обходится. Другое дело, конечно, сколь быстро разведка избавляется от ошибок, ошибочных оценок и тех или иных заблуждений, в которые она могла угодить в том числе благодаря искуснейшим стараниям контрпартнеров по невидимому фронту.

Если подходить к деятельности ГРУ в предвоенный период именно с такой объективной позиции, а она к тому же является и единственно возможной, то, конечно же, без ретроспективных упреков в адрес военной разведки не обойтись. Ныне они хорошо известны. Это прежде всего странное завышение боевого потенциала вермахта, особенно же предназначавшихся для нападения на СССР группировок вторжения. Странно оно как тем, что в итоге приводило к нагнетанию перенапряженности в экономике СССР — ведь коли враг так силен, как сообщает военная разведка, то Генеральный штаб и военное ведомство начинают усиленно требовать от правительства больше людей, оружия, боеприпасов, техники и т. п. материально-технических ресурсов, что в итоге не только раскручивает маховик гонки вооружения, но и вовсю разжигает и без того волчьи аппетиты генералитета, — так и тем, что время от времени сам начальник ГРУ Голиков периодически уменьшал цифровые данные о боевом потенциале вермахта и его группировок вторжения. Но особенно оно странно тем, что такие завышенные данные вольно или невольно, однако же формировали некое подобие алиби для генералитета на случай возможных неудач, что мы и имеем в истории Великой Отечественной войны…

Заподозрить Сталина в подталкивании к этим завышениям невозможно — он всегда крайне жестко, принципиально жестко требовал докладывать ему только проверенную информацию и не дай-то Господь Бог, если кто-то из докладчиков попадется на неточности. В тюрьму за это, конечно, не сажали, если, конечно, не было злоумышленного искажения действительности, однако доверие к этим лицам Сталин терял практически навсегда.

Кроме того, как высокоэффективный хозяйственник он прекрасно знал цену каждой копеечке и потому берег народные средства как зеницу ока. Поэтому прежде чем добиться его согласия на те или иные траты, в том числе и оборонные, которые, как известно, исключительно дорогостоящие, необходимо было представить едва ли не абсолютно неопровержимую информацию не только о целесообразности таких затрат, но и о наиболее экономичном варианте их расходования, тем более что и сам Сталин был выдающимся асом в вопросах изыскания наиболее простых и экономичных вариантов решения тех или иных задач, генералитету же, как известно, такой образ мышления не свойственен по определению.

Тогда кто же являлся «генератором» тенденции к завышению, особенно ежели помнить, что вольно или невольно она формировала некое подобие алиби на случай возможных неудач, которые-таки и случились? При тех неимоверных экономических затратах СССР на оборону, особенно начиная с 1939 г. и по 22 июня 1941 г., которые в принципе должны были обеспечить воистину несокрушимую военную мощь Советского Союза? Согласитесь, что в сопоставлении с тем, что произошло в реальности, действительно странно, как минимум странно.

Впрочем, не менее странна и позиция ГРУ, в том числе и в докладе от 20 марта 1941 г., па вопросу об определении схемы нападения вермахта на СССР, особенно в плане направления главного удара. В этой части доклад достоин резкой критики, потому как ГРУ, к сожалению, ограничилось добросовестным перечислением нескольких возможных вариантов действий вермахта, как бы и не замечая того, что направления ударов в каждом из этих вариантов в основном совпадают. К тому же, если по вопросу о времени возможного нападения Германии на СССР ГРУ сочла целесообразным четко обрисовать свою позицию, то вот в отношении схемы нападения и направления главного удара почему-то нет. В тексте доклада нет ни звука о том, что тот или иной вариант наиболее вероятен. Напротив, ГРУ представило все три варианта как заслуживающие внимания, хотя уже тогда было очевидно, что вариант № 3 откровенно претендует на то, чтобы возыметь предпочтение.

Упрек это тем более серьезный, что к 20 марта 1941 г. ситуация с разведывательной информацией на этот счет была такой, что позволяла ГРУ занять более определенную позицию. Во-первых, потому, что с самых первых сообщений о начале подготовки к нападению постоянно шла информация только о трех направлениях ударов вермахта — на Ленинград, Москву и Киев (вначале на Харьков, как в недавнем тогда прошлом столицу Украины, что в целом было достоверно, поскольку открыто указывалось именно украинское направление). Во-вторых, дважды то же самое сообщали и американцы, что в точности совпадало и с собственными данными ГРУ (в том числе и полученными от разведки Лубянки). В-третьих, к этому же моменту резидент ГРУ в Берлине, военный атташе генерал-майор В. Тупиков представил «Доклад о боевом и численном составе развернутой германской армии и ее группировок по состоянию на 15.3.1941 г. (ЦА МО РФ. Оп. 7272. Д. 1. Л. 693 — 793). Доклад был исключительно подробный — свыше ста страниц машинописного текста, огромное количество схем, в том числе и схема группировок войск вермахта у советских границ, а также схема возможных вариантов действий Германии против СССР, один из которых точно отражал суть плана «Барбаросса».

У ГРУ были все основания если не для категорического вывода, то хотя бы для акцентирующего внимание адресата на схеме удара по трем направлениям, то есть на варианте № 3, тем более что варианты № 1 и № 2 фактически подтверждали именно его. Выбор такого акцента был бы тем более уместен, что доклад-то начинался с упоминания «Майн Кампф» и «красочно» изложенных в нем планов Гитлера, центральное место среди которых, как это было хороша известно тогда, занимала идея «Дранг нах Остен», в политическом смысле означавшая уничтожение СССР, а в военном деле сие означало, что направление главного удара будет нацелено на столицу, то есть на Москву, для чего есть только один вариант направления главного удара — удар на Белорусском направлении. Остальное и так совпадало между собой.

Впоследствии именно это отсутствие четкой определенности по вопросу о направлении главного удара, которое, к слову сказать, напрашивалось само по себе, даже без особых разведывательных данных, позволило Г. К. Жукову нагло клеветать на ГРУ и Голикова, что-де они чего-то там недосмотрели у вермахта в Польше.

Между тем в дальнейшем ГРУ все большее внимание акцентировало как раз на группировке войск вермахта в Польше. И опять-таки странность — когда тому же Голикову докладывали исключительно достоверные данные о намерении гитлерюг нанести наиболее сильный удар на Белорусском направлении, а ведь именно оно-то и есть направление на Москву, то он скептически хмыкал.

Странно и то, что ГРУ не акцентировало внимание на том, что наибольшее количество сил вермахта сосредоточивается на его левом фланге (для советских войск это правый фланг), то есть на Прибалтийском и Белорусском направлениях, которые еще Шапошников считал наиболее вероятными в планах германского Генштаба. Впоследствии, конечно, ГРУ подкорректировала свою точку зрения на сей счет, но было уже поздно — войска в основном были расставлены, а основная корректировка произошла 5 и 7 июня 1941 г., и за оставшееся время миллионы людей, десятки тысяч единиц боевой техники и сотни тысяч тонн боеприпасов не под силу было передислоцировать.

Еще более странно, что ГРУ никак не било тревогу насчет «технологических приемов» вермахта для разгрома войск РККА. Никакой реакции, к примеру, не вызвала информация мужественной «Альты» — Ильзе Штёбе о грядущем «варианте Канн», хотя в военном деле это магический сигнал-пароль, означающий открытое предупреждение о неминуемо грядущей катастроф