Энциклопедия Красного Казачества. Период Интервенции и Гражданской войны в России. Историография вопроса.

Думается, наиболее удачное название этому периоду дал В.Д. Поликарпов, назвав его прологом гражданской войны 1 — (В.Д. Поликарпов. Пролог гражданской войны в России. – М., 1976). Данный вывод подтверждается, как это ни парадоксально, и событиями, которые развернулись в казачьих областях. Мы рассматриваем указанный этап в рамках казачьих областей, что особенно важно, ибо некоторые историки, не исследуя специально и основательно события в указанных регионах, в качестве аргумента в пользу начала гражданской войны с конца октября 1917 г. ссылаются на события, развернувшиеся сразу после Октября, в казачьих областях России.

Другой просчет (на наш взгляд) состоит в утверждении, что период гражданской войны начался в казачьих областях раньше, чем в масштабах страны. Думается, что такой подход совершенно неверен, ибо периодизация событий должна быть общей, иначе можно прийти к выводу, например, что в Московской губернии не было вообще гражданской войны, поскольку там не было военных действий, что не отрицает выявление особенностей событий на местах. Вероятно, прав был В.П. Наумов, который считал и считает, что начало гражданской войны как периода надо вести с лета 1918 года. 2 — (В.П. Наумов. Летопись героической борьбы. Советская историография гражданской войны и империалистической интервенции в СССР. – М.. 1990). Верность вышесказанного вытекает из того, что военные действия (и все связанное с ними) не приобрели до того еще глобального характера.

В начальный период гражданской войны, как и в других областях России, военные действия в казачьих областях носили сравнительно узкий и далеко не всеобщий характер, даже можно сказать, прибегая к меткому эпитету Н.Е. Какурина, они носили “эшелонный характер”, т.е. дислоцировались по линиям железных дорог, не выходя за их рамки 3 — (Н.Е. Какурин. Как сражалась революция. – М., 1990. – Т.1. – с.155-189). Тогда не было фронтов, а формирование отдельных красных и белых частей только начиналось. Очевидно, прав был Н.Е. Какурин, выделивший начальный период гражданской войны, как первый особый ее этап, связанный с главным для этого времени — установлением советской власти в центре и на местах. Следует отметить важность поставленного Какуриным вопроса о численности и средствах сторон, о том, что вооруженные силы красных и белых, участвовавших в боевых действиях, и в казачьих регионах были незначительны. Указанный автор, правда, не коснулся всех казачьих областей, сосредоточив свое внимание только на нескольких из них. Этот недостаток свойственен и работе В.Д. Поликарпова, который мало, на наш взгляд, использовал архивные материалы; узковат и фактический материал его монографии, в которой он явно недостаточно касается вопроса о соотношении сил.

Мы не будем в настоящей части монографии оценивать скрупулезно историографию проблемы, ибо это делали в наших историографических работах 4 — (Л.И. Футорянский. Казачество в период Октября и гражданской войны в Советской историографии. – М., 1969. – с.30. Он же. Современная Советская историография о казачестве в период гражданской войны // Историография гражданской войны и империалистической интервенции (1918-1920). — М., 1983. — с. 146-156. Он же. В.И. Ленин о казачестве в период Октября и Триумфального шествия Советской власти. // Вопросы истории Урала: Мат-лы. Вторая науч. сессия вузов Уральской зоны. – Пермь, 1966. — с. 297-303. См. нашу рецензию на книгу И.Я. Куценко “Кубанское казачество. Без уважения и понимания”//Кубанские казачьи ведомости. Ежемесячное приложение к газете “Советская Кубань”, 1991. № 4 и другие.). Мы останавливаемся на тех работах, которые оказались раньше вне поля зрения нашей оценки, поскольку появились недавно. Во вводной статье к “Архиву русской революции” Г.З. Иоффе счел возможным ленинскую характеристику установления советской власти на местах как “триумфальное шествие” назвать сомнительной литературной метафорой, подменяющей анализ фактического материала 5 — (Г.З. Иоффе. Читая архив русской революции // Архив русской революции. – М., 1991. – 1-2. — с. V-VI. Л.И. Футорянский. В.И.Ленин о решающей роли иностранного империализма в затягивании и развязывании гражданской войны // Ученые записки ОГПИ. – Вып.18. – Челябинск, 1970. – с.107-116.). Тот же упрек с большим основанием в слабости использования архивных материалов следует адресовать самому Генриху Зиновьевичу. Ведь в первом случае поток документов со всех концов России проходил через мозг председателя Совнаркома и ныне отложился в многочисленных центральных архивах, а Иоффе – историк, который обязан был тщательно исследовать факты и документы. Хотя в монографии, сравнительно недавно вышедшей в свет о белом движении и генерале Корнилове, Г.З. Иоффе не продемонстрировал приверженности к анализу архивных документов 6 — (Г.З. Иофе. Белое дело. Генерал Корнилов. – М., 1989.). Поражает то, что автор ни разу не сослался на них.

В опубликованных вновь мемуарах П.Н. Краснова сказано о мизерности жертв в период выступления Керенского-Краснова и его ликвидации. Он приводит данные о том, что 3-й кавалерийский корпус потерял под Пулковым убитыми трех и раненными 28 человек, что касается потерь советской стороны, говорит Краснов, ссылаясь якобы на Муравьева, то они составили 400 человек. Думается, последняя цифра явно преувеличена 7 — (На внутреннем фронте // Архив русской революции. – М., 1991. — 1-2. — с.177.). Очень важно другое свидетельство Краснова:

“Я знал, что на Дону Каледин едва держался и по личному опыту знал, что поднять казаков (против советской власти — Л.Ф.) невозможно” 8 — (На внутреннем фронте // Архив русской революции. – М., 1991. — 1-2. — с.182).

А далее он делает вывод о том, что, поняв безнадежность борьбы с Советами на этом этапе, Каледин застрелился 9 — (На внутреннем фронте // Архив русской революции. – М., 1991. — 1-2. — с.1).

Нельзя обойти молчанием появившиеся две монографии Ю.К. Кириенко 10 — (Ю.К. Кириенко. Крах калединщины. – М., 1976. Он же. Революция и донское казачество. – Ростов-на-Дону, 1988.). В первой из них, посвященной разгрому калединщины, автор говорит о том, что на Дону была более благоприятная, чем в центральных губерниях, “обстановка для консолидации сил контрреволюции, которые и подняли мятеж против Советской власти” 11 — (Ю.К. Кириенко. Крах калединщины. – М., 1976. Он же. Революция и донское казачество. – Ростов-на-Дону, 1988. — с.13). Автор утверждает, что в отношении казаков в этот период большевиками “проводилась тактика нейтрализации”. При этом он не дифференцирует неоднозначность отношения различных слоев казачества. Автор часто употребляет термин “казачья контрреволюция”, относя, таким образом, все казачество в указанный лагерь 12 — (Ю.К. Кириенко. Крах калединщины. – М., 1976. Он же. Революция и донское казачество. – Ростов-на-Дону, 1988. — с.31, 107). Автор подробно останавливается на итогах выборов в Учредительное собрание среди населения Дона и в частности казачества. При этом он не подчеркивает, что большая часть избирателей даже на Дону проголосовала за социалистические партии.

Интересны попытки объяснить взятие Ростова калединцами, однако автор четко не сказал, что в наступлении на Ростов участвовало лишь около двух тысяч казаков. Любопытны страницы книги, посвященные роли Антанты и США в оказании содействия калединщине (стремление выделить финансовую помощь и вооружение.) Ценны и другие сведения, посвященные Воронежскому совещанию и Каменскому съезду трудового казачества в начале января 1918, сыгравшим важную роль в ликвидации калединщины. Однако вышесказанное говорит о том, что данные форумы у автора выглядят как-то неожиданно, ибо не подготовлены дифференцированным подходом к казачьим массам в предшествующий период. Анализируя причины краха калединщины, Ю.К. Кириенко повторяет в основном ленинские выводы. Нельзя не согласиться с общим заключением автора:

“Разгром калединского мятежа – результат совместной борьбы вооруженных сил Советской республики и рабочего класса, крестьянства и трудового казачества Дона”.

Во второй монографии “Революция и донское казачество” автор преувеличивает кулацкую прослойку в казачестве, определяя ее почти в сорок процентов. Такая гиперболизация (без серьезного анализа) должна была оправдать “контрреволюционность” основной массы казаков. Здесь мы сталкиваемся с точкой зрения, преувеличивавшей богатство основной массы казачества.

В работе немало небрежностей. Так, например, автор пишет:

“Самой угнетенной частью донского казачества являлось иногороднее крестьянство” 13 — (Ю.К. Кириенко. Революция и донское казачество. – с.12.).

Причем такое утверждение повторяется неоднократно. Характеризуя социально-экономическое положение казачества, автор зачастую ограничивается по отношению к донскому казачеству предположениями. Так, он утверждает: “В новейших исследованиях советских историков указывается, что казачья беднота на Северном Кавказе составляла 17-20%. Вероятно, (Л.Ф.) и на Дону ее процент был невелик”. Такие высказывания в характеристике социально-экономического положения в монографии, претендующей на научность, на наш взгляд, недопустимы.

Автор во многом повторяет то, о чем писалось, говоря о казачьих частях в Петрограде и казачьих съездах, но при этом не ссылается на предшественников 14 — (Футорянский Леонид Иосифович // Библиографический указатель. – Оренбург, 1998.). Кириенко оспаривает наличие двоевластия на Дону. Хотя далее вынужден говорить о его существовании 15 — (Ю.К. Кириенко. Указ.соч. – с.35, 41.). Автор утверждает о захвате власти на Дону казачьей верхушкой в середине июня 1917 г. 16 — (Ю.К. Кириенко. Указ.соч. – с.61). Он весьма субъективно, а порою недобросовестно относится к своим предшественникам в изучении проблемы. В монографии зачастую одно положение противоречит другому 17 — (Ю.К. Кириенко. Указ.соч. – с.142, 152.). Автор опять вернулся к итогам выборов на Дону в Учредительное собрание, но если раньше он утверждал, что документы по итогам выборов не сохранились, что единственный источник — газеты, то теперь (после выхода наших работ со ссылками на материалы Государственного архива Ростовской области) он без всякого стеснения далее публикует их, не принося извинения читателям за прежние предположения. По сути, в данной монографии автор не дал четкого объяснения позиции казачества в период установления советской власти на Дону.

Особо следует сказать о появившейся недавно монографии А.В. Венкова, хотя она и издана на ротапринте “Антибольшевистское движение на юге России на начальном этапе гражданской войны” 18 — (Ростов-на-Дону, 1996.). Автор решительно отбрасывает ленинскую методологию и вместо нее использует труды Л. Гумилева 19 — (Указ.соч. – с.28.). Он вводит в оборот значительный новый фактический материал, говорит о том, что военные миссии стран Антанты в России видели в казачестве “единственную стоящую вещь – для (Л.Ф.) установления… военной диктатуры” 20 — (Указ.соч. – с.57.). Нельзя не признать, что А.В. Венков прав, подчеркивая стремление использовать антибольшевистские силы юга Антантой в колонизаторских целях. Нельзя не согласиться с автором в том, что лидеры контрреволюции (после установления советской власти) видели, что на Дону можно создать базу белого движения. Автор останавливается на итогах выборов в учредительное собрание, но не считает нужным подчеркнуть, что, не поддержав в основной массе большевизм, население казачьих областей все же основную массу голосов отдало представителям социалистических партий. Он прав, говоря о зарождении белого террора прежде всего на Дону, цитируя слова Корнилова: “В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы” 21 — (Указ.соч. – с.61.).

Венков приводит убедительные факты мизерности зарождающегося белого движения в этот период. Он справедливо усматривает, что фронтовые казачьи части в Добровольческой армии видели главную причину «междоусобной борьбы» и были настроены к ней «явно недоброжелательно» 22 — (Указ.соч. – с.62, 64, 77-78.). Автор верно говорит о стремлении части казачества к автономии Дона, Кубани, Терека, требовании рассмотрения Кубани “в качестве равноправного штата”.

Венков делает верный вывод о том, что перелом в настроении казаков наступил в конце января 1918 г., когда выяснилось окончательно, что “фронтовое казачество в лучшем случае нейтрально” 23 — (Указ.соч. – с.96.). Жаль, что в работе отсутствует специальное заключение. Узкие выводы не всегда точны. Автор заявляет, что уже в этот период шла “ожесточенная” классовая борьба, что весьма сомнительно.

В наших работах мы проследили процессы борьбы за власть Советов и сил, противостоящих ее установлению 24 (Оренбург. — Челябинск, 1993. История Оренбуржья. – Оренбург, 1996.).

Нельзя обойти молчанием появившуюся недавно “Историю казачества Азиатской России”, ее третий том, посвященный периоду с 1917 до середины 90-х гг. ХХ в. (главный редактор академик РАН В.В. Алексеев) 25 — (Екатеринбург, 1995.). Интересующие нас главы написаны В.Ф. Мамоновым. Автор верно говорит о том, что “в этот период казачество России открыто раскалывается на несколько противоборствующих сторон”, что “Октябрьская революция не устранила, а наоборот закрепила и углубила этот раскол… фронтовики в октябре-ноябре 1917 г. большей частью поддержали Советскую власть, поскольку она дала им (как тогда считалось) долгожданный мир. Вооруженное противостояние перевороту оказала тогда лишь небольшая часть решительно настроенных офицеров. Генерал Корнилов … не получил никакой поддержки на Дону, где среди казаков явно господствовали в то время настроения нейтрализма”. Автор “Введения” В.Ф. Мамонов прав, что положение изменится с весны 1918 года.

Думается, надо кратко рассмотреть книгу Дмитрия Леховича, одного из активных участников белого движения, “Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина” 26 — (26М., 1992.), опубликованную в США, а ныне вышедшую в свет в России на русском языке. Часть страниц ее посвящена начальному этапу гражданской войны, зарождению белого движения, поведению казачества в начальный период гражданской войны. Автор подчеркивает, что будущие предводители белого движения рассматривали казачество и Дон “единственной точкой опоры” 27 — (26М., 1992. — с.151). Лехович считает, что будущие вожди белого движения переоценивали эти возможности области Войска Донского.

Воздействие революции и на казачество было, как считает Лехович, бесспорно. Этот вывод он подкрепляет словами А.И. Деникина:

“Никакими мерами нельзя было оградить казачьи войска от участи, которая постигла армию; с возвращением казачьих войск в родные края они… принесли с фронта самый подлинный большевизм… полный отказ от всякой борьбы с Советской властью, облыжно обещавшей неприкосновенность казачьих прав и уклада… Положение атамана Каледина становилось чрезвычайно тяжелым”.

В наступлении на Ростов, свидетельствует Лехович, участвовало, кроме 2-х тысяч казаков, и 500 добровольцев. Лехович свидетельствует, что к февралю 1918 года в белом движении было не более 3-4 тысяч человек 28 — (26М., 1992. — с.156).

Очень важен вывод, который делает Лехович:

“Трагедия Каледина заключалась в том, что Дон за ним не пошел”.

Дмитрий Лехович свидетельствует, что в конце января 1918 г. для защиты Донской области нашлось на фронте всего лишь 147 штыков, и именно потому Каледин заявил:

“Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно” 29 — (26М., 1992. — с.159).

Рассмотрение историографии вопроса, как работ российских историков, так и представителей российского зарубежья показывает, что оценки начального периода гражданской войны представителями того и другого лагеря в основном совпадают.

Мы изучили не только имеющуюся литературу по проблеме, но и материалы 23-х архивохранилищ России, не только центральные, но и местные архивы бывших казачьих областей, периодическую печать, на основе всего этого и вышесказанного, осмысливая его, мы пришли к следующим выводам о начальном периоде гражданской войны в казачьих областях России:

1. Военные действия на этом этапе носили ограниченный характер.

2. Со стороны белых и красных в боевые действия были вовлечены небольшие по численности силы.

3. Жертвы этого периода с обеих сторон были незначительны.

4. Борьба в казачьих районах не носила тогда ожесточенного характера, не отличалось значительным кровопролитием.

5. Решающую роль в событиях играла агитация, “завоевание” большинства в Советах, их стремление взять власть в свои руки.

6. Советская власть устанавливалась в казачьих районах благодаря поддержке большинства населения.

7. В этот период обнаружились в зародыше и элементы как белого, так и красного террора.

Вопрос имеет особое значение, ибо чаще всего мы сталкиваемся с тем, что те, кто серьезно не изучал ход событий на начальном этапе гражданской войны, имеют тенденцию преувеличивать ожесточенность и кровопролитность борьбы в казачьих регионах, численность сил, вовлеченных в нее. Более того, ссылаются в качестве главного аргумента, что начало гражданской войны как периода развернулось сразу же после Октября, адресуясь якобы к ходу событий в казачьих областях, или же, что совершено нелепо, вводят иную периодизацию гражданской войны для казачьих районов. Другой вопрос о темпах установления советской власти в казачьих областях. Он был несколько замедлен, но не в такой степени как в Закавказье, где советская власть установилась на завершающем этапе гражданской войны или даже после ее окончания (апрель1920 – февраль 1921гг.). Во всех казачьих областях страны борьба за власть завершилась в марте 1918 г.

Анализ имеющейся литературы и изучение бесчисленных фактов, убедили нас в том, что главное, чего не сделали исследователи, – четко и комплексно не определили особенности начального периода гражданской войны в казачьих областях.

Первая из них состояла в том, что декреты советской власти, принятые в “медовый месяц” (так назвал этот период академик П.В. Волобуев) революции, соответствовали интересам большинства народа, в том числе и казачества.

Во-вторых, к этому времени массы, в том числе и трудового казачества, в основном изжили иллюзии не только в оценке политики Временного правительства, кадетов, казачьих верхов, но и даже правых меньшевиков и правых эсеров.

В-третьих, надо помнить, что в указанный период шла национализация, или, точнее, борьба, главным образом, с представителями финансового капитала (национализация банков), но интересы владельцев промышленных предприятий были урезаны только частично и косвенно (внедрение рабочего контроля, спорадическая национализация отдельных фабрик и заводов). Массовая национализация отдельных отраслей промышленности, да и крупной в целом еще не началась, частная собственность сохранялась.

В-четвертых, осуществлялся первый этап аграрной революции (шла ликвидация помещичьего и казачьего офицерского земледелия), интересы рядового крестьянства и рядового казачества не были задеты. В деревне осуществлялись последовательно в основном мероприятия буржуазно-демократического характера. Интересы многих буржуазных слоев деревни и станицы, как правило, еще не были существенно затронуты.

Налицо был складывавшийся и сложившийся на буржуазно-демократической основе, несмотря на известные трудности, союз с основной массой крестьянства и трудового казачества.

В-пятых, важно учитывать и оформившийся в этот период блок большевиков и левых эсеров.

В-шестых, силы, противостоящие активно советской власти, были на этом этапе малочисленны и слабы.

В-седьмых, интервенция только зарождалась (ее проявление — оказание финансовой помощи казачьим верхам — только началось).

Все это в совокупности обусловило слабость реального сопротивления установлению советской власти и в казачьих областях.

Никто не может перечеркнуть того факта, что установление советской власти в казачьих районах произошло в рамках указанного периода (с конца октября 1917 г. по март 1918 г.), ничуть не позже, чем в некоторых областях даже центральной части России. Если исходить из периодизации установления советской власти, данной академиком И.И. Минцем и Т.А. Труканом, в некоторых казачьих областях советская власть установилась во второй, а в остальных областях в четвертый период этого этапа.

Особо следует сказать о том, как решался аграрный вопрос в казачьих областях. От этого во многом зависел вопрос об установлении советской власти. Мы впервые сделали такую попытку в брошюре “Продовольственная и аграрная политика двух властей (1917-1929)” 30 — (Оренбург, 1996. – с.27.), а без этого осмыслить причины особенностей установления советской власти нельзя. В этом важнейший ключ к пониманию проблемы.

И, в конце концов, в одних казачьих областях при участии трудовых казаков (Дон 31 — (В.И. Ленин. ПСС. – Т.35. – с.321, 322, 323.), Кубань 32 — (И. Осадчий. Октябрь на Кубани. – Краснодар, 1977. – с.191.), Уральская область 33 — (“Пролетариат Кубани … в прочном союзе с крестьянской и казачьей беднотой под руководством ленинской партии большевиков мужественно прошел сквозь все трудности и испытания и совершил свой Октябрь”.(В.Чесноков. Уральску 350 лет. – Алматы, 1963. – с.73-74).)), в других в результате действий фронтовых казачьих частей (Забайкалье 34 — (Правда. – 1918. – 30 янв. Советская власть в Уральске была установлена при активном участии 7-го Уральского казачьего полка. В Забайкалье в результате действий 2-го Читинского, 2-го и 3-го Верхнеудинских, 2-го Нерченского, 2-го Аргунского и других казачьих полков. (Ордена Ленина Забайкальский. – М., 1980. – с.13-16)), Семиречье 35 — (М.В. Фрунзе. Избранные произведения. – М., 1957. – Т.1. – с.308. В приказе М.В. Фрунзе отмечалось, что именно 2-й Семиреченский казачий полк низверг керенщину в Верном и водрузил над областью Советское знамя.)), в третьих — при нейтрализации основной массы казаков решающую роль на этом этапе сыграли не столько военные действия, сколько агитация.

Самоубийство Каледина, осознавшего тщетность борьбы против советской власти, на защиту которой поднялось большинство населения Дона, бегство Дутова из Оренбурга “с горстью приверженцев” 36 — (Е.И. Дударь. Борьба за установление и упрочение Советской власти в Оренбуржье (март 1917 – июнь 1918 гг.). – Оренбург, 1967.), заявление Богаевского о том, что “никакие подкопы буржуазии без иностранных штыков им не помогут” — таков финал этого периода 37 — (Декреты Советской власти. – М., 1957. – Т.1. – с.402-403). 4 (17) марта в станице Денисовской попал в плен красным товарищ атамана М.П. Богаевский. Сдавшийся заявил:

“Борьба далее совершенно немыслима”. 38 — (А.В. Венков. Антибольшевистское движение на юге России на начальном этапе гражданской войны. – Ростов-на-Дону, 1996. – с.102).

В марте-мае 1918 г. в составе РСФСР были Донская, Кубано-Черноморская и Терская Советские республики. Тогда же началось формирование красных казачьих частей и соединений, во главе которых стояли такие талантливые и отважные командиры, как П.В. Бахтуров, М.Ф. Блинов, С.М. Буденный, В.И. Думенко, Н.Д. Каширин, Н.Д.Томин, М.А. Кочубей, Ф.К. Миронов и другие. Только в красногвардейских отрядах Дона насчитывалось тогда около 40 тыс. человек 39 — (К.А. Хмелевский. Сыны Донских степей). По другим данным, 1 апреля 1918 г. в Красной армии на Дону сражались с белыми 22440 добровольцев. Возникали тогда и первые партизанские отряды белых. Один из них во главе с есаулом В.М. Чернецовым, который вскоре был убит казаками его отряда, перешедшими на сторону красных 40 — (Государственный архив Ростовской области. Ф.120, оп.3, д.269, л.14). Возник и действовал партизанский отряд белых во главе с генералом П.Х. Поповым 41 (А.В. Венков. Указ.соч. – с.102).

Несомненно, в определенной мере иностранные империалисты виновны в развязывании и затягивании гражданской войны в казачьих районах, в превращении их с лета 1918 г. в арену кровопролитных длительных сражений, в тех неисчислимых муках, которые выпали на долю рабочего класса, трудового крестьянства и трудового казачества, а также свергнутых классов и верхов казачества.

С лета начался новый этап гражданской войны. В этот период установление продовольственной монополии, изъятие хлеба не только у кулаков, но и середняков, толкнуло их в значительной массе против советской власти. иcточник>