Глава 4. «Пасека» (Китай). Ю.И. Дроздов. Вымысел исключен. Записки начальника нелегальной разведки


Глава 4. «Пасека» (Китай)

После возвращения из Германии, несмотря на положительные результаты в работе, мне не нашлось места в центральном аппарате нелегальной разведки. Для него я был новичком. Хоть и опытным, но новичком, а таких туда брали неохотно. К тому же, тогдашнему руководству были известны мои взгляды на организацию работы и использование нелегалов, что отдельными руководителями воспринималось в 1963 г. с опаской и настороженностью.

Я не стал спорить и был направлен отделом кадров на курсы усовершенствования оперативного состава (УСО). Учеба на курсах, обилие свободного времени давали возможность проверить правильность своих взглядов, ознакомиться со взглядами на организацию и ведение разведывательной деятельности других сотрудников разведки.



Время шло, его нет-нет да разнообразили выходки нашей почты. Кто-то, наверное, незлонамеренно, шутя, стал бросать в наш почтовый ящик газету «Жэньминь жибао» на китайском языке. В семье на это не обратили внимания. Но сразу же об этом вспомнили, когда в декабре 1963 г. в кадрах разведки мне предложили прервать учебу и начать подготовку к командировке в КНР. Почему выбор пал на меня, не владеющего китайским языком, не знаю, но резкое обострение советско-китайских отношений требовало организации разведывательной работы по КНР, которую мы прекратили в октябре 1949 г., ко всему прочему, передав китайским органам безопасности свою агентуру, совершив недопустимый для любой разведки промах в угоду пожеланиям и просьбам временных союзников. Ошибочность этого шага сказывается и по сей день.

Задача передо мной была поставлена трудная. Ведь с 1949 г. китайские разведчики и контрразведчики проходили подготовку у нас, были частыми гостями на Лубянке. Мы широко распахнули им свою душу и раскрыли сокровенные секреты, но не обратили внимания на отдельные особенности действий китайской верхушки.

Дипломаты и разведчики-китаисты еще помнили, что после своего прихода к власти, во время первого парада на площади Тяньаньмынь, Мао Цзедун сказал Чжоу Эньлаю:

«Ну что? Несбыточное, как видишь, с советской помощью осуществилось».

На это Чжоу ответил:

«Теперь бы с их помощью и удержаться.»

«Удержимся, но не будешь же ты считать их постоянными союзниками?» — бросил Мао.

Этот вроде бы безобидный обмен мнениями не был случайным, он отражал истинные взгляды Мао Цзедуна. Как стало известно в ходе последующих наблюдений и сбора данных, слегка оправившись после последней гражданской войны и взяв власть в свои руки, китайское руководство еще в 1952 г. развернуло глубоко законспирированную разведывательную работу по СССР, готовило пакет территориальных претензий к Советскому Союзу. Ко всему этому добавлялись острые разногласия по вопросам лидерства и задачмеждународного коммунистического движения, отягощенные еще и отношениями между главами обеих стран.

Начальник Первого Главного управления генерал А.М.Сахаровский, напутствуя меня на работу в Пекине, просил быть осторожным, терпеливым, все перепроверять, не забывать об истории Китая и его отношений с Россией, а также об особенностях психологического склада китайцев, который во многом определяет их отношение к другим странам и их поведение с иностранцами.

В конце августа 1964 г. я улетел в Пекин.

Итак, 1964–1968 гг. я провел в Китае. Пожалуй, это было наиболее критическое время в советско-китайских отношениях. Наши китаеведы и сами китайцы называли его «хорошее плохое» до мая 1966 года, и потом — «плохое-плохое» время.

Постепенно под прикрытием Посольства СССР в Пекине собрался небольшой коллектив разведчиков, которые шаг за шагом включались в работу по обеспечению руководства необходимыми сведениями. Здесь не обошлось и без курьезов. С нас все больше спрашивалисерьезную политическую и оперативную информацию, а это требовало внесения значительных изменений в формы и методы нашей деятельности. Не все сотрудники, помнившие, что «русский с китайцем — братья навек», были готовы к этому. По воле обстоятельств одно из оперативных мероприятий мне пришлось готовить и осуществлять самому. Его результаты дали положительный эффект. Мы обо всем доложили в Москву. Руководство разведки поблагодарило меня за информацию, и выговорило за личное участие: руководи, исправляй, но не лезь сам. Я не обижался на суровость реакции. Я должен был так поступить, чтобы иметь право заставлять других.

Обобщая сегодня весь свой опыт и свою осведомленность по вопросу взаимоотношений в треугольнике Китай-СССР-США, я не могу не согласиться с выводом к которому пришел Пьетро Кваронни в книге «Русские и китайцы. Кризис коммунистического мира»: напряженная обстановка на Дальнем Востоке и в ЮгоВосточной Азии по существу была отражением тогдашнего конфликта между США и Россией. Это очень сложный предмет для рассмотрения, но если проанализировать в этой связи действия политических лидеров с1945 г. по сегодняшний день, подоплека станет видна отчетливо.

Это предупреждение на будущее: в ходе психологической войны США против СССР, приведшей к взвинчиванию расходов на военные цели, наша страна вовлекалась в гонку вооружений и, не доводя дела до открытого конфликта, становилась на путь саморазрушения. Вопрос «кто — кого» в экономической войне, начиная с 1946 года, стал активно разыгрываться на международной политической арене в крупнейшей в истории операции психологической войны, имевшей целью лишить СССР крупнейшего его союзника — КНР. Джордж Ф.Кеннан в статье «Кто выиграл холодную войну» («Нью-Йорк Таймс», ноябрь 1992 г., русское издание) подтверждает это.

Другим подтверждением этому являются материалы конференции «Круглого стола» американских китаеведов, ученых и политиков, проведенной в конце 1949 — начале 1950 гг., где обсуждались два вопроса:

«на каких условиях Китай пойдет против России и как повернуть традиционную китайско-русскую вражду на Север».

Тогда в Китае всего этого нам видно не было, но Центр это чувствовал и направлял наше внимание в сторону западных представителей, количество которых в Пекине постоянно увеличивалось.

В 1964–1965 гг. в Китае уже полным ходом проводилась так называемая «Программа социалистического воспитания», предусматривавшая выявление противников нового режима из числа сторонников «советского ревизионизма» и подготовку населения для участия в строительстве социализма с учетом специфики развития революции в Китае. Тогда еще даже не всем китайцам было ясно, что это было разбегом для «нового скачка». Тревога в обществе нарастала. Осенью 1965 г., будучи вызванным в Москву, я летел в самолете вместе с одним из представителей Швейцарской партии труда, работавшим в партийной школе Шанхая. Завязалась беседа, он обмолвился о том, что слушатели этой школы изучают вопросы управления большими массами населения по книгам, изданным в гитлеровской Германии. И подчеркнул, что китайцы готовят новую большую чистку своих партийных рядов и всего населения. Руководство разведки поручило нам внимательно следить за развитием обстановки в КНР.

26 мая 1966 г. аспирантка Пекинского университета Ван Гуанмей вывесила на стене здания свое гневное «дацзыбао», клеймящее клику противников Мао Цзедуна, стремящихся свернуть Китай на путь советского ревизионизма и американского империализма.

Направление борьбы и враги были указаны. Началась продолжавшаяся около 10 лет «культурная революция», целью которой был пересмотр старых и поиск новых путей социально-экономического развития страны при сохранении внешних политических атрибутов курсана строительство социализма. Если внутри страны наносился удар против сторонников группировки Лю Шао-ци и Линь-бяо, то в области внешней политики главный удар, сопровождавшийся громкой трескотней в адрес американского империализма, ведущего войну с вьетнамским народом, был направлен против СССР.

Я не думал затрагивать эту тему, но публикация в «Комсомольской правде» от 15 февраля 1992 г. «Как мы держали палец на красной кнопке» возвратила меня в год 1967-ой — год наибольшего накала в советско-китайском кризисе.

В течение 1966–1967 гг. обстановка вокруг представителей «советского ревизионизма» продолжала накаляться. Несколько раз наши сотрудники подвергались нападениям со стороны хунвейбинов. Почти целую ночь я провел недалеко от ворот торгпредства в своем новеньком «Москвиче», облитом клеем, облепленным всякими дацзыбао, с выхлопной трубой, обмотанной соломой (гори, ревизионист, сам себя подожжешь, если заведешь мотор). Напряженность нарастала. Хунвейбины подвергли городок посольства двухнедельной физической и звуковой блокаде, вынудившей нас с помощью других дипломатических представительств провести эвакуацию членов семей.

Чтобы снизить накал, мы решили организовать торжественно-траурные проводы на Родину трех погибших в ДРВ советских воинов-ракетчиков. На площади перед зданием посольства, к удивлению хунвейбинов, устроили митинг и через громкоговоритель рассказали всему Пекину, что прощаемся с воинами, которые отдали жизнь, защищая небо Вьетнама. Машина с телами погибших прошла перед строем сотрудников советских учреждений, ворота распахнулись и она медленно двинулась в сторону аэропорта сквозь расступившуюся толпу ранее бесновавшихся хунвейбинов. Они более или менее притихли на несколько дней. А потом пошли на штурм городка посольства, разгромили здание консульства и сожгли будку привратника. В самом здании посольства были перебиты все стекла первого этажа. Провокация была явно рассчитана на разрыв дипломатических отношений. Но русские нервы оказались достаточно крепкими. Последовавшая затем встреча А.Н.Косыгина с Чжоу Энь-лаем в пекинском аэропорту на некоторое время сняла острое напряжение.

Незадолго до штурма посольства хунвейбинами нашим сотрудникам удалось побывать в провинции Хейлунцзян и Харбине и встретиться с нашими престарелыми соотечественниками. Один из них рассказал, что китайские власти выселили его с принадлежавшей ему пасеки, превратили ее в огромный ящик с песком, какие бывают в классах тактики военных академий. Представленная на нем местность отображает участок сопредельной советской территории. Старый 84-летний амурский казачий офицер этим был очень озадачен.

Представитель фирмы «Крупп» в Пекине в беседе со мной обозвал русских дураками, которые не видят, что делается под их носом. Он выражал обеспокоенность, поскольку бывал там, куда советских давно не пускали. «Крупп» это сталь, а сталь нужна для войны.

Мои западные коллеги, наблюдавшие за советско-китайскими пограничными отношениями, осторожно давали понять, что китайцы усиливают войсковую группировку на границе с СССР.

Мы обобщили эти и другие данные и направили сообщения в Центр, изложив просьбу проверить информацию средствами космической, радиотехнической, военной и пограничной разведки. Ответа не последовало.

Осенью 1967 г. я прилетел в Центр в отпуск, где мой прямой начальник заявил, что мои шифровки вгонят его в очередной инфаркт. Я промолчал. В нашем подразделении мне рассказали, что тревожная шифровка была направлена в инстанции, откуда вернулась с грозной резолюцией: «Проверить, если не подтвердится, резидента наказать».

Проверили. Все подтвердилось. Не извинились. Не принято.

В 1969 г. в районе, близком к пасеке, произошел известный вооруженный конфликт.

Предупреждений настораживающего характера разведкой делалось в последние годы предостаточно, в том числе и относительно ряда столь болезненно переживаемых сегодня явлений. Не повторяем ли мы вновь ошибки, приведшие к июню 1941 года, не подтверждаем ли истину, что русский мужик задним умом крепок? А ведь предупреждения разведки выстраданы ценой неимоверного труда разведчиков.

…Все пережитое в те напряженные во всех отношениях годы — материал для отдельной и большой книги. Вероятно, когда-нибудь наступит и ее очередь. Работа в Китае дала мне возможность понять эту страну и даже полюбить за ее самобытность. У меня там осталось много друзей-китайцев, которые, надеюсь, еще помнят меня. Сегодня я с большой признательностью вспоминаю наших послов С.В.Червоненко, С.Г.Лапина, дипломатов Ф.В.Мочульского, Ю.И.Раздухова, А.А.Брежнева и других, которые тогда помогли мнеосвоиться в новой стране, где европейцу невозможно раствориться.

В трудные годы «культурной революции» в КНР во второй половине 60-х годов у меня сложились хорошие отношения с дипломатами социалистических и капиталистических стран. Волна крайнего национализма и экстремизма, обрушившаяся в ту пору на иностранный дипкорпус, сблизила нас, заставила помогать друг другу в трудные минуты. Одной из жертв «культурной революции» стала Людмила Малова, одного дипломата Посольства ГДР в Пекине, хорошая знакомая моей жены.

В магазине «Дружба» на улице Ванфуцзин один из китайских экстремистов, находящийся то ли в полупьяном состоянии, то ли в патриотическом дурмане, ударом секача для рубки мяса по нижней челюсти тяжело ранил ее. Она упала на пол, обливаясь кровью, а он, с криками «смерть советским ревизионистам», тем же секачом пытался вспороть ей живот, видя, что она беременна. Нападавшего сотрудникам магазина удалось задержать. Людмилу Малову срочно доставили в госпиталь, где ей была оказана помощь. Ребенок был спасен. Позднее она и ее муж рассказывали нам, как в госпитале ее посетил заместитель министра иностранных дел КНР Ван Бин-нань, который выразил сожаление, что «жертвой стала жена дипломата ГДР», но призвал «с гордостью носить шрам от ранения, полученного ею в борьбе с советским ревизионизмом».

В дни «культурной революции» разгрому подверглись также Посольства Великобритании и Монголии в Пекине. Стихийно возникшая тогда «солидарность» европейских дипломатов помогла англичанам пережить трудное время. Видимо, этим можно объяснить тот факт, что советник-посланник этого посольства господин Вилфорд прислал мне и некоторым другим советским дипломатам приглашение правительства Ее Величества посетить Англию в удобное время. К сожалению, подходящего для этого случая пока не было.

Представителями какой бы страны мы ни были, но при последующих встречах в Европе, Америке или Юго-Восточной Азии мы всегда находили возможность даже в трудных вопросах прийти к выгодному компромиссу.

В конце командировки мне передали просьбу Ю.В.Андропова: кроме оперативного отчета, описать свое впечатление о работе в Китае и обстановке там. В течение месяца я трудился над своими записками «Четыре года в Китае», излагая все, как мне представлялось нужным. Эта «своеобразная» работа читалась руководителями КГБ и Инстанцией, как сказал мне Ю.В.Андропов, возвращая ее, испещренную разноцветными пометками и подчеркиваниями. Видимо, она все еще хранится где-то в архиве, изредка напоминая заинтересовавшимся о тех далеких временах. У меня же осталась красная эмалированная металлическая табличка, сделанная досужими хунвейбинами, с номером здания Посольства СССР в Пекине и надписью:

«Улица советских ревизионистов, 1».


 

(Visited 100 times, 1 visits today)

Оставить комментарий

Перейти к верхней панели