Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? Раздел 2. «ОТЫЩИ ВСЕМУ НАЧАЛО, И ТЫ МНОГОЕ ПОЙМЕШЬ»

Раздел 2. «ОТЫЩИ ВСЕМУ НАЧАЛО, И ТЫ МНОГОЕ ПОЙМЕШЬ»^[368]

Все, что видим мы, — видимость только одна,

Далеко от поверхности моря до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей — не видна.

Трагедия 22 июня 1941 г. была неизбежна, потому как была обреченно предрешена, а следовательно, и неминуема, к глубокому сожалению, еще и потому, что ставку на нее стали делать задолго до самой трагической даты, в т. ч. даже и задолго до прихода Гитлера к власти. Первые сигналы на этот счет стали поступать еще лет за десять до нападения нацистской Германии на СССР, т. е. еще в 1931 г.

Инициаторами этой ставки были очень могущественные силы, представленные, как правило, даже и не внутренней оппозицией — эта шваль более чем на роль гнусных предателей-исполнителей обычно и не годится.

Чрезвычайная опасность этих сил состояла отнюдь не в их статусе наиболее могущественных — в конце концов на крутых переломах истории и с самыми могущественными расправляются весьма незатейливо.

Их чрезвычайная опасность заключалась в том, что, как и всегда в целях подготовки крушения России, ими были инициированы столь невидимые, но имеющие колоссальнейшее значение процессы, сладить с которыми обычными методами ликвидации врагов народа практически нереально.

Да, можно поставить к стенке не один десяток, а то и сотню действительных врагов — в те времена их и впрямь хватало, как, впрочем, и в любое время, в т. ч. и сейчас…

Но невозможно поставить к стенке пагубные, преступные идеи, тем более если они насаждались длительное время, особенно в столь замкнутой, кастовой среде, как военная элита.

Как известно, в любом деле критерием истины является практика. Но у военных-то этим критерием истины является война — явление во все времена крайне жестокое, кровавое, беспощадное. И пока полководцы постигают истину, солдаты оплачивают их уроки своими жизнями или, как минимум, океанами своей крови. До момента достижения хотя бы подступов к истине, что называется, хоть кол на голове теши, но генералитет будет воинственно размахивать кулаками, вместо того чтобы слегка пошевелить извилинами.

Пусть не обижаются господа генералы, ибо не помнить, сколько же раз в истории России генералитет создавал себе славу полководцев, предварительно уложив в землю десятки, сотни тысяч, а то и миллионы молодых жизней, — извините, но просто невозможно!

Да, война — штука очень жестокая и без жертв не бывает. Эта аксиома понятна всем. Но солдат — это имя честное, и они, солдаты, должны твердо знать, что коли и суждено им будет уйти в вечность, то уж по крайней-то мере так, что прежде они смогут отправить на тот свет не один десяток, а еще лучше — не одну сотню врагов России, посмевших посягнуть на ее честь, независимость и суверенитет.

Ведь именно их, по-солдатски скромным, но кропотливым ратным трудом куются Великие Победы и создается Величественная Слава непобедимого ратного искусства славного российского воинства!

Но как тогда прикажете понимать а тем более называть ту часть генералитета, которая задолго до войны лишает солдат возможности стать непреодолимой преградой на пути врагов Отчизны,прежде чем уйти е Бессмертие?!

Глава I. «С ТРУДОМ ПРИХОДЯТ НА УМ МЫСЛИ О ТОМ, ЧТО СОБЫТИЯ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО НЕКОГДА ОЖИДАЛИСЬ В БУДУЩЕМ»^[369]

В декабре 1935 г. на стол Сталина лег объемистый доклад ГРУ под названием «Коалиция против СССР». Доклад был подготовлен на основе добытых военной разведкой преимущественно агентурным путем различных разведывательных данных, в т. ч. и документальных, среди которых особое место занимал составленный по заказу Генерального штаба Франции меморандум, автором которого был один из бывших белогвардейских офицеров. Лейтмотив и меморандума и, особенно, доклада ГРУ состоял в том, что в уже тогда ожидаемой войне коалиции в составе Германии, Японии, Польши и Финляндии против СССР — антисоветские планы Запада по организации вооруженного нападения на Советский Союз в тот период действительно разрабатывались на базе такого варианта — первое в мире государство рабочих и крестьян» непременно потерпит военное поражений, в результате чего в стране произойдет государственный переворот!^[370]

Поражение предрекалось сразу же после начала войны — «с открытием военных действий — на первых же порах Красная Армия потерпит серьезные неудачи, которые скоро приведут к полному военному разгрому и развалу армии», — говорилось и в меморандуме, и в докладе^[371].

В опиравшемся на обширные разведывательные данные 2-го Бюро (военная разведка) Генерального штаба Франции, которые включали разведывательные сведения и некоторых союзных Франции западных государств (в частности, Польши), меморандуме и вторившем ему докладе ГРУ подчеркивалось, что это приведет к военному бунту и «дворцовому перевороту» силами военных^[372].

Как утверждалось в документах, целью последнего являлся захват власти в стране в результате военного переворота («дворцового типа»), установление военной диктатуры и расчленение страны в пользу Германии и Японии в порядке компенсации за оказанное содействие^[373].

Назывался и главный закулисный «режиссер» (как увидим из дальнейшего, один из двух главных «режиссеров») — Верховное командование Германии^[374], которое благодаря связывавшим верхушку рейхсвера с политическими и военными кругами СССР «глубоко запрятанным нитям, дергая за нужные из них в нужнее время, вызовет внутренний взрыв в стране, который сметет существующий в Советском Союзе режим, в результате чего к власти должны прийти политические и военные деятели, с которыми антисоветская коалиция и в особенности Германия смогут легко прийти к соглашению»^[375].

В мае 1937 г., как известно, был разоблачен и ликвидирован заговор военных во главе с Тухачевским, преследовавший именно эти цели. В собственноручно изложенных им показаниях (143 страницы!) следствию Тухачевский подробно изложил также и план военного поражения СССР в грядущей войне на начальной ее стадии. По всем основным параметрам и последствиям изложенное Тухачевским совпадало с разведывательной информацией 1935 г. (и последующего времени вплоть до его ареста)^[376].

9 ноября 1937 г. на имя Сталина поступила записка от старшего преподавателя Военной академии имени М. В. Фрунзе и Академии Генерального штаба, помощника начальника кафедры тактики высших воинских соединений Академии Генштаба (обратите, пожалуйста, внимание на последнюю должность), комбрига Яна Матисовича Жигура^[377].

Указывая на то, что «целый ряд важнейших вопросов организации РККА и оперативности стратегического использования наших Вооруженных сил решен ошибочно, а возможно и вредительски», автор записки особо подчеркнул, что «это в первый период войны может повлечь за собой крупные неудачи и многочисленные лишние жертвы»^[378].

До этого, в докладной еще от 20 июля 1937 г. на имя наркома обороны СССР маршала К. Е. Ворошилова, тот же Я. М. Жигур подверг резкой критике последние военные планы наступательных операций РККА, доказывая, что вследствие растянутости далеко от фронта отстоящего тыла и слишком незначительной артиллерийской поддержки наступающим фронтовым частям предстоит понести большие потери^[379].

По мнению Я. М. Жигура, это грозило наступающей армии огромными потерями в живой силе и технике при отсутствии какого-либо серьезного оперативного успеха^[380].

Жигур призвал к пересмотру и уточнению всех военных планов с учетом результатов военных учений последних лет, т. е. тех, что проводились Тухачевским и его подельниками^[381].

Между тем операции РККА в начальный период войны действительно мыслились в те времена как наступательные — методом немедленного встречно-лобового вторжения, как контрнаступательного, так и превентивного характера, на территорию противника в целях срыва его мобилизации, сосредоточения и развертывания войск. Так планировалось тогда прикрыть собственные мобилизацию и сосредоточение войск^[382].

Подобные взгляды на стратегию высшее руководство СССР, особенно Сталин, не разделяет. Обращаясь в своем кратком выступлении 30 января 1936 г. непосредственно к военным на приеме послучаю первых выборов депутатов Верховного Совета СССР, Сталин открыто заявил: «Армия, которая научилась наступать, но не обучена в деле отступления будет разгромлена. Плоха та армия, которая научилась наступать, но которая не научилась отступать»^[383].

Обратите внимание на дату (13 января 1936 г.) — ведь Сталин говорил об этом поле ликвидации заговора Тухачевского, после получения записок Я. М. Жигура. Все это означает, что Сталин полностью отдавал себе отчет в пагубности и преступности идеен немедленного встречно-лобового контрнаступления, как якобы метода защиты от нападения.

К сожалению, как до этого, так и после этого, несмотря на все перемены в своем составе, Высшее военное командование оставалось «глухим» и не слышало ни этого ни других предупреждений Сталина. И лишь неимоверный грохот кровавой трагедии 22 июня «прочистил», да и то не полностью, их слух! Склонность к бонапартистским замашкам в военном планировании продолжала жить вгенеральской среде…

В конце концов, взгляды на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг были развиты вплоть до тезиса о необходимости нанесения превентивных ударов в тех же целях и, что особенно поразительно, при невесть откуда взявшемся гипертрофированном приоритете именно встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями (как увидим из дальнейшего, не на уровне армий как высших воинских соединений, а фактически, по сути-то, на уровне армий как основополагающих силовых «институтов» государств, т. е. проще говоря, на уровне и в масштабах всех Вооруженных сил)^[384].

Жигур же призывал к пересмотру военных планов наступательных операций именно начального периода войны, причем с учетом именно результатов военных учений и игр, проведенных Тухачевским, поскольку результаты именно этих учений показали, что «группы вторжения не в состоянии выполнить тех задач, которые на них возлагались на первом стратегическом этапе борьбы. Они были слишком малы по своему составу и нацеливались на действия по изолированным направлениям, что могло привести к их последовательному разгрому. Вместо групп намечалось вначале создание армий вторжения или ударных армий, затем выполнение задач армий призвано было необходимым возложить на весь Первый стратегический эшелон Вооруженных сил»^[385].

По сути дела Жигур призывал к пересмотру данных взглядов именно в связи со сталь печальными итогами учений и игр.

Я. М. Жигур не мог не отдавать себе отчета в том, что он пишет еще и как лицо, непосредственно причастное к зарождению истоков формирования таких взглядов в советском генералитете того времени. Очевидно, этим и объясняется прилипший к его докладным ярлык «донос» — мол, сам же был причастен, и вдруг так остро жалуется на самый верх! Да еще на маршалов! По-видимому, это и стало причиной того, почему Жигура «сдали» Лубянке в том же 1937 г. в рамках разоблачения все того же заговора Тухачевского, причем «сдали» явно без ведома Сталина, ибо он обычно выводил из-под удара НКВД людей, которые обращались к нему по серьезным и крупным вопросом, чему есть немалое количество свидетельств…

Прошло несколько лет, и ранним утром 22 июня 1941 г., в поразительном соответствии со всеми этими «сценариями» и с исторически беспрецедентной мощью громыхнула невиданная дотоле трагедия, боль от которой не проходит и поныне!

Причем в столь коллапсовых формах, что к началу битвы под Москвой в действующей армии осталось всего 7 — 8% от первоначальной (на 22 июня) численности собственно группировки РККА на западных границах! О гигантских потерях территорий вместе с населением и экономическим потенциалом, а также оружия, боевой техники и материально-технических запасов и говорить-то не приходится!

По самое главное в том, что трагедия громыхнула также и при полном совпадении с реальностью многих важнейших стратегических деталей каждого из вышеуказанных «сценариев» катастрофы.

Причем особое значение имеет на редкость поразительно совпадающее пренебрежение и Тухачевского, и Генштаба с НКО накануне войны к Белорусскому направлению, или, на языке Генштаба, к западному направлению, сверхмолниеносный прорыв гитлерюг на котором (и на колоссальную же глубину) в целом и обусловил тяжелейшее поражение нашей армии в первые полгода войны.

В изложенном следствию в 1937 г. плане поражения СССР в уже тогда отчетливо надвигавшейся войне Тухачевский показал, что он считает совершенно фантастическим для агрессивных планов Гитлера избрание именно Белорусского направления как направления главного удара вермахта, причем, что особенно вызывает оторопь, на том основании, что фантастическим, по мнению «стратега», являлся бы тот случай, при котором Гитлер поставил бы перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву!^[386] И это «гениальный стратег»?!

Едва ли возможно хоть как-то понять такую, с позволения сказать, «логику» «невинной жертвы сталинизма». Ведь со времен еще первого издания «Майн Кампф» Гитлер только и знал, что твердил в первую очередь именно об этом, и не знать этого Тухачевский не мог. Да и вообще, подобный маршрут агрессии с Запада исторически стал «традиционным», чего Тухачевский также не мог не знать. Если хоть на мгновение допустить, что он этого не знал, тогда следует признать, что «стратег» был инопланетянином, ибо только им подобное неведомо!

О том, что же столь конкретно стратегически «скривило мозги» якобы «гениального стратега» — речь еще впереди. Но вот о том, каков же прямой вывод следует из заявления обладавшего явно невыпрямляемым «кривым умом» «стратега», скажем сразу: из того беспрецедентно неадекватного и фактам, и истории, и даже самой логике многовекового противоборства по оси Запад-Россия заявления Тухачевского прямо вытекало отсутствие необходимости планирования стратегической оборонительной операции прежде всего на Белорусском направлении!

И это при том, что и так вся тогдашняя система взглядов на оборону СССР в случае необходимости отражения агрессии сводилась к тезису о немедленном встречно-лобовом контрнаступлении! Да к тому же при допущении целесообразности нанесения превентивного удара по противнику до начала войны с его стороны, проще говоря, при допущении целесообразности для СССР выступить в роли агрессора! И все это, подчеркиваю, было сдобрено изрядной порцией невесть на каком основании провозглашенного Тухачевским гипертрофированного приоритета встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями.

Но с какой такой стати столь выразительно, по Тухачевскому, перед войной вдруг «окривел» умом наш Генштаб с Наркоматом обороны, если такой способ действий, как стратегическая оборонительная операция, для Западного округа (фронта), т. е. в полосе Белорусского направления, и вовсе не предполагался? Как, впрочем, и во всей линии западной границы?^[387] И почему это должно было произойти при абсолютно идентичных по смыслу и духу разведывательно-информационных фонах?

Дело в том, что в начале 1937 г., как указывалось выше, в Москву по каналам разведки НКВД поступили данные о состоявшемся на рубеже 1936 — 1937 гг. совещании высшего военно-политического руководства нацистской Германии по итогам крупномасштабных стратегических игр на картах, в ходе которых обсуждались планы восточного похода вермахта. Тогда совещание пришло к выводу, что «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше». Помимо того, что «базы в Восточной Польше»— это прежде всего базы на территории незаконно аннексированной Польшей еще в 1920 г. Западной Белоруссии, сама постановка вопроса о них прежде всего означала, что высшее военно-политическое руководство Германии и командование вермахте связывает успех «восточного похода» (т. е. против СССР) именно с возможностью обеспечения условий для успешных действий в первую очередь на Белорусском направлении!

Как первый заместитель наркома обороны Тухачевский знал об этой информации, не говоря уже о том, что о ней знал и тогдашний глава Генштаба маршал А. И. Егоров, давний единомышленник «стратега». Тем не менее, угодив на лубянские нары, Тухачевский ничтоже сумняшеся назвал Белорусское направление фантастическим для агрессивных планов Гитлера!

Спустя четыре года ситуация «странным» образом регальванизировалась. При наличии более чем убедительных разведданных о том, что командование вермахта планирует осуществить нападение тремя группировками на трех главных направлениях, из которых центральное, т. е. Белорусское, само по себе выделялось своим исключительно особым политическим значением, ибо в самом смысле этого направления — Минск — Смоленск — Москва — всегда больше политики, нежели даже каких-то сугубо военных решений (кстати, как увидим из дальнейшего, гитлерюгам было точно известно о том, что Жуков не менее точно знает об их плане), при наличии письменно выраженных опасений советского стратегического руководства (т. е. Сталина) именно же по поводу опасностей, которым могут подвергнуться наши войска как раз на Белорусском направлении (это было отмечено в итогах январских 1941 г. игр на картах), высшее военное руководство, т. е. дуумвират Тимошенко — Жуков, вдруг выразительно, по Тухачевскому, так «окривел умом», что значение обязанного оборонять Белоруссию ЗапОВО свел до состояния второразрядного! И что самое поразительное, именно в тех конкретных нюансах, по поводу которых и были высказаны в письменной форме опасения.

Более того, внезапно поразившая дуэт «кривизна ума» до того их одолела, что они и десятилетия спустя объясняли ее столь же выразительно, по Тухачевскому, едва ли не буквально слово в слово повторяя его же мотивировки, но почему-то приписывая их Сталину!

Речь идет о запущенном на орбиту нашей историографии о войне маршалами Мерецковым и Жуковым лживом мифе о том, что-де Сталин якобы «назначил» Юго-Западное направление, т. е. на Украину, главным для вермахта, из-за чего, мол, и проморгали Западное Белорусское) направление, потому-то и произошла вся трагедия!

Наши маршалы то ли и впрямь настолько, по Тухачевскому же, «окривели умом», что даже не отдавали себе отчета в том, что за вермахт решал Гитлер, а не Сталин, то ли их неудержимая страсть к безнаказанно языческому глумлению над прахом и памятью усопшего льва настолько поотшибала им память, что они ни разу даже и не вспомнили, что они так и не выполнили никогда не отдававшегося Сталиным «указания»! Ведь ни вариант от 11 марта, ни тем более от 15 мая 1941 г., в который Южное и Юго-Западное направления фигурировали в качестве главных, не были подписаны даже самими их авторами-инициаторами, т. е. Жуковым и Тимошенко, в связи с чем ни тот, ни другой проект никогда не докладывались Сталину!

Не случайно, что прознавший об этих маршальских россказнях о назначении Сталиным украинского направления главным для вермахта, ближайший соратник Иосифа Виссарионовича — Вячеслав Михайлович Молотов — прямо заявил о несоответствии сказок Жукова реальным фактам, подчеркнув при этом, что «тем более на Жукова надо осторожно ссылаться!^[388]

Так что же все эти совпадения должны означать?!

Вопрос этот и особенно ответ на него тем более важны, что отнюдь не впервые в своей многовековой истории Россия, пускай и называвшаяся в те времена Советской, самим фактам своего существования, но помимо своей воли втягивалась уже во вторую по счету в том столетии мировую войну при поразительно совпадавших, мягко говоря, «странностях» поведения своего генералитета в преддверии и накануне войны.

Едва ли, например, широко известно, что трагическая участь Российской империи в Первой мировой войне была жестока предрешена задолго до 1 августа 1914 г. и предрешена в т. ч. именно «странной» позицией генералитета…

Принципиально политическая и особенно геополитическая участь России в той войне была предрешена иными, куда более могущественными силами, еще в 1890 г. объявившими России Перманентную мировую войну в целях ее полного уничтожения вплоть до состояния «Русской Пустыни»! Ныне хорошо известные и совершенно справедливо вызывающие гневное возмущение многих заявления ряда западных лидеров о десятках миллионов якобы лишних граждан России, которые-де должны фактически вымереть, проистекают из плана Перманентной мировой войны против России! Западу нужна именно Пустыня, чтобы колонизировать ее, Россия же как таковая его не интересует!

Предрешенность военного поражения России позицией ее генералитета — это предрешенность позицией непосредственных исполнителей, едва ли догадывавшихся об истинном значении отведенной им гнусной роли, которую они «играли» якобы по собственному разумению и вдохновению, в итоге откровенно предав Отечество.

Ввиду особой сложности этой темы ее рассмотрение перенесено автором на страницы другой книги…

Из письма еще не догадывавшегося о том, что он уже последний германский кайзер, Вильгельма II своему, тоже не догадывавшемуся, что он также последний русский царь, кузену — Николаю II (за несколько лет до войны):

«Дражайший Ники… Немного лет тому назад один порядочный человек — не немец по национальности^[389] — рассказывал мне, что пришел в ужас, когда в одной фешенебельной парижской гостиной он услышал ответ русского генерала на заданный французом вопрос, разобьет ли Россия германскую армию: «О, вас разобьют вдребезги, ну что же, тогда и у нас будет республика»^[390].

Жаль, конечно, что из опубликованных материалов имя этого «героя» в генеральских эполетах установить невозможно. Зато точно известно, что прежде чем в России «приключилась»-таки республика, российский генералитет сделал буквально все, что только было возможно, чтобы довести страну до грани военного поражения, а затем, свалив всю ответственность за это на Верховного главнокомандующего — Николая II, — открыто предал его, обманом и силой вынудив его отречься от престола! Как, впрочем, тот же самый генералитет точно так же предал и Временное правительство…

Господь Бог из них, за исключением опозоренного прямой причастностью к дикой расправе над офицерами после взятия Крыма в 1920 г. Брусилова, не выжил в той кровавой мясорубке под названием «республика», а вдохновитель и организатор силового давления на Николая II — генерал Рузский — как собака был зарублен красногвардейцами. Господь Бог и История еще раз доказали, что предательство не бывает безнаказанным!

Через 21 год после того, как в России «приключилась»-таки беда под названием «республика», один из виднейших представителей т. н. «ленинской гвардии» из «запломбированного вагона», блестяще знавший едва ли не все тайны закулисья 1917 г., Христиан Георгиевич Раковский на допросе в НКВД 26 января 1938 г. показал следующее: «Проанализируйте в свете «неслучайного» развитие боевых действий в России. «Пораженчество» — это образцовое дело (куда уж более чем образцовое — до войны внаглую заверяли царя, что-де «мы вооружены, мы можем пойти в наступление в любой момент», но при первых же выстрелах оказалось, что это не только не так, но и хуже того — в плен сдавались целыми полками, неприступные, казалось, крепости сдавали, войскам не хватало твердости и выдержки, не говоря уж об оружии, боеприпасах и продовольствии^[391].— А. М.). Помощь союзников царю была урегулирована и модифицирована с таким искусством, что дала право союзным посланником выставить это как аргумент и добиться самоубийственных наступлений — одного вслед за другим… Организованный ряд поражений привел за собой революцию. Когда угроза нависла со всех сторон, то нашлось средство в виде установления демократической республики — «Посольской республики, как назвал ее Ленин, то есть это обозначало обеспечение безнаказанности для революционеров»^[392].

Насколько же точно совпадает это описание «образцового дела» с приведенными выше «сценариями» и трагической реальностью начального периода Великой Отечественной войны! Особенно в части, касающейся самоубийственности непрерывных контрнаступлений, инспирированных Генеральным штабом впервые мгновения, дни и недели войны, в том числе и на основе т. н. «гениального плана» от 15 мая 1941г.

Это тем более поразительно, что разведывательная информация накануне войны едва ли не дословно повторяла информацию ГРУ от 1935 г., в частности, в том, что гитлерюги откровенно рассчитывают на то, что Красная Армия на первых же порах потерпит серьезное поражение, что сопротивляться она сможет не более 8 дней, на быстрый захват Москвы (между тем подобная попытка была возможна только при нанесении главного удара именно на Белорусском направлении), а также на массовые внутренние беспорядки и бунт в общегосударственном масштабе, на формирование нового правительства, которое должно было разжечь Гражданскую войну в СССР. По сути дела, откровенно планировалась реанимация сценария 1917 — 1918 гг., когда «с колес» еще Первой мировой войны России внаглую объявили, а затем и открыт развязали первую по счету а ХХ в. «Вторую мировую войну» (многократные и многосторонние иностранные интервенции — до 14 участников!) при одновременном разжигании Гражданской войны и так далее.

Почему это должно было столь трагически совпасть?!

Глава II. «ДОВОЛЬНО ЛИКОВАТЬ В НАИВНОМ ВОСХИЩЕНЬИ!»^[393]

Десятилетия спустя, когда из дневников Ф. Гальдера Жуков проведал о том, как его, начальника Генерального штаба РККА перед войной, характеризовал бывший главный противник — в прямом смысле главный именно для Жукова, т. к. Гальдер тоже был начальником Генштаба, — то ему, Георгию Константиновичу, ничего не осталось, как начать «стратегически каяться».

В результате на свет появилась совершеннейшая нелепица о том, что-де гитлерюги, эти подлые и вероломные супостаты окаянные, которые, видите ли, к тому же еще и лучше работали да глубже думали, бац, да и облапошили его с Тимошенко в придачу, ибо они, бедолаги крутолобые да крутозвездные, оказывается, ожидали вначале войны малой, в виде приграничных сражений, в т. ч. и на линии государственной границы, и только затем — большой!

Едва ли было возможно выдумать нечто еще более нелепое, нежели вышеуказанное, особенно с военной точки зрения, не говоря уж о том, что это была откровенная ложь!

Однако Жуков был еще тот «мастер» черного пиара, и как, очевидно, это и полагается в подобных случаях, совершенно «естественным» образом начал с того, что «безукоризненно изящно» свалил свою персональную ответственность прежде всего на Иосифа Виссарионовича Сталина.

Выступая 19 мая 1956 г. на Пленуме ЦК КПСС, где пребывавший в «межеумочном состоянии» сброд во главе с Хрущевым глумился над памятью оставившего им величайшую Державу мира Сталина, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков ничтоже сумняшеся заявил, что-де по вине Сталина советским войскам в 1941 г. «не ставилась задача быть готовыми отразить готовящийся удар противника»!^[394]

…Очевидно, не случайно полный текст этой чудовищной лжи хранится в Архиве Президента РФ (ранее — Особая папка Политбюро ЦК КПСС. Ф. 2. Оп. 1. Д. 88. Л 4 — 30, подлинник). Предъяви его народу, и весь облик «Георгия Победоносца» мгновенно померкнет! Но даже то, что частично опубликовано, не может не вызвать у нормального человека чувство глубокого физиологического отвращения к этой лжи, даже при всем понимании того, что, возможно, Сталин не был ангелом. Но каковы же в таком случае были окружающие его архангелы?

Не случайно, потому как и сам Жуков изначально понимал, что творит гнусное дело, в связи с чем сам же и засекретил эту подлость. К примеру, «шапка» того, что он изобразил на бумаге, выглядела так: «Секретно. Товарищу ХРУЩЕВУ Н. С. Посылаю Вам проект моего выступления на предстоящем Пленуме ЦК КПСС. Прошу посмотреть и дать свои замечание. Г. Жуков. 19 мая 1956 года. № 72 с. Секретно»

И далее следует текст, содержание которого даже при беглом ознакомлении с ним действительно невозможно воспринимать без глубочайшего физиологического отвращения и яростно кипящего возмущения.

Ну а ежели, предварительно, конечно, переборов все одолевающие страсти, детально проанализировать содержание этого текста, то в итоге гарантированно произойдет следующее — даже от природы исключительно спокойный человек взорвется от беспредельного возмущения наглой ложью маршала!

Вот почему ему самое место именно там, в особом архиве. Ибо предъяви такое народу, то весь так долго и столь искусственно же надраивавшийся облик «Георгия-Победоносца» действительно мгновенно померкнет! На века померкнет! Потому что народ не простит столь чудовищно подлой лжи! Даже при всем понимании того, что, как и любой иной нормальный человек, Сталин, возможно, и не был ангелом, — и то не простит!

Приведя текст этой чудовищно подлой лжи на страницах своего сборника уникальнейших документов сталинского и постсталинского периода времени под общим названием «Запрещенный Сталин» (М., 2005. С. 411 — 428), его автор, полковник запаса ФСБ, президент регионального общественного фонда содействия социальной и правовой поддержки ветеранов и сотрудников ФСБ РФ, кандидат исторических наук Василий Михайлович Сойма сопроводил его следующим комментарием: «Ну что сказать после этого? Правильно: рабы всегда пляшут на могилах своих господ. Первым Сталина предал Хрущев, больше всех пресмыкавшийся перед ним (добавлю, что не от страха, а от осознания своей тщательно скрывавшейся никчемности в сравнении с Величием Гения Созидания! — А. М.). Вслед заХрущевым отрекаться от прежнего кумира начали все: политики и ученые, военные и инженеры человеческих душ. Прославленный (как убедимся, главным образом вследствие специальных пиаровских ходов Сталина. — А. М.) полководец тоже не удержался, отдал дань моде. А может, и в самом деле вознесся, уверовав в свою гениальность. Власть с человеком чудные дела творит.

К последним словам В. М. Соймы позволю себе отнестись критически — «не дань моде» отдал тогда Жуков и не «тоже не удержался», и даже не столько уверовал в свою гениальность. Если бы дело обстояло именно так, ну да и бог бы с ним! В нашей истории кто только не куролесил подобным образом — эка невидаль…

Тут дело совсем в ином. Силой тогдашнего статуса Хрущева как первого в партии и государстве лица Жуков пытался заткнуть всем рты, а заодно приказать — строго-настрого приказать исходить из того, что в трагедии 22 июня 1941 г. виноват только Сталин, а он да Тимошенко, еще перед войной крутозвездно-крутолобые стратеги от «безграмотного сценария вступления в войну», никакого отношения к той кровавой трагедии не имеют!

Однако, как и всегда-то бывает в истории, у него и получилось-то как всегда… В тексте этого выступления он собственноручно, лично, письменно обозначил все то, что хотел навсегда скрыть от народа, отдавшего столько жертв на алтарь Великой Победы. И, что особенно ценно, почему хотел это скрыть, — в первую очередь причины (включая и их параметры) того, как он умудрился едва ли не в абсолютном соответствии с «Планом поражения» Тухачевского «проморгать войну», вследствие чего и громыхнула исторически беспрецедентная трагедия 22 июня 1941 года!

Но что особенно поразительно, так это то, что и сваливал-то он с себя ответственность за трагедию тоже едва ли не в полном соответствии с наущениями Тухачевского из «Плана поражения». Особенно в самом главном вопросе — в вопросе об определении направления наиглавнейшего удара гитлерюг. Нам еще предстоит подробно проанализировать этот феномен.

Но одно можно сказать с абсолютной точностью: правы мудрейшие умы человечества — мертвые титаны по определению виноваты! И потому есть все резоны вновь воздать должное мудрой прозорливости Сталина, за десятилетия предвидевшего, что на его могилу нанесут-таки кучу мусора.

Жуков действительна был еще тот «мастер» черного пиара на потребу политической конъюнктуре. С разыгравшейся на том пленуме, в т. ч. и не без содействия самого Жукова, вакханалии оголтелого антисталинизма, по страницам тысяч исследований стал шастать «бродячий сюжет» о том, что-де не загуби Сталин в 1937 г. «талантливых стратегов» типа Тухачевского и К°, то уж эти-то точно показали бы фрицам «кузькину мать» — аккурат по утру 22 июня 1941 г.

Так вот и испугались бы генералы вермахта таких «стратегов», как Тухачевский?!

Герры генералы не только прекрасно знали, что собой представляют он и ему подобные «стратеги», но и абсолютно ясно, с давних времен совершенно точно знали систему их военного мышления, что называется, на всю глубину. Германский военный атташе в СССР Кёстринг еще летом 1931 г. писал главному идеологу и вдохновителю сотрудничества между РККА и рейхсвером, генералу Гансу фон Секту, что взгляды и методы германского генералитета красной нитью проходят через все советские военные положения^[395], а спустя всего четыре года — в 1935 — подчеркнул в такой же связи, что все командиры и начальники РККА того периода — ученики германского генералитета^[396].

Так что для герров генералов все эти достославные «стратеги» не были «терра инкогнита» — фрицы в мгновение ока вычислили бы, что те удумали.

В поисках подлинных причин того, с какой стати Жуков заговорил о приграничных (они же, как увидим, на самом-то деле пограничные) сражениях как о «вестнике» малой, но «буревестнике» большой войны, нет иной дороги, кроме как обратиться к недавней истории военной мысли России (СССР) в ХХ в.

И тут же, в мгновение ока, выяснится, что именно Тухачевский и его единомышленники-подельники были главными глашатаями и ярыми поборниками новоизобретенной тогда — в начале 30-х гг. — концепции пограничных сражений, в т. ч. и с элементами т. н. «жесткой обороны» (в виде дырок от бубликов) прямо на линии государственной границы.

Причем именно он, Михаил Николаевич Тухачевский, и являлся главным автором этой концепции пограничных сражений, базировавшейся на идее заранее подготовленного немедленного ответного удара (вообще к авторству причастны также и другие военачальники высшего уровня, но это отдельный разговор).

Беда этой концепции, конечно же, не в том, что основным, итоговым ее автором явился маршал Тухачевский — на его месте с «не меньшим успехом» мог оказаться любой другой, например, маршал А. И. Егоров, которому, кстати говоря, периодически «приписывают» это «авторство». Беда заключалась в ином. Не имевший ни системного высшего образования вообще, ни тем более военного, не обладавший серьезным и разносторонним боевым опытом, но, мягко говоря, отличавшийся не очень-то приличным свойством «непринужденно заимствовать» у наиболее авторитетных, особенно зарубежных, военных теоретиков их наиболее существенные мысли и идеи, Тухачевский весьма резво лепил из них свои «концепции» и «теории».

Но при этом в силу вышеуказанных причин столь же «непринужденно заимствовал» и глубинные пороки отдельных из этих мыслей и идей. Забегая вперед, следует отметить, что в конечном-то итоге история с дырками от бубликов связана именно с этим — их «родословная» восходит к одной из господствовавших в 20-е — 30-е гг. концепций, суть которой Тухачевский «позаимствовать»-то «позаимствовал», но, как и полагается причисляемым к лику «гениальных стратегов», «подводных камней» не узрел^[397].

Если относиться ко всему этому просто как к не лишенной интереса ретроспективе, то, как говорится, и бог бы с ней, тем более за давностью-то лет, — назвали да и забыли.

Но если бы это было возможно! Ведь еще в предыдущих главах, не расставляя, правда, всех точек над «i», было показано, к какой невиданной трагедии привело 22 июня 1941 г., использование дырок от бубликов. Вместо действительно жесткой, непробиваемой обороны. И поэтому теперь уже никак не миновать острейшей необходимости дать по возможности исчерпывающие ответы на вопросы-близнецы:

I. Когда, как и почему возникла такая концепция, и, забегая вперед, почему должно было случиться именно так, что ее появление в активном обиходе военного командования СССР последовательно совпадало и с нарастанием внешней угрозы, и с нарастанием подрывной деятельности внешней в внутренней оппозиции, и с приводом Гитлера к власти, и, наконец, с выдачей Западом картбланша Гитлеру на агрессию в восточном направлении (Японии — в северном направлении)?

II. Когда, как и почему спустя четыре года после ликвидации заговора Тухачевского, когда, казалось бы, было вытравлено не только его имя, но и все его печатные труды со всеми содержавшимися в них идеями, эта концепция не только весьма странным образом оказалась востребованной, да так, что на весь мир громыхнула исторически беспрецедентная трагедия, но и не менее странным образом она оказалась в состоянии обеспечить поразительно высокоточное совпадение трагической реальности с указанными в предыдущей главе «сценариями» поражения, причем как в целом, так и в большинстве важнейших деталей?

В поисках ответа на первый вопрос было бы, очевидно, небезынтересно узнать прежде всего суть этой концепции в ее, так сказать, официальном виде.

В изложении, например, одного из «профессиональных адвокатов» «стратега» — автора книги «Маршал М. Н. Тухачевский» В. М. Иванова выдвинутая М. Н. Тухачевским «новая концепция приграничного сражения исходила из идеи подготовленного ответного удара»^[398].

Как и всегда, с подобной «адвокатурой» прямо с порога начинаются весьма серьезные неточности. Ибо М. Н. Тухачевский не выдвигал «новую концепцию приграничных сражений» — он выдвинул«новую концепцию пограничных сражений в начальный период войны», к тому же исходившую не просто из идеи подготовленного ответного удара, а заблаговременно подготовленного немедленного встречно-лобового ответного удара. В его опубликованных трудах использован термин «пограничное сражение», в т. ч. и в структуре названий отдельных статей. Еще сорок лет назад его труды были вновь опубликованы и, как представляется, «адвокату»-то не грех было бы знать, что же конкретно написал «подзащитный».

Потому что речь не только о том, что какая-никакая, но разница-то все-таки есть (к слову сказать, в эту внешне, казалось бы, безобидную игру слов — «приграничное» и «пограничное» сражение, судя по всему, сыграл и Жуков; как и почему — об этом чуть ниже).

Ибо в порядке реализации основных положений своей концепции «М. Н. Тухачевский предлагал развертывать основные группировки армий прикрытия, с учетом расположения приграничных укрепленных районов, так, чтобы они занимали фланговое положение по отношению к тем направлениям, где наиболее вероятны удары противника.

Конечной целью армий прикрытия он считал овладение выгодным стратегическим рубежом для развертывания главных сил и ведения дальнейших операций. По его предложению приграничное(правильно: пограничное. — А. М.) сражение в отличие от Первой мировой войны должно принять затяжной характер и продолжаться несколько недель»^[399].

Попробуйте понять, чего ради «стратегу» взбрело в голову выдумать такое именно в тот момент, когда Верховное командование наиболее вероятного тогда главного противника — нацистской Германии — полностью перешло к тотальному исповеданию стратегии блицкрига?

…Сам термин «блицкриг появился только в сентябре 1939 г., причем не в военных документах, а в открытой печати. До этого повсеместно использовался легендарный со времен не менее легендарного Шлиффена термин «молниеносная война»…

О каком затяжном характере пограничных сражений была уместно, если вообще уместно, говорить в этом случае? Тем более «в отличие от Первой мировой войны»? Тем более ему, почти всю ту войну просидевшему в германском плену? Тем более что и на фронт-то он попал только в 1915 г., когда война была уже в разгаре — что он мог видеть-то?

Гитлерюги именно потому и взяли на вооружение стратегию блицкрига, что, во-первых, прежде всего это молниеносный прорыв обороны противника на всю ее глубину в целях скорейшего захвата и оккупации территории намеченной жертвы всеми заранее отмобилизованными, сосредоточенными и развернутыми к нападению силами. Во-вторых, потому, что по тогдашним представлениям гитлеровских стратегов это был единственный шанс для Германии избежать крайне опасной для нее, сильно ограниченной ресурсами, войны на истощение. Мрачные воспоминания о Первой мировой войне весьма подстегивали такие настроения — в Германии не забыли уроков истощения той войны.

Что, Тухачевский не знал этого? Прекрасно знал, ибо вообще сам постулат о «молниеносности войны» бродит в военных умах еще со времен Шлиффена^[400], а начиная с 20-х гг. прошлого столетия он обрел как бы «второе дыхание», т. к. сам тезис о «молниеносности» оказался всерьез подкрепленным результатами бурного научно-технического прогресса, вызвавшего к активной военной жизни не столько даже собственно новые, более мощные виды оружия и боевой техники — это и так понятно, — сколько прежде всего фактор их исключительной для того времени мобильности.

Еще в протоэмбриональном состоянии будущая вторая по счету «Вторая мировая война»^[401] даже в теории становилась особо маневренной и мобильной. К этим вопросам непрерывно обращались лучшие военные умы ведущих стран мира, а полемика между ними не сходила со страниц как специализированных журналов, так и книг по военной тематике, о чем он прекрасно знал непосредственно с января 1926 г., что подтверждается, как увидим, 735 страницами документальных тому доказательств.

Так что знал Тухачевский об этом, прекрасно знал. Кстати говоря, когда он в последний раз в рамках негласного сотрудничества между РККА и рейхсверам под псевдонимом «генерал Тургуев» и во главе советской военной делегации побывал в Германии на осенних 1932 г. маневрах во Франкфурте-на-Одере, встречался со многими представителями германского генералитета, те еще с весны того же года восторженно обсуждали между собой блестящие, как им тогда казалось, перспективы стратегии блицкрига, якобы способной вернуть Германии былую славу мировой державы^[402].

Разговор между ними на эту тему даже физически не мог не состояться, к примеру, и по такой простой причине. Дело в том, что еще 20 июня 1932 г. Тухачевский опубликовал в «Красной Звезде» статью о стратегии и тактике молниеносной войны при комплексном использовании ВВС и ВДВ совместно с бронетанковыми войсками в операциях быстротечной войны^[403].

Если еще и вспомнить, что, как уже отмечалось выше, германский военный атташе в СССР Кёстринг за год до этого, т. е. в 1931 г., однозначно указывал, что взгляды и методы германского генералитета проходят красной нитью через все военные положения РККА, то, очевидно, обе стороны прекрасно знали направленность и ход мыслей друг друга. У них было что пообсуждать между собой, тем более что у Тухачевского, в отличие от еще страдавших от версальских ограничений германских генералов, было куда больше возможностей проверять «свои идеи» на маневрах.

Однако парадоксально, но факт: из Германии «генерал Тургуев», он же Тухачевский, возвратился с высокомерным мнением, что-де командованию рейхсвера не хватает, видите ли, понимания особенностей современной войны!^[404]

Герры генералы ладошки себе уже поотбивали в восторженных аплодисментах стратегии блицкрига, ничем, к слову сказать, не отличавшейся, как увидим из дальнейшего, от взглядов и концепций Тухачевского и К°, французская разведка с тревогой фиксировала быстрое, но негласное нарастание ударной мощи германского оружия еще в догитлеровский период^[405], а советская разведка четко фиксирована все то, что добывала французская, и ясно прогнозировала непосредственный разворот герров генералов лицом к наиглавнейшим элементам этой стратегии^[406], а некто «генерал Тургуев» после столь сердечных приемов и банкетов, миль пардон, их мордой об стол? Не хватает, видите ли, понимания современной войны!

…Если это не сознательная дезинформация своего руководства — ведь такое мнение Тухачевский письменно высказал в докладной на имя наркома обороны Ворошилова в октябре 1932 г., — то что это вообще?

Поразительно, что именно после этой поездки в Германию горохом посыпались сведения о подготавливаемом некоторыми советскими генералами военном заговоре против центральной власти, во главе которого стоит тот самый «генерал Тургуев», мгновенно идентифицированный на Лубянке как Тухачевский^[407].

Почему это должно было так совпасть, что за этим стояло? К сожалению, ни Артузов, ни тем более Ягода — тогдашние руководители Лубянки — не сочли нужным выяснить и утопили сигналы в недрах своего ведомства, хотя подобные сигналы — о формирующейся в СССР т. н. «военной партии», оппозиционно настроенной к центральной власти, — поступали уже в течение 6 лет — еще с 1926 г.^[408]

Обратите внимание на поразительную схожесть позиции Тухачевского с поведением Тимошенко и Жукова перед войной, о чем говорилось выше, — те ведь тоже ничего нового в стратегическом опыте вермахта не видели в упор, а после войны — Сталин виноват?! И еще кто-то да что-то в придачу…

Кто бы объяснил, почему, собственно говоря, столь поразительно высокомерная слепота, с буквально в оторопь вгоняющей «принципиальностью» должна была поражать наших военачальников именно в самые ответственные моменты, когда внешние угрозы достигали своего апогея?

Тухачевского — накануне привода Гитлера к власти в Германии и в условиях, когда по всем разведывательным каналам, изо дня в день нарастал, катился «девятый вал» чрезвычайно тревожной информации из непосредственного окружения германского канцлера фон Папена о стратегических планах восточного похода в целях завоевания территорий и ликвидации коммунистической угрозы»!^[409]

Кстати говоря, попутно не лишне будет задать и иной вопрос: почему проявление такой высокомерной слепоты должно было проявиться у Тухачевского не только в столь специфической, по указанным выше обстоятельствам, ситуации, но и на фоне ставших известными к тому моменту и откровенно высказывавшихся Троцким прямых намеков на военное поражение СССР, чем он собирался воспользоваться для организации государственного переворота в стране? Так, на прозвучавший именно в то время вопрос известного немецкого писателя Эмиля Людвига о там, когда сторонники Троцкого смогут собраться вместе, бывший патрон Тухачевского, пресловутый «бес мировой революции», не моргнув глазом, заявил: «Когда для этого представится какой-либо новый случай, например, война или новое вмешательство Европы, которая смогла бы почерпнуть смелость из слабости правительства».^[410]

Чувствуете прямую смысловую перекличку с тем планом поражения, который был доложен Сталину в 1935 г.? А ведь Троцкий ляпнул это еще в догитлеровский период — в 1931 г.!

К слову сказать, вплоть до самой смерти Троцкий был абсолютно убежден в том, что Советский Союз обязательно потерпит поражение в схватке с гитлеровской Германией, и более того, всерьез рассчитывали на военный переворот в СССР именно в условиях поражения. Можно как угодно относиться лично к Троцкому, но ни в уме, ни в широчайшей информированности и осведомленности ему неоткажешь. Так вот, почему он до самого конца своей жизни был так твердо уверен в этом? Почему эту твердую уверенность он всегда сопрягал с утверждением, что-де в РККА его еще хорошо помнят?Почему он до конца жизни рассчитывал на военной переворот. В СССР, причем даже тогда, когда Тухачевский и его подельники давно уже были расстреляны?^[411]

А Жукова и Тимошенко такая же высокомерная слепота поразила в условиях уже два года идущей Второй мировой войны да к тому же за полгода до нападения гитлеровской Германии на СССР!

Однако еще более поразительно то, что если Тухачевский невесть с какой стати удумал поставить в качестве конечной цели задачу овладения армиями прикрытия выгодных стратегических рубежей, — именно за это подобные планы и критиковал Я. М. Жигур, — то ведь и у командиров всех уровней Первого стратегического эшелона в «Красных пакетах» в 1941 г. оказались аналогичные по смыслу и духу предписания, заблаговременно разработанные Генштабом и НКО!

Зачем армиям прикрытия чем-то овладевать, тем более в порядке достижения конечной цели, когда те же, по тем или иным соображениям выгодные стратегические рубежи можно преспокойно занять не только до нападения противника, но и до нападения же соответственно оборудовав и укрепив их, в полной боевой готовности встретить любого супостата непробиваемой обороной?!

На то ведь они и армии прикрытия, что находятся на своей территории и прикрывают либо конкретный участок государственной границы, либо конкретное направление, в т. ч. от линии госграницы и в глубь своей территории до определенного Генштабом рубежа. Причем не просто какое-то конкретное направление, а именно то, которое Генштаб считает наиболее вероятным направлением главного удара противника.

И с какой такой стати группировки армий прикрытия должны концентрироваться на флангах по отношению к наиболее вероятным направлениям главного удара противника?! Это что, роты почетного караула, что должны вытянуться во фрунт, приветствуя вторгающегося в родное Отечество супостата?!

Ведь если основные силы прикрытия в сконцентрированном виде, т. е. в виде группировок, выставляются на флангах всей многотысячекилометровой границы СССР, например, западной, то без весьма острого вопроса уже никак не обойтись: а с остальной частью границы, в данном случае западной, как же — она что, остается без прикрытия или, по меньшей мере, без должного прикрытия?! Тогда о какой же обороне родного Отечества может идти речь? Ведь такой характер дислоцирования войск прикрытия как то самое шило, что в мешке-то не утаить, — любая военная разведка, тем более такая солидная, как германский абвер, очень быстро установит этот факт (что, кстати говоря, и было на самом деле, в чем скоро убедимся) и тем самым Верховному командованию противника будут предоставлены неоспоримые стратегические козыри (что опять-таки и произошло в 1941 г., в чем также убедимся). А ради чего все это?!

В том-то все и дело, что, по Тухачевскому, речь шла не о прикрытии рубежей родного Отечества и уж тем более не об обороне последнего, а о немедленном встречно-лобовом вторжении на территорию противника прямо по факту его нападения на СССР!

Но что окончательно вгонит в оторопь любого, так это цели такого вторжения, в качестве которых без каких-либо обиняков, прямо и однозначно назывались срыв в ситуации уже начавшегося наступления противника, его же мобилизации, но прикрытие собственных мобилизации и сосредоточения войск! Срывать мобилизацию у уже напавшего на СССР противника?!

Тут уж поневоле придешь к удручающему выводу: при жизни пребывавший в звании Маршала Советского Союза и в должности заместителя наркома обороны СССР, а посмертно, точнее, а результате хрущевской «реабилитации», причисленный еще и к лику «гениальных», «стратег», выходит, ни в зуб ногой не разумел, что нападение осуществляется уже отмобилизованными силами. Хорош «стратег», нечего сказать! И чего немчуре-то, хоть догитлеровской, хоть пригитлеровской, было опасаться такого «стратега»? Об этом знает не только любой фельдфебель или ефрейтор, но и любой солдат-первогодок!

Хорош маршал, нечего сказать! Откуда без собственной, заблаговременно мобилизации возьмутся наши фланговые группировки? Он что, из «задних фасадов» своих единомышленников собирался их формировать?

А если нет, то что должна была означать такая заблаговременная мобилизация в глазах окружающего мира, исходившего в те времена из той точки зрения, что «мобилизация — это война»?!

Что, СССР должен был предстать пред всем миром в ипостаси агрессора?!

…И опять, как сильнейшим магнитом, притягивает к себе внимание поразительная схожесть этой политики «стратега» с поведением Тимошенко и Жукова накануне войны. Как утверждал в своих приватных байках сам Жуков, они вдвоем с Тимошенко тоже пытались заполучить у Сталина разрешение на открытую мобилизацию, за что, если верить этой байке, получили жесткий отлуп со стороны Иосифа Виссарионовича. И если продолжать верить этой банке, Сталин так прямо и заявил им, что мобилизация — это война, и неужели они этого не понимают?!

Четырежды Герой Советского Союза, маршал Жуков почему-то не соизволил хотя бы самому себе отдать отчет в том, что даже в рамках этой байки Сталин был исключительно прав, потому как по условиям тех времен объявление в стране мобилизации до начала военных действий означало войну, вследствие чего можно было запросто выставить СССР как страну, готовящую агрессивное нападение. А ведь Гитлер именно этого и добивался и все время горько сетовал, как, впрочем, и его генералы, что Советы не дают никакого, даже малейшего повода, чтобы обвинить их в агрессивных приготовлениях.

Между тем позиция Жукова и Тимошенко в этой байке практически аналогична концепции Тухачевского — тот также настаивал на том, чтобы эти группировки заранее были укомплектованы по штатам военного времени, а это и есть фактическая мобилизация^[412], чего, к слову сказать, долго скрывать невозможно — любая военная разведка, тем более такая, как германский абвер, быстро установила бы такой факт.

Однако в действительности реального отказа в проведении мобилизации в 1941 г. не было, как, впрочем, и самой мобилизации в общепринятом смысле слова до 22 июня тоже не было.

Просто глубоко и творчески мысливший Сталин сделал это значительно тоньше, естественней, не перенапрягая и без того до крайности напряженную международную обстановку, чем до предела затруднил выдвижение в адрес Советского Союза обвинений в нагнетании милитаристского психоза (кстати говоря, затруднил их до такой степени, что сделал их просто невозможными, даже для германских послевоенных историков!).

Были организованы БУСы — большие учебные сборы резервистов, что в общем-то явление вполне естественное для любой армии. Как-никак, но ведь почти 800 тыс. резервистов было призвано, потом еще 300 тыс.^[413] Не говоря уже о том, что еще в феврале 1941 г. Жуков получил разрешение на формирование еще 100 стрелковых дивизий^[414].

Кроме того, как известно, с середины мая 1941 г. началось выдвижение войск внутренних округов в сторону западной границы. Чего, кстати говоря, в СССР и не скрывали — наоборот, делали подчеркнуто демонстративно, о чем свидетельствуют все донесения германских разведчиков и дипломатов из Москвы^[415]. Демонстративно подчеркивался именно оборонительный характер таких действий, что в условиях известной всему миру крупномасштабной концентрации германских войск у границ СССР выглядело вполне логично, о чем и говорилась еще в Сообщении ТАСС от 9 мая 1941 г.^[416]

К слову сказать, и советские послы в зарубежных странах открыто говорили об этой концентрации частей РККА на западных границах. Так, в середине мая 1941 г. советской посол в Швеции — А. М.Коллонтай — совершенно открыто заявляла в дипкорпусе Стокгольма, что «никогда еще в русской истории на западной границе России не было сосредоточено такое большое количество войск, каксегодня»^[417]. Едва ли нужно объяснять, что посол говорит только то, что приказывает его правительство.

И без особо жалостливых просьб Жукова и Тимошенко Сталин делал все, что нужно, только в отличие от этих крутолобо-крутозвездных и привыкших всегда идти напролом вояк делал это политически точно выверенно, осторожно, соразмеряя каждый свой шаг с политической целесообразностью, что, по ряду причин объективного и субъективного свойства, интеллектуально было недоступно ни Тимошенко, ни Жукову. К тому же Сталин таким образом еще и прикрывал их же действия. Так что силы-то были сосредоточены своевременно, и силы немалые, но вот что Тимошенко и Жуков сделали с ними — вот ведь в чем вопрос-то!

Короче говоря, в концепции Тухачевского речь шла об организации самого опасного — в силу сваей авантюрный сущности — встречно-лобового, едва ли не абсолютно одномоментного с уже начавшимся нападением противника контрнаступления наших войск, фактически в формате немедленного встречно-лобового контрблицкрига!

…И опять вынужден привлечь внимание к поразительнейшей схожести между идеями «стратега» и фактическими предписаниями Генштаба и НКО, которые были внесены в знаменитые «Красные пакеты», но особенно же в печально известную Директиву № 3 от 22ишня 1941 г., благодаря которой ринувшиеся ее исполнить войска едва окончательно не загубили себя в этом контрнаступлении, корни которого растут все из того же гениального плана от 15 мая 1941 г.

Кстати, нелишне будет обратить внимание еще и на другой, не менее поразительной схожести факт. В апогее разработки своей концепции Тухачевский додумался до особой целесообразности нанесения превентивных ударов по противнику именно в начальный период войны и тоже для срыва мобилизации, сосредоточения и развертывания его войск^[418]. Проще говоря, додумался до целесообразности превращения СССР в агрессора, что категорически неприемлемо для России!

Но вот ведь в чем еще все дело-то. Апогей усилий по укоренению этой концепции Тухачевского в системе военно-стратегического мышления и планирования того времени полностью совпал с попытками политического ядра внутренней оппозиции антисталинского характера подвести политико-идеологическую платформу под будущие поражение и переворот, основанную на яро русофобских идеях «классиков» научного коммунизма, в частности Фридриха Энгельса.

Инициативу в этом вопросе проявил один из видных представителей т. н. «ленинской гвардии» из запломбированного вагона — Владимир Викторович Адоратский, являвшийся в то время директором Института Маркса — Энгельса — Ленина. Именно он предложил опубликовать в № 13 — 14 за 1934 г. теоретического органа партии — журнала «Большевик» — якобы ранее не переводившуюся на русский язык статью Ф. Энгельса «Внешняя политика русского царизма», написанную в 1890 г.^[419]

Сталину не составило никакого труда мгновенно установить, что это политически очень тонкая провокация с не менее далеко идущими последствиями.

Дело прежде всего в том, что директору Института Маркса — Энгельса — Ленина по меньшей мере было грешно утверждать, тем более в письменной форме (в виде записки в Политбюро), что-де эту статью «классика» ранее не переводили на русский язык.

Она вообще была написана Ф. Энгельсом по заказу одного из главарей подрывной организации «Освобождение Труда», хорошо известной по истории политического бандитизма и терроризма в России Веры Засулич.

Статья была заказана «классику» для публикации в печатном органе этой организации — журнале «Социал-Демократ». Первая часть статьи была подготовлена Энгельсом не позднее января 1890 г., и вторая — в середине лета того же года, и опубликованы они были (соответственно) в февральском и августовском номерах этого журнала за указанный год. Перевод обеих частей статьи Энгельса был осуществлен лично Верой Засулич и в ее редакции она носила название «Иностранная политика русского царизма»^[420].

Уж что-что, но недавнюю-то предысторию своей партии, как, впрочем, и историю рабочего движения в России директору Института Маркса — Энгельса — Ленина знать полагалось априори, дабы письменно не расписываться в очевидной глупости. А то, видите ли, ранее не переводилась на русский язык?! Со Сталиным этот номер не прошел, потому как не мог пройти по определению — ИосифВиссарионович знал историю досконально! И потому мгновенно понял, в чем глубинная суть этой далеко идущей провокации в тех конкретных условиях.

Дело в том, что генеральный лейтмотив этой яро антироссийской статьи Энгельса заключается в том, что коли внешняя политика России якобы является агрессивной по определению, чему «классик» дал совершенно ложное, но облеченное в псевдонаучную мантию объяснение, то, следовательно, уже тогда назревавшая война кайзеровской Германии против царской России есть война якобы справедливая, едва ли не освободительная, чуть ли не единственный способ устранения якобы бытующей «русской угрозы», в роли «источника» которой был выставлен русский царизм, причем именно на том основании, что-де он является последней твердыней общеевропейской реакции!^[421]

Ничтоже сумняшеся «классик» международного политического бандитизма, за что, кстати говоря, он и получил прозвище «Генерал», выдал на-гора и «рецепт» единственного, по его мнению, шанса для предотвращения мировой войны: свержение русского царизма в результате буржуазной революции!

Попутно «Генерал» четко описал и причину будущей Первой мировой войны ХХ в., а также систему взаимодействия механизмов войны и «революции» (сиречь антигосударственного переворотасилами местной «пятой колонны»), стратегию и тактику их применения в отношении России.

А спустя всего четыре месяца после публикации второй части статьи Энгельса на русском языке, т. е. аккурат на Рождество 1886 г., со страниц принадлежавшего влиятельнейшему представителю британской элиты (в т. ч. числе закулисья) Генри Лабушеру журнал «The Truth» («Правда») могущественнейшие силы англосаксонского Запада объявили России Перманентную мировую войну на полное уничтожение вплоть до сведения ее до состояния «Русской Пустыни»! Совпадения между тем, что написал Энгельс и что было изложено на страницах этой «Правды», — потрясающее! Не привожу их в данной книге лишь потому, что это не только предмет другого исследования, но и требует очень тщательного, детального и в то же время отдельного анализа.

Что же до «классика», то в который-то раз за свою долгую жизнь Ф. Энгельс вновь наиредчайше «пророчески» обрисовал картину скорого будущего, чему, конечно, удивляться нет никакого резона, ибо всю свою сознательную жизнь — жизнь крупнейшего международного политического интригана-«теоретика»/практика — «классик» являлся мощнейшим агентом интеллектуального влияния британской разведки и британского политического масонства, как, прочем, и К. Маркс, которого он курировал еще со времен подготовки пресловутого «Манифеста Коммунистической партии», т. е. с 1848г.^[422]

Его и Маркса основное предназначение в том и заключалось, чтобы внешне никак не причастными к британскому государству методами и способами инспирировать подрывную, антигосударственную деятельность в тех странах, которые Соединенное Королевство считало своими врагами. А в этом списке Россия занимает ведущее место уже пятый век кряду…

Именно поэтому по всем своим основным параметрам попытка Адоратского и стоявших за ним оппозиционных сил (в т. ч. и внешних, прежде всего в лице Троцкого и К°) вновь опубликовать этустатью Энгельса в ситуации первой половины 30-х гг. прошлого века действительно являла собой очень тонкую, с далеко идущими целями политическую провокацию (по сути дела, призыв копределенным действиям). В т. ч. еще и потому, что публикация неизбежно обозначила бы не только негативное в ретроспективе отношения к налаживавшемуся тогда с конца 1880-х — в 1890-х гг. франко-русскому союзу и лишение российской внешней политики «всякого доверия в глазах общественного мнения Европы и прежде всего Англии», но и автоматически провела бы столь же негативнуюисторическую параллель с событиями 1934 г.^[423] Дело в том, что, отчетливо понимая истинную конечную цель привода Гитлера к власти в Германии — нападение на СССР, Сталин сразу же после того, как нацисты оказались у кормила власти, но в основном с конца 1933 — начала 1934 г. стал активно добиваться создания Восточного Пакта в составе Франции, ее основных союзниц в Восточной, Центральной Юго-Восточной Европе (Польши, Чехословакии и Югославии) и СССР для противодействия не по дням, а по часам нараставшей угрозы агрессии гитлеровской Германии.

Сам же факт публикации такой статьи Энгельса, подчеркиваю — один только факт публикации, не говоря уже о ее содержании, хотя и на эзоповском языке, но означал бы призыв к недопущению повторения такого союза, на этот раз против не кайзеровской, а гитлеровской Германии.

Причем призыв не только к этому, но и прежде всего к совершению якобы «буржуазной революции», т. е. государственного переворота силами внутренней оппозиции как едва ли не единственнойвозможности предотвратить мировую войну, превентивно ликвидировав якобы имевшую место «русскую угрозу».

В связи с этих необходимо особо подчеркнуть следующее. Патологический русофоб Энгельс утверждал в этой статье, что-де всеми своими успехами на международной арене в ХIХ в. Россия якобы обязана некой всемогущей и талантливой шайке иностранных авантюристов, не только основавших «своего рода новый иезуитский орден», но и сделавших Россию великой, могущественной, внушающей страх и, более того, открывших ей путь к мировому господству.

Отсюда и глобальный вывод этого «классика» русофобствующего бандитизма мирового масштаба: коли внешняя политика России является не только агрессивной якобы по определению, но инаправленной к завоеванию мирового господства и, в свою очередь, поскольку «генератором» такой внешней политики России является та самая, якобы основавшая «своего рода новый иезуитский орден» шайка талантливых иностранных авантюристов, следовательно, для предотвращения «русской угрозы» необходим свержение русского царизма «как последней твердыни общеевропейской реакции» в ходе якобы освободительной и потому справедливой войны Германии против России в результате буржуазной революции! В ситуации же СССР 1934 г., тем более с учетом всех внешнеполитических факторов того времени публикация такой статьи «классика» русофобствующего бандитами по сути дела означала едва завуалированный ассоциативный призыв (т. е. по аналогии) к свержению Советской власти во главе со Сталиным в прямой координации с внешней угрозой войны, резко обострившейся после привода Западом к власти в Германии нацистов во главе с Гитлером!

Естественно, что Сталин не мог не взвиться в негодовании от подобных проделок оппозиции (не удивительно, но факт, что эта попытка Адоратского совпала и с призывом Троцкого ко всем оппозиционным силам консолидировать свои ряды и усилия).

Не мог хотя бы потому, что без мощного противодействия подобные попытки оппозиции нанесли бы колоссальный ущерб как внешней безопасности СССР, тем более перед лицом нарастающейугрозы войны, так и внутренней безопасности, тем более что и сигналов-то на эту тему с конца 20-х гг. хватало выше всякой меры. Кстати, все сигналы о заговорщической деятельности оппозиции жестко увязывались с обострением угрозы войны. И это находило отчетливое подтверждение даже в разведывательной информации. Так, еще за год до попытки Адоратского на стол Сталина легло сообщение военной разведки следующего содержания:

«ТАЙНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ГИТЛЕРА АНГЛИЙСКОМУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ

4 июля 1933 года

Совершенно секретно

Секретные переговоры национал-социалистов с английским правительством, начатые еще во время пребывания в Лондоне Розенберга, энергично продолжаются. Хозяйственное соглашение Англии и Германии. Как сообщалось, особый проект предусматривает раздел русского рынка. По мнению германских кругов, следует ожидать скорого изменения политического положения в России и соответственно этому желательно заблаговременно разделить эту громадную область сбыта. Только в этом смысле следует понимать меморандум Гугенберга, требовавшего территориальных уступок наВостоке и создания там новых крупных рынков сбыта и вложения капитала.

Берзин

Никонов»

Примечание: на документе резолюция К. Ворошилова: Копию т. Сталину»^[424].

Упомянутый в тексте этого донесения военной разведки министр экономики Германии А. Гугенберг заявил на проходившей в июне 1933 г. в Лондоне международной экономической конференции, что«необходимо предоставить в распоряжение народа без пространства новые территории, где эта энергичная раса могла бы учреждать колонии… Война, революция и внутренняя разруха нашли исходную точку в России, в необъятных областях Востока. Этот разрушительный процесс все еще продолжается. Теперь настал момент его остановить»^[425].

А глава внешнеполитического отдела нацистской партии (НСДАП), впоследствии повешенный по приговору Нюрнбергского трибунала Альфред Розенберг еще 6 мая 1933 г. излагал британским министрам — Дж. Саймону (иностранных дел) и М. Э. Хэлшу (военному) — план «избавления Европы от большевистского призрака» которым предусматривал присоединение к Германии, Австрии, Чехословакии значительной части Польши, включая и т. н. «польский коридор», Познани, Западной Украины, Западной Белоруссии, а также Литвы, Латвии и Эстонии как плацдарма для дальнейшей экспансии на Восток^[426].

При наличии таких, изо дня в день из года в год все более надежных разведданных, Сталин тем более не мог не отреагировать на подлинный, но «под дурака» скрывавшийся смысл попыткипубликации статьи Энгельса. И он отреагировал, да еще как!

И суток не прошло — запрос Адоратского был датирован 18 июля 1934 г., — как уже 19 июля 1934 г. Сталин обратился к членам Политбюро с письмом «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма», в котором буквально в клочья разнес «классика», «под орех разделав» все содержание статьи Энгельса. Ввиду особой важности выводов Сталина позволю себе привести их несколько подробнее. Вот они: «…Нельзя не заметить, что в этой статье (т. е. статье Энгельса. — А. М.) упущен один важный момент, сыгравший потом решающую роль, а именно — момент империалистической борьбы за колонии, за рынки сбыта, за источники сырья, имевший уже тогда серьезнейшее значение, упущены роль Англии как фактор грядущей мировой войны, момент противоречий между Германией и Англией, противоречий, имевших уже тогда серьезное значение и сыгравших почти определяющую роль в деле возникновения и развития мировой войны. (Как видите, уже в этой фразе прямая перекличка с тем, что обсуждалось в 1933 г. на секретных англо-германских переговорах. — А. М.) …Это упущение составляет главный недостаток статьи Энгельса.

Из этого недостатка вытекают остальные недостатки, из коих не мешало бы отметить следующие:

а) Переоценку роли стремления России к Константинополю в деле разрешения мировой войны.

Правда, первоначально Энгельс ставит на первое место, как фактор войны, аннексию Эльзас — Лотарингии Германией, но потом он отодвигает этот момент на задний план и выдвигает на первый план завоевательное стремление русского царизма, утверждая, что «вся эта опасность мировой войны исчезнет в тот день, когда дела в России примут такой оборот, что русский народ сможет поставить крест над традиционной завоевательной политикой своих царей?

Это, конечно — преувеличение. (Обратите внимание на этот пункт — ведь в сопоставлении с поступавшей к нему информацией о заговоре, в т. ч. и военных, ориентированном на ситуацию возникновения войны, это означает, что Сталин открыто предупреждает, в т. ч. и оппозицию, не говоря уже о Западе, что он хорошо все понимает, но именно поэтому-то и не допустит повторения 1917 г. — А. М.)

б) Переоценку роли буржуазной революции в России… в деле предотвращения надвигающейся мировой войны. Энгельс утверждает, что падение русского царизма является единственным средством предотвращения мировой войны. Это — явно преувеличение.

Новый буржуазный строй в России… не мог бы предотвратить войну хотя бы потому, что главные пружины войны лежали в плоскости империалистической борьбы между основнымиимпериалистическими державами.

в) Переоценка роли царской власти, как «последней твердыни общеевропейской реакции»… Что она была последней твердыней этой реакции — в этом позволительно сомневаться.

…Эти недостатки статьи Энгельса представляют не только «историческую ценность». Они имеют, или должны были иметь еще важнейшее практическое значение.

В самом деле, если империалистическая борьба за колонии и сферы влияния упускаются из виду, как фактор надвигающейся мировой войны, если империалистические противоречия между Англией и Германией также упускаются из виду, если аннексия Эльзас — Лотарингия Германией, как фактор войны, отодвигается на задний план перед стремлением русского царизма к Константинополю, как более важным и даже определяющим факторам войны, если, наконец, русский царизм представляет собой последний оплот общеевропейской реакции — то не ясно ли, что война, скажем, буржуазной Германии с царской Россией является не империалистической, не грабительской, не антинародной, а войной освободительной, или почти освободительной?

Едва ли можно сомневаться, что подобный ход мыслей должен был облегчить грехопадение германской социал-демократии 4 августа 1914 года, когда она решила голосовать за военные кредиты и провозгласила лозунг защиты буржуазного отечества от царской России, от «русского варварства».

Характерно, что в своих письмах на имя Бебеля, писанных в 1891 г. (через год после опубликования статьи Энгельса), где трактуется о перспективе надвигающейся войны, Энгельс прямо говорит, что «победа Германии есть, стало быть, победа революции, что «если Россия начнет войну — вперед на русских и их союзников, кто бы они ни были!»^[427]

Обратите внимание на возмущенное цитирование Сталиным слов Энгельса из письма Бабелю, особенно на самые последние — «если Россия начнет войну — вперед на русских…»

Дело в том, что за шесть с небольшим месяцев до упомянутого выше письма Сталина Тухачевский, повинуясь указаниям Троцкого о подготовке поражения в войне с Германией, с 10 февраля 1934 г. начал настойчиво продвигать тезис о некой целесообразности нанесения превентивных ударов по противнику в целях срыва его мобилизации, но прикрытия своей, т. е. проще говоря, стал настаивать на целесообразности для СССР выступить в роли агрессора!^[428]

А еще ранее, с 20 ноября 1933 г., он впервые заговорил о непонятно откуда взявшемся приоритете встречного боя между хорошо вооруженными армиями!^[429]

По сути дела выходит, что «теоретические изыскания» Тухачевского были четко скоординированы не только с указаниями Троцкого, но и на основании последних — с еще только планировавшейся попыткой публикации статьи Энгельса! По сути дела стараниями Тухачевского у Запада на руках появились бы якобы неоспоримые козыри некой агрессивности СССР! Ну прямо по Энгельсу!..

22 июля 1934 г. Сталину удалось провести через Политбюро решение о нецелесообразности печатания статьи Энгельса^[430]. Таким образом, очевидно, что в отношении политической составляющей описанной выше попытки он-таки дал своевременный отпор, чего, к сожалению, не скажешь в отношении военной. И уж если за что-то и винить Сталина, то именно за это, потому что, когда онспохватился, в принципе было поздно^[431] — авантюрная, если не попросту злоумышленно преступная концепция Тухачевского прочно укоренилась в и так не отличавшемся разнообразием взглядов на ведение современной войны мышлении генералитета того времени.

Результат же оказался более чем трагический…

Но как тогда оценивать действия Жукова и Тимошенко накануне войны? Ведь и они туда же — аналогичными методами, т. е. нанесением превентивного удара, умышляли сорвать развертывание войск вермахта? Речь идет о тех самых, никогда и ни при каких обстоятельствах не докладывавшихся Сталину планах от 11 марта и 15 мая 1941 г.

Ну не пора ли осознать, что если эти «гениальные» Планы хоть раз были бы доложены Сталину, то в силу его всеми признаваемой сильнейшей памяти и на фоне жуткой трагедии разыгравшейся в первые дни и недели войны, список «жертв» сталинизма мгновенно пополнился бы еще двумя фамилиями — Жукова и Тимошенко!

Истинная цель этих планов, равно как и баек Жукова о них, особенно о последнем, от 15 мая 1941 г., совершенно в ином. И она будет названа на страницах этой главы, когда очередь дойдет и до этого…

С точки зрения обороны концепция Тухачевского была фатально неадекватна, если не злоумышленно преступна, самому понятию обороны, потому как в случае ее претворения в жизнь всей системой реализованных в ее исполнение мер она откровенно создавала все условия для подставы наших войск под абсолютно гарантированные и никак неизбегаемые разгром, поражение и уничтожение!

Потому что жестко сориентированные на немедленное встречно-лобовое контрнаступление, в формате контрблицкрига или, строго по-военному, на отражение агрессии только немедленными стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, войска Первого стратегического эшелона в таком случае находятся в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны, да и прикрытия тоже!

Потому что сколь немедленной не была бы немедленность — простите великодушно за эту вынужденную тафтологию, но лучше просто не придумал — запланированного встречно-лобового контрблицкрига, однако же пребывающие в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны (и прикрытия тоже) войска под воздействием неизбежного при внезапном блицкриге оглушительного шока просто физически не могут, тем более автоматически, перейти, особенно единым, многотысячекилометровым фронтом во всеобщий, организованный, немедленный встречно-лобовой контрблицкриг без крупномасштабных трагических последствий для себя.

22 июня 1941 г. особенно трагична была участь тех, кто был ослаблен не количеством войск или оружия, и именно крайней неадекватностью поставленных перед ними задач реальноскладывавшейся ситуации, что наиболее «ярко» проявилось в ЗапОВО — формально призванный оборонять от супостатов наиболее опасное (белорусское) направление округ, правым крылом должен былвспомоществовать в контрблицкриге ПрибОВО, а левым, особенно, — КОВО. Печальный итог такой раздвоенности задач, к сожалению, известен…

Потому что между блицкригом и контрблицкригом, как, впрочем, и в равной степени, между внезапным наступлением, тем более нападением, и немедленным встречно-лобовым контрнаступлением существует очевидный, понятный даже и не военному человеку принципиально непримиримый антагонизм: даже самый резвый в своей немедленности контрблицкриг всегда окажется вторичным и потому априори будет опаздывать как минимум на те самые пять мгновений, что уже требуются для произнесения самой этой приставки «контр-»! А на войне мгновения, тем более целых пять, могут решить чрезвычайно много, в т. ч. даже в исход кампании, а может быть, даже в исход самой войны как таковой!

Именно об этом и шла речь в упоминавшемся еще в первой главе этого раздела меморандуме, подготовленном для Генерального штаба Франции. Помните: «…на первых же порах Красная Армия потерпит серьезные неудачи, которые скоро приведут к полному военному разгрому и развалу армии». Именно об этом же, но уже с учетом всех имевшихся тогда в распоряжении ГРУ данных говорилось и в его докладе Сталину в декабре 1935 г.

Именно на этом и был построен разработанный Тухачевским совместно с подельниками план поражения. Именно это имел в виду и Троцкий, постоянно намекая, а то и просто утверждая, что в схватке с гитлеровской Германией СССР обязательно потерпит военное поражение (здесь, очевидно, есть резон слегка забежать вперед и сказать, что намекал-то он намекал, но всего лишь потому, что сам же и отдал распоряжение о разработке плана поражения, которое Тухачевский в К° выполнили; ну а о других подробностях на сей счет, как говорится, в свою очередь).

Именно к таким, крайне негативным последствиям претворения в жизнь идеи немедленного встречно-лобового контрнаступления и пытался привлечь внимание высшего руководителя Я. М. Жигур, единственной ошибкой которого в этом деле было то, что всю ответственность за такое планирование он попытался свалить на маршала А. И. Егорова, как начальника Генштаба РККА в то время, хотя прекрасно звал, что далеко не один А. И. Егоров был причастен к этому.

…Но вот ведь что далее-то происходит — оказывается, что то же самое говорил и ближайший соратник Тухачевского Иероним Петрович Уборевич.

В своих показаниях следствию И. П. Уборевич собственноручно указал, что «вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главныхсил» (см. приложение № 11)!

Тухачевский же, даже сидя на Лубянке, продолжал упорствовать, настаивая на якобы очевидной целесообразности этих операций^[432]. Небезынтересно, кстати говоря, отметить и то обстоятельство, что Тухачевский настаивал на этом в заочной полемике с Уборевичем, осуществлявшейся с помощью следователей НКВД.

По тексту собственноручно исполненного Тухачевским «Плана поражения» видно, что он был ознакомлен с письменными показаниями Уборевича, который, к слову сказать, в военном отношении был на несколько голов выше «Красного Бонапарта». Тем не менее вопреки всему, в т. ч. и элементарной логике, Тухачевский продолжал настаивать на целесообразности операций вторжения (прикрытия) как на наиболее приемлемом, по его мнению, сценарии начала войны со стороны СССР. Т. е., используя терминологию И. П. Уборевича, продолжал упорствовать в своем вредительстве.

Между тем трагедия 22 июня 1941г. громыхнула именно так, как ее и описал следствию Уборевич — «вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главным сил».

Во всех приграничных округах имел место тот самый, в т. ч. и по времени, разрыв между эшелонами в рамках Первого стратегического эшелона и между последним и Вторым стратегическим эшелонам. Все состоялось именно так, как это описал Уборевич за четыре года до трагедии!

Анализируя природу и причины трагедии 22 июня 1941 г., автор блестяще аргументированной книги «АнтиСУВОРОВ. Большая ложь маленького человечка» — Алексей Исаев — справедливо отмечает, что «с военной точки зрения главная причина поражений 1941 г. — это разорванность РККА на три эшелона без оперативной связи друг с другом. Над каждым из эшелонов (войска у границы,выдвигающиеся к границе «глубинные дивизии» округов и, наконец, Второй стратегический эшелон) немцы имели численное превосходство. И каждый из эшелонов имел плотность построения, непригодную ни для обороны, ни для наступления. Соответственно вермахт поочередно перемалывал эти три «забора» на своем пути. Т. е. сначала войска у границы, потом, пройдя 200 — 100 км, «глубинные» дивизии округов, потом Второй стратегический эшелон на рубеже Зап. Двины и Днепра. Каждый из эшелонов в силу расстояния в несколько сотен километров от других эшелонов ничем помочь им не мог, как а не могли помочь дивизия ВСЭ «глубинным» дивизиям особых округов, а «глубинные» дивизии в свою очередь ничем не могли помочь избиваемым у границы войскам «армий прикрытия» (они же армии вторжения. — А. М.)^[433].

По сути дела А. Исаев дал развернутую картину того, что задолго до него письменно изложил Уборевич. Единственное, в чем хотелось бы подправить уважаемого коллегу, так это в том, что названная им причина не являлась самой главной. Она была одной из главных, ибо краеугольный камень трагедии 22 июня 1941 г. был заложен неверным, неуместным, а самое главное, незаконным избранием дуэтом Тимошенко — Жуков в качестве стратегии отражения агрессии ставки на стратегические (фронтовые) наступательные операции. Проще говоря основу трагедии составляла их неуместная, незаконная и негласно протащенная ставка на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг!

Именно из этого и проистекала та самая разорванность группировки РККА на три эшелона. Потому как без злостного, а по сути, умышленно спровоцированного бардака негласная подмена замысла официального плана отражения агрессии и особенно принципа обороны обойтись не могла.

Если бы более или менее точно исполнялся официально утвержденный план отражения агрессии, то при активной обороне хотя бы относительно организованно отступающее войско, с каждым шагом назад в глубь своей территории, столь же организованно и совместно с «глубинными» дивизиями Второго оперативного эшелона и резерва ПСЭ, и тем более с дивизиями ВСЭ значительно уплотнили бы систему обороны, в т. ч. и в порядке ее эшелонирования на глубину, не говоря уже о линейной плотности.

При таких обстоятельствах и в ситуации, когда за спиной вплотную и в плотных же боевых порядках стоят свои же войска, контрудары даже явно несовершенными мехсоединениями дали бы куда более значительный эффект.

Но этого не случилось и не могло случиться. С одной стороны, потому что во всех «Красных пакетах» был заложен один смысл: «аллюр три креста», вперед к границе и далее, «гремя огнем, сверкая блеском стали» в блиц-«Дранг нах Вестен»-криг наказывать окаянных супостатов!

С другой же, царил невообразимый, в т. ч. и явно умышленно спровоцированный злостный бардак, персональную ответственность за который несли Тимошенко и Жуков — 12 — 13 июня было санкционировано выдвижение «глубинных» дивизий округов ближе к границам, но за 9 — 10 дней полного их сосредоточения не произошло! По состоянию на 4.00 утра 22 июня 1941 г. в движении находились 32 дивизии РККА (поименно) 1-я тд ЛВО, 23-я, 46-я, 126-я и 128-я стрелковые дивизии, 11-я стрелковая дивизия в ПрибОВО, 161-я, 50-я стрелковые дивизии, 21-й ск (17, 37-я сд), 44-й ск 164, 108-я сд), 47-й ск (121, 143-я сд) ЗапОВО, 135-я стрелковая дивизия, 31-й ск (193, 195, 200-я сд), 36-й ск (140, 146, 228-я сд), 37-й ск (80, 139, 141-я сд), 49-й ск (190, 197, 199-я сд), 55-й ск (130, 169, 189-я сд) в КОВО, 48-й ск (30-я гсд, 74-я д) ОдВО^[434]. Как это понимать?! И как понимать роль Тимошенко и Жукова в этом?! Санкция есть, дивизии есть, но в наличии, миль пардон, только «злостный бардак»?! Гитлерюги за вдвое меньшие сроки и с боями «пролетали» по 200 — 300 км, а эти еще в мирных условиях не смогли толком обеспечить выдвижение на то же расстояние хотя бы «глубинных» дивизий округов!

А потом — Сталин виноват?! Сталин, который, понимая всю опасность таких разрывов, еще за 10 дней да войны разрешил это выдвижение «глубинных дивизий»!

Вот и получилось прямо по Уборевичу: «вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главных сил».

В результате немедленно образовались дыры в эшелонах и между ними, которые, по разумению вконец растерявшихся командующих, необходимо было латать, хотя надо было отходить и уплотнять боевые порядки. В итоге-то и получилось, что дивизии «сжигались» поштучно, о чем и написал в купированных цензурой частях своей рукописи великий полководец Рокоссовский.

Подчеркиваю, что не получиться этого физически не могло — негласная подмена и замысла, и принципа обороны абсолютно неминуемо вела именно к этому!

И надо отдать должное Сталину, который, в отличие от своих бравых вояк, быстро ухватил военную суть творившегося на фронтах бардака. Уже 20 июля 1941 г. в разговоре с главкомом Западного направления маршалом Тимошенко Сталин потребовал прекратить распыление сил и средств и собрать их в единый кулак. «Вы до сих пор обычно подкидывали на помощь фронту по две, по три дивизии. Из этого пока что ничего существенного не получалось. Не пора ли отказаться от подобной тактики и начать создавать кулаки в семь-восемь дивизий с кавалерией на флангах? Избрать направление и заставить противника перестроить свои ряды по воле нашего командования?..

Я думаю, что пришло время перейти нам от крохоборства к действиям большими группами». Увы, прошло еще немало времени, пока это требование было выполнено…

И вот такого Верховного главнокомандующего, обдуманно отдающего такие дельные, адекватные реальной обстановке на фронтах приказания-рекомендации (кстати, обратите внимание, сколь же уважительно и выдержанно Сталин сказал это), после его смерти посмели назвать ничего не петрившим в военном деле аж до конца Сталинградской битвы?! Ну и ну!..

Именно об этом вопили упоминающиеся выше результаты военных учений и игр, проведенных Тухачевским и К° в 30-е гг., на что и ссылался Я. М. Жигур (к слову сказать, на «результатах» именно этих учений и был выверенно точно построен «План поражения» Тухачевского, о чем гитлерюги знали также точно, иначе не запланировали бы взятие Минска на 5-й день агрессии еще на рубеже 1936 — 1937 гг.; однако куда большую оторопь в свете всего вышеизложенного вызывает то обстоятельство, что этот же график агрессии был сохранен до 22 июня 1941 г. и с крайне незначительными отклонениями был претворен гитлерюгами в жизнь).

Наконец, именно на это, к глубочайшему сожалению и прискорбию, фактически были нацелены войска Первого стратегического эшелона, о чем, с присущей ему изысканной деликатностью, главный военный историк современной России генерал МА. Гареев написал следующее: «Накануне войны в какой-то момент было упущено из виду то важнейшее обстоятельство, что в случае начала военных действий и в политическом и в военном отношении нельзя исходить только из собственных пожеланий и побуждений, не учитывая, что противник будет стремиться делать все так и тогда, когда это удобно и выгодно ему», а «идея непременного перенесения войны с самого ее начала на территорию противника… настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически исключалась. Конечно, это отрицательно сказалось на подготовке не только обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории»!^[435]

А оно и не могло не сказаться именно отрицательно, точнее — до чрезвычайности негативно, потому что и дислокация, и характер группировок, как отмечают многие исследователи, были приспособлены не к обороне, а к наступлению. Вывод почти верный — «почти», потому что на самом-то деле группировки были предназначены не для наступления, а для немедленного, едва ли не одномоментного с уже начавшимся нападением противника встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига. Грань же между ними едва уловима. И не случайно, что именно военные историки отмечают поразительнейший факт: «Сравнительный анализ последних предвоенных планов с планами лета 1940 г. (напомню, что именно тогда мудрый Б. М. Шапошников разрабатывал и прототип, и сами знаменитые «Соображения…» от 18 сентября 1940 г., ставшие единственным официальным планом отражения агрессии.— А. М.) показывает, что… практически стиралась грань между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями (в начальный период войны. — А. М.)^[436].

Трудно сказать, ощущали ли уважаемые коллеги подспудный, но, тем не менее, явственно ощутимый смысл этих своих слов, однако же выходит, что в весьма изысканной форме они подтвердили факт непосредственной, прямой подмены основного замысла единственного официально действовавшего плана отражения агрессии — утвержденных 14 октября 1940 г. «Соображений…» от 18 сентября того же года и не менее изысканно, но в то же время и совершенно обоснованно отнесли этот факт строго на тот период, когда Генштабом «рулил» Жуков. Потому как стирание грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями было возможно только при подмене плана Шапошникова на «замысел» Жукова — Тимошенко, причем подмене сознательной, хотя и негласной, в духе концепции Тухачевского.

Небезынтересно в этой связи отметить еще один случай подтверждающий сам факт, само событие подмены. Многие современные историки не без оснований полагают, что т. н. «гениальный план» от 15 мая 1941 г. был действовавшим планом, и даже приводят ряд интересных и, казалось бы, неоспоримых тому доказательств.

На самом же деле эти доказательства лишь тогда обретают статус действительно неоспоримых, если наконец-то признать, что план-то был всего лишь «действовавшим». Именно в кавычках, потому как «гениальный план» от 15 мая 1941 г. принципиально никогда не докладывался Сталину и, не менее принципиально, никогда не покидал стен Генштаба!

На страницах предыдущих глав, особенно первой, было приведено немало и, как представляется, достаточно веских тому доказательств. Еще раз обращаю внимание на то обстоятельство, что если Сталин хоть один раз видел бы этот план, то после 22 июня, в связи с той жуткой трагедией, что разыгралась в первые дни и недели войны, он немедленно вспомнил бы, кто авторы тех идей, что привели к такой трагедии, и список «невинных жертв» сталинизма мгновенно пополнился бы еще двумя фамилиями — Жукова и Тимошенко.

План от 15 мая 1941 г. действительно был только «действовавшим» (именно в кавычках!) потому как он являл собой 100%-ную копию концепции Тухачевского с фланговыми группировками (это очень легко заметить на всех схемах, которые публикуют в отношении этого плана) и, естественно, не мог претворяться иначе, нежели как негласно. Эхо этого плана дуэт Тимошенко — Жуков умудрился протащить даже в Директиву № 3, исполнение которой закончилось для войск Первого стратегического эшелона катастрофой. Как они это осуществили — речь впереди. А вот что касается обещанного еще одного факта подмены, то, пожалуйста, извольте.

Один из авторитетнейших «зубров» отечественной военно-исторической публицистики и, пожалуй, самый лучший в России мастер исторических расследований — Лев Александрович Безыменский — вопреки своему исключительному мастерству, перевернув все вверх ногами ради попытки необъяснимого восхваления Жукова, добился исключительно противоположного результата. В своей книге «Гитлер и Сталин. Перед схваткой» он пишет: «…надо вспомнить, что в 1940 г. Генштаб разрабатывал (и утвердил!) — (не ГШ утвердил, а Сталин утвердил’— А. М.) основные документы советского стратегического планирования. В них была фактически заложена идея Жукова — удар на Юго-Запад. Таким образом, идея Жукова — устремиться на Юго-Запад — совсем не была импровизацией (это уж точно! — А. М). Лишь менялась очередность: наносить удар, чтобы «отрезать Германию от южных союзников», предлагалось не в качестве ответа, а упреждающим образом»^[437].

Не обессудьте, уважаемый Лев Александрович, но для Вашего гигантского жизненного и профессионального опыта одного из лучших в мире мастеров исторических расследований «легкость мысли и слога» получилась поразительно неадекватной фактам.

Как можно было даже ретроспективно пытаться ставить на одну доску блестящий талант умнейшего аса Генштаба, мудрого Б. М. Шапошникова и «органическую ненависть к штабной работе» Жукова, тем более что Георгий Константинович и сам никогда не скрывал, что, мягко говоря, штабная работа не для него?!

Уж коли так, то не идея Жукова была заложена Шапошниковым в «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г., а Жуков, мягко говоря, «уволок» идею Шапошникова! Хотя бы потому, что Жуков пришел в Генштаб только 15 января 1941 г., когда этот документ действовал уже три месяца!

Причем «уволок»-то, изрядно извратив ее, — у Шапошникова контрнаступление было предусмотрено после сдерживания, отражения и сосредоточения собственных войск, а у Жукова чисто превентивный удар. И это Вы называете «лишь менялась очередность»?!

Это во-первых. А во-вторых, что и есть главное. Абсолютно того не желая, Вы сами открыто признали факт подмены, и, к слову сказать, подмены сознательной, коли заявили, что сие не было импровизацией кстати, и она тоже явление сознательное, хотя и внезапное). Потому что, по Вашим же словам, менялась лишь очередность — не ответный, а превентивный удар!

Ничего себе «лишь менялась очередность» — ведь это же не санкционированная Правительством СССР подмена сути основополагающего документа: плана отражения агрессии! Это прямое военное и даже государственное преступление! Неужели это не было очевидно Вам?!

И, кстати говоря, неужели Вам не было известно, что, несмотря на то, что план от 15 мая 1941 г. никогда не докладывался Сталину, тем не менее поголовно все приграничные округа непрерывно готовились к отражению агрессии стратегическими наступательными операциями, в т. ч. и в КОВО, и в ОдВО, т. е. в тех самых округах, у которых, как Вы утверждали в своей книге, всего лишь поменялась очередность задач — не сдачи давать, а самим первыми двинуть по лбу гитлерюгам?!

При всей святости самой этой идеи — как следует и первыми же дать гитлерюгам по лбу, — тем не менее это прямая подмена официально утвержденного замысла: ведь там предусматривалось сначала сдержать и отразить первый удар, и только затем контрнаступление.

А Ваше «лишь менялась очередность» и есть 100%-ная копия тех самых наступательных планов РККА, что «разрабатывал» Тухачевский в порядке реализации плана поражения СССР и которые именно из-за этого и «критиковал Я. М Жигур, не зная, что уже с 1935 г. Сталину было известно о плане поражения абсолютно такого же формата.

Между тем, на первоочередности Южного и Юго-Западного направлений, т. е. прежде всего на Украину, первым стал настаивать именно Тухачевский, о чем он написал в своем «Плане поражения».Перенос акцента во всех усилиях на Украинское направление в ущерб обороне Белорусского являл собой основополагающий стержень его «Плана поражения»!

А уж если говорить совсем жестко принципиально, — ведь мучащая историческую память России трагедия 22 июня 1941 г. требует именно этого, — то, по сути дела, произошла реализация того самого вывода «стратегов», что задачи армий вторжения, как якобы армий прикрытия, должны быть поставлены в масштабах всего Первого стратегического эшелона! И при тех акцентах по направлениям, что указаны выше, т. е. главное — украинское, вспомогательное — Прибалтийское, а Белорусское — на положении «не пришей кобыле хвост»!

Ио если со «стратегами» все ясно, ибо они изыскивали наиболее эффективный способ поражения СССР прямо в начале войны и, к глубокому сожалению, нашли — чем круче переакцентировка усилий по направлениям, чем выше уровень задач и исполнителей безумной идеи немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига, тем выше, шире и катастрофичней масштабы поражения и разгрома войск Первого стратегического эшелона именно в начальный период войны,— то, что подвигло на это наших, уже перед войной крутозвездных полководцев?!

Ведь та катастрофа могла произойти только в одном случае — когда войскам Первого стратегического эшелона ставилась бы задача прикрытия только в духе концепции Тухачевского, т. е. методом немедленного вторжения на территорию противника якобы для срыва его мобилизации, сосредоточения и развертывания! В том числе и прежде всего сосредоточенными на флангах группировками вторжения! Между которыми — дырки от бубликов на фоне второразрядного статуса Белорусского направления! А это, что ни говори, прямое, сознательное игнорирование уже тогда резавших глаза фактов, что гитлерюги всегда нападают только внезапно и только заранее отмобилизованными, сосредоточенными и развернутыми силами! Для этого даже разведсводки ГРУ не надо было читать — вполне достаточно было бы и газетных сообщений!

Вовсе не случайно, что отмечая в этой связи сам факт невыгодного положения советских войск — а оно могло быть невыгодным (т. е. состоять из дырок от бубликов) только при акценте на фланговые группировки в духе концепции Тухачевского, в результате чего, как отмечают многие, «способность армий прикрытия обеспечить войска от возможного внезапного удара противника в оперативно-стратегическом масштабе являлась сомнительной…»^[438], ибо построение войск Первого стратегического эшелона при внезапном нападения противника создает условия разгрома их по частям (ну точь-в-точь как и выводы 30-х гг. — А. М.), как это и произошло в последующем»^[439] — главный военный историк современной России генерал М. А. Гареев прямо указал, что «невыгодное положение советских войск усугублялась тем, что войска пограничных военных округов имели задачи не на оборонительные операции, а лишь на прикрытие развертывания войск»!^[440]

Причем на прикрытие методом немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига, т. е. в формате концепции Тухачевского!

Потому что если бы войска прикрытия, как оно однозначно и в обязательном порядке вытекает из их официального названия, действительно готовились бы к отражению агрессии, то, как отмечает все тот же уважаемый генерал М. А. Гареев, сие должно было бы означать, «что приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы отражения вторжения противника, т. е. планы оборонительных операций, так как отражение наступления превосходящих сил противника невозможно осуществить мимоходом, просто как промежуточную задачу. Для этого требуется ведение целого ряда длительных ожесточенных оборонительных сражений и операций. Если бы такие планы были, то в соответствии с ними совсем по-другому, а именно с учетом оборонительных задач, располагались бы группировки сил и средств этих округов, по-иному строилось бы управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других мобилизационных ресурсов. Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы были не только разработаны планы операций, но и в полном объеме подготовлены эти операции, в том числе в материально-техническом оснащении, чтобы они были освоены командирами и штабами. Совершенно очевидно, что в случае внезапного нападения противника не остается времени на допподготовку таких операций. Но этого не было сделаю в приграничных военных округах»^[441].

Более того. Генерал Гареев совершенно недвусмысленно подчеркнул, что «направление сосредоточения основных усилий советским командованием выбирались не в интересах стратегической оборонительной операции (такая операция просто не предусматривалась и не планировалась — и в этом главная ошибка) а применительно совсем к другим способам действий»^[442].

К каким?! Генерал Гареев деликатно молчит, хотя все выше процитированное и так напрямую свидетельствует, что он преотлично понимает, что речь-то должно вести о немедленном встречно-лобовом контрнаступлении в формате контрблицкрига! Но ведь тут же возникает вопрос — а эта-то идея откуда взялась?! Как она залетела на орбиту советского военного планирования?

Еще более чем изысканно деликатно генерал Гареев молчит и о том, кого же он подразумевает вод термином советское командование? Ведь о том, что предлагал Шапошников и что было официально утверждено, — выше уже неоднократно говорилось, как, впрочем, и о том, что предложенное им не имеет ничего общего с тем, что сделали Жуков и Тимошенко! Василевский и Штеменко прямо называли «Соображения…» от 18 сентября 1940 г. планом отражения агрессии, и тогда вопрос: кем же, по мнению генерала Гареева, не предусматривалась и не планировалась стратегическая оборонительная операция?!

Еще хлеще обстоит дело, когда генерал Гареев все с той же изысканной деликатностью признает факт «второсортности» ЗапОВО в оборонительном планировании последних шести месяцев перед войной. Он подчеркивает, что «совсем другие условия, а, следовательно, и соображения могли возникать, если бы стратегическим замыслом предусматривалось проведение в начале войны оборонительных операций по отражению агрессии. В этом случае, безусловно, было выгоднее основные усилия иметь в полосе Западного фронта. Но такой способ стратегических действий тогда не предполагался»^[443].

И да простит автора товарищ генерал, но вновь потревожу им написанное, возможно неприятным вопросом: кем, по его мнению, мнению главного военного историка современной России, «такой способ стратегических действий не предполагался»?

Вновь подчеркиваю, что алгоритм официального плана базировался не только на здравой логике и разумении, но, в силу чего он и назывался в обиходе Генштаба планом отражения агрессии, имел четкое разграничение задач: сначала сдерживание и отражение, а затем, и то только по сосредоточению основных сил и при благоприятной обстановке, переход в контрнаступление!

Как «такой способ стратегических действий», тем более с центром тяжести в полосе ЗапОВО, мог не предполагаться, если задача прочного прикрытия именно «активной обороной» Белорусского направления по официальному плану ставилась сразу двум округам — ПрибОВО и ЗапОВО?! Как он мог не предполагаться при таком здравомыслящем планировании Шапошникова?

Но он действительно не предполагался в результате произведенной дуэтом Жукова — Тимошенко негласной подмены и принципа обороны, и сути замысла, в результате чего задача прочного прикрытия именно «активной обороной» Минского и целом Белорусского направлений исчезла в последние полгода перед войной сразу у двух округов!

Так вот и вопрос: кем же все-таки «такой способ стратегических действий» с центром тяжести в полосе ЗапОВО не предполагался если, с одной стороны, официальный план никто не отменял, никто официально не перерабатывал, в связи с чем он был опубликован в первозданном виде, но, с другой, достоверно известно, что задача прочного прикрытия Минского (Белорусского) направления именно «активной обороной» наглухо исчезла сразу у двух округов, причем исчезла именно тогда, когда «балом правил» дуэт Тимошенко — Жуков?

Полагаю, что более нет нужды в ответе — он и так ясен и понятен!

…Планов отражения вторжения противника, проще говоря — планов обороны, никто толкам не разрабатывал. Даже тогда, когда в приграничные округа были направлены неоднократно упоминавшиеся номерные майские (1941 г.) директивы о разработке планов обороны и противовоздушной обороны, никто в срок их не выполнил, а Генеральный штаб даже и не подумал проконтролировать их исполнение. И непосредственно накануне агрессии оказалось, что даже у обязанных принять на себя первый удар вермахта стрелковое дивизий первого оперативного эшелона Первого стратегического эшелона не оказалось планов обороны отведенных им полос обороны!^[444] Интересно, а сами-то полосы обороны им были «нарезаны»?

Сталин ли должен отвечать за этот бардак в рамках компетенции сугубо Генштаба? Да и бардак ли то был?

Однако куда более поразительна своей потрясающей способностью надолго вогнать в оторопь другая майская директива Генштаба, о которой вообще никто из военных не вспоминал. 17 мая 1941 г. за подписью Тимошенко и Жукова в округа ушла директива «О результатах проверки боевой готовности за зимний период 1941. и указаниях на летний период». Казалось бы, после тех номерных директив, от которых уже веяло войной, и соответственно в условиях резкого возрастания угрозы нападения в этой директиве от 17.05.1941 должны были быть отражены, ну хотя бы в общем виде, какие-то напоминания по усилению боеготовности войск, по усилению бдительности и т. п. — ведь это же в прямой компетенции Генштаба! Ведь через три дня, как указывалось еще в главе 1, Жуков заявит югославскому военному атташе, что скоро предстоит война с Германией.

И тем не менее, как отмечает в своей книге «Провокации против России» генерал Н. Ф. Червов, «ничего подобного в директиве (от 17 мая. — А. М.) не было; ни о повышении бдительности, ни обоеготовности войск к возможному отражению массированных ударов авиации и танков противника. Перечислялись лишь рутинные «недостатки в одиночной подготовке бойца».

Конечно, указанный документ не был оперативной директивой, имел другое предназначение. Но все равно диву даешься: война на дороге, стучится в дверь (какое там стучится — дубасит! — А. М.). Гигантская военная машина Гитлера изготовилась на старте к нанесению мощных ударов на Востоке, наша разведка докладывает самые тревожные донесения, а Наркомат обороны и Генштаб в официальном документе об этом молчат, словно ничего не происходит… Печально, что об этой директиве никто из генштабистов в своих мемуарах не вспоминает, будто ее не было…»^[445]

Попробуйте представить себе выражения лиц командующих приграничными округами и начальников их штабов, которые тремя днями ранее получили директивы о срочной разработке планов обороны, а тут, вдогонку, такая рутинная писулька!

Заодно попытайтесь представить себе то по-военному краткое, но все разделяющее выражение, которым они встретили эту директиву от 17мая! Могу подсказать, что первое слово этого выражения начинается с известной буквы русского алфавита…

Зато все поголовно готовились в «аллюр три креста», немедленный встречно-лобовой контрблицкриг, в связи с чем категорически неслучайно, как отмечает ряд исследователей, что у всех частей Первого стратегического эшелона «сущность тактического маневра сводилась к тому, что надо быстро собраться и выйти к границе»!^[446]

И все поголовно схватились за голову только после того, как получили ту самую предупреждающую о нападении в ближайшие дни и обязывающую привести войска в боевую готовность директивную телеграмму Генштаба от 18 июня 1941 г., санкционированную лично Сталиным.

Только в эти последние четыре дня до всех поголовно, в т. ч. и до Жукова с Тимошенко, наконец-то дошло, что вот-вот грянет трагедия и ни о каком, тем более немедленном встречно-лобовом коатрблицкриге, особенно в формате превентивного удара, мечтать не приходится — запредельная осторожность Сталина, справедливо опасавшегося ситуации, когда на СССР могут навесить ярлык «агрессора», не давала никаких шансов для таких мечтаний! И все поголовно, в т. ч. в Жуков с Тимошенко, ринулись строчить документы в прямом расчете на будущее — чтобы было чем оправдываться, когда крепкие, но молчаливые мужики из военной контрразведки придут брать их «под микитки»!

На войска обрушился поток всяческих указаний, которые Рокоссовский так и расценил (об этом говорилось выше),— потому цензура все и повырезала из его рукописи.

Кто-то таким образом спас свою голову, в т. ч. Жуков и Тимошенко, кто-то — нет. Нам еще предстоит поговорить об этом.

Десятилетия спустя всю эту вакханалию поголовной подготовки в немедленный встречно-лобовой блиц-«Дранг нах Вестен»-криг «а-ля Тухачевский» обычно тихо помалкивавший маршал Тимошенко назовет «безграмотным сценарием вступления Вооруженных сил в войну», но так же, как и Жуков, сошлется на якобы преобладавший в их головах опыт Первой мировой!^[447]

А какое отношение этот самый опыт имел к вашим словам, товарищи маршалы, если вы послали по известному всей России адресу стратегический опыт вермахта во Второй мировой войне? И к тому же сами признали, что «не было оборонительного варианта плана» (слова Тимошенко)!^[448]

И как это должно соотноситься с опытом Первой мировой, если, как говорится, на минуточку вспомнить, что у царских генералов — все-таки не все из них были христопродавцами-клятвоотступниками — формально все-таки был четкий оборонительный план, что давно известно. 22 июня 1941 г. оборонительного плана не было не потому, что его вообще не было, а всего лишь потому, что талантливо разработанные мудрым Б. М. Шапошниковым и нуждавшиеся всего лишь в незначительной, сообразно поступающей разведывательной информации о трех группировках вермахта и направлениях их удара корректировке — ведь Шапошников-то исходил из факта только двух группировок, что на тот момент действительно было точным фактом — «Соображения…» от 18 сентября были негласно подменены на действительно «безграмотный сценарий вступления в войну» в точном соответствии с концепцией пограничных сражений Тухачевского!

Почему все это должно было случиться именно так и именно тогда, когда не просто дуэт Тимошенко — Жуков, а дуэт именно тех военачальников, которые были выходцами из Белорусского военного округа, где до мая 1937 г. командовал подельник Тухачевского И. П. Уборевич, а Тимошенко к тому же успел побывать в замах еще у одного подельника «стратега» — командующего Украинским военным округом Якира! Ведь дуэт образовался по просьбе Тимошенко. Именно он просил Сталина назначить Жукова начальником Генштаба^[449]. Разве ему не было известно из личного дела Жукова, что Георгий Константинович категорически не пригоден к штабной работе, чего он и сам не скрывал? Тогда зачем Тимошенко протежировал Жукову?

Как вообще могла произойти столь точная регальванизация «Плана поражения» Тухачевского и К° — ведь все его идеи и концепции были объявлены преступными, все труды изъяты из обращения, в т. ч. и из военных библиотек, а то, что имело ограничительные грифы как служебные документы, — спрятано в секретные архивы самого Наркомата обороны и Генштаба?

Как могло произойти такое, что все те опасения и предупреждения, которые высказывались еще в 1935 — 1937 гг., оказалось реанимированными как жестокая реальность трагической действительности 22 июня 1941 г.?!

Ведь совпадения поразительные, просто на редкость поразительные! И ведь самое главное заключается в том, что совпадают как порознь друг с другом, так и совокупно все те «сценарии» изложения, что были известны еще в 30-х гг., сама тропическая реальность 22 июня и квалифицированные заключения современных экспертов! А в ряде случаев совпадения вообще чуть ли не дословные!

Как такое могло произойти?! Что все это должно означать?!

Глава III.

«ТАК НИЧЕГО ГНУСНЕЙ И МЕРЗОСТНЕЕ НЕТ, ЧЕМ РВЕНЬЯ ЛОЖНОГО ПОДДЕЛЬНО ЯРКИЙ ЦВЕТ…»^[450]

Признание обычно тихо помалкивавшим Тимошенко факта «безграмотного сценария вступления в войну» очень дорогого стоит — и не только потому, что его никто эа язык не тянул, или что сказано это было незадолго до ухода в вечность, а в таких случаях обычно не врут.

Дорогого оно стоит потому, что полностью подтверждаемая мнением современных экспертов безграмотность негласно протащенного им на пару с Жуковым сценария вступления в войну действительно с обреченной предрешенностью гарантировала неминуемый разгром войск Первого стратегического эшелона невзирая на все его кратное превосходство в авиации, танках и артиллерии.

Потому как в основе этого безграмотного сценария, сиречь негласно реализованных ими положений концепции пограничных сражений Тухачевского — с ее-то ярко выраженным фланговым характером группировок вторжения при абсолютной их нацеленности на немедленное встречно-лобовое контрнаступление в формате одноименного контрблицкрига — лежала сознательно перелицованная «стратегом» якобы в оборонительную теория «глубокой операции», правда, с некоторыми добавлениями.

Естественно, что сама по себе эта теория, подлинным автором которой был трагически погибший в 1931 г. в авиакатастрофе начальник оперативного отдела Штаба РККА В. К. Триандафилов, никакого преступного умысла не несла. Это была (и, к слову сказать, в целом и остается) вполне эффективная и работоспособная теория наступательной операции даже невзирая на то, что и ей был присущ фланговый характер ударных группировок^[451].

Если коротко, то суть «глубокой операции» сводилась к тому, чтобы внезапно портить систему обороны противника на всю глубину ее построения мощными, синхронно-последовательно осуществляемыми авиа и артиллерийскими ударами, высадками воздушных десантов в тылу противника, стремительным массированным наступлением механизированных и, особенно, танковых войск, атаками пехоты и кавалерии (она тогда еще существовала), а также использованием приемов и методов подрывной пропаганды и разведывательно-диверсионной деятельности для разложения и дезорганизации тыла противника^[452].

Даже при всей практически 100%-ной схожести положений этой теории с методикой реализации стратегии блицкрига, использование «глубокой операции» по прямому предназначению не таило в себе никакого подвоха — потому что это была теория наступательной операции для использования в процессе уже реально идущей войны!

И действительно, когда ее применяли по прямому предназначению, наши войска всенепременно добивались очень серьезных, а зачастую и просто блестящих успехов, особенно если и подготовка к такой операции была на должной высоте.

…Впервые и к тому же чрезвычайно успешно теория «глубокой операции» было применено на практике при разгроме 6-й японской армии на Халкин-Голе в ходе развязанного японской воентщиной летом 1939 г. крупного вооруженного конфликта.

Подлинным автором плана той победоносной операции был начальник штиба 1-й армейской группы советских войск на Халкин-Голе комбриг М. А. Богданов^[453].

Однако вследствие своей не перестающей поражать феноменально неисповедимыми и уникально крутыми зигзагами памяти Г. К. Жуков более чем «скромно сфокусировал» весь блеск заслуг М. А. Богданова непосредственно на собственной персоне.

«Незамысловатая» для четырежды Героя Советского Союза маршала «операция» по перефокусировке была проведена так, что это отразилось даже в названии приведенной Георгием Константиновичем в мемуарах схемы замысла той операции^[454]. В этом легко убедиться воочию — фотокопия приводится ниже.

Решение командующего 1-й армейской группой при проведении наступательной операции в августе 1939 года (командующий — Жуков Г. К. — А. М.)

P. S. Не сочтите за обременительный труд удержать в памяти эту схему — вскоре пригодится..

Но как только применимую лишь в процессе уже реально идущей войны теорию «глубокой операции» без какого-либо изменения ее ярко выраженной наступательной сути, а, наоборот, резко усилив ее невесть откуда взявшимся чрезвычайно гипертрофированным приоритетом встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями (как силовыми «институтами» государств) и целесообразностью нанесения превентивного удара, Тухачевский перелицевал в якобы оборонительную концепцию пограничных сражений, то полученный в итоге гибрид обрел все свойства гремучей смеси, на которой 22 июня 1941 г. и подорвался весь Первый стратегический эшелон!

Чудовищно, но факт, что концептуально сей преступный умысел был оформлен и навязан Тухачевским РККА в виде этой самой концепции пограничных сражений во исполнение директивы Троцкого своим сторонникам в СССР о необходимости подготовки военного поражения Советского Союза в уже отчетливо маячившей на горизонте ближайшего будущего войне с гитлеровской Германией.

Именно в ситуации военного поражения, как предписывала его директива, и должен был осуществляться государственный переворот в СССР силами оппозиции — протроцкистски настроенных военных и гражданских лиц.

Как отмечалось выше, Троцкий еще в 1931 г. вслух мечтал о том, что вся свора его сторонников-бандитов сможет «почерпнуть смелости» для осуществления государственного переворота в ситуации войны и военного поражения.

Однако Лейба Давидович был не только мечтателем, но и весьма деятельным врагом России, хотя бы и Советской, и потому усиленно готовил и почву, и сторонников: как раз в начале 1934 г. в дополнение к другим, более ранним инструкуиям консолидации всех оппозиционных сил — он и дал эту директиву о разработке плана военного поражения^[455].

…Но не следует пологать, что-де все это выдумки НКВД или того же Генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского, озвученные на известных процессах 1936/37 — 38 гг.

Лубянка и тогда роспологала соответствующими документальными доказательствами, потому как еще осенью 1936 г. группой разведчиков-нелеголов во главе с Б. М. Афанасьевым были негласно изъяты и доставлены в Москву архивы Троцкого за период его пребывания в изгнании, ничиноя с 1929 г.^[456] Более того, при рассекречивании в 1980 г. хранившихся в США архивов Троцкого были обнаружены документальные свидетельства проводившейся пресловутым «бесом мировой революции» откровенно подрывной деятельности против СССР…^[457]

Естественно, что многим обязанный Троцкому Тухачевский немедленно ринулся исполнять директиву своего давнего патрона. Как и всегда было со всеми его «теориями» и «концепциями», он и на этот раз прибег к методу «творческого» плагиата — на базе еще в 1933 г. навязанной РККА на все случаи жизни теории «глубокой операции» до «соответствующей кондиции» были доведены еще в 1932 г. высказанные тогдашним начальником штаба РККА А. И. Егоровым (кстати, он действительно был единомышленников «стратега») идеи, что уже в мирное время должны быть созданы специальные группы вторжения, ксторые с началом войны развернут наступление на территорию противника для срыва его мобилизации, но прикрытия своей^[458].

«Творческая заслуга» Тухачевского в данном случае в том, что он скрестил идеи Егорова с форматом якобы оборонительной доктрины, а по сути-то — с теорией «глубокой операции», сознательно переведенной в формат блицкрига (вот оно, влияние немчуры!), резко усилил значение флангового характера группировок вторжения, добавил невесть откуда взявшийся гипертрофированный приоритет встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями (отсюда-то и был вывод, что задачи вторжения необходимо возложить на весь Первый стратегический эшелон — чтоб масштабной была неминуемая катастрофа) и, сдобрив все это «стратегическое варево» идеей целесообразности нанесения превентивного удара как решающего фактора начальной стадии войны, явил миру концепцию пограничных сражений^[459].

Явил именно тогда, когда под воздействием лично Гитлера, а произошла это также в начале 1934 г., германский генералитет полностью и окончательно воспринял стратегию блицкрига во всех ее элементах.

Поразительно, что из поля зрения многих исследователей едва ли не самым чудесным образом выпадает то обязательство, что концепция пограничных сражений Тухачевского являлась не чем иным, как абсолютной копией стратегии блицкрига, только в формате «контр-»!

Поразительно потому, что с помощью тех же исследователей выше было однозначно показано, если вдарить контрблицкригом по блицкригу, то неизбежно получится пшик! И не просто пшик, а именно кровавый!

И разве случайно в этой связи, что едва только концепция пограничных сражений в основных своих чертах была явлена миру, как уже к лету 1935 г. — т. е. всего-то через год! — Генеральный штаб Франции располагал неопровержимым «сценарием» неизбежно грядущего военного поражения СССР в неминуемой войне с Германией и ее наиболее вероятными в тот момент союзниками.

Разве случайно совпадение, что «сценарий» неизбежно грядущего военного поражения СССР в неминуемой войне с Германией появился практически сразу после того, как Великобритания выдала Гитлеру первый с момента его приведа к власти картбланш на агрессию в Восточном направлении? Речь идет об известных по истории англо-германских переговорах в Берлине в конце марта 1935 г. (содержание этих переговоров документально было известно Сталину чуть ли не на следучощнй день после их завершения).

Разве случайно то совпадение, что «сценарий» неизбежно грядущего военного поражения СССР в неминуемой войне с гитлеровской Германией появился именно в тот момент, когда между Францией, СССР и Чехословакией в мае 1935 г. были подписаны взаимоперекрещивавшиеся договоры о взаимопомощи в случае агрессии против них? Такое впечатление, что кому-то очень хотелась вдолбить в сознание официального Парижа (и Праги тоже), что не следует полагаться на СССР: мол, там все равно произойдет государственный переворот в условиях военного поражения.

И, наконец, разве случайно, что именно специалист в области тактики воинских соединений — уже упоминавшийся выше Я. М. Жигур — еще в середине второй половины 30-х г. пришел к выводу об исключительной пагубности навязанной Тухачевским и К° (включая и Егорова — ведь имевно он в первой половине 30-х гг. возглавлял Генштаб) концепции и предупреждал о грядущих колоссальных жертвах и неудачах Красной Армии прямо в начальный период войны (как он писал, «прямо в первые же дни войны»).

И вель что характерно — Жигур четко узрел эту опасность именно на примере всех тех учений в игр, которыми все 30-е гн. вплоть до ареста «забавлялись» Тухачевский и иже с ним, но которые и поныве с восторженным придыхнием превозносятся как якобы нечто особо гениальное (?!)

Полноте, господа! Задумались бы лучше над тем, а куда девались результаты этих учений и какие выводы из них делались… да-да, в германском генералитете! Мы еще вернемся к этому.

Что же до вышеуказанного, то Жигур — Жигуром, разведка-разведкой, но при таком совпадении обстоятельств, что было названо выше, — обстоятельств, как предшествовавших, так и последовавших, начиная с 22 июня, однозначно выходит только одно: как и неизвестный автор меморандума для французского Генштаба, Ян Матисович Жигур был абсолютно прав, четко предвидя гравдиозную беду прямо в начале войны!

Не случайно, что временно оставшиеся в живых подельники Тухачевского, в т. ч., очевидно, и тот же Егоров, не замедлили, однако, быстренько подвести Яна Матисовича под расстрел…

Ибо явно поняли, что именно как специалист в области тактики высших воинских соединений Я. М. Жигур четко осознал не только сам факт исходившей от концепции пограничных сражений грядущей опасности, но и то, в чем конкретно она состоит, чем, собственно говоря, и представлял колоссальную угрозу для оставшихся в живых заговорщиков. И нам уже пора показать по-элементно, в чем же состояла эта опасность.

Если, например, взять один из главнейших постулатов этой концепции — идею необходимости нанесения тактически внезапных, мощных авиаударов, то прежде всего мы обязаны отметить следующее.

Начиная с 1934 г. М. Н. Тухачевский и его ближайший подельник И. П. Уборевич буквально затерроризировали высшее военное руководство страны безмерно гипертрофированным значением операций с воздуха. Оба категориачески настаивали на том, что эти операции не столько даже начальная стадия войны, сколько именно решающая^[460], в связи с чем Тухачевский и договорился до приоритетной целесообразности превентивных авиаударов по врагу на стадии его мобилизации и концентрации сил, т. е., если принципиально, то договорился он до целесообразности для СССР выступить в роли агрессора!^[461]

Помимо того, что сие было категорически неприемлемо для СССР по политическим соображениям, тем более в 30-е годы, особое значение имеет то обстоятельство, что безмерно раздувавшийся ими приоритет авиаударов как явление было не чем иным, как стопроцентным плагиатом, к тому же и в абсолютизированной форме, доктрины воздушной войны итальянского дивизионного генерала Джулио Дуэ, которую он изложил в своих хорошо известных военным всего мира трудах «Крылья победы» (1917 г.) и особенно «Господство в воздухе» (1921 г.)^[462].

Если бы весь грех «стратегов» сводился только к плагиату, то можно было бы преспокойно да открыто послать сие обстоятельство по известному всей России адресу, ибо не один Тухачевский и иже с ним занимались таким плагиатом — и гитлерюги, и американцы, и англичане безмерно грешили тем же самым. Последние, например, так лихо передрали доктрину Дуэ, что уже с 1923 г. приняли «на вооружение» т. н. доктрину «воздушного устрашения» (к слову сказать, у англосаксов она в почете и поныне).

Подлинная беда от этого греха состояла в том, что реализация положений доктрины Дуэ, особенно для начальной и решающей стадий войны, требовала строго передового базирования авиации в угрожаемый период. Это было тем более актуально в эпоху поршневой авиации, когда ударная мощь, особенно бомбардировочной авиации, была обратно пропорциональна дальности полета, т. е. чем дальше мог улететь самолет, тем меньше была его бомбовая нагрузка, и соответственно наоборот.

Согласно доктрине Дуэ Тухачевский и предлагал дислоцировать большую часть сил авиации «в передовой аэродромно-посадочной полосе», т. е., не далее чем в 150 — 200 км от границы^[463].

К 22 июня 1941 г. эти «авиарекомендации стратега» были реализованы почему-то на все 100% — авиация армий прикрытия дислоцировалась в основном в 150-километровой пограничной полосе, а полевые аэродромы так и вовсе строились в 15 — 30 км от границы. Истребительная и штурмовая авиация армий прикрытия, дислоцированная в 60 — 100стометровой полосе, имела ряд аэродромов у самой границы^[464].

Это очень хорошо иллюстрирует приведенная ниже схема базирования ВВС Западного Особого военного округа (ЗапОВО) накануне войны.

Не могу не воспользоваться редким случаем графического подтверждения 100%-ной идентичности «красного» и «коричневого» блицкригов — гитлерюги-то располагали свои аэродромы точно так же, о чем свидетельствует нижеприводимые схема базирования аэродромов люфтваффе вблизи границы с СССР, составленная погранразведкой СССР 14 моя 1941 г. (в полосе ГА «Юг», т. е. на направлении КОВО)^[465].

Обратите также внимание на то, что в точном соответствии с «рекомендациями» Тухачевского большая часть авиации этого округа была загнана в «братскую могилу», известную как Белостокский выступ — ради, так сказать, «передового» базирования (а у гитлерюг, к слову сказать, была зеркальная копия, хотя и на другом направлении).

Схема базирования частей ВВС Западного фронта к началу боевых действий 22 июня 1941 года.

То же самое творилось и в других округах, в т. ч. и в Киевском, на что и пытался обратить внимание Рокоссовский — помните, что перед войной его особенно поразил резкий диссонанс в характере дислокации частей различных родов войск: авиация вроде бы изготовилась к прыжку вперед, а сухопутные части тому не соответствовали. Тогда вмешалась цензура…

Но сколько бы она ни вмешивалась, причем не без явного «содействия» Жукова, все равно факт жуткого разгрома нашей авиации 22 июня 1941 г. скрыть не удалось. Тысяча Четыреста Восемьдесят Девять самолетов были уничтожены в первый же день агрессии непосредственно на земле!^[466] Без малого 14% (13,86%) всей авиации западных округов было уничтожено на земле в первый же день агрессии! Причем подавляющая часть — в первые несколько часов агрессии!

К тому же при почти пятикратно (4,86 раза!) меньшем количестве сбитых в бою — всего 322 самолета!^[467] Что это, если не подстава? И сколь же на редкость «гениально прекрасные рекомендации» выдавала «невинная жертва» сталинизма — Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский!

А ведь, как убедимся из дальнейшего, в момент, когда он навязывал свою концепцию пограничных сражений, он абсолютно ясно отдавал себе отчет в том, что рекомендует самый кратчайший путь к трагедии — ведь в итоге-то войска Первого стратегического эшелона мгновенно останутся без прикрытия с воздуха, а у противника столь же мгновенно появится абсолютное господство в воздухе! В точном соответствии с доктриной Дуэ!

Почему столь ярко выраженные «рекомендации» по подставе авиации западных округов под неминуемый разгром прямо на земле были использованы столь безукоризненно?

Не менее поразительно не столько то, что всем «авиарекомендациям» Тухачевского почему-то нашлось место в «безграмотном сценарий вступления в войну» по Тимошенко — Жукову, сколько резко усиливающее значение выше сформулированного вопроса внезапное «озарение» насчет авиации, которое их посетило за три дня до неминуемой трагедии.

Гитлеровский «аналог» схемы расположения авиации около границы накануне войны

19 июня 1941 г., как известно, в приграничные военные округа ушла «указивка» о проведении маскировки аэродромов, воинских частей и важных военных объектов^[468]. В этом «бесценном ЦУ»важно не то, что лично сам нарком обороны СССР за три дня до неминуемой трагедии в приказном порядке объявил посевную на аэродромах, обязав срочно заснять их травой, не то, что он лично приказал покрасить все аэродромные сооружения или зарыть в землю и особенно тщательно замаскировать бензохранилища (кстати, по большей части пустые, либо с крайне ограниченным запасом топлива, что также совпадает с планом поражения Тухачевского) и даже не то, что опять-таки он лично приказал запретить линейное, скученное расположение самолетов или организовать по 8 — 10 ложных аэродромов с макетами самолетов и т. д. и т. п. Это итак совершенно очевидное свидетельство просто фантастического бардака, творившегося в ВВС РККА, особенно в западных округах, лезть в исправление которого не являлось обязательным для наркома обороны, вполне достаточно было бы хорошей взбучки со стороны командующего ВВС РККА (а заодно и ему самому), ибо это его работа, его компетенция — каждый обязан исполнять свои функции^[469].

В этой «указивке» важно следующее: накануне, 18 июня 1941 г., в войска западных округов ушла инициированная и санкционированная лично Сталиным директива Генерального штаба и Народного комиссариата обороны с предупреждением о нападении Германии в ближайшие дни и указанием о необходимости приведения войск в боевую готовность. И вот, вдогонку этой сверхнаиважнейшей директиве, 19 июня летит приказ самого наркома обороны о маскировке, в котором предписаны сроки исполнения оного: 1 — 5 июля 1941 г.?!

Попробуйте придумать совершенно иное объяснение этому парадоксальному «феномену» служебного рвения, нежели то, которое буквально выпирает из этих фактов: только за три дня до трагедии, сиречь на следующие сутки после директивы от 18 июня, до высшего военного командования СССР наконец-то дошло, что вот-вот громыхнет трагедия, отвечать за которую в первую очередь придется именно Тимошенко и Жукову!

В результате этого внезапного «озарения» за зри дня до трагедии вся ответственность за нее деблестно была свалена на головы командующих округами и команауницих ВВС округами, а также ВВС РККА. Ну как же, мы, Тимошенко-крутолобый да Жуков-крутозвездный, вас предупреждали!

Но уж больно замысловатое предупреждение получилось: то открыто предупреждают, что супосгаты вот-вот нападут, и требуют привести войска в боевую готовность, то, на следующий же день, дают указание травушку-муравушку сеять (где нарком обороны, где посевная?!), да еще и с весьма расхолаживающими против директивы от 18 июня сроками исполнения посевной и малярных работ, аж 17 дней дали!

Как прикажете все это понимать? То, что бардак беспрецедентный, — и так ясно, все очевидно. А вот как это действительно понимать на фоне столь неукоснительного исполнения всех «авиарекомендаций» Тухачевского?

Что из всего этого должно следовать? Что они сознательно все делали по Тухачевскому, и лишь в последние три дня уразумев, что трагедия неминуема и голов им не сносить за нее, потому и обезопасились бумажками? Так, что ли?! Особенно если вспомнить резкую позицию Рокоссовского по этому же вопросу.

Если не так, то уместно задать такой вопрос: а что вообще они пять месяцев кряду делали, коли всего за три дня спохватились? Почему тогда надо было дотягивать до упора, а после смерти Сталина валить все на него?! Ну так ведь это не просто ложь, а гнусная, подлая ложь — Сталин 18 июня предупредил войска о нападении и потребовал привести их в боевую готовность! Какого же, спрашивается… на следующий же день нарком обороны своим приказом объявляет посевную на аэродромах западных округов и сезон малярных работ, не столько тем самым неестественно подменяя руководство ВВС РККА, сколько — фактически расхолаживающими сроками исполнения посевной и малярных работ, перечеркивая все архиважнейшее значение директивы от 18 июня 1941 г.?!

Беда только этим, к сожалению, не ограничилась. Дело-то ведь также и в том, что в недрах доктрины Дуэ кроются истоки еще в главе II описанной истории с дырками от бубликов в Сухопутных войсках.

До чрезвычайности гипертрофировавший значение воздушных операций и полагавший, что с их помощью можно едва ли не полностью разгромить любые неприятельские государства, Дж. Дуэ в своем основном труде — «Господство в воздухе» — на полном серьнзе вывел якобы не подлежащую сомнению мысль о том, что-де пока своя авиация громит противника, собственные Сухопутные войска должны вести оборонительные действия, сдерживая врага до тех пор, пока он не будет разломлен атаками авиации^[470].

Что в Германии герры генералы, что в СССР Тухачевский и иже с ним, но все они практически одинаково, порой до комичного в одних и тех же выражениях и даже тональности высказываемых идей гипертрофировали значение авиаударов точно по Дуэ.

Однако от комедии на бумаге до трагедии в реальности оказалось куда ближе, чем можно было себе представить.

Ведь у наших-то стрелковых дивизий Первого стратегического эшелона и дислокации, и задачи были точь-в-точь, как и предписывал Дуэ, точнее, как их скалькировал для своей концепции пограничных сражений Тухачевский.

… Тут вот в чем дело. Как уже подчеркивалось выше, сам автор этой концепции ясно указал на то, что она годится не для всех. Так оно и было — талантливый итальянский вонный теоритик Джулио Дуэ действительно собственноручно описал предел применимости своей доктрины.

В изданной в 1937г. Воениздатом в переводе на русский язык книге французского военного специалист П. Вотье «Военная доктрина генерала Дуэ» прямо говорится: «Доктрина Дуэ была создана только для Италии. Дуэ не переставал указывать на это. Даже говоря о войне вообще, он всегда имел в виду особые условия своей Родины. «Я желал бы, чтобы меня, в конце концов, захотели понять! Я учитываю в основном паши особые условия. Когда я утверждаю, что воздушная сфера будет решающей, я говорю преимущественно об Италии»!^[471]

Однако закусивший удила о своей вредительско-подрывной деятельнасти Тухачевский никоим образом не желал принимать во внимание предупреждение ни самого Дуэ, ни других зарубежных теоретиков, ни даже своих, советских.

Так, в предисловии к упомянутой выше книге П. Вотье А. Н. Лапчинский премо укозывал на то, что Дуэ неоднократно писал, что он имеет в виду условия Италии, что он пишет для Италии». И далее А. Н. Лапчинский объясняет, о чем идет речь. «Сухопутные границы (Италии. — А. М.), представленные Альпами, образуют очень труднопроходимую горную преграду, непосредственно прикрывающую промышленную равнину р. По — экономический центр всей Италии. Вообще говоря, оборону горной границы легко организовать и подготовить: зимой горы образуют белую преграду, безусловно непроходимую для значительных сил»^[472].

Более того. Из того, что было сказано выше о характере действий Сухопутных сил в момент, когда авиация громит противника, со всей очевидностью вытекает ставка на позиционную оборону, или, если говорить в масштабах всей линии государственной границы, главной в доктрине Дуэ была ставка на статический фронт!

Дуэ так прямо и пишет. «Истина такова: всякое усовершенствование огнестрельного оружия дает преимущество оборонительному образу действий»!^[473] Однако глубокое заблуждение Дуэ было вдребезги раскритиковано одновременно с публикацией его основного труда «Господство в воздухе» в 1936 г., чего Тухачевский не мог не знать.

Когда в 1936 г. Государственное военное издательство Наркомата обороны СССР издало «Сборник трудов по вопросам воздушной войны», то наряду с публикацией основного произведения Дж. Дуэ там же были опубликованы и взгляды советских военачальников ниа сей счет. В одной из статей теоретик и практик ВВС комкор Хрипин однозначно указал если и не прямо на вредоносность, то по крайней мере на исключительную слабину доктрины Дуэ. В частности, он отмечал, что «исключительные преимущества воздушного флота Дуэ доказывает тем, что опыт мировой войны 1914 — 1918 гг. показал невозможность реализации широких наступательных планов из-за выявившихся преимуществ оборонительных средств перед наступательными, что позиционный тупик повторится и в будущем, если не будет проведена революция в Воруженных силах в пользу Воздушного флота.

Но Дуэ забывает о появлении новых боевых средств, в 1918 г. начавших менять позиционный характер борьбы. Он обходит молчанием мощные средства мотомеханизированных соединений и целых танковых армий. Он проходит мимо развития современных средств подавления и возможного образования внутренних очагов борьбы. Он совершенно не рассматривает и значение самой авиации в действиях Сухопутной армии и флота, произвольно лишает их наступательных способностей, а, следовательно, и боевой ценности»^[474].

Подчеркиваю, что ни Лапчинский, ни Хрипин, ни тем более их взгляды не были терра инкогнито для Тухачевского — они были единомышленниками. Тем более что приведенные выше примеры относятся к 1936 г.

Но вот ведь что дальше-то получается: Если Вооруженные силы какой-либо страны а парядке подготовки к отражению возможной и даже вероятной агрессии в форме блицкрига готовятся в рамках системы мер по реализации немедленного встречно-лобового контрблицкрига, но при этом делают ставку на т. н. статический фронт — трагедия, кровавая тригедия в особо коллапсовых формах фатально неизбежна. Она просто-таки неминуем, потому как в таком случае войска жертвы запланированной агрессии находятся в сасотоянии неустойчивости именно же сточки зрения обороны. В эгтом-то и состояла суть замысла «Плана поражения» Тухачевского — подставить войска под неминуемый разгром! И в первую очередь — авиацию, ибо в такам случае Сухопутные войска немедленно лишаются воздушного прикрытия. Он абсолютно точно знал что делает, — от того так и упорствовал на следствиии, настаивая вопреки всему на якобы очевидной целесообразности операций вторжения как якобы прикрытия. Но это была преступная, злоумышленно навязывавшаяся иллюзия.

Хотя бы, например, потому, что бывший его солагерник по немецкому плену, тогда еще подполковник французской армии, но в очень скором будущем великий Шарль де Голль еще в первой половине 30-х гг. ХХ в. издал книгу «Профессиональная армия» (в переводе на русский язык была издана в СССР в 1935 г.), в которой, описывая операцию вторжения как якобы операцию прикрытия (подобные взгляды чрезвычайно широко были распространены в те времена во многих армиях мира), прямо указал, что преимущество в таком случае будет на стороне того, кто первым начнет боевые действия^[475].

Тухачевский действительно все это знал — об этом свидетельствуют ряд его докладных на имя Ворошилова. Т. е. Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский совершенно сознательно планировал операции вторжения, придавая им неоправданный статус операций прикрытия в рамках провозглашенной им концепции пограничных сражений. Проще говоря, совершенно сознательно осуществлял вредительское планирование обороны СССР, да к таму же еще и упорствовол в том, причем даже тогда, когда оказался на Лубянке. Более того, упорствовал даже тогда, когда и Уборевич открыто назвал эти операции вредительскими.

Но кто бы в таком случае объяснил, почему эти его упорствования оказались реанимированы спусти всего четыре года да еще столь сильно были усугублены и разрывами между эшелонами, и фланговым характером группировок вторжения (якобы прикрытия), между «которыми, судя по всему, дуэту Тимошенко — Жуков почему-то грезился статический фронт из дырок от бубликов и крайне ослабленных стрелковый дивизий, которые, видите ли, должны удержать оборону? С какой такой стати?!

Небезынтересно в этой связи отметить также и следующий факт. В 1937г. на Запад сбежал резидент Разведупра в Афинах (Греция) — Александр Григорьевич Бармин (настоящая фамилия Графф). Возможно, и не следовало бы вспоминать об этой мрази, если бы не одно «но». Впрочем, их даже несколько.

Дело в том, что страдавший типичнейшей болезнью всех предателей — графоманией — этот тоже сподобился накатать пасквиль на свою Родину, да еще и под весьма тенденциозным названием «Тот, кто выжил» — путем предательства, естественно^[476].

На одной из страниц клокочущей выспренне «демократической» злобой и ненавистью к вскормившему и выведшему его в люди СССР книжонки Бармина-Граффа, с потрохами продавшийся американским спецслужбам подонок, сам того явно не желая, достаточно откровенно выболтал, что «План поражения» действительно был разработан!

Более того, хотя и кратко, но при полном (едва ли не абсолютном!) смысловом совпадении с тем, что написал в своих показаниях следствию Тухачевский, предатель на редкость точно и емко описал и суть «Плана поражения», и механизма трагедии. Сами понимаете, что источник его знаний на сей счел был явно один — главари заговора.

Итак, вот что он написал: «Со всей своей огромной армией Сталин, который был Главнокомандующим, и его три бесталанных маршала Ворошилов, Буденный, Шапошников не могли провести крупномасштабное контрнаступление. Они даже не пытались реализовать какую-то стратегию.

Уних не было никакого плана. Все имеющиеся в их распоряжении силы они использовали только для закрытия брешей в дамбе, через которые в Россию хлынула немецкая армия.

А в начальный период войны как раз они должны были направить свои танковые дивизии через Паеьшу и Закарпатскую Украину в Чехословакию и Германию. Они могли быть там еще до того, как немцы достигли Минска, если бы в верховном командовании кто-то обладал стратегическим воображением и достаточными полномочиями для выполнеия смелого маневра.

У меня нет ни малейшего сомнения в том, что именно так поступили бы Тухачевский, Блюхер, Якир, Уборевич; так поступил бы любой талантливый и хорошо подготовленный генерал, из числа тех, кого Сталин уничтожил для того, чтобы сохранить личную власть»^[477].

В том, что эта мразь распустила язык — ничего удивительного нет. Каждый из предателей, что той поры, что из «породы» современных негодяев, одним дерьмом мазаны — вскарабкаться на своего излюбленного «конька», сиречь разнузданно безмозглый антисталинизм, и давай его пришпоривать. Уже более полувека минуло с того дня, как Сталина не стало, а эта мразь да падаль и по сей день не может остыть. Так что не из-за этого были приведены его слова. Тут вот в чем все дело.

Прежде всего обратите внимание на следующее — хоть и своими словами, однако же предатель абсолютно точно описал суть операции вторжения (якобы прикрытия) в совершенно очевидном соответствии с концепцией пограничных сражений Тухачевскою. Т. е., когда на блицкриг отвечают, точнее, пытаются ответить немедленным встречно-лобовым контрблицкригом. Предатель пытался убедить, что-де это было бы более чем целесообразно.

Парадоксально, но факт, что даже после трагедии 22 июня, когда по сообщениям прессы было хорошо известно, что советские войска в начале войны пытались учинить нечто подобное, что и привело к жуткой катастрофе, предатель упорствовал в очевидной своей вредоносностью глупости. Парадоксально в т. ч. и потому, что он абсолютно точно копировал поведение Тухачевского на следствии — тот тоже продолжал упорствовать на этой же идее даже тогда, когда и Уборевич, там же, на Лубянке, аргументированно разоблачил его упорствования именно как вредительство.

Далее. Заметьте также, что предатель четко описал и оба направления обязательных, по его мнению, главных ударов — через Польшу и Закарпатскую Украину на Чехословакию и Германию Если хотя бы бегло взглянем на «План поражения» Тухачевского, то убедимся в поразительно точном совпадении. Там такие же рассуждения и о Польше, и о Чехословакии. Но еще больше поражает совпадение с положениями протащенного дуэтом Тимошенко — Жуков «безграмотного сценария начала войны», который и привел к трагедии.

Кстати говоря, более чем удивительно и то, что предатель «наехал» на Ворошилова, Буденного и Шапошникова, хотя ему прекрасно было известно, что 22 июня 1941 г. Вооруженные силы СССР встретили под командованием Тимошенко и Жукова^[478]. Но о них — ни звука! Кто бы объяснил, что это должно означать?! Не должно ускользнуть от внимания читателей и то обстоятельство, что предатель и годы спустя ни на йоту не сомневался, что Тухачевский и К° именно так и поступили бы.

Зная же теперь, что безумная, а главное — совершенно незаконная попытка вдарить по германскому блицкригу немедленным встречно-лобовым контрблицкригом мгновенно и автоматически обернулась исторически беспрецедентной трагедией, мы не вправе даже предателю отказывать в точности описания сути трагедии.

Вы только вдумайтесь, как он ее описал — что все имевшиеся силы были брошены для закрытия брешей в дамбе, через которые хлынули орды гилшерюг. Правильно, все так и было.

И хотя автор настоящей книги использовал другой образ — «дырки от бубликов», — пусть будут бреши. В данном случае ничто не меняется — именно в них, в этих самый брешах подивизионно «сжигались» наши войска, о чем пытался написать еще великий полководец Рокоссовский, но цензура… Но самое главное вот в чем. Не задумываясь о последствиях, предатель Бармин-Графф использовал образ дамбы. Вся тонкость этого его приема в том, что он и не заметил, как в общем-то вполне бытовым, хотя и отчасти публицистическим термином, обрисовал суть провальной стороны доктрины Джулио Дуэ. Той самой провальной стороны доктрины Дуэ, на которую и рассчитывали Тухачевский и К° во вредителско-диверсионных целях, но на которую, правда неизвестно и теперь уже едва ли установить почему, явно надеялись два крутозвездных военачальника — Тимошенко и Жуков.

Ведь вся вредоносность доктрины Дуэ — при ее бездумном перенесении на иную почву — в том и заключалась, что ставка делалась на статический сухопутный фронт, пока авиация (и иные ударные части при поддержке первой) долбают противника! С 20-х годов под этими и иными ударными частями однозначно понимали танковые и механизированные части (отчасти и усиленную мехсоединениями кавалерию).

Использовав же образ дамбы, предатель, сам того не подозревая, показал ситуации ставки именно на статический фронт — дамбы, как известно, мобильными не бывают! Хуже того. Предатель описал механизм трагедии следующими словами: «для закрытия брешей в дамбе, через которые в Россию хлынула немецкая армия». Бармин-Графф был хорошо образованным человекам, и в его знаниях русского языка сомневаться не приходится. Именно потому-то и говорю, что хуже того. Дело в том, что при том описании траггедии, которое он дал, четко выходит, что бреши в дамбе были еще до нападения немцев! Иначе как немецкая армия могла бы хлынуть в Россию именно через них. А вот если их не было бы, то тогда гитлерюги прямо с порога наткнулись бы, подчеркиваю, прямо на границе, на непробиваемую оборону РККА. Хуже того еще и потому, что предатель всегда предает, даже своих подельников — фактически прямо указал, что бреши в дамбе были еще до нападения! А вот это-то и является свидетельством подставы, и, по сути-то, предательстма и измены!

И кто бы теперь обьяснил, с какой стати должно было произойти такое совпадение между сутью механизма реальной трагедии и тем, что разработали заговорщики? Как можно было надеяться на ситуацию статического фронта на протяжении 4500 км?! Да еще с дырками от бубликов вместо обороны?!

Увы, едва ли представится возможность получить однозначные ответы на эти вопросы…

Но одно могу сказать точно. Партийно-военная цензура отнюдь не случайно купировала аналогичное же описание трагедии в рукописи Рокоссовского: помните многократные ссылки автора на его слова, что авиация вроде бы изготовилась к прыжку вперед, а Сухопутные войска, в т. ч. и прежде всего пехотные соединения (к тому же изрядно ослабленные) — нет?!

Рокоссовский, хотя и не назвав все своими именами, но тем не менее совершенно четко описал весь идиотизм ставки на статический фронт — за то и пострадала его рукопись от цензуры.

Ибо появись его мнение в открытой печати еще тогда, в конце 60-х гг., то Жукову нечем было бы оправдываться и уж тем более нечего было бы сваливать на Сталина…

Вследствие ничем не оправдываемой ставки на некий статический фронт, но при перераспределении всех сил и средств в пользу фланговых группировок, в недостаточном количестве выставленные в первый оперативный эшелон Первого стратегического эшелона, фактически ополовиненные против не только норматива, но и самой элементарной логики, изначально обладавшие крайне пониженной, по указывавшимся выше причинам, устойчивостью в обороне, не обладавшие серьезными средствами противотанковой и противовоздушной обороны стрелковые дивизии первой лиии тем более были заранее приговоренными к погибели в исключительно неравных боях смертниками!

Ибо их дислокация вдоль основой части границы являла собой картину иллюзорных нацежд на статический фронт, состоящий из системы дырок от бубликов, изящно именовавшийся «упорной» или «жесткой» обороной!

По сути дела это была гигантская и, к глубочайшему сожалению, обладавшая уникальной способностью к мгновенному саморасширению в невообразимых масштабах, «черная дыра», в которой — точно «по Дуэ» — первый эшелон должен был не столько вести оборонительные бои, сколько едва ли не в мгновение ока начисто сгинуть. Что и случилось…

Схемы дислокации советских войск накануне войны в видении ГШ РККА и ОКВ вермахта

Более чем поучителен суровый вывод о причинах трагедии, сделанный военным префессионалом — генералом Червовым. Анализируя на страницах своей уже упоминавшейся выше книги «Провокация против России» причины трагедии 22 июня 1941 г., генерал без обиняков указал на сведующее: «— Советские дивизии, находясь непосредственно вдоль границы, располагались «узкой лентой» на фронте 40 — 50 км каждая (вот эта самая «узкая лента» и есть иллюзия и без того бессмысленного статического фронта вдоль границы, как указывалось выше, фронт обороны у дивизий был выше, в зависимости от округов, здесь же уважаемый генерал оперирует явно средней величиной — А. М.). Они должны были, по замыслу Наркомата обороны и Генерального штаба, в разыгравшемся приграничном сражении прикрыть завершения отмобилизования и развертывания основных сил западных военных округов. Но это для них была заведомо невыполнимая задача, так как на направлениях «танковых клиньев» (главных ударов) гатлеровцы создали шести-восьмикратное превосходство в силах и средствах^[479].

— Складывалась ситуация, при которой немецкие войска имели возможность наносить поражение нашим войскам по частям: сначала всеми силами обрушиться на немногочисленные соединения и части, расположенные вдоль границы; затем преодолеть сопротивление главных сил прикрытия приграничных округов и, прорвавшись на оперативную глубину, напасть на войска вторых эшелонов и резервов этих округов (фронтов). В этом была роковая ошибка Генштаба (роковая-то она роковая, спору нет, но ведь речь-то идет о ситуации тех самых черных дыр в виде разрывов между эшелонами, которые, если по факту-то, были, по сути дела, запланированы именно «безграмотным сценарием вступления в войну». Куда прикажете деться от этого факта?! — А. М.).

— Крупный просчет в создании исходной группировки войск состоял в несоблюдении одного из основных принципов военного искусства — решительного сосредоточения (массированния) сил и средств на избранных направлениях. Это обнаружилось сразу же в первых сражениях^[480].

Например, войска Западного фронта в Белоруссии вынуждены были сражаться в каждый момент времени с превосходящими силами противника из-за стремления прикрыть войсками всю полосу обороны^[481]. Вторые эшелоны (резервы), предназначенные для нанесения контрударов и для усиления, во многих случаях выдвигались по частям с запозданием и использовались для затыкания «дыр»^[482].

Раздробленность исходной группировки войск приграничных округов была обусловлена, конечно, не политикой, а военным искусством. Результатом ее стала трагедия для наших войск — многочисленные «котлы» (Беластоксюй, Слонимский, Новогрудский), фланговые удары, охваты, прорывы в глубину, огромные потери в живой силе а технике. Т. е. немцы, используя наши ошибки, повторили в основном те же приемы военных действий, что были в германо-польской войне, только в более крупных масштабах»^[483].

Все верно, товарищ генерал. Однако ж дуэт Тимошенко — Жуков ничего нового в стратегическом опыте вермахта видеть не хотел, им это, видите ли, не нужно было. Хуже топо, они не видели и не желали видеть выводов даже крупнейших наших теоретиков-аналитиков.

А они-то между тем еще в 1940 г. ясно и четко показали, к чему приведет «безграмотный сценарий вступления в войну».

Один из ведущих военных специалистов того времени — Георгий Самойлович Иссерсон — выпустил в 1940 г. книгу под названием «Новые формы борьбы», в которой черным по белому изложил суть причины мгновенного разгрома Польши.

«В основу польского сгратегического развертывагия в сентябре 1939 г., — отмечал Г. С. Иссерсон, — был положен наступательный план, ставивший своей задачей захват Данцига в Восточной Пруссии»^[484]. Т. е. планировалась все та же чертова операция вторжения (возможно в варианте ковтрблицкрига), бредовая идея о невесть откуда взявшемся прикрывающем собственную мабилизацию характере которой поразила также и польский генералитет! И вовсе не случайно, что Иссерсон пришел к следующему выводу: «Таким образом, вся польская армия, не считая прикрытия на восточной границе и резерва внутри страны, составила 6 — 7 отдельных групп и была своей основной частью обращена фронтом на север, против Данцига и Восточной Пруссии. Сильная Познанская группа войск составила как бы стратегический резерв и в мечтах кое-кого из стратегических фантазеров, видимо, должна была победоносно войти в Берлин, от которого ее отделяло расстояние всего в 150 км»^[485].

Знал бы Георгий Самойлович, что он самым трагическим образом точнейше описал не только польские стратегические фантазии!..^[486]

Именно потому-то они и изобрели столь залихватский план обороны («обороны»!), вопреки которому польский генералитет драпал от гитлерюг впереди своего войска, не забыв, правда, при этом прихватить все свое барахло, любовниц и даже всякие сервизы, от обеденных до кофейных, с которыми, в конце концов, и были интернированы советскими войсками.

Однако «благопристойной» сдачи своей Родины врагу не получилось. И вот почему. По официальным немецким данным, в польской компании вермахт потерял 16 тыс. чел. убитыми, а поляки, если всходить из их официальных данных, мобилизовали 3,5 млн. человек!^[487] И тем не менее, вся польская армия была разгромлена в считанные дни. Если же теперь обратиться к абсолютно беспристрастному калькулятору, то в результате простого нажатия на клавиши на его экране высветится то, что любого повергает даже не в глубокую оторопь, а просто в ступор. Ведь получается, что, теряя одного солдата, вермахт обезвреживал аж целых 219 (218,75) польских носителей солдатских мундиров!^[488] По сути дела это означает дурно пахнущую задумку «панов генералов», пся крев, ибо выходит, что фактически-то имела место даже и не массовая капитуляция польских войск, но их тотальная подстава, т. к. подобное соотношение говорит лишь об одном — налицо заблаговременно спланированная операция по организации максимального облегчения врагу массового, тотального пленения своих же Вооруженных сил! Незадолго до своей смерти великий поляк ХХ в. — маршал Юзеф Пилсудский — с глубокой горечыо провидчески произнес (неоднократно): «Ах уж эти мои генералы, что они сделают с Польшей восле моей смерти?» А потом добавил такое, что описавший этот случай в сваих мемуарах один из довоенных премьеров Польши — Енджиевич — вынужден был сказать следующим образом: «Дальнейших слов Маршала (так в Польше уважительно именуют Ю. Пилсудского. — А. М.) не могу повторить»^[489]. Что это были за слова — дагадаткя явно нетрудно, ибо Пилсудский прекрасно изъяснялся в самых виртуозных по своей «солености» выражениях. Белее того, одно и вовсе можно точно сказать — самое мягкое выраженную было: «Идиоты!» Этим явно адекватным этитетом Пилсудский частенько неграждал как своих генералов, так а всю верхушку современной ему Польши… На свое счастье, Пилсудский не дожил до того времени, когда даже Черчилль вынужден был обозвать предвоенное польское рукеводтство «гнуснейшим из гнусных» (к слову сказать, за труд, в котором прозвучали эти слова, — миоготомная «Вторая мировая война» — он получил Нобелевскую премню, и, стало быть, весь мир согласился с этим определением)^[490].

Можно, конечно, сказать и так — что-де это дела польские, и какое нам может быть дело до них?! И рад бы занять такую позицию, только вот куда прикажете деться от того факта, что и у нас, говоря словами Г. С. Иссерсона, «стратегические фантазии» почему-то остановили свой выбор также на «стратегических (фронтовых) наступательных операциях» как якобы методе прикрытия отмобилизования и сосредоточения. И куда затем, в свою очередь, деться также от того факта, что и последствия-то были принципиально одни и те же, только масштабы их были несравнимо шире, круче я трагичней?! Вот ведь в чем весь вопрос-то!^[491]

За подобные «стратегические фантазии» простым солдатам и офицерам пришлось расплачиваться своими жизнями в немыслимо неравных боях начального периода войны, а вчетверо большему количеству, чем количество убитых, их братьев по оружию пришлось перенести позор и муки плена, а затем еще и последствий пребывания в плену!

Но даже в тех сверхнаитяжелейших условиях они все-таки исхитрялись прямо с первых же минут агрессии методично сбивать запланированный гитлерюгами график войны, выигрывая драгоценнейшее время для концентрации сил во имя будущей Великой Победы!

Но вот что особенно интересно. Свои исключительно точные, в высшей степени обоснованные выводы о причинах и механизме трагедии 22 июня 1941 г. генерал Червов предварил критической полемикой с мемуарами Жукова.

«В своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков, — отмечает Червов, — говорит о том, что в декабре 1940 г. на военно-стратегической игре, командуя «синими, он развил операции именно на тех направлениях, на которых потом развивали их немцы. Наносил свои главные удары там, где они потом наносили. Группировки сложились примерно так, как потом они сложились во время войны». И далее генерал Червов спрашивает: «Спрашивавется, почему же Наркомат обороны и Генштаб на практике не сделали необходимых выводов из довоенной стратегической игры? Ответ поистине шокирующий: никто из военных руководителей не рассчитывал, что немцы сосредоточат такую массу танков на тех стратегических направлениях в первый день войны. А почему не рассчитывали! Ответа нет»^[492].

Вопрос поднят абсолютно верно, однако ответ, мягко говоря, действительно шокипующий, но только своим крайне резким несоответствием историческим реалиям.

Все предугадать просто нереально, но выводы из тех игр были сделаны. Наиболее важная часть их резюме — в отношении Белорусского направления — выше уже приводилась. Это во-перных.

Во-вторых, прекрасно знали о всех трех основных стратегических направлениях удара вермахта — с первых же информаций о подготовке нападения знали! Более того, вновь хочу особо подчеркнуть, что все разведслужбы СССР, не смыкая глаз, следили за малейшими телодвижениями вермахта. Тайная война разведок непрерывно находилась в апогее — борьба была чрезвычаюю острая. Знали наши едва ли не все и на глубину до 400 км о территории рейха!

Единственное, чего наши не знали, да и не могли знать, — так это о «такой массе танков», причем лишь по той простой причине, что у гнтлерюг не было именно «такой массы танков».

Разведка не может зафиксировать того, чего в природе попросту не существует. С той или иной степенью точности она может зафиксировать только то, что есть на самом деле.

И в части, касающейся танковых войск вермахта, наш Генштаб благодаря разведке не без оснований прогнозировал, что противник может выставить для нападения на СССР до 22 танковых дивизий. Именно эта цифра фигурировала во вводной части т. н. «плана» от 15 мая 1941 г. Возьмите среднюю по вермахту численность танков в одной танковой дивизии — 200 единиц и умножьте на 22. Получается 4400 танков, т. е. практически именно то самое их количество, что и на начало вторжения 22 июня.

Что же сделал наш Генштаб вместе с Наркоматом обороны, т. е. все тот же дуэт Тимошенко — Жуков? Лучше всего на этот вопрос отвечает ниже приводимая таблица^[493].

Единственное, что хотелось бы добавить к этой таблице, так это следующее: в момент начала вторжения 4-я Тгр вермахта в действительности имела 679 танков, 3-я Тгр — 953, 2-я Тгр — 1014, 1-я Тгр — 799! Так вот, как им было не проскочить сквозь такие дырки от бубликов, если даже система противотанковой обороны была построена по тому же, миль пардон, «принципу»?!

Вот схема противотанковой обороны наших воиск до августа 1941 г., т. е. в тот период, когда отпором врагу «рулили доблестные» охаиватели Сталина — Тимошенко и Жуков.

Вот и попробуйте теперь понять, чем, собственно говоря, думали и думали ли вообще эти «доблестные» критиканы Сталина, абсолютно точно зная, то гитлерюги свою основную ставку в блицкриге делают на танковые войска, если тем не менее соизволили ограничиться всею-то 3 — 5 стволами противотанковой артиллерии на 1 км фронта при условиия, что супостаты шли с плотностью в 30—50 танков на тот же километр! Даже если и исходить только из германского норматнва плотности танков в прорыве — 20 — 30 танков на 1 км, то опять-таки ответа на вопрос, о чем же думали Тимошенко и Жуков, не получить!

Тимошенко-Жуковская профанация противотанковой обороны в начале войны

Еще раз подчеркиваю, что оба прекрасно знали об этой тактике гитлерюг — достаточно взглянуть на материалы декабрьского 1940 г. совещания комсостава РККА, чтобы в этом убедиться, не говоря уже о сводках ГРУ, — и тем не менее учудили столь натуральную профанацию в виде дырок от бубликов вместо противотанковой обороны.

Даже при всех хорошо известных недостатках подготовки к противодействию танковым прорывам гитлерюг, имевшихся у нашей группировки 59 787 шт. артстволов вполне хватило бы для того, чтобы по всей 3375-километровой линии вторжения первого дня агрессии выдать супостатам по-русски «горяченьких гостинцев» из расчета примерно 18 стволов на 1 км! Не густо, конечно, ибо если посчитать даже вместе с танковыми стволами, то все равно более 22 стволов на 1 км фронта обороны не получается.

Не густо-то — оно действительно не густо, но с 22 стволами на 1 км фронта скорости да спеси всей этой бронированной тевтонской сволочи можно было бы поубавить весьма изрядно! Но этого не случилось, а потом, оказывается, Сталин вниоват?

Конечно, виноват, да еще как! И знаете чем?! А вот тем, что он за этих крутолобых да крутозвездных уже в ходе войны вынужден был коренным образом менять всю систему противотанковой обороны! Пожалуйста, внимательно вглядитесь в то, как принципиально изменилась система противотанковой обороны, когда Верховным Главнокомандующим стал И. В. Сталин.

Схема была составлена свыше 20 лет назад опытнейшим проффессионалом — командующим ракетными войсками и артиллерией Сухопутных сил СССР, маршалом артиллерии Г. Н Передельским^[494].

ПТОП — это противотанковый опорный пункт.

Схемы противотанковой обороны советских войск после вмешательства Сталина, использовавшего блестящий опыт К. К. Рокоссовского

Начальник артиллерии РККА разработал эти указания по личному приказу Сталина, который в самом начале войны организовал в ГШ группу по изучению опыта первых боев^[495].

Впервые эту схему противотанковой обороны разработал и применил еще при организации обороны на левом берегу рени Вопь в ходе Смоленского сражения (10.07 — 10.09. 1941) Рокоссовский. Живо реагировавший на все хорошее новое, особенно если оно эффективно служило интересам защиты Родины, Сталин мгновенно распространял этот опыт на всю армию, благо статус Верховного Главнокомандующего позволял это сделать незамедлительно.

И вот после этого у Жукова да и у некоторых других маршалов хватило совести трезвонить на весь мир, что-де Сталин ни в зуб ногой не петрил в военном деле аж до Сталинградской битвы?! На Руси в таких случаях обычно вспоминают о той самой корове, что по определению. ну, в общем, сами знаем…

И в «красном» формате «контр-», и в «коричневом» вариантах блицкрига танковым войскам отводилась решающе ключевая роль в наземных операциях. Именно они должны были обеспечивать стремительные прорывы вглубь обороны противника.

У нас они были известны как механизированные корпуса, две трети которых, как уже отмечалось выше, ретиво взялись организовывать Жуков и Тимошенко в первом полугодии 1941 г. Все бы ничего, даже невзирая на неуместность стахановских темпов их организации, если бы не одно «но».

Обычно современные эксперты указывают, что предложения Тухачевского о дислоцирования механизированных (а также кавалерийских) корпусов в 50 — 70 км от границы с тем, чтобы они смогли ее перейти прямо с первого дня войны, были приняты, ибо они дислоцировались к 22 июня в среднем в 100 километровой полосе^[496]. Вроде бы и факт, но в то же время и определенное передергивание.

Да, они дислоцировались приблизительно по такой схеме, точнее, в 150 — 200 км от границы. Но по «Соображениям…» от 18 сентября 1940 г., т. е. по официально действовавшему плану отражения агрессии, у них ведь были иные задачи — они должны были совместно со стрелковыми дивизиями и при опоре на противотанковые рубежи (которых, как правило, не было) выбивать вклинившиеся в нашу оборону танковые и моторизованные части гитлерюг. И они знали об этом. В ряде германских документов перед войной отмечалось, что «расположение советских войск носит оборонительный характер ввиду схемы расположения мобильных частей в тылу, что определяет их функцию противостояния германским танковым дивизиям, когда те прорвутся сквозь русскую оборону. Такие мобильные русские дивизии были размещены в Пскове, Вильнюсе, Барановичах, то есть примерно в 140 км от границы, а псковская группа даже в 500 км»^[497]. Если по официальному плану, то все верно — так оно и должно была бы быть.

Однако в содержание «Красных пакетов» дуэт Тимошенко — Жуков заложил предписания о том, что-де «гремя огнем, сверкая блеском стали», мехкорпуса должны немедля устремиться за бугор наказывать супостатов!

А это поворачивало ситуацию уже совершенно по-иному — при такой дислокации, но при задачах немедленного встречно-лобового контрблицкрига совершенно оправданными выглядят предупреждения Жигура от 1937 г. Тем более при повальной неукомплектованности мехкорпусов техникой на 70% (а то и больше)!

По сути дела таким образом был создан второй и, к глубокому сожалению, не менее эффективный механизм образования разрывов между эшелонами в рамках ПСЭ и между ним и ВСЭ с одновременным, едва ли не на порядок ослаблением внутренней обороны, т. е. в глубине округов.

Потому как, сдвинув непосредственно накануне войны основную часть мехкорпусов с места в направлении границы да еще заложив в «Красные пакеты» для их командиров задачу нестись за бугор, хотя официально их основные место и задача в том и заключались, чтобы находиться на определенном отдалении от границы и совместно со стрелковыми дивизиями и при опоре на противотанковые рубежи выбивать вклинившиеся в нашу оборону танковые соединения противника, дуэт Тимошенко — Жуков вкупе с командующими округами до предела обострил проблему разрывов между эшелонами, не говоря уж о серьезнейшем ослаблении стрелковых дивизий. Ведь по большей части мехкорпуса находились в движении либо с самых последних довоенных дней и часов, либо непосредственно с 22 июня, что попутно усиливало и неразбериху, и потери техники.

Еще даже не вступая в боевое соприкосновение с врагом, они уже несли серьезные потери на марше как из-за поломки техники (в т. ч. и по причине выработки моторесурса), нехватки топлива и т. п. причин, так и под бомбежками авиации врага. И пока они неслись вперед, к линии границы, стрелковые дивизии оставались не только без какой-либо поддержки, но и без элементарного взаимодействия с мехкорпусами.

В результате гибли и те, и другие, а командование округов своими нервозно-ажиотажными действиями только усиливало этот губительный эффект, поштучно подкидывая на направления очередного прорыва гитлерюг последние дивизии. В результате разрывы в системе обороны, в т. ч. и в эшелонах превращались в известные из астрономии «черные дыры», в которых бесследно исчезали наши дивизии, корпуса, армии и даже фронты, но на выходе из которых, как черт из табакерки, одна за другой выскакивали якобы «армады» супостатов.

Помните, что в докладной на имя Ворошилова Я М. Жигур отмечал, что при растянутом и далеко отстоящем от фронта тыле, а также слишком незначительной артиллерийской поддержке наступающим фронтовым частям, а наступать-то, особенно по неофициальному плану, должны были как раз механизированные (и кавалерийские) корпуса, предстоит понести большие потери! В результате произошел жуткий танковый погром, настолько жуткий, что лучше описать его цифрами, ибо слов не хватает. Но прежде чем их привести, уместно было бы отметить еще и то, что аналогичные идеи высказывал и начальник ГРУ генерал Голиков в своем втором выступлении на декабрьском 1940 г. совещании высшего комсостава РККА.

В частности, он тогда сказал: «… о вводе танкового корпуса в прорыв. Я бы хотел, чтобы при решения этого вопроса было принято во внимание, что если мы будем вводить танковый корпус на вторые сутки, то для него возникнет угроза встретиться с подкреплениями армейских и корпусных резервов и с отошедшими войсками с первой оборонительной полосы»^[498].

Именно это-то и происходило 22 июня с большей частью танковых соединений РККА — они вступали во встречные бои прямо с марша к исходу первых или вторых суток агрессии (например, МК под командованием Рокоссовского), к тому же в условиях неразберихи. Но все дело в том, что одновременно Голиковым была высказана и мысль о том, что танковые корпуса должны вводиться в прорыв в первый же день. При контрнаступлении после сдерживания и отражения первого удара — да, все верно, но при нацеленности войск на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг — нет! Тем не менее, как это уже было показано на примере 3-го и 12-го МК ПрибОВО, произошло негласное, частичное, ползучее выдвижение танковых частей вперед, ближе к границе. В результате получилось то, что и должно было получиться, — жуткий погром.

Как уже отмечалось, к 22 июня 1941 г. в западных приграничных округах насчитывалось 15 687 танков и штурмовых орудий, однако к начну контрнаступления под Москвой у трех(?!) наших фронтов, что участвовали в нем, имелось всего-то 774 танка!^[499]

Более чем в 20 раз меньше! Один только «вклад» Западного фронта (быв. ЗапОВО) в эту немыслимо жуткую, катастрофическую убыль — 3332 уничтоженных и захваченных гитлерюгами танка!^[500]Это означает, что данный фронт «обеспечил» 21,24% всех потерь танков в начальный период войны!

По различным современным данным, уже к 10 июля РККА потеряла на Западном ТВД 11 783 танка! В среднем ио 655 танков в день (это один, на 2/3 укомплектованный мехкорпус) или по три танковые днвизии в сутки!

А в целом с почти 4-кратного превосходства в нашу пользу накануне войны скатились к началу битвы под Москвой до полуторного превосходства вермахта, обладавшего тогда в составе ударных группировок 1170 танками!^[501] Ну а после смерти Сталина виноват во всем оказался, «естественно», лично Иосиф Вассарионович?!

Но кто бы тогда объяснил, почему знавшие о кратном превосходстве РККА в танках гитлерюги ни на йоту не испугались этого и смело рванули в свой блиц-«Дранг нах Остен»-криг, имея всегото 4171 танк и штурмовое орудие?!

В дневнике Ф. Гальдера есть, например, запись от 3 февраля 1941 г., из которой вытекает, что в тот день он докладывал Адольфу о том, что у Красной Армии до 10 000 танков против 3500 танков немецких^[502].

Как вы сами понимаете, германская военная разведка — абвер — с не меньшей интенсивностью работала и после 3 февраля 1941 г., так что приблизительное количество советских танков, в т. ч. и новейших тогда моделей (Т-34, КВ), командованию вермахта было известно еще до 22 июня. Зная о кратном превосходстве РККА в количестве танков, Гитлер тем не менее преспокойно пошел на развязывание войны, как будто заранее знал, что толку от этих тысяч танков не будет.

А это означает только одно — что как только подготовкой к отпору агрессии стал «рулить» дуэт Тимошенко — Жуков, абвер, как увидим, весьма быстро зафиксировал их ставку на «жесткую оборону» статическим фронтом «узкой лентой», состоящего из… дырок от бубликов, в т. ч. и в сфере противотанковой обороны, вследствие чего уже никакие тысячи танков ничем не смогли бы помочь, ибо их запросто можно было уничтожить по частям, как и стрелковые части. Что и случилось в действительности, ибо не случиться не могло по определению…

Дело в том, что передрать-то доктрину Дуэ Тухачевский передрал, причем дословно, в самом прямом смысле скалькировав, но не осмыслив ее основные постулаты, что и дало явно неадекватный результат. Вообще-то иностранный опыт изучают не для этого — «стратег»-то передрал только то, что могло пригодиться для агрессии, а все, что имело отношение к обороне,— попросту похерил. И самое важное в том, что он откровенно проигнорировал предупреждение и самого Дуэ, и других, как зарубежных, так и наших специалистов, о том, что концепция талантливого итальянца была разработана для условий Италии!

Пытаться же надеяться на организацию и особенно удержание статического фронта, тем более «узкой лентой» такой громадной протяженности, как линия западной границы тогдашнего СССР, не столько даже бессмысленно, сколько сознательное вредительство! Погода-то и то меняется едва ли не через каждые 50 км, а тут фронт обороны от агрессии!

И вот еще о чем. Было в доктрине Дуэ еще и очень здравое, по сию пору актуальное зерно общей истины, которое Тухачевский также похерил, — в рамки его восприятия подобные истины вообще никоим боком не укладывались. Более того, все свои «теории» и «концепции», в т. ч., естественно, и пограничных сражений, он выстраивал на самом что ни на есть принципиальнейшем игнорировании этой истины. Вот она: «Не военному специалисту устанавливать количество средств, второе страна должна представить в распоряжение своих органов обороны, так же, как не электротехнику устанавливать размер капитала электрической компании. Тот и другой должны ограничиться изучением способа использования с максимальной эффективностью того, что будет предоставлено в его распоряжение»^[503].

Вследствие принципиального игнорирования этой истины, со стороны Тухачевского постоянно сыпались безумные предложения о десятках и даже сотнях тысяч танков, самолетов, пушек и т. п., чем он так «гениально прославился». И мало кому известно, что фактически-то именно Тухачевский положил начало совершенно безмерным, архиволчьим аппетитам нашего генералитета по части количества вооружений! Да, Богом, кровью и потом предыдущих поколений дарованная нам страна огромная, и несколькими сотнями танков и самолетов действительно не обойдешься, но ведь все же должно иметь предел — государство не может беспрерывно производить одно только оружие и боеприпасы, тем более в безумных количествах. Тем более не может оно предоставлять оные в тех же безумных количествах для организации обороны в угрожаемый период.

Однако Тимошенко и Жукова почему-то потянуло именно на эту стезю — сначала издали приказы о формировании еще 30 мехкорпусов, а потом, жалобно скуля, ошарашили Сталина фантастически дикой нехваткой техники для них, вместо того чтобы хорошенько подумать об эффективности использования уже выделенных для западных округов оружия, техники и боеприпасов, в т. ч. и тех самых почти 16 тыс. танков и штурмовых орудий.

Извините, но не ругнуться просто-таки невозможно — обладать почти 4-кратным превосходством в танках и так бездарно, в безмерных океанах крови простых солдат и офицеров утопить оное?! Это что, полководческое искусство?!

Очевидно одной из самых главных, реально главных ошибок Сталина накануне войны явилось то, что в какой-то момент он действительно поддался и пошел на поводу у генералов, все время требовавших все больше и больше боевой техники, боеприпасов и т. п., вместо того чтобы, во-первых, ограничить их непомерно волчьи аппетиты и потребовать, жестко, по-сталински потребовать более эффективного использования уже имеющегося^[504].

Во-вторых, что важно более всего, — ошибка была в том, что, пойдя у генералитета на поводу, Сталин буквально зациклился на вопросах оборонного производства. Да, никто не отрицает исключительной важности оборонного производства и особо пристального внимания к нему со стороны руководств государства. Но ведь не настолько же, чтобы в угрожаемый период упустить из виду — к сожалению, именно так оно и было — основные вопросы стратегии и тактики, в т. ч. и тактики использования уже имеющихся средств для организации действительно прочной обороны государства.

Уж слишком ответственное это дело — подготовка к отпору агрессии и вообще к войне, чтобы руководствоваться мнением преимущественно генералитета и вообще отдавать им на откуп это дело Да, их мнение важно и даже очень, но не более того, ибо и при десятках тысяч танков, самолетов, пушек и т. п. можно запросто проиграть (совсем недавно все видели нечто подобное…). К глубокому сожалению, эту ошибку Сталину пришлось исправлять уже в ходе войны.

И если бы не эта, в целом объяснимая, но тем не менее беспрецедентная зацикленность Сталина на вопросах оборонного производства, возможно, он успел бы своевременно разглядеть не только упорно насаждавшуюся дуэтом Тимошенко — Жуков систему дырок от бубликов, «изящно» именовавшуюся «упорной», или «жесткой обороной», — «систему», в которую оба крутозвездных военачальника «закачали» горы оружия, десятки дивизий и почти 3 млн. человек солдат и офицеров собственно группировки РККА.

В первую очередь он смог бы увидеть парадоксальный феномен реанимации идей фланговых группировок вторжения по Тухачевскому, но под прикрытием исполнения предписаний официального плана, сиречь под видам подготовки к контрнаступлению после сдерживания и отражения первого удара вермахта! Ведь он-то еще в ноябре 1940 г. предписывал воякам создать могучие заслоны вдоль границы, а не на флангах, м уж тем более не в виде системы дырок от бубликов! Подчеркиваю, могучие заслоны, а не статический фронт в виде дырявой узкой ленты»!

Увидеть то, о чем впоследствии Жуков скажет: «…никакой равномерной разбросанности вдоль всей нашей границы войск перед вражеским нападением у нас не было, и, конечно, не в этом следует искать причину поражения наших войск в начале войны».

К глубокому сожалению и прискорбию, Сталин явно не имел шанса увидеть и предотвратить реанимацию этого феномена. Следует также отметить, что на только что указанную ошибку наложилась еще и другая, не менее важная по своему значению.

Дело в том, что, опять-таки к глубокому сожалению, с 3 февраля 1941 г. военная контрразведка была выведена из состава органов госбезопасности и передана в Наркомат обороны в качестве его 3-го Управления. Конечно, мотивы такого решения вполне понятны — чтобы военное руководство было лучше осведомлено о положении дел в войсках.

На самом же деле минусов оказалось больше, чем плюсов: Сталин лишился значительной доли информации о реальном состоянии дел в подготовке к отпору агрессии.

Военная контрразведка ни при каких обстоятельствах не должна была попадать под контроль самих военных, тем более генералитета, — это слишком опасно, ибо создает ситуацию бесконтрольности для них.

Только после начала войны, с 17 июля 1941 г. военная контрразведка вернулась в «альма-матер», т. е. на Лубянку, в к тому же была переподчинена лично Сталину.

Однако порожденная реанимированными — по Тухачевскому же — флавговым характером группировок статического фронта «узкой лентой» в виде системы дырок от бубликов для немедленного встречно-лобового контрблицкрига и переакцентировкой сил и средств по направлениям кровавая трагедия была уже в самом разгаре…

Глава IV.

«УСЕРДИЕ ВСЕ ПРЕВОЗМОГАЕТ. БЫВАЕТ, ЧТО УСЕРДИЕ ПРЕВОЗМОГАЕТ И РАССУДОК»^[505]

Поразительно, что при наличии стать настораживающих данных, лишь мизерная часть из которых была приведена выше, многие исследователи тем не менее весьма настойчиво протаскивают в своих трудах тезис о том, что «выдвинутая Тухачевским новая концепцию начального периода и приграничного (правильно: пограничного — А. М.) сражения легла в основу официальных взглядов, в соответствии с которыми Советские Вооруженные силы готовились к отражению агрессии фашистской Германии.

Однако в связи с исключительной сложностью обстановки на западных границах и просчетом в оценке времени нападения было упущено главное: войска приграничных округов, в том числе армии прикрытия, не закончили своевременного развертывания и не были приведены в полную боевую готовность»^[506].

Другие, еще более блестяще доказывая практически 100%-ное совпадение всех приготовлений к отражению агрессии с «рекомендациями» Тухачевского (а к чему они привели — уже известно и проиллюстрировано на примерах), не моргнув и глазом настаивают на некоем «упущенном» Сталиным «шансе» (в частности, М. Мельтюхов)^[507].

Но о каком, миль пардон, «упущенном шансе» можно «глаголом жечь» сердца страждущих познать правду, коли все гитлерюги, начиная с самого Гитлера, все время сетовали, что русские ни так, ни сяк не дают ни малейшего повода напасть на них?! О каком «упущенном шансе» может идти речь, если даже гражданские гитлерюги и то открыто, вплоть до нападения открыто признавали, что никаких подобных предпосылок для столкновения нет даже в истории? Так, в весьма объемистой докладной записке на имя рейхсмаршала авиации и «наци» № 2 Германа Геринга министр финансов Третьего рейха Шверин фон Крозигк еще 19 апреля 1941 г. писал: «Уважаемый господин рейхсмаршал!.. Не мы ли стремимся к разногласиям с Россией, предполагая, что однажды таких разногласий нам все-таки не избежать и лучше их разрешить теперь, а не позже…

Я не могу себе представить, что управляемой Германией Европе следовало бы ожидать опасности со стороны России… Решающими кажутся мне следующие два момента. Всякое разделение России или же только отделение более крупных областей от России создаст предпосылки для будущей войны в Европе, так как никакой государь в России не будет в будущем успокоен, пока не возврати потерянных районов. Второе соображение имеет еще большее значение. В борьбе славян с германцами, ведущейся в течение многих столетий, славяне почти никогда не угрожали германцам силою оружия…

Может быть, следовало опасаться всего этого, если бы русские не соблюдали условий пакта… Но де сих пор никаких признаков такого отношения не отмечалось…»^[508]

Даже при этом «почти никогда», потому что не «почти», а попросту никогда, невзирая даже и на не очень-то честную, но вполне естественную для немца, тем более гитлерюги, формулировку «в борьбе славян с германцами», потому как исторически честная и точная формулировка выглядит совсем наоборот, т. е. «в борьбе германцев против славян», — короче говоря, несмотря на все эти и иные издержки, письменно заявленная руководству Третьего рейха позиция просто уникальна! Кто бы мог подумать, что западный человек, немец, гитлерюга же — и на тебе, руководствуется Правдой и Истиной, в т. ч. и Историческими?!

Воистину — чего только не бывает на белом свете?!^[509]

Но раз это понимали гитлерюги, то о каком же «упущенном шансе» можно хотя бы с минимальными на то основаниями говорить в наши дни, если даже знаменитые, в т. ч. и своим отнюдь не русофильством, и уж тем более не советофильством, германские историки уже послевоенного периода, как, например, всемирно известный Г.-А. Якобсен, прямо и однозначно признают наиглавнейший в этой связи факт. «При внезапном нападении летом 1941 г. не было захвачено никаких документов, которые бы, несмотря на сосредоточение советских войск у границы, давали основание для выводов о вражеских наступательных намерениях»?!^[510]

А всяких документов гитлерюги захватили в немереных количествах. И тем не менее никаких документов, хотя бы отдаленно намекавших на что-либо подобное, не было, даже невзирая на то, что, как известно из нашей истории, перед войной в западные военные округа направлялись директивы НКО и ГШ, которые при желании можно было бы истолковать в подобном духе.

Г. А. Якобсен не оставил ни малейшего даже гипотетического шанса даже для гипотетического возникновения даже гипотетической возможности обсуждения даже тени намека на какой бы то ни было «упущенный шанс».

А вот в отношении незаконно протащенной дуэтом Тимошенко — Жуков жесткой нацеленности войск Первого стратегического эшелона РККА на немедленное встречно-лобовое контрнаступление в формате одноименного контрблицкрига ни Якобсен, ни другие западные историки ничего сказать не могут да и, честно говоря, вовсе и не обязаны, потому как это уже наша «епархия», т. е. компетенция наших историков, нашей исторической науки.

Но в том-то и дело, что со времен безмозглой горбачевщины и яковлевщины в нашей исторической науке сложилось удручающее положение, когда любая «зараза» с Запада способна вызвать едва ли не повальную эпидемию невольного умопомрачения. В результате явно не от просветленного ума все чаще ставят знак равенства между наступательными по характеру признаками подготовки к отражению агрессии и дислокации наших войск накануне трагедии и контрнаступательными (в формате подготовки к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу).

А вот это уже подлог — неважно, сознательный или случайный, неосознанный. Подлог и исторический, и юридический.

Юридический — потому, что настаивать именно на наступательном характере и подготовки, и дислокации наших войск, на чем, собственно говоря, и строятся версии типа «упущенного шанса» или «отверженного «гениального плана» от 15 мая 1941 г.» означает прямую солидаризацию с Гитлером и соответственно пронацисткую ревизию утвержденного и признанного всем мировым сообществом приговора Нюрнбергского трибунала.

Тот же Якобсен, например, еще в 1959 г. ясно и однозначно заявил, что «…необходимо разрушить все еще распространенную легенду: германское нападение на Советский Союз в 1941 г. (как об этом свидетельствуют результаты изучения документальных источников) не являлась превентивный войной. Решение Гитлера осуществить его было порождено отнюдь не глубокой тревогой перед грозящим Германии предстоявшим советским нападением, а явилось конечным выражением той его агрессивной политики, которая с 1934 г. становилась все более неприкрытой»^[511].

Если почти поляка назад, в разгар «холодной войны», это было совершенно понятно, подчеркиваю, явно не страдавшему ни русофильством, ни тем более советофильством, западному немцу, то чего ради лишь недавно, так сказать, «разбившим идеологические оковы» прежнего режима современным российским историкам заново «заковывать» себя в очередную крайность?!

Не говоря уж о том, что это попросту унизительно и не достойно просто человека даже в мыслях опускаться до уровня какого-то ублюдка-предателя, по причине безмерной тупости как собственной, так и своих хозяев обгадившего историю своей Родины, чей хлеб он жрал не одно десятилетие, но которую предал за лондонские коврижки. Речь об этом самом не в меру известном негодяе-предателе, т. н. Викторе Суворове — В. Б. Резуне-Брехуне и его «Ледоколе»

Неужто уважаемым российским историкам так трудно вспомнить вещее предупреждение великого поэта России Ф. Тютчева:

Давно на почве европейской,

Где ложь так пышно разрослась,

Давно наукой фарисейской

Двойная правда создалась.

Для них — закон и равноправье.

Для нас — насилье и обман.

И закрепила стародавность

Их как наследие славян…

Ну чем, скажите на милость, еще, кроме лжи, можно было прикрыть то, что даже Черчилль, говоря о роли Запада в разжигании Второй мировой войны, назвал следующим образом: «В истории дипломатии западных держав, увлеченных западной демократией, легко проступает список сплошных преступлений, безумств и несчастий человечества»?!^[512]

А ведь в первую очередь это относилось непосредственно к самой Великобритании и лично самому Черчиллю, который лично же гарантировал Гитлеру безнаказанность однофронтового разбоя нацистов на Востоке аж до 1944г.!^[513] Тем не менее, Черчилль сказал то, что сказал…

Мало кому известно, что, доподлинно зная, что конкретно натворило против мира и человечества Объединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии в своем безумно преступном стремлении разжечь Вторую мировую бойню и повернуть ее на Восток, самим последним — в мае 1945 г. — из правительств стран-лидеров антигитлеровской коалиции согласившееся на проведение Международного суда над нацизмом и нацистского военными преступниками, Правительство Их Британских Величеств самым первым выдвинуло жесткое требование о резких ограничениях на свободу слова для подсудимых Нюрнбергского трибунала! И знаете, чего оно больше всего опасалось?! «Обвинений против политики Великобритании вне зависимости от того, по какому разделу Обвинительногозаключения возникают»!^[514] Но особенно британская сторона опасалась обвинений в адрес «так называемого британского империализма XIX в. и в начале ХХ в.»^[515] Так оно и говорилось в английском меморандуме от 9 ноября 1945 г.!

Ну а под конец ХХ столетия так и вовсе захотелось все без остатка свалить со своей больной да дурной британской башки на Россию. Вот и усадили ублюдка-предателя якобы строчить давно подготовленные в британской разведке идейки о том, что-де Сталин сам во всем виноват, а «бедолага» Адольф всего лишь превентивно защищался, да так, что аж до Москвы докатился?^[516]

Но Вы, Брехун-Резун^[517],

Как не садитесь,

Все ж ни в разведчики,

А уж в историки — тем паче

Не годитесь!..

Автор (по мотивам и на основе рифмы известной басни И. А. Крылова)

Историческая же это подлог хотя бы потому, что и на Западе, правда, скрежеща зубами, давным-давно вынуждены были признать ту непреложную и многократно зафиксированную в анналах истории истину, которая в формулировке самого выдающегося на Западе в ХХ в. ученого-историка Арнольда Тойнби звучит так: «…Верно, что и русские армии воевали на западных землях, однако они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных семейных ссорах. Хроника вековой борьбы между двумя ветвями христианства, пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами»^[518].

И тогда на Западе считали, что-де цивилизация только у них, а Россия, мол «варварская страна»! В итоге получилось, что перед судом Истории Тойнби поставил именно Западную цивилизацию, чего, естественно, не желал! Тем более, если учесть, что фактически Тойнби далее исподволь обвинил русских в приверженности своей цивилизации, обозвав ее чуждой. Правильно, чуждая она для Запада, а западная — чуждая для России! Но ведь и русские-то тоже никогда не скрывали этого, достаточно вспомнить вещие слова столь разных по значению, но «звезд» российской культуры:

А. С. Пушкин:

«Поймите же, что Россия никогда не имела ничего общего с остальною Европою, что история ее требует иной мысли».

П. Я. Чаадаев:

«Мы не Запад… у нас другое начало цивилизации…»

Возвращаясь к главному: трагедия 22 июня 1941 г. грянула в самых коллапсовых формах отнюдь не из-за якобы «упущенного», но в действительности-то никогда и не существовавшего «шанса», и уж тем более не потому, что-де повлияли сложности обстановки на границе, или имел места просчет в оценке времени нападения, или не были приведены в боевую готовность войска. Простите, коллеги, но это ложь! Даже в отношении «сложностей обстановки на границе» вновь следует особо подчеркнуть, что какими бы они ни были, органы госбезопасности жестко держали всю обстановку на границах и в приграничной полосе под контролем, и все эти сложности никак не мешали погранразведке осуществлять планомерный и тщательный контроль за агрессивными приготовлениями гитлерюг, о чем также уже говорилось выше.

…Ни на одной из границ СССР в период с 1921 г. (тогда еще РСФСР) по 22 июня 1941 г. вообще и часа не обходилось без каких-либо сложностей. Одних только нарушителей за этот период было задержано свыше 932 тыс. человек (практически 10 армий!), т. е. по 46 600 чел. в год или примерно по 126 чел. в день, или в час — 5,5 нарушителя!

За этот же период задержано свыше 30 тыс. шпионов, диверсантов и террористов, свыше 40 тыс. вооруженных бандитов, составлявших 1319ликвидированнмх вооруженных банд. То есть в год только этой «публики» задерживались в среднем по 3500 чел. (по 10 чел. в день), ликвидировалось до 66 вооруженных банд в год или по 5,5 — в месяц!^[519]

По напряженности и словесности обстановки в то время не было практически никакой разницы между западной и восточной, между северо-западной и южной, между сухопутной и морской границами — везде шла ожесточенная необъявленная, тайная война против СССР!

Просчетов по времени, тем более со стороны Сталина, не было — войска и вообще все силовые «институты» государства были предупреждены о нападении и о необходимости перейти в состояние боевой готовности за четыре дня до агрессии, т. е. 18 июня!

А смахивающие на известную по фольклору притчу о том, что же мешало танцору, «разъяснения», пускай даже и очень уважаемых в массовом сознании военных, попросту неуместны, причем именно потому, что они сами же приводят все данные, необходимые для указанного выше вывода.

Взять хотя бы тот же десятилетиями не прекращающийся «плач Ярославны» по поводу т. н. опаздывания с развертыванием войск.

С точки зрения хронологии, а проверить это может любой — всего-то делов сравнить даты — сей «плач» есть ложь, ибо процесс развертывания наших войск на западном ТВД происходил, подчеркиваю это вновь, хронологически, что называется, «ноздря в ноздрю» с процессом развертывания группировок вермахта, иногда даже опережая его.

Так, давно и хорошо известно, что 13 мая 1941 г. Сталин санкционировал выдвижение армий из внутренних округов к западным границам. Но мало кому известно, что в основе этого решения помимо еще в первой главе называвшихся причин лежало и очевидное знание Сталиным (а соответственно и НКО, и ГШ) графика перехода германских воинских перевозок в режим военного времени. Этот момент должен был наступить и наступил-таки 22 мая 1941 г.^[520] и не случайно, что уже 24 мая Сталин открыто предупредил всех о том, что в ближайшее время СССР подвергнется нападению Германии.

У нас же, к слову сказать, воинский литерный график был разработан в начале 1941 г., а уже 21 февраля того же года Генеральный штаб представил в Наркомат путей сообщения план воинских перевозок на военное время (см.: НВО. 2005. № 22).

Естественно, что при наличии даже такого факта отнюдь не следует торопиться с выводом, что-де РККА готовилась к нападению, к агрессии против Германии.

Гитлерюги начали переброски войск на Восток еще летом 1940 г., еще до приказа Гитлера о начале разработки плана агрессии против СССР, то есть до 21 июля 1940 г.

Официальный же график военных перевозок, в том числе и его раздел о воинских перевозках в режиме военного времени, был утвержден Гитлером одновременно с Директивой № 21 от 18 декабря 1940 г. (план «Барбаросса»).

С нашей же стороны упомянутый выше план воинских перевозок на военное время был всего лишь адекватной, в том числе и по времени его ввода в действие, реакцией. Ничего сверхъестественного в этом факте нет, тем более какого бы то ни было наличия каких бы то ни было признаков подготовки агрессии со стороны СССР. Даже невзирая на то, что в целом-то переброска стратегических запасов оружия, боевой техники, боеприпасов, ГСМ, обмундирования, продовольствия и т. п. началась еще в 1939 г.

При оценке значения этого факта необходимо исходить не из домыслов, особенно забугорного розлива, чем многое исследователи нынче вовсю грешат, а из элементарного, ибо Истина обычно проста и неказиста на вид — оттого-то и не бросается она в глаза. А ведь в данном случае все дело в том, что даже при выводе на линию советской границы в 1939 г. максимальное «плечо» ж. д. перевозок у вермахта не превышало 1000 км, в то время как у советского командования, при вынесении новых советских границ на Запад и без того резко превышавшее германское «плечо» ж. д. перевозок — в среднем от 3 до 5 раз — «плечо» собственных ж. д. перевозок дополнительно резко увеличилось наряду еще и с интенсивностью. Ибо началось строительство оборонительных сооружений на «линии Молотова», чем, собственно говоря, и была вызвана большая часть начавшейся в 1939 г. переброски стратегических запасов в тылы западных военных округов. При таких расстояниях, при таких объемах необходимых перевозок поневоле начнешь все делать заранее, а Сталин именно этим-то и отличался — никогда не ждал, когда петух клюнет в темечко…

О том, что график и особенно момент ею перевода в режим военного времени были известны заранее, стало понятно совсем недавно, когда выдающаяся советская разведчица (ныне, к сожалению, покойная) Зоя Воскресенская вскользь упомянула на одной из страниц своих мемуаров, что берлинская резидентура НКГБ располагала ценным агентом в лице крупного железнодорожного чиновника Германии. Это тот самый агент, который документально подтвердил, что гитлерюги планируют захватить Минск на 5-й день агрессии, как то и было запланировано еще в 1936 г.^[521]

Агентура в среде ж. д. чиновников, тем более крупных, для того и приобретается разведкой, чтобы заранее быть в курсе того, что, как и особенно когда перевозится. Тем более это актуально в угрожаемый период, т. к. по интенсивности военных перевозок можно делать практически однозначные выводы о времени начала тех или иных военных операций, не говоря уж о силах, которые будут задействованы в них.

В этом, собственно говоря, и есть основное предназначение такой агентуры. И если этот агент за месяц до агрессии без звука, инициативно передал резидентуре для вскрытия сургучом запечатанный пакет с предписанием явиться на ж. д. станцию Минск на 5-й день агрессии, то, естественно, постоянно «находившийся у него под рукой график военных перевозок он тем более передал нашей разведке, которая едва ли смогла бы отказать себе в удовольствии удовлетворить свае естественное любопытство по вопросу, представлявшему тогда колоссальный интерес.

Так что график германских военных перевозок в Москве был, и она знала, когда он будет переведен в режим военного времени.

Впервые об этом графике, точнее о начале его разработки, стало известно еще 26 июня 1940 г., когда из Берлинской президентуры НКВД поступило сообщение, что Министерство путей сообщения Германии получило указание подготовить к концу 1940 г. план перевозок войск с Запада на Восток. И когда график был утвержден Гитлером, причем утвержден именно как неотъемлемая часть системы мероприятий по подготовке к агрессии в соответствии с Директивой № 21 от 18.XII.1940 (план «Барбаросса»), то благодаря этому, к сожалению, и по сей-то день неизвестному агенту советской разведки он попал в Москву. Так что любые басни и россказни маршалов, что-де они не предполагали такого сосредоточения войск вермахта, не предвидели-де направление главного удара и т. д. и т. п., не стоят и выеденного яйца. Потому как уже только само содержание этого плана-графика позволяло получить едва ли не исчерпывающие ответы на все интересовавшие наше военное командование вопросы. Подчеркиваю, на все вопросы, потому что в таком плане указывают, куда, когда, сколько и каких войск надо перебросить, а соответственно явно не представляло труда определить и масштабы концентрации сил вермахта, а соответственно — их ударную мощь, и направления главных ударов, в т. ч., что особенно было важно,— направление центрального из них. Но разве признают маршалы и генералы это?! Ведь куда проще все валить на «лицо кавказской национальности», или, как тогда говорили, на «усатого» — Иосифа Виссарионовича Сталина. Однако, как видите, знаменитая пословица о том, что «сколько веревочке ни виться, конец-то все равно найдется» — вновь нашла свое подтверждение в реальных фактах подлинной Правды. А то ведь маршальско-генеральскими баснями сыт не будешь. Так что считаю своим особо священным долгом коленопреклоненно склонить голову в память об ушедшей от нас выдающейся разведчице Зое Ивановне Воскресенской. Если бы не тот маленький штрих в ее мемуарах, так и не знали бы мы о том, что же конкретно было известно Генштабу. Мужество не покинуло ее даже на склоне лет, и другого от нее ожидать было бы невозможно — ведь она же Разведчица СССР! Пусть родная земля будет пухом Вам, Зоя Ивановна!

Более того, 8 апреля 1941 г. в НКГБ СССР поступило спецсообщение НКВД СССР, в котором со ссылкой на данные от закордонных источников погранвойск НКВД Белорусской ССР сообщалось, что «некоторым железнодорожным служащим-немцам на территории» генерал-губернаторства (т. е. на оккупированной гитлеровцами территории Польши. — А. М.) выданы предписания с назначением их на работу на железной дороге в г. Белосток» (Белорусская ССР. — А. М). Мало того, что эти данные напрямую означали, что механизм агрессии уже стал выходить на финишную прямую в своей подготовительной части, так ведь это еще и однозначно свидетельствовало о направлении главного удара центральной группировки вермахта! Кроме того, поскольку в первую очередь были выданы предписания на Белосток, это еще означало и определенную приоритетность удара на этом направлении!

Эти выводы напрашиваются сами по себе. И как после таких данных Генштаб, т. е. Жуков, мог не предполагать одного из главных ударов на Белорусском направлении?! Как нарком обороны Тимошенко мог занимать солидарную с Жуковым позицию по этому вопросу, если к началу апреля 1941 г. были известны и три группировки, и три направления их ударов, в т. ч. и на Белорусском направлении, не говоря уж о массе иных данных?! Кто-либо может дать вразумительный ответ, естественно, без идиотских ссылок на якобы диктаторские указания Сталина?!

Исходя из этого, учитывая также и все политические обстоятельства, о которых говорилось еще в первой главе, и принимая во внимание фактор гигантских расстояний, на которые следовало перебросить войска из внутренних округов, тем более с сохранением режима секретности, ибо и гитлерюги не дремали, и, наконец, предвидя неизбежный бардак и нерасторопность при осуществлении таких мероприятий и руководствуясь выводами из еще не стершейся в памяти истории с транспортировкой войск в царской России в начальный период Первой мировой войны, Сталин и отдал 13 мая распоряжение о начале выдвижения войск из внутренних округов ближе к западным границам (хотя на самом-то деле этот процесс начался еще в апреле).

Однако при общем объеме этих перевозок всего-то в 939 ж. д. эшелонов (т. е. 42 255 вагонов, исходя из того, что эшелон тогда комплектовался 45 вагонами), но из-за неистребимого бардака на ж. д. транспорте, к местам новой дислокации до войны прибыло всего 83 воинских эшелона, т. е. всего 8,84% от их общего объема! По состоянию на 22 июня 455 эшелонов (48,46%) находились в пути, а 401 эшелон, т. е. 42,7% — и вовсе не грузился!^[522]

И кто бы в свете этих непреложных и документально подтверждаемых архивными данными фактов объяснил, что же все-таки делали нарком обороны маршал Тимошенко и начальник ГШ генерал армии Жуков, коли никак не контролировали переброску войск — ведь 8,84% исполнения по-другому никак не расценить!

Хуже того. Как явствует из докладной от 6 июля 1941 г. заместителя начальника 3-го Управления (военная контрразведка) Наркомата обороны Тутушкина на имя председателя ГКО Сталина, до 1 июля 1941 г. Управлением военных сообщений НКО вообще не велась сводка учета перевозок войск! Так прямо и написал Тутушкин Сталину: «…в Управлении военных сообщений до 1 июля не велась сводка учета перевозок войск… На десятки транспортов нет данных об их месте нахождения…» («Известия ЦК КПСС». 1990. № 7. С. 199).

Вы только вдумайтесь в то, что написал заместитель начальника военной контрразведки СССР в своей докладной на имя Сталина!

Ведь до 1 июля не велась не какая-то там сводка опороса или надоя молока, а именно же сводка учета перевозки войск, санкцию на срочную — в связи с реальной угрозой нападения Германии — передислокацию которых в западные округа дал лично Сталин! Это уже не просто должностное преступление — это уже особо тяжкое должностное преступление! Потому как получается, что ни высшее военное командование, ни тем более высшее руководство СССР попросту не знали, где болтаются войска призванной защищать Родину армии!

Но особый смысл имеет то обстоятельство, что эта сводка не велась до 1 июля. Потому что это означает, что она не велась еще с довоенных времен. А это уже, в свою очередь, означает фактически один-единственный вывод: сводка учета перевозки войск именно потому не велась, что была попросту опасна тем, что даже по ее ежедневному содержанию можно было бы вполне легко определить, что произошла подмена сути официального плана обороны страны! Потому как войска перебрасывались в соответствии с «безграмотным сценарием вступления в войну», коим был негласно и незаконно подменен официальный план обороны!

Ну не враги же сами себе те, кто устроил эту подмену, — вот и не велась до 1 июля эта сводка, с довоенных времен не велась!

Но при таких отягчающих обстоятельствах те самые 8,84% исполнения плана перевозок даже под категорию бардака и то уже не подведешь. Потому что это уже действительно особо опасное государственное преступление с отягчающими обстоятельствами. Только вот, ради бога, не подумайте, что автор преднамеренно сгущает краски и нагнетает страсти. Увы, не автор это делает, а смертным приговором Управлению военных сообщений звучащие сухие строки из доклада Тутушкина Сталину утверждают это. Потому что далее в своей докладной Тутушкин приводит такие факты, от осознания которых не столько даже волосы дыбом встают, сколько даже ничего не ведающий в юриспруденции человек и то безоговорочно расценит только как умышленно преступное вредительство в особо угрожаемый период и в военное время. Судите сами, «…эшелон со штабом 19-й армии и управлением 25-го стрелкового корпуса вместо ст. Рудня (это между Витебском и Смоленском — А. М.) был направлен на ст. Гомель. Виновники этого остались ненаказанными…

…26 июня два эшелона танков с Кировского завода (то есть с направившимися на фронт новейшими тяжелыми танками КВ. — А. М.) несколько дней перегонялись в треугольнике Витебск — Орша — Смоленск… где эти транспорты находятся в настоящее время, Управление (военных сообщений. — А. М.) сведений не имеет…

…27 июня предназначенные на Юго-Западный фронт 47 эшелонов с автотранспортом, в котором сильно нуждался фронт, были выгружены на ст. Полтава, Харьков (то бишь за сотни километров от места назначения — А. М.).

…направленные на Юго-Западный фронт 100 тысяч мин к месту назначения не прибыли, и где эти эшелоны находятся, Управление (военных сообщений. — А. М.) не знает».

Ну и как вам все это?! Я уж не говорю о том, что многие из этих эшелонов должны были быть на месте еще до 22 июня — c танками, к примеру, если по состоянию на 26 июня их уже несколько дней гоняли туда-сюда, с минами, ибо это боезапас, а он должен был быть на месте, тем более в таком количестве, свидетельствующем еще о довоенной отправке, или те же 47 эшелонов с автотранспортом, отправленных для KOBO (c 22.06. — ЮЗФ) еще в довоенное время (вот почему и мехкорпуса, и просто стрелковые дивизии пешком добирались до линии боевого соприкосновения с противником, о чем с горечью писал Рокоссовский).

Кстати, что касается, например, автотранспорта, то история с КОВО — ЮЗФ не есть что-то из ряда вон выходящее, ибо в первые дни войны на железных дорогах страны простаивало 50 347 вагонов — пятьдесят тысяч триста сорок семь вагонов или 1320 эшелонов с автотранспортом! Уму непостижимо, какой же это даже не бардак) (см. «1941 год — уроки и выводы». М., 1992. С. 363).

Чуть позже в разделе «Недостатки в боевых действиях» своей записки от 3 сентября 1941 г. — «О некоторых важных вопросах войны», — направленной И. В. Сталину, 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко первым же пунктом указал: «Слабая маневренность. Немцы перевозят солдат на автомашинах. За неделю успевают дивизию перебросить в 2 — 3 места, солдаты не устают. У нас огромное количество автотранспорта загружено чем нужно и чем не нужно, но переброска дивизии — целая проблема, и дивизии большей частью идут походным порядком. Красноармейцы смертельно устают, спят прямо под артиллерийским огнем. В бои вводятся прямо после маршей, не успев передохнуть. К тому же бойцы перегружены носильными вещами» (Досье гласности 2003. № 7/8(23). С. 11)…

Подчеркиваю, что это был действительно далеко не бардак, а сознательное, злостно злоумышленное преступление в форме саботажа и вредительства, что, кстати говоря, было четко предусмотрено еще в «Плане поражения» Тухачевского! То есть засылка воинских эшелонов и грузов не туда, куда надо! Старый прием — царские генералы его применяли еще в годы Первой мировой войны! Чем это кончилось в 1917 г. — хорошо известно… А ведь наши-то в 1941 г. явно не халатность проявляли, а претворяли свой «безграмотный сценарий вступления в войну»!

А после войны, особенно после смерти Сталина, оказывается, «маленько запоздали с развертыванием»! Да еще и Сталин виноват?!

Ну как же ему не быть виноватым-то, если в отличие от своих генералов, в наитяжелейших условиях начального периода войны, в ситуации непрерывного наступления гитлерюг, под непрерывными бомбежками гитлеровской авиации, он тем не менее сумел организовать переброску на Восток 2593 промышленных предприятий вместе со всем их оборудованием, из них только крупных 1360, 12 млн. человек, из них 10 млн. по ж.-д., без малого 2,5 млн. голов скота, уведенного из прифронтовой полосы!^[523] За 193 дня до конца 1941 г. объем перевозок составил 1,5 млн. вагонов, т. е. по 7772 вагона в сутки!^[524] Как ему не быть виноватым?!^[525] Должен же был кто-то «помешать успешному развертыванию»… «узкой лентой» дырок от бубликов?!

Гитлерюги же между прочим за срок в 1,5 раза меньший, чем был у Тимошенко и Жукова перед войной, т. е. начиная с 25 мая и до 20 июня, перебросили на Восток, к нашим границам 47 дивизии, в т. ч. 28 танковых и моторизованных^[526]. Наши же с 13 мая по 22 июня не уложились с перевозкой 28 дивизий, что в 1,68 раза меньше объема гитлеровских перевозок по графику военного времени!^[527]

Так что хронологически опоздания с развертыванием не было — лишь внешне это был бардак, а не развертывание войск, прямо на ставни их переброски, а в действительности-то все обстояло куда хуже, преступнее, чем даже можно предполагать…

Не было никакого опоздания и с развертыванием на местах. В главе I первого раздела уже указывалось, что санкцию на выдвижение войск из глубины приграничных округов НКО и ГШ получили 12 июня, что было обусловлено данными погранразведки о первоначальном сроке — 13 июня — начала вывода гитлеровских войск на исходные для нападения позиции.

Когда же подтвердился срок 18 июня, Сталин и вовсе предупредил войска о нападении в ближайшие дни и обязал привести войска в боевую готовность, о чем и была дана директива ГШ от 18 июня 1941 г.

Что из всего этого вышло — мы тоже уже знаем, но не хотим признать факт умышленного, беспрецедентного «бардака», творившегося не без «содействия» Тимошенко и Жукова, которые по должности были обязаны жестко, а порой даже и жестоко — ведь угроза войны не шутка — контролировать, что и как делается в войсках! Но они, если по самому мягкому варианту, крайне халатно отнеслись ко всему тому, что обязаны были сделать! А после смерти Сталина — он же и виноват?!

Уже если в чем и виноват, так только в том, что слишком им доверял накануне войны, аж военную контрразведку и то передал под их начало!

…Вы только вдумайтесь в один факт: отправив 18 июня в округа санкционированную лично Сталиным сверхважную директиву с прямым предупреждением о нападении Германии в ближайшие дни, обязывавшую провести войска в боевую готовность, ни Тимошенко, ни Жуков никак не проконтролировали ее исполнение, а, наоборот, на следующий же день дали явно расхолаживающие по срокам директивы об авиации!

Но при этом у них почему-то руки не дошли до того, чтобы заготовить хотя бы черновые проекты директив войскам на боевую деятельность в случае нападения!

Зато хватило ума назначить в ночь на 22 июня штабное учение в ГРУ по отработке вопросов организации разведки при возможном нападении Германии! 18 июня предупредить войска о нападении и обязать всех перейти в состояние боевой готовности, но в ночь перед агрессией — ведь уже точно было известно, что нападут — учудить штабные учения в разведке на случай возможного нападения!^[528] Кто-либо в состоянии хоть как-то объяснить, что весь этот беспрецедентный бардак означает?!

Хуже того. Как уже отмечалось в первой главе I раздела, в течение нескольких часов 21 июня, а по словам тогдашнего наркома ВМФ Кузнецова выходит, что и вовсе 7 часов кряду оба военачальника — Тимошенко и Жуков — не могли «родить» всего-то полстраничную Директиву № 1! И даже когда дело дошло до Директивы № 2, то «муки творчества» так одолели органическую ненависть Жукова к штабной работе, что они оставили неизгладимый след еще в ее черновике, в чем можно убедиться, взглянув на фотокопию этого черновика.

Попробуйте понять, что вообще тогда происходило в высшем командном звене РККА?..

Директива № 2 Генерального штаба Красной Армии, подписанная 22 июня 1941 года

Так что, с какой стороны ни возьми, но трагедия 22 июня 1941 г, никак не могла быть связана и действительно не была связана с каким бы то ни было принципиальным просчетом Сталина. Их попросту не было, во всяком случае всех тех, которые явно не от великого ума, но всего лишь из-за одного факта, что Сталин был всемогущим главой партии и государства, пытаются инкриминировать ему.

Уникальный для России случай, когда на извечный для нее Вопрос: «кто виноват?» — мгновенно находится не менее уникальный — своей тупостью — ответ: Сталин!

Да, Сталин был всемогущ, но явно не о семи головах, чтобы отслеживать буквально каждое действие генералитета и уж тем более непрерывно вникать в суть того, что они творили, — не обязан он был столь своеобразно подменять собой целый Наркомат обороны во главе с маршалом и целый Генеральный штаб во главе с генералом армии, да еще и в мирное время, ибо других забот хватало выше кремлевских звезд!

Даже сейчас, когда в тиши кабинета есть возможность с высоты шести с лишним десятилетий и при наличии громадного количества данных осмыслить тогдашние события, нелегко уловить ту грань, когда, как и почему бравый дуэт Тимошенко — Жуков негласно перешагнул Рубикон, за которым началась реальная, но, подчеркиваю, именно же негласная и незаконная подмена и основополагающего принципа обороны, и самой сути замысла официально действовавшею плана отражения агрессии.

Тем более это было сложно сделать тогда — ведь и по официальному плану предусматривалось контрнаступление и также с рекомендацией осуществить оное с Юго-Западного направления, как направления главного удара, что было подтверждено не только результатами знаменитых игр на картах в начале января 1941 г., но и даже в тех же словах, коими оперировал мудрый Б. М. Шапошников в самом плане. В заключение по итогам игр говорится: «Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям»^[529].

…Необходимо отметить одну «хитрость», скорее, «хитрованность» этого вывода: для контрнаступления в строгом соответствии с замыслом Шапошникова — вывод верный, однако с точки зренияобороны или хотя бы прикрытия методом немедленного встречно-лобового контрблицкрига такой вывод вступал в резкое противоречие с положениями утвержденного Правительством плана Шапошникова.

Мудрый Борис Михайлович специально поставил задачу прочного прикрытия активной обороной Минского направления (в контрнаступательном варианте оно и есть Варшавское направление) сразу двум округам — ЗапОВО и ПриОВО.

В выводах же по итогам этих игр это обстоятельство странным образом было похерено, не говоря уж о том, что по сути дела были проигнорированы письменно изложенные в отчете об играх опасения советского стратегического руководства в отношении угроз ударов гитлерюг из района Сувалки и Бреста в направлении Барановичи (далее, как известно, Минск — Смоленск — Москва). Выше об этом уже говорилось.

Парадоксально, но факт, что вопреки уже тогда ясно осознававшейся угрозе именно такого разворота событий (а оно ведь так и получилось), дуумвират Тимошенко — Жуков именно на этих направлениях обратно пропорционально угрозе раздвоил силы ЗапОВО и в результате случилась зеркальная копия того, что задумали и сделали гитлерюги. Печальный итог известен…

Здесь важно иметь в виду, что это же было зафиксировано и в «гениальном плане» от 15 мая 1941 г.

Попробуй разберись в той астрономических гигантской массе ежедневно наваливавшихся на Сталина дел, когда и почему только что указанный и на начало января 1941 г. еще более или менее укладывавшийся в суть замысла официального плана отражения агрессии вывод о наиболее целесообразном направлении главного удара будущего контрнаступления после сдерживания и отражения первого удара, как то и предусматривалось «Соображениями…» от 18 сентября 1940 г., трансформировался в вывод о направлении главного удара для немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате одноименного контрблицкрига, не говоря уже о самой подмене официального замысла, когда «технология» отражения агрессии из цепи логически взаимосвязанных действий — т. е. сначала сдерживание и отражение первого удара «активной обороной» в сочетании с активными действиями по сковыванию сил противника, а лишь потом, по сосредоточении основных сил, переход в решительное контрнаступление — превратилась в негласную, жесткую ориентацию на отражение агрессии «стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, т. е. в «технологию» немедленного встречно-лобового контрблицкрига?!

Эта ориентация была до того жесткой, что, подчеркиваю это вновь, поголовно все западные приграничные военные округа и входившие в их состав соединения только и знали, что отрабатывали эти операции на всевозможных учениях и играх! И лишь за пару-тройку недель до агрессии, как с печи свалившись, спохватились и провели какие-то маловразумительные учения оборонительного характера (удержите, пожалуйста, этот факт в памяти — вскоре пригодится).

Разобраться, подчеркиваю, очень трудно, особенно если учесть, что системы подготовки войск в обоих случаях практически едва ли различимы, и только на уровне тонких нюансов можно уловить факт всеобъемлющей подмены и негласной переориентации.

Не случайно, что только в наше время военным специалистам наконец представилась возможность установить факт «стирания грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями» начального периода, о чем уже говорилось на предыдущих страницах этого раздела.

А произойти это могло только в одном случае — в случае, когда в основу всех осуществлявшихся в последние пять месяцев перед войной мероприятий по подготовке к отражению агрессии легла выдвинутая Тухачевским концепция пограничных сражений!

Потому что из всех крутившихся на орбитах тогдашнего советского военного мышления теорий и концепций только концепции пограничных сравнений Тухачевского и было присуще полное стирание грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями начального периода войны.

Потому как стратегическая суть этой концепции, особенно в ее финальном варианте, в том и заключалась, что все сводилось к жесткой нацеленности Пepвого стратегического эшелона на осуществление немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате одноименного контрблицкрига! Именно в его концепции прикрытие мыслилось как раз операциями начального периода, т. е. если коротко — прикрытие должно было осуществляться вторжением (в формате контрблицкрига) на территорию противника. Естественно, никакого места для каких бы то ни было граней не остается — они стерты самой сутью концепции!

И вовсе не случайно, что даже последний нормальный министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Д. Т. Язов с маршальской прямотой рубанул, как отрезал: «В основе подготовки начальных операций лежала идея мощного ответного удара с последующим переходом в решительное наступление по всему фронту. Этому замыслу была подчинена и вся система стратегического развертывания Вооруженных сил. Ведение стратегической обороны и другие варианты действий практически не отрабатывались»^[530].

Правда, Язов при этом предварил свое высказывание утверждением, что именно «план ограждения фашистской агрессии носил контрнаступательный характер»^[531]. Выше уже многократно подчеркивалась, что план отражения фашистской агрессии, если говорить о нем как об официальном документе, т. е. о «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г., не носил ярко выраженного контрнаступатсльного характера. Его здравую логику последовательно взаимосвязанных действий невозможно расценивать в таком духе.

Контрнаступательный характер в духе концепции Тухачевского, причем ярко выраженный характер, носили действия дуэта Тимошенко — Жукова. Не случайно поэтому именно военные специалисты хронологически ограничили установленный ими факт стирания грани между боевыми действиями и первыми операциями начального периода войны временем совместного руководства Тимошенко — Жукова, т. е. последними пятью с небольшим месяцами до начала войны.

И на этот же период приходится резко диссонирующая как с изложенным маршалом Шапошниковым в «Соображениях…» от 18 сентября 1940 г. абсолютно точным прогнозом, так и с безупречными на протяжении всего периода получения разведывательной информации о плане «Барбаросса» разведданными о том, что наиболее сильный (главный) удар вермахт нанесет именно левым крылом (т. е. в полосе ПрибОВО и ЗапОВО), неадекватная переакцентировка сил и средств РККА на Юго-Западное направление (т. е. в КОВО), ярко выраженный характер которой, говорящий к тому же и о направлении советского ответа, гитлерюги зафиксировали уже к концу первого месяца пребывания Жукова на посту главы Генерального штаба.

В этой связи, очевидно, небезынтересно будет отметить, что пока Жуков не стал начальником Генштаба и пока не образовался дуэт Тимошенко — Жуков, гитлерюги хотя и исходили из адекватного тогдашней ситуации в советском военном планировании положения дел (естественно, в предположительном порядке, ибо абвер, как и ГРУ, исходил из того, что было известно, а в разведке никогда не бывает известно все и тем более все точно), тем не менее, полностью уяснить себе характер группировки наших войск на западных границах не могли. С осени 1940 г. и до января 1941 г. включительно они последовательно исходили из следующей комплексной точки зрения.

Во-первых, всерьез допускали возможность применения советскими войсками варианта «активной обороны», предполагающего также и организованный отход с сохранением боевых порядков^[532].

Кстати говоря, именно поэтому-то Гитлер еще 9 января 1941 г. предупреждал своих генералов о категорической недопустимости фронтального оттеснения наших войск. Обратите особое внимание на это, поскольку фронтальное оттеснение войск действительно возможно только при «активной обороне», ибо только она предполагает организованный, заблаговременно спланированный отход с соблюдением боевых порядков.

Иными словами, поскольку на тот момент дырок от бубликов еще не было и соответственно абвер не мог увидеть того, чего еще не было, то, следовательно, Верховное главнокомандование Германии (т. е. прежде всего сам Гитлер) именно в тот момент исходило из того, что с «нашей стороны будет сплошная оборона, построенная на принципе «активной обороны»!

Подчеркиваю это особо, потому как иначе предупреждение Гитлера о недопустимости фронтального оттеснения наших войск было бы не только беспочвенно, но и бессмысленно, а в военном деле Гитлер худо-бедно, но соображал. На тот период Гитлер еще не был впавшим в маразм идиотом — это случится значительно позже, когда его личный доктор Морель «закормит» фюрера своими пилюлями едва ли не до состояния дауна.

Во-вторых, едва ли не на грани гипотетического признавали, да и то только как возможное намерение советской стороны, от которого до исполнения достаточно длинная дистанция, создать «пункты концентрации для обороны», откуда, как они предполагали, советские войска могли бы, и то в лучшем случае, предпринять изолированное и ограниченное контрнаступление, т. е., по сути дела, в большей степени отдавали должное традиционной для военных всего мира логике мышления; оборона — контрнаступление^[533]. В сущности, это было, скорее, гипотетическая профанация, нежели конкретное знание.

Между тем, с 14 октября 1940 г. уже шла интенсивная работа по претворению предписаний «Соображений…» от 18 сентября 1940 г. — ведь с указанной даты документ был действующим. Налицо факт, что даже к концу января, т. е. за три с половиной месяца (с даты утверждения) исполнения этого документа в СССР, гитлерюги так и не смогли точно выяснить ни одной, даже малейшей зацепки для какой бы то ни было оценки или переоценки характера группировки наших войск, а следовательно, и сути оборонительного замысла советского военного командования. Если еще точнее, то тогдашний характер дислокации группировки наших войск на границе с Германией и ее союзниками никоим образом не давал гитлерюгам ни малейшей зацепки даже для того, чтобы хотя бы за уши притянуть вывод о каком-то ином, кроме сугубо оборонительного характера этой дислокации.

При этом вплоть до утверждения Директивы № 21, она же пресловутый план «Барбаросса», т. е. вплоть до 18 декабря 1940 г., гитлерюги вполне уверенно исходили из того, что основные силы прикрытия и обороны у Советов находятся на правом крыле, т. е. в полосе ПрибОВО, а также ЗапОВО (для вермахта это левое крыло), и в целом это было адекватно. И «этюд Лоссберга» от 15 сентября 1940 г., и проект Генерального штаба ОКВ от 26 ноября 1940 г., стратегически отшлифованная комбинация из которых в конечном итоге и стала тем самым планом «Барбаросса», исходили из того, что главные силы РККА — именно там, на правом фланге советско-германской границы (для гитлерюг это левое крыло)^[534]. Зная это и понимая громадное стратегическое значение своего плацдарма на левом крыле для попытки достижения двух третей главных целей своего блицкрига на Востоке — т. е. захвата Прибалтики и Ленинграда, в т. ч. имея в виду возможность соединения с финской армией, а также, главным образам, захвата Москвы, в т. ч. и в первую очередь за счет выхода с Прибалтийского направлении на Белорусское, прежде всего на Минское как наикратчайшее на пути к Москве, гитлерюги так и порешили: самый главный удар наносить левым крылом, т. е. в полосе ПрибОВО и ЗапОВО. И при окончательном утверждении Директивы № 21 вариант с тремя группировками вторжения, в т. ч. двумя из них на северном (левом) фланге вермахта, был одобрен.

Когда речь заходит о левом крыле вермахта, особенно о ГА «Центр», то необходимо четко понимать, что формально, да, это одна группировка, однако на самом-то деле — две! Сосредоточив в этой группировке 40% всех германских дивизий, выделенных для нападения на СССР, в т. ч. 50% всех моторизованных и танковых, гитлерюги разделили силы этой группировки на две части, каждая из которых фактически была равна по силе ГА «Север»: удар наносится и с севера, с Сувалкского выступа, и с юга, т. е. южнее Бреста. Две ударные группировки ГА «Центр» хотя и принадлежали ей, тем не менее по факту действовали едва ли не как самостоятельные группы армий. Что касается взаимодействия в рамках левого крыла вермахта, получалось, что там действуют и ГА «Север» и 50% ГА «Центр», т. е. по сути такая же группировка, как и сама ГА «Север», и плюс группировка южнее Бреста. Итого, по факту на левом крыле наступали практически три группировки вермахта. Именно на левом крыле стратегическая новинка вермахта — когда первый удар по расходящимся направлениям мгновенно превращался в действия по сходящимся, т. е. в охватывающую операцию — была доведена до высшего уровня развития. И вот надо же было такому случиться, что вопреки всем еще в январе 1941 г. открыто высказанным опасениям именно на этом направлении ради бессмысленного немедленного встречно-лобового контрблицкрига Генштабом и командованием округа были раздвоены силы ЗапОВО!? Получилось нечто вроде зеркального варианта по отношению к планам гитлерюг…

Шапошников же еще в сентябре 1940 г. абсолютно точно спрогнозировал такой вариант гитлерюг, поставив задачу защиты «активной обороной» Минского направления сразу двум округам — ПрибОВО и ЗапОВО!

Но стоило Жукову всего лишь пару месяцев «порулить» Генштабом в спарке с Тимошенко, как гитлерюги тут же уяснили себе не только характер радикальных перемен в сути дислокации группировки советских войск в приграничных округах (особенно в КОВО), но и характер радикальных изменений в замысле советского командования, а также суть того, что означает этот «неожиданный подарок» нового главы ГШ РККА и что из него можно выжать.

Февраль 1941 г., начальник штаба группы армий «А» (она же первоначально ГА «Краков», она же, в момент нападения на СССР, — ГА «Юг»), генерал пехоты фон Зоденштерн «…если вообще можно говорить о сосредоточении главных сил русских при их теперешней группировке, то оно находится в Киевском особам военном округе»…^[535]

Жуков всего один месяц на посту главы Генштаба…

Март 1941 г., начальник Генерального штаба ОКВ, генерал Ф. Гальдер: «Бросается в глаза скопление войск на Украине… Анализ группировки русских войск (если отказаться от убеждения, что русские хотят мира и сами не нападут)^[536] заставляет признать, что их группировка вполне позволяет быстро перейти в наступление, которое было бы для нас нежелательно»^[537].

Жуков всего-то два месяца на посту главы Генштаба, и уже, что называется «приплыли»!

Гитлерюги-то, выходит, фактически точно вычислили и истинное предназначение концентрируемой в КОВО группировки наших войск, и, что хуже всего, направление главного удара в случае немедленного встречно-лобового контрнаступление или, в выражении Гальдера, «группировка вполне позволяет быстро перейти в наступление».

Прошу обратить внимание на эти слова Гальдера, ибо если группировка войск в КОВО была бы действительно сугубо ударно-наступательной, то он так и написал бы — Гальдер был очень опытным генштабистом и хорошо понимал значение и суть разведданных. Да и абвер, к слову сказать, отнюдь не из профанов состоял — как и любая солидная военная разведка, абвер, как правило, весьма быстро и точно устанавливал истинный характер группировок войск противника.

Поскольку Гальдер, опираясь на данные, разведки, написал — «вполне позволяет быстро перейти в наступление», — то выходит, что он откровенно допускал, что перед этой группировкой поставлена задача немедленного ответного удара, т. е. в формате немедленного встречно-лобового контрнаступления!

Это абсолютно точно совпадает и с выводами отечественных историков, и с выводами, которые содержатся на страницах данной книги и даже с выводами уже цитировавшегося Г.-А Якобсена, который на основании изученных им документальных данных, т. е. на основании в немереных количествах захваченных гитлерюгами документов, сделал прямой вывод о том, что нет никаких свидетельств «для выводов о вражеских наступательных намерениях, несмотря на сосредоточение советских войск у границы».

Наступательных намерений, как таковых, действительно не было, однако это ведь не говорит о том, что не было контрнаступательных, тем более в формате немедленного встречно-лобового контрблицкрига, что подтверждается громадным количеством данных. Следовательно, ни тогда, в 1941 г., ни значительно позже после войны никто не обманывался насчет контрнаступательного характера группировки наших войск и никто даже и не посмел однозначно расценить ее иначе — т. е. якобы как сугубо наступательно-ударную^[538].

Хуже того. Практически одновременно гитлерюги вычислили один из главных по вредоносности элементов контрблицкрига — если по дневнику Гальдера, то там было указано, что «русские полны решимости удерживать свои границы»^[539].

Обратите внимание, что не просто полны решимости дать отпор, о чем Москва и так открыто заявляла, а именно удерживать границы. Естественно, что плохо не то, что гитлерюги это зафиксировали — и конце концов в мире нет ни одного государства, которое не было бы преисполнено такой решимости, ибо это принципиальнейший вопрос его суверенитета.

Плохо то, что к весне 1941 г. гитлерюги точно вычислили отказ советскою командования от использования принципа «активной обороны» в переход на «жесткую оборону» (по Тимошенко-Жукову — «упорная оборона») на линии госграницы и в прилегающей к ней приграничной полосе. Но в том-то и дело, что единовременно это было и одно из серьезных доказательств того, что советское командование вознамерилось использовать один из главнейших компонентов стратегии блицкрига — доктрину воздушной войны Дуэ (что и так явственно вытекало из фиксировавшегося гитлерюгами характера дислокации авиации советских армий прикрытия), ибо только там предусматривались жесткие оборонительные действия сухопутных войск, пока собственная авиация громит противника. (Гальдер-то неслучайно констатировал после войны что русское командование потерпело сокрушительное поражение со своей ставкой на «жесткую оборону»). Проще говоря, гитлерюги увидели ставку на статический фронт «узкой лентой»!

Именно после всего этого, опираясь на данные своей разведки и с полным на то основанием, А. Гитлер констатировал на совещании 30 марта 1941 гг. явный отказ советского командования от использования «активной обороны», которое и предполагало возможность организованного отхода (в терминах Гитлера от 9 января 1941 г. — «фронтальное оттеснение» советских войск, чего в тот момент он больше всего и боялся и категорически потребовал от своих генералов самых решительных прорывов самыми максимальными силами при самой максимальной их концентрации на решающе ключевых участках! Как преследующие свою добычу гончие псы, гитлерюги с этого момента «заложились», что называется, «по-зрячему»^[540]. Потому что явно уразумели что при такой дислокации советских войск, тем более при всех тех, указанных выше «особенностях» ее «странностей», удар через явно обозначившиеся дырки от бубликов в «узкой ленте» статического фронта будет столь чудовищно мощным, что хватит и тех сил, что были выделены для нападения, хотя прекрасно знали о кратном превосходстве РККА в количестве техники!

Ну а колченогому Геббельсу после этого только и оставалось, что накануне нападения вновь письменно зафиксировать уже давно известный германскому Генштабу факт — «Русские сосредоточились прямо у границы — лучшего просто нельзя было и ожидать. Будь они рассеяны шире, то представляли бы большую опасность»!

Даже такому, в принципе-то весьма далекому от чисто военных дел записному брехуну, как рейхсминистр пропаганды, и то была абсолютно ясна беспрецедентная ущербность дислокации наших войск.

Это ли, к глубочайшему сожалению, не лучшее доказательство того, что гитлерюги совершенно отчетливо видели перед собой дырки от бубликов в «узкой ленте» статического фронта, охраняемые с флангов — главным образом в печально знаменитых львовской и белостокской «братских могилах» — группировками для немедленного встречно-лобового контрнаступления наших войск?!

Ведь будь войска действительно пошире рассеяны, тем паче в более плотных боевых порядках и с минимальными разрывами между эшелонами, и не столь сосредоточены у границы, особенно авиация, то и в самом деле представляли бы для противника значительно большую опасность! Гитлер совершенно не случайно вначале до умопомрачения опасался ситуации фронтального оттеснения наших войск!

Ведь одних только стволов, т. е. орудий, минометов, танков и штурмовых орудий, которых имелось 75 474, можно было бы выставить с плотностью в 22 створа на 1 км! Не густо, конечно, но вполне хватило бы, чтобы немедленно да всерьез поубавить поганой тевтонской спеси — ведь в вермахте основной норматив плотности танков в прорыве был 20 — 25 ед. на 1 км! То есть «русских гостинцев» всей этой тевтонской сволочи вполне бы хватило! По крайней мере при первом ударе. А при концентрации артиллерии на наиболее танкоопосных направлениях, вычислить которые, к слову сказать, особого труда для Генштаба не представляло, то и того больше.

Но всего этого не случилось, потому как с конца марта 1941 г. уже по определению не могло случиться…

Настойчиво формируемый дуэтом Тимошенко — Жуков статический фронт «узкой лентой» из дырок от бубликов вместо обороны или хотя бы прикрытия, к глубочайшему прискорбию, позволил гитлерюгам нанести, как и предвкушал за неделю до нападения Геббельс, «удар величайшей силы». Трижды Слава Господу Богу, что Сталин не разрешил подвести к границе все войска! Иначе при такой фланговой их концентрации, по системе дырок от бубликов вдоль основной части нашей западной границы, абсолютно полная военная и политическая катастрофа стала бы фактом всего лишь за 2 — 3 недели боев! А возможно, и того ранее — гитлерюги-то вообще рассчитывали, что Красная Армия рухнет дней через восемь.

Даже при всей рыхлости дислокации наших войск на всю глубину эшелонирования Первого стратегического эшелона, а это обстоятельство отмечается практически всеми современными исследователями, они все-таки сыграли свою во многом решающую роль в сдерживании натиска врага, особенно когда за дело взялся непосредственно Сталин как Верховный Главнокомандующий (об этом см. главу «А что же Сталин?!»).

Но хуже всего то, что, позволив гитлерюгам сделать вполне обоснованный вывод о намечающемся со стороны советского командования немедленном встречно-лобовом контрнаступлении в формате контрблицкрига с главным ударом на направлении правого фланга вермахта, совокупность вышеизложенных данных буквально мгновенно подвигло гитлерюгу Гальдера на принципиальные решениязеркального советским планам характера.

Раз на Юго-Западном направлении (т. е. с плацдарма КОВО) Советы готовят главный удар своего немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига и стягивают туда свои основные силы, следовательно, севернее Полесья и Припятских болот прикрытие и оборона будут значительно слабее, и, значит, самый решительный прорыв должен быть там. И Ф. Гальдер тут же выдал штабу группы войск «Центр» следующее указание: «1). Сражение не в районе Белостока, а в районе Минска. 2). Никакого разрыва с группой армий Лееба (группа армий «Север». — А. М.). 3). С помощью всех технических средств подтягиватьрезервы за южным крылом, иначе возможна угроза флангового удара»^[541].

С военной точки зрения директиву он дал более чем уместную, ибо она означала, что обе группы армий — «Центр» и «Север»— должны продвигаться только в едином мощном порыве, коли Советы именно на этом направлении ослабляют свою оборону.

По сути дела незримо, но кривозеркально реанимировалась ситуация с планом Шапошникова, и, к сожалению, на этот раз в пользу гитлерюг…

Тогда, осенью 1940г., Шапошников лично спрогнозировал направление главного удара вермахта не только по состоянию германского военного планировании на сентябрь 1940 г., включая, кстати говоря, содержание «этюда Лоссберга» от 15 сентября (заметьте, кстати, что Борис Михайлович представил проект «Соображений…» 18 сентября 1940 г.), но и даже в рамках будущей Директивы № 21 от 18 декабря 1940 г. (план «Барбаросса»), т. е., если строго по датам, — ровно за три месяца до ее подписания.

Именно поэтому двум «соседям» — ПрибОВО и ЗапОВО и были поставлены практически одинаковые по направлениям прикрытия задачи: «активной обороной», а также активными действиями по сковыванию сил противника прочно прикрыть Минское и Рижско-Псковское направления. Еще раз обратите внимание на то, что задача по срочному прикрытию Минского (сиречь в целом Белорусского) направления была поставлена сразу двум округам, т. е. ПрибОВО и ЗапОВО! И поставлена по тем же политическим соображениям, в силу которых Шапошников столь точно спрогнозировал направления главного удара вермахта!

Но в части, касающейся будущего контрнаступления, для этих же двух округов, Шапошников однозначно подчеркивал, что их действия по выполнению такой задачи начинаются только по сосредоточении войск, совместными усилиями и в указанном общем направлении (суть задачи — сковать силы немцев в Восточной Пруссии). Только левофланговой армии ЗапОВО предписывалось по завершении сосредоточения войск, с переходом КОВО в наступление способствовать его боевым действиям.

Но как только, вопреки логике плана Шапошникова, дуэт Тимошенко и Жукова столь рьяно, но незаконно переусердствовал в резком нагнетании контрнаступательного характера стоящих перед группировкой в КОВО задач, обозначив тем самым и направление своего главного удара, то, повинуясь единым для генштабистов всего мира законам, штабные гитлерюги немедленно осознали срочную необходимость резко усилить значение будущих совместных действий ГА «Центр» и ГА «Север». Отсюда и директива Гальдера.

Войска именно этих группировок вермахта и устроили ожидавшим совершенно на другом направлении Тимошенко и Жукову сначала войны малой, потом большой — вопреки и логике, и истории, и официальному плану, и безупречным разведданным — фантасмагорический «фейерверк» немыслимо молниеносных побед в первую неделю, особенно Э. фон Манштейн (ГА «Север»), Г. Гудериан и Г. Гот (ГА «Центр»).

Ну так ведь и это еще не все. Директива Гальдера любопытна еще и тем, что к весне 1941 г. начальник гитлеровского Генштаба выдал указание, откровенно игнорирующее факт концентрации наших войск в Белостокском выступе, — по-другому его приказ планировать сражение в районе Минска, а не Белостока расценить невозможно. Но что означало это игнорирование — ведь начальнику Генштаба, мягко говоря, отнюдь не с руки игнорировать факт концентрации войск противника на вклинивающемся в собственную территории выступе?

К глубокому сожалению, сие означает, что всего-то за два месяца, в течение которых Генштабом «рулил» уже Жуков, к тому же в спарке с Тимошенко, гитлерюги весьма резво уяснили себе и суть еще только вынашивавшегося ими замысла немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига с двух фланговых направлений, одно из которых — Белорусско-Прибалтийское для вспомогательного удара, второе — Юго-Западное — главное, а Белостокский и Львовский выступы — соответственно передовые плацдармы для осуществления такого контрблицкрига. Но это были плацдармы, которые легко и даже мгновенно можно было превратить в «братские могилы», к тому же и самозахлопывающиеся. Отсюда и такой вывод Гальдера — нечего тратить силы и средства, в частности, на Белостокском направлении, для организации там сражения, «могилка» и так сама захлопнется, если мгновенно прорваться к Минску и дать сражение именно там (так оно и вышло: тщательно выдолбленные ранним утром 22 июня обе «могилки», особенно белостокская, захлопнулись сами собой, зато на рубеже 5-го — 6-гo дней агрессии гитлерюги из ГА «Центр» уже входили в Минск, а их «коллеги» по разбою из ГА «Север» в это время были уже на восточной окраине Даугавпилса, а «закопавшие» другую братскую могилу — на Львовском выступе — такие же бандиты из ГА «Юг» углубились на нашу территорию на 150 — 200 км!).

По сути дела, если, например, убрать из т. н. гениального плана от 15 мая 1941 г. фигурирующее там намерение нанести упреждающий удар (кстати, тоже ведь «идейка» родом из концепции Тухачевского?), то фактически гитлерюги вдрызг расшифровали еще даже не положенный на бумагу «гениальный» замысел «гениального плана», а заодно и суть едва только положенного на бумагу — чернила еще даже не высохли! — не менее «гениального» плана от 11 марта 1941 г.!

Кто бы объяснил, как же надо было вести дела, чтобы всего-то за два месяца дать гитлерюгам такой уникальный шанс расшифровать все, что только было возможно, в т. ч. даже то, что дуэт частично еще и на бумаге-то не изобразил, а всего лишь обкатывал в своих головах?!

Что за сверхнеадекватность безупречно подтверждавшимся разведданными конкретным реалиям творилось в их головах? В сказки, что ли, она играли, коли умышляли всего-то с двух направлений, сиречь с флангов, но при статическом фронте в виде «узкой ленты» из дырок от бубликов на остальной и ведь большей части границы зажать в гигантские клещи аж целые три не по дням, а по часам росшие в своей мощи группировки вермахта?

Неужели было непонятно, что при наличии трех (официально) группировок вермахта и соответственно трех направлений главного удара и так зловеще бессмысленное намерение учинить немедленный встречно-лобовой контрблицкриг с двух направлений автоматически подставляет наши фланговые группировки под очень опасный удар по хордовому направлению дуги вклинения планировавшихся ударов наших войск?! Не говоря уж об ударах во фланги и в тыл!

Вглядитесь в нижеприлагаемые иллюстрации-схемы: плана «Барбаросса» и «гениального плана» от 15 мая 1941 г., который хотя и никогда не докладывался Сталину, но тем не менее негласно все-таки был реализован, что нашло свое отражение в характере группировок наших войск.

Обратите внимание, как стрелы направлений главных ударов каждой из трех группировок вермахта ориентированы фактически по хордовому направлению ударов войск РККА. Это хорошо видно также и на любом из вариантов схемы плана от 15 мая, а также от 11 марта 1941 г.

Неужели хотя бы после 20 марта 1941 г., когда ГРУ точно показало все три направления главного удара вермахта, нельзя было призадуматься? Неужели была столь непонятна резко бросавшаяся в глаза неадекватность собственного умысла реально складывавшейся обстановке?

Почему вообще зародился такой план в их головах? Ведь для этого не было никаких серьезных оснований. Дело в том, что с самого первого дня, когда в ГРУ стала поступать информация непосредственно о плане «Барбаросса», подчеркиваю, с самого первого дня развединформация описывала только три направления удара вермахта.

Так, в телеграмме Р. Зорге из Токио от 28 декабря, а это и есть одна из самых первых информаций непосредственно о плане «Барбаросса», говорилось именно о трех направлениях: Ленинград — Москва — Харьков (тут удивляться нечему, т. к. в целом Украинское направление указано точно; впоследствии оно было подкорректировано — на Киев).

И так вплоть до 22 июня! Почему сие обстоятельство игнорировалась?! Ведь коли три группировки, тем более что на левом фланге вермахта совместно получались две, следовательно, и с нашей стороны должна быть адекватная реакция?

А ее не было! Хуже того, логика замысла Шапошникова о верховенстве северного варианта для вермахта била порушена и отброшена! А ведь он по высшим политическим соображениям точно предсказывал, что главный удар вермахт будет наносить своим левым крылом (это и есть северный вариант). Ведь все это подтверждалось и разведданными!

Сравните схемы планировавшихся ударов РККА и вермахта. Сравнили? Надеюсь, теперь понятна вся глупость «гениального плана» от 15 мая 1942 года?!

Почему вообще, как только заходила речь об ударе левым крылом вермахта, так тут же начиналось странно неадекватное скептическое хмыкание, а то и вовсе утаивание развединформации от руководства страны?

Еще в первой главе приводился пример, связанный с докладом разведчицы НБГБ Зои Воскресенской информации графа Нелидова начальнику ГРУ Голикову. Начальник военной разведки тогда изволил скептически хмыкать, а ведь 3. Воскресенская докладывала, между прочим, самую что ни на есть суть — об ударе левым крылом вермахта — по Белоруссии!

1 июня 1941 г. Зорге сообщает, что наиболее сильный удар вермахт нанесет левым крылом, а начальник ГРУ ничтоже сумняшеся принимает решение не докладывать об этом Сталину под предлогом, что-де информация сомнительная и от сомнительного источника!^[542]

Что там сомнительного могло быть, когда пять месяцев кряду идет информация о том, что из трех группировок вторжения две — именно в левом крыле?! Ведь в тот же день — 1 июня — выходила исводкам ГРУ, в которой четко и во всевозможных подробностях было прописано о каждой из группировок вермахта, и уже слепому должно было быть видно, что на левом крыле у гитлерюг серьезный перевес сил, что свидетельствавало о направлении наиглавнейшего удара и что Зорге прав?

Да и что касается подозрений в адрес Зорге, то, хотя это предмет отдельного, особо тщательного рассмотрения, здесь можно указать, что данное обстоятельство не мешало тому же Голикову докладывать Сталину информацию Зорге по другим вопросам, в т. ч. и без указания, что источник якобы сомнительный^[543].

Между тем в телеграмме от 1 июня говорилось не только о наиболее сильном ударе левым крылом, но и о том, что следует ожидать от гитлерюг фланговых и обходных маневров в целях окружения и изоляции наших войск отдельными группами, что ведь и произошло!..^[544]

Что же в итоге выходит-то — что Голиков подыгрывал негласно осуществлявшемуся Тимошенко и Жуковым плану, коли утаивал информацию от Сталина, тем белее такую — об ударе левым крылом?

Вот текст этой телеграммы Р. Зорге:

НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

Токио, 1 июня 1941 г.

Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолль привез с собой из Берлина, откуда он выехал 6 мая в Бангкок. В Бангкоке он займет пост военного атташе.

Отт заявил, что он не мог получить информацию по этому поводу непосредственно из Берлина, а имеет только информацию Шолля.

В беседе с Шоллем я установил, что немцев в вопросе о выступлении против Красной Армии привлекает факт большой тактической ошибки которую, по заявлению Шолля, сделал СССР.

Согласно немецкой точке зрения, тот факт, что оборонительная линия СССР расположена в основном против немецких линий без больших ответвлений, составляет величайшую ошибку. Он поможет разбить Красную Армию в первом большом сражении. Шолль заявил, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии.

№ 1366 137. Рамзай.

Перевел Добровинский.

Резолюция НУ: «Но-3. Напишите Рамзаю следующий запрос: «Прошу сообщить 1) Более понятно сущность большой тактической ошибки, о которой Вы сообщаете, и 2) Ваше собственное мнение о правдивости Шолля насчет левого фланга. Голиков.

НО-3. В перечень сомнительных и дезинформационных сообщений Рамзая. Голиков.

(Примечание автора: все подчеркивания в тексте телеграммы сделаны рукой начальника ГРУ Ф. Голикова. Документ приводится по книге B. Гаврилова, Е. Горбунова «Операция «Рамзай». M., 2004. с. 364).

Короче говоря, к 22 июня 1941 г. на границе можно было наблюдать уникальный феномен зеркальной дислокации группировок вермахта и PKKA: там, где гитлерюги собирались наносить наиболее сильный удар, т. е. в полосе ПрибОВО и ЗапОВО,— у нас направление вспомогательного удара немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига, к тому же с фактически низведенным до второразрядного статуса Белорусским направлением. Призванные его прикрывать и оборонять силы ЗапОВО по зеркальной схеме были раздроблены — правым крылом этот округ должен был вспомоществовать ПрибОВО в контрблицкриге, а левым крылом — КОВО и тоже в контрблицкриге, причем именно же в немедленном встречно-лобовом по характеру.

Даже в рамках только ЗапОВО наши войска четко попадали под удар вермахта по хордовому направлению, т. к. силы ГА «Центр» были сконцентрированы севернее и южнее Бреста, т. е. эта группировка наступала сразу по двум, фактически главным направлениям в общем направлении на Минск.

А вот там, где у нас должно было быть направление самого главного удара, т. е. на Юго-Западном направлении, у гитлерюг было всего лишь одно из трех главных по плану «Барбаросса» направлений — на Киев.

Войска РККА и здесь тоже четко попадали под угрозу гитлеровского удара по хордовому направлению!

По совокупности этих, совместно являющих собой ядро столь дорого обошедшегося нашей стране «безграмотного сценария вступления в войну» вышеизложенных обстоятельств трагедия 22 июня 1941 г. уже физически не могла не состояться в самых коллапсовых формах.

Но вот ведь в чем вопрос: а была эта исторически беспрецедентная трагедия результатом действительно «безграмотного сценария», так сказать, вследствие только «органической ненависти» Жукова к штабной работе и откровенного игнорирования Тимошенко опыта стратегического творчества командования вермахта? Или же все-таки то был всего лишь «безграмотный сценарий», в тенетах которого прячется нечто иное?

Потому как на фоне и без того более чем странного использования предписаний концепции пограничных сражений Тухачевского, вплоть до оторопи поразительно точное совпадение всей этой истории с флангами и «крыльями» с тем, что «стратег» уже на Лубянке собственноручно изложил в представленном следствию «Плане поражения» СССР в войне с Германией:

«План поражения.

Центр антисоветского военно-троцкистского заговора тщательно изучал материалы и источники, могущие ответить на вопрос: каковы планы Гитлера, имеющие целью обеспечение господства германского фашизма в Европе?

Основной для Германии вопрос — это вопрос о получении колоний. Гитлер прямо заявил, что колонии — источники сырья — Германия будет искать за счет России и государств Малой Антанты. Если подойти к вопросу о возможных замыслах Гитлера в отношении войны против СССР, то вряд ли можно допустить, что Гитлер мог серьезно надеяться на разгром СССР. Максимум, на что Гитлер может надеяться, это на отторжение от СССР отдельных территорий.

Не сочтите за труд еще раз взглянуть на схему плана «Барбаросса», а затем на карту территорий планировавшейся и фактической оккупации. Надеюсь, вам не составило труда сделать точный и обоснованный вывод, что даже перед лицом неминуемого расстрела «стратег» говорил заведомую ложь.

Немцы, безусловно, без труда могут захватить Эстонию, Латвию и Литву и из занятого плацдарма начать свои наступательные действия против Ленинграда, а также Ленинградской и Калининской (западной ее части) областей (а про Москву почему-то забыл?! — А. М.).

Единственное, что дал бы Германии подобный территориальный захват, — это владение всем Юго-Восточным побережьем Балтийского моря и устранение соперничества СССР в военно-морском флоте. Таким образом, с военной точки зрения результат был бы большой, зато с экономической — ничтожный.

Карта фактической оккупации территории СССР

Второе возможное направление германской интервенции при договоренности с поляками (в середине 30-х гг. прошлого века вопрос действительно стоял еще именно так, правда, лишь некоторое время — А. М.) — это Белорусское. Совершенно очевидно, что как овладение Белоруссией, так и Западной областью никакого решения сырьевой проблемы не дает и поэтому для Германии неинтересно.Белорусский театр военных действий только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит себе задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю такую задачу совершенно фантастической (??? — А. М.)».

Странный все-таки он был, этот «задумчивый юноша в тужурке цвета хаки» (так его называл: журналист Михаил Кольцов)— Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский.

Ну как можно было квалифицировать как фантастику никогда не скрывавшееся Гитлером стремление к уничтожению хоть СССР, хоть России, пускай даже и Советской?! Со времен выхода в свет «библии» нацизма — «Майн Кампф» — т. е. с 1925 г., он твердил лишь об этом, а на страницах этого гнусного опуса расписал, почему это надо сделать и почему это должна сделать именно Германия.

Карта планировавшейся оккупации территории СССР

Что, первый заместитель наркома обороны, Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский не знал этого? Даже гипотетически это исключено.

Более того. Как можно было утверждать, что максимум, на что может надеяться Гитлер, — это отторжение от СССР отдельных территорий, когда Гитлер никогда не скрывал, что претендует чуть ли не на всю территорию СССР (России). К примеру, выступая 18 сентября 1936 г. перед войсками вермахта на параде в Нюрнберге в честь съезда НСДАП, Гитлер заявил: «Мы готовы в любой момент напасть на Советский Союз… Если бы у меня были Уральские горы с их неисчислимыми богатствами сырья, Сибирь с ее безграничными лесами и Украина с ее необозримыми пшеничными полями, Германия и национал-социалистическое руководство утопали бы в изобилии»^[545].

Ничего себе «отдельные территории» — чуть ли не на всю державу свою нацистскую «варежку раззявил»!

Неужто не понимал «стратег», что нагло лжет? Лжет хотя бы потому, что, например, об этом конкретном высказывании Гитлера он знал не только из газет или закрытых бюллетеней ТАСС, но и от своего ближайшего единомышленника-подельника И. П. Уборевича, который как раз именно в это время находился в Германии на осенних маневрах вермахта в Бад-Киссингене. Кстати говоря, на приглашение на эти маневры Уборевич активно набивался еще в январе 1936 г. в нарушение всех писаных и неписаных правил, и не только светских, а при выезде тогда же за рубеж в Варшаве встретился с помощником германского военного атташе Кинцелем и просил его передать в Берлин о своем желании встретиться с кем-либо из высшего генералитета, в частности, с военным министрам и тамошним главнокомандующим вермахта генерал-фельдмаршалом Бломбергом^[546]. Никоим боком ни встреча с Кинцелем — тот был майор, а Уборевич, если по-современному, генерал-полковник, — ни желание встретиться с военным министром страны, в которой уже три года господствовал крайне недружественный СССР режим, не укладывались в рамки военно-дипломатического протокола, не говоря уж о том, что и в компетенцию всего лишь командующего округом — тем более!

Как было установлено следствием в 1937 г. именно тогда, осенью 1936 г., подготовленный Тухачевским, Уборевичем, Якиром и К° план поражения СССР и войне с Германией был передан германским генералам! И вот что особенно «удивительно»: именно после этого гитлерюги и проводили свои крупные командно-штабные стратегические учения на картах, в ходе которых — внимание! — еще даже не имея общей границы с СССР, «лихо захватили» Минск на 5-й день агрессии! Пока еще на картах…

А с чего бы не проявить столь феноменальную прыть, пускай пока еще на картах, коли у нас «гениальный стратег» считал Белорусское направление фантастическим для Гитлера?!

А ведь Тухачевский еще до ареста знал об информации разведки об этих учениях и последовавшем по их итогам совещании высшего военно-политического руководства Германии, которое пришло тогда к выводу о необходимости сначала заиметь плацдармы для нападения прежде всего на Белорусском направлении! Однако продолжим цитирование его «Плана поражения»…

«Остается третье — украинское направление. В стратегическом отношении пути борьбы за Украину для Германии те же, что и для борьбы за Белоруссию, т. е. связаны с использованием польской территории (вот это-то и есть свидетельство того, что он знал о главном выводе того совещания — «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операции в самой Восточной Польше». — А. М.).

В экономическом отношении Украина имеет для Гитлера исключительное значение. Она решает и металлургическую, и хлебную проблемы. Германский капитал пробивается к Черному морю. Даже одно только овладение Правобережной Украиной и то дало бы Германии и хлеб, и железную руду.

Таким образом, Украина является той вожделенной территорией, которая снится Гитлеру германской колонией» (конец цитаты из «Плана поражения»)^[547].

Именно такую формулировку значение украинского направления для Гитлера — т. е. с акцентом на экономические причины — маршалы Мерецков и Жуков и приписывали Сталину, сваливая на него ответственность за переакцентировку средств и сил РККА на Украинское направление.

Заметьте также, что Мерецкова едва к стенке не поставили в начале войны и тоже за связь с заговором Тухачевского. Но вот ведь какая штука получается — в своих показаниях следствию Тухачевский указал, что готовить поражение РККА именно на украинским направлении ему настойчиво рекомендовал генерал вермахта Рунштедт (в тексте его показаний неправильно указано Румштедт, что, возможно, было опиской; Тухачевский встречался с ним в январе 1936 г. в Лондоне, куда они оба прибыли как официальные представители своих государств для участия в траурной церемонии похорон английского короля Георга V).

Как увидим из дальнейшего анализа, гитлерюги уже тогда весьма активно осуществляли долгосрочную дезинформационную акцию по провоцированию советского военного командования на переакцентировку основных сил и средств РККА на усиление обороны именно украинского направления^[548]. Гитлерюги вполне закономерно исходили из того, что логика стратегического планирования неизбежно приведет в таком случае к ослаблению группировки на правом северном фланге советской границы на Западе. А для них-то это было левое крыло, то самое «левое крыло», обеспечению успешных действий на котором в войне против России они придавали особое значение еще в 1917 — 1918 гг., т. е. еще во время Первой мировой войны! Нам еще предстоит основательно убедиться в этом. Даже сидя на Лубянке, Тухачевский пытался оправдать их надежды!

После возвращения Тухачевского из Лондона Уборевич стал набиваться «в гости» к геррам генералам. И как только герры генералы официально подтвердили свое приглашение принять участие в качестве наблюдателя на осенних маневрах вермахта в Бад-Киссингене, «стратеги», т. е. Тухачевский, Якир, Уборевич и др., тут же, в апреле 1916 г., провели стратегические военные игры в Генеральном штабе.

Об этих играх ходит немало легенд, лейтмотив которых «вот какие гениальные они были»! Однако в действительности все было куда прозаичней — эти игры явились одним из наиболее ярких свидетельств того, как за народные деньги кучка пособников Троцкого проверяла возможность нанести непоправимое поражение армии того народа, который их вскормил, вспоил и, во многом отказывая себе, обеспечивал их буквально всем: от высокого денежного и вещевого довольствия до оружия и боеприпасов.

Именно на этих играх впервые была установлена очень опасная для гитлерюг в блицкриге ситуация фронтального столкновения с РККА, особенно на пространстве левого для них крыла.

И потому-то гитлерюги по итогам уже своих командно-штабных стратегических игр на картах пришли к выводу, что без плацдарма непосредственно у границ СССР, особенно на Белорусским направлении, и блицкриг обречен на провал едва ли не в самом начале. Кстати, именно поэтому во время апрельских 1936 г. игр фактор внезапного нападения никак не учитывался Тухачевским и К°, и развертывание РККА в игре «осуществлялось беспрепятственно».

А ведь Тухачевский, как убедимся, в это время уже абсолютно точно знал, что гитлерюги полностью перешли к стратегии блицкрига, в т. ч. и из-за огромного значения фактора внезапности в ней!

Именно по итогам этих игр было окончательно установлено, что «группы вторжения не в состоянии выполнить тех задач, которые на них возлагались на первом стратегическом этапе борьбы».

Было окончательно установлено, что поскольку эти группы «слишком малы по своему составу и нацеливались на действия по изолированным направлениям», то это «могло привести их к последовательному разгрому». Да, в общем-то Тухачевский и сам не скрывал этого — в своих показаниях следствию он так и указал, что «в результате этой игры подтвердились предварительные предположения о том, что силы (число дивизий), выставляемые РККА по мобилизации недостаточны для выполнения поставленный ей на западных границах задач»^[549].

Именно тогда последовательно и окончательно было установлено, что ни группы вторжения, ни создаваемые вместо них ударные армии вторжения не в состоянии были выполнить поставленных задач, и потому подобные задачи надо возложить на весь Первый стратегический эшелон. Проще говоря, была выработана формула поражения — чем круче переакцентировка усилий по направлениям, чем выше уровень задач и исполнителей безумной идеи немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига, тем выше, шире и катастрофичней масштабы поражения и разгрома войск Первого стратегического эшелона именно в начальный период войны!

Кстати говоря, помогли «стратеги» определить и количественный масштаб столкновения: примерно до 200 дивизий должен был выставить вермахт, чтобы добиться успеха. Именно это и было осуществлено гитлерюгами — 190 дивизий участвовали в нападении на СССР, в т. ч. 160 — собственно вермахта и 30 «союзничков» Германии. Кстати, Тухачевский и К° «проверяли» именно «союзнический» вариант консолидации сил для нападения, и тоже с 30 «союзными» Германии дивизиями. Именно обо всем этом и пытался предупредить высшее руководство CCCP Я. М. Жигур!

Если подвести итог «рассуждениям» Тухачевского, то получается, что Прибалтийское направление — второстепенное, Белорусское — фантастическое, главное — Украинское?

Можно было бы все это списать на 1937 г, если бы, как всегда не одно «но»: накануне войны войска Первого стратегического эшелона сосредоточивались и разворачивались именно по этой схеме и по этой же схеме грянула трагедия 22 июня 1941 г. — мгновенно была проломлена вся «система прикрытия и обороны» как на «второстепенном», т. е. Северо-Западном (в полосе ПрибОВО) направлении, так и, особенно, на «фантастическом», по словам Тухачевского, и игнорировавшемся дуэтом Тимошенко — Жуков в своем особом мнении Белорусском (Западном) направлении! Менее чем за неделю боев почти вся Прибалтика была оккупирована, Западный фронт перестал существовать как фронт, а Минск действительно был взят к исходу 5-го — началу 6-го дня агрессии!

Подчеркиваю, что все произошло по одной и той же схеме. Вот, например, схема удара, который Жуков (совместно с Тимошенко) ожидал от немцев:

А это схема удара немцев, ожидать который предлагал Тухачевский, сидя уже на Лубянке:

Найдите хотя бы одно принципиальное различие. Не нашли? Правильно, и не найдете, потому что нет даже тени намека на оное! Даже если и сдвинуть, в схеме Тухачевского границы СССР восточнее, как оно и было в 1937 г.

Зато на обеих в наличии та самая «фантастика», которую излагал еще Тухачевским, — что-де «Белорусский театр военных действий только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит себе задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю (т. е. он, Тухачевский, видите ли, так считает! — А. М.) такую задачу совершенно фантастической».

Бывший ефрейтор еще в Первой мировой войне вдребезги разгромленной кайзеровской армии не в пример недоучке-поручику бывшей царской армии не считал такой вариант своих действий фантастикой. К тому моменту, когда уже Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский письменно изложил свой процитированный выше стратегический бред, все так же бывший ефрейтор уже лет 12 как открыто это провозглашал! Со времен еще первого издания «Майн Кампф» провозглашал, т. е. с 1925 г.

Что же до военного аспекта этой проблемы, то как минимум за полгода до стратегического бреда маршала Тухачевского Гитлер уже не считал такой вариант своих будущих действий фантастикой. Ведь именно под его, Гитлера, прямым влиянием по итогам уже неоднократно упоминавшихся стратегических командно-штабных игр вермахта в конце 1936 г. — начале 1937 г. был сделан вывод, что«никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше»!

Т. е. уже тогда, на рубеже 1936—1937 гг., основной удар вермахта замышлялся с плацдарма в Восточной Польше, сиречь в центре западной границы СССР в направлении Минск — Смоленск — Москва.

Тухачевский знал об этой информации разведки и тем не менее откровенно лгал даже в своих письменных показаниях следствию! Лгал в т. ч. и вопреки даже своим прежним прогнозам конца 20-х — начала 30-х гг., в которых указывал, что основное направление будущей агрессии против СССР — с западного вектора, т. е. с польского плацдарма.

Принципиальная схема нападения Германии на СССР (1936 — 1937)

И вот если бы в 1939 г. Сталин не воссоединил с СССР Западную Украину и Западную Белоруссию, а затем и не лишил бы Гитлера прибалтийскою плацдарма, то тот самый удар, который гитлерюги нанесли в соответствии с планом «Барбаросса», а истоки его замысла, как видите, восходят к рубежу 1936 — 37 гг., будучи нанесенным ими с рубежа границ СССР 1937 г., которые в те времена были, подчеркиваю, значительно восточнее (к примеру, всего в нескольких десятках километров от Ленинграда и Минска, да и от Киева до границы тоже было рукой падать), привел бы к глобальной военной, политической и геополитической катастрофе… Избежать ее в тех условиях было бы практически нереально — при нападении с тех исходных рубежей гитлерюги едва ли не в мгновение ока докатились бы аж до Урала! И не то чтобы только СССР был стерт с лица земли, но и Россия прежде всего! При хитро закрученном плане поражения — тем более!

Гитлерюги узрели такую перспективу еще тогда, на рубеже 1936—37 гг., едва только попробовав — всего-то на картах!— шандарахнуть по СССР блицкригом с плацдарма в Восточной Польше, имея на руках переданный им Тухачевским «План поражения», в результате чего еще тогда Минск был взят (пока еще на картах) уже на 3-й день агрессии. Слава богу, что тогда у Гитлера кишка была тонка, и невзирая на все подталкивания Запада, особенно Англии, на то время у него хватило ума не лезть в драку с СССР

А теперь попробуйте-ка хотя бы самим себе объяснить следующее. Почему спустя четыре года после ликвидации заговора Тухачевского и К° выходец из Белорусского, а затем и из Киевского военных округов, коими до весны 1937 г. командовали основные подельники Тухачевского — Уборевич и Якир, начальник Генштаба, генерал Жуков под патронажем обладавшего такой же служебной биографией наркома обороны Тимошенко вдруг впал в ожидание удара гитлерюг в наиточнейшем соответствии с тем, что Тухачевский изложил в «Плане поражения»? Почему он ожидал именно такого удара, если это его «ожидание» в корне и крайне резко противоречило всей разведывательной информации, как поступившей до его назначения на пост главы Генштаба, так и уже при нем? Почему это его «ожидание» должно было быть именно таким, если с самых первых сообщений разведки о грядущей агрессии речь шла только и только о трех направлениях будущего удара вермахта?

Подчеркиваю: почему нужно было столь упорствовать в таком ожидании, если с 28 декабря 1940 г. шла информация только о трех направлениях?!

Уже 28 декабря 1940 г. Р. Зорге сообщил именно о трех направлениях запланированного удара вермахта — на Ленинград, Москву и Харьков (Украинское направление было указано им совершенно точно). Соратница Р. Зорге в борьбе с фашизмом, мужественная Ильзе Штёбе, она же «Альта», пользовавшаяся особым доверием в ГРУ, сообщала из Германии то же самое. Из ее донесения от 28.02.1941: «Сформированы три группы армий… Группа армий «Кенигсберг» должна наступать в направлении Петербург, группа армий «Варшава» — в направлении Москва, группа армий «Познань» — в направлении Киев» (ЦАМО РФ. Оп. 7229. Д. 4. Л. 30 — 31. Рассекречено по акту 4 января 2002 г.).

Мало того, что и тут и три группировки, и три направления, так еще и название центральной — «Варшава» — само говорит за себя Центральный удар планируется из Польши, и его направление Минск — Смоленск — Москва! А Жуков меж тем не то чтобы центрального удара не ожидал оттуда, но и вовсе никакого удара не ожидал оттуда (см. схему его ожиданий)! Как же так? Почему, не ожидая оттуда никакого удара, он тем не менее планировал за раз прихлопнуть аж 100 дивизий вермахта именно в Польше (см. генштабовскую схему его «гениального плана» от 15 мая 1941 г.).

Более того, по словам самого же Жукова, Сталин вступил в переписку с Гитлером именно из-за того, что был особо озабочен концентрацией германских войск именно в Польше. Но тогда почему начальник Генштаба, зная все это, ничтоже сумняшеся ожидал именно того, чему наущал в своем «Плане поражения» еще Тухачевский? Почему начальник Генштаба Жуков ожидал удара вермахта в строгом соответствии с наущениями Тухачевского, если советский военный атташе в Германии генерал В. И. Тупиков на основе практически на 100% достоверных и еще тогда, в 1941 г., совпадавших со сведениями из других источников данных представил схему возможных вариантов военных действий вермахта против СССР, в которой четко показаны все те же три направления и три группировки?

Ведь именно эта схема совместно с уточнявшими ее данными из других источников (в т. ч. от американской разведки) легла в основу графической иллюстрации к хорошо известному докладу ГРУ от 20 марта 1941 г. [(в основе доклада лежало в т. ч. сообщение «Альты» от 28.02.1941) — попутно также небезынтересно озадачиться вопросом, почему в послевоенное время Жуков вначале открещивался от того, что видел этот доклад, а затем сквозь зубы признал, что все-таки читал его?].

Почему он ожидал удара немцев в строгом соответствии с наущениями Тухачевского, т. е. по двум расходящимся направлениям с крайних флангов советско-германской границы, если к началу марта из сообщения «Альты», а затем и из последующего сообщения и схемы Тупикова уже была очевидна ставка командования вермахта на пролом советской обороны по трем расходящимся направлениям, которые затем должны были превратиться в охватывающий маневр с участием флангов каждой из трех группировок? Ведь и там, и там это четко видно, а «Альта» и вовсе указала на планирование массированной операции по реализации охватывающего удара в районе Пинска. И другие разведчики и агенты сообщали то же самое, т. е. о ставке на массированный одновременный удар по трем направлениям сразу с последующим немедленным трансформированием рассекающих ударов в охватывающие маневры!

А начальник Генштаба уперто ожидал того, чего ожидал,— удара немцев именно по Тухачевскому! Почему это должно было быть именно так в то время, когда даже гитлерюги еще до нападения знали, что Жукову точно известна принципиальная схема их плана «Барбаросса», т. е. об одновременном ударе сразу по трем направлениям? Всего через несколько страниц уважаемые читатели едва ли не в шоковом состоянии вынуждены будут убедиться в этом.

Почему еще до начала агрессии гитлерюги были «полностью уверены, что главные силы Красной Армии будут сконцентрированы в противоположном направлении от линии, дающей полную возможность для сильного удара, который будет нанесен их левым крылом», т. е. почему их уверенность воспроизводила по сути дела то, что Тухачевский изложил в своем «Плане поражения»? Пб этом сообщал Р. Зорге, роковая ошибка которого заключалась в том, что он не сообщил об этом подробно еще в телеграмме от 1 июня 1941 г. А информировал лишь после уточняющего запроса ГРУ, да и то только 3 июля 1941 г., а сообщи он об этом своевременно, быть может, то его сообщение от 1 июня не утаили бы от Сталина как якобы сомнительное и дезинформационное — ведь он уже тогда сообщил о «большой тактической», «величайшей ошибке» советского командования.

Вообще же реакция ГРУ, в т. ч. и его главы — генерала Голикова, причем прежде всего как зам. начальника ГШ — на сообщения, в частности, Р. Зорге в последние полтора с лишним месяца перед войной, мягко говоря, просто поражает своей странной неадекватностью, даже при условии знания о том, что к информации Зорге относились с подозрением.

2 мая 1941 г. Р. Зорге сообщает, что, по мнению германских генералов, «система обороны (СССР. — А. М.) на германо-советской границе чрезвычайно слаба» (ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 24127. Д. 1. Л. 683—684), 19 мая 1941г. — «стратегическая схема нападения на Советский Союз будет взята из опыта войны против Польши» (ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 24127. Д. 2. Л. 381).

К слову сказать, хорошо известный в те времена генерал Иссерсон тщательно проанализировал опыт польской кампании вермахта и опубликовал на эту тему книгу, о чем говорилось выше. Так что тут же можно было воочию убедиться, что имеется в виду, о чем идет речь, но, увы. Ни Тимошенко, ни Жукову и в голову не приходило хоть как-то поинтересоваться опытом стратегического творчества вермахта.

1 июня 1941 г. — выше уже приводилась сама телеграмма Р. Зорге. По состоянию на 1 июня Р. Зорге уже знал, но почему-то не сообщил — он это сделал только по запросу ГРУ и то только 3 июля 1941 г., что «первый и главный удар будет нанесен немцами по Красной Армии их левым флангом (т. е. на направлении ПрибОВО и ЗапОВО. — А. М.) Немцы полностью уверены, что главные силы Красной Армии будут сконцентрированы в противоположном направлении от линии, дающей полную возможность для сильного удара. Немцы очень опасались, что Красная Армия в порядке осведомления главного удара отступит на некоторое расстояние, чтобы изучить силы противника, и предпримет кое-что в стороне от направления главного удара. Главная цель немцев — это уничтожение Красной Армии охватом ее, как это было с польской армией».

Подчеркиваю, что глубоко и искренне жаль, что легендарный разведчик сразу не сообщил об этом еще 1 июня — ведь содержание его телеграмм от 1 июня и от 3 июля не только проистекало из одного и того же источника, но и в одно и тоже время.

И вот именно последнее-то имеет особо трагическое значение, потому что первоисточником этой информации был германский ВАТ подполковник вермахта Шолль, который, Зорге прямо это указал, выехал из Берлина в Бангкок (Таиланд) еще 3 мая.

Значит, сведения, которыми он располагал, относились, самое позднее, к 1 — 2 мая, а на самом-то деле — к более раннему сроку, т. к. Голлю стала известна аналитическая оценка Абвера и германского Генштаба советской обороны — ведь чтобы назвать ее суть «большой тактической ошибкой», надо было располагать обширной и детальной информацией заранее, чтобы затем ее проанализировать и сделать те самые аналитические выводы, которые Шолль и узнал в Берлине.

Следовательно, не позднее, чем к середине апреля 1941 г., гитлерюги уже едва ли не с абсолютной точностью разобрались с тем, что натворили Жуков и Тимошенко, негласно и незаконно реализуя свой не столько «безграмотный сценарий вступления в войну», сколько уже явно тянущий на определение «преступный» сценарий подставы войск РККА на разгром!

Потому как выходит, что к началу мая гитлерюги перестали даже опасаться варианта «активной обороны» со стороны РККА, предполагающей организованный отход, т. е. они уже к началу мая четко видели полную сориентированность войск РККА на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг! Потому-то и радовались, т. к. только в этом случае могли добиться грезившегося им успеха.

Наконец, 20 июня 1941 г. Р. Зорге опять сообщил, что «стратегические оборонительные позиции до сих пор еще более небоеспособны, чем это было в обороне Польши» (см: Фесюр А. Г. Указ. сборник. С. 121).

А ведь Польша-то тоже намеревалась отбиваться от блицкрига вермахта своим немедленным встречно-лобовым контрблицкригом, что и показал в своей книге Иссерсон. И именно вследствие этого польская армия была вдребезги разгромлена, драпала от вермахта впереди собственного визга, а польские генералы — впереди визга собственной армии…

Ничто из этого не было принято в расчет и тем более не было доложено Сталину!..

Но вот что далее-то убойно поразительно — в ЦАМО РФ (Оп. 7237. Д. 2. Л. 120 — 121) и по сей день хранится одно из многих спецсообщений ГРУ о подготовке агрессии против СССР. Это спецсообщение от 7 июня 1941 г. «О военных приготовлениях Румынии». Формально — из-за такого названия оно вроде бы как-то и не совсем адекватно в свете рассматриваемого нами случая. Ведь тут мы ведем речь о приготовлениях гитлерюг к нападению на СССР с польского плацдарма. Но утвержденный и заваренный личной подписью начальника ГРУ генерала Голикова вывод буквально вгонит в столбняк от удивления его сутью: «Учитывая соответствующим образом румынскую мобилизацию как средство дальнейшего усиления немецкого правого фланга в Европе (т. е. на направлении КОВО и ОдВО, на котором роль «главной скрипки» по плану Барбаросса» отводилась ГА «Юг». — А. М.), ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ необходимо уделить продолжающемуся усиленно немецких войск в Польше»! Так и написал начальник ГРУ — «ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ»! Вы понимаете, что это означает?

Это означает, что в сущности военная разведка точно разгадала значение правого фланга группировок войск вермахта, то есть, поскольку главная и самая опасная группировка вермахта, которой и следует уделить именно «ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ»,— в Польше, то на правом фланге вермахта сосредоточивается всего лишь одна из его группировок, усиливаемая к тому же румынскими войсками.

Тут следует иметь в виду, что ГРУ никогда не заблуждалось насчет «ценности» румынской армии — это было всего лишь «пушечное мясо» для вермахта, потому как румыны никогда не были серьезными вояками. Шакалить, тем более под прикрытием мощного союзника, эти хреновы «бояре» мастера, но что-либо самостоятельное — извините, рылом не вышли…

Отсюда и простой вывод — коли на этом направлении гитлерюги привлекают такую дрянь, как румынская армия, а ГРУ, к слову сказать, хорошо было осведомлено, что командование вермахта было не слишком-то высокого мнения о боеспособности румынских вояк (как-никак, в германском посольстве в Румынии ГРУ располагало двумя ценными агентами, и немецкие оценки боеспособности румынской армии ГРУ были известны), следовательно, оно не главное.

Кстати, попутно задайте сами себе такой вопрос: а с какого бодуна именно на этом направлении, которое, по словам Жукова, Мерецкова и Тимошенко, еще тогда за Гитлера навязывавших оное как главное для вермахта, германский Генштаб привлек такую малобоеспособную дрянь, как румынская армия? Уж что-что, но идиотами герры генералы не были и коли привлекли эту дрянь именно на этом направлении, следовательно, почему-то рассчитывали, что даже эта дрянь справится с задачей разгрома войск КОВО и ОдВО. Разве не так? Особенно если учесть, что, как отмечалось еще в предыдущей главе (см. п. 2 раздела «Коричневый блицкриг» таблицы «100%-ной идентичности «красного» и «коричневого» блицкригов»), накануне утверждения плана «Барбаросса» штабные гитлерюги не без особого удовольствия подчеркивали, что деятельность 2-го отдела абвера (отдел саботажа и диверсий) на Украине облегчает решение сугубо военных задач и именно поэтому данное направление не следует делать главным.

Обратите также внимание еще на одну деталь — столь резко диссонирующий с названием самого документа вывод о необходимости удаления «ОСОБОГО ВНИМАНИЯ» группировке вермахта в Польше, начальник ГРУ явно умышленно подал в таком резком контрасте. То есть явно очевидно, что он хотел кому-то — кому? — вдолбить в голову мысль, что Юго-Западное направление не является главным в планах вермахта!

Так кому же был адресован такой тонкий намек? Едва ли Сталину Часто бывая у него с докладами, Голиков куда лучше Жукова знал, что Иосиф Виссарионович до крайности озабочен концентрацией германских войск имению в Польше, особенно на направлении Минска: ведь далее-то — Смоленск и Москва! Собственно говоря, то, что он вступил в переписку с Гитлером по этому вопросу, проистекает из докладов ГРУ (и других разведслужб).

Следовательно, остаются только два адресата — крутолобые головы Тимошенко и Жукова, рьяно настаивавших на Юго-Западном направлении как наиболее главном для командования вермахта. И этот вывод тем более верен, если учесть, что в послевоенное время Жуков нахально, прилюдно обвинял ГРУ (и лично Голикова), что-де военная разведка ни хрена не установила, что делают гитлерюги в Польше! Только такими голословными, бесстыжими до последней запятой, наглыми нападками на якобы что-то не досмотревшее в Польше ГРУ Жуков мог хоть как-то обезопасить себя от обвинений в том, что откровенно прозевал самый главный удар гитлерюг! Иного шанса у него не было — только врать. Но ведь и это еще вопрос — прозевал или «прозевал»?

Но сколько ни ври, подлинная Правда все равно станет известной — это спецсообщение от 7 июня 1941 г. со столь резко диссонирующим с его названием выводом ГРУ было направлено 9 адресатам, в том числе, естественно, и Жукову (на документе указано: «Рассылка: Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Жданову, Маленкову, Жукову, Кузнецову, Берии»).

Однако даже в последние перед войной недели начальник Генерального штаба генерал армии Жуков по-прежнему уперто ожидал главного удара гитлерюг в строгом соответствии с наущениями из «Плана поражения» Тухачевского. А ведь это было далеко не первое сообщение военной разведки, колотившей во все тревожные там-тамы по поводу усиления войск вермахта в Польше. К примеру, аналогичные по смыслу сообщения ГРУ направляло еще 4 апреля 1941 г. (см. ЦАМО РФ. Оп. 7237. Д. 2. Л. 84 — 86), 16 апреля 1941 г. (см. ЦАМО РФ. Оп. 7237. Д. 2. Л. 89 — 91), 26 апреля 1941 г., 5 мая 1941 г. (см ЦАМО РФ. Оп. 7237. Д. 3. Л. 97 — 102), 9 мая 1941 г. (см. ЦАМО РФ. Оп. 7237. Д. 2. Л. 103 — 113) и в другие дни.

И везде убойно звучавший лейтмотив — наиболее опасная группировка вермахта — в Польше, прежде всего на направлении ЗапОВО, что подтверждалось бесконечной чередой соответствующих данных военной разведки округов и погранразведки (единственное, что искренне жаль, так это то, что начальник ГРУ почему-то никак не увязывал столь правильно оценивавшееся им значение группировки вермахта в Польше с уже весной 1941 г. бросавшейся в глаза угрозой наиболее сильного удара вермахта именно его левым крылом. То есть силами группировок «Центр» и «Север»; ведь ГРУ же видело это — c 20 марта 1941 г. уже точно видело, но, увы… Чему есть некоторое объяснение, о котором речь пойдет ниже).

Но вот ведь что еще более любопытно — это спецсообщение от 7 июня 1941 г. прошло именно в то время, когда представитель разведки НКГБ; выдающаяся советская разведчица Зоя Воскресенская (Рыбкина) доложила в ГРУ все материалы и информацию, включая и «автографическую (то есть картографический сценарий прототипа плана «Барбаросса»), полученную от многократно упоминавшегося выше графа А. С. Нелидова. И, судя по всему, подписанный Голиковым вывод ГРУ о необходимости уделения именно «ОСОБОГО ВНИМАНИЯ» группировке вермахта в Польше в немалой степени был обусловлен именно этой информацией Лубянки.

Похмыкать-то над ней он похмыкал, но все-таки дух этой информации явно учел — оттого-то и «ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ». Жаль, что только дух, а не содержание, да и поздновато это произошло…

Удивительное дело — ведь именно в те дни и к Жукову попали информация Лубянки (та, что от графа Нелидова) и спецсообщение ГРУ от 7 июня 1941 г. Но никакой реакции с его стороны не последовало. Начальник Генерального штаба, генерал армии Жуков с невероятным упорством ожидал того, чего ожидал, и ведь мало того, что ожидал этого уперто, как бы в упор не замечая информации разведслужб СССР, но и прежде всего уперто точно в соответствии с наущениями из «Плана поражения» Тухачевского! Почему?! Что так ослепило его, что он в упор не видел и не желал видеть особой тревоги разведки и даже самого Сталина по поводу резко выделявшейся концентрации войск вермахта именно в Польше?

Ведь это же просто смертельно убойное совпадение по времени со следующими обстоятельствами. Как придется убедиться из содержания ближайших страниц, к началу июня гитлерюги точно знали, что Генеральному штабу РККА, то есть Жукову, точно известна схема их скорого нападения по трем направлениям тремя же группировками. Гитлерюги знали, что Жуков знает, а он после войны категорически отбрыкивался от того, что знал об ударе из Польши, — отсюда и его нападки на славное ГРУ.

Но дело не только в этом. Беда, колоссальная беда заключалась именно в том, что как раз в это же время, точно зная, что Жуков точно знает об их плане нападения тремя группировками и по трем же направлениям, гитлерюги окончательно и с невероятной точностью пришли к имевшему для нас страшные последствия выводу, что командование РККА почему-то упорно считает Юго-Западное направление главным для вермахта, на основании чего они и сделали то самое убийственное резюме: «главные силы Красной Армии будут сконцентрированы в противоположном направлении от линии, дающей полную возможность для сильного удара»! Еще раз напоминаю, что наиболее сильный удар гитлерюги планировали нанести своим левым крылом, т. е. силами ГА «Центр» и «Север», что для нас означало на направлении правого фланга, т. е. на направлении ПрибОВО и ЗапОВО, с которых Жуков и Тимошенко сняли задачу прикрытия «активной обороной» Минского направления.

Жуков же совместно с Тимошенко концентрировал войска на нашем левом фланге, в КОВО, что для гитлерюг и было не только правым флангом, а как раз именно тем самым «противоположным направлением от линии, дающей возможность для сильного удара».

Кто бы вразумительно объяснил, какого же, миль пардон, это тоже должно было жесточайше точно совпасть с наущениями из «Плана поражения» Тухачевского?! На всем протяжении своего «руления» Генштабом Жуков с «органической ненавистью к штабной работе» уперто не желал замечать своей крайне опасной ошибки, почему-то (почему-то ли?!) точно совпадавшей с наущениями «Плана поражения» Тухачевского. Соблаговолите внимательно вдуматься в ниже приводимые факты

С 20 марта 1941 г. вопрос о трех направлениях и соответствующих им трех группировках перестал быть вопросом, превратившись в непреложную данность, из которой исходило подчинявшееся Жукову ГРУ (хотя в целом это было секретом Полишинеля уже с конца декабря 1940 г., когда стали поступать первые данные о плане агрессии).

Тем не менее, невзирая на всю эту информацию разведки, 11 апреля 1941 г. за № 503727 Жуков «засандаливает» главе Советского правительства В. М. Молотову беспрецедентную дезинформацию (орфография оригинала сохранена): «Докладываю о массовых нарушениях государственной границы германскими самолетами за период с 1 по 10.04.1941 г. Всего за этот период произведено 47 нарушений госграницы. Как видно из прилагаемой карты, нарушения в преобладающей своей массе ведутся:

а) на границе с Прибалтийским Особым Военным округом и особенно в районах ЛИБАВА, МЕМЕЛЬ И КОВНО (ныне, соответственно, Лиепая, Клайпеда и Каунас, Литва. — А. М.);

б) на Львовском направлении на участке госграницы СОКАЛЬ, ПЕРЕМЫШЛЬ.

Отдельные случаи нарушения госграницы произведены в направлении ГРОДНО, БЕЛОСТОК, КОВЕЛЬ И ЛУЦК, а также на госгранице с Румынией.

Полеты немецких самолетов производились на глубину до 200 км от госграницы как истребителями, так и бомбардировщиками. Это говорит о том, что немцы производят как визуальную разведку, так и фотографирование.

Прошу доложить этот вопрос тов. Сталину и принять возможные мероприятия. Начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков» (цит. по: АПРФ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 188. Л. 4 — 30, подлинник).

Оставим в покое то обстоятельство, что Жуков полез не в свои сани: нарушения госграницы и доклады о них наверх — это компетенция командования погранвойск, подчинявшихся тогда лично Берии, который к тому же в это время уже почти месяц был первым заместителем Председателя Совнаркома (Совета министров) СССР, то есть того же В. М. Молотова.

Оставим в покое и то обстоятельство, что в сущности-то Жуков за своей подписью продублировал аналогичные сообщения пограничников. Зачем ему это понадобилось — не столько даже лезть не в свои сани, сколько вторгаться в компетенцию лично Берии, в т. ч. и как первого заместителя главы Советского правительства, — остается только догадываться…

Жуков в сущности «впаривал» главе Советского правительства свое уперто по Тухачевскому видение направлений главных ударов вермахта — на Прибалтийском и Украинском (см. схемы ожиданий Тухачевского и Жукова)! А Белорусское, как и у Тухачевского в «Плане поражения», мол, фантастика — там всего лишь единичные случаи нарушения госграницы!

И вот такую «дезу» он гнал главе Советского правительства да еще и просил доложить ее Сталину! Вопреки всей уже тогда имевшейся развединформации именно о трех направлениях ударов, о трех же соответствующих группировках вермахта. Вопреки даже тому же докладу ГРУ от 20 марта 1941 г. Вопреки всем данным органов госбезопасности, в т. ч. пограничников, об усилении подрывной и разведывательной деятельности германских спецслужб на всем протяжении германо-советской границы, но особенно на Белорусском направлении, об усилении также и агентурной разведки гитлерюг на этом же направлении. Достаточно хотя бы просто перелистать очень интересную книгу А. Попова «15 встреч с генералом КГБ Бельченко» (М., 2002), чтобы убедиться в этом. Да и ознакомление с материалами уже упоминавшейся выше книги А. И. Чугунова «Граница накануне войны» (М., 1972) не менее впечатлит, т. к. любой желающий убедится в том, что Жуков врал даже в докладной на имя Молотова, ибо и на Белорусском направлении самолеты гитлерюг нарушали госграницу не менее интенсивно.

Ведь коли все данные всех разведслужб СССР с самого начала поступления информации о грядущей агрессии однозначно свидетельствовали только о трех направлениях намечавшихся гитлерюгами ударов и, соответственно, только о трех формировавшихся для этого группировках вермахта, то при таком резком несоответствии между этими данными и данными о направлениях активизации воздушной разведки гитлерюг самая элементарная, самая примитивная логика обязывала задуматься над столь же примитивным вопросом — а какого же хрена гитлерюги так игнорируют Белорусское направление, где имеется аналогичный Львовскому Белостокский выступ, шилом вонзающийся в территорию рейха, из-за чего крутолобые Жуков и Тимошенко вовсю закачивали в эту, в скором будущем также «братскую могилу» войска и технику?!

Мужественная Ильзе Штёбе, она же «Альта», еще в начале марта 1941 г. откровенно предупреждала Жукова, что для войск РККА, концентрируемых в обоих выступах — Львовском и Белостокском, — гитлерюги, не скрывая своей радости, готовят вариант Канн. А через месяц об этом же предупредил и другой не менее ценный агент ГРУ — «ХВЦ», он же Герхард Кегель (ЦAMO РФ. Оп. 7272. Д. 1. Л. 87 — 98). Предупреждал 5 апреля 1941 г, то есть за 6 дней до той докладной Молотову. А всего за один месяц два чрезвычайно тревожных сообщения насчет варианта Канн! Предупреждала также и разведка НКГБ (помните информацию о выдаче предписаний ж. д. чиновникам на Белосток?).

А нашему крутолобому, страдающему явно неизлечимой «органической ненавистью к штабной работе» все побоку! Даешь совпадения с «Планом поражения» Тухачевского! Почему он не задумался над всем этим — ведь информация била не в бровь, а в глаз! Но он не задумался — «органическая ненависть к штабной работе», видите ли. Да и на кой хрен он устроил эту переписку с Молотовым, к тому же еще и с просьбой доложить Сталину? Что, хотел любым способом «присоседить» их обоих к своей «дезе»?! Мол, я вам сообщал, а вы никакой реакции?!

Кстати сказать, 10 апреля 1941 г. целых 2 часа 20 минут Жуков проторчал в кабинете Сталина, то есть мог бы и не тянуть до 11 апреля, чтобы письменно просить Молотова доложить его докладную Сталину. Ведь за один день принципиальных изменений в цифре 47 нарушений не произошло бы. А учитывая, что к докладной прилагалась карта, значит как минимум за день-два готовилась эта докладная. Но ведь дело-то в том, что он и 9 апреля проторчал в кабинете Сталина целых 1 час 35 минут, но тоже ничего об этом не сказал.

Вместо четко напрашивавшегося вывода о какой-то необычной особенности поведения гитлерюг в ведении воздушной разведки — кстати, частично ответ можно было сразу найти, так как на Белостокском направлении пролегала трасса воздушного сообщения Москва — Берлин, чем гитлерюги ловко пользовались, устанавливая на гражданских самолетах фотоаппаратуру (ну чего специально гонять военные самолеты, если то же самое можно сделать тихой сапой с помощью гражданской авиации?!), — Жуков предпочел втихаря навязать руководству СССР «свое», строго упертое по Тухачевскому ожидание главных ударов гитлерюг — на Прибалтийском и Украинском! Зачем? На кой черт ему нужно было это? Что за этим скрывается? Заблаговременная подготовка алиби на тот случай, когда громыхнет трагедия?!

О таких же очень тревожных моментах в уже де-факто существовавшей неадекватной реальной угрозе переакцентировке сил РККА по направлениям сообщал и Рихард Зорге

И вот еще что особенно поразительно в связи с этой докладной на имя Молотова — вплоть до оторопи поразительно. Через 11 лет после войны, то есть в 1956 г., когда вражина СССР и России — Хрущев — спровоцировал вакханалию оголтело злобного антисталинизма, Жуков, само собой разумеется, моментально присоединился к этой постыдной затее и, естественно, решил внести свою лепту в очернение Сталина, в сваливание всей вины за трагедию 22 июня 1941 г. на Иосифа Виссарионовича при одновременном обелении собственной персоны. Но проделал это, как всегда, с ярко выраженной «органической ненавистью к штабной рабате», или, проще говоря, с патологической ненавистью к необходимости сначала думать, а потом что-то ляпать да брякать.

Дело в том, что в указанных выше целях из всего массива к тому времени уже подтвержденных даже трофейными документами сообщений о кануне войны Жуков поразительным образом выбрал самое неуместное. Неуместное именно тем, что оно разоблачало всю его несусветную ложь. И знаете, что он выбрал?! Только не падайте со стула от смеха — это была та самая его докладная Молотову от 11 апреля 1941 г. за № 503727! Именно ее-то он и умудрился привести в секретном проекте текста своего выступления на Пленуме ЦК КПСС, который 19 мая 1956 г. он отправил Хрущеву на одобрение!

То есть и после войны он по-прежнему вполне серьезно, крайне уперто действовал в строгом соответствии с наущениями «Плана поражения» Тухачевского! Потому что у него хватило ума — при его-то «органической ненависти к штабной работе» это было вполне нормально — представить эту докладную как якобы документальное подтверждение того, что Сталин и Молотов знали о направлениях концентрации гитлеровских войск у наших границ.

Вот вам и однозначный, собственноручный ответ Жукова на многократно поставленный выше вопрос, а на кой же хрен ему понадобилось тогда, в апреле 1941 г., гнать такую «дезу» в правительство.

Да потому что ему уже тогда до крайности было необходимо, чтобы они, Сталин и Молотов, были как бы в курсе его якобы видения и ожидания направления главного в скором будущем удара гитлерюг на Юго-Западном направлении (а также Прибалтийском — см. схему его ожиданий), что в основе-то имело уже тогда же осуществлявшуюся им в дуэте с Тимошенко негласную и незаконную подмену официального плана отражения на их собственный «безграмотный сценарий вступления в войну». Более того, чтобы они не просто были в курсе, а именно же в результате ознакомления с такой информацией от Генштаба, которая четко подтверждалась независимыми от него источниками, то есть в данном случае сведениями пограничников (потому-то он и полез не в свои сани, вторгнувшись даже в компетенцию Берии). Хуже того. Ему явно нужно было поставить их в курс дела именно так, чтобы информация, которую он сообщит, не вызвала бы необходимости их ответной реакции (хотя он и написал в докладной «и принять возможные мероприятия», что явно для проформы). Потому как именно отсутствие их реакции оставляло поле для маневра по принципу «молчание — знак согласия». А коли так, то и они также виноваты в том, что он, Жуков, к тому же на пару с Тимошенко, злоумышленно «прозевал» центральный, самый главный удар гитлерюг, наносившийся силами ГА «Центр»!

Однако патологически неизлечимая «органическая ненависть к штабной работе», царившая в натуре Жукова, а попросту говоря, органическая ненависть к необходимости сначала думать, а уж потом рот открывать или излагать на бумаге, через 15 лет сыграла с ним свирепо злую шутку, вдрызг разоблачив все его неправедные потуги.

Вы только вдумайтесь, о каком же документе он вспомнил через 15 лет после 11 апреля 1941 г. Через полтора десятка лет, которые сверх всякой меры, особенно в военные лихолетье, были перенасыщены тысячами и тысячами различных больших и малых событий в его военной и личной жизни, в течение которых через его руки прошли тысячи и тысячи больших и малых, очень важных, просто важных и не очень важных документов, которые опять-таки были перенасыщены мириадами гигабайт различной информации, когда были пройдены тысячи тревог и забот, взлеты и падения, и даже опала и т. п., память маршала Жукова безошибочно извлекла из безбрежного океана поглощенной им за 15 лет информации именно эту докладную и именно ее же он ничтоже сумняшеся использовал в свое оправдание, но во имя очернения имени Сталина и сваливания на него же всей ответственности за трагедию 22 июня 1941 года.

Тут ведь вот в чем дело-то — на постоянно окружавших Жукова, когда он был при власти, подобострастных лизоблюдов такой выбор такого документа не спишешь. Они-то ради того, чтобы угодить ему, нашли бы что-нибудь поярче, повесомей. То есть эту докладную мог вспомнить только сам Жуков. И не вспомнить, а помнить — именно помнить, потому что он умышленно накатал ее еще в том далеком апреле 1941 г., ибо умышленно дезинформировал Советское правительство о направлении будущего главного удара вермахта. И он привел эту докладную в письме Хрущеву именно потому, что и тогда открыто стоял вопрос о том, каким образом Высшее военное командование СССР прозевало (прозевало ли?!) главный удар гитлерюг именно на Белорусском направлении! Остро стоял! Он и сейчас столь же остро стоит — все гадают, как это произошло, почему это произошло?!

И Жуков сделал свой выбор — «вспомнил» и привел в письме Хрущеву именно эту докладную. Из содержания которой четко вырисовывался краеугольный камень «Плана поражения» Тухачевского^[550].

И, наконец, вот еще о чем. Почему Жуков не только ожидал удара немцев строго по Тухачевскому, но и на основе этого в корне безосновательного ожидания реанимировал один из самых вредоносных постулатов, исповедовавшихся Тухачевским,— постулата о невесть откуда взявшемся особом приоритете встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями?! Вы улавливаете, в чем вся «фишка»-то»! Не сочтите за навязывание своего мнения, но речь вот о чем. Главный удар вермахта Жуков безосновательно ожидал на Украинском (Юго-Западном) направлении и именно на этом же направлении он сам планировал — дважды же! — якобы превентивные удары по вермахту (планы от 11 марта и особенно от 15 мая 1941 г.) и в конце-концов именно на этом направлении устроил инсценировку немедленного встречно-лобового контрблицкрига мощнейшей группировкой КОВО, в результате чего, спалив неимоверную уйму танков, тем не менее ни на йоту не помешал гитлерюгам всего-то за неделю вгрызться на территорию Украины на 200 — 300 км!

В результате всех этих, густо обсыпанных буравящим вопросом — «почему?» — полностью безосновательных, но до парадоксальности точно воспроизводивших пораженческие постулаты и ряд особо вредоносных идей Тухачевского ожиданий Жукова (и Тимошенко) громыхнула невиданная трагедия, особенно на Западном фронте. И даже при далеко на Запад выдвинутых границах СССР 1941 г. Минск действительно был взят к исходу 5-х суток с начала агрессии! Думайте что хотите, но одной только пунктуальностью немцев подобное не объяснить. Особенно если твердо, опираясь на документы, помнить, что начальник Генштаба уперто, в упор не желал даже видеть направление главного, центрального удара — на Белорусском направлении!

А когда Сталина не стало, то виноватым стал почему-то именно он, Иосиф Виссарионович Сталин. Ну ладно бы так — испокон веку подобное происходит в истории многих стран. Так ведь нет же, жуковская (да и не только жуковская) формулировка этой невесть откуда взявшейся вины Сталина в этом почему-то в прямом смысле под копирку повторяла все те же наущения Тухачевского из «Плана поражения». Ну ведь это же надо было такое учудить-то?! Вот и попробуйте ответить на генеральный вопрос: а почему, собственно говоря, все это должно было произойти именно так?! А пока вернемся к трагедии Западного фронта.

Катастрофа войск этого округа была жутчайшей по любым меркам за период с 22 июня по 9 июля 1941 г. Западный фронт безвозвратно потерял около 70% личного составам!^[551] Если в целом потери в живой силе исчислялись 417 729 чел., то безвозвратные в том числе — 341 012 чел.^[552]

Это не оборона и даже не прикрытие — это прямое подставление войск под истребление противником. Хуже того. Безвозвратные потери Западного фронта составили свыше 57% всех безвозвратных потерь за тот же период аж пяти советских фронтов — Северного, Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного (имеются в виду потери только 18-й армии ЮФ) и Балтийского флота в придачу, да к тому же вместе взятых!^[553]

Потери в живой силе указанных фронтов и флота с 22.06 по 09.07.1941 составили 762 220 чел., в т ч. Безвозвратные — 595 710 чел., в числе которых «доля» ЗФ — 341 012 чел — составляет 57,2%^[554].

При безвозвратной потере уже 50% личного состава — любая воинская часть априори небоеспособна, а Западный фронт безвозвратно потерял около 70%. Фактически франт перестал существовать, и направление на Смоленск — Москву оказалось открытым: образовалась 400-километровая брешь, в которую и ринулись танки Гудериана и Гота.

«Естественно» что за такие потери в живой силе (о потерях техники уж и не говорю, ибо ни одна железяка не стоит того, хотя потеряли их просто немерено) и за катастрофические для всей обороны страны последствия кто-то всенепременно обязан был стать назначенным «козлом отпущения»!

Не раздумывая, дуэт подставил тогда на плаху головы командующего ЗапОВО, а затем Западным фронтом — генерала Павлова Д. Г. и подчиненных ему командиров.

Это, конечно, не означает, что Павлов был безгрешен аки младенец. К сожалению, грехов у него было столько, что не на один вышак хватило бы…

Тут вопрос в другом. Свою личную ответственность за катастрофу дуэт Тимошенко — Жуков утопил в крови действительно виноватых, но ведь не без помощи же дуэта они стали виноватыми!

После войны, к примеру, в своих мемуарах многие гитлерюги не могли скрыть изумления тем, что утром 22 июня 1941 г. все мосты через белорусские реки были разминированы!^[555]

А сделать это было возможно только по приказу командующего ЗапОВО генерала Павлова, который, в свою очередь, мог сделать такое только в одном случае — если он готовился к немедленному встречно-лобовому контрнаступлению по факту нападения на СССР. Только в этом случае снимают все заграждения и минирование на границе!

А готовиться к этому он мог только в одном случае — исполняя указания Генштаба и НКО, т. е. Жукова и Тимошенко! И он действительно к этому готовился. А теперь сопоставьте. Мало кому известно, что санкцию на арест и предание суду военного трибунала Павлова подписал лично Жуков, перепрыгнув через голову первого на войне Главнокомандующего, т. е. Тимошенко^[556]. И ареста командующего 4-й армией ЗапОВО генерала Коробкова первым же потребовал опять-таки лично Жуков, причем в его адресованной Маленкову резолюции говорилось, что «Коробкова нужно арестовать и судить как труса и предателя»!^[557] Куда это он спешно так, до суда-то?! Следы, что ли, заметал начальник Генштаба Жуков? Удивительно то, что публикаторы этой резолюции, будучи не в силах отмести тот факт, что она была начертана на документе, на котором стоит штамп входящей регистрации не просто ГШ, а именно секретариата начальника ГШ, т. е. самого Жукова, тем не менее ничтоже сумняшеся выдали в порядке комментария следующую плюху: «Есть большая вероятность того, что резолюция принадлежит Жукову, хотя графические признаки подписи на документе не полностью совпадают с образцами его почерка»^[558].

Как это понимать? Если уж затрагиваете такой аспект, то дайте выводы почерковедческой экспертизы, а не устраивайте околонаучную клоунаду! Кто такой публикатор, чтоб так рассуждать о графических признаках?! Да и что, непонятно было, что начальник секретариата даже самого начальника Генштаба по определению не мог, не имел права начертать резолюцию в адрес Маленкова — одного из ближайших соратников Сталина. Вот ведь как из под явного компромата выводят Жукова!

И вот еще что. Западный фронт подвергся жутчайшему разгрому двором за месяц с небольшим. Вторично его устроил уже лично Тимошенко как главнокомандующий Западным направлением. В ходе продолжавшейся с 10 по 30 июля 1941 г. Смоленской операции имевший чуть ли не абсолютное превосходство над гитлерюгами Западный фронт под общим «бравым командованием» Тимошенко(главнокомандующий Западным направлением) потерпел еще более умопомрачительное положение и разгром, параметры которого просто потрясают своей чудовищной, нет, не бездарностью, а именнопреступностью командования (кстати, комфронта в то время был брехун Еременко), ибо наши потери многократно превосходили потери вермахта:

— в живой силе — 1:10, ибо у гюплерюг 50 тыс. чел., у нас же 500 тыс. чел.;

— в танках — 1:9, ибо у гитлерюг эти потери составили 220 единиц, у нас же 2000;

— в артиллерии — 1:14, ибо у противника эти потери составили 1 тыс. единиц, у нас же 14 тыс. единиц;

— в авиации — 1:15,33, ибо люфтваффе потерял 150 самолетов, наши же 2300 самолетов (см. Млечин Л. Иосиф Сталин, его маршалы и генералы. М., 2004. С. 518).

Сталин в прямом смысле слова был вне себя от гнева и, как вы понимаете, более чем заслуженно снял Тимошенко с этого поста.

Лично мне совершенно непонятно одно: как же надо было командовать наиважнейшей стратегической оборонительной операцией, чтобы дать гилерюгам возможность устроить такой погром? Нынче у нас принято твердить, что-де бездарные у нас были полководцы в начале войны. Но это не так, совсем не так. Тимошенко еще до начала Смоленской операции вполне сознательно устраивал на этом направлении локальные контрблицкриги: 4 июля по его личному приказу 1400 танков без прикрытия с воздухе и без взаимодействия с пехотой ринулись в контрнаступление против всего-то ста немецких танков! И что? А ничего — при абсолютном превосходстве в танках и артиллерии едва смог остановить гитлерюг! А громадное количество техники было потеряно, в т. я. и в болотах.

5 июля — то же самое по личному приказу Тимошенко 21-я армия наносила контрудар под Жлобином, дабы прикрыть Могилевское направление. И что же? А то же самое — контрудар наносился без прикрытия с воздуха, ну и результат соответствующий: гитлерюги тщательно выбомбили все это контрнаступление! Громадное количество людей погибло.

6 июля по личному приказу Тимошенко (и во исполнение указания Ставки Главного командования, где Сталин еще не был Верховным — это произойдет только с 10 июля) 20-я армия предприняла очередное контрнаступление. И что же, по-вашему, получилось? Да опять-таки тоже самое — встречным ударом гитлерюги смяли наши мехкорпуса. И опять-таки, большая часть наших танков утопла в болотах.

Так вот, как прикажете расценивать подобное, если оно носило ясно системный характер, но именно тот системный характер, который на бездарность ничего нового в стратегическом опыте вермахта не видевшего Тимошенко не спишешь. Тут явно о другом следует думать — ведь с маниакальной упрямостью, фактически же получается, что умышленно, делались одни и те же грубейшие ошибки, приводившие к еще более тяжелым последствиям! И всякий раз, обратите внимание, без прикрытия с воздуха, без взаимодействия с пехотой, без тщательного учета действий противника! И всякий же раз танки тонут в болотах… Что, Тимошенко их специально загонял в болота, чтобы потом оправдываться объективной причиной?!

А ведь, напоминаю об этом вновь, до 10 июля 1941 г. Тимошенко был не только наркомом обороны СССР, но и председателем Ставки Главного командования, т. е. первым на войне Главнокомандующим!^[559]

Что же прикажете думать обо всем этом, если оно носило столь явно злостно системный характер? Соответственно и выходит, что и второй жутчайший разгром Западного фронта был не только явно не случаен, но, и закономерен, как, впрочем, и первый, устроенный Павловым! Разве не так? Особенно ежели, к примеру, вспомнить, что же написал о Тимошенко в своем дневнике Буденный…

А когда умер Сталин и началась повальная эпидемия пресловутого хрущевского «межеумочного состояния» (так поэт Ф. Тютчев называл всякие «оттепели» в обществе), то всю ответственность за эти крайне неадекватные реально складывавшейся на границе обстановке и особенно безупречным разведданным решения, составившие тот самый «безграмотный сценарий вступления в войну», дуэтом же, но прежде всего лично сам Жуков, свалили все на Иосифа Виссарионовича Сталина! И оперируя к тому же абсолютно теми же формулировками (как по смыслу, так и по духу), что и Тухачевский, пытались «пришить» всю ответственность Сталину! Да к тому же еще рассказывали о т. н. «гениальных планах» от 11 марта и особенно от 15 мая, на схемах которых вся логика «Плана поражения» Тухачевского и К° присутствует в полном объеме!

Выжившие в той войне гитлерюги клянут в своих мемуарах Гитлера за то, что-де лично фюрер навязал северный вариант главного удара, т. е. «левым крылом» и прежде всего своими фанатичными высказываниями о том, что Ленинград как оплот большевизма должен быть стерт с лица земли. Да, он часто об этом говорил. Однако давно и документально доказано, что не Гитлер, а сами герры генералы, причем штабные, навязали это решение, начало которому было положено «этюдом Лоссберга»^[560]. Поразительно, кстати говоря, что начало этому было положено именно тогда, когда нарком обороны Тимошенко стал все чаще бурчать о некоем южном варианте (об этом речь впереди), а начальником Генштаба был назначен К. А. Мерецков, которого в начале войны едва не расстреляли за связь с заговором Тухачевского!

Наши же, особенно Мерецков и Жуков (прежде всего), обвиняли Сталина, что-де он навязал Юго-Западное направление как якобы главное для вермахта и по мотивам фанатичного преувеличения экономического значения Украины для Гитлера. Причем, подчеркиваю это вновь, использовали формулировки Тухачевского!

Мы убедимся в дальнейшем, что не Сталин, хотя он действительно говорил об этом, но в общем, а именно Тимошенко и Жуков, а также Мерецков повинны в выборе Юго-Западного варианта, как якобы главного для вермахта, что подтверждается документально.

Как, впрочем, также документально подтверждается и то, что даже гитлерюгам было известно, что Тимошенко и Жуков точно знали о трех их группировках и их трех направлениях главного удара, но тем не менее выбрали вариант, приведший к трагедии.

В фондах Политического архива МИД ФРГ хранится ряд донесений, поступившие в мае — июне 1941 г. из Москвы в Берлин через германский разведцентр в Праге «Информационоштелле III» а также по другим каналам.

Так вот, среди документов этого фонда есть сообщение, не вызывающее никаких сомнений у специалистов, из которого видно, что, по данным германской разведки, Генеральный штаб РККА, т. е. лично Жуков, считал — подчеркиваю, по состоянию на май 1941 г. — возможным удар Германии по трем направлениям: из Восточной Пруссии на Ленинград, из района Варшавы — через Брест, Минск и Смоленск на Москву (а это и есть полоса ответственности ЗапОВО), из района Люблина (южная Польша) и с территории Румынии — на Киев.

Жуков же после войны внаглую всех уверял, что он ни хрена не знал о плане гитлерюг. И тут одному генералу — генерал-лейтенанту Н. Г. Павленко — пришла в голову простенькая идея, которой обычно пользуются опытные следователи, видя, что подследственный наотрез отказывается признавать очевидные факты: они предъявляют ему неопровержимые, документально зафиксированные факты! Генерал-лейтенант Н. Г. Павленко так и сделал, а реакцию Жукова впоследствии описал так: «Жуков уверял меня, что он ничего не знал о плане «Барбаросса» накануне войны, что он и в глаза не видел донесения разведки.

На следующий день я приехал к Жукову и привез те самые сообщения разведки о плане войны с СССР, на которых стояли их: Тимошенко, Жукова, Берии и Абакумова подписи. Трудно передать его изумление. Он был просто шокирован» (Журнал «Родина». 1990. № 6/7. С. 90)!^[561]

Еще более поразительно, что среди последних предвоенных развединформаций фашистской Германии есть сообщения германской агентуры из Москвы о том, что «наиболее вероятным и опасным направлением возможного удара Германии по СССР в Кремле считают северо-западное — из Восточной Пруссии через Прибалтийские республики на Ленинград, что именно здесь, по мнению советского руководства, должны будут развернуться главные сражения германо-советской войны^[562]. Т. е. если говорить обобщенно, советское руководство всерьез прогнозировало 50% сути основного замысла операции «Барбаросса», сиречь 50% замысла основного удара левым крылом вермахта!

…Хуже того, германская агентура вполне серьезно сообщала своему начальству в Берлин, что нарком обороны маршал Тимошенко обвиняется в замышлении измены — в сдаче немцам Украины! Казалось бы, черт же что сообщала германская агентура! Но как тогда соотносить действия Тимошенко накануне войны и в первые ее дни? Как это соотносить с записями в личном дневнике Буденного, где открытый и прямой рубака указал, что Тимошенко лично ему заявил, что готов драпать аж до Владивостока и Аляски? Как, наконец, соотносить все это, например, и с тем, что уже в 1942 г. Черчилль, проявив «беспрецедентный дар предвидения», отписал 4 марта 1942 г. Рузвельту: «…Весной немцы нанесут России самый страшный удар»?^[563] Ведь именно в то время Тимошенко с Хрущевым готовили контрнаступление на Южном направлении! (по этому вопросу см. также главу «К истории одной фальшивки»). Так вот, кто бы объяснил, какого хрена Черчилль «предвидел» «самый страшный удар» немцев именно весной 1942 г.? Ведь одного радиоперехвата немецких сообщений для этого недостаточно — в первую очередь сами немцы должны были знать, что они в состоянии нанести этот страшный удар!

Оставим в покое риторический вопрос о том, как же Генштабу надо было вести дела, чтобы дать гитлерюгам возможность расшифровать не только свои намерения и планы, в т. ч. еще даже и не положенные на бумагу — об этом уже говорилось выше, — но и даже уровень не только собственной осведомленности о планах противника, но и даже Кремля?! Все равно ведь ответа не получим… Как видите, тут вопрос в другом — ведь знали же, что три группировки, знали же, что центральная из них нацелена на Москву, и тем не менее все сделали вопреки не только элементарной логике, или разведданным, или, наконец, историческому опыту, а вопреки прежде всего своей прямой обязанности непреодолимо защищать столицу!

Вместо этого — до «гениальности» принципиально противоречивший даже их собственной осведомленности «гениальный план» от 15 мая (вкупе с планом от 11 марта) 1941 г.!

Та страшная война разбойно украла у нашего народа 27 млн. полных сил и светлых помыслов наших сограждан.

Но едва ли хоть один из них, особенно из тех, кто пал смертью храбрых в беспрецедентно неравных боях начального периода, не пожелал бы узнать, что же все-таки все это означает? И как все это следует понимать?!

Глава V.

«МОЖНО ВЫЛЕЧИТЬ ОТ БЕЗРАССУДСТВА, НО НЕЛЬЗЯ ВЫПРЯМИТЬ КРИВОЙ УМ»^[564]

Странная тяга к доминирующим в его концепции пограничных сражений фланговым группировкам вторжения и раздутому приоритету ими же осуществляемым фланговым операциям проявилась у Тухачевского очень давно — впервые она выплеснулась наружу в 1928 г., а вызревать стала и того ранее.

Тогда, в 1928 г., провозгласив, что-де надо научиться «вести войну «культурную» со всеми вытекающими отсюда стратегическими и организационно-мобилизационными последствиями», «стратег» почему-то всю эту «культуру» узрел в операциях именно на флангах^[565].

Так ведь и брякнул в том самом «основополагающем» труде под названием «Будущая война», — к слову сказать, с него-то и пошла его незаслуженная слава якобы гениального военного мыслителя, — что-де наиболее внушительных результатов Красная Армия добьется, действуя именно на флангах!^[566]

…Слава это действительно незаслуженная, потому как 755-страничная «Будущая война» не являлась плодом только его собственных интеллектуальных усилий — то был результат коллективного труда, имевший к тому же ярко выраженный характер детального информационно-оптимистического обзора с выводами и рекомендациями, составленного в соответствии со специфическими правилами военной разведки для нужд аналитических подразделений Генштаба, но в первую очередь для высших инстанций государства. Не случайно, что и тираж-то у этого труда был всего 80 экземпляров, к тому же с ограничительным грифом^[567].

Коллектив во главе с Тухачевским приступил к составлению этого обзора в январе 1926 г. в силу следующих причин. Дело в том, что обеспокоенный угрожающим развитием международной обстановки Сталин не имел ни малейшею шанса охарактеризовать ее иначе, кроме как умышленное освобождение Западом т. н. «духа войны» (выражение самого Сталина о сути упоминаемых ниже соглашений): в конце 1915 г. были подписаны известные по истории пресловутые Локарнские соглашения — прообраз позорнейшей Мюнхенской сделки Запада с Гитлером (1938 г.), открывшей в итоге дорогу Второй мировой войне. Локарнские соглашения, к слову сказать, как и в последующем Мюнхенская сделка, четко канализировали маршрут будущей материализации «духа войны» строго на восточном азимуте. Не случайно поэтому, что сразу же после Локорно, а во многом еще и в период подготовки к освобождению «духа войны», Европу охватила волна фашизации режимов во многих ее странах, активно зашевелилась всякая разношерстная сволочь, которая вновь была готова с оружием в руках броситься на СССР, Россию, хотя бы теперь и Советскую.

Бомжующий маляр-австриячишко Адольф Гитлер именно в это время, к слову сказать, впервые по-серьёзному заявил о себе— вышла его книга «Майн Кампф», в которой якобы он сформулировал геополитические притязания Германии на Восток^[568].

Более того, в Европе стали активно разрабатывать планы вооруженного похода на Восток консолидированными силами Запада, тонны сообщений о чем в изобилии добывали обе молодые советские разведки — внешнеполитическая, т. е. ИНО ОГПУ, и военная, т е. 4-е Управление Штаба РККА, активно сотрудничавшие также и с разведкой Исполкома Коминтерна в лице его Отдела Международных связей (ОМС ИККИ).

Исходя из этих обстоятельств, незадолго до этого (в ноябре 1925 г.) назначенному начальником Штаба РККА М. Н. Тухачевскому в январе 1926 г. и было поручено советским руководством аналитически спрогнозировать характер будущей войны, чтобы на этой основе выработать соответствующие рекомендации по организации надежной обороны СССР, включал и создание мощного военно-промышленного комплекса.

И тогда же, в январе 1926 г., «стратег» приступил к этой работе, издав соответствующие распоряжения для подразделений Штаба. Очень быстро выяснилось, что в изрядно нашпигованном сторонниками Троцкого Штабе дисциплина хромала аж на все «четыре ноги» — единственным подразделением, которое выполнило это указание Тухачевского, оказалось 4-е Управление, т. е. предтеча славного ГРУ. Именно представители военной разведки и стали авторами большинства материалов, составивших 755-страничный труд.

Прежде всего это сам Ян Берзин — глава военной разведки, его ближайший помощник — Анатолий Никонов, ведущий сотрудник Разведупра и уже знакомый нам Ян Матисович Жигур — вот почему он и знал концепции Тухачевского непосредственно от их истоков, ну и, конечно, сам М. Н. Тухачевский неизгладимая печать весьма своеобразных взглядов которого пронизала все содержание итогового труда.

К маю 1928 г. робота была завершена и, представляя собой информационно-аналитический обзор сугубо разведывательного характера, была опубликована, как указывалось выше, всего в 80 экземплярах.

Если вы, хоть чуть-чуть припоминая «технологию» блицкрига, что в «коричневом», что в «красном» вариантах, взглянете хотя бы только на названия разделов этого труда, то перед вами как в проявочном растворе, хотя и смутновато, но уже начнут проявляться вполне узнаваемые черты все той же стратегии блицкрига на этапе ее протоэмбрионального развития: общеполитическая обстановка, людские ресурсы, экономические факторы, экономическая база войны, влияние техники на характер будущей войны, транспорт, влияние современной авиации, роль военно-морских сил в будущей войне, наиважнейшие оперативные проблемы будущей войны, важнейшие организационные вопросы и, наконец, выводы относительно военной реконструкции СССР…^[569]

Бесспорно, операции на флангах являют собой неотъемлемый компонент стратегического искусства, но в то же время оно ведь ими не исчерпывается. Почему же тогда приоритет был отдан именно фланговым операциям? С какой стати был обозначен столь ярко выраженный приоритет операций на флангах, тем более, как увидим из дальнейшего, именно в начальный период войны?!

Ведь одно дело фланговые операции в процессе уже идущей войны — это абсолютно естественный, нормальный и здравый образ мышления военных стратегов и полководцев, как правило, приводящий к серьезному успеху (стратегическое искусство России во все времена изобилует такими примерами), но совсем иное, когда приоритет фланговым операциям отдается в самом начале войны и особенно как фактическому ее началу.

Чего ради «стратега» так одолел «синдром фланговых операций»? Едва ли он был вызван только личным «польским пунктиком» в скудном боевом опыте Тухачевского, когда в 1920 г. он умудрился наступать на Варшаву с оголенными флангами да при отставшем тыле, вследствие чего и поэтому потерпел закономерно сокрушительное поражение. Но до конца жизни он считал, что тогда, в 1920 г., он все сделал правильно, а победу у него, видите ли, украли…

Но если кто и украл, так только его, вдохновленная парадоксальной зацикленностью Ленина на бессмысленных идеях «полевой революции» и безответственным авантюризмом Троцкого безграмотная самоуверенность, ибо, вопреки всем легендам и мифам, Сталин тут абсолютно ни при чем — сейчас с документальной точностью доказана абсолютная непричастность Сталина к провалу наступления на Варшаву^[570]. Кстати, Сталин был единственным членом Политбюро, который очень резко выступил против еще до начала так дорого обошедшейся России безумной авантюры Ленина, Троцкого и Тухачевского — 165 тысяч красноармейцев попали в польский плен, более половины из них были зверски замучены в польских концлагерях, за что, между прочим, польские мерзавцы даже и не извинились перед Россией; даже сейчас; а тогда Советская Россия оказалась вынуждена пойти на колоссальные территориальные и материальные уступки Польше Пилсудского, ликвидировать которые смогла только в 1939 г.^[571]

Нет, происхождение «флангового синдрома» у Тухачевского было вызвано явно чем-то иным. И, очевидно, есть смысл повнимательней приглядеться к ситуации того времени.

Вторая половина 20-х гг. прошлого века ознаменовалась резким нарастанием угрозы вооруженного нападения на СССР консолидированными силами Запада, в т. ч. и при наметившейся тогда тенденции к координации таких потуг с Японией.

С другой стороны, это было и то самое время, когда даже далекий от советских экспериментов известный французский писатель первой половины ХХ в. Анри Барбюс и то заметил, что оппозиция в СССР впервые после Октября 1917 г. разворачивается методично, агрессивно и по единому плану^[572]. Троцкий, к примеру, именно тогда говорил о том, что-де надо брать власть тогда, когда враг в 80 км от столицы!^[573]

…Сразу же отметим, что основополагающая причина всего этого заключалась в том, что откровенно отринувший курс на «мировую революцию» Сталин, опираясь на здравомыслящее ядро своих сторонников, провозгласил тогда курс на строительство социализма в одной отдельно взятой стране, в рамках которого центральное место занимала индустриализация страны. По сути дела он взял курс на деленинизацию, чего ему никак простить не могут, особенно на Западе, который тут же и отреагировал — не для того он крушил еще царскую Россию, чтобы обрести нового мощного и к тому же никак не управляемого извне гиганта на Востоке.

В ход пошли и Локарно, и т. н. «золотая блокада», когда Запад отказался что-либо продавать СССР, особенно промышленное оборудование для производства средств производства, за золото или валюту, но только за зерно, в результате чего в СССР был откровенно спровоцирован т. н. «хлебный кризис». Дело в том, что в условиях НЭПа прознавшие об этом крестьяне, особенно кулачье и середняки, отказывались продавать государству зерно, товарность которого, к слову сказать, по сравнению с царской Россией была значительно ниже, и резко вздули цены на зерно на внутреннем рынке, угрожая фактически голодом, особенно городскому населению^[574].

Это до крайности обострило внутреннюю социально-экономическую и политическую обстановку в стране. Планы индустриализации оказались под угрозой: нет зерна — нет закупок промышленного оборудования, нет последнего — нет производства средств производства, в т. ч. и для села, а также предметов потребления, в т. ч., и для села — нет зерна… Далее круг, естественно. А в качестве альтернативы предлагался либо всеобщий бунт, либо превращение СССР в аграрно-сырьевой придаток Запада.

И не случайно, что вся эта внутрисоюзная оппозиционная сволочь активно зашевелилась именно в это время — в мутной воде острейшего кризиса легче ловить иудины тридцать сребреников с Запада…^[575]

На самого Тухачевского (как и в целом на вояк) именно с 1926 г. уже и из-за границы стали поступать сигналы о том, что он имеет отношение к некоей формирующейся в СССР «военной партии»оппозиционно настроенной к центральной власти^[576].

Всем «традиционно» склонным услышать в этом эхо операции «Трест», в рамках которой Лубянка с личного согласия Тухачевского легендировала его причастность к вымышленной подпольной антисоветской организации, спешу сообщить, что хотя и неизвестно, по чьему конкретно приказу, но тем не менее с января 1924 г. имя Тухачевского было выведено из этой операции (по документам операции «Трест» действительно непонятно, кем было отдано такое распоряжение)^[577]. К тому же следует иметь в виду, что Лубянка на всех стадиях операции «Трест» весьма жестко контролировала прохождение и распространение продвигавшейся ею дезинформации якобы из военных кругов СССР и потому четко знала, что конкретно известно соответствующим заинтересованным силам на Западе, в т. ч. и генеральным штабам западных стран, и даже то, как эта «деза» распространяется между ними^[578]. По этим материалам четко видно, что нет даже и тени намека на что-либо похожее на то, что стало поступать из-за границы, начиная с 1926 г., и потому придется вспомнить, особенно если предварительно учесть, что сигналы стали поступать именно из Германии, что туда же, в Германию, и в начале того же 1926 г. для лечения своего «бесценного для мировой революции» здоровья выезжал Лейба Давидович Бронштейн-Троцкий^[579] — главный «апостол» влияния германского рейхсвера на РККА вплоть до 1925 г. включительно…

…Откровенно говоря, некоторые события 1926 г. действительно способны вогнать в оторопь. Посудите сами. Во-первых, Троцкий (вместе с женой) выехал в Германию почему-то нелегально, хотя по известности и узнаваемости он был на одном уровне с Лениным, и его, конечно же, прекрасно знали за рубежом. Это тем более странно, что в то время Троцкий возглавлял Главконцеском — основное учреждение, через которое в СССР поступали т. н. «иностранные инвестиции» для еще существовавшей тогда политики НЭПа^[580]. Во-вторых, не менее странно и то, что почему-то в этой поездке его сопровождал ответственный сотрудник ИНО ОГПУ Исидор Вольфович Мильграм — вдребезги засвеченный перед западными контрразведками советский разведчик (в 1925 г. под именем Оскара Миллера был арестован в Греции, где просидел в контрразведке свыше трех месяцев, а до этого, в 1922 г., был расшифрован голландской контрразведкой как советский разведчик в составе советской делегации на Гаагской международной финансово-экономической конференции, которая проходила с 15 июня по 19 июля 1922 г.; он вообще был известен в Западной Европе как активный коммунистический функционер)^[581]. Это тем более странно, что всего-то шесть лет назад, во время не столько даже бесславного, сколько авантюрного по бессмысленности похода на Варшаву, Мильграм был ответственным сотрудником разведки Западного фронта, которым командовал Тухачевский^[582]. И, в-третьих, окончательно на грань ступора поставит тот факт, что именно в 1926 г. ОГПУ сочло целесообразным выделить в особое производство специальное наблюдательное «дело Тухачевского» для агентурного наблюдения за «кружком бонапартистов», бесспорным лидером которого, по многолетним данным ОГПУ, и являлся Тухачевский^[583].

Едва ли все эти события не имели между собой единой связующей нити. Скажем даже больше. 1926 г. предшествовал, как известно, 1925 г. с его Локарнскими соглашениями, о которых говорилось выше. Так вот, кто бы объяснил вразумительно, почему как только Запад нацеливался на организацию очередной войны против СССР, в Советском Союзе того времени в активное состояние приходило вся оппозиционная нечисть?! Почему это столь четко совпадало с Планом Перманентной Мировой войны, сценарий которой четко предусматривал разработанный еще К. Маркони и Ф. Энгельсом крайне разрушительный тандем двух механизмов уничтожения: войны как таковой и внутреннего бунта в розных формах (от социальной революции до государственного переворота)?!

Всего-то через пару лет, когда Троцкий «поправлял» свое здоровье уже в ссылке в Алма-Ате, в одном из посланий своим единомышленникам — «Письме к друзьям от 21 октября 1926 г. — он написал, что «в СССР может сложиться военный заговор и армия может положить конец большевистскому режиму»^[584]. Во «логика» была у беса мировой революции? Как будто не он участвовал в насаждении этого режим?! Ирония, конечно, иронией, но настоящая логика в этом была — Троцкий, миль пардон, был еще та «штучка», еще тот «ящик Пандоры», с третьим дном… Дело в том, что за этой, внешне вроде бы бессмыслицей — «положить конец большевистскому режиму», хотя ведь сам же участвовал в его насаждении, — крылась серьезнейшая геополитическая подоплека: «большевистский режим» — это именно то, что еще со времен Гражданской войны ассоциировалось с имперски ориентированным патриотическим, великодержавным крылом в компартии, которое изначально выступало за территориальную целостность России (едва ли не полностью в рамках границ бывшей царской империи) и ее возрождение на новых началах и принципах. Лидерам этого режима и был Сталин. А вот планировавший свергнуть этот режим Троцкий был таким же общепризнанным лидером, но «интернационально-космополитического» крыла в компартии, основной костяк которого составляла шайка прибывших с Лениным в знаменитом «запломбированном» вагоне марксистских доктринеров, для которых вся суть их существования заключалась в международном бандитизме под лозунгам «Даешь мировую революцию!»…

Сложив все это и получив весьма интересное «уравнение» следующего вида — «нарастание угрозы вооруженного нападения на СССР с Запада и Востока + агрессивная активизация внутренней оппозиции + выезд Троцкого на лечение в Германию + начало поступления сигналов из Германии же в том же 1924 г. о некой «военной партии» и причастности к ней Тухачевского + вопли Троцкого от 1927 г. о том, когда надо брать власть + его же, Троцкого, письмо от 1928 г., в котором уже открыто говорится о возможности заговора военных, — нам ничего не останется, как вспомнить, точнее, обратить более пристальное внимание, что «фланговый синдром»-то у Тухачевского начал проявляться в бытность его на посту главы Штаба РККА, кресло которого он занял в ноябре 1925 г. после возвращения со стажировки в Германии.

И это внимание должно быть тем более пристальным, если учесть, что в 1937 г. «стратег» сам же, собственноручно указал, что отношения с немцами у него были установлены как раз в 1925 г^[585]. Ну а коли речь зашла о 1925 г., то поневоле придется вспомнить еще один нюанс: находясь на стажировке в Германии, «стратег» приглянулся Паулю фон Гинденбургу — не столько старому солдафону, сколько крайне злобно настроенному по отношению к России, хотя бы и Советской, фельдмаршалу Гинденбургу, ставшему в том же 1925 г. президентом Веймарской Германии.

Так вот, весь предшествовавший сыр-бор именно из-за того, что за П. фон Гинденбургом еще с рубежа 1917 — 1918 гг. числится одна идея, которая, судя по всему, явно не без содействия Тухачевского не только была выведена на орбиту стратегического планирования военного командования СССР тех времен, но и стала активно витать там.

Более того, она пронизала весь «фланговый синдром» Тухачевского, затем легла в его «План поражения», который он собственноручно изложил на Лубянке, но что самое удивительное, так это то, что она едва ли не в первозданном виде выплыла в трагедии 22 июня, предварительно весьма убойно «отметившись» в обоих «гениальных планах» Тимошенко — Жукова — от 11 марта и особенно от 15 мая 1941 г.

Дело в следующем. В самом конце 1917 г., когда начались обещанные Лениным брест-литовские переговоры с кайзеровской Германией об условиях сепаратного мира, возглавлявший германскую делегацию генерал-фелышаршал П. фон Гинденбург разработал и представил статс-секретарю иностранных дел империи Рихарду Кюльману довольно широкую, по словам последнего, программу территориальных аннексий у России.

На естественный вопрос Р. Кюльмана — все-таки дипломат-то он был профессиональный и потому прекрасно понимал, что ежели много потребуешь, то можно ведь и подавиться, — зачем это ему нужно, будущий президент вскоре поверженной Германии за одиннадцать месяцев до неминуемого краха еще в Первой мировой войне, с фельдмаршальской прямотой рубанул реваншистскую правду-матку. «Я хочу обеспечить пространство для передвижения германского левого крыла в следующей войне с Россией»!^[586]

Ну тевтон окаянный! На пороге неминуемой катастрофы в одной войне мечтать и пытаться создать предпосылки для успеха в следующей! Как вам это нравится?!

Но даже и это можно было бы послать по известному всей России адресу, тем более за давностью лет — мало ли было старых болванов в кайзеровской армии, чтобы все их старые бредни разбирать, если бы, как всегда, не одно чрезвычайно важное «но».

Ведь операционно-то левое крыло германской армии при любом нападении на Россию по определению могло находиться только на Прибалтийском (в терминах нашего командования в 1941 г. — на Северо-Западном) направлении с охватом значительной части (прежде всего севернее Бреста, а в целом — севернее Припятских болот, разделяющих Западный ТВД) Белорусского (в терминах 1941 г. — Западного) направления!

«Обеспечить пространство для левого крыла германской армии в следующей войне с Россией» (кстати говоря, по своей фельдмаршальской прямоте он использовал выражение «в следующей войне»а не «в будущей», — т. е. знал, супостат окаянный, уже тогда, в конце 1917 г., знал, что обязательно будет «следующая война» с Россией!) означало заблаговременный захват вышеуказанного плацдарма, с которого и должно было развернуться стремительное наступление вглубь России по указанным выше направлениям.

Но чтобы захватить такой плацдарм в ситуации 1917 — 1918 гг., необходимо было юридически урвать эти территории (де-факто они и так были оккупированы немцами в ходе Первой мировой войны), что Гинденбург и пытался сделать на брест-литовских переговорах, выдвинув свою программу широких аннексий. Так оно и вышло по Брест-Литовскому договору от 3 марта 1918 г., но не надолго — в ноябре 1918 г. кайзеровская империя приказала долго жить Продиктованные устремленными в будущее стратегическими соображениями в пользу следующей (обязательной!) агрессии против России аннексии хорошо иллюстрирует приводимая ниже германская карта тех времен.

У этой истории с аннексиями ради пространства для маневра левого крыла германской армии в следующей войне с Россией есть не одно «дно», а несколько, но два из них — условно назовем их «германское» и «британское» (антантовское) — имеют особое значение, и поэтому вынужден остановиться на их содержании и, насколько возможно, поподробнее осветить их. Тем более это важно, что с подачи выполнявшего указания своих британских хозяев Резуна-Брехуна загуляла внешне и вовсе идиотская версия о том, что-де Ленин на третий день после окончания Первой мировой войны попытался учинить Вторую мировую (?!).

Не являясь сторонником всего того, что делал Ленин, объективности ради должен отметить, что то, что он сделал 13 ноября 1918 г., — наступление на Прибалтику (на Эстонию прежде всего), — было связано с аннексиями по Гинденбургу, управление которыми с 11 ноября 1918 г. захватила Великобритания (Антанта), уже осуществлявшая интервенцию в Россию.

Дело тут вот в чем. Как известно, 11 ноября 1918 г. в пригороде Парижа — Компьене — было подписано Компьенское соглашение, положившее конец Первой мировой войне. Когда о нем вспоминают, то, как правило, весьма «элегантно» забывают упомянуть, что это было всего лишь соглашение о перемирии сроком на 36 дней, к тому же оно было подписано без участия России, хотя бы и Советской, оказавшей своим революционным бандитизмом в Германии колоссальную услугу той же Антанте. Без помощи Ленина и К° Антанта еще долго колупалась бы с кайзеровской Германией. Но это так, присказка…

Главное же в том, что в ст. 12 упомянутого Компьенского соглашения о перемирии говорилось: «Все германские войска, которые ныне находятся на территории, составлявших до войны Россию, должны равным образом вернуться а Германию, как только союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий».

В принципе и так можно догадаться, что антантовские мерзавцы во главе с Великобританией удумали на сей счет, однако для себя, родимых, вся эта сволота составила «памятку» в виде секретного подпункта к ст. 12, согласно которому Германия уже обязывалась держать свои войска в Прибалтике для борьбы с Советской Россией до прибытия войск и флотов (в Балтийское море) стран — членов Антанты.

С какой стороны не возьми, действия антантовских сволочей были явно антироссийскими, ибо они не имели никакого права решать судьбу оккупированных российских территорий без участия России, хотя бы и Советской.

Но это еще «цветочки», а вот и «ягодки»: терминологический «перл» — «… на территориях, составлявших до войны Россию» — означал, что Антанта де-факто и де-юре не только соглашается с итогами германской оккупации территорий, законность вхождения которых в состав России до 1 августа 1914 г. никому и в голову-то не приходило оспаривать, во всяком случае открыто, но и аналогичным же образом (т. е. и де-факто, и де-юре) пытается отторгнуть, или, как «изящно» выражались тогда англо-французские мерзавцы, «эвакуировать» эти территории уже постфактум германской оккупации, т. е. как бы в порядке трофея, добытого у поверженного врага — Германии. Смысл же чисто геополитический — лишить Россию выхода в Балтийское море и закупорить ее в «бутылке» под названием Финский залив со всеми вытекающими отсюда последствиями. К слову сказать, это старинная мечта Запада, особенно Великобритании, и Гитлер, пошедший по тому же пути, был не оригинален — он всего лишь прилежно скопировал британские мысли и пытался их претворить в жизнь (к глубокому сожалению, в августе 1991 г. Ельцин повторил то, что тогда сделала Антанта, а затем и Гитлер).

На вышеизложенное обстоятельство накладывалось другое, давно уже ушедшее в тень прошлого по причине страстного желания наших мерзопакостников-«демократов» поглубже лизнуть в известное место ту же самую Европу. Дело в том, что чуть менее чем за год до Компьенского соглашения, т. е. 15 (28) ноября 1917 г., Верховный Совет Антанты принял официальное решение об интервенции в Россию (неофициально это решение было согласовано еще в декабре 1916 г. — ждали только, когда превозносимые ныне «временщики-февральщики» всадят свой «революционный топор» в спину вернейшему союзнику Антанты — Николаю II). В развитие принятого решения 10 (23) декабря 1917 г, была подписана англо-французская конвенция о разделе территории России (кстати, официально не аннулированная теми же англо-французскими нелюдями и по сей день!) на сферы влияния между этими хреновыми «союзничками» согласно которой Север России и Прибалтика попадали в зону английскою влияния (этим, конечно, «аппетиты» седовласых ублюдков с Даунинг-стрит, 10, не исчерпывались, но это отдельный разговор). И, кстати говоря, 13 ноября 19 18 г. те же англо-французские мерзавцы пролонгировали действие этой конвенции, т. е. вторично объявили России, хотя бы и Советской, действительно войну, и действительно мировую, и действительно Вторую по счету в сценарии «с колес» Первой мировой! По факту это действительно было повторное объявление первой по счету в ХХ в. «Второй мировой войны» в сценарии «с колес» Первой мировой бойни.

Что же до второго «перла» из ст. 12 Компьенского соглашения — «приняв во внимание внутреннее наложение этих территорий», то здесь еще один международно-правовой «фокус» Антанты: не рискуя называть эти территории государствами — вопрос о признании их липового суверенитета будет поднят только 15 февраля 1919 г. во время Версальской т. н. «мирной» конференции, — Антанта тем не менее изготовилась уворовать их. Уворовать особенно в части, касающейся Прибалтики, хотя прекрасно знала, что это будет полностью незаконно, ибо именно таким образом негласно и без какого-либо участие России будет нагло разорван Ништадский договор от 30 августа 1721 г. между Россией и Швецией, по которому вся эта территория — по тексту договора Ингерманландия, часть Карелии, вся Эстляндия и Лифляндия с городами Рига, Ревель (Таллин), Дерпт, Нарва, Выборг, Кексгольм, острова Эзель и Даго — переходили к России и ее преемницам в полное, неотрицаемое и вечное владение и собственность, что к тому моменту без малого два века никто в мире даже и не пытался оспаривать, тем более что и сам Ништадтский договор был письменно подтвержден и гарантирован теми же Англией и Францией.

Однако воровать открыто Антанта побаивалась, потому как в период фактической германской оккупации, а также после подписания Брест-Литовского договора германскими оккупационными властями к прибалтийским территориям насильственно были «прирезаны» огромные куски чисто русских территорий: к Эстонии — части Петербургской и Псковской губерний, в частности, Нарва, Печора и Изборск, к Латвии — Двинский, Людинский и Режицкий уезды Витебской губернии и часть Островского уезда Псковской губернии, к Литве — части Сувалкской и Виленской губерний, населенных белорусами (не шибко, очевидно, способные что-либо по-честному понимать, но продавшиеся Западу власти современных прибалтийских лимитрофов нынче все время пытаются пошире раззявить варежку на эти земли).

Подчеркиваю, что открыто воровать эти территории Антанта опасалась, в т. ч. еще и потому, что прежде надо было сменить сформированные германскими оккупационными властями властные структуры чисто прогерманской ориентации (германская разведка открыто и широко насаждала там свою агентуру влияния) на органы власти с проантантовской ориентацией. Но это всего лишь одна сторона «медали». Вторая же заключалась в следующем.

Под прямым нажимом Антанты, выставившей это жестким предварительным условием перемирия, еще кайзеровское правительство Германии 5 ноября 1918 г. в одностороннем порядке разорвало дипломатические отношения с Советской Россией, благо и повод искать не надо было — советское посольство во главе с давним пациентом психиатров А. Иоффе настолько открыто и настолько нагло вмешивалось во внутренние дела Германии, что не заметить этого мог только слепой и глухонемой олигофрен от рождения. Впрочем, это было, что называется, «долг платежом красен» — за год до этого сволочь-немчура точно так же вела себя в России…

Итак, с 5 ноября 1918 г. дипотношения были разорваны, что одновременно означало, что даже по тогдашним нормам разбойного международного права все ранее подписанные и ратифицированные договоры между двумя государствами автоматически теряют свою юридическую силу.

9 ноября 1918 г., по заказу Антанты канула в Лету и кайзеровская империя: монархия — пала, кайзер — подался о бега (укрылся в Голландии), а к власти в Германии пришла социал-демократическая шваль во главе с Эбертом — Шейдеманом. Потому как второе непреклонное условие Антанты состояло в том, что никакого перемирия и тем более мира с «бешеной собакой в Берлине» — так Антанта называла тупоголового последнего кайзера Вильгельма II («бешеная собака в Берлине», между прочим, являлась ближайшим родственником английскою короля) — не будет подписано! Чтобы Германия обрела наконец мир — монархия должна была пасть.

И вот прямо в момент подписания 11 ноября 1918 г. Компьенского перемирия социал-демократическая сволочь во главе с Эбертом — Шейдеманом учудила сверхуникальный, беспрецедентный даже для разбойной истории Запада и такой же его юриспруденции фокус: автоматически лишенный какой бы то ни было юридической силы в результате одностороннего — по воле Германии — разрыва дипломатических отношений, и без того донельзя разбойничий и грабительский по характеру и сути Брестской договор от 3 марта 1918 г. всего через шесть дней после его, подчеркиваю, автоматической денонсации германской же стороной вдруг «воскрешается» пришедшими к власти социал-демократическими подонками Германии и якобы как продолжающий действовать добровольно был передан сволочам из Антанты в качестве «трофея», естественно, со всеми вытекающими отсюда крайне негативными для России, хотя бы и Советской, геополитическими, стратегическими и экономическими последствиями! Ведь речь же шла о Миллионе Квадратных Километров Стратегически Важных Территорий Российского Государства вместе с их природными, экономическими и демографическими ресурсами!

Так что в том, что касается попытки Ильича вооруженным путем отбить хотя бы Прибалтику, то, как ни относись к нему лично, он был абсолютно прав и де-факто, и, что особенно важно в этой связи, де-юре тоже!

Потому как официальные дипломатические отношения в одностороннем порядке были разорваны кайзеровской Германией, которая вскоре рухнула, Брест-Литовский договор автоматически лишился какой бы то ни было силы, и, следовательно, оставшаяся под германской оккупацией Прибалтика с сугубо юридической точки зрения, не говоря уж о де-факто, превратилась в незаконно отторгнутую и оккупируемую войсками почившего в бозе государства территорию России, которую откровенно ворует еще и Антанта, да еще и вторично объявляет России, хотя бы и Советской, очередную, то бишь следующую мировую войну, Вторую но счету и в сценарии «с колес Первой»!

Начавшийся 13 ноября 1918 г. вооруженный натиск большевиков на Прибалтику, с чисто военно-политической точки зрения, носил абсолютно оправданный характер объективно необходимого контрнаступления в целях защиты собственной территории государства.

А вот с идеологической точки зрения Ленин был столь же неправ, ибо придал этому вооруженному походу вид попытки «прийти на помощь германской революции», яростно отвергнутой всей Германией, чего Ильич и К° не хотели понимать, т. к. их увлеченность в тот момент дурацкой идеей «мировой революции» попросту отключила в их сознании даже тень намека на какое бы то ни было рациональное мышление. Итог был закономерен — поражение было неизбежно, тем более что вся Европа отчаянными усилиями, вплоть до разжигания в большинстве ее стран злобной юдофобии, отбивала атаки обалдевших от кровавого привкуса «мировой революции» Ленина, Троцкого и К° и их германских «коллег».

Тем не менее, даже несмотря на неудачу этого вооруженного похода, судьба этих территорий не могла быть решена без участия России, хотя бы и в лице какого-нибудь мерзавца. И это гнусное дело антантовская сволочь возложило на восхваляемого ныне негодяя, предателя и подлеца адмирала Колчака, ставшего к тому времени непосредственным агентом влияния Запада, особенно США (и Англии).

С их подачи Верховный Совет Антанты отправил 26 мая 1919 г. полностью контролировавшемуся британской разведкой адмиралу Колчаку (его действиями руководили непосредственно британский генерал Нокс и, впоследствии, легендарный британский геополитик, а тогда, как, впрочем, и до конца своей жизни, авторитетнейший британский военный разведчик-интеллектуал Дж. Хэлфорд Маккиндер) ноту, в которой, сообщая о разрыве отношений с Советским правительством, выразил готовность признать того мерзавца в адмиральских погонах за Верховного Правителя России. Но при этом было выдвинуто жесткое условие-ультиматум — Колчак должен был письменно согласиться на:

1. Отделение от России Польши и Финляндии, в чем никакого смысла, особенна в отношении Финляндии, не было, кроме как яростного стремления Великобритании обставить все так, что эти страны получили независимость якобы из рук только Запада; дело в том, что независимость Финляндии была дарована Советским правительством еще 31 декабря 1917 г., что, кстати говоря, Финляндия празднует до сих пор. То был верный шаг, ибо ни на кой овощ она не нужна была в составе России, куда по Фридрихсгамскому договору 1809 г. ее воткнул еще Александр I.

Что касается Польши, то ее независимость и объединение всех польских земель и так предусматривались Николаем II по окончании Первой мировой войны. Это был верный план — ни на кой овощ Польша в составе России не нужна, ибо содержать польскую шляхту — себе дороже выйдет. А по факту событий 1917 г. она и так стала независимой — Ленин не мешал…

2. Передачу вопроса об отделении Латвии, Эстонии и Литвы (а также Кавказа и Закаспийской области) от России на рассмотрение арбитража Лиги Наций в случае, если между Колчаком имарионеточными правительствами этих территорий не будет достигнуто необходимое Западу соответствующее соглашение (кстати говоря, Колчаку предъявили ультиматум и в том, чтобы он признав за Версальской т. н. «мирной» конференцией право решать судьбу также и Бессарабии). В 12 июля 1919 г. Колчак дал необходимый Антанте письменный ответ, который она сочла удовлетворительным. И тут же была решена судьба самого Колчака — руками чехословацкого корпуса Колчака сдали большевикам, ибо более этот предатель был не нужен Антанте. Ну а большевики расстреляли этого мерзавца, и правильно сделали — нечего разбазаривать территорию государства!

То был в высшей степени иезуитский ход Запада: руками нерусского по происхождению — Колчак был «крымчаком», т е. крымским татарином, — предателя в адмиральских погонах лишить Россию выхода в Балтийское море, за право иметь который Россия Петра Великого свыше 20 лет вела Северную войну со Швецией!

Какой-то адмиралишко — звание-то он получил только от Временного правительства — одним махом перечеркнул все завоевания Петра Великого и сам Ништадтский договор от 30 августа 1721 г.? А теперь «господствующие в демократии подонки»^[587] от истории воспевают его якобы как патриота России?? Да трижды правильно сделали большевики, что расстреляли его как бешеную собаку — для предателя, тем более такого уровня, ничего другого и быть не может^[588]. А когда Ленин, Троцкий и Тухачевский во время похода на Варшаву в очередной раз обделались со своей полевой революцией, то по Рижскому мирному договору от 18 октября 1920 г. Москву просто вынудили признать эвакуацию всей Прибалтики, а также Западной Украины и Западной Белоруссии!

Эта история рассказана прежде всего для того, чтобы показать, в чьи руки в итоге попало управление тем пространством, которое герры генералы еще е 1917 — 1918 гг. намеревались использовать для нападения на Россию в следующей войне.

С того момента именно Великобритания стала управлять этим плацдармом, в т. ч. руководить с него всеми действиями разношерстной антисоветчины (если честно, то об антисоветчине можно говорить лишь условно, как о ширме, ибо то было откровенно антироссийская, злобно русофобская деятельность).

Вторая причина, по которой вся эта история была приведена, заключается в том, что, как зафиксировало советская военная разведка, Великобритания уже с середины 20-х гг. прошлого века, в т. ч. и в преддверии Локарно, стала активно приторговывать этим плацдармом, дабы повыгодней его «сдать в аренду» тому, кто будет назначен очередным агрессором в следующей войне против России. Так, в одном из агентурных сообщений военной разведки от 17 августа 1925 г. говорилось, что «поиск Великобританией базы в Польше и то, что британский империализм усиливает таковую в странах Балтики, является основанием, на котором он и намерен вести самую решительную борьбу против Москвы. В поисках союзника Англия привлечет и Германию к своей русской политике (точнее, антирусской политике. — А. М), взамен чего Германия будет компенсирована изменением существующего статус-кво на восточных границах рейха», ибо «сама английская политика в отношении СССР является политикой будущего столкновения» (руками Германии. — А. М.)!^[589]

А вот это уже для того, чтобы легче было уяснить истоки пренебрежения Тухачевского к Прибалтийскому и Белорусскому направлениям будущих ударов вермахта.

Ведь очевидно же, что знал, с 1925 г. знал, что это будет один из основных маршрутов будущей агрессии, и все равно в своих показаниях следствию в 1937 г. лепил откровенно лживую чернуху.

Оцените теперь дальновидную правоту Сталина, который под прикрытием Договора о ненападении от 23 августа 1939 г. отобрал у Гитлера этот плацдарм. Совершенно беспричинно, но нагло клянущие за это (в т. ч. и за сам Договор) Сталина подонки от истории злоумышленно игнорируют и без того почти неизвестный широкой общественности факт, что по донесениям разведки Сталин совершенно точно знал, что Великобритания и Польша в буквальном смысле слова толкали Гитлера на захват этого плацдарма с тем, чтобы обеспечить левому крылу германской армии пространство для маневра в войне против СССР! Ради этого, при выдаче весной 1939 г. и без того крайне провокационных гарантий безопасности Польше (и Румынии), англо-французские мерзавцы преднамеренно не распространяли их на прибалтийские лимитрофы, то есть Латвию, Литву и Эстонию! («DВFР» Third Series. Vol. V. 1939. London, 1953. Р. 487). То есть специально оставляли Гитлеру прибалтийский коридор для маневра левым крылом вермахта при нападении на СССР!

Более того, ради этого же они втайне готовили т. н. Пакт Галифакса — Рачинского (посол Польши в Лондоне в 1939 г.), в котором без ведома прибалтийских государств вновь ниспровергались их независимость и суверенитет, а сами они передавались Гитлеру! Несмотря на то что сам Пакт формально был подписан только 25 августа, о содержании его парафированного обеими сторонами текста Сталин был проинформирован разведкой заранее. Одновременно Сталин был проинформирован и о намерении Лондона в тех же целях тайно сдать Гитлеру и Польшу тоже! Информация об этом поступила и Кремль в прямом смысле за несколько часов до встречи с Риббентропом в ночь на 24 августа 1939 г.^[590]

Потому, собственно говоря, Прибалтика, а также Западная Белоруссия и Западная Украина и вошли в сферу советских интересов — своевременные данные разведки обеспечили этот дипломатический успех.

А чуть позже Сталин отобрал у Гитлера этот плацдарм также и фактически, тем более, подчеркиваю это вновь, что упомянутые территории Прибалтики были переданы России в вечное, неотрицаемое и неотчуждаемое в веках владение еще по Ништадтскому договору от 30 августа 1721 г. Одновременно были возвращены и ранее незаконно отторгнутые Западная Украина, Западная Белоруссия а чуть позже — и Бессарабия.

Правда Сталина была настолько очевидна, настолько выверенно обоснована, в т. ч. к геополитически, что даже такой вражина России, как нелегкой памяти У. Черчилль, и то полностью ее признал (хотя и продолжал, правда негласно, попытки спекулировать, в частности, судьбами народов Прибалтики).

Кстати сказать, не только он это признал, но и другой, не менее злобный вражина СССР и России — лорд Галифакс, министр иностранных дел Великобритании и он же «святая лиса» (на английском языке фамилия лорда — «Halifax» — очень созвучна выражению «holy fox», т. е. «святая лиса», чем и пользовались английские журналисты, тем более что он в жизни был такой) британской внешней политики и дипломатии в канун Второй мировой войны.

Представляя в палате лордов британского парламента оценку МИДа Великобритании советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г., «святая лиса» заявила: «Следует напомнить,что действия советского правительства заключались в перенесении границы по существу до той линии, которая была рекомендована во время Версальской конференции лордом Керзоном. Я привожу исторические факты и полагаю, что они неоспоримы» (цит. по: Нарочницкая Н. А. За что и с кем мы воевали. М., 2005. С. 54).

Даже «святой лисе» еще тогда было понятно, что это неоспоримый исторический факт, а некоторым нашим историкам по сию пору непонятно…

В свете вышеизложенного очень даже любопытно теперь проследить за «эволюцией» взглядов и концепций Тухачевского с 1928 по 1937 г.

Ляпнув в 1928 г. о невесть откуда взявшемся, тем более в безмерно раздутом виде, приоритете фланговых операций (кстати, одно это — уже результат влияния немчуры на мозги «стратега», ибо фланговые операции были больше присущи германскому генералитету), Тухачевский тем не менее до 1933 — 34 гг. в основном помалкивал о том, что в его представлении этим операциям уделяется значение как решающим операциям именно начального периода войны.

Естественно, что помалкивал он и об основных направлениях таких операций — с того же 1928 г. и до момента изложения им следствию «Плана поражения», его официальная позиция заключалась в том, что основной сценарий нападения на СССР будет разворачиваться через западную (т. е. советско-польскую) границу, и при этом, подчеркиваю, он никак не выделял значение фланговых операций, особенно по направлениям.

Но как только Тухачевский побывал в Германии осенью 1932 г., где встречался не только с геррами генералами, но и с сыном Троцкого, после чего из-за границы горохом посыпались сообщения о том, что в СССР зреет заговор военных во главе с Тухачевским в целях свержения центральной власти, как только в самой Германии к власти был приведен Гитлер, в связи с чем пресловутый «бес мировой революции» громко заявил о необходимости немедленной мобилизации в СССР, что откровенно спровоцировало бы войну против СССР, и, наконец, как только давно мечтавший почерпнуть смелости для осуществления государственного переворота в Советском Союзе из слабости правительства последнего в ситуации военного поражения (а также о консолидации всех сил оппозиции СССР) Троцкий дал директиву о подготовке плана такого поражения, так тут же появляется концепция пограничных сражений Тухачевского!

С ее-то ярко выраженным фланговым характером группировок для немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате контрблицкрига! С ее-то ставкой на заранее осуществленную мобилизацию в этих же целях! С ее-то невидимым с первого взгляда подвохом в виде т. н. «статического Фронта»!

…Поразительно, к примеру, и то, что и Тимошенко с Жуковым в ретроспективе без устали полемизировали со Сталиным, например, о срочной мобилизации, даже на старости лет не отдавая себе отчета в том, что даже в рамках всех их баек Сталин опять-таки прав, а они, как ни крути, повторяли лозунги Троцкого!

И ведь эта концепция не просто появляется, а именно навязывается РККА в условиях, когда годом ранее уже была принята теория «глубокой операции», а как отмечалось выше, концепция приграничны сражений являла в своей основе перелицованную якобы в оборонительный формат теорию «глубокой операции»!

Проще говоря, в итоге получилось, что у РККА на вооружении оказалась одна и та же стратегия, что для наступления, что для обороны, так сказать, и зимой, и летом, миль пардон, все одним цветом!

Причем произошло это, с одной стороны, именно тогда, когда Троцкий дал директиву о разработке плана поражения, а с другой, — когда и Гитлер взял на вооружение стратегию блицкрига. И то, и другое произошло в самом начале 1934 г.

Не лишено будет смысла попутно отметить, что именно с появлением концепции пограничных сражений в РККА да и в целом в стране завелась, мягко говоря, совершенна идиотская мода на тезис о том, что «гремя огнем, сверкая блеском стали выиграем любую войну малой кровью да на чужой территории, который упорно, рьяно и повсеместно раздувал другой подельник Тухачевского по заговору — возглавлявший ГлавПУР РККА Л. Б. Гамарник (успел застрелиться перед арестом).

«Ларчик» же открывался просто: по «традиционному» для него обыкновению, «стратег» и эту идею о малой крови и малой войне да на чужой территории попросту спер у таких известных военных теоретиков зарубежья, как Дж. Фуллер (кстати, у него же стратег попутно уволок и идею создания механизированных и танковых частей), Б. Лиддел Гарт, Ганс Фон Сект, Дж. Дуэ и еще у многих других, которые задолго до проявленного Тухачевским интереса к этим вопросам детально развили теорию малой маневренной и механизированной войны. Тем не менее все шишки за эту так дорого обошедшуюся стране дурость без устали валят на Сталина! С какой стати?.. Хоть за что-то другие должны же нести ответственность?

Едва ли после всего этого может стекаться хоть какое бы то ни было основание для того, чтобы удивляться тому факту, что ведь и года не прошло, как в 1935 г. из-за границы стали поступать очень серьезные сообщения о готовящемся военном поражении СССР в войне с Германией и ее союзниками, в условиях которого будет осуществлен государственный переворот силами военных!

Да, в общем «стратег» и сам не очень-то скрывал суть будущей трагедии, правда, преподнося это как «перл» передовой военной мысли. 10 февраля 1934 г. Тухачевский совместно с Уборевичем подал докладную записку наркому обороны Ворошилову, в которой говорилось; «Опыт показывает (Какой? Чей? Ведь никаких войн в тот момент, слава богу, еще не было! Налицо был только опыт тех самых учений и игр, в ходе которых раз за разом выяснялась бессмыслица их планов и концепций, способная привести к реальному поражению! — А. М.), что та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации систематическими воздушными нападениями его железнодорожного транспорта, к нарушению его мобилизации и сосредоточения многочисленными авиадесантами, к уничтожению его складов горючего и боеприпасов, к разгрому неприятельских гарнизонов и эшелонов быстрыми действиями мехсоединений, сама рискует подвергнуться поражению!

Вот это и есть суть подставы войск под неминуемый разгром: заложенной в концепции пограничных сражений идеей ответить на блицкриг немедленным встречно-лобовым контрблицкригом! Потому что в таком случае войска опаздывают как минимум на те самые пять мгновений, которые уже требуются для произнесения самой этой приставки «контр»! Не говоря уж обо всех выше также проанализированных тонкостях, связанных с ярко выраженным фланговым характером группировок для немедленного встречно-лобового контрблицкрига!

Прошедшие кровавый ад этой подставы впоследствии были сколь немногословны, столь и точны в определении как ее сути, так и сути ее принципиальных последствий стратегического характера —«Враг, неожиданным ударом начавший войну, диктовал нам свою волю, ломая наши планы» (Попель Н. К. В тяжкую пору. М, 2001. С. 18 — 19).

Все верно! По-другому и быль не могло даже теоретически, даже гипотетически — коли враг первым начал, то вполне естественно, что, ломая наши планы, он диктовал свою волю. На языке военных это означает абсолютный захват стратегической инициативы в свои руки.

Понадобилась такая принципиально несгибаемая воля такого могучего титана всемирного масштаба, как Сталин, чтобы на первых порах, то есть в обстановке всеобщего коллапса, хотя бы просто сорвать изначальные планы блицкрига противника и погасить неудержимую скорость таранно-штурмового пролома всей системы нашей обороны и только этим уже перехватить стратегическую инициативу в свои руки и разгромить врага, добив его в его же логове.

Уж на что сверхотъявленными врагами СССР и России были столь разные Гитлер и Черчилль, но и они вынуждены были признать, еще при жизни Сталина, в годы войны признать, что если бы не Сталин, если бы не его несгибаемая ноля, то не был бы мир свидетелем такого чуда, как наша Великая Победа, как, впрочем, не был бы этот мир и спасен от ужасов фашизма.

О том, что изволил глаголать А. Гитлер в дни тяжелейшего поражения вермахта под Сталинградом, выше уже говорилось. А вот что ежедневно проделывал У. Черчилль в годы войны: «Я встаю утром и молюсь, чтобы Сталин был жив-здоров. Только Сталин может спасти мир!» (цит. по: Грибанов С. «АЗ ВОЗДАМ!..». М., 1998. С 281).

Сталин и его верные простые солдаты и офицеры спасли-таки мир! Мир же, в том числе и особенно Россия, отблагодарили своего Великого Льва наичернейшей неблагодарностью и грязными, незаслуженными оскорблениями!..

Но в одном ни за что не соглашусь с уважаемым военачальником, чьи слова были процитированы выше. Удар не был неожиданным, тем более сугубо в военном смысле слова — войска были предупреждены о нем еще 18 июня 1941 г. санкционированной лично Сталиным директивой Генерального штаба. Более того, они обязаны были в соответствии с этой директивой перейти в состояние полной боевой готовности. Однако этого не произошло — где просто по тупости, где по прямому, злому, преступному умыслу, как, например, в ЗапОВО, в чем еще с горечью придется убедиться.

Но даже если они и перешли бы в состояние полной боевой готовности, то все равно, хотя, правда, и с меньшими потерями для РККА, враг диктовал бы нашим войскам сваю волю и ломал бы наши планы. Потому как незаконно и негласно последние были сверстаны не под идею обороны, тем более основанную на принципе активной обороны, и даже не под идею прикрытия в прямом, точном смысле этого слова, а под преступную идею прикрытия методом немедленного вторжения, т. е., основывались на заложенной в концепции пограничных сражений Тухачевского идее ответа на блицкриг немедленным встречно-лобовым контрблицкригом. А поскольку сердцевиной этого преступного по своему замыслу «безграмотного сценария вступления в войну» была ставка на статический фронт «узкой лентой» к тому же реализованной в виде дырок от бубликов да еще в обрамлении не менее преступного бардака в других вопросах подготовки к отражению агрессии — в этом также еще убедимся, то едва ли горы трупов простых солдат и офицеров, коими наши доблестные (доблестные ли?!) генералы вымостили и без того адски тернистый путь к Победе, были бы меньше! Даже Сталину далеко не всегда, тем более с первого раза, удавалось вдолбить в железобетонные лбы и умы генералитета, как нужно воевать и бить врага с меньшими для себя потерями…

А в варианте превентивного удара, на чем Тухачевский также и в это же время начал упорно настаивать, идеи контрблицкрига с фланговых позиций тем более была неприемлема, и в первую очередь по сугубо политическим соображениям, т. к. откровенно выставляла СССР в качестве агрессора!

Знал ли Тухачевский, что активно притаскивает идею погибели РККА?! Прекрасно знал! В знаменитой сталинскими правками и опубликованной 31 марта 1935 г. в газете «Правда» статье «Военные планы нынешней Германии» (название Тухачевского — «Военные планы Гитлера», т. е. Гитлер отдельно, а присягнувший ему на верность генералитет — сам по себе?!) Тухачевский, как бы критикуя, набросился на известного германского военного теоретика тех времен генерала Мецша, который в изданной еще в 1934 г. книге «Современная военная наука» написал, «что стратегическая цель сильно вооруженного государства заключается в перенесении военных действий на территорию противника, чтобы с самого начала войны расстроить его военную организацию. Для этой цели должны быть прежде всего применены воздушные, затем быстроподвижные, т. е. в первую очередь моторизованные силы».

Интересен с точки зрения реальных действий Тухачевского по подготовке плана поражения СССР в войне с Германией следующий его пассаж из той же статьи. В ней он цитирует мнение будущего предателя Франции — маршала Петэна, который в номере от 1 марта 1935 г. журнала «Revue des deux Mondes» опубликовал свою оценку германской военной доктрины, отметив, в частности, что«появление нового вооружения может придать борьбе совершенно иной оборот. В настоящее время можно представить себе войну, внезапно начинающуюся приемами, способными уничтожить первый эшелон военных сил противника, дезорганизующими его мобилизацию и разрушающими жизненные центры его мощи».

Вроде бы «стратег» понимает, к чему может привести внезапный блицкриг и, казалось бы, делает на бумаге правильный вывод: «Итак, Германия организует громадные Вооруженные силы и в первую очередь готовит те из них, которые могут составить могучую армию вторжения».

Но это на бумаге, и то — под надзором Сталина. А в действительности Тухачевский упорно гнул свою линию на контрблицкриг, в т. ч. и в превентивном порядке, прикрываясь выдуманной им концепцией пограничных сражений. Причем особенно упорствовал на превентивных авиаударах как якобы решающем условии именно начальной стадии войны! Иначе говоря, настаивал на идее превентивного развязывания войны Советским Союзом!

Именно в это время продолжаются те самые игры и учения, опыт которых, как уже указывалось выше, «…показал, что группы вторжения не в состоянии выполнить тех задач, которые на них возлагались на первом стратегическом этапе борьбы. Они слишком слабы по своему составу и нацеливались на действия по изолированным направлениям, что могло привести к их последовательному разгрому. Вместо групп намечалось вначале создание армий вторжения или ударных армий, а затем выполнение задач армий вторжения признано было необходимым возложить на весь Первый стратегический эшелон Вооруженных сил».

Выходит, что из статьи Петэна Тухачевский сделал весьма своеобразные выводы, коли у него самого речь в конце концов пошла уже о масштабах всего Первого стратегического эшелона.

Однако Тухачевский явно и до 1935 г. понимая, под какой удар могут попасть войска Первого стратегического эшелона, и потому «тихой сапой» упорно гнул линию на их ослабление, предварительно выставив в качестве круглых идиотов германских генералов, которым, видите ли, не хватает понимания особенностей современной войны. Ну а коли супостатам не хватает такого понимания, значит, можно и оборону делать послабее, и так, мол, раздолбаем их.

Вот, например, как сам Сталин квалифицировал одно из характерных «усилий» Тухачевского по ослаблению войск Первого стратегического эшелона (из выступления Сталина на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г., т. е. по итогам разоблачения заговора Тухачевского): «Тухачевский особенно играл благородного человека, на мелкие пакостинеспособного, воспитанного человека. Мы его считали неплохим военным, я его считал неплохим военным. Я его спрашивал: как вы могли в течение 3 месяцев довести численность дивизии до 7 тыс.человек. Что это? Профан, не военный человек. Что за дивизия в 7 тыс. человек. Это либо дивизия без артиллерии, либо это дивизия с артиллерией без прикрытия. Вообще это не дивизия, это срам. Как может быть такая дивизия. Н у Тухачевского спрашивал, как вы, человек, называющий себя знатоком этого дела, как вы можете настаивать, чтобы численность дивизии довести до 7тыс. человек и вместе с тем требовать, чтобы у нас дивизия была 60 — 40 гаубиц в 20 пушек, чтобы мы имели столько-то танкового вооружения, такую-то артиллерию, столько-то минометов. Здесь одно из двух, либо вы должны всю эту технику к черту убрать и одних стрелков поставить, либо вы должны эту технику поставить. Он мне говорит: «Тов. Сталин, это увлечение». Это не увлечение, это вредительство, проводимое по заказам германского рейхсвера»^[591].

Поясню, в чем тут дело, чем возмущался Сталин. Во-первых, сама численность дивизии в 7 тыс. человек — бессмысленна, ибо такая дивизия не может успешно решать задачи ни наступления, ни обороны. Просто чисто физически у нее мало сил.

Во-вторых, по количеству и особенно характеру артвооружения видно, что Тухачевский ориентировался только на наступательные задачи как минимум в формате немедленного встречно-лобового контрблицкрига. Дело в том, что стреляющие по крутой навесной траектории (до 63°) гаубицы хороши в прорыве, особенно укрепленных районов противника, уничтожения его живой силы в окопах и траншеях. Из-за преобладающего количества гаубиц в дивизии получалось, что это дивизии преимущественно прорыва, в то время как пехота в целом, т. е. стрелковые дивизии, — испокон веку части двоякого назначения и для обороны, и для наступления. И не случайно, что всего через полгода после разгрома заговора Тухачевского Сталин открыто и прямо заговорил о том, что армия, которая не умеет обороняться и тем более отступать, подвергнется разгрому.

Между тем в описанном выше варианте Тухачевского примерно полдивизии было бы занято всеми видами обслуживания гаубичной артиллерии (от транспортировки до заряжания и ремонта), а полдивизии, т. е. 3,5 тыс. человек в таком случае попросту не способны решать ни наступательных, ни оборонительных задач. Не говоря уж о том, что при внезапном блицкриге изготовившиеся к немедленному встречно-лобовому контрблицкригу войска Первого стратегического эшелона представляют собой отличную мишень. Вот потому-то Сталин и назвал это вредительством по заказу рейхсвера.

Но вот ведь какое неудобное совпадение получается: Жуков-то с Тимошенко перед войной устроили примерно то же самое, ибо, по словам первого, в 85% стрелковых дивизий Первого стратегического эшелона в среднем было всего-то по 8000 человек! К тому же они были уже и без танковых батальонов, и обладали всего-то 54 стволами «сорокапяток», что при той непомерно расширенной полосе обороны дивизий было более чем бессмысленно — 1,35 ствола на 1 км линии обороны! А перед самой войной гаубичную артиллерию вплотную выдвинули к границе, кстати, так же, как и гитлерюги (об этом см. далее).

Губительную для РККА политику в отношении, например, вооружений Тухачевский начал еще в 1931 — 1932 гг., став с 19 июня 1931 г. заместителем председателя Реввоенсовета Республики и начальником вооружений РККА. Именно в это время он откровенно «зарубил» постановку на вооружение ручного пистолета-пулемета В. А. Дегтярева, признанного на полигонных испытаниях того времени самым лучшим! Всего-то 300 шт. заказал, и то для начальствующего состава (к слову сказать, а для чего?)! Между тем еще в начале 30-х годов в принципе уже было ясно, что наступает эпоха автоматического стрелкового оружия, что и доказала Вторая мировая война. Она же высветила провокационную сущность и другой «затеи» Тухачевского, начало которой было положено в это же самое время и последствия которой кровавым эхом аукнулись в трагедии 22 июня 1941 г. Именно с начала 30-х годов Тухачевский резко активизировал свои авантюры в артиллерии, в чем ему помогал ведавший закупками вооружений для РККА заместитель наркома тяжелой промышленности С. Орджоникидзе — Иван Петрович Павлуновский (в прошлом очень близкий к Троцкому человек — одно время возглавлял его охрану)^[592]. То они дуэтом развернули кампанию по созданию универсальных полевых орудий — гибрида 76-мм дивизионной пушки и зенитки, то решили перевооружить артиллерию РККА и ВМС с обычных орудий на динамореактивные пушки системы Курчевского, то собирались заменить орудия с обычными поясковыми снарядами на орудия, стреляющие полигональными или нарезными снарядами, и т. д., и т. п. Ни одна из этих авантюр не удалась. «Универсальную пушку создать не получилось, кстати, таких пушек не было на вооружении ни одной страны мира»^[593].

«Опыты по созданию орудий, стрелявших полигональными и нарезными снарядами, выявили точно те же недостатки, которые были получены при испытании таких орудий в 1860 — 71 гг. в царской России»^[594]. В результате «…к началу Второй мировой войны Красная Армия осталась без зенитных автоматов, без тяжелых зенитных пушек, без артиллерии особой мощности и т. д.»^[595].

Попытка же Тухачевского — Павлуновского перевооружить всю РККА т. н. безоткатными орудиями привела фактически к трагедии в области артиллерии — «все авиационные, корабельные, танковые, горные, зенитные и др. пушки Курчевского оказались полностью небоеспособными»!^[596] В результате около 5000 орудий Курчевского пошли на металлолом! А ведь с 1931 г. и по 1935 г., а по сути-то вплоть до разгрома заговора Тухачевского почти все артиллерийские заводы СССР работали над производством т. н. пушек Курчевского!^[597] При этом Тухачевский умудрился еще и «поставить вопрос о совмещении зенитной пушки с противотанковой» (его подлинные слова)^[598]. Честно говоря, трудно даже представить, что произошло бы с нашей армией, и со страной тем более, не спохватись Сталин уже после разгрома заговора Тухачевского. В результате активно поддержанного им небывалого по своей интенсивности научного штурма двух гениев отечественного конструирования артсистем — В. Г. Грабина и Б. И. Шавырина — были созданы соответствующие пушки и минометы:

— Грабиным — пушки, об одной из которых — калибра 76 мм, — Сталин уже во время войны прямо сказал, что она спасла Россию;

— Шавыриным — знаменитые 50, 82, 107, 120-мм минометы! Минометы, которые «гениальный стратег» Тухачевский с достойным лучшего применения маниакальным упорством не только называл «суррогатом» артиллерийского орудия, но и даже не допускал мысли об их разработке и производстве в рамках общегосударственного пятилетнего плана!^[599]

И началось это форменное вредительство — иначе сие не назовешь — как раз в 1931 — 1932 гг., причем в активной форме! Но кто бы объяснил, почему фактически то же самое должно было произойти и накануне войны? Речь идет об уже называвшихся бесконтрольной реорганизации противотанковой и зенитной артиллерии РККА, о прямой безалаберности ГШ и НКО в отношении прекрасной, собственно противотанковой 57-мм пушке, 320 шт. которой, если бы не Сталин, то и вовсе не было бы в РККА!

А ведь именно об этом и предупреждал в своих докладных на имя Сталина и Ворошилова упоминавшийся выше Ян Матисович Жигур, особо подчеркивавший, что подобное использование наших Вооруженных сил приведет к крупным неудачам и многочисленным жертвам и поражению непосредственно в начальный период войны!

В финале же этой бесконечной череды отнюдь не случайных совпадений, когда уже и гитлерюгам-то был передан окончательный вариант плана военного поражения СССР, оказавшись на лубянских нарах, «стратег», не моргнув глазом, еще и письменно добавил, заявив, что-де Прибалтийское направление для Гитлера второстепенное, а Белорусское — так и вовсе фантастическое, ибо фантастика, что «душка» Адольф захочет уничтожить СССР походом на Москву! Т. е., даже находясь на Лубянке и отчетливо осознавая неминуемость скорого и заслуженного расстрела, — ведь так же, как и сгоравший от нетерпения устроить-таки военный переворот Троцкий, Тухачевский, не дожидаясь войны, назначил его на 12 мая 1937 г. под видом учений^[600], — «стратег все равно все делал вопреки коренным интересам государства, которое его вскормило и вывело, что называется, в люди!

И вот надо же было такому случиться, что как только во главе Генерального штаба РККА оказался Жуков, а всей подготовкой к отпору врагу в финале предвоенной подготовки стал заправлять уже дуэт Тимошенко — Жуков, так фактически сразу же практически все мероприятия по подготовке к отражению агрессии в буквальном смысле слова полностью трансформировались в реализацию положений концепции пограничных сражений Тухачевского, да еще и при стопроцентном совпадении выбора направления главного удара вермахта с тем, что написал Тухачевский в своем «Плане поражения», и к тому же при не менее поразительном совпадении многих других деталей из «Плана поражения» с реальными действиями дуэта накануне войны, не говоря уже о прямой подмене и основополагающего принципа обороны, и, тем более, сути замысла официально действовавшего плана отражения агрессии.

В итоге грянула исторически беспрецедентная трагедия, боль от которой не проходят я поныне!

А спустя десятилетии после войны выясняется, что, оказывается, было два «гениальных алана» — от 11 марта и, особенно, от 15 мая 1941 г., которые на удивленье под копирку повторяли в логику, и положения концепции пограничных сражений Тухачевского, и «Плана поражения» (особенно в вопросе выбора направления главного удара вермахта) и еще многое другое из «творческого наследии жертвы» сталинизма.

И хотя ни один из этих планов никогда не докладывался Сталину и даже не покидал стен Генштаба, тем не менее, как всегда, виноват один только Сталин?!

Почему все должно было случиться именно так? Почему все, что изложено на страницах этой книги, должно было (и должно ли было) столь предельно концентрированно сфокусироваться в кровавой трагедии 22 июня 1941 г.? Когда произошел момент истины, то есть когда дуэт Тимошенко — Жуков стал негласно выхолащивать и основополагающий принцип обороны, и суть замысла официального плана отражения агрессии?

Что в конце-то концов все это вместе взятое означает?!

(Visited 1 702 times, 1 visits today)

Раздел 2. «ОТЫЩИ ВСЕМУ НАЧАЛО, И ТЫ МНОГОЕ ПОЙМЕШЬ»[368]

Все, что видим мы, — видимость только одна,

Далеко от поверхности моря до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей — не видна.

Глава I. «С ТРУДОМ ПРИХОДЯТ НА УМ МЫСЛИ О ТОМ, ЧТО СОБЫТИЯ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО НЕКОГДА ОЖИДАЛИСЬ В БУДУЩЕМ»[369]

Глава II. «ДОВОЛЬНО ЛИКОВАТЬ В НАИВНОМ ВОСХИЩЕНЬИ!»[393]

Глава III.

«ТАК НИЧЕГО ГНУСНЕЙ И МЕРЗОСТНЕЕ НЕТ, ЧЕМ РВЕНЬЯ ЛОЖНОГО ПОДДЕЛЬНО ЯРКИЙ ЦВЕТ…»[450]