Глава 10. Афганистан. Ю.И. Дроздов. Вымысел исключен. Записки начальника нелегальной разведки

---

Поздней осенью 1991 г., где-то разыскав мой телефон, мне позвонил корреспондент «Красной Звезды» Михаил Болтунов, автор повести «Альфа» сверхсекретный отряд КГБ». Он рассказал, что работает над книгой об участии чекистов в войне в Афганистане и спросил, не смог бы я помочь ему в этом как непосредственный участник событий. Я отказался, так как говорить о руководстве подразделениями специального назначения было запрещено. Тем не менее данные об участии спецназа КГБ разными путями просочились в прессу, их стали широко использовать не только перебежчики (например, Гордиевский и Кузичкин), но и некоторые зарубежные и российские политические деятели и журналисты для нападок на нашу разведку и армию и в целях внутренней политической борьбы. Ведь ничем другим нельзя объяснить произошедший в конце декабря 1993 г. всплеск негативности в радиопередачах «Молодежного канала» и публикациях в прессе о войне в Афганистане.

Бывшие помощники М.С.Горбачева в своих статьях в российских газетах в 1992-1993 гг., затрагивая афганскую тему, приоткрыли даже «особую папку». Многие секреты стали известны, но многое все-таки останется тайным еще надолго. Поэтому пусть читатель не ругает меня за недосказанность. Интересы Родины превыше всего.

---

---

Впервые с афганской проблемой мне пришлось столкнуться в Нью-Йорке. Внимательный анализ ситуации еще в 1978-79 гг. подтверждал обоснованность тревоги руководства СССР за состояние самых южных границ страны. Изменения в политической жизни Афганистана в 1978 г. серьезно обеспокоили противников Советского Союза, ибо затрудняли осуществление их планов. В ЦРУ, например, было решено активно с помощью специально подготовленной агентуры противодействовать укреплению режима Тараки.

Американские разведчики, готовившие агентуру из числа афганцев, утверждали, что так просто русским Афганистан не отдадут, что создадут международную вооруженную коалицию сопротивления новому демократическому режиму и всеми силами будут добиваться ослабления советского влияния в стране, вплоть до развертывания басмаческого движения в советской Средней Азии.

Как бы я хотел, чтобы дело ограничивалось только подобными неосторожными высказываниями американских разведчиков в беседах с агентами. Но все свершившееся потом было практическим осуществлением этих замыслов.

С какой целью? Закрепление в Афганистане приблизило бы США к уникальной кладовой мира — Таджикистану, где уместились все элементы таблицы Менделеева и притом высокого качества.

В период «атомного бума» Советский Союз провел тщательную разведку на Памире. Результаты этой разведки, ставшие известными на Западе, особенно касающиеся перспективных залежей урановой руды, давно не дают покоя монополистам многих стран. А в нынешней России — всего одно единственное месторождение урана и других альтернативных нет. Поэтому сегодня всеми силами Россию пытаются вытеснить из Таджикистана, спешат построить из Исламабада в Памир автомагистраль, проложить новый Шелковый путь через Горный Бадахшан. С 1895 г. Россия имеет хорошие отношения с Горным Бадахшаном, когда население Памира добровольно присоединилось к ней.

И сейчас, когда Россия несет основную нагрузку, оказывая экономическую и военную помощь Таджикистану, за ее спиной ряд западных и израильских фирм пытаются перехватить эти источники и добычу полезных ископаемых.

Недавно в Душанбе побывал гражданин Израиля Аркадий Фукс, который вел с местными руководителями переговоры о том, как не пускать в Таджикистан русские компании, а через подставные (американские, английские, китайские) фирмы произвести захват горнодобывающей промышленности Таджикистана.

При чем тут Таджикистан, если речь идет об Афганистане?

Да при том, что все это начиналось еще тогда, в 70-е годы. И речь тогда, в 1978–1979 гг., шла о необходимости защиты южных рубежей нашей страны, о сохранении в руках советского народа перспективных источников энергии и других богатств Памира. Разведка предупреждала о возможном развитии событий. А сегодня? Практически только 201-я мотострелковая дивизия и наши пограничники своими силами и кровью гарантируют безопасность закулисных сделок западных фирм по вытеснению России из экономики Таджикистана, в создании и развитии которой она принимала и принимает непосредственное участие. Парадокс!

Инертность России в этом регионе может обойтись ей дороже, чем ошибочное решение советского руководства о вводе войск в Афганистан в 1979 году.

Бывший директор ЦРУ С.Тернер в своих мемуарах даже утверждает, что они о предстоящем вводе нашего ограниченного контингента узнали заблаговременно, а следовательно, администрация Соединенных Штатов имела возможность, если бы хотела, воспрепятствовать этому. Располагая практическим опытом ведения длительной войны на чужой территории (Вьетнам), военно-политические круги США внимательно следили за развитием обстановки в зоне разраставшегося конфликта в Афганистане.

Несмотря на то, что от технических средств американской разведки не ускользнули произведенные перемещения некоторых соединений и командующих военными округами, среди американских политических деятелей и аналитиков разведки в то время все же не было единого мнения о готовности и возможности осуществления Советским Союзом военного вторжения в Афганистан. Эксперты при этом исходили из того, что более глубокое втягивание нашей армии в афганский конфликт ляжет тяжелым бременем на экономику нашей страны, не говоря уже о потерях в человеческих ресурсах, чего, безусловно, не избежать. Но можно однозначно сказать, что среди немногих, кто страстно желал всего этого, был известный своим иезуитским отношением к СССР Збигнев Бжезинский, рассматривавший обескровливание Советского Союза в афганской войне как своего рода компенсацию тех потерь, которые США понесли во время вьетнамской кампании.

Наряду с традиционными методами ведения разведки американцы определенное значение придавали проведению в Афганистане тайных операций военного характера, на что в дополнение к уже утвержденному бюджету Центральное Разведывательное управление получило от Конгресса США 40 млн долларов. ЦРУ в Афганистане понастоящему воевало с СССР. Об этом довольно обстоятельно пишет в газете «Вашингтон пост» американский журналист Стив Колл.

Он сообщает, что в октябре 1984 г. военно-транспортный самолет С-141 «Старлифтер», на борту которого находился директор ЦРУ Уильям Кейси, приземлился на базе ВВС южнее Исламабада. Директор ЦРУ совершил эту секретную поездку для планирования стратегии войны против советских войск в Афганистане. Вертолеты доставили Кейси в три секретных учебных лагеря близ афганской границы, где он наблюдал, как повстанцы-моджахеды вели огонь из тяжелого оружия и учились делать бомбы из пластиковой взрывчатки и детонаторов, поставляемых ЦРУ. Во время визита Кейси поразил пакистанских лидеров, предложив им перенести афганскую войну на вражескую территорию — в Советский Союз.

Кейси хотел переправлять подрывные пропагандистские материалы через Афганистан в южные республики СССР, где проживает преимущественно мусульманское население. Пакистанцы, по словам пакистанских и западных официальных лиц, согласились, и вскоре ЦРУ поставило тысячи экземпляров Корана, а также книги о советских зверствах в Узбекистане и брошюры об исторических героях узбекского национализма.

Как рассказал пакистанский генерал Мохаммед Юсаф, Кейси заявил: «Мы можем причинить много вреда Советскому Союзу».

Визит Кейси был прелюдией к секретному решению администрации Рейгана в марте 1985 г., нашедшему отражение в директиве по национальной безопасности N 166, о резком усилении секретных операций США в Афганистане. Оставив политику простого противодействия советским войскам, команда Рейгана тайно решила применить на поле боя в Афганистане американские высокие технологии в сочетании с военным искусством и попытаться поразить и деморализовать советских командиров и солдат. Эта новая тайная помощь США началась с драматического увеличения поставок оружия, а также с «непрерывного потока» специалистов из ЦРУ и Пентагона, которые приезжали в секретную штаб-квартиру управления (УМР) Пакистана, находящуюся близ Равалпинди. Там специалисты ЦРУ встречались с офицерами пакистанской разведки и помогали им в планировании операций афганских повстанцев. В сезон боевых действий в Афганистане порой до 11 групп из пакистанского УМР, обученных и снабженных ЦРУ, сопровождали моджахедов через границу для наблюдения за их действиями. (Нам было известно, что нередко в состав таких групп входили и одиндва американских разведчика. — Ю.Д.).

По словам Юсафа и западных источников, эти группы нападали на аэродромы, склады горючего, мачты электропередачи, мосты и дороги. Специалисты из ЦРУ и Пентагона снабжали моджахедов подробными фотоснимками со спутников и планами советских целей вокруг Афганистана, передавали американские радиоперехваты переговоров советского командования на поле боя.

ЦРУ поставляло надежные средства связи и обучало пакистанских инструкторов, пользоваться ими. Эксперты психологической войны привозили пропагандистские материалы и книги. Эскалация тайных операций малой войны со стороны США против СССР, начатая в соответствии с директивой Рейгана по национальной безопасности в 1985 г., содействовала изменению характера афганской войны, придавала ей еще более обостренный характер.

Летом 1994 г. в США в издательстве «Атлантик мансли пресс» вышла книга Питера Швейцера под громким названием «Победа», раскрывающая тайную стратегию администрации Рейгана, которая ускорила распад Советского Союза.

Швейцер, опираясь на до сих пор засекреченные американские документы, к которым он сумел получить доступ, утверждает, что США оказывали широкую финансовую помощь афганским моджахедам, способствуя наращиванию поставок современных вооружений и разведывательных данных. При этом они рекомендовали использовать эти поставки как для борьбы в самом Афганистане, так и для организации «операций непосредственно в Советском Союзе».

Примеры проведения американской разведкой таких тайных операций в разных странах, в том числе Народной Демократической Республике Йемен, Чаде, ряде стран Латинской Америки и особенно скандал Иран-Контрас, уже широко освещались средствами массовой информации, и поэтому останавливаться на них более подробно вряд ли имеет смысл.

Согласен, что решать афганскую проблему тогда надо было более резкими политическими демаршами по дипломатическим каналам. Почему этого сделано не было, мне неизвестно. Не дает ответа на этот вопрос и статья А.Александрова Агентова (в газете «24» от 27 апреля 1993 г.).

Когда 27 декабря 1979 г. я разговоривал из Кабула по «ВЧ» с Ю.В.Андроповым, то он, заметив, «это не я тебя посылаю», — перечислил мне всех членов Политбюро, находившихся в переговорной комнате, что означало принятие продуманного коллективного (ответственного) решения.

В феврале 1992 г. навестившие меня в Москве новые партнеры по бизнесу, бывшие сотрудники ЦРУ США, и американские журналисты очень интересовались участием спецназа КГБ в войне в Афганистане. Они были так настойчивы, что мне пришлось остановить эту атаку, сказав одному из них:

— Не будем трогать Афганистан. Из присутствующих мы двое здесь знаем правду каждый со своей стороны. Если мы поднимем на страницах прессы эту тему, вряд ли это будет способствовать укреплению наших новых партнерских отношений. Не надо.

Американец смутился, немного подумал и ответил:

— А ведь правда, тогда очень многое проходило через мои руки. Лучше не будем трогать эту тему.

— Уже в этих двух фразах — сенсация, — подытожил корреспондент толстого американского журнала.

Американцы сдержали свое слово и в афганскую тематику в дальнейших беседах не углублялись.

Примерно так, как описано у М.Болтунова. В воспоминаниях участников есть личное восприятие происходившего вокруг, свое понимание картины боя. Я, как и они, храню в своей памяти события тех дней и испытываю теплое чувство признательности к тем, кто был рядом, чувство вины и боль за тех, кого не уберег. Только один раз я подробно рассказывал обо всем отцу погибшего при штурме Дар-Ульамана старшего лейтенанта А.Якушева, ветерану-чекисту, разведчикудиверсанту Великой Отечественной войны.

…Я не думал в своих записках подробно касаться динамики того боя. Но в январе 1996 года неутомимая Женя Архипова из организации ветеранов-афганцев прислала мне книгу генерала А.А.Ляховского «Трагедия и доблесть Афгана», которая возвратила меня в уже далекий 1979 год, и сегодня, в марте 1996-го, я вновь переживаю все, что происходило тогда. Надеюсь, читатель не будет на меня в претензии за то, что я процитирую вместе со своими дополнениями (уточнениями) несколько страниц этой книги, где упоминается мое имя или документы, так или иначе связанные с этим событием.

---

ДОКУМЕНТ

Совершенно секретно

ОСОБАЯ ПАПКА

Т.т. Брежневу, Андропову, Громыко, Суслову, Устинову

СЕКРЕТАРЬ ЦК Л.БРЕЖНЕВ

---

Председатель Революционного совета, Генеральный секретарь ЦК НДПА и премьерминистр ДРА Х.Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции. С учетом сложившейся обстановки и просьбы Х.Амина считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 чел. в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29.6.1979 г. N П 156/IX. В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой половине декабря с.г.

Тов. Устинов Д.Ф. согласен. Ю.Андропов, Н.Огарков N 312/2/0073 4 декабря 1979 г.»

«8 декабря в кабинете Л.И.Брежнева состоялось совещание, в котором принял участие узкий круг членов Политбюро ЦК КПСС: Ю.Андропов, А.Громыко, М.Суслов и Д.Устинов. Они долго обсуждали положение, сложившееся в Афганистане и вокруг него, взвешивали все «за» и «против» ввода туда советских войск. В качестве доводов в необходимости такого шага со стороны Ю.Андропова и Д.Устинова приводились: предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой Великой османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР; отсутствие на юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «першинг» ставит под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур; возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном и Ираком для создания ядерного оружия; установление в северных районах Афганистана власти оппозиции и присоединение этого региона к Пакистану и т. п.»

В конечном итоге решили в предварительном плане проработать два варианта: руками спецслужб КГБ устранить Х.Амина и поставить на его место Бабрака Кармаля; послать какое-то количество войск на территорию Афганистана для этих же целей.

«Примерно с середины декабря началась форсированная переброска мелких спецподразделений в Афганистан. 14 декабря, например, в Кабул прибыли две специальные группы КГБ СССР по 30 человек каждая (в Афганистане они назывались «Гром», в которую входили классные спортсмены, и «Зенит» — в ней были спецназовцы из балашихинской школы. В Центре названия у них были другие). Административно эти группы относились к внешней разведке и готовились для осуществления террористических актов в случае необходимости за пределами Советского Союза».

«С утра 17 декабря располагавшийся в Баграме «мусульманский» батальон тоже начал выдвижение в афганскую столицу. К исходу этого же дня он сосредоточился в районе Дар-уль-Аман.»

«Вечером того же дня в Москве полковник В.В.Колесник получил приказ от начальника ГРУ ГШ вылететь в гражданской форме одежды в Афганистан для выполнения специального правительственного задания. Вместе с ним должен был лететь еще один офицер, но по просьбе В.Колесника направили подполковника Олега Швеца. Быстро оформив все необходимые в таких случаях документы (заграничные паспорта им привезли прямо к самолету), они в 6.30 18 декабря отправились с аэродрома Чкаловский через Баку и Термез в Баграм. До Термеза летели с экспедитором, сопровождавшим военторговский груз, а до места назначения еще с двумя попутчиками, как впоследствии выяснилось, сотрудниками Комитета государственной безопасности полковником Ю.И.Дроздовым и подполковником Э.Г.Козловым. В Термезе обнаружились неполадки в самолете, пришлось искать новый. Хорошо еще, что встречали сослуживцы из ТуркВО. Они организовали обед и помогли поменять самолет.»

«В Баграм прилетели только поздно ночью. Комитетчики уехали с какими-то людьми в гражданском, а В.Колесник со О.Швецом, переночевав в первом попавшемся капонире, утром 19 декабря направились в Кабул, где представились главному военному советнику генерал-полковнику С.К.Магометову и резиденту ГРУ в Кабуле, которые были предупреждены об их прибытии. В.В.Колесник, хорошо знавший майора Х.Халбаева, взял его под защиту, сказав, что комбат толковый, хотя и немногословный. На него можно надеяться, в трудную минуту не подведет. Переговорив по телефону со своим начальством в Москве и переночевав в посольстве, они 20 декабря поехали в расположение батальона, который разместился примерно в километре от дворца Тадж-Бек, в недостроенном здании, с окнами без стекол. Вместо них натянули плащ-палатки, поставили печки-«буржуйки», кровати в два яруса. Афганцы выдали им шерстяные одеяла из верблюжей шерсти. В тот год зима в Кабуле была суровая, ночью температура воздуха опускалась до 30 градусов мороза. Продукты питания покупали на базаре. В общем, кое-как устроились.

Система охраны дворца Тадж-Бек была организована тщательно и продуманно. (Систему охраны и обороны дворца Тадж-Бек создавали два офицера-советника 9 Управления КГБ СССР с учетом всех инженерных особенностей объекта и характера окружающей местности, что делало его трудноуязвимым для противника. Ю.Дроздов). Внутри дворца несла службу личная охрана Х.Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб бригады охраны (позже, в 1987–1989 гг., в нем будет размещаться Оперативная группа МО СССР). Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были закопаны два танка Т-54, которые могли беспрепятственно прямой наводкой простреливать из пушек и пулеметов местность, прилегающую ко дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось около 2,5 тыс. чел. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк, на вооружении которого находилось двенадцать 100-мм зенитных пушек и шестнадцать зенитных пулеметных установок (ЗПУ-2), а также строительный полк (около 1 тыс. чел., вооруженных стрелковым оружием). В Кабуле были и другие армейские части — две дивизии и танковая бригада.

21 декабря полковника В.В.Колесника и майора Т.Х.Халбаева вызвали к главному военному советнику в Афганистане, от которого они получили приказ — усилить охрану дворца подразделениями «мусульманского» батальона. Им предписывалось занять оборону в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов.

Сразу же приступили к выполнению боевой задачи. Быстро установили контакт с командиром бригады охраны майором Джандадом (он же порученец Амина), согласовали с ним расположение оборонительных позиций подразделений батальона и все вопросы взаимодействия. Для связи лично с ним Джандад предоставил им небольшую японскую радиостанцию. Сам командир бригады владел русским языком (хотя и скрывал это), так как учился в Советском Союзе, сначала в Рязани в воздушно-десантном училище, а затем окончил Военную академию им. М.В.Фрунзе. По легенде, полковник В.Колесник действовал в роли «майора Колесова» — заместителя командира батальона по боевой подготовке, а подполковник О.Швец — «майора Швецова» офицера особого отдела. Один из их попутчиков (полковник Ю.Дроздов) стал «капитаном Лебедевым» — заместителем Х.Халбаева по технической части. Вечером же 22 декабря пригласили командование бригады на товарищеский ужин.

После согласования всех вопросов с афганцами приступили к проведению практических мероприятий. Приняли решение, спланировали боевые действия, поставили задачи ротам. Отрекогносцировали маршруты выхода и позиции подразделений и т. д. В частности, на одном из маршрутом имелось естественное препятствие — арык. Совместно с солдатами бригады построили мостик через него уложили бетонные фермы, а на них положили плиты. Этой работой занимались в течение двух суток.»

20 декабря 1979 года за мной и Козловым Э.Г. в Баграм приехал офицер безопасности посольства, который перебросил нас в Кабул. Руководитель группы КГБ СССР генерал-лейтенант Иванов Б.С. (он же Б.И. — по книге В.В.Ляховского) встретил нас вопросом:

«Зачем вы прилетели?»

Объяснил ему, что об этом у него должна быть шифровка от В.А.Крючкова. Он ничего не ответил и предложил детально ознакомиться с обстановкой и местами расположения офицеров группы «Зенит». На это ушли 21 и 22 декабря, и после стало ясно, что проблем у нашего представителя более, чем достаточно.

…При посещении одной из групп «Зенита» я обратил внимание на вопрошающие взгляды офицеров-диверсантов, томившихся от безделья и ожидания. Мол, еще один генерал приехал, а толку… Чтобы приободрить их, бросил:

«Ну, что, похулиганим, засиделись!»

Лица оживились. Наконец-то! Это выражение «каскадеры» припоминают мне иногда, признаваясь, что оно избавило их от уныния и неопределенности. Примерно такую же картину можно было наблюдать и в других местах. Теперь офицеры были ориентированы на дополнительную непрерывную разведку своих объектов и общей ситуации в Кабуле.

«Во второй половине 23 декабря В.Колесника и Х.Халбаева вызвали в советское посольство. Там они сначала доложили генерал-полковнику Султану Кекезовичу Магометову результаты проделанной работы, а затем прошли в кабинет на второй этаж, где размещалось представительство КГБ СССР. Здесь находился человек в штатском, которого все называли Борисом Ивановичем или между собой просто БИ (руководитель аппарата КГБ СССР в Афганистане), а также другие сотрудники. В начале беседы Борис Иванович поинтересовался планом охраны дворца. (Как станет ясно из бесед с командирами штурмовых групп, плана дворца на этот момент… не было. То ли об этом забыли, то ли офицеры 9 управления, отвечавшие за охрану Амина по соображениям конспирации в суть операции посвящены не были.

План объекта пришлось добывать самим. — Ю.Дроздов). После доклада полковником В.Колесником решения, предложил ему подумать над вариантом действий на случай, если вдруг придется не охранять, а захватывать дворец. При этом он добавил, что часть сил батальона может выполнять другую задачу, а им придадут роту десантников и две специальные группы КГБ. В общем, сказали, идите думайте, а завтра утром приезжайте и докладывайте свои соображения. Советник командира бригады охраны полковник Попышев тоже получил задачу разработать свой вариант плана действий батальона как человек, хорошо знающий систему охраны дворца.»

«Решения по новой задаче принимали всю ночь. Считали долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть реальная задача, ради которой они здесь. И пришли к выводу, что если в батальоне заберут две роты и одну роту (без взвода), о чем предупреждал руководитель представительства КГБ, то захватить дворец батальон не сможет, даже с учетом усиления и фактора внезапности. Соотношение сил и средств на всех направлениях складывалось примерно 1:15 в пользу афганцев. Необходимо было задействовать все силы батальона и средства усиления. Исходя из этого и разработали план.

Утром 24 декабря первым докладывал полковник Попышев. Сразу стало понятно, что к своей миссии он подошел чисто формально, по принципу «чего изволите» ведь задачу выполнять нужно было не ему. Он доказывал, что выделенных сил и средств батальону достаточно, но подтвердить свои утверждения расчетами не смог. Затем решение на захват дворца Тадж-Бек доложил полковник В.Колесник. Обосновал необходимость участия в штурме всего батальона с приданными силами и средствами, детально изложил план действий. После долгих обсуждений командованию батальона сказали:

«Ждите».

Ждать пришлось долго. Только во второй половине дня сообщили, что решение утверждается и батальон задачу будет выполнять в полном составе. Но подписывать этот план не стали. Сказали:

«Действуйте!»

«На проведение всех мероприятий, связанных с вводом войск в ДРА, отводилось очень мало времени — менее суток. Такая поспешность не могла не сказаться негативно в дальнейшем. Многое оказалось неподготовленным и непродуманным. В 12.00 25 декабря поступило распоряжение на переход Государственной границы. ДОКУМЕНТ (Секретно) Главнокомандующему Военно-воздушными силами Командующему войсками Туркестанского военного округа Командующему Воздушно-десантными войсками Копия: Главнокомандующему Сухопутными войсками Главнокомандующему войсками ПВО страны Начальнику Оперативной группы Генерального штаба (г. Термез) Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40 армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря с.г. (время московское). Д.Устинов N 312/1/030 25.12.79 г.

С.К.Магометов и В.В.Колесник приехали на полевой переговорный пункт, который был развернут на стадионе недалеко от американского посольства, вечером 24 декабря. Зашли в переговорную кабину правительственной связи и стали звонить генералу армии С.Ф.Ахромееву, он в то время находился в Термезе в составе Оперативной группы Министерства обороны СССР, которая осуществляла руководство вводом советских войск в Афганистан. Телефонистка долго отказывалась соединить полковника В.Колесника, говорила, что его нет в специальных списках, но затем, видимо, спросив у С.Ахромеева, все же соединила. Первый заместитель начальника Генерального штаба приказал доложить решение. Выслушав, стал задавать вопросы по его обоснованию и расчетам. Его интересовали мельчайшие детали. По ходу разговора делал замечания и давал указания. Затем с С.Ф.Ахромеевым переговорил С.Магометов. Ему была поставлена задача к утру 25 декабря шифром доложить решение за двумя подписями (своей и В.Колесника). Когда выходили из переговорной кабины, С.Магометов сказал В.Колеснику: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».

Тут же на узле связи написали доклад, и к двум часам ночи шифровка была отправлена. Доехали вместе до посольства, а затем В.Колесник поспешил в батальон. Надо было готовиться к выполнению боевой задачи… Он был назначен руководителем операции, которая получила кодовое название «Шторм-333».»

24 декабря 1979 года с одним из генералов советнического аппарата я побывал на объекте, в овладении которым должен был принять непосредственное участие. Это был один из наиболее сложных объектов предстоящей операции, что требовало личной и детальной рекогносцировки.

В тот же день я впервые оказался в комнате на первом этаже посольства, где работала группа генерала С.К.Магометова. Мы вошли туда вместе с В.А. На нас не обратили внимания. В.А. здесь знали. В комнате стоял шум, галдеж. Все говорили о сложности овладения объектом, о невозможности сделать все незаметно, внезапно. Через плечо одного из генералов я посмотрел на поднятую карту с обстановкой. Рельеф местности представлял из себя форму бутылки, горловину которой закрывала высота с дворцом Тадж-Бек.

«Почему невозможно? — сказал я. — Надо войти в бутылку и все начать оттуда».

На меня внимательно посмотрели.

«Генерал Лебедев», — представил меня В.А.

К исходу дня мне объявили, что в Центре принято решение перебросить меня на объект Тадж-Бек.

Видимо, после моего ухода из этого кабинета еще раз все обсудили, доложили в Москву, а так как любая инициатива наказуема, то исполнение поручили мне. Так я стал одним из руководителей операции «Шторм-333».

В разговоре по «ВЧ» по этому поводу и Ю.В.Андропов, и В.А.Крючков подчеркнули необходимость продумать все до мелочей. Все, что следует, — доразведать и максимально обеспечить безопасность участников операции и свою.

---

Х.Амин, несмотря на то что сам в сентябре обманул Л.Брежнева и Ю.Андропова (обещал сохранить Н.М.Тараки жизнь, когда последний был уже задушен. В итоге советское руководство два-три дня «торговалось» с Х.Амином из-за уже мертвого к тому моменту лидера Апрельской революции), как ни странно, доверял русским. Почему? Если не отбрасывать версию, что он был связан с ЦРУ, то скорее всего он получал такие инструкции или, возможно, считал, что победителей не судят, с ними… дружат. А может быть, не сомневался, что и «русские признают только силу». Так или иначе, но он не только «окружил себя» советскими военными советниками, консультировался с высокопоставленными представителями КГБ и МО СССР при соответствующих органах ДРА, но и полностью доверял… лишь врачам из России и надеялся в конечном итоге на наши войска. Не доверял же парчамистам, ждал нападения или от них, или от моджахедов. Однако стал он жертвой политической интриги совсем не с той стороны, откуда ждал.

В первой половине декабря на Генсека НДПА было совершено покушение «недовольными партийцами из оппозиционных фракций». Он был легко ранен, пострадал и его племянник Абдулла — шеф службы безопасности. Х.Амин, расправившись с террористами, отправил племянника на лечение в Советский Союз, а сам сменил свою резиденцию в Ареге и 20 декабря перебрался во дворец Тадж-Бек.

Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря из посольства в расположение батальона, полковник В.В.Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца. Активную помощь в этом ему оказывал подполковник О.Л.Швец.»

Вечером 25 декабря 1979 г. я провел совещание с командирами своих разведывательно-диверсионных групп о результатах разведки объектов и мерах по овладению ими. В основном все были готовы. Не доставало плана дворца. Ослабить оборону дворца сотрудники 9-го управления отказались по соображениям конспирации, но смогли 26 декабря провести во дворец разведчиков-диверсантов, которые все внимательно осмотрели и составили поэтажный план дворца. Офицеры «Грома» и «Зенита» провели разведку огневых точек, расположенных на ближайших высотах. Все эти дни велось круглосуточное визуальное наблюдение за дворцом Тадж-Бек. Разведчики ночью приближались как можно ближе к объекту, оставались там на весь день. За двое суток изорвали меховой костюм в клочья, ползая по камням. Он нам потом целый год не давал покоя — не могли списать.

Все было готово. За объектом внутри и снаружи продолжалось непрерывное агентурное наблюдение. Поздно вечером 26 декабря В.В.Колесник и я вместе с Э.Г.Козловым и О.Л.Швецом еще раз отработали план операции по объекту Тадж-Бек. Основным замыслом этого плана было решение главной задачи силами двух смешанных штурмовых групп «Гром» и «Зенит», действия которых обеспечивались созданием внешнего и внутреннего колец окружения силами подразделений «мусульманского» батальона и средств огневой поддержки. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия.

«Планом операции предусматривалось в назначенное время (первоначально начало операции намечалось на 25 декабря. В последующем штурм дворца перенесли на 27 декабря) тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижение к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов (трех мотопехотных и танкового). Таким образом, против каждого батальона должна была действовать рота спецназа или десантников (танковый батальон располагался с одним из мотопехотных). Командиром приданной парашютно-десантной роты был В.А.Вострин, в будущем Герой Советского Союза. Против танкового батальона выставляли также взвод ПТУРС «Фагот» (противотанковых управляемых снарядов). Еще одна рота предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ СССР. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный и строительный полки. Предусмотрели также охрану и резерв.

Одной из важнейших задач был захват двух закопанных танков, которые держали под прицелом все подходы ко дворцу. Для этого выделили пятнадцать человек (в их число входили специалисты-танкисты) во главе с заместителем командира батальона капитаном Сатаровым, а также двух снайперов из КГБ. От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. Они начинали первыми.

Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости. В противном случае им никому живыми не уйти. Поэтому, чтобы приучить афганцев и раньше времени не вызвать подозрения, разработали соответствующий сценарий и начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны, развертывание и т. д. В ночное время пускали осветительные ракеты. Так как ночью были сильные морозы, по графику прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин пехоты, чтобы можно было их по сигналу сразу завести.

Сначала это вызвало беспокойство командования бригады охраны дворца. Например, когда первый раз запустили ракеты, то расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного полка и приехал майор Джандад. Ему разъяснили, что идет обычная боевая учеба и проводятся тренировки для выполнения задачи по охране дворца, а местность освещают, чтобы исключить возможность внезапного нападения на дворец со стороны моджахедов. В последующем афганцы все время просили, чтобы не очень «шумели» моторы боевой техники ночью, так как мешают спать Амину. Командир батальона и «майор Колесов» сами ездили к командиру бригады охраны и успокаивали его. Постепенно афганцы привыкли и перестали настороженно реагировать на подобные «маневры» батальона. А они продолжались в течение 25, 26 и первой половины 27 декабря. Новую задачу в батальоне знали только В.Колесник, О.Швец и Х.Халбаев.»

«Главная роль в начальный период советского военного присутствия в ДРА отводилась силам «специального назначения». Действительно, фактически первой боевой акцией в операции «Шторм-333», которую осуществили 27 декабря советские подразделения и группы спецназа, стал захват дворца Тадж-Бек, где размещалась резиденция главы ДРА, и отстранение от власти Хафизуллы Амина.

Для широкой общественности долго оставалось тайной, что же произошло тогда в Кабуле. Мне довелось встречаться и беседовать со многими участниками тех событий. Суммируя различные версии и факты, на основе свидетельств очевидцев и документального материала, можно восстановить определенную картину. Хотя, думаю, она не полностью отражает истинный ход действий советских войск в афганской столице.

…26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады. Приготовили плов, на базаре купили всевозможной зелени и т. п. Правда, со спиртным были трудности. Выручили сотрудники КГБ. Они привезли с собой ящик «Посольской» водки, коньяк, различные деликатесы (икру, рыбу), другие закуски — стол получился на славу.

Из бригады охраны пришло пятнадцать человек во главе с ее командиром и замполитом. Во время приема старались разговорить афганцев. Провозглашали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество и т. д. Сами пили гораздо меньше (иногда солдаты, которые обслуживали на приеме, вместо водки наливали в рюмки советских офицеров воду). Особенно разговорчивым оказался замполит бригады, который в пылу откровенности рассказал «капитану Лебедеву», что Н.Тараки был задушен по приказу Х.Амина.

Это была тогда новая и очень важная информация. Джандад быстро распорядился, и замполита тут же куда-то увезли. Командир сказал, что заместитель немного выпил лишнего и сам не знает, что говорит. В конце приема расставались если не друзьями, то по крайней мере хорошими знакомыми.

Находящийся на окраине Кабула в Дар-уль-Амане дворец Тадж-Бек располагался на высоком, поросшем деревьями и кустарником крутом холме, который был к тому же еще оборудован террасами и заминирован. К нему вела одна-единственная дорога, круглосуточно усиленно охраняемая. Сам дворец тоже был довольно-таки труднодоступным сооружением.»

27 декабря В.В.Колесник и Ю.И.Дроздов доложили новый план боя. Утвердили. Вернули без подписи со словами: «Действуйте».

Я пригласил В.В.Колесника к себе в номер посольской гостиницы, в баню. По старому обычаю помылись, сменили белье, молча выпили бытылку коньяку. Впереди нас ждал бой.

«С утра 27 декабря началась непосредственная подготовка к штурму дворца Х.Амина. У сотрудников КГБ был детальный план дворца (расположение комнат, коммуникаций, электросети и т. д.). Поэтому к началу операции «Шторм-333» спецназовцы из «мусульманского» батальона и группы КГБ «Гром» (командир майор Семенов) и «Зенит» (командир майор Романов) детально знали объект захвата N_1: _0наиболее удобные пути подхода; режим несения караульной службы; общую численность охраны и телохранителей Амина; расположение пулеметных «гнезд», бронемашин и танков; внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца Тадж-Бек; размещение аппаратуры радиотелефонной связи и т. д. Более того, как рассказал весьма осведомленный человек, перед штурмом дворца в Кабуле спецгруппой КГБ был взорван так называемый «колодец» — фактически центральный узел секретной связи с важнейшими военными и гражданскими объектами ДРА. Готовились штурмовые лестницы. Проводились и другие подготовительные мероприятия. Главное — секретность и скрытность.

Наши военные советники командиров частей Кабульского гарнизона получили разные задачи: некоторые 27 декабря должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин с подсоветными (для этого им выдано спиртное и кое-что из съестного) и ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться, и они раньше, чем обычно, уехали домой. Остались только специально назначенные люди, которые были соответственно проинструктированы.

…Личному составу «мусульманского» батальона и спецподразделений КГБ разъяснили, что Х.Амин повинен в массовых репрессиях, по его приказу убивают тысячи ни в чем не повинных людей, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и т. д. Правда, эту версию мало кто из солдат и офицеров воспринимал. «Тогда зачем Амин пригласил наши войска, а не американцев?» резонно спрашивали они. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. И спецназовцы готовились к бою.»

---

Формальным поводом, чтобы собрать всех, стало, с одной стороны, желание показать соратникам свою новую резиденцию, а с другой — возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшири. Тот заверил его: советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки и сменой лидера страны, визит еще больше укрепил отношения с СССР. Там подтвердили, что Советский Союз окажет Афганистану широкую военную помощь.

Х.Амин торжественно говорил присутствующим: «Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи». Порассуждали о том, как начальнику Генерального штаба Мохаммеду Якубу лучше наладить взаимодействие с командованием советских войск. Кстати, сам Якуб, тоже ни о чем не догадывающийся, пригласил к себе в генштаб для «налаживания более тесного взаимодействия» советских военных представителей. Ждать он их будет вечером, после 19.30, в своем рабочем кабинете.

Днем ожидалось выступление Х.Амина по афганскому телевидению. На съемки его выступления во дворец Тадж-Бек были приглашены высшие военные чины и начальники политорганов. Однако этому помешала акция, проводимая по плану КГБ СССР. Неожиданно во время обеда Генсек НДПА и многие его гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью «отключился» и Х.Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии Джандада, который начал звонить в Центральный военный госпиталь (Чарсад Бистар) и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу. Повара-узбеки задержаны.»

После бани 27 декабря 1979 года я и В.В.Колесник в полдень еще раз зашли каждый к своему руководству. Б.С.Иванов связался с Центром, доложил, что все готово. Потом он протянул трубку радиотелефона мне. Говорил Ю.В.Андропов.

— Ты сам пойдешь? — спросил он. Я ответил утвердительно. — Зря не рискуй, думай о своей безопасности и береги людей.

В район расположения «мусульманского» батальона ехали молча, каждый думал о своем.

«В середине дня полковник В.В.Колесник и командир батальона проинформировали офицеров о плане операции в части, их касающейся, и поставили боевые задачи. Затем объявили порядок действий. Когда проводили рекогносцировку, увидели в бинокли на одной из высоток Джандада и группу офицеров с ним. Подполковник О.Швец поехал к ним, чтобы пригласить на обед, якобы на день рождения одного из офицеров батальона, но командир бригады сказал, что они проводят учение и приедут вечером. Тогда О.Швец попросил отпустить советских военных советников, которые находились в бригаде, и увез их с собой. Возможно, этим он спас многим из них жизни.»

Пообедали, и в середине дня В.В.Колесник, О.Л.Швец и я еще раз обошли исходные позиции батальона. В.В.Колесник отдавал указания подходившим командирам рот, приказал с наступлением сумерок переместить одну из «Шилок» на удобную позицию для подавления возможного огня зенитной батареи. Все делал спокойно, уверенно. На одной из высоток заметили группу афганских офицеров, изучавших район обороны «мусульманского» батальона. К афганцам для выяснения причин поехал О.Л.Швец. После штурма дворца ко мне приведут Джандада, который расскажет, что они получили сообщение о наших намерениях, не поверили, но на всякий случай решили провести рекогносцировку. Об этой рекогносцировке и результатах беседы доложили руководству операцией. Видимо, об этом было сообщено в Центр. Нам же передали, что штурм назначен на 15.00.

Получив это сообщение, вместе с В.В.Колесником решили срочно собрать всех командиров рот, штурмовых групп и подразделений огневой поддержки в моей комнате на втором этаже казармы.

Как старшему по званию, В.В.Колесник предложил мне открыть совещание. В своем кратком выступлении я дал политическую оценку обстановки, раскрыл общую поставленную задачу, дал оценку сил и средств противника и основного объекта, нашего положения, соотношения сил и средств, общее распределение сил и средств «мусульманского» батальона и штурмовых групп. После этого В.В.Колесник отдал боевой приказ подразделениям, перечислив для каждого конкретные задачи.

Когда говорил В.В.Колесник, я внимательно смотрел на лица офицеров. Все разные, собранные, немного напряженные. В каждом чувствовалась дисциплина и воля. Два спецназа — Советской Армии и Комитета госбезопасности — в тесном взаимодействии при выполнении сложной боевой задачи за пределами своей страны.

«В 15.00 из посольства передали, что время начала штурма (время «Ч») установлено — 22.00, потом перенесено на 21.00. Позже оно периодически уточнялось и в конечном итоге стало — 19.30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения Х.Амина путем его отравления и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец Тадж-Бек. Но ввиду строгой секретности этого плана советские врачи не были к нему допущены и по незнанию сорвали его выполнение.

Во дворец по просьбе начальника Главного политического управления М.Экбаля Вазири и настоянию начальника политического отдела аппарата главного военного советника в ДРА генерал-майора С.П.Тутушкина прибыла группа советских врачей, находившихся тогда в Кабуле. В нее входили начальник медицинской службы, терапевт советников, командир группы хирургического усиления, врач-инфекционист из Центрального военного госпиталя афганской армии, врач из поликлиники советского посольства, две женщины — врач и медсестра — диетологи, работавшие в медпункте, расположенном на первом этаже дворца Тадж-Бек. Вместе с ними прибыл и афганский доктор подполковник Велоят.

Когда советские врачи терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков, командир группы хирургического усиления госпиталя полковник Анатолий Владимирович Алексеев, другие медики примерно в два часа дня подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их дополнительно еще и обыскали, чего раньше никогда не было. Причем обращались в достаточно резкой форме. При входе во дворец тщательней, чем обычно, проверили документы и еще раз обыскали. Что-то случилось? Поняли, что именно, когда увидели в вестибюле, на ступеньках лестницы, в комнатах лежащих и сидевших в неестественных позах людей. Те, кто «пришел в себя», корчились от боли. Наши врачи определили сразу: массовое отравление. Решили оказывать пострадавшим помощь, но тут к ним подбежал афганский медик подполковник Велоят и увлек их за собой — к Х.Амину. По его словам, Генсек был в тяжелейшем состоянии. Поднялись по лестнице. Х.Амин лежал в одной из комнат, раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без признаков сознания, в тяжелейшей коме. Умер? Прощупали пульс — еле уловимое биение. Умирает?

Полковники В.Кузнеченков и А.Алексеев, не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению главы «дружественной СССР страны». Сначала вставили на место челюсть, затем восстановили дыхание. Отнесли его в ванную комнату, вымыли и стали делать промывание желудка, форсированный дюрез. После этого перенесли Х.Амина опять в спальню. Стали вводить лекарство. Уколы, снова уколы, капельницы, в вены обеих рук введены иглы…

Эта работа продолжалась примерно до шести часов вечера. Когда челюсть перестала отпадать и пошла моча, врачи поняли, что их усилия увенчались успехом и жизнь Х.Амину им удалось спасти. Но, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, А.Алексеев заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость срочно сделать в лаборатории анализы промывных вод.

Пройдет довольно значительное время, прежде чем дрогнут веки Х.Амина и он придет в себя, затем удивленно спросит: «Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?»

Это происшествие очень встревожило офицеров, ответственных за организацию охраны председателя Ревсовета ДРА (Джандад, Экбаль). Они выставили дополнительные (даже внешние) посты из афганских военнослужащих и позвонили в танковую бригаду, чтобы там были готовы оказать помощь. Однако помощи им ждать было неоткуда, так как наши десантники уже полностью блокировали располагавшиеся в Кабуле части афганских войск. Вот что, например, рассказал много лет спустя ныне полковник В.Г.Салкин, находившийся в Кабуле в декабре 1979 г.: «Вечером, приблизительно в 18.30, командиру бригады капитану Ахмад Джану поступила команда ввести один батальон в город. Я и советник командира бригады полковник Пясецкий в это время постоянно находились рядом с командиром. Тот отдал приказ командиру первого танкового батальона привести батальон в состояние полной боевой готовности, заявив, что приказ о выходе батальона будет отдан позже.

Личный состав, получив приказ, буквально ринулся к танкам. Моментально взревели танковые двигатели. Первый батальон был готов к действиям. Пясецкий время от времени смотрел на часы, ожидая новых команд бригаде. В 19.10 Виктор Николаевич сам попросил Ахмад Джана связаться со своим командованием и уточнить указания по выходу батальона в город. Однако командир не смог позвонить из-за отсутствия связи (спецгруппой КГБ уже был взорван узел связи. — Примеч. авт.)»

В 19.10 группа разведчиков-диверсантов Алексея П. на автомашине приблизилась к люку Центрального распределительного узла подземных коммуникаций связи, проехала над ним и «заглохла». Пока часовой-афганец приближался к ним, из кузова крытой машины вывалились две фигуры, подняли крышку люка, что-то опустили, заботливо прикрыли ее. Мотор взревел, за- велся-таки, водитель махнул рукой афганцу-часовому, и машина скрылась за поворотом. На все, как и предполагали, ушло 35–40 секунд. Через 5 минут прогремел взрыв, оставивший Кабул без телефонной связи.

«Убедившись в отсутствии связи, В.Н.Пясецкий посоветовал командиру проконтролировать состояние телефонного провода на территории бригады. Срочно был вызван взвод связи, и солдаты начали тщательно проверять состояние кабеля. На это ушло примерно около 30 минут.

…Неожиданно четыре БМД на полном ходу сбили ворота военного городка и, не снижая скорости, окружили здание штаба бригады. Из первой машины вышел советский капитан. Он вошел в здание, представился, отозвав в сторону Пясецкого, переговорил с ним, затем достал фляжку со спиртом и предложил выпить. Капитан, обращаясь к командиру бригады, заявил, что в городе неспокойно и выход бригады в город нежелателен. Командир, посоветовавшись, дал команду «отбой» первому батальону…»

«По свидетельству В.Колесника, около шести вечера его вызвал на связь главный военный советник генерал-полковник С.К.Магометов и сказал, что время штурма перенесено и начинать надо как можно скорее. Буквально спустя пятнадцатьдвадцать минут группа захвата во главе с капитаном Сатаровым выехала на машине ГАЗ-66 в направлении высоты, где были закопаны танки. Офицеры батальона внимательно следили за ним. Танки охранялись часовыми, а их экипажи находились в казарме, расположенной в 150–200 метрах от них. Одна из рот «мусульманского» батальона залегла в указанном ей районе в готовности поддержать огнем действия группы Сатарова. Офицеры увидели, что, когда машина подъехала к расположению третьего батальона, там вдруг послышалась стрельба из стрелкового оружия, которая неожиданно усилилась. Полковник В.Колесник немедленно дал команду: «Огонь» и «Вперед». Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты сигнал для солдат и офицеров «мусульманского» батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Это произошло примерно в четверть восьмого вечера.

Первыми по дворцу прямой наводкой по команде капитала Паутова открыли огонь зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 «Шилки», обрушив на него море снарядов. Автоматические гранатометы АГС-17 стали вести огонь по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к танкам. Подразделения «мусульманского» батальона начали выдвижение в районы предназначения. По дороге к дворцу двинулась рота боевых машин пехоты (БМП) старшего лейтенанта Шарипова. На десяти ВМП в качестве десанта находились две спецгруппы КГБ. Общее руководство ими осуществлял полковник Г.И.Бояринов. Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились к Тадж-Беку. Единственная дорога круто серпантином взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Дорога усиленно охранялась, а другие подступы были заминированы. Едва первая боевая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокали- берные пулеметы. БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх в гору. Шедшая второй БМП столкнула подбитую машину с дороги и освободила путь остальным. Они быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Сначала на штурм пошли спецгруппы КГБ, за ними последовали некоторые солдаты из спецназа. Для устрашения оборонявшихся, а может быть, и со страху атакующие дворец громко кричали, в основном матом.»

Одна из БМП на площадке резко развернулась и встала кормой вплотную к входу во дворец. Распахнулись люки, и штурмовая группа Романова, Бояринова и Козлова ворвалась внутрь дворца. В триплекс каски капитана Карпухина В.Ф. впилась автоматная пуля. Козлов Э.Г. осколком гранаты был ранен в ногу. О впечатлениях участников боя подробно поведал М.Е.Болтунов в книге «Альфа не хотела убивать».

«Бой в самом здании сразу же принял ожесточенный и бескомпромиссный характер. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, то выламывались двери, в комнату бросались гранаты. Затем без разбору стреляли из автоматов. «Шилки» на это время перенесли огонь на другие объекты. БМП покинули площадку перед дворцом и заблокировали единственную дорогу.

Все шло как будто по плану, но случилось непредвиденное. При выдвижении подразделений батальона в район боевых действий с построенного через арык мостика свалился один бронетранспортер и перевернулся. Люки оказались закрытыми, и экипаж не мог из него выйти. Командир отделения стал вызывать по радиостанции подмогу. Он включился на передачу, безостановочно вызывал своего старшего командира. Этим в самый ответственный момент радиосвязь была парализована. Пришлось командованию батальона использовать другие средства и сигналы. Хорошо еще, что они были предусмотрены заранее.

Другая рота и два взвода АГС-17 вели огонь по танковому батальону и не дали его личному составу добраться до танков. Затем они захватили танки и одновременно разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник О.Швец. Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Х.Амина, его телохранители (около 100–150 чел.) сопротивлялись отчаянно, не сдаваясь в плен. «Шилки» снова перенесли огонь и стали бить по Тадж-Беку и по площадке перед ним (заранее была установка — никому из спецгрупп КГБ и спецназа на площадку из дворца не выходить, потому что живым оттуда выпускать не будут). Но не все эту установку выполнили и поплатились за это жизнью. В здании на втором этаже начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на оборонявшихся.

Однако по мере продвижения спецназа ко второму этажу Тадж-Бека стрельба и взрывы усиливались. Солдаты из охраны Амина, принявшие спецназовцев сперва за собственную мятежную часть, услышав русскую речь и мат, сдались им как высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, где, видимо, и запомнили русский мат на всю жизнь.

Позже мне не раз приходилось слышать мнение, что дворец Тадж-Бек брали спецгруппы КГБ, а армейцы только присутствовали при этом. На мой взгляд, это не совсем так. Одни чекисты ничего бы сделать не смогли. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам трудно было тягаться с профессионалами из КГБ, но именно они обеспечивали успех этой операции.»

Я разделяю эту точку зрения В.В.Ляховского. Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец и устремились к своим объектам внутри здания, встречая сильный огонь охраны, участвовавшие в штурме спецназовцы «мусульманского» батальона создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Без этой помощи потерь было бы много больше. Ночной бой, бой в здании требует теснейшего взаимодействия и не признает выделения каких-либо ведомств.

«Советские врачи попрятались кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем — сторонники Н.М.Тараки. Только позднее, услышав русский мат, они поняли, что действуют советские военнослужащие. А.Алексеев и В.Кузнеченков, которые должны были идти оказывать помощь дочери Х.Амина (у нее был грудной ребенок), после начала штурма нашли «убежище» у стойки бара. Спустя некоторое время они увидели Х.Амина, который шел по коридору, весь в отблесках огня. Был он в белых трусах и в майке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором.

Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в кубитальные вены иглы. А.Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел его до бара. Х.Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Х.Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги, Х.Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.

Спустя много лет после тех событий А.Алексеев рассказывал мне, что они не смогли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв и их взрывной волной отбросило к двери конференцзала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. В.Кузнеченков стал в простенке слева от окна, А.Алексеев справа. Так судьба их разделила в этой жизни.

Х.Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил Х.Амину, что стреляют советские. Эти слова вывели Генсека из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав раздраженно:

«Врешь, не может быть!»

Затем сам попытался позвонить начальнику Генерального штаба, командиру 41-й танковой бригады (тбр), но связи с ними уже не было. После чего Х.Амин тихо проговорил:

«Я об этом догадывался, все верно».

Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп главы правительства ДРА и лидера НДПА завернули в ковер… Основная задача была выполнена.»

«Валентин Братерский (сотрудник бывшего Управления внешней разведки КГБ СССР), вспоминая о тех днях, поделился некоторыми своими впечатлениями о штурме дворца Тадж-Бек:

«Нас было пятеро из ПГУ и две группы по 30 человек, которые и осуществляли операцию. Уникальная группа «Гром», в которую входили классные спортсмены, должна была непосредственно действовать во дворце. Группа «Зенит» — обеспечить подступы ко дворцу. В ней были ребята из балашихинской школы, где готовят спецназовцев. Из 60 ребят в строю остались 14.

С другой стороны были большие потери. В охране Амина было 300 человек. 150 сдались в плен. Убитых не считали. Амин еще пригнал двухтысячный полк, и они окопались вокруг дворца. Полк мы прорезали, как кинжалом. Во время штурма он как-то рассеялся. Кармаль обещал, что нас поддержат 500 верных ему боевиков. Завезли для них оружие, гранаты — ждали. Из 500 человек пришел только один.

Была еще одна группа под началом майора КГБ. В их задачу входило доставить некоторых представителей афганского руководства для подтверждения версии о внутреннем перевороте. Версия же, которая внушалась нам, — Амин связан с американцами, мы получим еще одного опасного соседа с юга. Никаких документов, подтверждающих эту версию, никогда представлено не было.

Мне все стало окончательно ясно, когда человек, застреливший Амина, сказал мне, что приказ был: живым Амина не брать. Кстати, тогда же в перестрелке был ранен в грудь и скончался сын Амина лет восьми. Я собственными руками перевязывал рану его дочери — ее ранило в ногу. Мы оставили дворец, в котором ковры были пропитаны кровью и хлюпали под ногами. Это трудно себе представить…

Перед отлетом нам всем обещали звезды Героев. Двое, насколько я знаю, получили, один — посмертно, всего в КГБ было награждено за это дело 400 человек, вплоть до машинисток и секретарш.»

Я глубоко сомневаюсь в правдивости отдельных утверждений В.Братерского. В составе штурмовых групп его не было. За его хлесткими высказываниями я не вижу ничего, кроме незнания фактов, небрежности и некомпетентности. Звезд Героев нам не обещали, нам просто поручали выполнение оперативного задания. Так пишут те, кто сам там не был, но все и больше всех знает.

«…Уцелевшие после той ночи ребята договорились, что будут встречаться каждый год 27 декабря в семь часов вечера у могилы неизвестного солдата. Крючков запретил — мол, нечего сопли распускать…»

Да, действительно, добрых пять лет афганцы встречались в этот день вопреки запрету, но в другом месте. Они не разделяли этой точки зрения своего руководства. Председатель КГБ СССР Крючков В.А. в беседах со мной соглашался с еами, но не все было в его силах.

«На двух захваченных у афганцев танках к зданию дворца прибыла группа капитана Сатарова. Он доложил Колеснику, что когда они проезжали мимо третьего батальона бригады охраны, то увидели — в батальоне объявлена тревога. Афганские солдаты получали боеприпасы. Рядом с дорогой, по которой проезжали спецназовцы, стоял командир батальона и еще два офицера.

Решение пришло быстро. Выскочив из машины, они захватили командира афганского батальона и обоих офицеров, бросили в машину и поехали дальше. Некоторые солдаты, успевшие получить патроны, открыли по ним огонь, а затем и весь батальон устремился в погоню за машиной — освобождать своего командира. Тогда спецназовцы спешились и начали стрелять из пулеметов по бегущей пехоте. Открыли огонь и бойцы роты, обеспечивающей действия группы Сатарова. «Положили» очень много порядка 250 человек, остальные разбежались. В это же время из снайперских винтовок «сняли» часовых возле танков и чуть позже захватили их. Бой во дворце продолжался недолго. Вскоре все там было кончено. Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно в Тадж-Бек.»

С командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из «Шилок», В.В.Колесник и я руководили боем. По кратким радиосообщениям чувствуя его ритм, нарастание и затухание. В какой-то момент резкое усиление огня — и наступила тишина. Даже отдельных выстрелов не было.

— Все, — сказал В.В.Колесник и добавил. — Это мой первый и настоящий в жизни бой. А у Вас?

— Очередной, — ответил я после недолгого молчания.

Бой продолжался 43 минуты.

---

Вошли во дворец. Внизу, в холле, продолжали перевязывать раненых. Разгоряченные только что закончившимся боем, проверяя, нет ли затаившихся аминовцев, ходили спецназовцы и штурмовики. В.Ф.Карпухин подошел с каской в руках, показал застрявшую в триплексе пулю.

— Смотри, генерал, как повезло. Я теперь маму увижу.

М.М.Романов, Э.Г.Козлов, Я.Ф.Семенов тяжело переживали потери. Четверо убитых и 17 раненых.

«В тот вечер в перестрелке был убит общий руководитель спецгрупп КГБ СССР полковник Г.И.Бояринов, его заменил подполковник Э.Г.Козлов. По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен полковник В.П.Кузнеченков. Однако все время находившийся рядом с ним А.В.Алексеев утверждает, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, то какой-то автоматчик, заскочив туда, дал на всякий случай очередь в темноту. Одна из пуль попала в В.Кузнеченкова. Он вскрикнул и сразу же умер. Мертвого товарища А.Алексеев взвалил на себя и вынес во двор, где положил его на бронетранспортер, который вывозил раненых. «Мертвых не берем», — кричал какой-то автоматчик А.Алексееву. «Да он еще живой, я врач», — возразил полковник. В последующем труп В.Кузнеченкова отвезли в госпиталь, а А.Алексеев встал к операционному столу.

В «мусульманском» батальоне погибло 5 человек, ранено 35. Причем 23 человека, получившие ранения, остались в строю. Остальных раненых медик батальона капитан Ибрагимов вывез на БМП в кабульский госпиталь.

В течение ночи спецназовцы несли охрану дворца, так как опасались, что на его штурм пойдут дислоцировавшиеся в Кабуле дивизии и танковая бригада. Но этого не случилось. Советские военные советники, работавшие в частях афганской армии, и переброшенные в афганскую столицу части воздушно-десантных войск не позволили им этого сделать. К тому же спецслужбам заблаговременно было парализовано управление афганскими силами.

Не обошлось и без курьезов. Ночью нервы у всех были напряжены до предела. Ждали нападения верных Х.Амину войск. Предполагали, что во дворец ведет подземный ход. Вдруг из шахты лифта послышался какой-то шорох. Спецназовцы вскочили, стали стрелять из автоматов, бросили гранаты, но оттуда выскочил обезумевший от страха кот.

Вполне вероятно, что кое-кто из наших соотечественников пострадал и от своих же: в темноте личный состав «мусульманского» батальона и спецгруппы КГБ узнавали друг друга по белым повязкам на рукавах и…мату. Но ведь все были одеты в афганскую военную форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось часто с приличного расстояния. Попробуй уследить ночью, в темноте, в такой неразберихе у кого на рукаве повязка, а у кого ее нет?!»

«Примерно в такой же обстановке происходил и захват здания Министерства обороны ДРА. Комитетчики и спецназ довольно быстро покончили с охраной, но начальник Генерального штаба Якуб сумел забаррикадироваться в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, прежде всего рассчитывая на 444-ю бригаду «командос». Однако никто не поспешил ему на выручку, и к полуночи, поняв всю бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался на милость победителей. Милость проявлена не была. В группе захвата присутствовал афганец — один из функционеров «Парчам», по некоторым данным, Абдул Вакиль, который зачитал «предателю» Якубу приговор «от имени партии и народа» и затем собственноручно застрелил уже бывшего начальника Генштаба из пистолета.»

«Утром 28 декабря, — вспоминал впоследствии офицер «мусульманского» батальона, — прозвучали последние выстрелы операции по ликвидации аминовского режима, в ходе которой спецназ, впервые появившийся в Афганистане, сказал свое веское и решительное слово. Никто из батальона не подозревал, что отгремевший ночной бой был лишь дебютом, после которого предстоит участие в сотнях операций, еще более кровопролитных, чем эта, и что последний солдат спецназа покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года.»

«В ту ночь произошел не просто очередной государственный переворот в Кабуле, при котором власть из рук «халькистов» перешла к «парчамистам», поддержанным советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане, была открыта трагическая страница как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры — участники декабрьских событий искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают избавиться афганскому народу от тирании Х.Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнившими приказ.»

Поэт-зенитовец полковник В.Е.Ревский, переживщий лично все напряжение этой и последующих схваток, в своей книге «Афганский синдром» об этом бое напишет:

«У ног — из липкой крови лужа. Он в тело государственного мужа Всадил обойму пуль из пистолета. Кому-то было очень нужно это.»

«Спецназовцы утром разоружили остатки бригады охраны. Более 1700 человек афганцев было взято в плен. Однако и здесь не обошлось без потерь. В частности, когда на здании штаба бригады охраны появился белый флаг, то из подъехавшего к нему БМП выскочили замполит роты и двое солдат (хотя было указание из машин не выходить). С крыши глинобитного строения, где размещалась личная охрана Х.Амина, раздалась пулеметная очередь, и все трое погибли.

Убитых афганцев, в том числе и двух малолетних сыновей Х.Амина, закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек (в последующем, с июля 1980 г., в нем будет располагаться штаб 40-й армии). Труп Х.Амина, завернутый в ковер, еще ночью под руководством замполита батальона капитана Анвара Сахатова был погребен там же, но отдельно от остальных. Никакого надгробия ему поставлено не было. Оставшиеся в живых члены его семьи были посажены в тюрьму Пули-Чархи, сменив там семью Н.М.Тараки.

Даже дочь Х.Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Х.Амина были замордованы их близкие и родственники. Они жаждали мести.

В середине дня 28 декабря командование «мусульманского» батальона прибыло в здание советского посольства в Кабуле. Сперва доложили генерал-полковнику С.К.Магометову и резиденту ГРУ о выполненной задаче. Затем полковник В.В.Колесник связался с Москвой из кабинета посла и доложил генералу армии П.И.Ивашутину о результатах операции, одновременно предложив ему вывести батальон из Афганистана в Чирчик. Начальник ГРУ ГШ ВС СССР распорядился решать этот вопрос с командованием ТуркВО.

Сотрудники КГБ тоже доложили своему начальству в Кабуле, затем по телефону Ю.В.Андропову. Ему же они потом подарили взятую в качестве трофея винтовку Х.Амина «Ремингтон» с комплектом снайперских прицелов.»

Я доложил Б.С.Иванову о выполнении задания. Он сказал, что уже информировал в общих чертах Центр и там ждут подробное сообщение. В рабочей комнате резидентуры я принял доклады от командиров групп, занимавшихся нейтрализацией других городских объектов.

Как и ожидалось, другим наиболее трудным объектом оказался Генеральный штаб афганской армии, охрана которого была значительно усилена, а сама обстановка внутри объекта весьма напряжена. Разведывательно-диверсионной группе в прожолжительной жестокой схватке удалось отсечь и изолировать руководство Генштаба, сковать огнем подразделения внутренней охраны, уничтожить узел связи, не допустить проникновения внешней охраны внутрь здания. Бой завершился с подходом подразделения десантников. В результате, — докладывал командир группы, — уничтожены лица, оказавшие сопротивление, взяты пленные. Группа из 16 разведчиков-диверсантов, выполнила основную задачу, понеся минимальные потери 3 раненых.

Примерно 40 минут продолжался бой 9 разведчиков-диверсантов и роты десантников по овладению радио- и телецентром. Разведчики овладели объектом, имея одного легко раненного из роты поддержки. 9 разведчиков-диверсантов и взвод поддержки ВДВ из 17 человек за два часа овладели телеграфом. Потерь с обеих сторон не было.

В 21.30 27 декабря 6 разведчиков-диверсантов вместе со взводом поддержки ВДВ овладели Министерством внутренних дел, преодолев незначительное сопротивление охраны. Потерь не имели.

Не менее сложным для овладения чем Генштаб, был штаб Центрального армейского корпуса, управление и охранные подразделения которого располагались в комплексе зданий «Дома народов» — всего более 1000 человек с артиллерией, БТР и стрелковым вооружением. Этим объектом предстояло овладеть 6 разведчикам-диверсантам, 6 военным советникам и роте поддержки ВДВ.

Группа тщательно разведала объект, разработала план действий по нейтрализации, сковыванию и, в случае необходимости, ликвидации противника. Благодаря слаженным действиям разведчиков, группы советников и роты поддержки, после 15-минутной перестрелки сопротивление противника было прекращено, овладение объектом шло по «мирному» варианту, что позволило нейтрализовать и удержать от оказания сопротивления новому режиму все части Центрального армейского корпуса. К утру 28 декабря 1978 года штаб ЦАК уже охранялся спаренными советско-афганскими постами. Сводная группа по овладению объектом потерь не имела.

Вполне понятную тревогу у нас вызывало овладение комплексом зданий афганской разведки и контрразведки — КАМ. Шесть разведчиков-диверсантов, 12 советников и два взвода десантников после тщательной разведки объекта огнем пулеметов блокировали действия подразделений охраны, ворвались на территорию объекта и внутрь главного здания, где соединились с находившимся там советником Чучукиным В.А., который склонил руководство КАМа не оказывать сопротивления. Потери легко раненный.

Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп в адрес солдат и офицеров подразделений поддержки ВДВ подчеркивалось:

«Претензий к десантникам нет. Молодцы».

Лица командиров групп разведчиков-диверсантов изменились. Посуровели. Их опалил огонь войны, ведь даже скоротечный бой оставляет в душе отпечаток на всю дальнейшую жизнь.

Я сел писать подробную шифровку в Москву. Она заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп «Гром» и «Зенит», а также 10 офицеров и солдат «мусульманского» батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.

«Вечером же произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем руководителям операции «Шторм-333», когда они возвращались в расположение батальона на правительственном «мерседесе» и, хотя заранее согласовали сигналы с генераллейтенантом Н.Н.Гуськовым, возле здания Генштаба ВС ДРА были обстреляны своими же десантниками. Машина вдруг резко остановилась и заглохла. Олег Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышалась возня и звук оплеух. «Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?» — кричал он какому-то десантнику, держа его за шиворот. «Мы здесь кровь проливаем, а вы на шикарных машинах раскатываете», отвечал лейтенант-десантник обиженно.

Вышли из машины. Подполковник Э.Г.Козлов прихрамывал. Он был ранен в ногу во время штурма. Подняли капот. Там было пять пробоин от пулеметных пуль.

«Чуть выше — и все бы погибли. Так бездарно», — сказал «капитан Лебедев» (он прошел всю Великую Отечественную войну, побывал во многих передрягах, в частности, находился вместе с С.Альенде во время переворота в Чили и т. д. — Примеч. авт.). Пересели на бронетранспортер, на котором сзади ехал майор Халбаев.»

Я просил Э.Г.Козлова, В.В.Колесника и О.Л.Швеца не вспоминать об этом случае. О нем до сих пор не знала и моя жена. Я нигде не писал о нем в отчетах, но все помню, как будто это произошло только вчера.

Мы подъезжали в темноте к зданию Генштаба ВС ДРА. Можно было разглядеть, как из-за ствола дерева вышла фигура нашего солдата-десантника и открыла огонь из ручного пулемета. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина заглохла. Я вслух сказал:

«Чуть выше и все погибнем, так бездарно».

После громкой тирады мата, выплеснутой О.Л.Швецом в сторону стрелявшего, огонь прекратился. Я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил:

«Твой солдат?»

Лейтенант-десантник молчал.

«Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять», — добавил я.

Вместе с С.Альенде в Чили я не находился. Я был там в командировке за месяц до переворота. И меня узнал один из военных разведчиков, с которым когда-то вместе учились в ВИИЯ СА.

«Приехали в расположение батальона. Решили «отметить» успешное выполнение боевой задачи. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: «Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, что как будто мы и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял — или они нас, или мы их». И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Х.Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни. Они с честью выполнили задание своего правительства.»

Второго августа 1995 г., через 18 лет, посол РФ в Королевстве Швеция Олег Гриневский опубликовал в «Литературной газете» отрывок из своих мемуаров «Как мы «брали» Афганистан», в которых дает свою версию событий во дворце Тадж-Бек:

«Роковое решение было принято Политбюро 12 декабря 1979 года в строгой тайне — никаких протоколов не велось…

Пятнадцать дней спустя спецотряд КГБ численностью примерно в тысячу человек штурмом взял дворец президента Амина, а советские войска вошли в Афганистан. Накануне штурма личный врач Амина, майор медслужбы Советской Армии, дал своему пациенту лошадиную дозу снотворного. Но тот почуял неладное — к тому времени он уже не доверял своему советскому окружению. Воду, к примеру, пил только из разных сосудов небольшими порциями: боялся, что отравят. Ночью спал в разных местах, порой даже в танке. Поэтому снотворное как следует не подействовало. Но все же Амин чувствовал какую-то слабость и недомогание.

…Амина уложили в кровать, сделали промывание и поставили капельницу. Он задремал, но автомат положил с собой рядом. В это время раздались первые выстрелы — это десантники начали штурм дворца и рвались наверх. С вертолета на крышу была выброшена вторая группа, которая пробивалась вниз. Охраняли Амина советские солдаты-узбеки, одетые в афганскую форму, которые не знали, кто штурмует дворец, и потому стойко защищали афганского президента.

Стрельба приближалась. Но Амин лежал спокойно и спал. Врач-майор спрятался в шкафу здесь же, в комнате, а посольский врач с медсестрой выбежали в коридор и укрылись в какой-то нише. Мимо них с топотом пробежали солдаты в камуфляже и ворвались в кабинет Амина. С ходу дали очередь из автоматов крест-накрест по шкафам, и оттуда вывалилось прошитое пулями окровавленное тело военврача.

Неожиданно Амин, который до того, казалось, спокойно спал, схватил автомат и стал стрелять. Хотя приказ был брать живым, десантники дали очередь по постели, и президент затих навсегда.

Эту грустную историю поведал нам в МИДе Василий Степанович Сафрончук советник афганского президента по внешнеполитическим вопросам, тоже находившийся в день штурма во дворе. О геройском штурме пелось в балладе «Как брали Амина», сложенной тогда десантниками. Сохранилась ли она? Насколько точны детали штурма, описанные Сафрончуком?»

Василия Степановича Сафрончука я хорошо знаю. Он встречал меня в 1975 году в Нью-Йорке, когда я прилетел туда на работу. Встретились мы с ним и в посольстве в Кабуле. Он увидел меня в вестибюле первого этажа и удивленно поднял глаза. Потом столкнулись еще раз 28 декабря у лестницы на второй этаж посольства. Я был в афганской форме. Он не удивился. В день штурма во дворце В.С.Сафрончука не было и вертолета над крышей тоже.

---

«За штурм дворца Амина» полковника В.П.Кузнеченкова, как воинаинтернационалиста, удостоили ордена Красного Знамени (посмертно). Лишь немногим будет известно, что во время штурма они с полковником А.В.Алексеевым, выполняя свой врачебный долг, «воскресили» Хафизуллу Амина. А.Алексееву же дали почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину в апреле 1980 г.

29 декабря охрану дворца от спецназовцев приняли десантники и части 40-й армии.»

По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 г. нас принял Ю.В.Андропов.

— Трудно было? — спросил он.

— Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно…

— Понимаю. Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так…

В середине того же дня я с одним из офицеров ГРУ, также принимавшем участие в операции, был на приеме у начальника Генштаба маршала Н.В.Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: «Почему не утверждена?» Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес неутвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.

Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, онивозможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.

В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими «черные тюльпаны». Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и также молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице. Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу в ослепительно белом подвенечном платье вышли счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.

Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета 19 декабря 1979 года. «Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28 числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет».

Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане. Один из находившихся там советников Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен «афганцев», посвятил этим дням трогательное до слез стихотворение.

«Письмо дочери»:

«Папа, папочка, миленький папа! Я пишу из больницы тебе. Помнишь, ты уезжал, дождик капал, А сейчас уже снег во дворе.Почему ты так часто в отъезде? У других папы дома всегда. Погулять бы по парку, как прежде, Посмеяться с тобой, как тогда. Ты не бойся, у нас все в порядке, Ленка с бабушкой ходят гулять, У меня две пятерки в тетрадке, В танцкружок записалась опять.Письма ждем от тебя с нетерпеньем, Даже почту ругаем за то, Что она нам по воскресеньям Не приносит от папы письмо. Только бабушка, если случится, Разговор завести о тебе, Начинает украдкой молиться, Не пуская нас с Ленкой к себе. Как-то раз я ее поругала: — Ты про бога, бабуля, забудь! — Ладно, внучка, — она мне сказала, Только вдруг он поможет чуть-чуть. А на днях заезжал дядя Леша, С днем рожденья поздравил меня.Твой подарок — кукленок курносый Самый лучший привет от тебя. Он рассказывал маме и деду, Как живете, как ваши дела. Было весело всем за обедом, А потом я им торт подала. Дядя Леша шутил и смеялся, Рассказал, как красиво у вас, Как он в горы с тобой поднимался, Как похожа страна на Кавказ. Только мама почти не смеялась, Все платком вытирала глаза. И когда с дядей Лешей прощалась, На меня вдруг упала слеза. Дед его провожал в коридоре. Дверь чуть-чуть приоткрыта была,Я услышала в их разговоре Про военные ваши дела. Что стреляют у вас днем и ночью, Что немало погибло солдат, Что известно ему стало точно, Будто скоро ты будешь комбат. Что в горах очень трудно сражаться, Получает оружие враг, Что придется еще задержаться, Не один до победы, мол, шаг. Дед сказал: «Тяжело ваше бремя», И еще (я никак не пойму), Что не легче тебе в это время, Чем в Испании было ему. Не ругай меня, папочка, милый, Что подслушала их разговор. Я тебя с еще большею силой Жду домой, дни считая с тех пор. Маме я ничего не сказала И стараюсь ее я отвлечь, Но на фото твое она стала Все смотреть перед тем, как ей лечь. Я тебя очень жду и тоскую. Приезжай поскорей, мой родной. Может быть, оттого и болею, Что тебя нет здесь рядом со мной. Ты в письме, помнишь, спрашивал:

«Дети! Привезти вам подарок какой?» Ничего нам не надо на свете, Только ты возвращайся живой!!! И.В.А. Кабул, 20.ХII.1980 г.»

Лучше всего о действиях отряда «Каскад» в Афганистане написал в «Красной Звезде» А.Бражников в серии статей «Вспомни, «Каскадер», опубликованных в январе 1991 г. Поэтому ему слово.

«Настоящая история отряда специального назначения «Каскад» будет написана нескоро. Пройдет много времени, прежде чем неумолимые грифы на документах станут не такими категоричными. Когда-то молодые, полные сил и энергии разведчики уйдут на заслуженный отдых, страна, наконец, в полной мере осознает масштабы подвига и меру испытания всех тех, на чью долю выпало сражаться и погибать в ущельях и долинах Афганистана.

Но печальная необходимость заставляет браться за перо и рассказывать о героческом и трагическом, несмотря на очевидную непопулярность темы афганской войны в сегодняшней прессе. Необходимость эта вызвана тем, что слишком много небылиц и просто грязи льется на участников тех событий людьми, и близко никогда не видевшими войну, не смотревшими в лицо смерти, не терявшими боевых друзей. О деятельности чекистов в период афганской войны небрежно может высказаться и бывший генерал Калугин, и «анонимный полковник», поведавший «Собеседнику» сплетни о причастности чекистов к спекуляции афганскими товарами.

Спецслужбы стран, стоящих за спинами непримиримой афганской оппозиции, и по сей день активно проталкивают на международный информационный рынок свою «продукцию» с целью опошлить характер советской помощи Вооруженным силам и органам безопасности и общественного порядка Афганистана. Их планы по созданию в Республике Афганистан исламского режима и развертывания оттуда массированного пропагандистского наступления на среднеазиатские республики, цель которого формирование мусульманского конгломерата, не списаны в архив. В нынешней обстановке оголтелого национализма и сепаратизма эти планы куда более обнажены, чем в период афганской войны.

В этом хоре особенно выделяется крикливый голос псевдорадикальной прессы, которая ради скандального ажиотажа не утруждает себя проверкой печатаемой информации. Журнал «Столица», например, опубликовал «воспоминания» «Как я штурмовал дворец Амина», из которых, по единодушному мнению чекистов, видно, что автор не был ни очевидцем, ни тем более участником описываемых событий, а взял за основу расхожие сплетни. Сотрудники УКГБ по Приморскому краю, прошедшие через огненный шквал Афганистана, требуют рассказать как можно подробнее о боевых делах и героизме советских воинов и чекистов, чтобы не допустить беззастенчивого переписывания истории на глазах поколения, которое эту историю делало своими руками. Поднимает этот вопрос и газета «Дагестанская правда» (19 сентября 1990 г.) В статье бывших воинов-интернационалистов Н.Нигматуллаева и Р.Шангереева говорится немало добрых слов о чекистах, отдавших жизни на афганской земле.

К сожалению, стало одной из плохих примет нашего времени кричать: «Я не служил, но знаю! Я не видел, но слышал!». Но когда слушаешь невыдуманные рассказы о тех годах реальных людей с ранней сединой, видишь, насколько они далеки от саморекламы и рисовки, какой спокойной уверенностью и скромностью пронизаны их слова, понимаешь, что надо писать о них хотя бы ту малую часть большой правды, которую позволяет рассказывать сегодня их суровая, не терпящая бахвальства служба. Заранее извиняюсь перед читателями, что в рассказах сотрудников КГБ — бывших разведчиков отряда «Каскад» о своих боевых товарищах почти не прозвучат имена — люди эти еще находятся на разведывательной работе, и требования конспирации не позволяют сделать это.

Рассказывает полковник Г.С. «Отряд «Каскад» прибыл в Афганистан в 1980 году. Ребята были хорошо подготовлены в боевом и физическом отношении, прошли курс специальной тренировки. Конечно, знали, какова обстановка, но не предполагали, насколько она проще и одновременно сложнее в реальности. Далеко не все говорили на пушту или дари, многим приходилось объясняться через переводчиков. Отряд был интернациональным по составу — в числе разведчиков были чекисты четырнадцати национальностей. Но это не мешало им слаженно работать в ходе разведывательных и войсковых операций. Условия для работы были непростые — как раз в это время многочисленные бандформирования активно разворачивали диверсионную и террористическую деятельность. Для тех, кто предпочитает говорить о душманах лишь как о вооруженной оппозиции, можно сослаться на выдержки из оперативного дневника за один только короткий промежуток времени — май-июль 1980 года.

В сухих строчках донесений оппозиционеры выглядят далеко не такими «борцами за свободу», по-джентльменски воевавшими лишь против регулярной афганской армии и частей 40-й армии советских Вооруженных Сил. Факты свидетельствуют о другом: в разных провинциях почти ежедневно душманы убивали мирных жителейврачей, партактивистов, крестьян, получивших землю. Они взрывали и жгли школы, электростанции, отравляли источники с питьевой водой, как это было в кишлаке Мири. Список злодеяний можно продолжать долго…

В такой обстановке, в числе прочих задач, «Каскаду» была поставлена цель обеспечить советское командование точными сведениями о готовящихся диверсиях и террактах, вскрывать замаскированные базы и склады оружия и взрывчатых веществ.

Одним из первых информацию о крупном подпольном складе взрывчатки добыл разведчик отряда старший лейтенант Анатолий Зотов. Склад находился в одном из домов кишлака, контролируемого душманами. На подступах к селению ими были оборудованы посты ПВО, оснащенные крупнокалиберными пулеметами. На основе полученных сведений военное командование приняло решение — уничтожить склад с воздуха и с непременным условием: чтобы не пострадал ни один соседний дом, где жили мирные крестьяне.

Обеспечить максимальную точность нанесения бомбового удара мог только разведчик, непосредственно отвечавший за достоверность полученной информации, поэтому Анатолий без колебаний взялся вести звено вертолетов на объект атаки. В день операции он уже с утра был на аэродроме, как всегда собранный и неунывающий. Истребительная авиация нанесла удар по выявленным точкам противовоздушной обороны «духов», и затем два вертолета вышли на цель, точно указанную Анатолием. Он сидел рядом с командиром ведущей машины и отчетливо увидел, что первый заход оказался неудачным — сильный боковой ветер снес вертолеты с курса, и выпущенные ракеты взбили каменистую почву в стороне от склада.

Командиры вертолетов, посовещавшись по рации, решили, что следующий заход нужно будет выполнить на минимальной высоте, чтобы обеспечить поражение цели. Поскольку боеприпасы были израсходованы, вернулись на аэродром. Боевые товарищи Зотова слышали, как пилоты твердили Анатолию: «Оставайся, ты свое сделал. Мы теперь справимся без твоей помощи». Но он настоял на своем: «Я должен лететь, завершим операцию вместе».

Повторная атака на низкой высоте, казалось, уже завершилась успехом. Ракеты пошли в цель, и в это мгновение по вертолету ударила очередь из крупнокалиберного пулемета ДШК. Перебиты рулевые тяги, и лишившийся управления вертолет, беспорядочно вращаясь, стал падать. Может быть, пилоту и удалось бы посадить машину, но от попадания ракет сдетонировали тонны взрывчатки, которыми был набит атакованный склад. Огненный смерч охватил искалеченный вертолет, машина вспыхнула, как факел, и рухнула в пламя. Из экипажа не спасся никто. Они погибли вместе: два офицера-вертолетчика и чекист-разведчик.

Что заставило этого парня родом из подмосковных Мытищ, классного специалиста, свободно владевшего испанским языком, отца двух маленьких сыновей, добровольно написать рапорт с просьбой командировать его в Афганистан? Ведь у него были перспективы работы совсем на другом континенте, в куда более комфортных условиях. Что руководило им в упорном стремлении довести до конца начатое дело, рискованность которого он не мог не понимать?

Об этом говорил я с друзьями Анатолия Зотова, беседовал с его женой Светланой. Осмысливая услышанное, приходил к пониманию того, что яростно раскритикованный нынешними проповедниками индивидуализма советский характер- не выдумка идеологов и не плод фантазии романистов. И многие из лучших черт такого характера были воплощены в живом человеке, так рано ушедшем из этого мира.

Рассказывает жена Анатолия — Светлана Зотова. «Анатолий был удивительно цельной натурой. Честность в отношениях с людьми была его нравственным стержнем. Все, что он ни делал, вплоть до домашних мелочей, стремился всегда сделать сам и не успокаивался, пока ему это не удавалось. При этом он был романтиком, считал, что в жизни осталось немного дел, достойных настоящего мужчины. Наверное, поэтому выбрал географический факультет МГУ — его тянуло к новизне, открытиям, новым дорогам и впечатлениям.

Побывал в нескольких экспедициях, азартно тянул нелегкую лямку походной жизни. Красоту тех мест, где удалось побывать, бережно хранил в душе, собрал большую коллекцию фотослайдов.

С огромным желанием пошел на службу в разведку, очень гордился, считал, что нашел свое призвание, работу для настоящего мужчины. Он был уверен, что жить надо по принципу «Если не я, то кто же?». И в Афганистан попросился с полным соответствием с этим принципом, с ним же полетел вторично и в тот роковой для него и его боевых товарищей вылет».

Я пишу не икону. Конечно, Анатолий был человеком со своими проблемами, недостатками и слабостями. Я подчеркиваю это, хотя сейчас обывателю приятно опустить до своего уровня миропонимания тех, чья жизнь принадлежит иным ценностям, выходящим за рамки шкурнособственнических рефлексов. Но тем ярче моменты истинно человеческих проявлений оттеняют разрастающуюся сегодня плесень бездуховности и пошлой суеты.

Поэтому так обрадовала меня весть о том, что в мытищинской школе N 23 пионерской дружине присвоено имя Анатолия Зотова. Ребята установили тесный контакт с семьей Анатолия: помогают его престарелым родителям, приглашают на свои сборы и праздники воинов-интернационалистов. Судя по тому, с какой серьезностью относятся к своим делам ребята, с какой благодарностью рассказывает о них Светлана Зотова, можно с уверенностью сказать, что маленькие мытищинцы увидели в жизни и подвиге своего земляка четкий ориентир, помогающий их детским сердцам найти нужную дорогу в нешуточной политической игре сегодняшнего времени.

Политиканы от педагогики могут сколько угодно твердить об «идеологической зашоренности» и «психологическом порабощении» пионерского движения, о том, что оно себя изжило и не оправдало. Но совершенно очевидно, что сила положительного примера в воспитательном воздействии жива и сегодня, а «идеологический вакуум» в образовании, к которому пытаются призывать адепты деидеологизации, всего лишь образец путаницы, призванной освободить дорогу для другой идеологиирелигиозной, буржуазной, фашистской и так далее.

Участие в войсковых операциях, бои, засады были неотъемлемой частью будней «Каскада», но такой же важной для разведчиков оставалась и основная деятельность — добывание информации о противнике и его планах, угрожавших жизни и безопасности советских солдат и гражданских специалистов. Война и здесь не замедлила испытать характер и профессиональное умение разведчиков. Сделала она это, как всегда, внезапно и жестоко.

Из оперативной сводки:

«2 января 1983 года в 15.30 по местному времени в г. Мазари-Шерифе бандиты совершили нападение на советскую автоколонну и угнали в неизвестном направлении автобус с шестнадцатью советскими специалистами, работавшими на элеваторе. На розыск мобилизованы все наличные оперативные силы».

Дальнейшие события восстановлены по рассказам разведчиков «Каскада», принимавших непосредственное участие в розыске и освобождении заложников.

Операция была подготовлена душманами тщательно и профессионально. За две недели до нападения они похитили семью афганца Абдул-Гафура, постоянно водившего ПАЗ с советскими специалистами, и, угрожая расстрелять жену и детей, принудили его к участию в бандитской акции. В назначенный день советских рабочих пригласили на празднование Нового года и попросили не брать оружия, чтобы в символически мирной обстановке отметить праздник. В одном из кварталов Мазари Шерифа автобус был отсечен от колонны выехавшим сбоку трактором, тут же бандитская засада, переодетая в форму царандоя, открыла огонь из-за дувалов, отвлекая внимание охраны. Водитель автобуса дал газ и на полной скорости погнал машину по переулкам на окраину. Там, как выяснилось впоследствии, уже ждал грузовик, на который пересадили заложников. Несколько местных жителей, заранее проинструктированных душманами, заявили в царандой, что видели автобус по дороге к ущелью Мармуль, расположенному в 20 км от города. Так умелой дезинформацией розыск в первые часы был направлен по ложному следу.

На прочесывание местности были брошены шесть батальонов афганской армии и подразделения Советских Вооруженных Сил. Через несколько часов на дороге было обнаружено тело одного из советских специалистов — Игоря Шипулина, который, как показали потом его коллеги, в момент нападения вступил в схватку с бандитами и был убит. Становилось ясно, что бандиты настроены решительно и не склонны щадить жизнь пленников. Однако проводившаяся в течение 3 суток войсковая операция результатов не дала. Зато в ущелье Карамкуль, а не Мармуль, был обнаружен укрепрайон. Разгорелся бой, в ходе которого бандитов удалось выбить из ущелья. В одной из пещер были найдены кандалы, список пленников на пуштунском языке и пистолет, принадлежавший Шипулину.

Дальнейшие следы заложников терялись, и на долгие дни единственной надеждой осталась лишь разведка. Невероятно, но за несколько дней чекистам удалось наладить регулярное получение сведений о передвижениях банды, уводившей пятнадцать заложников все дальше в горы, к границе с Пакистаном. Выяснилось, что небольшая, но хорошо оснащенная банда под предводительством Моулави Усмана принадлежала к «непримиримым», а это не сулило советским специалистам ничего хорошего.

В середине января поступила информация, что бандиты в назидание всем «шурави» намерены казнить пленников по законам ислама. Обстановка требовала решительных действий. При активном содействии афганских партнеров (достаточно сказать, что проблемой освобождения заложников занимался лично президент Афганистана Наджибулла) разведчики организовали канал связи напрямую с главарем банды. Переговоры с ним развивались драматично, уже только об этом можно бы написать отдельную повесть. Моулави Усман, чувствуя себя хозяином положения, ставил все более жесткие условия: то пусть все именитые граждане Мазари-Шерифа поименно подпишутся под петицией в пользу освобождения пленных, то пусть власти освободят из тюрьмы группу бандитов.

Наконец стало ясно, что бандиты не намерены ни возвращать, ни обменивать заложников.

Последние донесения подтвердили информацию о том, что советские специалисты находятся под охраной в кишлаке Вахшак (в 98 км южнее Мазари-Шерифа), сильно измождены тяжелыми переходами, подвергаются постоянным оскорблениям и издевательствам. Решение военного командования и руководства КГБ было единодушным — проводить войсковую операцию, блокировать банду в кишлаке и постараться освободить заложников путем переговоров. И в крайнем случае — боевые действия.

2 февраля на окраину Вахшака с вертолета высадился десант в составе мотострелковой роты СА и нескольких подразделений афганской службы безопасности. Командовал десантом сотрудник КГБ подполковник Н.Вахренев. Суровая военная действительность сразу же внесла свои коррективы. Переговоры не удалось начать: десант был встречен огнем. Затянувшийся бой окончился победой, банда была почти полностью уничтожена. Но какой ценой! Погибло 10 советских солдат, 15 получили ранения, 22 человека убитыми потеряла афганская армия и царандой, были уничтожены три вертолета и четыре бронетранспортера.

Если кто-нибудь из читающих окажется бывшим участником этого эпизода специалистом, десантником или чекистомвспомните об этой операции и бое. Нам хотелось спасти всех, матери и вдовы, мы погибали сами! Повернется ли у кого-то язык говорить о несоразмерности цены, уплаченной за освобождение соотечественников? «Сам погибай, а товарища выручай!». Этот лозунг, казавшийся мне в армии сакраментальным, нарочито молодецким, зазвучал теперь живой человеческой болью и надеждой.

Операция по освобождению советских специалистов стала первым пробным камнем, показавшим прочность боевого сотрудничества между КГБ и службой государственной информации Афганистана. В повседневной, «рутинной», как говорят бывшие «каскадеры», работе притирались человеческие контакты: зрели совместные операции, передавался профессиональный опыт. А что это была за «рутина» — ночные засады, поездки за много километров в зоны, контролируемые мятежниками, для встреч с «ходоками-информаторами», беседы с бандитскими главарями, многие из которых готовы были учинить кровавую расправу с нежеланными гостями, а затем переходили «на сторону» правительства. Возраставшая самостоятельность и окрепшее оперативное мастерство афганских партнеров позволили начать постепенно сокращение работы «Каскада». В апреле 1984 г. оперативные группы «Каскада» были отозваны из Афганистана. По просьбе афганцев в стране остались несколько разведчиков в качестве советников.

Газета «Известия» (9 сентября 1988 г.) сообщала о том, как умелыми действиями службы безопасности Республики Афганистан был пресечен преступный замысел боевиков Исламской партии, руководимой Гульбетдином Хекматиаром, намеревавшихся провести террористическую акцию вблизи советского военного госпиталя в Кабуле.

О том, как удалось предотвратить взрыв, рассказывает полковник Игорь Ахмедович Н. «Приблизительно за четыре месяца до этой операции резко возросла террористическая активность военного комитета Исламской партии Афганистана, которую возглавлял Г.Хекматиар. Боевики этого комитета тайно проникали в Кабул, доставляли туда оружие и боеприпасы, организовывали взрывы и обстрелы реактивными снарядами района советского посольства и густонаселенных жилых кварталов, захватывали в плен военнослужащих Советской Армии и афганских солдат. МГБ Афганистана, понимая реальную опасность этих акций, сосредоточило все силы на проникновении в военный комитет Исламской партии.

При помощи наших советников был найден человек, согласившийся взять на себя опасную миссию внедрения в ряды террористов. Им стал молодой афганец Акиль, в прошлом солдат, неоднократно участвовавший в боях. От пули душманов погиб его родной брат, и Акилю не нужно было объяснять, по какой тонкой жердочке ему придется пройти над пропастью. К тому времени он работал водителем грузовика, неоднократно бывал в Пакистане и хорошо знал обстановку в Пешаваре, куда ему предстояло совершить не один тревожный рейс. Тщательно отработанная легенда и природная сообразительность помогли Акилю быстро наладить связи с боевиками военного комитета, среди которых оказался его школьный товарищ Тарек.

Акиль сразу же привлек их внимание. Уже на второй встрече Тарек показал ему, как готовятся тайники под взрывчатку в кузовах грузовиков, и предложил за солидное вознаграждение совершить пробный рейс в качестве наблюдателяподстраховщика. Опасный груз должен был доставить другой водитель, а на долю Акиля выпадала задача оказывать ему помощь во всех затруднениях. Акиль согласился, но поставил условие: он выполнит это задание в ходе своего следующего рейса в Пешавар. Объяснил он это тем, что необходимо внимательно изучить работу постов царандоя и обстановку на трассе. Осторожность Акиля показалась Тареку вполне обоснованной, и он не стал настаивать.

Информация, доставленная Акилем, дала возможность чекистам и их афганским коллегам разработать конкретный план захвата взрывчатки. Для этого была подготовлена специальная группа, которая по условному звонку Акиля с границы должна была выехать в пригород Кабула Поли-Чархи, где находилась таможня, и задержать грузовик. Но жизнь преподнесла сюрприз, напомнив о том, что и в службе безопасности, рядом с отвагой и дисциплиной, могут процветать под маской угодливости равнодушие и безответственность.

Телефонный звонок Акиля, возвестивший о том, что грузовик, начиненный взрывчаткой, миновал пограничный пункт Джелалабада и движется к Кабулу, раздался в управлении безопасности рано утром. Дежуривший сотрудник, хотя и был предупрежден о возможности условного сигнала, не придал звонку значения и вспомнил о нем лишь после обеда. Смертоносный «Мерседес-бенц» к тому времени уже мог оказаться в Кабуле. Нельзя было медлить ни минуты. Начальник группы захвата, друг Акиля — Керим вместе с начальником отдела управления безопасности прыгнули в машину и на сумасшедшей скорости понеслись по городу к Поли-Чархи. На душе у оперативников отлегло, когда они увидели описанный Акилем грузовик в длинной очереди на таможенный досмотр. Далее была сымитирована ситуация внезапной проверки, в ходе которой привлеченные к операции солдаты царандоя «случайно» обнаружили тайник с взрывчаткой в кузове автомобиля.

Данные, полученные Акилем, и результаты допроса арестованного водителя дали сотрудникам МГБ Афганистана богатую информацию о планах диверсионной деятельности пешаварских боевиков. Впервые была захвачена такая масса взрывчатки- более тонны пластитавещества гораздо более мощного, чем тротил. Но главное — были спасены сотни жизней советских солдат и мирных горожан Кабула. На этом пока придется закончить рассказ о разведчиках «Каскада» в Афганистане. Со временем он будет, естественно, продолжен…».

Начиная с 1979 г. весь последующий период до ухода в отставку мне пришлось курировать работу подразделений нелегальной разведки в Афганистане. Уже в январе 1980 г. в беседе с маршалом С.Ф.Ахромеевым мы поставили вопрос о постепенном выводе советских войск из Афганистана, понимая особенности страны и обстановки, однако это мало зависело от нас.

Среди афганских разведчиков и офицеров «Коммандос» у меня осталось много друзей. Четыре долгих и напряженных, полных тревог и опасностей года провел в доме на окраине Кабула мой сын с семьей. И внук Женька в 10 лет понял, что такое настоящий автомат, подствольный гранатомет, какую позицию надо занимать в случае возможного нападения душманов. Мы не прятали своих сыновей от суровой действительности.

Наверное, я что-то смог сделать тогда (в 1979–1988 гг.), чтобы снизить до возможного минимума потери среди своих подчиненных и личного состава приданных подразделений обеспечения. Руководство Комитета госбезопасности понимало нас и поддерживало, хотя порой и возникали отдельные трения.

«Каскадеры», я уверен, сохранили теплую память друг о друге. Где-то в запасниках разведки хранится сверкающий никелем карабин, который они преподнесли мне с дарственной надписью «Командиру от декабристов», а мне об этих днях постоянно напоминает самодельная медаль «Каскадеров». На ее маленьком латунном диске изображена речка Кабулка, город на фоне гор, а на обратной стороне слова: «Ничто на земле не проходит бесследно. Помни Афганистан».

В те годы у «каскадеров» в Кабуле, куда они возвращались после боевых операций, бывало много гостей. Игорь Васильевич Остапкин посвятил разведчикам много замечательных стихов, в которых увековечены «каскадеры». Одно из них посвящено Александру Пунтусу, одному из лучших разведчиков специального назначения, погибшему в Афганистане. Прочтите его.

---

«А.Пунтусу

Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал — долго не встречался Подошел, а вышло — обознался.Тот же рост и также ладно скроен, Иронически он был всегда настроен, Улыбался в черные усы. Броской был, мужской он красоты. Помню, как знакомились мы в Чаке, Где стоял с друзьями он для драки. Спали средь развалин ресторана, Ветер с гор будил их утром рано. А окрест глядели пулеметы.У ребят военные заботы: Кто-то заступает в караул, Чтобы спал спокойно тот аул. Ну, а мы сидели у костра, Водка, как всегда, была остра. А закуска — суп, еще консервы. Выпили, чуть-чуть ослабли нервы. В сумерках блеснули анекдоты, Кто-то невзначай поддел кого-то. Ну и он ввернул здесь пару фраз, Жизнью подтверждаемых не раз:

«Водки, братцы, много не бывает, Просто нам закуски не хватает!»

Тут бродячий кот прервал беседу В поисках остатков от обеда. Чтоб нахал застолью не мешал, Пистолетом он его пугал. А потом мы в БэТэРе спали И от холода всю ночь дрожали. Утром чуть забрезжило светило, Вертолеты сверху опустились, Мы простились с новыми друзьями, И в тепло, уют умчались сами. Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал — долго не встречался Подошел, а вышло — обознался. Тот же рост и также ладно скроен, Иронически он был всегда настроен, Улыбался в черные усы. Броской был, мужской он красоты. И еще однажды в воскресенье, Земляка отметить день рожденьяСобрались в кругу однополчане. Кружками заздравно застучали. За столом сидел я рядом с ним Сильным, смелым, умным, молодым. Александром звать, а сам из Бреста.Там живет и там нашел невесту, Двое сыновей и мать-старушка… Стукнулись заздравно наши кружки. Пели песни и стихи читали, Я узнал их радости, печали, И хотя они всегда смеялись, В песнях грустные слова встречались: Как в бою ты ранен, враг уж близко, Наклоняется к тебе наемник низко, Вот уже и кольт к виску приставил, Улыбаясь, щуря левый глаз:

«Много красных к черту я отправил, Русского кончаю в первый раз…»

Их по свету много поносило, Всякое в судьбе скитальцев было. Краток о себе его рассказ:

«Выполнять готов любой приказ. Лишь по праздникам погоны носим, В пекло мы пойдем, зачем, не спросим».

Он этапы разные прошел, Орденом за смелость награжден, Был во многих дерзких заварушках. Стукнулись в знак дружбы наши кружки. Многое сумел бы я узнать, Если бы разрешалось рассказать. Он позвал к себе, я отказался, Как всегда на день другой сослался. Мы ценить общенье не умеем, И об этом после сожалеем. Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметилИ подумал — долго не встречался,Подошел, а вышло — обознался. Сумерки спешат уже к окну. Телефон прорезал тишину, Голос в трубке земляка тревожен, Говорит он тихо, осторожно. Говорит, нелепый вышел случай, С болью имя я его услышал. До последнего патрона он стрелял, А потом сознанье потерял. Он погиб как в песне, что мы пели, Раненый — его добить успели, И помочь ребята не смогли, Сашку, что из Бреста, не спасли. Он погиб реально, не в рассказе, Двое сыновей остались сразу.Рослые, с прямым открытым взглядом, Да еще останутся награды… Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал — долго не встречался Подошел, а вышло — обознался. Тот же рост и также ладно скроен, Иронически он был всегда настроен, Улыбался в черные усы. Броской был, мужской он красоты. И до слез обидно мне признаться, Больше не могу я обознаться,Встретившись с похожим человеком, Кто ушел от нас уже навеки!20. Х.1980 года»

Афганцы все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на условленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат. Стыдно за все должно быть другим.

Ввод войск в Афганистан, вне всякого сомнения, был ошибкой. Очаг опасности для нашей страны там был, данных на этот счет имелось достаточно. Разрешать же кризисную ситуацию следовало путем переговоров. Критикуя тогдашнюю власть за эту недальновидность, у нас заодно подвергли поруганию труд солдата, выполнявшего приказ военно-политического руководства с верой в его справедливость. Это ослабило боеспособность армии. Оскорбив и унизив солдата, лидеры государства и общество, лишили себя права на защиту с его стороны.

Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту вторую ошибку. Пока не поздно, пока…

---